| ← Декабрь 2015 → | ||||||
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://snob.ru/
Открыта:
20-05-2015
Статистика
0 за неделю
Вадим Рутковский: Секс и смерть Эльдара Рязанова
|
Вадим Рутковский: Секс и смерть Эльдара Рязанова 2015-11-30 19:11 dear.editor@snob.ru (Вадим Рутковский)  Народный артист СССР, лауреат государственных премий, лицо из телевизора, наконец, — ведущий пусть и относительно неформальной «Кинопанорамы», но все же, какой-никакой, а рупор центрального телевидения. И при этом человек, гражданин, художник с безупречной репутацией, бескомпромиссный и откровенный. Я сейчас не только о гражданской честности Рязанова — он не забыл о ней даже в преклонном возрасте: в марте 2014-го Эльдар Александрович подписал письмо российского «Киносоюза», осуждавшее военную интервенцию России в Украину, и обращение инициативной группы по проведению Конгресса интеллигенции «Против войны, против самоизоляции России, против реставрации тоталитаризма». Другой бы, с таким здоровьем (я разговаривал с Рязановым в 2005-м, делая для «Магии кино» репортаж с вручения премии «Ника», и уже тогда был удручен его физическим состоянием) молчал, в 86-то лет, но он — нет, слишком хорошо помня годы, когда молчание было золотом. Но, повторю, я сейчас о другом качестве режиссера — той органической фривольности, редкой для застегнутого на все пуговицы отечественного кино, с которой Рязанов рассказывал истории современников. Вспоминая его кино, едва ли не первым в памяти выпрыгивает эпизод из «Вокзала для двоих» — «Верунчик, сама-сама». Михалков — проводник Андрей, спекулянт и жлоб, и Гурченко, хамоватая официантка Вера, пылающие похотью, урывают короткие минуты для секса; там же, в отцепленном вагоне проведут ночь Вера и Платон (Олег Басилашвили), почти карикатурный советский интеллигент Платон, взявший на себя вину жены за ДТП. Финал «Служебного романа» венчает долгожданный поцелуй отца двоих детей Новосельцева и «мымры» Калугиной (Андрей Мягков и Алиса Фрейндлих) торжественным сообщением о скором прибавлении в семье Новосельцева. Обнаженная Татьяна Догилева — медсестра Лида, любит красивого и трусливого чиновника Филимонова (Леонид Филатов) из «Забытой мелодии для флейты». Конечно, прозвучавший там гимн чиновников «Мы не сеем, не пашем, не строим, мы гордимся общественным строем» жутко актуален сегодня — тот же Минкульт превратился в дубликат «Главного управления свободного времени» из фильма, но печальная мелодия обреченной любви, разыгранная Догилевой и Филатовым, все равно актуальнее — на все времена. Во время перестройки вышел сборник «Беседы на втором этаже», включавший в себя стенограмму встречи Рязанова с критиками. Он легко попенял писакам, что Писарева читать интересно, а их — не очень, но тут же заметил, что критики вправе требовать от режиссеров картин соответствующего уровня. А их нет: «творчество предполагает полную свободу, полное отсутствие внутреннего цензора. Но что произошло за последние годы с каждым из нас? (...) Зархи говорил, что Чапаев и типажи Шукшина — это сложные герои, не мазанные одной краской. От нас требуют, чтобы мы мазали одной краской. Наши герои лишены половых органов. Я вспоминаю фильм о Зорге, сделанный французами, — он же через каждый кадр валит какую-то бабу, но при этом он служит Родине и он отдал жизнь за свою страну. Мы этот фильм купили и показали, потому что он сделан французами. А вспомните «17 мгновений весны», где ходит красавец-мужчина, который половые органы оставил у начальника разведки. Он 20 лет жену не видел, но разве он кого-нибудь хоть пальцем тронул? Это же вранье. Этот герой скомпрометирован в глазах людей, мы все это понимаем. И мы про это много раз говорили и будем говорить. Мой этот всплеск бессмыслен, потому что я скажу и уеду на съемки и буду снимать картину, где у меня происходит любовь, но полового акта нет, и я буду выкручиваться, чтобы ничего такого не показать, хотя в фильме это необходимо (речь об «Иронии судьбы» — Прим. ред.). Это жизнь. И мы все знаем, что детей приносят не аисты. В эпоху не столь далекую был такой термин в кинематографии — «голизм», это когда кто-то появлялся голым на экране. Этот круг вопросов бесконечен. (...) Но, чтобы вы меня поняли, хочу сказать, что мы делаем кастрированное искусство, а вы пишете кастрированные критические статьи». В «Иронии судьбы» нет полового акта, но есть томление и желание, кожей ощутимые даже в суетливом мареве из мандаринов и оливье. И такая нездешняя Барбара Брыльска смотрит на Андрея Мягкова точь-в-точь как Бриджит Бардо смотрела на Жан-Луи Трентиньяна в фильме «И бог создал женщину» (сначала не представляла, как будет целоваться с таким «заморышем», но через пару часов влюбилась, как кошка). Рязанов — мастер! — хорошо «выкрутился». Кстати, на легендарной странице «Искусство» в газете «Сегодня» (когда отделом руководил Борис Кузьминский, кто читал — не забудет) была попытка интерпретировать «Иронию» как наш аналог «9 1/2 недель» — что там имели в виду авторы, я не помню, но показателен сам факт. Бюрократов, а точнее, ханжей Рязанов на дух не переносил всегда: уже в «Карнавальной ночи» — первом снятом самостоятельно фильме (до него было ревю «Весенние голоса» в соавторстве с Сергеем Гуровым) — источником пусть смешного, но все же зла выступал и.