| ← Ноябрь 2021 → | ||||||
|
7
|
||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
|
13
|
||||||
|
18
|
20
|
21
|
||||
|
23
|
25
|
27
|
||||
|
30
|
||||||
За последние 60 дней 15 выпусков (1-2 раза в неделю)
Сайт рассылки:
http://www.dela.su/
Открыта:
10-08-2003
Адрес
автора: state.politics.newlist-owner@subscribe.ru
Статистика
0 за неделю
Виртуальный Левиафан
|
Виртуальный Левиафан 2021-11-10 08:44 Редакция ПО  Общемировая тенденция Сама проблема государственного регулирования Интернета не нова. Острее она, как показывают политологические исследования, стоит в странах с гибридными и авторитарными режимами, однако и западные демократии столкнулись с необходимостью изменения подхода к развитию Интернета. Причем если раньше речь шла об общих правилах игры, то теперь появляются все более конкретные и сложные специфические условия и требования. Например, следствием скандала вокруг вмешательства в американские выборы 2016 года стали значительные изменения в работе крупных социальных сетей, их алгоритмов формирования новостных лент и многое другое. Так, в Facebook после жестких требований со стороны американских властей повысить безопасность выборов пессимизировали в выдаче сообщения групп в целях ограждения пользователей от политического контента, ужесточили правила рекламного продвижения постов на политическую тематику. В том же 2016 году Европейский парламент принял Генеральный регламент о защите персональных данных (GDPR), который функционирует с 2018 года. GDPR защищает персональные данные граждан Европы. Власти ЕС потребовали от IT-корпораций, чтобы эти данные использовались только в законных целях, были конфиденциальными, а сами операторы этих данных были подотчетны. За невыполнение закона накладывается штраф до 20 млн евро или до 4% от годового мирового оборота компании. Растущее влияние Интернета на общественно-политические процессы ведет к появлению новых норм, призванных его ограничить. Так, в сентябре 2021 года YouTube ввел запрет на контент, оспаривающий результаты выборов в США и Германии. Ложными будут считаться утверждения о влиянии на итоги выборов, фальсификации или о технических сбоях. Высока вероятность того, что список стран, в которых будут действовать новые правила, со временем расширится. IT-корпорации и крупные медиа-компании обязывают соблюдать требования местного законодательства. Одним из недавних и наиболее заметных примеров стало то, что американский телеканал CNN ограничил доступ к своим страницам Facebook в Австралии в связи с постановлением суда страны о том, что СМИ обязаны нести юридическую ответственность за комментарии пользователей под постами на своих страницах в социальных сетях. Россия в этом плане не является исключением. Специфика политического режима накладывает определенный отпечаток на требования властей, предъявляемые к участникам рынка. Некоторые политические силы критикуют их за чрезмерную жесткость, однако сами требования и условия их формирования укладываются в общемировую тенденцию. Природа государства или виртуальный Левиафан Но почему все страны так или иначе пытаются регулировать виртуальное пространство? Ответ прост: регулирование и защита – неотъемлемые атрибуты любого государства. Популяризация гоббсовского Левиафана в массовой культуре и использование, зачастую неоправданное, этой аналогии сильно извратило искомую позицию автора. Когда сегодня государство сравнивают с Левиафаном, это всегда делается в негативном ключе, представляется монстр, который пожирает все вокруг без разбора. На самом деле, гоббсовский Левиафан — это не бездумная машина для уничтожения живого. Для того, чтобы верно использовать эту аналогию, придется напомнить о ее сути. Томас Гоббс как и другие теоретики «общественного договора» рассуждал о базовых понятиях политической философии: откуда взялось государство, каковы его главные функции, и, на мой взгляд, одним из центральных вопросов, на который пытались ответить Гоббс, Локк, Руссо и другие, звучит следующим образом: «что получает индивид от государства, добровольно отчуждая часть своих естественных прав в его пользу?». Все остальное – детали. Руссо концентрируется на вопросах справедливости отчуждения этих прав, мнимости имеющегося на тот момент общественного договора и необходимости его перезаключения, чем впоследствии сослужит службу якобинцам, которые положат в основу своей идеологии труды Руссо. Локк был тем, кто еще до Монтескьё зафиксировал принцип разделения властей (тот же Гоббс считал, что суверенитет должен быть неделимым) и базовые либеральные ценности. Гоббс же концентрируется на функциях охраны, защиты, которые получает гражданин государства в обмен на то, что он жертвует частью своих естественных прав. Государство должно защищать своих граждан не только от внешних врагов, что является само собой разумеющимся — это можно наблюдать ещё в догосударственных образованиях, например, племена могли защищаться от чужаков. Одной из основных задач государства является защита граждан от таких же граждан, потому что, как пишет Гоббс, в естественном состоянии «все имеют права на все». Другими словами, по своей природе государство не может не реагировать на угрозы своим гражданам, это его первостепенная задача. В случае бездействия властей у граждан возникают логичные вопросы: зачем нам нужно государство, которое не может обеспечить наши базовые потребности в безопасности? Интернет в 90-х и сейчас — абсолютно разные вещи. Сегодня посредством Интернета вы можете купить или продать квартиру, машину, получить государственные услуги, использовать сложные финансовые инструменты, за последние 30 лет перечень потенциальных угроз, которые поджидают граждан в Интернете кратно вырос. Заметно увеличилась и доля тех, кто регулярно пользуется Интернетом, в развитых и в развивающихся странах сетью ежедневно пользуются более половины граждан. Поэтому, если власть никак не вмешивается в Интернет, не пытается установить минимальные правила и игнорирует развитие новых технологий, то у наблюдателей должны возникнуть серьезные вопросы относительно устойчивости такого образования. 2011 год наглядно продемонстрировал, к каким последствиям может приводить Интернет без государства. Это не апология государственного вмешательства в уютный и ламповый Интернет образца нулевых, это простая фиксация факта. Все государства заинтересованы в регулировании хотя бы национальных сегментов Интернета. Страны, режимы которых предполагают доминирование государственной системы (электоральные авторитаризмы, классические авторитарные режимы и пр.), госрегулирования будет пропорционально больше в сравнении с западными демократиями. Ответом на растущую долю государства в Сети будет синхронный рост дарквеба, возможно, появление в ближайшем будущем новых сетевых технологий, но и до них власти рано или поздно доберутся. Виртуальный Левиафан не может игнорировать глобальные явления, иначе падет под их давлением.
