← Февраль 2010 → | ||||||
20
|
||||||
---|---|---|---|---|---|---|
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://https://fergana.site
Открыта:
21-03-2000
Статистика
0 за неделю
Имя Розы. Ее жизнь развалилась вместе с Советским Союзом
Имя Розы. Ее жизнь развалилась вместе с Советским Союзом Эти и другие фотографии Виктории Ивлевой – в Галерее «Ферганы.Ру» (большого размера) Мы снова возвращаемся к теме вооруженного противостояния в Таджикистане в 1990-97 годах. Сегодня мы предлагаем читателям документальный рассказ (язык не поворачивается назвать его «статьей»), который был опубликован в московской «Новой газете» пять лет назад. Известный журналист и фотограф Виктория Ивлева, работавшая во многих странах мира, не говоря уже обо всех без исключения республиках бывшего СССР, уверяет, что автор этой истории не она – а сама ее героиня Роза. И эта история – она из многих трагических иллюстраций жестокой и бессмысленной гражданской войны, сломавшей тысячи человеческих судеб. Фотографии любезно предоставлены «Фергане.Ру» Викторией Ивлевой. См. также в Галерее «Ферганы.Ру». 21 декабря 1991 года в заснеженном лесу, кишащем зубрами, росчерком перьев трех мужчин в черных костюмах, белых рубашках и темных галстуках (впрочем, может быть, они были в свитерах) был упразднен Советский Союз. Года и девяти дней не дожил он до семидесятилетия, пережив многих из поколения 1922 года рождения. Жизнь он прожил страшную, а в вечность отошел прозаически тихо. Во всяком случае, так казалось жителям двух столиц. На окраинах же империи дело обстояло по-другому: количество людей, вынужденных перемещаться, бежать, спасая жизни своих детей и свои собственные, исчисляется сотнями тысяч. Нам об этих страданиях не известно почти ничего… ИМЯ РОЗЫ Гражданская война началась на пустыре около Розиного дома, и следы от пуль и снарядов видны на нем до сих пор. Перед этим, конечно, были массовые митинги на главной площади Курган-Тюбе, но стрелять начали именно рядом с Розой.
Ее дом стоял как раз между вовчиками и юрчиками. Юрчиками считались те, кто как бы был «за советскую власть», а вовчиками — кто как бы был в оппозиции, против, и то ли за исламскую республику, то ли еще за что-то. В общем, против. И в вовчики, и в юрчики записывали не по политическим симпатиям, а в основном по району Таджикистана, из которого ты был выходцем. Розина семья стала вовчиковской автоматически. Перестрелка с каждым днем усиливалась, и они отправились в Пяндж — это в сторону границы с Афганистаном — к родителям Розиного мужа Саади. С собой особо ничего не взяли — так, немного денег да одежду для себя и детей: Рахмону было 6 лет, а Озоде — 4. Вернуться рассчитывали через пару недель. Вышло — через жизнь. 27 декабря 92-го года началось наступление на Пяндж. Вовчики отступали. Поток людей из окрестных кишлаков хлынул к границе. Кто-то кинулся к русским в погранотряд, но солдаты встали на крыше, крича: «Не подходите, мы вас расстреляем», и начали стрелять в воздух. Небо было все в гари, на нейтральной полосе стояли чьи-то трактора, валялись палатки, сундуки, ковры, холодильники — и тьма орущих людей вокруг. Саади кричит: — Надо уходить, нас здесь убьют. В колючей проволоке был уже разрыв метров 5—6, народ ломился туда с телегами, груженными бог знает чем, — казалось, всех засасывает в бездонную дыру. Потом они шли по какому-то болоту, реке, зарослям, траве, тростнику, они шлепали, хлюпали по этой грязи, все были мокрые, люди падали, бросали свои вещи и продолжали брести по полузасохшим руслам реки, пока не вышли к брезентовым палаткам оппозиции…