о. директора ДК товарищ Огурцов (Игорь Ильинский), державшийся генеральной линии «главное — сурьезно». Секс — главный страх огурцовых всех эпох, лишь немногим уступающий юмору и сатире. Рязанов, мастер тонкого лиризма, был беспощаден к любым мерзляевых всех мастей — такую фамилию носила государственная сволочь, заявившаяся с проверкой офицеров на благонадежность в картине «О бедном гусаре замолвите слово». Фильм, кстати, был снят для ТВ после того, как Комитет по кинематографии завернул сценарий. Да, а Мерзляева после ввода советских войск в Афганистан из жандарма превратили в аморфного «чиновника по особым поручениям» — тогдашние цензоры отчего-то испугались упоминания царского «силового ведомства». Не прошли они и мимо «Заведения мадам Жозефины» — оно стало «Салоном мод»; сам Рязанов вспоминал о съемках как о почти непосильной работе: «Удары сыпались со всех сторон, извне и изнутри… Работа была не только проверкой профессионализма, она была экзаменом на честность, порядочность и благородство. Провокации, интриги, гнусности, о которых рассказывалось в нашем сценарии, мы испытывали на себе, снимая картину. Каждая сцена, которую предстояло снимать завтра, как правило, накануне переделывалась, уточнялась, дописывалась, что тоже усиливало хаос и неразбериху на площадке». 1 января 1981 года покореженный фильм все-таки вышел на ТВ, но следующий показ случился только в 1986-м. Собственно, чтобы не сводить дар Рязанова только к лирической комедии с элементами сатиры, достаточно вспомнить трагического «Бедного гусара» или горький, даром что смешной, клаустрофобический «Гараж», где смелый шаг маленькой героини Лии Ахеджаковой — младшей научной сотрудницы Малаевой, вступившейся за беззащитных пайщиков гаражного кооператива — провоцирует почти термоядерный взрыв подлости среди «благонадежного большинства». А в 1984-м Рязанов отважился на экранизацию, казалось бы, совсем не своего материала — драмы Александра Островского «Бесприданница». По опросу журнала «Советский экран», зрители признали «Жестокий романс» лучшим фильмом года, сам Рязанов в связи с трактовкой текста из школьной программы использовал слово Достоевского «надрыв», пуристы же подняли оглушительный вой: «Википедия» цитирует статью «зубра» советской критики Суркова, возмущавшегося со страниц «Литературки» тем, что Лариса Огудалова (Лариса Гузеева) «попела, поплясала с гостями, а потом пошла в каюту к Паратову и отдалась ему». Не простили и «апологии» паратовской пустоты (тут, конечно, не поспоришь — перед матерым обаяниям Михалкова, исполняющего «Мохнатого шмеля», устоять немыслимо). Риторика «защитников классики» знакома до тошноты, и сегодня она никуда не делась, напротив, как-то ожила в прямой связи с «реставрацией тоталитаризма». И тут, конечно, классика Рязанова тоже в помощь: не надо бояться. В «Вокзале для двоих» звучит песня с замечательным призывом: «Живем мы что-то без азарта, однообразно, как в раю. Не бойтесь бросить все на карту и жизнь переломить свою». Нужно рисковать. И хватит выкручиваться. Николай Усков:Для тех, кто психует 2015-11-30 18:56 dear.editor@snob.ru (Николай Усков)   Дмитрий Зимин с супругой  Ольга Свиблова  Константин Ремчуков с супругой, Николай Усков  Алина Сапрыкина Каждая из картин — эпизод из жизни обитателей подмосковных усадеб. Весь этот год мир и страна менялись так стремительно, что, казалось, не осталось ничего постоянного, твердого и вечного, кроме, наверное, нашей культуры. «Наша ли она?» — спрашиваю я себя, когда включаю телевизор. Вероятно, какая-то часть внутри нас генетически связана с золотым веком русской культуры. Маленькая, у некоторых совсем крошечная. И тем не менее она дает ощущение укорененности в этом пространстве. Делая фильмы, я вдруг понял, что XIX век обрел для меня психотерапевтическое измерение. В нем все надежно и незыблемо, хотя в реальности, конечно, было совсем не так. XIX век — столетие революций и войн, как, впрочем, и все остальные века. Иллюзию надежности, пожалуй, удалось выработать культуре, одним из самых ярких достижений которой стало создание особого русского эпоса. Что бы ни происходило, куда бы ни катился этот мир, есть четкие правила поведения благородного мужа перед лицом судьбы. Я не раз читал в воспоминаниях эмигрантов и тех из «бывших», кто оказался в сталинских лагерях и тюрьмах, о том, что выжить им помогло воспитание, раз и навсегда усвоенные поведенческие паттерны. Оставаться человеком в любой ситуации, не бояться никакого труда, сохранять достоинство и присутствие духа, помогать тем, кому еще хуже, хранить веру, честь и надежду.  Кадр из фильма «Усков 360»  Кадр из фильма «Усков 360»  Кадр из фильма «Усков 360»  Кадр из фильма «Усков 360»  Кадр из фильма «Усков 360» Отчасти наш фильм об этом, хотя не только. Просто милые подробности из усадебной жизни, балы, дуэли, карточные игры и прочее. Уверяю, на 44 минуты — столько длится серия — вы забудете о некоторых проблемах нашего времени. В этом, помимо прочего, заключалась наша цель. |
| В избранное | ||
