Российская сборная заняла пятое место на Олимпийских играх в Токио, получив 71 золотую медаль.

Первыми стали спортсмены из США, вторыми – китайцы, на третьем месте – японцы. В общем медальном зачете Россия заняла третье место.

Ранее в летних Олимпийских играх российская сборная занимала вторые, третьи и четвертые места в разные годы. На Олимпиаде в Токио наши спортсмены выступали без флага и без гимна, в составе сборной Олимпийского комитета России. Причиной такого отношения к нашей олимпийской сборной стал допинговый скандал, который в том числе, а иногда и в первую очередь, связывают с международной политикой западных стран в отношении России.

Сегодня состоится торжественная церемония закрытия Олимпиады, но ее результаты еще будут обсуждаться и, возможно, пересматриваться. Глава Всероссийской федерации художественной гимнастики и главный тренер сборной России Ирина Винер-Усманова заявила, что обсудит с юристами возможность подачи апелляции на результат финала в индивидуальном многоборье, в котором наша гимнастка Дина Аверина получила серебряную медаль, «уступив» золото израильтянке, выронившей ленточку во время выступления.

Президент Фонда защиты национальных ценностей, социолог Максим Шугалей поделился с «Журналистской правдой» своими впечатлениями от Олимпиады-2020 и рассказал, стоит ли России расстраиваться из-за пятого места на Олимпиаде в Токио.

«Я могу сказать, что горжусь нашими спортсменами – они большие молодцы! Мы должны их поддержать. Пятое место в условиях психологического давления и спорного судейства – это исключительно победа. Медали наших спортсменов говорят сами за себя. Они – герои. Давайте запомним их подвиг. Россия всегда занимает в Олимпиадах далеко не последние места, всегда в группе лидеров, поэтому давайте и в этот раз не будем расстраиваться, а будем гордиться.

Сегодня спорт дошел до того, что от некоторых стран мужчины выступают в женских видах спорта, мужчины соревнуются с женщинами. По крайней мере, наши спортсмены показали себя достойными представителями своей страны.

Олимпиада не обошлась без скандалов со спортсменами, из которых, я думаю, 90% были созданы искусственно. Олимпийские игры давно пытаются превратить в политику, но мы не идем на поводу, поэтому, повторю еще раз, мы можем гордиться нашими спортсменами».

Обращаем ваше внимание что следующие экстремистские и террористические организации, запрещены в Российской Федерации: «Свидетели Иеговы», Национал-Большевистская партия, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ, ДАИШ), «Джабхат Фатх аш-Шам», «Джабхат ан-Нусра», «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Тризуб им. Степана Бандеры», «Организация украинских националистов» (ОУН).

Источник: https://jpgazeta.ru/shugalej-davajte-zapomnim-podvig-nashej-olimpijskoj-...

Требований по обязательной вакцинации студентов от коронавируса в России нет. Об этом сообщил в воскресенье, 8 августа, глава Минобрнауки РФ Валерий Фальков.

«Требований обязательной вакцинации всех студентов, в том числе иностранцев, нет. Но при желании иностранные студенты, у которых есть полис ОМС (обязательного медицинского страхования. — Ред.), могут получить вакцину. Могут пройти вакцинацию за свой счет», — приводит слова Фалькова «РИА Новости».

По его словам, подобная рекомендация дана образовательным организациям.

Ранее, 5 августа, глава Роспотребнадзора Анна Попова сообщила, что вакцинация от коронавируса для студентов не является обязательной, однако сделать прививку перед началом учебного года будет правильным решением. Она отметила, что вакцинация поможет снизить риски при начале учебного года.

4 августа глава Россотрудничества Евгений Примаков уточнил, что в 2021 году въезд в Россию для получения образования доступен для граждан из списка стран, который утверждается правительством РФ. Примаков также назвал обязательное условие для студентов при въезде в Россию — наличие отрицательного ПЦР-теста. По его словам, Минздрав России прорабатывает вопросы вакцинации и признания иностранной вакцины.

25 июля в Минобрнауки России сообщили, что вузы имеют право требовать от студентов справку о вакцинации от коронавируса или медицинский отвод при заселении в общежитие.

Так, в частности, вузы Петербурга не исключили возможных ограничений в отношении студентов, которые не прошли вакцинацию. Как сообщал глава совета ректоров вузов Петербурга и Ленинградской области Алексей Демидов, с учащимися начали проводить разъяснительную работу в пользу вакцинации.

С 18 января в стране проходит масштабная вакцинация от COVID-19. Прививку делают бесплатно всем желающим. На данный момент в стране зарегистрированы четыре препарата от коронавируса: «Спутник V», «Спутник Лайт», «ЭпиВакКорона» и «КовиВак».

Коронавирус в России

Вся актуальная информация по ситуации с коронавирусом доступна на сайтах стопкоронавирус.рф и доступвсем.рф, а также по хештегу #МыВместе. Телефон горячей линии по вопросам коронавируса: 8 (800) 2000-112.