Михаил Карягин
Virtual Leviathan The recent elections to the State Duma in Russia have intensified the discussion about the role of the state on the Internet and the limits of permissible regulation of virtual space by state agencies. Some political forces would like the online sphere to remain exclusively private, a "state-free" zone, but this contradicts its nature. Therefore, state regulation of the Internet is increasing in absolutely all countries, although it happens in different ways. Mikhail Karyagin Источник: https://actualcomment.ru/virtualnyy-leviafan-2110281030.html Геостратегия России в Арктике 2021-11-10 08:51 Редакция ПО  Обзор литературы по теме В связи с изменением климата, открытием новых морских путей и растущей эксплуатацией природных ресурсов в регионе, а также растущей милитаризацией региона, конкуренция великих держав стала одним из важных дискурсов в исследованиях Арктики. Регион, который Россия привыкла считать своим геополитическим тылом, сегодня стал ареной для целого ряда внешних и внутренних вызовов[1]. Большинство российских аналитиков таких, как Бадылевич Р.В., Пилясов А.Н., Селин В.С. рассматривают Арктику как регион, где, в первую очередь, сосредоточено большое количество природных ресурсов, что бросает России в одночасье очень много вызовов. Многие авторы журнала “Арктика и Север” указывают на необходимость России в обладании источниками материальной мощи, необходимыми для укрепления своего присутствия в Арктике, как за счет развития своих арктических территорий, так и за счет усиления морского присутствия в Северном Ледовитом океане. Если обратиться к актуальным нормативно-правовым источникам, то за последние несколько лет Россия уже вложила огромное количество ресурсов в развитие своей арктической территории. Согласно последней Арктической стратегии, нацеленной на 2035 год, страна перечисляет управление ресурсами и срочность устранения угроз в качестве приоритетных интересов в регионе. Растущее внимание России к Арктике проявляется как в конкретных действиях, таких как строительство различной инфраструктуры в регионе, таких как строительство ледоколов, открытие нефте- и газопроводов, развитие Арктики для туризма, поощрение международного сотрудничества в целях развития Арктики, в дополнение к ориентированным на престиж действиям, например, таким как установка российского флага на морском дне Северного полюса в 2007 г. Кроме того, Россия все больше беспокоится о последствиях изменения климата в Арктике, особенно в отношении таяния вечной мерзлоты, что может поставить под угрозу северное население и инфраструктуру[2]. В последней редакции стратегии, направленной на 2035 год, описывается ситуация в Арктическом регионе России и рассматриваются такие проблемы, как низкая плотность населения, развитие коренного населения, изменение климата, управление Северным морским путем, неравенство промышленного развития регионов и рост потенциальных конфликтов в Арктике. Кроме того, в России также есть Министерство по развитию Арктики для продвижения инициатив в регионе. Так, А.Н. Пилясов и Е.С. Путилова в книге “Современный арктический ресурсный проект для промышленной политики России: полюс национального экономического роста или "собор в пустыне"?” рассматривают восстановление военного присутствия России в Арктике, споры о разграничении пространства в Северном ледовитом океане, статус и перспективы Северного морского пути, экологические риски и влияние климатических изменений, развитие технологической базы в условиях санкций, перспективы новых нефтегазовых проектов на фоне неблагоприятной ценовой конъюнктуры и многие другие вопросы арктической повестки дня, обсуждаемые в исследовании Института национальной стратегии. В соавторстве с Н.Ю. Замятина уже в книге “Российская Арктика: к новому пониманию процессов развития” Пилясов подчеркивает важность вопроса эмиграция из российской Арктики, так как некоторые арктические регионы России продолжают страдать от стремительного сокращения численности населения, в то время как в других регионах он прекратился или даже был зафиксирован рост. Ряд зарубежных источников, углубляясь в исторический дискурс, говорят, что в советское время правительство переселило миллионы людей для работы в российской Арктике, чтобы укрепить свой промышленный и инфраструктурный потенциал в регионе. После распада Советского Союза и снижения промышленного потенциала России, эмиграция из российской Арктики возросла сразу в нескольких регионах, что может заставить Правительство России снизить планку и искать совместные пути решения арктического вопроса. Таким образом, большинство источников сходятся во мнениях о том, что одним из главных приоритетов России в Арктике является расширение и укрепление ее экономического, инфраструктурного и технологического развития. Энергетика, безусловно, была той областью, где Россия демонстрирует свою приверженность развитию Арктики, особенно с огромными запасами нефти и газа в Северном Ледовитом океане. Однако есть много вопросов касаемо действий России над продвижением Северного морского пути (СМП) и сотрудничеством с различными странами по этому вопросу, особенно с Китаем. Список литературы
Студент 4 курса ФГБОУ ВО МГЛУ направления подготовки 41.03.04 Политология Нагайцева Арина Валерьевна [1] Россия в Арктике. Вызовы и перспективы освоения. Под редакцией М.В. Ремизова. – М.: Институт национальной стратегии, Книжный мир, 2015. – 384 с.; [2] Указ Президента Российской Федерации от 05.03.2020 г. № 164 «Об Основах государственной политики Российской Федерации в Арктике на период до 2035 года» // URL: http://kremlin.ru/acts/bank/45255 (Дата обращения: 15.10.2021);
Геостратегия России в Арктике 2021-11-10 08:55 Редакция ПО  Обоснование актуальности На сегодняшний день вопрос освоения Арктики затрагивает национальные интересы многих стран Евразии и Северной Америки. Обширные запасы природных ресурсов Арктического региона и перспективы развития торговых маршрутов определяют данный регион как важнейший стратегический объект не только арктических государств, но и многих других стран. Здесь переплелись вопросы безопасности и права, проблемы экологии и международного сотрудничества. С одной стороны, процесс освоения Арктики большим кругом стран все больше становится борьбой за лидерство в различных ее проявлениях. К причинам этой борьбы можно отнести: природные ресурсы, технические открытия, правовые преимущества и транспортные возможности. С другой стороны, решение проблемы Арктики - путь к стратегическому партнерству и сотрудничеству: как в обмене опытом, так и в защите окружающей среды с рациональным использованием природных ресурсов. В 2021 году Российская Федерация берет на себя председательство в Арктическом совете сроком на два года. Это председательство будет иметь решающее значение для стратегии России по интеграции в международное сообщество в новом контексте[1]. Время, когда Арктика казалась защищенной от международной напряженности, остается в прошлом. Учитывая тесные связи между Арктикой и странами Прибалтики, напряженность в отношениях между Россией и Западными государствами влияет на регион Арктики, особенно в вопросах безопасности и военных вопросах. Тем не менее, в отличие от Балтийского и Черного морей, это конфликты обладают низкой интенсивностью. Согласно стратегии “О Стратегии развития Арктической зоны Российской Федерации и обеспечения национальной безопасности на период до 2035 года” к основным проблемам, вызовам и угрозам, формирующими риски развития Арктической зоны и обеспечения национальной безопасности, отнесены: интенсивное потепление климата, сокращение численности населения, отставание значений показателей качества жизни от общероссийских значений, низкий уровень доступности качественных социальных услуг и благоустроенного жилья в отдаленных населенных пунктах, в том числе в местах традиционного проживания и хозяйственной деятельности малочисленных народов[2]. Вместе с тем фиксируются высокий уровень профессионального риска из-за воздействия вредных производственных и охлаждающих метеорологических факторов условий труда, повышенный уровень профессиональной заболеваемости по сравнению с другими регионами страны, отсутствие системы господдержки завоза в Арктическую зону топлива, продовольствия и других жизненно необходимых товаров по доступным ценам, низкий уровень развития и высокая стоимость создания транспортной инфраструктуры, а также неконкурентоспособность субъектов предпринимательской деятельности из-за более высоких издержек, отставание сроков развития инфраструктуры[3]. Утилитарное видение региона, рассматриваемого в основном как ресурс, предполагает человеческие и финансовые инвестиции. Таким образом, Правительство РФ вынуждено пересмотреть рассредоточение действующих социальных и бюджетных условий для достижения определенных успехов арктической политики России. Арктика для российской Федерации – один из ключевых регионов, утверждающий статус великой державы и основной источник энергии на десятилетия вперед. В этой связи Россия разработала стратегии по продвижению согласованной политики в нескольких областях, добившись некоторых заметных успехов, таких как ремилитаризация арктических границ и энергетическое развитие полуострова Ямал. И все же в России еще предстоит столкнулся с определением международного статуса Северного морского пути, вопросом расселения жителей Арктики, а также решением экологических проблем.