Стало смеркаться, и пришлось заночевать под открытым небом: в палатках уже не было места. Пошел мокрый снег, люди натащили палки, навесили на них ковры и курпачи (одеяла), но холод все равно был жуткий. Ночью пришли какие-то ребята и сказали, что всех мужчин, которые попытались спрятаться в погранотряде, юрчики расстреляли. Становилось понятно, что единственный выход — уйти в Афганистан. У некоторых людей были покрышки от колес, чтобы переправиться через пограничную реку Пяндж, у Розы и Саади покрышек не было. Роза, и без того не хотевшая уходить, испугалась, что и она, и дети просто замерзнут в холодной воде и утонут. Она наотрез отказалась переплывать реку: — Я там никого не знаю. И за что нас должны убивать? Мы ничего никому не сделали. Саади куда-то ушел, вернулся понурый-понурый и стал собираться… Мужчины его поторапливали. Он плакал, не стеснялся. Дальше мой рассказ будет перемежаться с воспоминаниями Розы, выкинуть из которых я не смогла ни одного слова: «Я вот не помню, целовал ли он меня на прощание, а помню, как он сильно плакал и все говорил мне: — Самое главное — ты выживи, Роза, и детей спаси. Постарайся уехать к матери на Украину (моя мама — украинка, а папа — таджик, меня часто называли русской). И несколько раз Саади повторил: — Помни, честь дороже всего. Так мне в память и врезались — его плачущее лицо и эта фраза…
Они погрузили на лошадь ковры, но до Афгана ковры не доехали — лошадь под их тяжестью стала тонуть в реке, и пришлось ковры срезать… Все мужчины и подростки ушли. Начался обстрел. Били из минометов. Страшно было до ужаса. И я стала верить, что нас убьют, и хотела, чтобы если убили, то всех троих сразу…». Освободилось несколько мест в палатках, но сидеть там можно было только на корточках — так Роза и провела два дня, прижав к себе детей. Сколько лет прошло с того сидения, а она все мучается болью в коленях… У тех, кто оставался на улице, за ночь умерло несколько детей — утром нашли скорчившиеся от холода трупики. И люди ходили, просили — хоть одеяло, хоть что, чтобы закутать оставшихся, — но никто не дал, и Роза не дала, потому что тогда бы ее дети погибли. Там уже не было милосердия, каждый был сам за себя, кончались припасы, и никто ни с кем не делился. Наступил третий день. Приехал БТР с красным флагом, в нем были таджики, и они стали звать людей обратно, говоря, что их никто не тронет. «Мы побрели назад. А на поле лежали трупы, и был там один такой красивый мальчик с длинными-длинными ресницами и полуоткрытыми глазами, и снег падал и не таял ни на щеках, ни на ресницах. А рядом лежал другой, и его глаза были полны травы, которую нанес ветер. И так мне стало жалко их, но мы прошли мимо, мы не могли их похоронить — мы боялись, мы даже боялись плакать… Нас остановили вооруженные люди, приставили моего старика-свекра к стенке: — Эй ты, вовчик, где твои сыновья? Он говорит: — Я не знаю. Они ушли в Афганистан. — Ну тогда ты пойдешь с нами. Я стала орать: — Отпустите его, отпустите его. А они дали автоматную очередь по асфальту в мою сторону и матом на меня: пошла вон отсюда. У меня коленки подкосились, я села на задницу и описалась. Сижу и встать не могу, как будто ноги отказали. И я думала — если подползу к старику, они меня убьют, они так и сказали мне: если, сука, ты не заткнешься, мы тебя застрелим. И еще дали очередь по асфальту. Потом погрузили старика в машину и уехали.
