Практические методы транслатеральной дипломатии

Транслатерализм Китая

В популярном дискурсе Китай представлен в качестве лидера «автократического» мира, который якобы угрожает соседним демократиям18. Как и многие другие узконаправленные бинарные нарративы, этот дискурс не является ни исторически точным, ни фактически убедительным19. Во многих отношениях то, что позволило Китаю подняться сегодня до положения потенциальной глобальной сверхдержавы, не свидетельство консолидации идеологической чистоты, а наоборот – принципиальное продвижение транслатеральной дипломатии в духе взаимного обучения и открытого экспериментирования.

Несмотря на то, что Китай часто изображают как архетипическую «антизападную» державу, нормативной основой китайской однопартийной системы является западная политическая философия коммунизма. Действительно, Китай – одно из немногих государств Азии, где белые западные политические теоретики (например, Карл Маркс) удостоены чести быть официально признанными национальными публичными интеллектуалами. Устойчивость и динамизм Китая как политической системы происходят не из внутренней идеологической однородности, а из транслатеральной эклектики. Современное китайское государство творчески сочетает в себе множество различных (и даже противоречащих друг другу) нормативных дискурсов, включая европейский коммунизм, американский коммерциализм, азиатский девелопментализм, конфуцианский морализм, китайский национализм и многие другие. В 1960-е годы советские идеологи говорили, что «нечистый» китайский коммунизм, страдающий от «националистического уклона», не сможет выжить в перспективе, поскольку ему не хватает нормативного единства; в реальности, однако, всё произошло наоборот: коммунистическая система Китая выжила и процветала на протяжении всей холодной войны и после неё не вопреки отсутствию чистоты, а благодаря ему. Внутреннее сосуществование множественных систем ценностей в китайском государстве позволило его центральному правительству заручиться поддержкой широчайших социальных масс и со временем укрепить свою политическую устойчивость20.

Здесь не менее важно отметить, что успешный подъём Китая тесно связан с преодолением унилатеральной (односторонней) солидарности. Во время холодной войны Китай отказался продвигать основанное на ценностях единство с коммунистическим Советским Союзом, вместо этого сделав ставку на транслатеральную дипломатию путём создания широкой сети международных контактов. Преодолевая бинарность коммунистов/капиталистов, Китай заключил историческое дипломатическое соглашение с Соединёнными Штатами в 1971 году и успешно отобрал место постоянного члена в Совете Безопасности ООН у Тайваня в том же году. С конца 1970-х годов Китай также инициировал гибридные рыночные реформы и активно изучал передовой опыт западного делового мира. С начала 2000-х годов Пекин развивал свою транслатеральную дипломатию, возглавив и поддержав новые глобальные партнёрства. Вместо того чтобы оставаться в ловушке узкой бинарной системы демократии/ автократии, Пекин расширил свои партнёрские отношения со всеми государствами, независимо от расы, религии, цивилизации и типа режима. Вопреки распространённому мнению о солидарности Китая с автократическими режимами, исследования показывают, что Пекин наладил конструктивные партнёрские отношения почти со всеми латиноамериканскими демократиями21. Южная Африка стала основным дипломатическим партнёром Китая в рамках и за пределами сообщества БРИКС. 

За последнее десятилетие Китай также усилил своё присутствие в Европе. В 2012 году Китай инициировал форум сотрудничества «17 + 1» и углубил свои партнёрские отношения с европейскими демократиями и демократизирующимися государствами.

Пожалуй, самый интересный случай в этом плане – Украина. Вопреки общепринятому бинарному нарративу о том, что Китай якобы стремится подорвать демократии по всему миру, (частичная) демократизация Украины с 2014 года предоставила Китаю более широкие возможности для взаимодействия. В 2019 году Китай обогнал Россию и Польшу и стал крупнейшим двусторонним торговым партнёром Украины с планами инвестировать в базовую инфраструктуру страны, морские порты, сельское хозяйство, сектор ИТ и транспорт22. Украина открыла Центр содействия торговле и инвестициям в рамках инициативы «Пояс и путь» и даже официально провозгласила 2019 год «Годом Китая». Украина также превратилась в крупного экспортёра оружия в Китай: в период с 2000  года по 2018  год Китай был основным импортёром оружия с Украины (см. рисунок 1) 23.

Хотя системный сравнительный анализ транслатеральной дипломатии Китая выходит за рамки данного доклада, представленные выше наглядные примеры говорят о том, что подъём Китая ускоряется за счёт его необычайной способности мыслить, выходя за пределы бинарных систем, и развиваться как дальновидный глобальный преобразователь, приверженный изучению передового опыта у кого угодно и где угодно. Как обсуждалось в предыдущем разделе, такое трансцендентное мышление имеет решающее значение в эпоху неопределённости, когда наша способность экспериментировать, адаптироваться и развиваться подвергается постоянной проверке.

Транслатерализм Индии

Будучи крупнейшей мировой демократией, основанной на принципе цивилизационного разнообразия, Индия сыграла ведущую роль в установлении инклюзивных глобальных партнёрств. В 2021 году Индия будет принимать 13-й саммит сообщества БРИКС с целью стимулирования открытого диалога по инновационным решениям проблем глобального управления, включая продолжающуюся пандемию COVID-19. В отличие от эксклюзивных клубов белых европейцев (Европейский союз) группа БРИКС воплощает дух транслатерального плюрализма, охватывая различные расы, религии, цивилизации и политические системы в государствах Латинской Америки, Центральной Евразии, Южной и Восточной Азии и Африки.

В рамках группы БРИКС и за её пределами Индия за последние десятилетия также наладила устойчивое военное и экономическое партнёрство с Россией. По словам индийского профессора Анурады Ченой, «двусторонние отношения между Индией и Россией уходят корнями в историю взаимного доверия, совместимости и интересов, у которой мало аналогов»24. Профессор кафедры Жана Монне и директор программ региональных исследований Европы в Университете Джавахарлала Неру Гулшан Сачдева также подчёркивает, что «в самом широком смысле индийская элита считает, что сильная Россия важна для поддержания желаемого международного равновесия, идеи многополярности и основанной на правилах международной системы, в рамках которой Индия может продолжить своё развитие»25. Конструктивное партнёрство Индии с Россией высоко ценится и российской стороной. Российские эксперты Алексей Куприянов иАлександр Королёв утверждают, что «Россия и Индия находятся в уникальной ситуации: ни одна пара стран сравнимого веса не имеет столь крепких исторических и политических связей при полном отсутствии конфликтов в прошлом и обозримом будущем»26. С 2014 года Индия ещё больше укрепила свои связи с Россией и стала крупнейшим покупателем российской военной техники27.

Практика транслатерализма в Индии глубоко уходит корнями в её исторический опыт. Индии западный нарратив «демократической солидарности» против автократии представляется политической фантазией. Начнём с того, что борьба Индии за демократию началась как борьба против крупнейшей «демократической» мировой державы – Соединённого Королевства. После индо-пакистанской войны 1971 года якобы демократические Соединённые Штаты отказались от «демократической солидарности» с Индией; вместо этого Вашингтон разместил военные корабли Седьмого флота в Бенгальском заливе для оказания поддержки военному режиму Пакистана и неприкрыто угрожал демократическому правительству Индии демонстрацией силы28. Пережив этот мучительный опыт, многие индийские учёные и политики пришли к выводу, что гегемония Запада является главным вызовом постколониальному демократическому правлению в Индии.