Список литературы
Студент 4 курса ФГБОУ ВО МГЛУ направления подготовки 41.03.04 Политология Нагайцева Арина Валерьевна
Д. Канеман "Думай медленно... решай медленно" 2021-11-10 08:58 Редакция ПО  36 Жизнь как история В самом начале своей работы над измерением ощущений я попал на представление «Травиаты» Верди. Опера славится великолепной музыкой, но это еще и трогательная история любви молодого аристократа и Виолетты – дамы полусвета. Отец юноши убеждает Виолетту отказаться от возлюбленного, чтобы спасти честь семьи и будущий брак сестры молодого человека. Жертвуя собой, Виолетта отвергает любимого. Вскоре она заболевает чахоткой (в XIX веке так называли туберкулез). В финале умирающая Виолетта медленно угасает, окруженная немногими друзьями. Ее возлюбленный, узнав об этом, спешит в Париж, чтобы увидеться с ней. Виолетту переполняет радостное ожидание, но силы ее быстро тают. Сколько бы раз вы ни слушали эту оперу, в финале вас охватывает напряжение и тревога: успеет ли возлюбленный? Для него важно повидаться с любимой. Он, конечно, успевает, звучат несколько волшебных любовных дуэтов, и после 10 минут восхитительной музыки Виолетта умирает. По дороге домой я задумался: чем для нас так важны эти последние 10 минут? Стало ясно, что меня вовсе не волнует, сколько лет прожила Виолетта. Если бы мне сказали, что она умерла в 27 лет, а не в 28, как я считал, то пропущенный год счастливой жизни меня вовсе не тронул бы; но возможность пропустить последние 10 минут значила много. Кроме того, чувства, которые я испытывал от воссоединения влюбленных, не изменились бы, узнай я, что они провели вместе не 10 минут, а целую неделю. А вот если бы юноша опоздал, «Травиата» стала бы совсем иной историей. Всякая история повествует о важных событиях и памятных моментах, а не о течении времени. Для нее естественно игнорирование длительности событий, и конец часто определяет ее суть. Одни и те же основные свойства проявляются в правилах нарратива и в воспоминаниях о колоноскопии, отпуске и фильмах. Так работает вспоминающее «я»: оно составляет истории и хранит их для будущего использования. Не только в опере мы представляем жизнь в виде истории и хотим, чтобы все кончилось хорошо. Если нам рассказывают о гибели женщины, много лет не видевшей дочь, мы хотим знать, встретились ли они перед смертью. Нас волнуют не только чувства дочери; мы хотим улучшить повесть о жизни матери. Наша забота о людях часто выражается в заботе о качестве их истории, а не в заботе об их чувствах. Нас трогают события, меняющие историю уже умерших людей. Если человек умер, веря в любовь жены к нему, мы жалеем его, узнав, что она много лет держала любовника, а с мужем не расставалась только ради его денег. Нам жалко мужа, хотя он прожил счастливую жизнь. Мы сочувствуем унижению ученого, сделавшего великое открытие, которое после его смерти оказалось ошибкой, забывая, что сам он никакого унижения не испытал. Больше всего, разумеется, мы переживаем за «повесть» своей собственной жизни и очень хотим, чтобы история вышла хорошей, а герой – достойным. Психолог Эд Динер со своими студентами попытался выяснить, действуют ли игнорирование длительности и правило «пик – конец» при оценке всей жизни. Они подготовили краткое жизнеописание вымышленной героини по имени Джен, женщины без мужа и детей, погибшей в автомобильной катастрофе – быстро и без мук. По одной версии Джен была счастлива всю жизнь (30 или 60 лет), любила свою работу, уделяла свободное время друзьям и хобби. В другой версии к жизни Джен добавлялись 5 лишних лет (теперь она жила 35 или 65 лет). Дополнительные годы описывались как удовлетворительные, но не настолько, как предыдущие. Прочитав схематическую биографию Джен, каждый участник отвечал на два вопроса: «Если брать в целом, насколько привлекательной, по-вашему, была жизнь Джен?» и «Сколько радости или печали, по-вашему, испытала Джен в жизни?». Результаты четко показали наличие игнорирования длительности и эффекта «пик – конец». В «межкатегориальном» эксперименте (разным участникам предъявлялись разные бланки) увеличение продолжительности жизни Джен вдвое не оказало никакого влияния на привлекательность ее жизни и на оценку общего количества радости или печали. Понятно, что ее жизнь была представлена типичным временным срезом, а не последовательностью срезов. В результате «полное счастье» оценивалось как радость в типичный период времени, а не суммой (или интегралом) радостных моментов на протяжении всей жизни. Как и ожидалось, Динер и его студенты обнаружили также эффект «лучше меньше», который ясно показывал, что вместо суммы используется среднее значение. Добавление пяти «удовлетворительных» лет к очень счастливой жизни вызвало значительное снижение оценки общего счастья в жизни. По моему совету исследователи собрали данные по влиянию добавленных пяти лет во «внутрикатегориальном» эксперименте (один и тот же испытуемый оценивал два варианта по очереди). Хотя я давно имею дело с ошибками оценки, даже мне было трудно поверить, что разумные люди могут сказать, будто добавление пяти неплохих лет сделает жизнь значительно хуже. Я оказался неправ: подавляющее большинство участников эксперимента пришли к выводу, что разочаровывающие пять дополнительных лет портят всю жизнь. Структура суждений выглядела абсурдной, и Динер со студентами сначала решил, что ответы говорят о неразумности молодых участников эксперимента. Однако результаты не изменились, когда на те же вопросы ответили родители и старшие друзья студентов-экспериментаторов. В интуитивной оценке как всей жизни, так и кратких эпизодов, пик и конец имеют значение, а длительность – нет. Боли при родах и удовольствие от отдыха всегда приводятся в качестве возражений идее игнорирования длительности: мы все интуитивно согласимся, что роды, длящиеся 24 часа, гораздо хуже, чем роды, занимающие 6 часов, и что шесть дней на хорошем курорте лучше, чем три. Кажется, что длительность в этих случаях имеет значение, но это только потому, что качество ощущений меняется с течением времени. Роженица больше измучена и разбита после 24 часов, чем после 6; отпускник чувствует себя более отдохнувшим и посвежевшим после шести дней, чем после трех. В действительности при оценке подобных эпизодов для нас важно и постепенное ухудшение (или улучшение) текущих ощущений, и то, как человек себя чувствует в конце. Амнестический отпуск Куда поехать в отпуск? Вы предпочтете провести расслабляющую неделю на знакомом пляже, где отдыхали в прошлом году? Или надеетесь получить свежие впечатления? Туристические агентства предлагают различные варианты: курорты помогут расслабиться и восстановить силы, путешествия дадут материал для создания историй и накопления воспоминаний. Безудержное увлечение многих туристов фотографией позволяет предположить, что хранение воспоминаний часто является важной целью, которая влияет и на отпускные планы, и на восприятие отдыха. Фотограф воспринимает сцену не как мгновение, которое хочется сохранить, но как будущее воспоминание, которое нужно организовать. Фотоснимки пригодятся вспоминающему «я» – хотя мы обычно не разглядываем их так долго или так часто, как собирались, или вообще не смотрим, – но фотографирование необязательно лучший способ для ощущающего «я» туриста наслаждаться видами. Во многих случаях мы оцениваем отпуск по истории и тем воспоминаниям, которые останутся. Мы часто говорим «незабываемо» о лучших моментах отпуска – открыто формулируя цели ощущений. В других случаях – на ум сразу приходит любовь – уверенное заявление «Это мгновение не забудется никогда» меняет характер момента. Сознательно организованное воспоминание об ощущениях приобретает вес и значимость, которых иначе не имело бы. Эд Динер со своей командой представил доказательства, что именно вспоминающее «я» выбирает отпуск. Студентов попросили вести записи и ежедневно оценивать собственные впечатления во время весенних каникул. После окончания каникул студенты давали общую оценку проведенному времени. Затем каждый указывал, хотел бы он повторить только что закончившиеся каникулы. Статистический анализ показал, что желание повторить каникулы полностью определяется конечной оценкой – даже если она не отражает точно качество впечатлений, описанных в дневнике. Как и в эксперименте «холодная рука», люди опираются – правильно это или нет – на память, решая, повторять или не повторять впечатления. Следующий мысленный эксперимент по поводу предстоящего отпуска позволит вам понять свое отношение к ощущающему «я». В конце отпуска все фотографии и видеозаписи будут уничтожены. Более того, вы примете зелье, которое сотрет все воспоминания об отпуске. Как эта перспектива повлияет на ваши отпускные планы? Сколько вы готовы будете заплатить за такой отпуск по сравнению с нормальным, запоминающимся отпуском? Я не проводил строгих исследований, но из бесед вынес впечатление, что стирание воспоминаний резко снизит ценность опыта. В некоторых случаях люди, примеряя к себе собирательное представление о «беспамятных», решают увеличить удовольствие от процесса, вернувшись туда, где когда-то были счастливы. Однако некоторые отвечают, что никуда не поедут, тем самым показывая, что главным для них является вспоминающее «я», тогда как амнестическое ощущающее «я» волнует их не больше, чем какой-то беспамятный незнакомец. Многие указали, что не согласились бы сами и не отправили бы других «беспамятных» на