На днях польское издание Gazeta Polska выступило с утверждением, что вооруженный конфликт с НАТО Россия якобы может начать именно с территории Калининградской области – в связи с ее удобным стратегическим положением. По мнению авторов статьи, Россия в ходе подобного конфликта «не исключает возможности применения самого смертоносного оружия» для уничтожения сил, размещенных на восточном фланге Североатлантического альянса.

Нагнетание страха

Авторы Gazeta Polska стращают: «Можно предположить, что атака… велась бы из Калининградской области. Стратегическое положение и разнообразие видов вооружений, которые там размещены, гарантировали бы России успех в первые часы гипотетической войны».

Это не единственный подобный пример. В частности, обозреватель Марк Эпископос в своей статье в американском журнале National Interest пишет, что серия военных учений «Запад-2021», которые проведет Россия совместно с Белоруссией в сентябре, призвана имитировать эскалацию военного конфликта с условным государством. В числе основных задач этих маневров, как беспокоится Эпископос – уничтожение крылатых ракет и беспилотных летательных аппаратов (БПЛА).

«Полный масштаб учений "Запад-2021", которые будут сосредоточены в Московском, Брянском, Смоленском и Курском округах на западном фланге России и в центральноевропейском анклаве РФ – Калининграде, еще предстоит определить», – указывает американский эксперт. Он добавляет, что там будет присутствовать значительный компонент противовоздушной и противоракетной обороны. Эпископос делает этот вывод, исходя из недавнего заявления Западного военного округа (ЗВО) России, в котором говорится, что учения «Запад-2021» будут сосредоточены на борьбе с крылатыми ракетами и беспилотными летательными аппаратами. В нем было отмечено также, что «учения будут сосредоточены на более нетрадиционных боевых средствах, включая радиоэлектронное противодействие и отработку действий по войсковой разведке».

Американское издание отмечает: «По мнению Москвы и Минска, учения призваны имитировать эскалацию военного конфликта с условным государством». Интересно, что даже западные СМИ подчеркивают, что российские учения будут прежде всего оборонительными (значительный компонент противовоздушной и противоракетной обороны). 

Польские мечты о «Крулевце»

В это самое время в тех же западных СМИ со ссылкой на военные источники в НАТО открыто говорится о возможности военного нападения на Калининград. В якобы оборонительных, разумеется, целях.

В частности, стоит обратить внимание на статью, размещенную на американском военно-аналитическом портале Overtdefense.com. Автор этой статьи, ссылаясь на американское НКО «Военно-морской аналитический центр», описал план «ликвидации российских войск в Калининградской области». Данный план включает в себя ракетные удары по месту дислокации оперативно-тактических ракетных комплексов «Искандер» (с припиской: «чтобы не дать Москве возможность вести ограниченную ядерную войну»), а также зенитных ракетных систем С-400 «Триумф». В наземной же операции по оккупации Калининградской области значительная роль отводится польской армии.

По мнению калининградского журналиста Андрея Выползова, описанный сценарий принадлежит Польше, которая хочет «генерал-губернаторствовать» в Калининградской области даже больше, чем немцы. «Военно-диванное панство вновь напомнило о себе, сочинив "сценарий превентивного удара НАТО по Калининградской области". Поскольку творение вышло на американском портале, то многие решили, что это дело рук Пентагона. Как бы не так. Осуществить "ликвидацию российских войск в Калининградской области“ мечтают именно поляки (автор статьи на overtdefense.сom – президент Ассоциации студентов гуманитарного права Ягеллонского университета. – прим. ВЗГЛЯД). Это видно прежде всего по началу статейки, где в скобках дано вдруг слово по-русски "Королевец"! Ведь именно поляки, именуя Калининград Крулевцем (Królewiec), намекают, что это "исторически польские земли“.

Да и доклад, на который ссылается штатовский портал, сделан известным в Польше военным аналитиком Конрадом Музыкой, который учился в лондонском вузе славянских и восточноевропейских исследований, а теперь позиционирует себя консультантом по ВС России и Белоруссии», – отмечается на телеграм-канале «Партизан Выползов».

В 2019 году в США уже был обнародован план захвата Калининградской области, при этом ключевая роль также отводилась Польше. Документ под названием How to defend the Baltic States («Как защитить государства Прибалтики») был подготовлен влиятельным американским НКО Джеймстаунский фонд (The Jamestown Foundation), с момента своего основания в 1984 году специализирующимся сначала на «советской», а затем и на «российской угрозе». В этом тексте указывается, что у Москвы, дескать, есть не только достаточный военный потенциал, но и намерения для захвата территории бывших советских республик – «в том числе для защиты русского меньшинства, особенно в Латвии и Эстонии». Эксперты США пишут, что это будет «быстрое вторжение», поскольку Прибалтика не способна защитить себя сама.

Чтобы максимально испортить русским жизнь, Джеймстаунский фонд предлагает Польше одновременно с «захватом Россией Прибалтики» выполнить задачу по «нейтрализации» Калининградской области. «Этот элемент имеет фундаментальное значение. Необходимо в первую очередь разобраться с Калининградом, поскольку захват этой области нейтрализует российские системы противодействия, развернутые в большом количестве, включая ракеты "Искандер", системы С-400 и "Бастион". Это необходимо для того, чтобы воздушные и военно-морские силы НАТО могли эффективно действовать в регионе и поддерживать оборону Литвы, Латвии и Эстонии», – указывалось в отчете американского фонда. Там же подчеркивается, что именно польские ударные силы, расположенные поблизости, вместе с войсками США являются очевидным инструментом для такой миссии.