Ночью раздались жуткая стрельба, крики. И я вдруг понимаю: они кричат «Соли нав!» — Новый год! Я и забыла — это было 31 декабря. Я всю ночь проплакала, вспоминая, как мы его встречали раньше — с елкой, детьми и Саади…» Здесь наши с Розой пути чуть не пересеклись. Я была в Пяндже 5 января. В те дни многие парни залезали на высокие деревья грецкого ореха и орали через реку тем, кто ушел, пытаясь найти своих; колючая проволока еще не была починена, по нейтральной полосе бродили несчастные бабы в халатах — Роза могла быть одной из них, мы просто тогда не знали друг друга. Валялись остатки прежней жизни — даже чьи-то застрявшие в непролазной грязи «Жигули» — и таскались мычащие недоеные коровы. На следующий день удалось вызволить старика, а потом женщины пошли по городу искать убитых родственников. Я помню эти дни в Пяндже: кровь была повсюду, в гостинице везде на полу была застывшая кровь — сгустки крови, как холодец. Тетки в цветастых платках ступали по ней калошами, а она дрожала. Много трупов было под навесом в Колхозстрое — человек двадцать; кто-то лежал, а кто-то сидел вдоль стены со связанными руками. Среди них Роза и нашла Хасана: «Он сидел с закинутой головой, и, когда я голову подняла, на руку вылились мозги серовато-молочного цвета. Стало не то что противно — как спазм какой-то случился, и меня вырвало. Потом в яме мы увидели еще людей — полуприсыпанных землей, в глазах была земля — застывшие трупы, из них торчали руки-ноги, их было уже не опустить вдоль тела. Здесь же рядом два каких-то старика копали могилы. И все это было молча — так страшно, тишина была ужасная. Неподалеку стояли победившие солдаты, и мы, чтобы их не раздражать, старались все делать незаметно. И вдруг среди этой немыслимой тишины у меня началась истерика. Я стояла, облеванная, среди трупов и орала: — Бог, я не верю, что ты есть, тебя нет, я не верю. Как ты мог все это допустить? Ты врал, что ты есть! Несколько дней я не могла есть. Закрою глаза — передо мною трупы со вздернутыми руками. Мне хотелось хоть какого-нибудь конца всему этому — любого…». На маленькие золотые сережки, вынутые из ушей, Роза доехала до Курган-Тюбе, чтобы увидеть, что их с Саади квартира разграблена и в ней живет какой-то мужик из победителей. В самом конце января Роза с детьми, распродав последнее, что было, с великими трудами добралась до Душанбе и умудрилась сесть в поезд, идущий в Москву. Денег у нее не было совсем, дети были завернуты в немыслимые тряпки, все четверо суток дороги они ели то, что давали люди в вагоне. В Москве ее встретили дальние родственники из Рязани. На перроне Роза вдруг полностью потеряла память. «Я забыла, как меня зовут, кто я, какой это город, куда я еду. Единственное, что помнила, — что вот этих детей я почему-то должна охранять, имена их тоже забыла. Я сидела на полке в поезде, полностью отупевшая, сжимая руки детей. Все вышли, а мы все сидели. Родственники, видимо, стали искать меня по всему составу. Увидели — двоюродный брат бросился ко мне: «Роза-Роза-Роза! Что с тобой?». И вот тут я вдруг опять все вспомнила — да, ведь я же Роза, я еду к маме на Украину, это мои дети, Рахмон и Озода, я должна их спасти. Я поняла, что все закончилось. Мы вышли на платформу — я села на землю и заплакала, ничего не могла с собой поделать, сижу и реву — так долго, ручьем, мимо люди идут, мне начали деньги бросать…». Роза поселилась у мамы в Винницкой области, устроилась на работу, дети пошли в сад. От Саади не было никаких известий, в Таджикистане по-прежнему шла война…
Однажды в конце весны Розе позвонил ее дядя Эдик: — Ты маешь яких знайомых в Москве? Жинка звонила и казала, шо ей трэба Курбонову Розу. Будэ звонить еще. Роза примчалась к нему. — Вы Роза? — спросил женский голос по телефону. — Да, — сказала Роза и почему-то заплакала. На том конце тоже почему-то захлюпали носом. — Вам привет от Саади из Афганистана. Это была я, только что вернувшаяся из лагерей таджикских беженцев на бывшей советской военной авиабазе в Кундузе. Таких, как Саади, на этой базе было несколько тысяч: кто-то пытался шевелиться, искал работу в городе, но большинство пребывали в полнейшей апатии. После бегства из Пянджа прошло четыре месяца. Моя записная книжка пухла от фамилий, телефонов и адресов по всей России, по которым я должна была позвонить и передать или привет, или просьбу, чтобы помогли вырваться. А вырваться — это уехать в любое место, кроме Таджикистана. Домой ехать боялись. Саади тоже дал мне телефон каких-то двух старушек в Душанбе: если они живы, то могут знать, где жена и дети. …Шелестящий засушенный голос ответил мне после двадцатого звонка: нет-нет, она сама еще жива, это сестра уже ушла в вечность. Про Розу ничего не знает, но пороется — может быть, найдет адрес родственников. Вы перезвоните. И я перезваниваю. И она дает какие-то телефоны в Украине. И вот я набираю номер Розиного дяди (см. выше). И Роза через несколько дней приезжает ко мне в Москву. Она перебивает, не дает мне говорить, заставляет сто раз повторять одно и то же, приговаривая: он, наверное, худо-ой-худо-ой — и плачет, и смеется. И мы разрабатываем гениальный план вызволения Саади из беженцев. В нашем плане добровольно участвовал Розин дядя, его роль фактически и стала решающей — дядя взял на работе справку, что Саади работал в Украине инженером в дядиной конторе, а в Таджикистан поехал в отпуск. Это была охранная грамота — на основании такой бумаги управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев давало людям сопровождение до Душанбе и помогало выехать из страны. На тот момент это означало остаться в живых. Я вернулась обратно в Афганистан, везя такие или похожие бумажки, добытые родственниками попавших в беду людей, еще нескольким смешанным семьям — русские жены — таджикские мужья, неизвестно какой национальности дети. Всем им российское консульство в Мазари-Шарифе отказалось помочь в выезде в Россию, что-то бормоча о непроставленном российском гражданстве или необмененном паспорте. Господи, ну что в том постсоветском бюрократическом бардаке могли понимать в гражданствах и паспортах простые люди, жившие на окраинах разваливающейся империи?