альпинистский маршрут или в путешествие по джунглям, поскольку соответствующие ощущения обычно болезненны в реальном времени, а ценными становятся только в расчете на то, что сохранятся воспоминания и о страданиях, и о радости при достижении цели. Вот еще один мысленный эксперимент: представьте, что вам предстоит болезненная операция, во время которой вы будете оставаться в сознании. Вас предупреждают, что вы будете кричать от боли и умолять хирурга остановиться. Однако вам обещают лекарство, которое полностью сотрет память об операции. Как вам такая перспектива? В неформальных беседах большинство людей оказались на удивление безразличны к боли, которую испытывает их ощущающее «я». Некоторые сказали, что им все равно. Другие согласились, что будут жалеть свое страдающее «я», но не больше, чем жалели бы страдающего незнакомца. Как ни странно, «я» – это мое вспоминающее «я»; ощущающее «я», которое и проживает мою жизнь, для меня – посторонний. Разговоры о жизни как истории «Он отчаянно пытается сохранить целостным сюжет честно прожитой жизни, хотя последний эпизод оставляет желать лучшего». «То, с какой силой он стремился к этому мимолетному приключению, говорит о полном игнорировании длительности». «Похоже, ты весь отпуск посвятил созданию воспоминаний. Может, лучше отложить камеру и насладиться мгновением, пусть даже не таким памятным?» «У нее болезнь Альцгеймера. Она не удерживает в памяти сюжет своей жизни, но ее ощущающее „я“ по-прежнему открыто красоте и добру». Сергей Кара-Мурза: «Социализм был эффективен как проект людей, испытавших беду» 2021-11-10 09:18 Редакция ПО  «Философы утверждали, что образ будущего собирает людей в народ»— Сергей Георгиевич, сегодня, 7 ноября, мы тихо празднуем 104-ю годовщину Октябрьской революции. Тихо — потому что не слышно ни заздравных речей, ни диспутов, ни даже обычных рассказов о прошлом. Над СССР, как над погибшей Атлантидой, сомкнулись воды забвения. Среди немногого, что нарушает этот заговор молчания, — ваша книга «Советская цивилизация», которая вышла еще в самом начале 2000-х годов… — Книга «Советская цивилизация» написана мною для того, чтобы передать потомкам знание об этом времени. Моей задачей было представить картину СССР — великой цивилизации и ее последующего распада. Все равно прошлая сила этой цивилизации вошла в ядро мировоззрения. Книгу читают, но она помогла лишь частично восстановить образ прошлой страны и представила некоторые системы и структуры СССР и других стран (основываясь на личном опыте). Восприняли ли это потомки? Для них все это происходило уже очень давно. Но донести до них исчезающие знания было необходимо. Ведь уже молодежь времен перестройки показала поразительное невежество в представлениях о революции и строительстве СССР. Это не вина молодежи, но такая степень невежества стала национальной угрозой. Наследие русского коммунизма сделалось историей, туманным преданием. В пространстве 1988–2021 годов мы могли только убирать мусор хаоса и восстанавливать минимальный порядок в мышлении и сознании. Над нами летят тучи невежества. Мы старались восстановить образы нашего прошлого, делали наскоро, включая свои воспоминания. Я это делал, вспоминая моих дорогих друзей, которые пошли по другому пути. Это была катастрофа. Понять было трудно, думали непрерывно. Кое-что просветлило. Это была уже серьезная работа. Считалось, что «образы прошлого — ресурс для проектирования будущего», а символы, «приходя из прошлого и уходя в будущее», обретают новые смыслы. Так, как будто они и вяжут цепь времен. Философы утверждали, что образ будущего собирает людей в народ, обладающий волей. Все это сложнее: мы видим, что наши братские народы топчутся на месте уже 30 лет — нет ни векторов, ни целей. Прощупывая пространства, болота и омуты, мы не имеем права «утратить веру в будущее». Но для этого надо восстановить цепь прошлое – настоящее – будущее. Но в нашей символической сфере эта цепь разорвана — большинство людей погружены в прошлое, а настоящее считают выморочным временем, которое надо только пережить. Что же до будущего? Сегодня в России во многих срезах реальности нет действительности, в которой могут «работать» символы, созданные в советский период. Они пока законсервированы в катакомбах. Шекспир сказал: «Развал в стране и всё в разъединенье». Мы сейчас не знаем ни символов, ни новых смыслов. Все, что мы видим, — это какие-то неизвестные эпидемии и психически больных людей. — Вы ощущаете себя человеком исчезнувшей цивилизации? Ведь вы застали советское государство ровно в середине его эволюции, на границе между сталинской и хрущевской эпохами. — Мне было всего четыре года, когда я приехал в Казахстан в эвакуацию из Москвы. Шла война, и это обостряло чувства и делало нас, детей, более взрослыми. Помню, однажды я подошел к пустому рынку, где кто-то продавал только квас. Смотрю — стоит с кружкой странный человек, даже страшный: лицо черное от солнца, молчит. Я осторожно отошел и спросил у женщины: «Тетя, кто этот человек?» Я навсегда запомнил смысл того разговора. Женщина тихо объяснила мне примерно так: этот человек — бродяга, он ушел в степь от людей и не знает, куда идет; может, у него горе — мы не знаем; тебе не надо к нему подходить. А у нас, мальчишек того времени, наоборот, было обыкновение подходить к совершенно не известным нам людям. Нам говорили военные и раненые, вернувшиеся с фронта: «Надо понимать людей, кто они и что делают». Мы беспечными стайками носились по городу без всякого надзора — у всех родители до вечера были на работе. Не раз я видел: идет какая-то женщина и вдруг начинает рыдать, и все на улице бегут к ней, окружают, обнимают, утешают. Такое было чувство единения и коллективизма! И тоже все бегут, если кто-то упал и ушибся. Возможно, поэтому дети были неосторожны, потому что знали: если что, тебя схватят и бегом понесут к врачу (на себе испытал). Врачи были часто совсем старенькие, но как внимательно они нас осматривали и лечили! Не только конкретную травму или болезнь, а всего тебя, все косточки. Можно сказать, что у нас тогда было очень развито правовое сознание — вернее, сознание наших прав. И не в законах было дело, а в том, что люди себя уважали — каждый согласно своим представлениям о достоинстве. Многие мальчики не умели этого выразить, но, если что, упрутся, смотрят исподлобья и твердят: «А чего? А чего?» Я был покладистее прочих, но и то упирался, если мои права нахально ущемляли. Помню, в Москве жили мы на Ленинградском проспекте, около бывшего ресторана «Яр». Именно в нем, кстати, после войны заседали представители союзнических держав: Эрнест Бевин, Жорж Бидо, Джордж Маршалл и Вячеслав Молотов. Тогда шутили: «Отгадай загадку: два Б, два М, а вместе ни бе ни ме». К «Яру» подкатывали большие машины с флажками, и мальчишки сбегались посмотреть. И вот как-то раз — не знаю, что меня дернуло, но я нашел какой-то железный цилиндр типа школьного пенала, крутил его в руках и вдруг взял и кинул его катиться по мостовой, туда, где шли машины. Автомобили великих людей, а им что-то кинули. Какой-то человек бросился навстречу и схватил цилиндрик, а другой подскочил ко мне со злым лицом. Я и не думал убегать. Первый принес эту штучку, они ее посмотрели, и один погрозил мне пальцем. Тогда я даже не сообразил, как могла быть понята моя глупая выходка. Со временем к «Яру» пристроили здание — внешне точь-в-точь по стилю. Стала гостиница «Советская» — для высших чинов. Аденауэр там жил, потом Неру с дочерью Индирой Ганди приехал. В окне там маячила маленькая вывеска: «Парикмахерская». И вот как-то я говорю приятелям: пойдем пострижемся. Обычно мы стриглись наголо в бане всего за 10 копеек. А тут мы пошли в гостиницу. Там кругом мрамор, позолота, фарфор. Парикмахерская — просто чудо тогдашней техники и дизайна, накрахмаленные простыни. Парикмахер сразу обрушился на нас: «Вы куда, шпана?» Я отвечаю: «Стричься!» Он: «А ну вон отсюда, идите в баню!» Ребята меня тянут, мол, пошли отсюда, Мурза. Но я уперся и говорю: «Я пришел стричься. Отказать не имеете права, потому что вывеска на улице. Стригите». Парикмахер удивился, посадил меня в кресло и говорит, чтобы уязвить: «Ладно. Но учти, если хоть одну вошь найду, уйдешь наполовину остриженный». Я про себя усомнился, что он имеет право так строго наказывать. А с другой стороны, может, завтра в этом кресле будет Джавахарлал Неру стричься, а тут моя вошь. В общем, для компромисса я принял условия парикмахера. Постриг он меня, а вывеску потом сняли. Одной из основ советского общества была солидарность, признание того, что человек не атом и он включен в крупные «молекулы» солидарных связей. Между тем австрийский экономист и философ Фридрих фон Хайек еще в 1984 году заметил, что для существования и успешного функционирования рыночной экономики необходимо, чтобы люди освободились от некоторых природных инстинктов, среди которых он как раз выделял инстинкты солидарности и сострадания. Причем философ признавал, что речь идет о природных, врожденных инстинктах, которые предстоит вырвать из сердца, чтобы постепенно превратить человека в новый биологический вид. Но ведь это как раз то, к чему призывал Фридрих Ницше, создавая образ своего безжалостного сверхчеловека, находящегося «по ту сторону добра и зла». Те, кто сумеет отказаться от своих природных инстинктов и культурных табу, и составят со всей очевидностью пресловутый «золотой миллиард». Так можно дойти и до