Самое интересное там – планы по поводу будущей судьбы отобранной у России Калининградской области.

В документе сказано, что раз уж Польшу попросят пожертвовать жизнями своих солдат ради нейтрализации российского эксклава, то «представляется разумным» передать Калининградскую область полякам в рамках «послевоенного урегулирования». В документе вскользь упоминается, что Россия в случае нападения на Калининград может угрожать применением тактического ядерного оружия, но это сочтено маловероятным. Более того, как рапортуют военные аналитики из США, уже через две недели ситуация в восточных районах Европы будет под контролем, а через месяц «русские должны быть изгнаны из Литвы, Латвии и Эстонии».

А 30 января 2021 года на сайте американской организации Center for Naval Analyses также был размещен сценарий, описывающий ликвидацию войсками НАТО четырех основных целей в Калининградской области. Речь шла об уничтожении пусковых установок баллистических ракет малой дальности, способных нести ядерное оружие (в том числе и ракетных комплексов «Искандер»). Кроме того, целью такого удара американские эксперты назвали нанесение ущерба Балтийскому флоту России, ликвидацию находящихся в регионе зенитных ракетных систем С-400 и российских войск в Калининграде.

Когда военная аналитика становится «джинсой»

Само собой, Россия вынуждена реагировать на информационно-пропагандистскую возню НАТО вокруг Калининграда. И прежде всего - на реальное военное усиление войск НАТО рядом с российскими границами. В декабре 2020 года вновь сформированная в Калининградской области 18-я гвардейская мотострелковая дивизия 2 марта получила историческое знамя (она впервые была создана в 1939 году и участвовала в разгроме гитлеровцев в Восточной Пруссии). Появление этого соединения (не менее 12 тысяч военнослужащих и около 200 танков) произошло вслед за развертыванием в соседней Польше 5-го армейского корпуса армии США.

Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов и воздушную угрозу. 3 марта над Вильнюсом пролетел стратегический бомбардировщик США B-1B в сопровождении двух итальянских истребителей Eurofighter Typhoon, которые выполняют миссию патрулирования воздушного пространства НАТО в Прибалтике. Аналогичная демонстрация стратегической мощи НАТО в этот же день состоялась в небе Латвии и Эстонии, с участием датских и шведских истребителей. За последние три года в небе Литвы проведено более 200 тренировок американских стратегических бомбардировщиков. Прямо говорилось о том, что таким образом НАТО тренирует войска в целью ядерной бомбардировки Калининградской области.

Как пишет военный обозреватель Александр Хроленко, появление в самой западной области РФ новой мотострелковой дивизии – ожидаемый ответ Москвы на растущую военную активность США и НАТО в балтийском регионе. «Войсковая группировка в Калининградской области планово обретает новую структуру, наращивает возможности. Ранее здесь сформирована 132-я смешанная авиадивизия, в которую вошли 689-й истребительный, 4-й морской штурмовой авиаполки и полк армейской авиации.

Перевооружена на ОТРК "Искандер-М" 152-я ракетная бригада в Черняховске. Береговые войска Балтийского флота получили современные системы дальней ПВО С-400 "Триумф", противокорабельные ракетные комплексы "Бал" и "Бастион"», – отмечает Хроленко.

Казалось бы, налицо та самая «милитаризация Калининграда», о которой постоянно заявляют на Западе. Но если взглянуть на ситуацию беспристрастно, становится понятно – вышеозначенных сил должно хватить исключительно на оборону самой Калининградской области. Их численность и состав свидетельствуют только лишь о желании защитить территорию области – от атак как с суши, так и с моря, и с воздуха.

Однако, как считает калининградский политолог Александр Носович, удар по российскому эксклаву превращается в навязчивую идею военной политики США. Так, недавно аналитик американского Фонда защиты демократий Шейн Прейзуотер заявил, что для прорыва российской ПВО на этом направлении необходимо 225 бомбардировщиков. В настоящее время на балансе американской армии только 140 таких самолетов, и в планах Пентагона нарастить авиапарк до 175 бомбардировщиков к 2040 году, чего для разгрома Калининградской области явно недостаточно. Поэтому Пентагону, по мнению Прейзуотера, необходим более амбициозный военный заказ – нужно, дескать, наращивать темпы вооружения бомбардировщиками, причем отдавать приоритет моделям Rockwell B-1 Lancer и Boeing B-52 Stratofortress, так как «они могут нести больше оружия».

Стоит отметить знаменательный факт. В российской прессе, в комментариях экспертов и заявлениях специалистов нигде ни разу не всплывало и тени намека на существование какого-то плана завоевания Россией Польши и Прибалтики.

И это вполне объяснимо. Зачем России захватывать эти государства, брать на баланс данную территорию и содержать ее враждебно настроенных жителей? С какой целью? Ни в российской публичной политике, ни в военной доктрине и прочих государственных документах не озвучивается и не содержится никаких планов нападения на соседние государства.

