Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Юрий Мильнер: <<В технологическом секторе повлиять на людей можно только неформально>>






Юрий Мильнер: «В технологическом секторе повлиять на людей можно только неформально»
2017-03-29 12:30

На прошлой неделе известный инвестор российского происхождения Юрий Мильнерполучилочередное признание – авторитетный журнал Fortuneназвалего в числе величайших мировых лидеров. В это же время приглашенный автор Firrma Ольга Волкова сделала то, что редко удается журналистам – особенно из России – поговорила с Юрием. Инвестор объяснил, зачем он поддерживает талантливых ученых, и рассказал, каким видит будущее человечества.

Вы утверждаете, что психология не менее важна для проектов, чем цифры, и что люди часто недооценивают усилия, которых требует свой бизнес. Что чаще всего оказывается для них неожиданным?

Действительно, многие предприниматели недооценивают усилия, которые нужно приложить, и жертвы, на которые нужно пойти, чтобы построить большой бизнес. Переход от того, чтобы работать в компании, не будучи ее владельцем, к созданию своей компании на самом деле гораздо более драматичный, чем многие представляют: время, которое придется этому уделять, ненормированный рабочий день, отсутствие четкого разделения между работой и семейной жизнью. С другой стороны, бизнесмены, которые многого добились, рассказывая о своих успехах, не акцентируют внимание на этой стороне вопроса – и кажется, что все очень легко.

Что помогает вам определить, насколько человек готов идти на такие жертвы и при этом еще и вести за собой сотрудников?

Мне кажется, даже сам человек не до конца может оценить свои способности. По моим наблюдениям, наиболее успешные предприниматели – это те, кто способен к быстрому росту и развитию в личностном плане. Человек не рождается с осознанием того, как управлять людьми и как проводить фандрайзинг. Например, когда мы только начали вести переговоры по сделке с Facebook, было видно, что Марк Цукерберг не обладает на профессиональном уровне знанием финансовой и юридической терминологии. Но в течение нескольких недель, что мы эти переговоры вели, он стал разбираться в этом лучше, чем многие профессионалы. Такую обучаемость я редко встречал.

Когда происходит быстрый рост бизнеса, нужно одновременно решать огромное количество вопросов, основываясь на неполной информации. Самообучение должно идти очень быстро: если проект (как Facebook в свое время) растет со скоростью 1% в день, с такой же скоростью должен идти личностный рост.

Какие качества есть у всех успешных предпринимателей, с которыми вы работали?

Все вышеперечисленное: способность к самообучению, восприятию огромного количества информации в единицу времени. Способность разбираться в людях, глубокое проникновение в суть продукта. В некотором смысле – способность глубоко вникать во все аспекты бизнеса.

А что объединяет всех успешных инвесторов?

Если бы можно было написать такую формулу, наша жизнь была бы значительно проще. Думаю, что если будущее нашей цивилизации – это искусственный интеллект, то работа инвесторов будет одной из последних, которые падут под его натиском – настолько она многофакторная. В некотором смысле это непрерывный процесс рефлексии, попытка понять, что движет людьми. Сюда надо добавить математический элемент: оценить размер рынка, построить модель, представить себе конфигурации мира, которые возможны через 5-10 лет – попытаться заглянуть в будущее.

Что сегодня является главной движущей силой на технологическом рынке и в венчурной индустрии?

Думаю, главный тренд, который определил последние десять лет, это экспоненциальный рост числа объединенных в одну сеть устройств: компьютеров, мобильных телефонов, хранилищ информации. Когда есть сеть такого размера, где каждое устройство может общаться с любым другим, возникают удивительные эффекты. Все это означает возможность коммуникации, какой раньше не было, включения информации со скоростью, которая раньше была невероятна, и хранения ее в объемах, которые раньше были невозможны, а еще ее агрегирования с экспоненциально растущей скоростью. Последние 10 лет происходило, в основном, накопление информации, следующие 10 лет будут связаны с усилиями по созданию алгоритмов искусственного интеллекта, которые будут ее обрабатывать.

Ваше решение финансировать Global Brain Institute связано с этой тенденцией? Тут есть коммерческий интерес?