того, что будет устранено табу на убийство ближнего, поскольку человек, принадлежащий к иному виду или роду, — вроде уже не ближний. «Ленину приходилось принижать оригинальность своих тезисов, прикрываться Марксом и пролетариатом»— В вашем исследовании советской цивилизации обычные человеческие воспоминания переплетаются с заметками мыслителя, и это делает их особенно ценными. Последняя ваша книга, которая увидела свет в нынешнем 2021 году, называется «Новое Средневековье XXI века, или Погружение в невежество». Причем из этого процесса погружения в невежество вы не исключили и Советский Союз. Почему? Разве Советская Россия с первых лет своего существования не базировалась на просвещении и знании? Ликвидация неграмотности, открытый доступ в университеты, просветительские общества, пропаганда науки и так далее — здесь можно многое перечислить. — Наш народ прошел через войны с Востока и Запада, создал сложные истоки и системы, горел в гражданских войнах, видел расколы и соединился. Сейчас мы находимся в трудном переходе, ищем дороги будущего. Вспомните: Юрий Андропов, став генсеком, обмолвился: «Мы не знаем общества, в котором живем». В этом признании было предчувствие катастрофы. Значит, что перед нами — стихия и, куда все движется, неизвестно. Это оценка последнего этапа СССР. И сегодня на нас давят многие силы: субъекты угроз, катастрофы и массовая аномия (состояние дезорганизации социальных норм и институтов — прим. ред.), преступники и жестокие мессианские идеи, пандемия и болезнь, бедность и безработица, болезненная психика и невежество… Моя новая книга о людях прошлого и настоящего, тех, кто не знает и не понимает образы, картины, их смыслы и возможные последствия. Эти люди ошибаются, тратят силы, ресурсы и надежды, а это и есть состояния невежества. Но всегда найдутся несколько людей, которые постепенно учатся понимать образы и смыслы и помогают в этом другим. Разумный человек сначала исследует картину мира, абстрагируясь от своей нравственной оценки объекта. Реальный объект изучается в контексте, позволяющем представить его с разных аспектов. Более того, надо видеть и понять общую картину, ее историю и движение. Так врач ставит достоверный диагноз болезни пациента независимо от того, симпатичен ему тот или противен. Так и фронтовая разведка добывает достоверное знание о противнике — делая акцент на реальности, а не на ярости. Они действуют беспристрастно, объективно, рационально, даже если объекты неопределенны. Так и ученый (после ХVII века): наука тоже провозгласила беспристрастное (объективное) знание как самоценность. Миссия науки — познать то, что есть, независимо от того, как должно быть, хотя объекты сначала показывают кусочки своих образов и ученые долго ищут явные образы и много ошибаются. Научные революции создают разрывы непрерывности и накопляют знание — и это отвергает саму возможность предвидеть главные черты новых систем. Так мы видим проблемы, но они уходят — и мы рады, иногда спорим. Все хорошо! Эйнштейн сказал: «Слова языка, написанные или произнесенные, кажется, не играют никакой роли в механизме мышления, который полагается на более или менее ясные визуальные образы». Но почему же мы при кризисе или «перестройке» не создаем себе картину нашего мира и образов новых поколений, а кидаемся к старому истоку и устою? Ведь динамичные и нестабильные общности идут вперед — даже в сфере угроз и невежества. Почему мы всегда держались за истоки и не изучали угрозы распада общностей и материи?! — Читая ваши книги, легко прийти к выводу, что Владимир Ленин, классик марксизма-ленинизма, не являлся ортодоксальным марксистом. Когда ему это было нужно, он легко отказывался от постулатов Маркса – Энгельса и «сим победил». Что до Сталина, то вообще непонятно, верил ли он в формально господствующую идеологию или только умело использовал ее в своих целях. Зато после 1953 года внутри СССР произошел возврат к каноническому, ортодоксальному марксизму, который, следуя вашей логике, сработал не за, а против нашей страны. — Знаете, еще будущий лидер компартии Италии Антонио Грамши отметил эту особенность, о которой вы говорите. В статье под названием «Революция против „Капитала“» (5 января 1918 года) Грамши высказал важную мысль о русской революции 1917-го: «Это революция против „Капитала“ Карла Маркса. „Капитал“ Маркса был в России книгой скорее для буржуазии, чем для пролетариата». И далее: «События вышли за рамки идеологий. События взорвали критические схемы, определяющие, как российская история должна развертываться в соответствии с канонами исторического материализма. Большевики отвергли Карла Маркса, и их четкие действия и победы являются свидетельством того, что каноны исторического материализма не настолько незыблемы, как кому-то казалось и как кто-то думал». После этого остается только недоумевать, как можно было для ключевой доктрины советского социализма взять за основу политэкономию капитализма Маркса! — Хорошо, а что тогда стало реальной основой для социализма ленинского типа? — Это крестьянский социализм плюс Ленин, его оригинальная философия. Сама по себе идея совместной обработки земли и производственной кооперации бытовала в российской крестьянской среде давно, задолго до колхозов, коллективизации и даже революции. Община накладывала на земледельцев определенные ограничения, но она же служила им опорой. Крестьянин знал, что, если он в своей тяжелой жизни попадет в трудное положение, ему обязательно помогут. Да, не иметь возможности полностью распоряжаться своим урожаем, а часть его сдавать в общину для создания неприкосновенного запаса на случай недорода — это стеснение. Но буквально в каждой крестьянской семье была жива память о голодном годе, когда этот запас спасал жизнь, и потому тоталитарное общинное правило ценилось крестьянами выше глотка свободы. Крестьяне по данному поводу говаривали: «Если нарушить общину, нам и милостыню не у кого попросить будет». Поначалу Ленин следом за другими социал-демократами писал о необходимости освободить крестьянина от оков общины. Это был типично либеральный западный взгляд, согласно которому быть свободным индивидом всегда лучше, чем входить в солидарный человеческий коллектив. Однако после 1908 года Владимир Ильич уже по-иному представлял себе смысл спора марксистов с народниками. Произошел серьезный разрыв с западным марксизмом, сдвиг в сторону неявной политэкономии, первой фазы образования Советов. Любопытно, что, когда уже в Советском Союзе начался массовый исход крестьян из деревни в город, общинные традиции нашли себе другое выражение — в трудовых коллективах, которые создавались на каждом социалистическом предприятии. Мы мало вникали в роль монархического государства России в народном хозяйстве. Но вот суждение Макса Вебера: «Представление, что земельная собственность подлежит суверенному распоряжению государственной власти, было глубоко укоренено исторически еще в московском государстве, точно так же, как и община». Поэтому Ленин следовал требованиям реальной жизни, презирая собственные вчерашние догмы. Но он делал это, не перегибая палку в расшатывании мышления своих соратников. Приходя шаг за шагом к пониманию сути крестьянской России, создавая «русский большевизм» и принимая противоречащие марксизму стратегические решения, Ленин сумел выполнить свою политическую задачу, не входя в конфликт с общественным сознанием. Ему постоянно приходилось принижать оригинальность своих тезисов, прикрываться Марксом, пролетариатом и тому подобное. И он всегда поначалу встречал сопротивление почти всей верхушки РСДРП, но умел убедить товарищей, обращаясь к здравому смыслу. Впрочем, его партия формировалась из тех, кто умел сочетать «верность марксизму» со здравым смыслом. Остальные поочередно откалывались — Георгий Плеханов, меньшевики, Бунд, троцкисты. Кстати, уже коммунистический Манифест проявил важные противоречия. Ведь он предлагал такой образ прогрессивного общественного развития, проходя формацию капитализма: «Буржуазия подчинила деревню господству города. Она создала огромные города, в высокой степени увеличила численность городского населения по сравнению с сельским и вырвала таким образом значительную часть населения из идиотизма деревенской жизни. Так же, как деревню она сделала зависимой от города, так варварские и полуварварские страны она поставила в зависимость от стран цивилизованных, крестьянские народы — от буржуазных народов, Восток — от Запада». Заметим, что здесь крестьянство, крестьянские народы и Восток представлены как собирательный образ врага, который должен быть побежден и подчинен буржуазным Западом. Это формула мироустройства — война цивилизаций, оправданная теорией формаций. Но с 1930 по 1950 год латентный конфликт между ортодоксальными марксистами и большевиками (с их базой советских почвенников) еще не был слышен. Он был активизирован после срочной программы послевоенного восстановления. «Антисоветский марксизм парализовал советских людей, которые с колыбели росли под портретом Маркса»— Так что же произошло после 1950 года? И что такое «антисоветский марксизм», о котором вы пишете как о некоей зловещей силе, которая помогла разрушить СССР? Это и есть марксизм в чистом дистиллированном виде, не разбавленный ленинской и сталинской мыслью? — У советских теоретиков-экономистов основой разработки политэкономии стали труды Маркса и Энгельса — в отрыве от реальности и СССР, и Запада. Власть в