Саади, как и в первый мой приезд, по-прежнему лежал на грязной курпаче в маленькой каморке, стены которой были покрашены темно-синей масляной краской до половины, документу обрадовался, но отнесся недоверчиво. Передал для Розы немного денег, и мы расстались. Что двигало мною? И вообще, как объяснить то время? Не пепел Клааса, но человеческая порядочность Рауля Валленберга явно стучала в сердце, заставляя не молчать и не проходить мимо. Это была необъявленная война наивных индивидуумов с остатками — как тогда казалось — подлой власти. Наличие восточной фамилии еще не свидетельствовало о причастности владельца к мировому злу, люди просто выручали друг друга, ощущение беды еще было общим. Это были те славные времена, когда мы — очень недолго — помнили, что каждый из нас что-то значит и что-то может. И я была одним из тех романтиков. Благодаря этой моей наивной романтике четыре смешанных семьи — всего 32 человека — смогли выехать в Россию. С одной из этих семей — милыми моему сердцу Раей и Тураджоном, их пятью детьми и уже семью внуками — мы дружим до сих пор. Вернусь к Розе. Однажды в программе новостей она увидела сюжет из Таджикистана о том, как на родину возвращаются беженцы, как они заселяются обратно в свои дома и как жизнь в целом становится лучше и явно веселее. Прошло два года; ни Саади, ни весточек от него все не было. Розе казалось, что если она будет дома, в их квартире, он это почувствует и обязательно появится. И Роза пишет президенту Таджикистана Рахмонову. И начинается тысяча и вторая сказка Шахерезады — ей предлагают вернуться в Курган-Тюбе и возвращают квартиру. И она опять едет с двумя детьми через три независимые страны — Украину, Россию, Узбекистан — домой.
...В квартире не было даже розеток, по комнатам гулял ветер — стекол тоже не было. Роза была первой женой вовчика, которая вернулась. За ней по городу бегали мальчишки и орали полунеприличный стишок: Урус-кукуруз Халта пури гуз, что примерно можно перевести так: Русский — кукуруза, Напе…дел в штаны от пуза. Контейнер с вещами из Украины задерживался, Роза отвезла детей в деревню к свекру (там хотя бы была еда), заперла две комнаты из трех и стала обживаться заново. «Я жила только одним днем — поняла, что чокнусь, если буду думать обо всем сразу. Нашла где-то на помойке каркас газовой плиты, еще у меня были сковородка, чайник, масло и картошка. Я варила себе утром в сковородке две картофелины, на завтрак пила картофельную воду — вкуснота была незабываемая. Мне кажется, я в то время была ужасно худенькая и красивая… Потом пришел контейнер с вещами. Там был мешок промокшего сахара, я отбивала кусочки молотком и пила чай… Знаешь, эта война меня многому научила. Раньше я была такая меркантильная — стыдно вспомнить. Однажды с Саади дело чуть до развода не дошло из-за разбитой хрустальной вазы…». А Саади все не было. Из моего письма Розе весной 95-го года: «Я понимаю, как тебе трудно, но не осуждай Саади, лучше пожалей. Ты пишешь, что он может быть в Кундузе. Ты же знаешь, я была там, там я его и встретила. Роза, это ужасная жизнь — в бывших советских казармах, в грязи, в полной зависимости от тех, кто тебя накормит, без родины, без дома и без всяких перспектив. Поверь, тебе лучше, чем ему. Ты у себя дома, как бы ни был дом беден, ты со своими детьми, которым ты нужна, но и они нужны тебе — такой сообщающийся сосуд. Вокруг тебя друзья и знакомые. А он, скорее всего, как несчастный одинокий волк… Как было сказано в одном фильме: «Каждого человека есть за что если не полюбить, то хотя бы пожалеть».
