> – Обо мне говорить не стоит, это ни к чему.
Говорить нужно о соединении Церквей. Соединение –
это воля Божия, неодолимое требование христианского народа, это
единственное средство свидетельствовать о своей вере перед
Христом в наше время начинающегося объединения всей земли.
Церковное единство в наше время – это ананке <{греч. –
необходимость}>, неотвратимая судьба. <....> Я не ухожу
от всех трудностей и проблем. Но всё изменится, если
посмотреть на это в свете и перспективе единения...
О.К.:> В ваших посланиях вы никогда не отделяли
этой перспективы и от освящающего действия Церкви в истории.
п.А.:> К этому зовет и Первосвященническая молитва
Господа, которую столь часто цитировали зачинатели экуменизма:
'Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я
в Тебе, так и они да будут в нас едино, да уверует
мир, что Ты послал Меня' (Ин.17.21).
Мы разделили Христа, сохранив чашу, но утратив дух евангельский,
и этот дух стал закваской истории, но за пределами Церкви,
и нередко он обращается против нее...
О.К.:> Поэтому многие христиане в наши дни полагают,
что экуменизм превзойден – это уже пройденный этап,
и достаточно лишь в истории служить этой евангельской
закваской, быть человеком среди людей.
п.А.:> Это одна сторона дела. Но если видеть только ее,
значит утратить саму реальность христианства, пасхальную радость,
силу воскресения, которую мы принимаем в таинствах Церкви...
О.К.:> ... В общем то, что отцы называли словом, которое
часто шокирует Запад: 'обо́жение': 'Бог сделался человеком,
чтобы человек мог стать Богом'.
п.А.:> В этом грандиозном утверждении нет ничего шокирующего:
во Христе мы принимаем Духа усыновления, что становится
самой нашей жизнью. Человек поистине человечен лишь в Боге.
Вот почему тщетна мысль, что мы обретем Христа лишь в одном
служении людям. Нужно черпать жизнь в евхаристической чаше
и одновременно нести в мир любовь к ближнему. Это значит,
как я часто вам говорил: примирить Церковь и христианство.
п.А.:> Однако это примирение требует единства христиан.
Разделение закрывает доступ к Богу. Вспомните упреки Павла
Коринфянам: 'Я разумею то, что у нас говорят: я Павлов;
а я Аполосов; я Кифин; а я Христов. Разве
разделился Христос? Разве Павел распялся за вас? или во имя
Павла вы крестились?' (1Кор.1.12-13).
Церковь, раздробленная на конфессии, не может наделять
и оплодотворять историю христианскими ценностями, которые
сами в конце концов иссякают, если остаются отсеченными от чаши
жизни...
О.К.:> Это сознание разделения как трагедии
и греха, это паломничество к соединению всех у единой
чаши – может быть, одна из основных характерных
черт XX века. История, которая, как будто, набирает
скорость, должна была обрушиться на головы христиан, разделенных
и враждующих, они должны были вновь стать малым стадом в объединяющемся
мире, должен был возникнуть 'массовый' атеизм, псевдорелигии,
народы должны были пройти через смерч для того, чтобы христиане
вновь ощутили себя братьями, несущими общую ответственность за духовную
судьбу человечества.
п.А.:> Все мы тем или иным путем прошли через горький
опыт разделения. Когда я стал дьяконом, православные уже веками
пребывали на положении меньшинства в мусульманской империи.
И что делали христиане западных конфессий? Они пытались
воспользоваться этой ситуацией в целях своего прозелитизма...
О.К.:> Митрополит Колонийский говорил мне, что во времена
его молодости в Константинополе, когда он сталкивался
с католическим священником, тот отворачивался от него
с явной враждебностью.
п.А.:> Подобные вещи часто случались и со мной во время
моего пребывания в Соединенных Штатах. Однако в этой
стране никогда не было однородного христианского населения,
тесно соседствующего с другим. Но, когда я встречал,
скажем, в одном купе в поезде католического священника
или епископа, он вел себя так, как будто бы
меня не было. Как всё изменилось с тех пор!
п.А.:> Да, в Оттоманской империи, затем в Соединенных
Штатах разделение ощущалось мной как тяжелое презрение, висевшее
над нами, православными. И это презрение загнало нас
в оборонительную позицию, также отвечающую презрением на свой лад.