Тут нет коммерческого интереса. Это попытка понять, как будет выглядеть переходный период от органического интеллекта к искусственному. GlobalBrain – это объединение интеллекта всех людей, а также компьютеров и алгоритмов. Задача – рассмотреть эту сущность как единое целое: взаимодействие человеческого мозга и компьютера и появление надстройки над этим. Это как большой муравейник, где интеллект каждого отдельного муравья несколько ограничен, но, взятые в совокупности, они проявляют способности другого уровня.

Так же происходила эволюция нашего общества. С изобретением книгопечатания возникла возможность хранить информацию в «устойчивом» виде. Сейчас следующий этап – когда можно хранить информацию в большем количестве, публиковать ее немедленно, быстро анализировать. Такие достижения человечества, как Google или Яндекс, это шаг вперед в построении этого глобального интеллекта. Сам факт существования этих систем влияет на наш мозг.

Вы оптимистичнее, чем, скажем, Илон Маск или Билл Гейтс, относитесь к будущему искусственного интеллекта. С чем это связано?

Во-первых, я считаю, что переходный период займет намного больше времени, чем полагают другие аналитики. Во-вторых, я думаю, что мы как цивилизация сможем приспособиться к этой новой реальности и скорее усилить, чем ослабить себя как некое уникальное явление во Вселенной. Любая технология несет в себе потенциальные риски, но возможности, которые открываются, намного их превосходят.

Проекты часто рождаются в университетах. Насколько люди, которые начинают с занятий наукой, способны успешно развивать их коммерчески – без помощи каких-то внешних управляющих, которые приходят, скажем, из инвестирующих в них фондов?

Здесь, наверное, нет единого правила. Google возник, как известно, в недрах Стэнфорда. Потом возникла компания, у нее появились инвесторы, они предложили человека извне, которого звали Эрик Шмидт, в качестве опытного менеджера. В какой-то момент это была оптимальная конструкция, потом основатели решили вернуться к управлению, и Шмидт стал председателем совета директоров. А есть компании, которые возникли органически, как Facebook, и вся команда, в общем, росла и развивалась изнутри.

С чем связано то, что, инвестируя в компании, вы не требуете места в совете директоров? Как вы при этом влияете не развитие проектов?

В технологическом секторе – а именно здесь сосредоточена моя экспертиза – повлиять на людей можно только неформально. Есть, безусловно, отрасли, где это не так. Но в технологиях, где настолько велика роль основателя компании, и где активы – это фактически интеллектуальная собственность, как показывает опыт, заставить человека что-то делать невозможно. Его можно убедить – и то нечасто.

Сколько проектов ваша команда оценивает за год? Со сколькими из них вы общаетесь лично?

За год мы смотрим сотни компаний, углубленно изучаем десятки, инвестируем в единицы. Мы стараемся обсуждать максимальное их число, потому что нет другого механизма самообучения кроме попыток понять, что происходит в большом количестве проектов.

В свое время в интервью Forbes вы говорили, что инвестируете в лидеров рынка, а они настолько эффективны с точки зрения выручки на сотрудника, что не могут, например, влиять на глобальную занятость. И что вы задумываетесь о последствиях и в том числе поэтому занялись Breakthrough Prize (ежегодная премия в области фундаментальных наук – прим. авт.).

Эта эффективность – это и благо, и риски. И она имеет социальные последствия. Думаю, что в конечном итоге решение лежит где-то посередине между социальными договоренностями и научным знанием. Но в конечном итоге, я убежден, что фундаментальное развитие нас как цивилизации зависит от науки.

Каковы основные препятствия, с которыми сталкивается современная наука, и можно ли их преодолеть?

Прикладная наука переживает расцвет. Финансирование прикладных исследований, как правило, ведется коммерческими компаниями, и здесь у меня нет опасений. Меня беспокоит фундаментальная наука. Может пройти и 50, и 100 лет, прежде чем фундаментальные открытия приведут к практическим решениям. Многим людям не вполне понятна ценность знания как такового – знания без практического применения. И есть потребность построить мост между теми, кто совершает удивительные открытия, и широкими слоями общественности, которые не всегда находят время разобраться и понять, что же происходит в этой области. Отсюда возникла идея BreakthroughPrize – в значительной степени как попытка улучшить коммуникацию между академической средой и общественностью.

Объясняется ли размер премии этой задачей? (Breakthrough – самая большая научная премия в мире и составляет $3 млн. – прим. авт.).