Абсолютно счастливый конец Последний раз мы виделись недавно — я была у Розы в том самом доме, с которого началась война. Сейчас Роза работает во французской неправительственной организации «Актед» инженером в программе по водоснабжению, мотается по всему Таджикистану, помогает сельским людям устанавливать колодцы, грамотно рыть скважины и ставить насосы. Она пишет замечательные поэтические отчеты о своих поездках, она знает жителей кишлаков по именам. Забиралась даже на Памир в пятидесятиградусный мороз, где демонстрировала приготовление пищи в печи, которая работает от энергии солнца. «В тот день было солнечно, и приготовление пищи заняло три часа. Люди были просто удивлены происшедшим, задавали много вопросов, радовались», — пишет Роза. Рахмон учится в Душанбе в университете и живет у тети, которая вместе с ним и мамой пережила войну в Пяндже. Озода учится в русской школе, пишет сочинения про Есенина, и никто ее не обзывает «урус-кукуруз». P.S. Саади вернулся в Таджикистан в 1997 году среди последних возвращавшихся беженцев — с новой женой и ребенком. Виктория Ивлева, Москва – Душанбе - Курган-Тюбе - Пяндж - Шерхан-Бандер - Мазари-Шариф - Кундуз - Москва, 1992-2005. Новая газета, 12.12.2005
Пакистанские СМИ: На Мальдивах прошла тайная встреча талибов и афганского правительства Как сообщает 18 февраля пакистанское онлайн-издание The Natilon, в конце января 2010 года на курортном острове Бандос прошли трехдневные мирные переговоры между представителями движения «Талибан» и правительства Афганистана. Факт встречи, состоявшейся накануне лондонской конференции по Афганистану, держался в тайне до вчерашнего дня, когда о ней сообщил пресс-секретарь Мальдивской Республики Мухаммед Зухейр. При этом он отметил, что непосредственно руководство Мальдив не участвовало в переговорах, но знало о них. «Наша позиция такова: мы хотели бы поддержать любые мирные инициативы», - подчеркнул Зухейр. Официальный источник на Мальдивах рассказал The Times, что в переговорах принимали участие «некоторые люди Карзая» и представители «умеренных» талибов. Так, на встрече талибов представлял сын Гульбеддина Хекматиара - известного полевого командира и бывшего афганского премьер-министра. В правительственную делегацию входили четыре законодателя и соратники Ахмад Шаха Масуда, покойного лидера антиталибского Северного альянса, который был убит террористами «Аль-Каиды» за два дня до событий 11 сентября 2001 года в США. Позже, на конференции в Лондоне, президент Афганистана Хамид Карзай объявил, что те талибы, которые откажутся от вооруженной борьбы, от сотрудничества с «Аль-Каидой» и проявят лояльность к действующей власти, будут амнистированы. В свою очередь, пресс-секретарь «Талибана» Забихулла Муджахид выступил в интернете с заявлением, что единственным решением для западных стран будет полный вывод войск. По мнению талибов, все заключенные в тюрьмах Гуантанамо и Баграм должны быть освобождены, лидеры «Талибана» должны быть удалены из черных списков ООН, а само движение продолжит сражаться с оккупантами, пока полностью не освободит страну.