Однако на Западе пытаются придумать такие искусственные и нелепые объяснения, как иррациональная «агрессивность кремлевского режима», который, мол, готовится к внешним завоеваниям из чистой «любви к искусству». Тезис нелепый, но путем каждодневного упорного вдалбливания его удалось внедрить в мозги многих поляков, эстонцев, латышей, литовцев, да и других представителей народов стран, входящих в НАТО.

И эта риторика в реальности таит в себе немалую опасность. Ведь мостик от тезиса об «иррационально агрессивной России, постоянно готовящейся к завоеваниям» до постулата о необходимости «упреждающего удара, чтобы заранее обезвредить агрессора» перекинуть не так сложно. И если в какой-то момент НАТО решит провести операцию по захвату Калининградской области, это будет преподнесено широкой общественности, как акт «вынужденной превентивной защиты»…

Источник: https://planet-today.ru/geopolitika/item/132117-zapad-nachal-agressivnuy...

Вчера, 20 июля, в Ставропольском крае прошло задержание всей верхушки УГИБДД во главе с начальником управления Алексеем Сафоновым. Об этом депутат Госдумы Александр Хинштейн написал в своем Telegram-канале.

«Им инкриминируется организация преступного сообщества, получение взяток, злоупотребления, превышения и т. п. По сути, на Ставрополье — действовала самая настоящая мафия, наживавшаяся на всем: от „блатных“ номеров и пропуска большегрузов — до торговли песком», — сказал он.

Политолог Дмитрий Евстафьев о том, как цифровизация может навести порядок в обществе.

— Начали добираться до тех, кто считался неприкасаемыми. Я, вот, смотрю периодически тут арест странный, там арест странный. А ведь это в том числе и цифры. Цифровизация экономики и наших сфер жизни, например грузоперевозок или пассажирских перевозок, переведет к упорядочиванию в этих сферах. Мы все периодически ходим мимо вокзалов и видим там вереницы нигде незарегистрированных несертифицированных автобусов. Так, вот, их не будет.

Если темп цифровизации, который взят правительством Мишустина, будет выполнен, через три года беспредела на дорогах с перевозками не будет. Да, нам тоже придется подстраиваться и соблюдать правила ПДД, но тем не менее этого беспредела на дорогах, когда мы открываем ленту новостей, а у нас в этом регионе погибло столько-то, здесь заснул за рулем, не будет.

Я во всем этом вижу очевидные признаки упорядочивания жизни. Мне кажется, что наше российское общество, как бы мы ни были хаотичны, созрело для того, чтобы наша жизнь была более упорядоченной. Да, мы посмеемся, но это смех сквозь слезы, потому что все это должно было закончиться в 2010 году, а заканчивается в 2021. Мы отстаем от самих же себя, от темпа развития страны лет на 7, но это закончится. Мы действительно запрягаем очень медленно, но если мы запрягли, если пошло наведение цифрового порядка в жизни, вот это да.

Мы часто говорим, что это вопрос веры. У нас многие проблемы и расхождения в обществе — это не вопрос веры, а неверия. Мы не верим, что будет вот так, вирус существует, вакцина помогает, наведут порядок, самолет взлетит. В тот момент, когда мы победим неверие, нам гораздо легче станет жить. Мы не верим, что от изменений (цифры, наведения порядка, социальных программ) станет лучше, потому что мы привыкли, что нам становится хуже. Главное на ближайшее время — борьба не за веру, а борьба с неверием. Если мы поверим в себя, мы победим наше внутренне неверие и неверие в государство, что оно может навести порядок.

Источник: https://actualcomment.ru/tsifrovizatsiya-navedet-poryadok-v-obshchestve-2107211003.html

Экономический кризис, мировая пандемия, массовые беспорядки в США принес нам переломный 2020 год. Новое издание культовой книги Андрея Фурсова выходит в свет в разгар этих драматических явлений и посвящена мировой борьбе за власть, информацию и ресурсы. Центральное место в работе занимает проблема борьбы англосаксов за мировое господство и противостояние им России. Мировые войны двадцатого века, роль Великобритании и США в создании нацистской Германии, глобальная Холодная война, Ялтинский мир и послеялтинский хаосопорядок – вот основные темы издания. Среди вопросов, над которыми размышляет автор, следующие: в чем различие и сходство Первой мировой войны и Второй? Почему началась Холодная война? Почему для англосаксов Россия всегда была и останется врагом №1? И самое интересное для современного читателя: каким будет мир в двадцать первом веке? Академик Фурсов утверждает: это будет мир борьбы – той борьбы, которая начинается сегодня сирийским и украинским кризисами.

Источник: https://konzeptual.ru/fursov-andrej-ilich-mirovaja-bor-ba-anglosaksy-pro...

Этот день в истории – 13 августа

1521. Испанский конкистадор Эрнан Кортес захватил столицу ацтеков Теночтитлан (сейчас город Мехико).