Хотя западные лидеры пытались изобразить зарождающийся Четырёхсторонний диалог по безопасности между Индией, Японией, Австралией и США в качестве «демократической» коалиции против «автократических» держав Индо-Тихоокеанского региона, Нью-Дели постоянно критиковал такой бинарный подход как препятствие на пути к инклюзивному глобальному порядку29. Например, в сентябре 2019 года Совет по международным отношениям США организовал политический диалог между бывшим послом США в Индии Фрэнком Виснером и министром иностранных дел Индии Субраманьямом Джайшанкаром. В ходе этого мероприятия бывший заместитель помощника госсекретаря по Южной Азии в период администрации Обамы Алисса Эйрс спросила: «Как фактор демократии влияет на восприятие Индией своей внешней политики?». Импровизированный ответ Джайшанкара был действительно информативным. Несмотря на то, что министр иностранных дел Индии признал стратегическую проблему, создаваемую подъёмом Китая, он также подчеркнул, что «немалая часть трудностей нашей истории связана с тем, что у США был образ страны, последовательно поддерживающей пакистанские военные диктатуры». В конце своего выступления министр иностранных дел Джайшанкар подчеркнул, что «в мире невозможно вести дела только с людьми, которые думают так же, как вы. Это не работает на рынке, это не работает на улице, это не работает в международных отношениях» 30.

Не желая оставаться в ловушке разделяющего бинарного мышления, Индия стремится реформировать мировой порядок путём создания межсекторальных партнёрств, которые выходят за традиционные разделительные линии. И хотя у Индии затяжной пограничный конфликт с Китаем, Нью-Дели стремится к более тесному взаимодействию с Пекином через такие транслатеральные платформы, как группа БРИКС, Шанхайская организация сотрудничества и Азиатский банк инфраструктурных инвестиций. Вместо того, чтобы требовать от России выбора стороны в индийско-китайском конфликте, Нью-Дели умело использовует свои тесные отношения с Россией в качестве канала связи с Пекином31. Несмотря на все проблемы, подобная практика транслатерализма составляет основу стремительного взлёта Индии, которая находится на пути к тому, чтобы стать самой густонаселённой страной в мире и третьей мировой экономической державой.

Транслатерализм Японии

Пример современной японской внешней политики говорит о том, что транслатеральная дипломатия не полностью несовместима с договорённостями об альянсе. Несмотря на то, что внешние отношения Японии по-прежнему опираются на японо-американское двустороннее сотрудничество в области безопасности, Токио наладил конструктивные отношения с множеством государств, в том числе с такими «антизападными» странами, как Мьянма, Иран и Судан. В 2014 году Япония неохотно присоединилась к антироссийским санкциям, чтобы продемонстрировать своё согласие с атлантическими державами, но одновременно предприняла ряд конкретных шагов для развития отношений с Россией. В 2016 году администрация Абэ приняла исключительный пакет сотрудничества, чтобы укрепить статус России как seikatsukankyou taikoku («ведущей страны с благоприятными условиями жизни») посредством взаимовыгодного сотрудничества32. В рамках этого плана подписано около 400 соглашений и разработано более 200 конкретных проектов33. Как отмечает эксперт Валдайского клуба Антон Беспалов, «в условиях нарастающей конфронтации между Россией и коллективным Западом Япония оказалась в роли одного из немногих представителей западного мира, настроенных по отношению к Москве если не благожелательно, то хотя бы нейтрально»34.

В течение длительного времени японские политики придерживались принципа seikei bunri (отделения экономики от политики) и отказывались использовать экономические соглашения как политический инструмент. В ноябре 2019 года бывший генеральный секретарь НАТО Андерс Расмуссен объявил, что Соглашение об экономическом партнёрстве между Японией и ЕС (подписанное в 2018 году) является краеугольным камнем «европейско-японского альянса надежды» и что «демократии должны совместно противостоять автократии»35. Всего через год после этого заявления Расмуссена, в ноябре 2020 года, Япония присоединилась ко Всеобъемлющему региональному экономическому партнёрству во главе с Китаем, продемонстрировав, что разделяющая бинарная логика «демократия против автократии» не находит отклика во внешней политике Японии. Будучи крупнейшим поставщиком официальной помощи в целях развития китайскому правительству с 1970-х годов, Япония фактически сыграла ключевую роль в подъёме Китая, в то время как Китай многое перенял из передового опыта меркантилизма, государственного капитализма и девелопментализма Японии36. Современные западные обозреватели утверждают, что китайская «автократия» пытается подорвать жизнеспособность «демократического» мирового порядка, продвигая нечестные экономические методы, дипломатию чековой книжки, обременяющую бедные страны долгами, предлагая помощь при слабой озабоченности правами человека, развивая хищнические массовые инфраструктурные проекты с разрушительными социально-экологическими последствиями и демонстрируя экспансионистские морские притязания с помощью военного укрепления тихоокеанских островов37. Обычно остаётся незамеченным, что эти обвинения копируют западную критику японского «ревизионизма» в 1980-х и 1990-х годах38. Как подчёркивает экономист из Йельского университета Стивен Роуч, «в 1980-х годах Япония изображалась как величайшая экономическая угроза для Соединённых Штатов, и обвинения в краже интеллектуальной собственности были лишь частью очернительской кампании США. Тридцать лет спустя американцы превратили Китай в злодея, хотя им, как и три десятилетия назад, стоило бы посмотреться в зеркало» 39.

Во многих отношениях чудесный подъём экономики Японии после 1945 года был обусловлен её способностью синтезировать многочисленные (и часто противоречащие друг другу) ценности и идентичности с открытым мышлением40. Действительно, правящая Либерально-демократическая партия Японии сама по себе является транслатеральной коалицией, в которую входят, среди прочих, глобалисты, меркантилисты, консерваторы, прогрессисты, националисты, либералы, секуляристы и религиозные деятели. Таким образом, Япония – это страна одновременно современная и традиционная, демократическая и авторитарная, западная и незападная, азиатская и неазиатская и так далее. Такой репертуар небинарных государственных идентичностей позволил японским политикам взаимодействовать с широким кругом международных партнёров и учиться на различных новаторских методах. С 2020 года такие широкие сети помогли Японии изучить передовой опыт различных партнёров (включая Китай), разработать эффективные меры борьбы с глобальной пандемией и стать одной из наименее затронутых коронавирусом стран мира.

Транслатерализм России

Сенсационные нарративы стремятся представить Россию как «автократическую» мировую державу, неустанно готовящуюся напасть на соседние демократические страны. По словам американского политолога Ларри Даймонда, «Владимир Путин делает мир безопасным для автократии», следовательно, «демократия – его враг»41. Однако у таких заявлений нет прочной научной основы42. Марлен Ларюэль пишет:

«Следует отметить парадокс того, что изображение России как тоталитарного врага Запада частично продвигается правительствами Польши и стран Балтии, которые являются гораздо более этнонационалистическими, чем режим Путина. Более того, США поддерживают гораздо более авторитарные режимы, чем Россия, например, в Саудовской Аравии или режим Сиси в Египте, не выставляя их в эссенциалистских терминах как врагов Запада»43.

Что ещё более важно, здесь не учитывается тот факт, что растущее глобальное влияние России в Евразии и за её пределами значительно усиливается её транслатеральными партнёрскими отношениями с крупными «демократическими» державами по всему миру, включая граничащие с Россией.

Возможно, те, кто утверждает, что Россия нападает на «демократии» по соседству, никогда не были в этом регионе или, во всяком случае, никогда не общались с демократами в Нью-Дели, Токио и Сеуле. С 2014 года Индия, Япония и Южная Корея – самые густонаселённые и экономически мощные демократические страны по соседству с Россией – постоянно углубляют свои связи с Москвой и помогают российским гражданам противостоять давлению западных санкций. Как говорилось выше, Индия за последние годы укрепила своё военное и экономическое партнёрство с Россией, а Япония приступила к осуществлению плана сотрудничества из восьми пунктов, чтобы сделать Россию «ведущей страной с благоприятными условиями жизни». Южная Корея установила безвизовый режим с Россией в 2014 году, отказалась присоединиться к антироссийским санкциям и в 2017 году запустила новую северную политику, направленную на дальнейшее улучшение двусторонних отношений с Россией.

На мировой арене крупные демократические державы – Бразилия, Индия и Южная Африка – последовательно поддерживали Россию в противостоянии западному интервенционизму. После украинского кризиса бразильский учёный в области международных отношений Оливер Штюнкель отмечал:

«…Озабоченность Запада по поводу Крыма является просто доказательством того, что авторитетные державы по-прежнему считают себя высшими арбитрами международных норм, даже не подозревая о своём лицемерии. Отвечая на вопрос, какая страна представляет наибольшую угрозу международной стабильности, большинство бразильских внешнеполитических деятелей и наблюдателей назвали бы не Россию, Иран или Северную Корею, а США44».