Наверное, хотелось послать некий сигнал о том, что наука это важная и уникальная часть нашей цивилизации. Вот лишь два примера. Первый – предсказание Максвеллом радиоволн в середине 19 века. Это было сделано исключительно на основе абстрактных математических наблюдений и какое-то время не имело отношения к практике. Только потом теория была экспериментально доказана, и появились радиоприемники и радиостанции, которые позволили общаться на расстоянии, что до этого казалось невероятным. Максвелл в последнюю очередь думал о практическом применении. Тем не менее, это показывает, что открытие, которое удалось совершить, руководствуясь любопытством в чистом виде, находит рано или поздно применение – но это часто занимает десятки лет.

Так же квантовая механика, открытая в 20-е годы 20 века, лишь через несколько десятков лет нашла применение в полупроводниках, компьютерах и телефонах. Некоторые аналитики оценивают, что 25% глобального ВВП связано с квантовой механикой. Чисто абстрактная теория, которая возникла из необходимости примирить некоторые физические явления, привела к технологической революции конца 20 века. К сожалению, эта связь между чистым любопытством и айфоном не всегда четко прослеживается, хотя в каждом конкретном случае это можно сделать.

Breakthrough Prize – способ подчеркнуть масштаб того, чем люди занимаются. Тремя организациями – фондами Цукерберга, Брина и нашим c моей женой Юлей – выдается 7 премий в год. Последние три года мы показываем церемонию вручения в формате live на канале National Geographic всему миру и аудитория от года к году растет.

Существует мнение, что если бы средства, которые выдаются ежегодно в виде крупных премий, распределялись между большим числом участников, количество совершаемых открытий могло бы вырасти. Есть ли в этом доля правды или эта идея не учитывает какие-то дополнительные эффекты?

В этом есть большая доля правды, и большое количество некоммерческих организаций этим занимаются. Пример – стипендия Мак-Артура. Я считаю вполне разумной стратегию раздачи с помощью определенных алгоритмов небольших сумм денег большому числу ученых. Не думаю, что это две взаимоисключающие вещи. Наш проект в значительной мере направлен на коммуникацию. И здесь важна концентрация усилий и четкость посыла. Но если взять все финансирование науки, наша премия – небольшая часть общего пирога.

Ваш личный опыт повлиял на создаваемые вами научные инициативы?

Не без этого, конечно. Мне посчастливилось какое-то время заниматься наукой в МГУ и в Физическом Институте Академии Наук и общаться с выдающимися учеными. Именно в то время я познакомился со Стивеном Хокингом, с которым 30 лет спустя мы объявили Breakthrough Initiatives, инициативы по поиску внеземных цивилизаций и проект полета на Альфа Центавра. То есть, все движется по спирали. Или по кругу – как посмотреть.

Breakthrough Initiatives наделали много шума. С чем связан выбор именно этих двух проектов?

Если говорить о поиске внеземных цивилизаций, то проект базируется на информации, которую мы получили совсем недавно с помощью наземных и орбитальных телескопов. А именно: количество потенциально обитаемых планет с жидкой водой на поверхности, и примерно такого же размера, как Земля, намного больше, чем мы предполагали. По некоторым оценкам, только в нашей галактике таких примерно 20 млрд. – и это нужно умножить на 200 млрд. галактик, похожих на Млечный путь. Количество потенциально обитаемых планет примерно соответствует числу песчинок на всех пляжах Земли. Мы, конечно, не знаем, какова вероятность возникновения жизни, тем более разумной, но цифры настолько велики, что, с моей точки зрения, нельзя больше игнорировать эту возможность.

10 лет назад такие попытки были основаны на предположениях. Сейчас это базируется в большей степени на научных фактах. Сможем ли мы получить сигнал в течение ближайших 10-20 лет – вопрос открытый. Но поскольку мы имеем такую техническую возможность, то в некотором смысле обязаны искать эти сигналы от возможных внеземных цивилизаций.

Проект полета на Альфа Центавра тоже основан на развитии технологий за последние 10 лет. Ранее с научной и технической точек зрения говорить об этом было бы не вполне серьезно. Но на фоне развития лазерных технологий и материаловедения мы подошли вплотную к возможности решить эту задачу. Если удастся преодолеть определенные технические трудности, речь пойдет о сроках, лет 25-30. В масштабах Вселенной это не такой значительный срок, а в случае успеха мы перейдем грань от цивилизации, которая существует внутри своей солнечный системы, на новый уровень – галактической цивилизации.



В избранное