1850.  Амурская экспедиция под руководством Геннадия Ивановича Невельского подняла русский флаг на мысе Куегда. Командир военного транспорта «Байкал» Г.И. Невельской (1813-1876) в ходе учреждённой правительством России постоянной экспедиции для изучения дальнего Востока, которую он возглавлял, поднял русский флаг на основанном им Николаевском посту (Николаевск-на-Амуре). Невельской по своей инициативе объявил о присоединении к России Приамурского края и Сахалина. Изыскания адмирала (1874 г.) Г.И. Невельского послужили основой для установления государственной границы между Россией и Китаем.

1877. В Петербурге спущен на воду первый отечественный миноносец «Взрыв».

1903. Турецкими войсками подавлено Илинденское восстание в Македонии и уничтожена Крушевская республика.

1905.   Норвегия провела референдум о расторжении унии со Швецией. В результате независимость Норвегии была полностью восстановлена.

1920. Во время советско-польской войны 1920 г. началась битва за Варшаву, в ходе которой советские войска под командованием М. Тухачевского были разбиты польской армией.

1937. Началось Второе Шанхайское сражение — крупное военное столкновение между вооружёнными силами Японии и Китая в ходе Японо-китайской войны (1937-1945).

1941. Румыно-немецкие войска вышли к Чёрному морю восточнее Одессы и полностью блокировали город с суши.

1944. Первое боевое применение танков «Тигр II» («Королевский тигр») на Восточном фронте.

1945. В ходе Советско-японской войны началась Сейсинская десантная операция по захвату военно-морской базы Сейсин (Чхонджин) на побережье Северной Кореи, чтобы лишить противника возможности эвакуации войск и материальных ценностей в Японию. Сейсинская операция была первой крупной десантной операцией Тихоокеанского флота.

1945. Всемирный сионистский конгресс потребовал разрешить въезд в Палестину миллиону евреев.

1946. Британскими властями начата депортация из Палестины на Кипр незаконных еврейских иммигрантов.

1952.  Германия и Япония вошли в состав Международного валютного фонда

1960. Центральноафриканская республика объявила независимость от Франции.

2000. В Москве в храме Христа Спасителя открылся юбилейный архиерейский собор Русской Православной Церкви.

2002. Выдающийся хирург Ренат Акчурин представил в Москве уникальный прибор, который позволяет проводить сложнейшие операции на сердце без его остановки.

2007. Авария поезда «Невский экспресс» сообщением Москва-Санкт-Петербург в районе Малой Вишеры по причине подрыва на путях самодельного взрывного устройства. Ранения получили 60 человек.

Для многих из нас уже давно стал очевидным парадокс: электронная почта, кото­рая якобы должна облегчить процессы коммуникации и сделать нашу жизнь более удобной и эффективной, порою «съедает» все наше время — рабочее и нерабочее, социальное и физическое. И чем дальше, тем, кажется, больше наше время по­глощается цифровыми технологиями. Исследователи и мыслители со всего мира уже не первое десятилетие пытаются объяснить такие противоречия «цифровой эпохи», непосредственно влияющие на общество вообще и на нашу жизнь в част­ности. Среди этих исследователей известный социолог Джуди Вайсман, книга которой 2015 года «Времени в обрез: ускорение жизни при цифровом капитализ­ме» вышла на русском языке в 2019 году в Издательском доме «Дело» РАНХиГС. Вайсман — профессор социологии в Лондонской школе экономики и политиче­ских наук — долгое время занималась исследованиями феминисткой теории, со­циологии труда и социальными исследованиями техники. Основываясь на таком теоретико-практическом фундаменте, она решила обратиться к вопросу, который волнует многих из нас: почему техника, созданная для удобства человека, превра­тила жизнь в перманентный цейтнот?

Представленную попытку ответа на этот актуальный вопрос сложно оценить однозначно. С одной стороны, в книге есть ценные эмпирические данные по со­циологии труда, хотя и не всегда с достаточно удовлетворительным анализом. В частности, это исследование помех, создаваемых мобильным телефоном и элек­тронной почтой в процессе трудовой деятельности, а также анализ роли женщин в домохозяйствах в контексте современного развития техники и технологий и в перспективе возможной цифровизации и роботизации. С другой стороны, мы на­блюдаем концептуальную неразбериху и попытку осветить множество проблем на страницах не самой толстой книги. Само название задает слишком широкую дискурсивную рамку: здесь и цифровой капитализм, и время, и ускорение. После нескольких страниц введения к этим темам добавляются: техника и технологии, труд, досуг, феминистский анализ и «политические последствия». На сегодняшний день каждому из вышеперечисленных дискурсов посвящены отдельные моногра­фии, сборники, журналы и т. д. Ни о каком консенсусе по любому из этих вопро­сов не может быть и речи. Давайте посмотрим, насколько автору удалось раскрыть эти темы и сказать что-то новое читателям.