Во время ливийского и сирийского кризисов Индия, Бразилия и Южная Африка в принципе поддержали позицию России в СБ ООН и подвергли критике попытки Запада превратить гуманитарные трагедии в гегемонистскую игру за власть45. В Европе администрация Владимира Путинаподдерживалатёплыеотношения с Грецией (членНАТО) иАвстрией (член ЕС) даже после 2014 года. Совсем недавно латиноамериканские демократии стали основными сторонниками российской вакцины «Спутник V». Хотя некоторые атлантические элиты оппортунистически продвигают бинарный нарратив «автократической» угрозы России «демократическому» международному порядку во главе с США, этоттип грубого бинарного мышления не находит поддержки у народов Европы, которые обычно обладают более открытым мышлением, чем их элиты.

Когда в рамках опроса общественного мнения, проведённого Европейским советом по международным отношениям в 2019 году, европейских граждан спросили: «На чью сторону должна встать ваша страна в конфликте между США и Россией?», то подавляющее большинство ответило: «Ни на чью» (см. рисунок 2) 46.

Отсутствие в России жёсткой единой идеологии позволило ей наладить межсекторальные партнёрские отношения с различными игроками по всему миру. Москва углубила свои отношения с коммунистическими однопартийными государствами – Китаем и Вьетнамом, но это не помешало ей заручиться поддержкой более либерально настроенных государств – Южной Африки, Бразилии и других латиноамериканских демократий. Администрация Путина отстаивает православные христианские ценности, но при этом она объявила ислам и другие религии исконными конфессиями российской нации, разрешила мусульманским меньшинствам практиковать исламское/обычное право47 и сохранила свою позицию единственной крупной европейской державы, участвующей в Организации исламского сотрудничества. Действуя в духе транслатерализма, Россия не дискриминирует своих партнёров по признаку расы, религии, цивилизации, типа режима или каких-либо других политических ярлыков. С бинарной точки зрения это может показаться отсутствием «последовательности» или чисто стратегическим оппортунизмом. Но транслатерализм определённо повысил общую устойчивость российской внешней политики, объединив её партнёров (не-единомышленников) и расширив горизонт её дипломатических действий по всему миру

Источник: https://ru.valdaiclub.com/files/38500/

14 ноября начиная с 1994 года в России ежегодно отмечается День социолога. Праздник этот неофициальный, но тем не менее значимый.

Дата 14 ноября была выбрана не случайно. Именно в этот день в 1901 году в Париже была открыта Русская высшая школа общественных наук, которую некоторые ученые считают первым в истории мировой науки опытом социологического факультета.

История социологии в нашей стране непростая, ее возвеличивание сменялось периодами охлаждения к ней со стороны единственного заказчика – государства.

Государственный заказ на социологию возник на рубеже конца 50-х – начала 60-х годов прошлого века в условиях, когда возникла потребность в ослаблении жесткого контроля за внутренней миграцией в Советском Союзе. Повышение среднего уровня образования, что было связано с потребностями нового производства и военно-технологического соревнования с Западом, привело к оформлению особой сферы «социально непредвиденного». Реально возникли проблемы трудовой мотивации, реализации (или не реализации) карьеры, отношений Центр-регион и т.д.

Поскольку все это накладывалось на социальную ситуацию, которая становилась все менее управляемой и предсказуемой, встал вопрос о разработке новых инструментов анализа и управления. Исторический материализм в том виде, какой он принял в СССР, не только не мог решить этой задачи, но даже и правильно ее сформулировать. Необходимо было создание новой социальной науки.

А на Западе такая наука – социология – уже существовала и бурно развивалась. Социологический мейнстрим – теория структурно-функционального анализа Толкотта Парсонса и его коллег – многое объясняла и считалась по тем временам хорошо работающей. Понятно, насколько велик был соблазн позаимствовать эту продвинутую социальную науку, чтобы «разобраться в деталях», что происходит у нас в стране.

Так было дано «добро» на создание социологии как особой науки. Многие подробности историкам еще предстоит узнать. Так, теперь мало кто помнит, что именно в конце 1950-х – начале 1960-х годов переводились на русский язык серьезные социологические труды – от «Властвующей элиты» Ч. Р. Миллза до «Современной социологии» под редакцией Парсонса. И далеко не во всех случаях понятно, кто принимал решение о переводе и публикации, кто читал эти книги, на кого они повлияли.

Несколько больше известно о контактах наших начинающих социологов с именитыми западными коллегами, о первых шагах по пути исследований и институциональному оформлению социологии. Об этом много написано в последнее время, и, к счастью, живы люди, кто в этом участвовал, – Г. В. Осипов, В. А. Ядов, Б.М. Фирсов, Г.М. Андреева.

По мере освоения «передового опыта», потребность в социологии постепенно приобретала вид «государственного заказа», что, кстати, вполне нормально для ее становления где бы то ни было. Однако в Советском Союзе ключевой особенностью для становления нашей социологии в тот момент была ее идеологическая двойственность. Социология – это не просто полученные и профессиональным образом обработанные «данные», это формулирование вопросов, характер которых всецело определялся теоретической (идеологической) позицией заказчика. Другими словами, социология столкнулась с истматом не как с теорией, а как с идеологией, которая может быть только истинной, причем целиком, без исключений. Социология вынуждена была «втискиваться» между догматикой и наукой, и многие последующие споры (и даже конфликты) между социологами сводились, в общем, к тому, кто предложит более удачный способ такого «втискивания». Социологам было трудновато находить модус сосуществования: превращаться в чисто инструментальную дисциплину не хотелось, а решать наиболее сложные теоретические вопросы не разрешалось.

В какой-то момент победила точка зрения, по существу, тоже заимствованная у западных коллег: есть общая социологическая теория, а есть, как называл их Роберт Мертон, «теории среднего радиуса действия» (их у нас принято было именовать «теориями среднего уровня»), относящиеся к отдельным областям социальной жизни. Вот ими нашим социологам и разрешили заниматься. Вместе с так называемыми прикладными социологическими исследованиями, конечно.

Что же касается высшего уровня, общей теории, то было решено: это есть исторический материализм (вариант: научный коммунизм), который социологам трогать нельзя. Такая ситуация длилась до 1980-х – 1990-х годов, пока не рухнула вся прежняя социальная жизнь со всеми её теориями. Сегодня старая советская социология представляет сравнительно малый интерес отнюдь не потому, что была как-то особенно плоха. Просто исчезла та социальная жизнь, про которую она рассказывала, причем исчезла самым неожиданным и обидным образом. Такое уже не раз случалось в истории социологии как результат войн или революций.

Советская социология закончилась, но влияние философских дискуссий того времени на социологию не теряют своей актуальности и сегодня. Что такое человек? Что значит для человека работать? Выполнять свое человеческое предназначение? А как быть с отупляющей деятельностью, не дающей возможности ни передохнуть, ни развернуться? А что меняет автоматизация? А как меняется само антропологическое устройство человека из-за того, что он отчужден от результата своего труда, откуда берутся мотивы и как это связано с его личностью? А что такое свободное время? Это серьезные вопросы, и важно, что социологи не были к ним равнодушны. Важно заметить, что это были не вопросы советской философии, это были мировые философские вопросы, и советская социология в целом была на уровне мировой философии, как и во времена социологической классики.

Сегодня даже за рубежом социологическая теория в чистом виде – не самый востребованный продукт. Большие проекты, открывавшие новое видение социальности, сейчас не в ходу. Новое не создается отчасти потому что старое хоть как-то работает. Все западные теоретики ведут прикладные проекты. Обновление категориального аппарата и объяснительных принципов практически приостановилось. Но, как считают сами социологи, такое положение – это лишь затишье перед бурей, которая снесет некоторые устоявшиеся понятия и схемы.