СССР после 1950 года не видела сложных проблем конфликтов между механической и органической солидарностью и не понимала процессов, происходящих на Западе. Созданная же после перестройки «органическая солидарность» больше похожа на «дикий капитализм». Давайте по порядку. Очень грубо наш кризис, который длится по сию пору, можно определить как кризис традиционного общества в ходе модернизации — уже под давлением мирового капиталистического режима. Революция 1917 года позволила вырваться из такой ловушки и создать новаторскую советскую систему жизнеустройства. Но во второй половине ХХ века советская система не справилась с задачей удержать культурную гегемонию в послевоенных поколениях городского общества — недовольная интеллигенция вела «молекулярную агрессию» в сознание. Взял верх антисоветский проект, внушили массе идею обновления через самоотречение. Произошло скачкообразное увеличение многообразия жизненных форм. Все эти новые стили не соотносились с нормами и советской системы, и современного капитализма. В сознании старших поколений совмещались героическая и трагическая реальности. А ХХ съезд КПСС разрушил несущую опору государства — смысл прошлого. Сейчас молодежь с трудом представляет фактор, на который не обратило внимания наше образование: советское общество до 1950-х годов было скреплено механической солидарностью. Эта разновидность солидарности требовалась для войны. Тот социализм, что строили большевики и весь народ, был эффективен как проект людей, испытавших беду. Но этот проект не отвечал запросам общества благополучного — уже пережившего и забывшего беду как тип бытия. Подростки и молодежь 70–80-х годов ХХ века были поколением, не знавшим ни войны, ни массовых социальных бедствий, а советская власть говорила с ними на языке «крестьянского коммунизма», которого они не понимали, а потом стали над ним и посмеиваться. Огромный изъян наследия советской символической сферы состоял в том, что из нее тщательно вычистили результаты обдумывания и переживания наших поражений и ошибок. В 1950–1960-е годы вышли на арену шестидесятники, цвет нашего обществоведения. А за ними постепенно пошла и верхушка КПСС — и зашла в тупик. Обществоведы-шестидесятники оказывали большое воздействие на интеллигенцию. Системы механической солидарности и органической солидарности столкнулись в тяжелом конфликте. При этом общности и группы изменились или распались. Только во время перестройки люди стали понимать, куда процесс движется, хотя уже в 1955 году можно было увидеть сигналы. Вот в 1950-е на философском факультете МГУ вместе учились Мераб Мамардашвили, Александр Зиновьев, Борис Грушин, Георгий Щедровицкий, Юрий Левада. Об этой когорте писали: «Общим для талантливых молодых философов была смелая цель — вернуться к подлинному Марксу». Их было больше, и они являлись элитой, близкой к власти. Все они очень яркие люди, в сфере гуманитарной интеллигенции были известны и как прекрасные друзья, с ними многие были лично знакомы. Вокруг них возникали кружки студентов с разных факультетов, они читали Маркса и обсуждали его тексты. Но картина мира этих революционеров постепенно заводила в безвыходный тупик. Таким образом, главным идейным оружием антисоветской элиты во время перестройки стал антисоветский марксизм. Это словосочетание до сих выглядит парадоксальным, но оно отражает фактическую реальность. Антисоветский марксизм парализовал советских людей, которые с колыбели росли под портретом Маркса. Страшное потрясение в том, что никто не заметил ничего необычного. Талантливые молодые философы поверили в догмы и гипотезы Маркса, которые устарели уже в 1880-е годы. Так советская интеллигенция постепенно приняла соблазн этого иррационального мессианского невежества. Большинство увидело надвигающуюся угрозу только после 1985-го, но и это большинство лишь сейчас научилось видеть исток данного процесса. Так, во вторую половину ХХ века все мы погружались в невежество, которое по-разному подтачивали и СССР, и нашу культуру, и общество. Прозрения стали приходить позже. В 2008 году российский демократ Юрий Афанасьев неожиданно сказал: «Вы правы, результат реформ катастрофичен, и, наверное, не могло быть по-другому. Мы на самом деле были слепыми поводырями слепых». Вот уникальный случай: Андрей Дмитриевич Сахаров — советский ученый, окончил МГУ, стал академиком АН СССР, как великий физик трижды удостоен звания Героя Социалистического Труда. Но почему же образом зла у него стал СССР, где он родился, учился, работал в коллективе замечательных ученых? И притом что он был избран народным депутатом СССР! Мы не знали, что интеллигенция — особая общность, и не понимали, как изменяются ее новые поколения. Эти процессы увидел философ Георгий Петрович Федотов, наблюдая молодежь в эмиграции, в контакте с европейцами. Он писал: «Каждое поколение интеллигенции определяло себя по-своему, отрекаясь от своих предков и начиная — на 10 лет — новую эру. Можно сказать, что столетие самосознания русской интеллигенции является ее непрерывным саморазрушением. Никогда злоба врагов не могла нанести интеллигенции таких глубоких ран, какие наносила она сама в вечной жажде самосожжения». Да, мы проиграли холодную войну — у нас не было знания. Но уже мы давно знали, что у нас строй не капитализм и не социализм. Те проекты 1970–1980-х годов, которые мы разрабатывали вместе с мировыми бригадами, остановились — почти все сотрудники исчезли и пропали. Все они получили культурную травму, стресс был таков, что мы не помним свои работы. Если мы их находим, то с трудом верим, что это наши тексты — они даже кажутся ценными сейчас. Потому что они созданы в сферах дисциплин реальной науки. Эти осколки в раскопках. «А у нас старики говорят, что через 7 лет Советский Союз восстановится»— Одним из главным принципов советской цивилизации был интернационализм. Сейчас много говорят о том, что он являлся надуманным, формальным и на самом деле в СССР пострадали многие народы, пережившие массовую депортацию, — прежде всего калмыки, чеченцы и крымские татары. Или интернациональная доктрина все-таки была действенной? — Интернационализм в СССР, можно сказать, был бытовым (хотя этот эпитет чаще всего прилагают к разного рода национализмам). Я уже говорил о том, что в раннем детстве во время войны оказался в эвакуации в Казахстане. Помню, что в казахской деревне нас называли выковырянными (эвакуированными). Нас разместили по колхозным избам. Я много ходил по деревне и ее окрестностям, далеко-далеко — до Кустаная. Так вот, мне встречалось много разных людей: русские, казахи, немцы и много приехавших. В нашей детской жизни отражалась жизнь взрослых, а там шовинизма не было ни в традиции, ни в идеологии. Казалось бы, наши отцы в то время массами гибли под ударами немцев, а здесь — вот они, немцы, отселенные с Запада. Но ни у кого и в мыслях не было их в чем-то подозревать. Помню, летом 1942 года я шел по степи — мать на току, я поиграл с пшеницей и пошел путешествовать. Ушел далеко, ничего не видно кругом, и пришел к странному домику. В нем что-то стучит, работает машина. Открылось окошечко, и показалось сморщенное лицо старухи-казашки. Посмотрела она на меня, потом исчезла, а потом опять выглянула в окошечко и протягивает мне вниз кусочек хлеба с маслом. Это была маслобойка, и все масло до грамма шло на фронт. В последний раз я ел масло до войны и не помнил его вкуса, а теперь попробовал его в «сознательном возрасте». Ничего вкуснее не приходилось мне пробовать с тех пор. Мы не обмолвились со старухой ни словом, она вернулась к своей машине, а я пошел дальше. Когда я стал студентом, у нас на курсе было много иностранцев — примерно пятая часть. В нашей группе, помимо китайцев, встречались и другие — например полька. Худая, как комар, но очень элегантная и сильно озабоченная на антисоветской почве. Приятно было с ней беседовать — скажешь что-нибудь в шутку, она вспыхивает как порох. С венграми было посложнее — хладнокровные, главное, они признавали, что советские войска спасли их от гражданской войны. Причем такой, что перебили бы друг друга дочиста, много там имелось старых счетов. В общем, с иностранцами из Европы нам на курсе разговаривать было непросто. Только немцы на все плевали, их ни венгры, ни даже полька растрогать не могли. Они тогда твердо стояли на позициях марксизма-ленинизма и усердно учили химию. Ностальгия по этому социалистическому братству осталась и сегодня у многих народов, входивших в состав СССР или живших в социалистическом лагере. Приведу еще один случай: в 1993 году в деревне я строил дом, а мой сосед поставил на меже вагончик, и в нем завелись люди — бригада строителей. Все они съехались издалека по зову своего атамана Саши (таджик) — из-под Винницы, из Мордовии и Таджикистана. Меня они звали дядей Сережей, а Коля-таджик — меня просто дядей. Приехал он из-под Курган-Тюбе (третий по величине город Таджикистана, ставший одним из очагов гражданской войны, — прим. ред.), из самого пекла, с выбитым глазом и поврежденным лицом. Трясся от холода, и я дал ему шинель и мою телогрейку. А ведь он в своем городе принадлежал к элите — скорой помощи. Теперь он превратился в какое-то двойное существо. Однажды он собрался в город — звонить домой. Надел костюм, галстук. Вышел из вагончика другой человек, его было не узнать — интеллигентный, элегантный, уверенный в себе. Так вот, в Коле жила глубокая животная тоска по советскому строю. Я встречал