Первую и вторую главы книги можно условно отнести к «концептуальному блоку». Здесь Вайсман пытается проработать некоторую теоретическую фунди­рованность исследования. Из всего обилия заявленных проблем она концентри­руется на времени и связанных с ним феноменах: ускорения и скорости. В первой главе Джуди Вайсман предлагает методологическую рамку, которую будет исполь­зовать в исследовании. Поскольку, как говорилось выше, Вайсман — специалист в области социальных исследований техники, то нет ничего странного в том, что красной нитью через исследование проходит Science and Technology Studies (STS). Мысль о том, что «социальный мир нельзя свести к технике, составляющей его содержание» (с. 31), постоянно повторяется на страницах книги в той или иной форме. Озвучив этот тезис, Вайсман переходит к анализу и критике концепций сверхскоростного общества.

Следуя наработкам немецкого социолога Хартмута Роза, Вайсман предлагает разделять ускорение на техническое, социальное и ускорение темпа жизни (с. 32). Связь между этими видами ускорений неочевидна и зачастую парадоксальна: так, техническое ускорение, освобождающее от многих рабочих и бытовых процессов, должно экономить наше время и тем самым замедлять темп жизни, однако это приводит лишь к постоянной нехватке свободного времени, что мы так ощуща­ем во всей полноте. Попытка понять этот парадокс и является целью исследова­ния. Вайсман последовательно переходит от идей Дэвида Харви о том, что новые коммуникационные возможности экспоненциально ускорили экономические процессы, позволив контрагентам со всех концов света существовать в режиме «реального времени», тем самым символически уничтожив сначала пространство, а потом и само время, к теории «сетевого общества» Мануэля Кастельса и работе «Социология за пределами обществ» Джона Урри¹.

1. Harvey D. (1989). The Condition of Postmodernity. An Enquiry into the Origins of Cultural Change. Cambridge: Blackwell Publishers; Castells M. (1996). The Rise of the Network Society. Oxford: Blackwell; Урри Д. (2012). Социология за пределами обществ: виды мобильности для XXI столетия / Пер. с англ. Д. Кралечкина. М.: НИУ ВШЭ.

Не останавливаясь подробно на содержании этих книг, Вайсман эксплицирует из концепций темпоральный аспект и анализирует понятия «вневременного» и «мгновенного времени» Ка­стельса и Урри соответственно. Она критикует оба концепта за несоответствие эмпирической реальности, где личная встреча по-прежнему — важный социаль­ный феномен, даже в сфере экономических отношений, а информация не эфемер­на, но имеет физическое воплощение в дата-центрах и физическое же ограничение в скорости обмена и передачи (с. 39–40). Стоит отметить, что автор критикует эти концепты Кастельса и Урри, не обращаясь к их содержанию, которое подразумева­ет скорее описание тенденций, а не новые законы природы.

Далее Вайсман рассматривает идеи французского философа Поля Вирильо² и социологов Барбары Адам и Роберта Хассана — ключевых (вместе с упомяну­тым выше Хартмутом Роза) современных исследователей ускорения и времени (с. 44–52). Стратегия Вайсман остается прежней: она указывает на неявный тех­нологический детерминизм, культурный пессимизм и страх перед техникой и тех­нологиями. Автор последовательно показывает, как из предпосылки «технологии представляют собой итог ряда конкретных решений, принимаемых конкретными людьми в конкретных местах в конкретное время в своих целях» (с. 55) следует, что техника не формирует время, а находится с ним в постоянном взаимном вли­янии. Кроме того, технология также взаимодействует с человеком, который волен использовать ее как для освобождения, так и для колонизации свободного вре­мени. Таким образом, Вайсман показывает, что техника как социоматериальная практика всегда имеет несколько сторон и что ускорение технического развития необязательно приводит к ускорению темпа жизни, как считают многие теоретики ускоряющегося общества. Интересно, что Вайсман совершенно не рассматрива­ет политическое измерение ускорения: теории «акселерационизма» Ника Ланда и Ника Срничека с Алексом Уильямсом 3

2. В частности, дромологический закон, согласно которому ускорение порождает новые формы замедления. См.: Virilio P. (2006). Speed and Politics. Los Angeles: Semiotext(e).

3. См.: Морозов А. В. (2019). Навигация по акселерационизму: от некапитализма к посткапитализ­му через платформы // Galactica Media: Journal of Media Studies. Т. 1. № 2. С. 226–242; Павлов А. В. (2019). Постмодернистский ген: является ли посткапитализм постпостмодернизмом // Логос. № 2. С. 1–24. Сафронов Э. (2019).

Как акселерационизм превратился в платформенный капитализм, постулируя в дальнейшем политический потенциал своего исследования как стремление к равенству возможностей по ис­пользованию времени между социальными группами разного достатка и дальней­шей эмансипации женщин от темпорального напряжения, связанного с работой по дому и воспитанием детей.

В целом очевидно, что концептуальная часть мало интересует автора: по­стоянные скачки между временем, ускорением, скоростью, пространством, тем­поральными режимами не дают полноценного представления о теоретическом аппарате, который будет использоваться в дальнейшем, тем более что многие из обсуждаемых авторских концепций остаются исключительно в теоретической ча­сти работы. Эти главы скорее представляют собой экскурс в дискуссию о времени и ускорении. Вайсман представляет несколько удобных ей концепций, не обращая внимания на другие социальные теории времени ⁴ обвиняет их в технологическом детерминизме и непонимании природы техники, после чего постулирует неслож­ный тезис о том, что все не так просто, как кажется. Другая составляющая оптики

4. Луман Н. (2004). Мировое время и история систем: об отношениях между временными гори­зонтами и социальными структурами общественных систем / Пер. с нем. В. Бакусева // Логос. № 5. С. 131–168; Люббе Г. (2016). В ногу со временем: сокращенное пребывание в настоящем / Пер. с нем. А. Б. Григорьева и В. А. Куренного под науч. ред. В. А. Куренного. М.: НИУ ВШЭ.