Так, кто же такой социолог? Социолог – это не столько бесстрастный исследователь, сколько агент модерна, а поскольку модернизацию осуществляет власть, то социолог – это именно тот, кто вместе с этой властью «подтягивает» к модерну прежде отсталую часть общества. В результате и появляются исследования, которые задают парадигму для нашей науки. Это прерогатива социологов-теоретиков с их обостренным вниманием к понятиям, историческое любопытство. Теоретик – это не тот, кто приходит последним, чтобы обобщить данные эмпириков и построить теорию. То есть, социология – гуманитарная, а еще точнее, философская дисциплина. Теоретик приходит первым и ставит вопросы. Их подготовка является насущной задачей, требующей серьезного осмысления.

Как мы видим, социолог – это важная профессия, позволяющая научно углубиться в анализируемые проблемы, предложить способы их решения.

С профессиональным праздником вас, социологи!

Редколлегия

Минобороны в ходе испытаний 15 ноября успешно уничтожило недействующий спутник «Целина-Д»

Россия 15 ноября провела испытания, в результате которых был поражен недействующий российский космический аппарат «Целина-Д», находившийся на орбите с 1982 года. Об этом сообщили «Ленте.ру» в пресс-службе Минобороны.

По данным ведомства, образовавшие после поражения противоспутниковым оружием фрагменты не несут угрозы спутникам и космической деятельности. «Фрагменты внесены в главный каталог отечественной системы контроля космического пространства и сразу взяты на сопровождение до прекращения их существования. Испытания, подобные проведенным Россией, уже проводили в космическом пространстве США, КНР и Индия», — напомнили в Минобороны.

Отмечается также, что Минобороны России осуществляет плановую деятельность по укреплению обороноспособности, которая исключает «возможность внезапного нанесения ущерба безопасности страны в космической сфере и на земле существующими и перспективными зарубежными космическими средствами».

Ранее официальный представитель Госдепа США заявил, что российские испытания противоспутникового оружия в космосе безрассудны. Он подчеркнул, что якобы из-за подобных испытаний России в космосе появились более 1500 обломков и сотни тысяч фрагментов более мелкого мусора, который угрожает интересам всех стран.

Источник: https://lenta.ru/news/2021/11/16/cel/

Выводы

В начале книги я познакомил читателей с двумя выдуманными персонажами, какое-то время обсуждал два вида людей и закончил двумя «я». Два персонажа – это интуитивная Система 1, которая осуществляет быстрое мышление, и тяжелая, медленная Система 2, которая отвечает за медленное мышление, контролирует Систему 1 и пытается управлять ею в меру своих ограниченных возможностей. Два вида людей – это выдуманные эконы, которые живут в мире теории, и гуманы, действующие в реальном мире. Два «я» – это ощущающее «я», которое проживает жизнь, и вспоминающее «я», которое ведет подсчет и принимает решения. В заключительной главе я рассмотрю некоторые выводы из трех этих разграничений – в обратном порядке.

Два «я»

Возможные конфликты между вспоминающим «я» и интересами ощущающего «я» оказались гораздо более серьезной проблемой, чем я поначалу представлял. В эксперименте «холодная рука» игнорирование длительности и правило «пик – конец» приводили к явно абсурдному выбору. Почему люди с готовностью соглашались терпеть ненужную боль? Участники предоставляли выбор вспоминающему «я» и предпочитали повторить попытку, оставившую более приятные воспоминания, хотя и приносящую больше боли. Выбор на основе воспоминаний может быть оправдан в крайних случаях (например, при посттравматическомстрессе), но опыт «холодная рука» не был травмирующим. Посторонний наблюдатель, делая выбор за другого, несомненно, предложил бы короткую сессию – в пользу ощущающего «я».

Выбор, который люди делали для себя, следует признать ошибкой. Игнорирование длительности и правило «пик – конец» при оценке историй – и на оперной сцене, и в жизни Джен – тоже плохо объяснимы. Бессмысленно оценивать всю жизнь по ее последним мгновениям или забывать о длительности, решая, какая жизнь предпочтительней.

Вспоминающее «я» – структура Системы 2. Однако характерные методы, используемые Системой 2 для оценки отдельных эпизодов и жизни в целом – особенность нашей памяти. Игнорирование длительности и правило «пик – конец» возникают в Системе 1 и необязательно соотносятся с ценностями Системы 2. Мы считаем, что продолжительность важна, но память твердит нам обратное. Правила, регулирующие оценку прошлого, становятся плохим подспорьем для принятия решений, потому что время имеет значение. Главный факт нашего существования – то, что время является крайне ограниченным ресурсом, но вспоминающее «я» игнорирует реальность. Игнорирование длительности в сочетании с правилом «пик – конец» приводят к ошибкам: короткий период сильного удовольствия для нас предпочтительнее длинного периода умеренного удовольствия. Зеркальное отражение этой же ошибки: мы больше боимся короткого периода интенсивного, но терпимого страдания, чем более продолжительного периода боли среднего уровня. Игнорирование длительности также заставляет нас соглашаться на долгий период средней неприятности, если он кончится хорошо, и отказываться от долгого удовольствия, которое кончится плохо. Чтобы ярче выразить эту идею, вспомните обычное предостережение: «Не делай этого, пожалеешь». Совет звучит разумно, поскольку ожидаемое разочарование – приговор, выносимый вспоминающим «я», а потому мы воспринимаем подобные суждения как окончательные и разумные. Однако не стоит забывать, что точка зрения вспоминающего «я» не всегда верна. Объективный наблюдатель, глядя на гедониметрический профиль и помня об интересах ощущающего «я», предложит другой совет.

Игнорирование длительности, преувеличенное внимание к пиковым и последним впечатлениям и эмоциональная оценка прошлого, характерные для вспоминающего «я», приводят к искаженному отражению нашего реального опыта. И наоборот, концепция благополучия, ориентированная на учет длительности, рассматривает одинаково каждый момент жизни независимо от того, памятный он или нет. Некоторые моменты получают больший вес – или как памятные, или как важные. Продолжительность яркого момента следует учитывать наряду с его значимостью. Отдельный момент становится особо важным, если влияет на восприятие будущих моментов. Например, час обучения игре на скрипке может впоследствии повлиять на ощущения от игры или от прослушивания музыки.

Короткое кошмарное событие, приведшее к посттравматическому стрессу, следует оценивать с учетом общей длительности вызванных им долгих мучений. С точки зрения продолжительности только позже можно определить, был ли момент памятным или значительным. Заявления «я никогда не забуду…» или «это значительный момент» лучше рассматривать как обещания или предсказания, которые могут оказаться – и часто оказываются – ложными, хотя и произносятся с полной искренностью. Многое, что мы обещаем помнить вечно, благополучно забывается через десять лет.

Логика взвешивания продолжительности подкупает, но ее нельзя рассматривать как законченную теорию благополучия, потому что люди отождествляют себя с вспоминающим «я» и заботятся о своей истории. Теория благополучия не должна игнорировать желания людей. С другой стороны, теория, игнорирующая реальные факты и сфокусированная только на том, что человек думает о жизни, тоже не годится. Необходимо прислушиваться и к вспоминающему, и к ощущающему «я», поскольку их интересы не всегда совпадают. Философы будут биться над этими проблемами долгое время.

Вопрос, какое «я» главнее, важен не только для философов; он имеет практическое значение и для выработки политики во многих сферах, особенно в области здравоохранения и социального обеспечения. Подумайте, какие инвестиции требуются для решения разнообразных медицинских проблем, включая слепоту, глухоту или почечную недостаточность. Должны ли инвестиции определяться тем, насколько люди боятся этих состояний? Или тем, насколько в реальности страдают эти пациенты? Или тем, как пациенты хотят облегчения мучений и чем готовы пожертвовать ради избавления от страданий? Возможны различные сравнительные оценки слепоты и глухоты или колостомии и диализа, в зависимости от шкалы оценки страданий. Ответить на все вопросы нелегко, но от этой важной проблемы нельзя отмахнуться.