ее и в других таджиках из горячих мест. Стоило ему выпить, он встревал в любой разговор и безо всякой с ним связи сообщал: «А у нас старики говорят, что через 7 лет Советский Союз восстановится». «О чем же вы думали, когда русских гнали и советскую власть свергали?» — спрашивал я его. «Да разве это мы? — разводил руками Коля. — Это же все из Москвы шло…» Считалось, что основа СССР — единство и солидарность советского народа. В Конституции 1977 года было коротко сказано: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу». Однако ко времени перестройки эта статья утратила реальный смысл, поскольку после 1955-го произошли изменения — быстрое развитие органической солидарности. Для множества людей советский строй был их достоянием, но в такой форме это стало преданием. Советские люди и искренние коммунисты не могли понять политической системы перестройки, так как оказались связанными давно устаревшими понятиями и структурами. Очевидно, что современного знания почти никто не имел и практически почти все были недееспособны в политике — и левые, и правые, и исследователи общественной науки. Достаточно посмотреть статистику 1990-х. Вот важный тип культурной травмы: «Прошли через статус незанятого с 1992 по 1998 год примерно по 10 миллионов каждый год и всего более 60 миллионов человек; из них рабочие составляли около 67 процентов, то есть более 40 миллионов человек». А после 1990-х в России появилось новое понятие — «прекариат» (класс социально неустроенных людей, не имеющих полной гарантированной занятости, — прим. ред.). Возник новый класс, не связанный производственными отношениями ни с предприятиями капитала, ни с учреждениями государства. Социолог культуры Леонид Ионин писал в 1995 году: «Гибель советской моностилистической культуры привела к распаду формировавшегося десятилетиями образа мира, что не могло не повлечь за собой массовую дезориентацию, утрату идентификаций на индивидуальном и групповом уровне, а также на уровне общества в целом. Болезненнее всего гибель советской культуры должна была сказаться на наиболее активной части общества, ориентированной на успех в рамках сложившихся институтов, то есть на успех, сопровождающийся общественным признанием. Такого рода успешные биографии в любом обществе являют собой культурные образцы и служат средством культурной и социальной интеграции. И наоборот, разрушение таких биографий ведет к прогрессирующей дезинтеграции общества и массовой деидентификации. Наименее страдают в этой ситуации либо индивиды с низким уровнем притязаний, либо авантюристы, не обладающие устойчивой долговременной мотивацией. Авантюрист как социальный тип — фигура, характерная и для России настоящего времени». «В ходе глобализации был создан хаос, который породил глобальную пандемию»— Советские фантасты прошлого века мечтали о XXI столетии как об эре коммунистического братства и планетарного единения. Вопреки этим прогнозам к концу первой четверти XXI века мы получили пандемию COVID-19 со всеобщим разъединением и новым железным занавесом, который опустился над миром под предлогом бесконечных локдаунов. Что вы как мыслитель, написавший знаменитую книгу «Манипуляция сознанием», думаете о нынешней коронавирусной эре? — Еще в ХIХ столетии философы увидели и обдумали синтез двух источников — революции и пандемии. Эти источники проходят через ужас катастроф, но потом они, возможно, выйдут на дорогу к счастью. Но позже такой синтез был заменен источниками империализма и войнами. Консервативные идеологи Европы после Реставрации — и особенно после революции 1848 года — взяли на вооружение для объяснения революционных процессов модель – метафору эпидемии. Эта модель распространения инфекционных заболеваний была уже хорошо разработана в медицине и широко известна. Представление революции как «политического нездоровья» и «психической эпидемии» эффективно использовалось властями — по прямой аналогии с понятными противоэпидемическими мерами возникли механизмы цензуры и превентивного заключения (карантина). Наши революции и пандемии следует рассматривать отдельно, здесь нам надо представить картину Запада. Вот пример из доклада: «Преступники эксплуатируют кризис COVID-19». Полицию послали сдерживать пандемию, но их мало — и наверх вышел криминал. Мы увидели целую область страны во власти организованных преступных групп, которые быстро создали криминальные глобальные транснациональные корпорации — со своей логистикой, экономикой, наукой, политикой, культурой и армией. Преступники используют пандемии для проведения захвата части материальных и финансовых ресурсов медицинской, фармацевтической отраслей, а также сфер промышленности и торговли. Во время пандемии обычный строй жизни распадается. Из стран Запада приходит множество статей от ученых, пытающихся разобраться в происходящем. А в данной тяжелой ситуации из-за пандемии COVID-19 многие историки напомнили, что «болезни влияют не только на медицинскую науку и общественное здравоохранение, но и на искусство, религию, интеллектуальную историю и войну». Вот что в этом плане представил писатель Роберто Савиано из Италии: «Америка расплачивается за те же ошибки, что и все прочие, главными из этих ошибок я бы назвал сомнения и запоздалые реакции. Другое дело, что я впервые вижу США неготовыми к столь массовому и опасному феномену. Может быть, там были готовы к войне, но к пандемии — явно нет. Парадокс в том, что все эти экстренные решения принимаются лидером, который выступал за сокращение расходов на здравоохранение, и поэтому в больницах Нью-Йорка не хватает масок, спецодежды, перчаток и прочих защитных мер для персонала, есть сложности в организации приема больных. Да и статистика по смертности говорит о многом. Больше других пострадали выходцы из Латинской Америки и афроамериканцы — те, кто не может позволить себе ни самоизоляцию, ни медицинскую страховку. Количество умирающих бедняков в Нью-Йорке и впрямь ужасает. В целом же у людей растет тревожное ощущение, что государство не в состоянии гарантировать их безопасность. Появился страх перед грабежами, а вместе с ним опасение, что защищаться придется самим». Теперь мы идем за Америкой и Европой. В ходе глобализации был создан хаос, который породил глобальную пандемию. Всем людям будет очень трудно пройти через эти бури, но посмотрите — и в США, и в Западной Европе — большие общности создали организации, которые вызвали почти бунты (пожары, погромы, «молекулярные войны»). Это еще раз подтверждает тезис о том, что пандемии идут рука об руку с революциями. Валерий Береснев Навеки оставшиеся двадцатилетними 2021-11-10 09:24 Редакция ПО  В середине дня 5 октября в Генштаб Красной армии поступили донесения о захвате немцами Юхнова и продвижении их танков и мотопехоты по Варшавскому шоссе к Медыни и на Малоярославец. В обороне советских войск на Ильинском боевом участке Можайской линии обороны, которая должна была прочно прикрыть важнейшие московские оперативные направления – через Волоколамск, Можайск и Малоярославец, образовалась брешь. Далее на всем протяжении Варшавского шоссе в сторону столицы наших войск почти не было. Сложилась критическая ситуация, которую Маршал Советского Союза Г.К. Жуков в своих воспоминаниях охарактеризовал лаконично: «К исходу 7 октября все пути на Москву, по существу, были открыты». Главная опасность состояла в том, что бронетанковые войска противника могли внезапно появиться под Москвой, и её сдача была бы предрешена. Ставка приказала как можно быстрее и откуда только можно стягивать войска на Можайскую линию обороны. Этот приказ выполнял генерал армии Жуков, назначенный 10 октября командующим Западным фронтом. Разумеется, и до этого делалось все возможное. Беда только в том, что возможности советского командования были в тот момент крайне ограниченными. Воздушная разведка обнаружила двигавшуюся по Варшавскому шоссе в направлении Малоярославца громадную колонну врага – 20 тыс. мотопехоты и до 200 танков. Немцы, захватив Юхнов, попытались продвинуться дальше, но майор И.Г. Старчак, начальник парашютно-десантной службы Западного фронта, своим решением взорвал мост через реку Угру на восточной окраине города. По его личной инициативе 4 октября был сформирован отряд численностью 400 человек из числа пограничников, которые готовились к действиям во вражеском тылу. После взрыва моста отряд занял оборону по восточному берегу реки Угры. Однако этих ограниченных сил, чтобы сдержать напор врага, было недостаточно. Учитывая это, советское командование 5 октября подняло по тревоге и направило в район боевых действий западнее Малоярославца около 3,5 тыс. курсантов двух расположенных в Подольске училищ – артиллерийского и пехотного. Пожертвовали ценнейшим армейским капиталом – завтрашними офицерами, но в тех условиях, как видно, иного выхода не было. Сводному отряду курсантов во главе с начальником пехотного училища генерал-майором В.А. Смирновым и его помощником по артиллерии полковником И.