Вайсман — феминистская теория и неравенство. Опираясь на гендерную крити­ку труда, Вайсман аргументирует несостоятельность теорий мобильности Урри и Гидденса в связи с тем, что они не учитывают неравенство возможностей по от­ношению к феномену мобильности у малообеспеченных слоев населения и жен­щин. Все это приводит Вайсман к выводу о том, что для полноценного анализа феномена нехватки времени необходимо подключать эмпирический материал. Одним словом, мы видим, что социальные теории, названные Вайсман, оказыва­ются не слишком полезными для работы с эмпирикой, но феминизм и STS — «ра­ботают» на протяжении всего изложения материала. Собственно, именно работа с эмпирическим материалом через призму STS и феминистской теории составляет большую часть книги, благодаря чему она становится по-настоящему ценной.

«Парадокс нехватки времени» — третья глава книги. В ней автор вплотную подходит к вопросу, почему, несмотря на объективные показатели об увеличении количества свободного времени в западных странах, люди все больше чувствуют постоянную спешку и отсутствие возможностей решать личные вопросы. Вайсман предлагает рассмотреть три подхода к изучению подобного восприятия времени: экономический, культурный и темпоральный. Экономический подход объясняет парадокс нехватки времени тем, что статистика о сокращении рабочего времени складывается из усредненных данных, которые показывают, что одни группы на­селения тратят на работу все меньше времени или не тратят вообще, в то время как другие уделяют работе все больше времени. Другим важным фактором в рам­ках экономического подхода, по мнению Вайсман, является выход женщин на ры­нок труда и, как следствие, рост домохозяйств с двумя кормильцами. В этом слу­чае кроме работы по найму остается работа по дому и воспитанию детей, которая в большем объеме ложится на плечи женщин, оставляя им ничтожное количество «качественного свободного времени» (с. 105-120). Культурный подход объясня­ет нехватку времени с точки зрения новых практик. Например, возникновение «культуры переработок» или гиперопека при воспитании детей. Кроме того, «за­груженность» как антоним «праздности» приобретает позитивные коннотации и становится синонимом успеха. При этом загруженность распространяется не только на рабочее время, но и подразумевает под собой активный досуг как актив­ное потребление. Индивид, принимающий такие правила игры, начинает свой бег в «потребительском колесе» — работает не покладая рук ради повышения своего уровня потребления, жалуется на нехватку времени, а если выпадает свободная минута — корит себя за бездеятельность (с. 120–126).

Третий — темпоральный — подход основывается на работе британских со­циологов Марка Томлинсона и Дэйла Саутертона⁵. Они выделили три составля­ющих темпорального «сжатия»: количество времени на работу и потребление; темпоральную дезорганизацию — сложность координации социальных практик между людьми; темпоральную плотность, которая зависит от многозадачности Они выделили три составля­ющих темпорального «сжатия»: количество времени на работу и потребление; темпоральную дезорганизацию — сложность координации социальных практик между людьми; темпоральную плотность, которая зависит от многозадачности и насыщенности определенных временных промежутков. Первый параметр не может дать нам полного представления о «сжатии», так как увеличение количе­ства свободного времени противоречит чувству его недостатка. Темпоральная де­зорганизация связана с разрушением институционально стабильных социальных ритмов, стандартная рабочая неделя больше не является обязательной нормой, гибкая занятость, ночные смены, постоянная подключенность перекраивают тем­поральный ландшафт, следовательно, временные промежутки для социализации сокращаются, заставляя нас постоянно подстраиваться для рабочей, семейной и дружественной коммуникации. Этот процесс создает ощущение спешки из-за трудностей синхронизации графиков работы и досуга. Темпоральная плотность описывается на примере многозадачности. Так, утро для многих является наибо­лее «темпорально плотным» отрезком времени: умывание, чистка зубов, парал­лельные попытки приготовления завтрака и чтения новостей вызывают чувство измотанности. Через темпоральную плотность Вайсман анализирует досуг, разде­ляя его на чистый, который не сопровождается дополнительными делами, и пере­межающийся с делами (например, просмотр телевизора во время глажки белья). Здесь автор возвращается к гендерному анализу и показывает, как домашние забо­ты влияют на темпоральную плотность женского досуга, разделяя его на кратко­срочные отрезки, которые не позволяют в полной мере расслабиться и вызывают чувство постоянной измотанности (с. 128–142).