Возможность измерения благополучия как индикатора государственной политики уже привлекла внимание и ученых, и ряда правительств европейских стран. Всего за несколько лет стала реальной идея о том, что индекс страдания в обществе будет когда-нибудь включен в национальную статистику – наряду с уровнем безработицы, количеством инвалидов и цифрами дохода. Для этого сделано уже немало.

Эконы и гуманы

В повседневной речи мы называем человека разумным, если с ним можно дискутировать, если его взгляды в целом соответствуют реальности, а его предпочтения отвечают его интересам и ценностям. Слово «рациональный» предлагает образ человека более рассудительного, расчетливого, менее душевного; но в обычном языке рациональный человек, несомненно, разумен. Для специалистов в области экономики и принятия решений это прилагательное имеет совершенно другое значение. Единственное подтверждение рациональности не в том, что взгляды и предпочтения человека разумны, а в том, что они внутренне непротиворечивы. Рациональный человек может верить в привидения, если все остальные его убеждения допускают существование привидений. Рациональный человек может предпочитать ненависть любви, если его предпочтения непротиворечивы. Рациональность – логическая когерентность, неважно, разумная или нет. Согласно этому определению, эконы рациональны, но удивительно то, что гуманы рациональными быть не могут. Экон не подвержен праймингу, эффекту WYSIATI, мышлению в узких рамках, субъективности и искаженным предпочтениям, – однако все это неизбежно для гумана.

Определение рациональности как когерентности невероятно строго; оно требует точного выполнения логических правил, что недоступно ограниченному мышлению. Согласно этому определению, разумные люди не в состоянии быть рациональными, однако их нельзя из-за этого назвать иррациональными. «Иррациональный» – сильное слово, обозначающее импульсивность, эмоциональность и упрямое сопротивление разумным аргументам. Я часто морщусь, когда слышу, будто наша с Амосом работа показывает, что человеческий выбор иррационален; на самом деле наши исследования демонстрируют только, что гуманы плохо описываются моделью «рационального агента».

Хотя гуманы не являются иррациональными, им часто требуется помощь в формировании более точных суждений и принятии правильных решений; в некоторых случаях существующие руководящие принципы и социальные институты могут предоставить помощь такого рода. Подобные предположения кажутся безобидными, но на самом деле очень спорны. В интерпретации экономистов чикагской школы вера в рациональность человека тесно связана с идеологией, согласно которой вредно (и даже аморально) мешать человеку делать собственный выбор. Рациональные люди должны быть свободны и должны ответственно заботиться о себе. Милтон Фридмен, ведущий представитель чикагской школы, выразил эту точку зрения в названии одной из своих популярных книг: «Свобода выбора».

Допущение, что личности рациональны, дает разумное основание для либертарианского подхода к общественному порядку: не посягать на право человека на выбор, пока этот выбор не вредит остальным. Взгляды либертарианцев находят широкую поддержку из-за восхищения эффективностью рынков при распределении товаров людям, готовым заплатить больше.

Известная статья, ставшая ярким примером чикагского подхода, озаглавлена «Теория рационального привыкания»; она объясняет, как рациональный человек, предпочитающий большое и немедленное удовольствие, может принять взвешенное решение и согласиться на тяготы пагубной привычки в будущем. Я однажды слышал, как представитель чикагской школы Гэри Беккер, один из авторов этой статьи и нобелевский лауреат, наполовину в шутку, наполовину всерьез доказывал, что вполне возможно объяснить «эпидемию ожирения» верой людей в то, что лекарство от диабета скоро будет найдено. Он отметил важный пункт: при виде людей, ведущих себя странно, сначала нужно проверить, нет ли достойной причины такого поведения.

Психологические интерпретации потребуются, только когда выяснится, что причины невероятны – как, пожалуй, Беккерово объяснение ожирения.

В обществе эконов правительство должно отойти в сторону, позволяя эконам поступать в соответствии с собственным выбором, если они не наносят вреда окружающим. Если мотоциклист хочет ехать без шлема, либертарианец поддержит его право на это. Граждане знают, что они делают, – пусть даже решают не копить деньги на старость или употреблять вещества, вызывающие привыкание. Иногда такая позиция получает подтверждение: пожилой человек, не скопивший достаточно к пенсии, вызывает не больше сочувствия, чем посетитель ресторана, заказавший чересчур много и жалующийся на крупный счет. Представителям чикагской школы и поведенческим экономистам, отрицающим крайности модели рационального индивида, есть о чем поспорить. Свобода – бесспорная ценность; с этим согласны все участники дискуссии. В отличие от тех, кто безоговорочно верит в рациональность человека, поведенческие экономисты представляют жизнь более сложной. Ни одному поведенческому экономисту не понравится государство, которое принуждает граждан к строго сбалансированному питанию и просмотру исключительно «полезных» телепередач. Однако, по мнению поведенческих экономистов, за свободу приходится платить: расплачиваются и те, кто делает неправильный выбор, и общество, которое чувствует себя обязанным помочь им. Поэтому решение о том, защищать ли индивида от ошибок, представляет дилемму для поведенческих экономистов.

Экономисты чикагской школы не сталкиваются с такой проблемой, потому что рациональные индивиды ошибок не допускают. Для приверженцев этой школы свобода бесплатна.

В 2008 году экономист Ричард Талер и правовед Кэсс Санстейн совместно написали книгу «Подталкивание: как улучшить наши решения о здоровье, благосостоянии и счастье» (Nudge), которая быстро стала международным бестселлером и библией поведенческих экономистов. Книга ввела в лексикон несколько новых терминов, включая слова «экон» и «гуман». В ней также предлагаются решения дилеммы – как помочь людям делать правильный выбор, не ограничивая их свободы. Талер и Санстейн защищают позицию либертарианского патернализма: государственные и общественные институты могут подталкивать людей к решениям, которые пойдут им на пользу в долговременной перспективе. Предложение подписаться на пенсионный план «по умолчанию» – пример подталкивания. Трудно утверждать, что свобода каждого ограничивается, когда его подписывают на план автоматически, – ведь для отказа достаточно поставить на бланке галочку. Как показано ранее, структурирование индивидуального решения – Талер и Санстейн называют его «архитектура выбора» – сильно влияет на результат. Подталкивание основано на психологических принципах, описанных в предыдущих главах. Выбор варианта по умолчанию естественно воспринимается как нормальный.

Отказ от нормального выбора – волевой акт, требующий усилия, большей ответственности; о нем человек пожалеет скорее, чем о том, чего не сделал. Эти мощные факторы ведут к решению человека, который в противном случае не знал бы, что делать.

Гуманы больше, чем эконы, нуждаются в защите от тех, кто эксплуатирует их слабости, особенно капризы Системы 1 и леность Системы 2. Предполагается, что рациональные агенты принимают серьезные решения взвешенно, используя всю доступную информацию.

Экон внимательно вчитается в текст контракта, прежде чем подписать его, а гуман вряд ли станет этим заниматься. Беспринципные фирмы, готовящие контракты, которые клиент обычно подписывает не читая, пользуются множеством законных лазеек, маскируя важную информацию мелким шрифтом и длинными формулировками. Крайности модели рационального индивида подразумевают, что клиенту не требуется защита – достаточно убедиться, что вся важная информация представлена. Размер шрифта и сложность формулировок в приложениях не считаются важными – экон знает, как читать мелкий шрифт, когда он имеет значение. И наоборот, в книге «Подталкивание» содержатся рекомендации, требующие от фирм составления легко читаемых контрактов, понятных клиентам-гуманам. Хорошим знаком является то, что некоторые из этих рекомендаций встретили серьезное сопротивление компаний, чьи доходы пострадают при лучшей информированности клиентов. Мир, в котором фирмы конкурируют, предлагая лучший товар, предпочтительнее того, где побеждает самый бессовестный.