Правозащитник Умед Тохиров: «Акциями Рогуна в Таджикистане выдают зарплаты и пенсии» На фото: Акции Рогунской ГЭС. Изображение большего размера – в Галерее «Ферганы.Ру» После того, как президент Таджикистана Эмомали Рахмон призвал свой народ на собственные деньги построить Рогунскую ГЭС, в стране начался акционерный бум. Руководители предприятий, директора школ говорили о том, с каким воодушевлением народ откликнулся на просьбу президента. По данным министерства финансов республики, было выпущено 5 млн. акций и сертификатов ОАО «Рогунская ГЭС» на сумму 6 млрд сомони (около $1,3 млрд). Акции будущего гидроузла выпущены номиналом 100 сомони, сертификаты акций - номиналом 500, 1000 и 5000 сомони. Таджикские СМИ время от времени пишут, как народ, больше половины которого живет за чертой бедности, добровольно приобретает акции Рогуна. О том, что эта добровольность иногда носит строго-принудительный характер, свидетельствует таджикский правозащитник Умед Тохиров, который написал открытое письмо президенту Таджикистана Эмомали Рахмону. Вот текст этого письма. Уважаемый президент! Из достоверных источников поступает информация о массовых нарушениях прав человека в Бободжонгафуровском районе Согдийской области. После принятия правительством Таджикистана решения о реализации акций Рогунской ГЭС, граждане стали активно принимать участие в этом благородном деле. Строительство Рогунской ГЭС позволит таджикистанцам стать энергонезависимыми. Наступит, наконец-то, светлое будущее. В прямом смысле этого слова. Люди перестанут ощущать дефицит электроэнергии в зимнее время. Более того, данный проект будет способствовать росту экономики страны, позволит наладить нормальную деятельность многих предприятий, вынужденных остановить свою работу по причине отсутствия электричества. Появятся новые рабочие места. Однако экономическое развитие страны ни коим образом не должно сопровождаться нарушениями прав и свобод человека и гражданина. Реализация акций Рогунской ГЭС должна иметь добровольный характер. Нельзя принуждать человека покупать акции. Об этом Вы говорили в одном из недавних обращений. Но на деле происходит обратное. Получается, что местные органы власти игнорируют требования главы государства. Исполнительные органы государственной власти на местах проявляют, на мой взгляд, лжепатриотизм. Озабоченность вызывает тот факт, что этот патриотизм приобретает состязательный характер. У какого председателя (района, города, области), у какого руководителя (ведомства, ГУП, школы, войсковой части) больше всего приобретут акций, в каком регионе больше всего любят и поддерживают власть. Из независимых источников, заслуживающих доверия, стало известно, что работники бюджетных организаций Бободжонгафуровского района не могут получить свою зарплату в полном объеме, так как часть денег направлены на покупку акций Рогунской ГЭС. Человек приходит за зарплатой, а ему вручают акции. При этом никто не спрашивает его согласия. Все за него уже решили. А чем ему кормить своих детей? Акциями? Представители хукумата (руководства района) обходят все домовладения и требуют у граждан показать свои акции, проверяют их наличие. При отсутствии акций, их заставляют приобрести. Пенсионеры также лишились около 50 процентов своих пенсионных сбережений. Доходит даже до того, что у школьников, несовершеннолетних детей, требуют денег на покупку акций. Винить в этом преподавателей не стоит потому, что их самих заставляют. Заставляют местные органы государственной власти. Все это сопровождается угрозами увольнения. Статья 35 Конституции Республики Таджикистан запрещает всякие ограничения в трудовых отношениях и гарантирует равную оплату за равный труд. Если еще на начальном этапе этой кампании власти не соблюдают прав человека, то где гарантия, что акционеры Рогунской ГЭС смогут получать свои дивиденды. Где гарантия, что собранные средства будут использованы по назначению? Ведь наша страна одна из самых коррумпированных стран мира. Я выражаю свой решительный протест по поводу применения принудительных мер по реализации акций Рогунской ГЭС. Если гражданин имеет желание и средства для покупки акций, он приобретет их добровольно, по собственному желанию. Нельзя принуждать к этому всех граждан. В Таджикистане еще немало семей, живущих за чертой бедности. Большинство взрослого населения страны вынуждены искать работу в России, чтобы прокормить свои семьи. Я обращаюсь к Вам как к гаранту соблюдения прав человека с требованием принять соответствующие меры по отношению к руководству администрации Бободжонгафуровского района Согдийской области, остановить массовые нарушения прав и свобод человека. Пора отказаться от практики принуждения, от устаревших советских методов управления! Вместе с тем я требую создать Независимую Общественную Комиссию по контролю над использованием средств из фонда строительства Рогунской ГЭС и включить в ее состав представителей гражданского общества, НПО и СМИ. Граждане ИМЕЮТ ПРАВО знать, куда и как расходуются их средства, направленные на поддержку строительства Рогунской ГЭС. «Фергана.Ру» связалась с правозащитником Тохировым, чтобы уточнить подробности. По его данным, власти требуют, чтобы каждая семья владела акциями на сумму 5000 сомони (около 1135 долларов). Время от времени представители властей обходят дома и требуют показать, сколько у людей на руках акций. Если акций, как им кажется, мало, то требуют купить еще. Самый простой способ заставить людей купить акции еще не построенного предприятия – это выдать акциями часть зарплаты или пенсии. По словам У.Тохирова, некоторым малоимущим пенсионерам, получающим пенсию 200 сомони, выдали на руки всего половину этой суммы, и дали придачу акцию Рогуна достоинством в 100 сомони. Похожая ситуация с бюджетниками: врачами и учителями. По информации У.Тохирова, в одной из школ Бободжонгафуровского района преподаватели получили зарплату акциями Рогуна. И это притом, что зарплата учителя примерно 300 сомони, на которые очень трудно прокормить семью, а тем более делать какие-либо сбережения «на черный день». Как объяснил У.Тохиров, максимальная зарплата учителя – 500 сомони, но ее можно получить при максимальной загрузке, работая по шесть дней в неделю и давая по двенадцать уроков в день, в две смены. От школьников требуют принести, в среднем, по 20 сомони – чтобы школа «вскладчину» тоже купила акции.