Однако существует и особая благодать страдания, причиняемого
нашими братьями, и от нас зависит, чтобы она была
и для них благодатью. Не столько индивидуальный
опыт, сколько наблюдение над современным миром привело меня
к мысли о настоятельной необходимости соединения, о том,
что единство – это ананке, предназначение,
рок. Меня, как вы знаете, всё интересует: человеческие
радости и человеческие открытия, но также и человеческие
тревоги. <...>
<.....>
п.А.:> <...> Знаю только, что я не церковник,
замкнувшийся в церковной среде. Я люблю людей, я слежу
за историей. Поверьте мне: прежде у людей не было
такой потребности в понимании смысла жизни. Всё меняется
с сумасшедшей скоростью, и заставляет человека задуматься:
почему? зачем? Сегодняшний человек голодает: в странах третьего
мира ему не хватает хлеба, но повсюду ему не хватает
любви и смысла жизни. Миру угрожает исчезновение –
и не только в атомной войне, но и в бессмыслице,
скуке, безнадежности. И он не найдет ответа ни в наркотиках,
ни в эротизме, ни в политических религиях,
которые потерпели крах именно там, где как будто одержали
верх. Есть лишь один ответ: Единый Христос, явленный Единой
Церковью. И этого явления Христа нельзя более ждать. Дух
не терпит роскоши христианских разделений, роскоши боязливых
или гордых расчетов, ни к чему не обязывающих
рассуждений, где чувствуют себя столь привольно... Мы должны
ответить. И ответить мы можем только все вместе.
О.К.:> Знаки времени – увещевания Духа. Они неразделимы.
п.А.:> Нужно быть просто христианином, вот и всё! Быть
христианином – и прежде всего среди христиан!
Мы стоим перед судом. Нас судит духовная нищета наших современников,
но также и Крест Сына Божия, на Который Его возвела
любовь. Попытаемся ли и мы обезоружить себя по образу
Его или же останемся удовлетворенными добродетелями наших отцов
и нашим полемическим богословием? За последние двадцать
лет экуменическое движение, Второй Ватиканский Собор, Всеправославные
Конференции, встречи предстоятелей Церквей обнажили перед глазами
всех кровоточащую язву разделения. Отныне становится уже невозможным,
чтобы поместная Церковь, предстоятель или иерарх, христианский
мыслитель, сознающий свою ответственность учителя, не понимал
необходимости соединения, не думал и не действовал бы
в этом направлении...
О.К.:> Соединение – это долг, но видите ли
вы его как историческую возможность или как чудо,
которое произойдет в конце времен?
п.А.:> Соединение будет чудом, но чудом, свершившимся
в истории. Впрочем, начиная со дня Пятидесятницы,
мы пребываем в конце времен...
п.А.: > Каждую ночь, как вы знаете, иногда в полночь,
иногда в четыре утра, я выхожу в сад и вхожу
в притвор церкви. Я зажигаю две свечи перед иконой
Богородицы и молюсь о единстве. Когда оно произойдет?
Когда Христа спросили о конце мира, Он исповедал свое человеческое
неведение; лишь Отец, сказал Он, знает времена и сроки.
И с соединением Церквей обстоит точно так же. Будущее
в руках Божиих. Воля Божия покоится в вечности. Она внедряется
во время, когда время созревает, и раскрывает себя для нее.
Наша задача – содействовать созреванию времени. Столько
вещей произошло, которые казались невозможными!... встреча в Иерусалиме,
папа в Константинополе, мое паломничество в Рим...
Единство настанет. И будет чудом. Новым чудом в истории...
Когда? Мы знать не можем. Но мы должны готовиться
к нему. Ибо чудо подобно Богу – оно неотвратимо.
Иисус сказал:
'"Мир!" - говорю Я вам на прощанье. / Я даю вам Мой мир,
но не тот мир, что люди дают, / Я даю вам.
Прогон`ите тревоги из сердца! / И не страшитесь!
Вы слышали, Я вам сказал: "Ухожу" / и сказал: "Я вернусь к вам".
Если б любили Меня, вы были бы рады, / что Я ухожу к Отцу,
ведь Отец Мой больше Меня.
Я сказал всё теперь - / до того, как это случится,
чтобы вы, когда это случится, / поверили Мне!
Говорить с вами Мне недолго осталось: / уже близко Властитель мира.
Надо Мной у него власти нет.
Но мир должен узнать, / что люблю Я Отца.
Вот почему Я исполню / всё, что Он Мне повелел.
...
Я - истинная виноградная лоза, / а Мой Отец - виноградарь.
Всякую ветвь на Мне, что не приносит плодов, / Он обрезает,
а плодоносную ветвь очищает, / чтобы больше был урожай.
Вы же уже чисты - / через Слово, что вам возвестил Я.
Будьте во Мне, как Я в вас.
Как ветвь сама по себе плодоносить не может,
если не будет частью лозы,
так и вы тоже не сможете, / если во Мне не останетесь.
Я - лоза, а вы - ветви.
Только тот, кто во Мне, / как и Я в нём, / плодоносит обильно -
потому что вам без Меня / ничего не сделать.
А кто не во Мне, / тот словно ветвь,
что выброшена из виноградника и засыхает, -
а их соберут, бросят в огонь и сожгут.
Но если во Мне вы останетесь / и слова Мои в вас останутся,
прос`ите, о чём хотите, - / и вам будет дано!'