Замечательным качеством либертарианского патернализма является его привлекательность для политиков разного уровня. Флагманский пример поведенческой политики – план «Сбереги больше завтра» – был поддержан в Конгрессе небывалой коалицией: от крайних консерваторов до либералов. «Сбереги больше завтра» – программа финансовых сбережений для сотрудников фирм и организаций. Работнику предлагается повышать взносы в пенсионный фонд на фиксированную сумму всякий раз, как он получает прибавку к жалованью. Повышение взносов производится автоматически, если только сотрудник не подаст заявление об отказе. Это блестящее нововведение, предложенное Ричардом Талером и Шломо Бенарци в 2003 году, повысило размеры сбережений и открыло новые перспективы для миллионов работников. План основан на психологических принципах, которые читателям этой книги уже знакомы. План не вызывает сопротивления по поводу немедленных потерь, поскольку в данный момент ничего не меняется; повышение взносов привязано к повышению зарплаты, это превращает потери в будущие прибыли, что гораздо приятнее; а применение автоматизма согласует леность Системы 2 с долговременными интересами работника. Вдобавок никого не принуждают делать то, чего он делать не хочет, и нет никаких уловок и обмана.

Привлекательность либертарианского патернализма ощутили во многих странах, включая Великобританию и Южную Корею; его приняли политики разных направлений, включая британских консерваторов и демократическую администрацию президента Обамы. При правительстве Великобритании создано новое подразделение, чья цель – применять принципы поведенческой науки к решению государственных задач. Официальное название подразделения – «Группа поведенческого инсайта», но чаще и в правительстве, и за его пределами ее называют «Группа подталкивания». Талер является одним из советников группы.

После выхода книги «Подталкивание» президент Обама предложил Санстейну место в Отделе информации и регуляторной политики, что дает исследователю широкие возможности внедрять идеи психологии и поведенческой экономики в работу правительственных учреждений. Цель изложена в отчете Административно-бюджетного управления за 2010 год. Читатели этой книги порадуются логике конкретных рекомендаций, включая призыв к «ясным, простым, заметным и осмысленным описаниям». Читатель также узнает основные заявления,

например: «Форма представления очень важна; если, к примеру, описание возможного результата сформулировано в рамках потери, это окажет более сильное влияние, чем если представить его в рамках выигрыша».

В предыдущих главах приводились примеры такого фрейминга при описании расхода горючего. Среди дополнительных нововведений – автоматическая запись в программу медицинского страхования; новая версия рекомендаций по здоровому питанию, заменившая невнятную «Пищевую пирамиду» ярким образом «Пищевой тарелки», нагруженной сбалансированным набором продуктов; правило, принятое министерством сельского хозяйства США, по которому можно использовать на этикетке мясных продуктов фразы типа «90 процентов постного мяса» при условии, что надпись «10 процентов жира» выполнена «рядом, буквами того же цвета, размера и шрифта, на фоне того же цвета, что и надпись о проценте постного мяса». Гуманам, в отличие от эконов, нужна помощь в принятии правильных решений, и существуют мудрые и безболезненные варианты такой помощи.

Две системы

В этой книге работа мозга описана как непростое взаимодействие двух выдуманных персонажей: автоматической Системы 1 и прилагающей усилия Системы 2. Вы теперь вполне знакомы с характерами этих двух личностей и можете предугадать их действия в различных ситуациях. И, разумеется, вы также помните, что в реальности эти системы не существуют – ни в мозгу, ни где-либо еще. Выражение «Система 1 делает А» означает: «А происходит автоматически». А высказывание «Система 2 задействована для исполнения Б» означает: «Возбуждение нарастает, зрачки расширяются, внимание сосредоточено, и выполняется Б». Надеюсь, представление о системах вы нашли столь же полезным, как и я; что у вас выработалось интуитивное чутье об особенностях их действий, а главное – вы не задаетесь вопросом, существуют ли они на самом деле. После этого необходимого предупреждения я продолжу использовать эти термины до конца.

Внимательная Система 2 – это то, кем мы себя считаем. Система 2 формулирует суждения и делает выбор, но часто одобряет или обосновывает идеи и чувства, возникшие в системе 1. Вы можете сами не понимать, что проект вам нравится, поскольку автор проекта чем-то напоминает вашу любимую сестру, или что вы недолюбливаете человека за некоторое сходство с вашим стоматологом. Впрочем, если у вас потребуют объяснений, вы, порывшись в памяти, найдете удовлетворительные доводы. Более того, вы сами в них поверите. Однако Система 2 – не просто защитник Системы 1; она часто не дает прорваться на поверхность глупым мыслям и ненужным порывам. Пристальное внимание во многих случаях улучшает деятельность (представьте, чем вы рискуете, если при езде по узкой дороге ваши мысли блуждают неведомо где) и совершенно необходимо в ситуациях сравнения, выбора и обоснования. Однако Система 2 – не образец рациональности. Ее возможности ограничены, как и доступные ей сведения. Мы не всегда мыслим прямо и логически, а наши ошибки не всегда связаны с назойливой и неверной интуицией – зачастую они вызваны тем, что мы (наша Система 2) так устроены.

Я уделил много страниц описанию Системы 1 и перечислению ошибок интуитивных суждений, связанных с этой системой. Однако количество страниц – плохой показатель соотношения чудесных озарений и недостатков интуитивного мышления. Система 1 виновата во многом из того, что мы делаем неправильно, но зато именно ее заслуга во многом, что мы делаем правильно, – а это бо́льшая часть наших действий. Наши мысли и действия в нормальных условиях управляются Системой 1 и обычно правильны. Одно из великолепных достижений – богатая и подробная модель мира, хранящаяся в ассоциативной памяти: в одно мгновение она отличает неожиданные события от обычных, немедленно предлагает идею – что ожидалось вместо сюрприза – и автоматически отыскивает некое объяснение происходящих событий.

Память также хранит множество умений, накопленных нами в течение жизни, которые автоматически предлагают адекватные решения возникающих проблем: от решения обойти большой камень на тропинке до умения предотвратить гнев недовольного клиента. Для накопления умений необходимы устойчивая среда, возможность тренировки, а также быстрое и недвусмысленное подтверждение правильности мыслей и действий. При наличии этих условий умения развиваются, а потому интуитивные суждения и решения, быстро приходящие на ум, оказываются по большей части верными. Все это – работа Системы 1, а значит, происходит быстро и автоматически. Знак умелой работы – способность обрабатывать огромный объем информации быстро и эффективно.

Если появляется вопрос, на который существует готовый ответ, этот ответ всплывает. А если соответствующего умения нет? Иногда (например, в задаче 17 24 =?) для получения конкретного ответа приходится звать на помощь Систему 2. Впрочем, Система 1 редко приходит в замешательство: она не ограничена объемом памяти и расточительна в своих выкладках. Если нужен ответ на один вопрос, Система 1 одновременно дает ответы на родственные вопросы и часто вместо требуемого ответа предлагает тот, который быстрее приходит в голову. В моей концепции эвристики эвристический ответ необязательно проще или экономнее, чем исходный вопрос, – он всего лишь ближе и находится быстрее и проще. Эвристические ответы – не ответы наугад; часто они примерно правильны. А иногда совершенно неправильны.

Система 1 регистрирует когнитивную легкость, с которой обрабатывает информацию, но не подает тревожный сигнал, если информация ненадежна. Интуитивные ответы приходят на ум быстро и уверенно, неважно, рождает ли их знание или эвристика. Системе 2 непросто отличить обоснованные ответы от эвристических. Единственная возможность для Системы 2 – притормозить и попытаться самостоятельно найти решение, что для ленивой системы нежелательно. Многие предложения Системы 1 одобряются без тщательной проверки, как в задаче о бейсбольной бите и мяче. Так Система 1 получает репутацию источника ошибок и отклонений. Оперативные качества Системы 1 – эффект WYSIATI, подгонка интенсивности и ассоциативная когерентность, помимо прочих, – приводят к предсказуемым ошибкам и когнитивным иллюзиям: эффекту привязки, нерегрессивным предчувствиям, чрезмерной уверенности и многим другим.

Как бороться с ошибками? Как повысить качество суждений и решений – и наших собственных, и тех общественных институтов, которым служим мы и которые служат нам?