Источники «Ферганы.Ру» в Таджикистане косвенно подтверждают сказанное У.Тохировым. По нашим данным, у учащихся одной из школ на севере Таджикистана, действительно, собирали деньги на акции Рогуна (требовали принести по 3-5 сомони). По 100 сомони собирают у студентов. Получать часть зарплаты акциями стали не только бюджетники. По словам У.Тохирова, руководители некоторых предприятий различной формы собственности приобретают акции за счет зарплат своих сотрудников, доказывая тем самым свою полную лояльность по отношению к властям. Когда люди начали требовать зарплату в полном объеме, то им было отказано: руководители предприятий невнятно ссылались на решение хукумата района и на указ президента. «Хотя ведь президент страны Эмомали Рахмон в своих выступлениях осуждает принудительные меры по реализации акций Рогуна, - говорит У.Тохиров. – Рахмон, наоборот, призывает местные органы власти отказаться от устаревших советских методов управления. Мне непонятно: либо президент страны народу говорит одно, а с подчиненных требует другое, либо местные органы власти игнорируют слова президента». У.Тохиров объясняет старательность местных властей традицией предугадывать желания президента и верховной власти и выполнять их распоряжения «с максимальным эффектом». «Они привыкли лизоблюдством выказывать свою лояльность к руководителю страны, - говорит правозащитник. – Если требуется приобрести акции Рогунской ГЭС, скажем для примера, на один миллион сомони, то местные органы власти приобретут акций в два, а то и в три раза больше, потому что они еще и между собой соревнуются, кто больше любит власть. Это все издержки советской, коммунистической идеологии, прежних соцсоревнований. Но Таджикистан выбрал демократический путь развития, мы строим правовое государство. Если бы местные власти избирались народом, то председатель хукумата района или области думал бы о своих гражданах, о своих избирателях. А сейчас руководители районов и областей назначаются президентом, поэтому, конечно, их интересует, только как сохранить свое кресло». По словам У.Тохирова, «в Таджикистане права человека изучают в школах не в качестве факультативного курса, а как полноценный предмет, по которому выпущен учебник для 10-11 классов общеобразовательных школ. Но несмотря на это, менталитет не позволяет людям идти в суд защищать свои права. Если вам против вашей воли дают вместо зарплаты акции Рогунской ГЭС – вы имеете право обратиться в суд! Но эти проблемы обсуждаются только на кухне, никто не решается высказаться открыто». Соблюдение (вернее, несоблюдение) прав человека в Таджикистане влияет и на экономическое развитие страны. Инвесторы только тогда смогут вкладывать свои капиталы в экономику, когда государство сможет гарантировать защиту инвестиций. «Если на начальном этапе кампании по поддержке строительства Рогунской ГЭС власти позволяют себе принуждать граждан к приобретению акций Рогуна, то где гарантия, что собранные средства пойдут по назначению? Где гарантия, что многочисленные владельцы акций Рогунской ГЭС смогут получать свои дивиденды? – говорит У.Тохиров. - Государство много раз обманывало своих граждан. В Таджикистане немало состоятельных людей: «подпольных миллионеров», бизнесменов. Но и они с опаской относятся к инициативе государства по реализации акций Рогуна. Не верят они в государство. Власть это знает и поэтому принуждает людей покупать акции. Я уверен, если бы таджикские бизнесмены были уверены в гарантиях со стороны государства, то они могли бы без принуждения вкладывать свои капиталы в строительство ГЭС».