С. Стрельбицким, начальником артучилища, была поставлена задача преградить путь немцам на Ильинском боевом участке на 5-7 дней, пока не подойдут резервы. В докладе генерала Смирнова командующему 43-й армией, в оперативном подчинении которого находился отряд, обрисованы условия, в которых курсанты убывали на передовую и воевали там – оснащались только стрелковым оружием (винтовки образца 1891 г., станковые и ручные пулеметы), минометами и учебными орудиями; какие-либо штатные средства связи отсутствовали; автотранспорта хватило только на переброску одного батальона, остальные батальоны выдвигались пешим порядком. Питание как продовольственное, так и боеприпасами было крайне затруднено, а с 15 октября отсутствовало совсем. И однако же курсанты воевали, да еще как! 6 октября передовой отряд прибыл в назначенный район и занял оборону на линии железобетонных дотов, не завершенных строителями – не было маскировки, бронещитов над амбразурами. Курсанты установили учебные орудия в дотах и заняли оборону на фронте в 10 км. Оборона была неплотная – по 300 человек на один километр фронта. Однако сопротивление врагу было оказано нешуточное. До начала основных боев передовой отряд курсантов совместно с отрядом капитана И.Г. Сторчака провел ночную контратаку, оказавшуюся для немцев неожиданной и позволившую выиграть несколько драгоценных часов. Когда враг перешел в наступление, курсанты, сдерживая его натиск, постепенно отходили к основному рубежу обороны – на Ильинский участок. За пять суток боев они подбили 20 танков, 10 бронемашин, уничтожили до тысячи солдат и офицеров врага. С утра 11 октября немцы возобновили активные боевые действия, нанеся по позициям курсантов массированные удары с воздуха и наземной артиллерией. После этого колонна вражеской бронетехники с пехотой попыталась пересечь р. Выпрейку по мосту, но атака была отбита. 13 октября последовала атака уже с тыла. Над своими танками немцы подняли красный флаг, однако обман был своевременно раскрыт, и танки уничтожены. Кончались боеприпасы, к 16 октября в строю осталось всего пять орудий. Таяли силы, сопротивление слабело: почти все курсанты, державшие оборону, погибли. Лишь после мощного огневого удара по всему фронту обороны враг смог захватить Ильинский участок. Оставшиеся в живых еще два дня удерживали деревни Лукьяново и Кудиново. Оборонявшие Кудиново 19 октября были взяты в кольцо окружения, но сумели вырваться из него. В тот же день курсанты получили приказ на отход для соединения с войсками, которые занимали оборону на реке Наре. Подольские курсанты уничтожили в боях около 5 тыс. немецких солдат и офицеров, подбили или вывели из строя около 100 вражеских танков, но и сами заплатили огромную цену, потеряв около 2,5 тыс. человек. Большинству из них было по 19-20 лет. Это легко установить по представлениям к наградам, оформленным командованием на наиболее отличившихся курсантов: Виктор Лакутин, год рождения – 1921-й, Константин Васильев – 1922-й, Василий Чебоненко – 1922-й, Александр Лыков – 1920-й… Они так и ушли в бессмертие навеки девятнадцати-двадцатилетними… Источник: https://politinform.su/140893-naveki-ostavshiesja-dvadcatiletnimi.html О политических взглядах Достоевского. К юбилею писателя 2021-11-10 09:28 Редакция ПО  Однако о каких-то масштабных проектах и мероприятиях, реализованных за последние пять лет, к сожалению, говорить сложно. В публичном пространстве интерес к данному событию, кроме среды культурной интеллигенции, также довольно слабый. И дело, видимо, не только в пандемии или исчезновении феномена литературоцентризма в российском обществе, а в том, что противоречивая фигура Достоевского, как это ни парадоксально, с трудом вписывается в современный идеологический дискурс власти, эволюционировавшей в наши дни фактически до уваровской триады. Точнее, если в советской идеологии писатель, несмотря на свой «реакционный характер», все же признавался великим обличителем язв и пороков капиталистического общества, то в наше время в официальной пропаганде упор больше делается на его консервативно-охранительный образ; а сам он трактуется в качестве непримиримого противника радикального либерализма и западничества. По сути, как на волне «перестроечного» антисоветизма поэт И. Бродский обвинял Достоевского в мещанстве, также и сегодня наблюдаются порой малообоснованные попытки сделать из него однозначного сторонника и идеолога «консервативной революции» (А. Дугин). Безусловно, писатель был ярым антагонистом социальных процессов наступавшей эпохи, особенно негативных сторон сопутствующих модернизации; убежденным почвенником и традиционалистом. Но при этом, как уже отмечалось его исследователями, мир Достоевского является чистейшим и подлиннейшим выражением духа капитализма (О. Каус) [1, с. 29]. Другими словами, как бы тривиально это не звучало, он был и остается, прежде всего, гениальным писателем, создателем полифонического романа и нового жанра в мировой литературе (М. Бахтин), а лишь затем общественным публицистом патриотического толка. То есть о политических взглядах Достоевского следует говорить крайне осторожно, разделяя духовные ценности и общественные воззрения писателя; хотя, конечно, они тесно связаны между собой. О влиянии на творчество писателя его современников в лице Бальзака, Гюго и Диккенса написано довольно много литературоведческих работ, однако, на наш взгляд, именно художественные образы и типы в произведениях последнего оказали наиболее заметное влияние на Достоевского, послужили прототипами ряда его романов. Возможно отсюда и генезис политического консерватизма Достоевского, поскольку через творчество Диккенса, государственное устройство Великобритании XIX века («парламентская монархия») могло послужить для него своего рода идеальным образцом модернизации традиционного общества, который был бы приемлемым вариантом сохранения и развития патриархальной России. Скорее всего, по этой же причине в романах Достоевского англичане, в отличие, скажем, от французов, даны как положительные герои; служат примерами благородной сдержанности и житейской мудрости (мистер Астлей в «Игроке»). Таким образом, в зависимости от трактовок, Достоевский может быть отнесен не только к правому или левому (социалистическому) дискурсу, но и либеральному консерватизму. Есть также еще одна особенность, на которую, как нам кажется, исследователи обращают недостаточное внимание. В отличие от других романистов с мировым именем, в первую очередь, писателей-современников, Достоевский практически буквально прожил жизнь своих героев (архетип Игрока, Революционера, Каторжника, Пророка и т.д.). Биография писателя похожа на бесконечный мартиролог унижений, неудач и страданий. В сущности, поэтому его романы и обладают такой высокой художественной достоверностью и воздействием на сознание читателей. Словно судьба, прежде чем дать гениальность и вечную жизнь его книгам, заставила побывать автора непосредственно в роли своих героев, и он заплатил эту немыслимую цену. О жизни и творчестве писателя существует огромное количество трудов и исследований, однако даже на сегодняшний день стереотипы и мифы общественного сознания о Достоевском формируются благодаря наличию пласта публицистической литературы, имеющей доминирующее влияние на широкую читательскую аудиторию. К примеру, книги Анри Труайя. Хотя еще в советское время они становились предметом критического анализа со стороны специалистов [2]. Несмотря на весь свой этноцентризм, однозначно называть Достоевского русским националистом, по нашему мнению, также не совсем правильно. Многонациональность России писатель понимал как великую ценность, пристально вглядываясь в нее он стремился постигнуть культурно-историческое многообразие народов Евразии. Это был скорее имперско-этатистский, нежели чисто националистический подход. Отсюда, к примеру, его переписка и многолетняя дружба с представителем казахской интеллигенции Чоканом Валихановым [3]. В этой связи важно помнить, что культурное взаимодействие между русским и другими народами империи было в тот период еще достаточно сильно ограждено конфессиональными, этническими, бытовыми различиями. Существовал четкий образ «иного», особенно между представителями православного и тюрко-мусульманского мира, находившихся в разных цивилизационных нишах. Что в итоге привело к идеализированному представлению русских писателей о жизни народов, населявших в XIX веке евразийское пространство. Характерен в данном контексте эпилог «Преступления и наказания» в котором Достоевский миру «большого города», где и происходят основные события романа, противопоставляет идеализированный образ облитой солнцем необозримой степи, где «свобода и живут другие люди, совсем непохожие на здешних», где «как бы само время остановилось, точно не прошли еще века Авраама и стад его» [4, с. 557]. Творчество Достоевского как никогда актуально для современной России. Советские люди, читая его романы, во многом воспринимали написанное как плод воображения писателя, слишком книжно. Поскольку социальное зло было загнано государством «в подполье» и люди в массе своей не имели понятия о его сущностной основе. И вот теперь, после распада СССР, когда все противоречия капиталистического общества вновь стали условиями повседневной жизни, у них появилась хорошая и, к сожалению, жестокая возможность свериться с художественным реализмом великого писателя. Однако Достоевский – это не только писатель «вечных вопросов», но и источник постоянного творческого вдохновения, духовной и общественной рефлексии; жарких дискуссий и потенциальных ответов, которые мы можем найти на страницах его бессмертных романов. Литература 1. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Азбука, 2015. Азамат Буранчин, кандидат исторических наук Связанные Посты:
Источник: https://www.gumilev-center.ru/o-politicheskikh-vzglyadakh-dostoevskogo-k... |
| В избранное | ||