Коротко говоря, ничего нельзя достичь, не приложив серьезных усилий. Я знаю по собственному опыту, что Система 1 обучается неохотно. Не считая некоторых изменений, которые я по большей части списываю на возраст, мое интуитивное мышление, как и прежде, склонно к самоуверенности, радикальным прогнозам и наполеоновским планам. Я заметил только одно улучшение – мне стало легче распознавать ситуации, где вероятны ошибки: «Это число станет привязкой…», «Решение изменится, если сформулировать проблему в иных рамках…».

И еще: я добился гораздо большего прогресса в выявлении чужих ошибок, чем своих. Способ блокировать ошибки, возникающие в Системе 1, в принципе прост: уловить признаки того, что вы находитесь на когнитивном «минном поле», притормозить и обратиться за подкреплением к Системе 2. Так вы и сделаете, когда в следующий раз встретите иллюзию Мюллера-Лайера. Увидев линии с разнонаправленными стрелками на концах, вы немедленно распознаете ситуацию, в которой нельзя доверять своему впечатлению о длине линий. К сожалению, эта разумная процедура вряд ли осуществится там, где она нужнее всего. Всем бы хотелось, чтобы предупреждающий звонок громко звенел каждый раз, как только нам грозит ошибка, но такого звонка нет, а когнитивные иллюзии обычно намного труднее распознать, чем иллюзии восприятия. Голос разума может быть гораздо слабее громкого и отчетливого голоса ложной интуиции, а полагаться на интуицию не хочется, если предстоит принять важное решение. Сомнения – совсем не то, что нужно, если вы попали в беду. В результате намного проще узнать минное поле, когда вы видите, как по нему идет кто-то другой, чем когда вы приближаетесь к нему сами. Наблюдатели меньше заняты когнитивно и более открыты для информации, чем исполнители. Именно поэтому я решил написать книгу для критиков и любителей посудачить, а не для тех, кто принимает решения.

Организациям проще, чем индивиду, избегать ошибок, потому что организация, естественно, мыслит медленнее и может применять четкие процедуры. Организация может ввести и поддерживать применение полезных контрольных списков и более сложных процедур – например, прогнозирование по исходной категории и «прижизненный эпикриз». По крайней мере, введя строгую терминологию, организация частично создает культуру, в которой люди помогают друг другу на краю минного поля. Чем бы ни занималась организация, она является фабрикой по производству суждений и решений. Любой фабрике нужны способы обеспечить качество продукции на стадии проекта, производства и окончательного контроля. Соответствующие стадии в производстве решений – формулировка проблемы, которую нужно решить, сбор важной информации, ведущей к решению, и оценка решения. Если организация хочет улучшить продукт – принимаемые решения, – необходимо повышать эффективность на каждой стадии. Все происходит по программе. Непрерывный контроль качества – альтернатива авральным расследованиям, которые обычно проводятся в организации после происшествия.

Для улучшения качества решений предстоит немало сделать. Один пример из многих: как ни странно, отсутствует систематическое обучение основным навыкам проведения эффективных совещаний.

И, наконец, для навыков конструктивной критики крайне важен более богатый язык. Как в медицине, определение ошибок в суждениях сродни диагностической задаче, для решения которой требуется строгая терминология. Название болезни – крючок, на который вешается все, что с ней связано, включая распространенность, факторы среды, симптомы, прогноз и лечение. Точно так же ярлыки «эффект привязки», или «установление узких рамок», или «преувеличенная когерентность» должны вызвать в памяти все, что известно об ошибке, ее причинах, последствиях и путях ее преодоления.

Существует прямая связь между осведомленными пересудами в коридоре у кулера и правильными решениями. Тем, кто принимает решения, бывает проще представить голоса нынешних любителей посудачить и будущих критиков, чем услышать нерешительный голос собственных сомнений. Они примут более правильное решение, если поверят, что их критики мудры и честны, и если учтут, что их решение будет оцениваться не только по результату, но и по тому, как оно принималось.

Для начала необходимо отметить, что актуальность исследования в целом обусловлена необходимостью изучения и анализа технологий формирования и использования внешнеполитического имиджа государства, специфики его функционирования в системе международных отношений и мировой политики, а также влияния на формирование внешнеполитического курса современных Нидерландов. 

Формирование имиджа необходимо любому современному государству для реализации межгосударственных сотрудничеств и формирования отношений на мировой политической арене. С развитием современных PR-технологий, средств массовой информации и коммуникации, в период глобализации, появляется необходимость в создании международного имиджа государства, который будет способствовать повышению уровня доверия граждан, вложению инвестиций и ряду других преимуществ. Результативный политический имидж часто служит помощником в налаживании внешних экономических связей, например, привлекательности товаров и т.д. Важно подчеркнуть, что имидж может определять даже геополитическую стратегию  страны в мире. При этом политический имидж не может быть создан и установлен на долгосрочную перспективу, его необходимо постоянно поддерживать, обновлять, проводя целенаправленную работу по его совершенствованию.[1] Для поддержания данного образа, каждое государство использует собственные схемы и механизмы. Например, в Нидерландах был осуществлен «национальный ребрендинг»[2]. Это современное понятие, сформулированное в 21 веке, которое вкладывает в себя разработку стратегии повышения конкурентоспособности городов, областей, регионов, географических зон страны с целью завоевания внешних рынков, привлечения инвесторов, туристов, новых жителей и квалифицированных мигрантов. Ребрендинг Нидерландов заключается в том, что власти Нидерландов решили полностью отказаться от названия Голландия, чтобы обновить глобальный имидж государства. Это решение было принято в связи с наличием большого количества отталкивающих стереотипов со словом «Голландия», которые не служили качественной характеристикой государства и его ценностного уклада. Имидж Нидерландов, по мнению власти этой страны,  ассоциируется с богатым культурно-историческим наследием, поскольку известные имена, памятники архитектуру и другие известные ценности влияют на формирование образа граждан других стран.

Важной составляющей обоснования актуальности темы исследования является необходимость реализации долговременной имиджевой стратегии в связи с тем, что международный имидж государства осуществляет связь общественного мира и реального государства. Внешнеполитический имидж Нидерландов носит позитивный характер, который положительно влияет на привлечение иностранных туристов, помогает стимулировать инвестиции и увеличивать экспорт, повышать стабильность национальной валюты, формировать международное доверие и повышать интерес инвесторов, избегать понижения международного рейтинга, постепенно усиливать влияние на международной арене. При этом подробно освещается роль закрепления имиджа не только государства в целом, но и отдельных его элементов, таких как: имидж власти, имидж экономики, имидж Вооруженных Сил, внешнеполитический имидж, имидж информационной политики Нидерландов[3].

Таким образом, имидж государства реализовывает ряд необходимых функций:

1. социальной и политической идентификации - отождествление образа страны с определенной политико-культурной традицией;
2. идеализации образа, путем обеспечения благоприятного информационного поля вокруг государства;
3. информативно-коммуникативную, что позволяет поддерживать конструктивный диалог с другими государствами на международной арене.

Автор: Албагачиева Сона

В данном обзоре речь пойдет о специфике и механизме формирования международного имиджа государства. Для начала, стоит отметить, что  немаловажную роль для подробного анализа и изучения предпосылок формирования имиджа того или иного государства, играют особенности его становления, а также ключевые направления его внешней политики в отдельные исторические периоды времени. На данный момент существует множество исследований, связанных с формированием имиджа и его роли в реализации внутренней и внешней политики, которые можно подразделить на группы:

Первую группу источников составляют географические и исторические аспекты международного имиджа современных Нидерландов [1]. В этих работах исследуется и анализируется образ и имидж политических лидеров и внешней политики Нидерландов в различные эпохи. Особый интерес среди отечественных исследований представляют работы Е.М. Кошкиной и Г.А. Шатохиной, в которых описан начальный этап формирования имиджа Нидерландов под влиянием социально-экономических процессов, происходящих, как внутри страны, так и под воздействием осуществляемых принципов внешней политики, также уделяется существенное значение военной мощи, культуре и истории, этническому и религиозному составу населения, разделяемым им ценностями и убеждениями.