Кыргызстан: Власти могут отказаться от повторного повышения тарифов на тепловую и электроэнергию 18 февраля, выступая на открытии детского сада в Бишкеке, президент Кыргызстана Курманбек Бакиев заявил, что второго этапа повышения тарифов на тепловую и электроэнергию не будет, передает пресс-служба главы государства. По словам президента, уже назначен аудит независимой международной компании, от итогов которого и будет зависеть перспектива повышения тарифов. Напомним, что в ноябре прошлого года правительство решило повысить стоимость тепловой и электрической энергии с 1 января 2010 года в два раза, а с июля 2010 года - в пять раз относительно прежних цен. До повышения стоимость одного киловатт-часа электроэнергии составляла в среднем 71 тыйын, а 1 гигаколория тепла - 500 сомов ($1=44,8 сома). Свое решение о столь резком росте цен правительство аргументировало изношенностью оборудования, которое дошло до аварийного состояния из-за того, что прежние власти боялись пойти на столь непопулярные меры, как повышение тарифов, и в ближайшем будущем могла бы возникнуть технологическая катастрофа. Сегодняшнее заявление президента стало первым знаком того, что власти, учтя недовольную реакцию населения на повышение тарифов, пытается скорректировать свое поведение. Кроме того, политическая оппозиция пытается использовать рост тарифов для консолидации протестного потенциала против действующего президента, которого обвиняют в желании «продать стратегический энергетический сектор страны». Неделю назад лидер киргизской оппозиции Р.Отунбаева призвала власти немедленно ввести мораторий на новые тарифы, пригрозив широкомасштабными акциями протеста. В сегодняшней речи Курманбек Бакиев отметил, что «можно было бы и не повышать тарифы, и не было бы недовольства населения, повода для критики оппозиционеров. Но это было бы несправедливо по отношению к нашим детям, внукам, стране в целом. Еще несколько лет — и мы оказались бы на грани техногенной катастрофы. Думаю, увеличение тарифов на электроэнергию - абсолютно правильный, ответственный шаг», — подчеркнул К.Бакиев. Как пишет пресс-служба главы государства со слов Курманбека Бакиева, который, кстати, всегда любую проблему связывает с ошибками прежней власти, «Кыргызстан, обладающий громадным гидроэнергетическим потенциалом, из-за безответственной политики прежней власти оказался в ситуации острейшего дефицита электроэнергии. С начала 90-х годов не вводились в строй новые мощности, зато все объекты повально переводились на электричество». Глава государства также сообщил, что Центральному агентству по развитию дано поручение провести совместно с правительством аудит и анализ тарифов на тепловую энергию. «Аудит проводит независимая международная компания. Если окажется, что наши энергетики неправильно рассчитали тариф на тепло, то, хочу подчеркнуть, к виновникам будут приняты самые жесткие меры. Кроме того, именно от итогов аудита зависит, будет ли второй этап повышения тарифов. Не исключаю, что второй волны повышения тарифов на тепло и горячую воду не будет», — подчеркнул К.Бакиев. Эдиль Байсалов «Не только пенсионеры и бюджетники, но и так называемый средний класс сейчас стонет, потому что вслед за повышением цены на электричество скачкообразно взлетели цены практически на все остальные товары. Народ возмущен грабительской приватизацией АО «Северэлектро», и тут уже всякие заверения К.Бакиева, что повышение было оправдано необходимостью сбора денег на модернизацию сети звучат просто цинично, зная о том, что власть продала за бесценок это стратегическое предприятие», - комментирует Эдиль Байсалов выступление президента. По его убеждению, осенью прошлого года отец и сын Бакиевы практически совершили конституционный переворот, узурпировав власть в стране, а сейчас задним числом пытаются оформить все изменения, опираясь на послушное парламентское большинство. «Уже сейчас в регионах выходят на улицы учителя и бюджетники, завтра выйдет молодежь в столице. Оппозиция рассчитывает дать серьезный бой властям в марте этого года, потому что мы считаем, что празднование пятой годовщины так называемой Народной Революции обнажит все лицемерие нынешних властей», - заявил оппозиционер. Он обращает внимание на то, что исследование обоснованности повышения тарифов поручено ЦАРИИ (центральному агентству по развитию, инвестициям и инновациям), «так что в апреле мы можем увидеть руководителя Агентства - младшего сына президента - объявляющего об отмене повышения тарифов. Козлом отпущения, как и предписано по сценарию, будет выставлен премьер Д.Усенов», - прогнозирует Эдиль Байсалов. |
В избранное | ||