Вторую группу источников составляют Российские и зарубежные исследования, посвященные моделированию и становлению концепта политического имиджа [2]. В данных трудах описываются основные механизмы и инструменты формирования имиджа страны и его закреплению на мировой политической арене. В них подробно характеризуется период послевоенного времени Нидерландов, содействие в формировании европейской интеграции и трансатлантического партнерства.

Третью группу источников составляют исследования, посвященные основным направлениям коммуникации Нидерландов на международной арене [3], где описываются основные принципы взаимодействия государства с международными СМИ и СМК и способы психологического воздействия через коммуникационные каналы. Среди зарубежных исследователей, стоит отметить статью Бурсенса, П., Де Ландтшеера, С., Брекманса, Л., и Сегерта «Комплексное принятие политических решений: Лидерство, легитимность и коммуникация» (Bursens, P., De Landtsheer, C., Braeckmans, L., & Segaert, B. "Complex Political Decision-Making: Leadership, Legitimacy and Communication"), в которой анализируются основные методы воздействия на массовое сознание через коммуникационные каналы и создание необходимого образа посредством масс-медиа.

Четвертую группу источников составляют работы Европейских исследователей, описывающие текущее состояние и перспективы развития внешнеполитического имиджа Нидерландов. [4] В данных исследованиях анализируются проблемы восприятия образа Нидерландов, их нейтральной политической направленности, а также места и роли в Евросоюзе.

Таким образом, следует вывод о том, что научная литература по тематике международного имиджа Нидерландов весьма разновидна и многообразна, однако единого, устойчивого и общепринятого мнения в приоритетах имиджевой политики Нидерландов еще нет.

Ссылки:

1. Шатохина-Мордвинцева Г. А. Внешняя политика Нидерландов в историографии: книги и авторы // Новая и Новейшая история. – 2020. – Выпуск 6 C. 5-21 [Электронный ресурс]. DOI: 10.31857/S013038640012687-3; Леонов Сергей Николаевич, Сидоренко Ольга Владимировна Закономерности и особенности реализации селективной региональной политики зарубежных стран // Пространственная экономика. 2011. №1; Кошкина Е. М. Политическая система Нидерландов (партийная система). М., 2016; Дудин, Д.М. Образ политического лидера и возможности его изменения / Д.М. Дудин. - Псков: Проспект, 2009. - 88 с.; Pellikaan, H., De Lange, S., & Van der Meer, T. (2018). Coalition Politics and Party System Change in the Netherlands, 2002–12. Government and Opposition, 53(2), 231-255. doi:10.1017/gov.2016.20;
2. Вальков В. А. Экономика и политика Голландии после Второй мировой войны. М., 1990; Lindeboom, GJ. Public priorities in government's hands: Corresponding policy agendas in the Netherlands. Acta Polit 47, 443–467 (2012); Griffiths, R. 2013. The Economy and Politics of the Netherlands Since 1945. Springer Netherlands; Andeweg, R.B., и G.A. Irwin. 2014. Governance and Politics of the Netherlands. Palgrave Macmillan;
3. Bursens, P., De Landtsheer, C., Braeckmans, L., & Segaert, B. (Eds.). (2016). Complex Political Decision-Making: Leadership, Legitimacy and Communication (1st ed.). Routledge; Lindeboom, GJ. Public priorities in government's hands: Corresponding policy agendas in the Netherlands. Acta Polit 47, 443–467 (2012); Гринберг, Т.Э. Политическая реклама: портрет лидер / Т.Э. Гринберг. - М.: 2010. - 214 с.
4. Forestier, O, Kim, RE. Cherry-picking the Sustainable Development Goals: Goal prioritization by national governments and implications for global governance. Sustainable Development. 2020; 28: 1269– 1278; Hendriks, F.  2017. Polder Politics: The Re-Invention of Consensus Democracy in the Netherlands. Taylor & Francis; Arwine, A., и L. Mayer. 2013. The Changing Basis of Political Conflict in Advanced Western Democracies: The Politics of Identity in the United States, the Netherlands, and Belgium. Palgrave Macmillan US.

Автор: Албагачиева С.А

Этот день в истории – 17 ноября

Международный день студентов.

1757. Решением Сената в Санкт-Петербурге была учреждена Академия художеств. Инициаторами выступили великий русский учёный М.В. Ломоносов и один из деятелей русского просвещения граф И.И. Шувалов, который затем был и попечителем академии. Одной из основных функций Академии было профессиональное обучение и воспитание высококлассных художников.

1804. В Казани и Харькове учреждаются университеты – высшее учебное заведение, где готовятся специалисты по фундаментальным и многим прикладным наукам. Как правило, осуществляет и научно-исследовательскую работу.

1853. Первый в истории бой паровых кораблей. В ходе Крымской войны (1853-1856) русский 11-пушечный пароходо-фрегат «Владимир» капитан-лейтенанта Г. Бутакова атаковал и захватил на Чёрном море турецкий 10-пушечный пароход «Перваз-Бахри» («Владыка морей»).

1869. На северо-востоке Египта состоялась торжественная церемония открытия Суэцкого канала, соединившего Средиземное и Красное моря для судоходства.

1918. На базе Воспитательного дома приказом Наркомпроса был основан Третий Петроградский педагогический институт.

1919. В ходе Гражданской войны Красная армия выбила деникинские войска из Курска.

1922. Правительство Дальневосточной Республики принимает решение о союзе с Советской Россией.

1923. НКВД РСФСР утверждена Инструкция участковому надзирателю. День участкового.

1927. В Ленинграде выходят в свет первые номера первых заводских многотиражек – «Электросила» и «Красная заря».

1929. Пленум ЦК ВКП(б) выводит из состава Политбюро Н. Бухарина как «застрельщика и руководителя правых капитулянтов».

1933. США заявляют о признании СССР и восстанавливают с ним торговые отношения.

1933. Состоялся первый радиоразговор между Москвой и Вашингтоном. В телеграмме из столицы США сообщалось: «Только что закончился первый разговор по радио между СССР и США. Литвинов говорил из Белого дома со своей женой в Москве. Трансляция была безупречна. Литвинов передал приветствие президента и миссис Рузвельт». Разговор между двумя городами транслировался всеми радиостанциями СССР.

1948. Крейсер «Аврора» поставлен на вечную стоянку у Петроградской набережной на Большой Невке, до 1956 г. использовался как учебная база Ленинградского Нахимовского училища.

1953. Открытие доступа в мавзолей Ленина-Сталина.

1964. Установлен День ракетных войск и артиллерии

1970. После мягкой посадки на поверхность Луны в районе Моря Дождей космической станции «Луна-17» в путешествие по спутнику Земли отправляется «Луноход-1».

1975. Запуск беспилотного космического корабля «Союз-20».

1978. Советский Союз сообщает об успешном испытании нейтронной бомбы.

2003. Русская православная церковь заявила о разрыве отношений с Епископальной церковью США, после того как в США был посвящён в епископы гомосексуалист.

Б. Новек - Wiki-правительство: Как технологии могут сделать власть лучше, демократию - сильнее, а граждан - влиятельнее

Появление Интернета и технологий совместной работы с информацией позволяет изменить работу существующих государственных институтов и создать новые механизмы решения задач как на местном, региональном, так и на общегосударственном уровне. Автор выдвигает идею создания wiki-правительства — новой культуры управления государством, заключающейся в привлечении к удаленной работе граждан, владеющих уникальными компетенциями и готовых предложить стране свои опыт и знания. Прообразом такой совместной работы выступает Peer-to-Patent — интерактивный проект, позволивший радикально изменить процесс патентования. В основе его — работа команд волонтеров, опирающаяся на технологии социальных сетей. Такой подход дает возможность за счет новой формы коллективных действий повысить эффективность государственных структур, укрепить и усовершенствовать демократию, создав, как утверждает автор, «правительство людей, для людей и с участием людей».