Экономический подход представляет собой эмпирическую работу со стати­стикой, темпоральный — объединяет в себе обращение к эмпирике и некоторую степень концептуализации, а культурный — строится на теориях Пьера Бурдье и Джонатана Гершуни. При этом очевидно, что от культурного подхода до анализа капитализма Вайсман отделяет один шаг, который она, что удивительно, так и не делает. Это не идет на пользу книге в целом. Во второй главе Вайсман обращается к знаменитой статье английского историка Эдварда П. Томпсона «Время, трудовая дисциплина и промышленный капитализм» (1967), чтобы показать истоки совре­менного понимания социального времени как максимы «время-деньги». При этом в той же статье Томпсон пишет о различении двух форм труда: почасового и эф­фективного, ориентированного на решение конкретных задач⁶. 

Индустриальный капитализм делал ставку на почасовой труд, сопротивляться чему могли люди, не занятые на производстве, — ученые, художники, студенты, фермеры. Когнитиви­зация капитализма и переориентация основной массы работников с индустриаль­ного на «постиндустриальный» способ производства постепенно сделали «эффек­тивный» труд преобладающей парадигмой. Так, менеджмент взамен почасового выполнения должностных обязанностей начал делать ставку на ключевые показа­тели эффективности (KPI), то есть на личные качества отдельного работника, а не на трудовую операцию. Экономика в итоге и сформировала современную культуру, если обратиться к идее Фредрика Джеймисона⁷. 

7. Джеймисон Ф. (2019). Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма / Пер. с англ. Д. Кралечкина под науч. ред. А. Олейникова. М.: Изд-во Ин-та Гайдара; Павлов А. В. (2019) Странная жизнь постмодернизма // Джеймисон. Указ. соч. С. 7–53. См. также рецензию на эту книгу в «Социологическом обозрении»: Афанасов Н. Б. (2019). В поисках утраченной современности // Со­циологическое обозрение. Т. 18. № 1. С. 256–265.

В книге этот аспект совершен­но упускается из виду, несмотря на термин «цифровой капитализм» в названии. Этот «цифровой капитализм» никак не концептуализируется в исследовании и в тексте представлен скорее набором технических артефактов, нежели социальной или экономической «абстракцией». «Цифровой капитализм» в понимании Вайс­ман — скорее темпоральная категория, период, начало которого четко не обозна­чается.

Отсутствие теоретической абстракции особенно заметно в следующей части, состоящей из четвертой и шестой глав книги. В четвертой главе Джуди Вайсман рассуждает о взаимосвязи работы и ИКТ. Ключевой тезис здесь состоит в том, что «трудовые практики переформатируются по мере того, как наемные работники приспосабливаются к постоянной подключенности, свойственной их труду» (с. 147). По мнению Вайсман, представление о работнике как о пленнике современ­ных технологий не соответствует действительности. Этого работника как субъ­екта цифрового капитализма характеризует использование в рабочем процессе электронной почты, Интернета и мобильного телефона. Данные технологии вли­яют на темп работы: помехи и многозадачность — ключевые аспекты интенси­фикации труда. Ссылаясь на собственные исследования, Вайсман показывает, что непосредственно ИКТ, в частности электронная почта и мобильный телефон, вы­ступают скорее в качестве символа перегрузки, при этом темп и интенсификация работы зависят не от непосредственных технических артефактов, а от новых прак­тик менеджмента, подкрепленных возможностью отслеживать ход работы при по­мощи анализа почты и звонков. Помехи (например, необходимость реагировать на уведомления почты в ходе другого рабочего процесса) также не обусловлены техникой и скорее встраиваются в новый «коммуникационный репертуар», стано­вясь важным аспектом новой профессиональной парадигмы. А многозадачность как выполнение нескольких действий одновременно не является характеристикой исключительно цифрового общества и может быть прочитана скорее как личная темпоральная ориентация, нежели как непосредственный результат влияния ИКТ (с. 145–182).

В шестой главе техника рассматривается как сближающая сила для семейных и дружеских коммуникаций. Если телефон выступает как символ постоянной подключенности, то такая подключенность работает не только как фактор произ­водственного стресса во время досуга, но и как досуговый фактор во время про­изводственного процесса. Мобильный телефон в личном использовании стано­вится сближающим средством. Скрупулезность проведенного Вайсман анализа диссонирует с банальностью и очевидностью выводов. Вряд ли даже в 2015 году (год выхода книги на английском языке) можно было кого-то удивить фактом, что мобильный телефон как материальный артефакт не только интенсифицирует работу, но и заключает в себе освободительный потенциал, а электронная почта может рассматриваться и как символ постоянной подключенности, вызывающей стресс, и как возможность асинхронной коммуникации, позволяющей оптими­зировать рабочие и личные контакты. Объяснить банальность такого вывода до­статочно легко. Это связано с отсутствием необходимой социальной и экономи­ческой абстракции в концепции Вайсман, о чем говорилось ранее. Поэтому автор рассматривает телефон и электронную почту в узком контексте коммуникацион­ных феноменов, что не позволяет Вайсман проанализировать режим постоянной подключенности в его «тотальности». Очевидно, что телефон не может заставить работника принимать и совершать рабочие звонки во время семейного ужина. Однако если над системой социально-технологических отношений есть система отношений социально-экономических, которая тотализирует всю жизнь наемно­го или самозанятого субъекта и заставляет его из соображений конкуренции на­ходиться на связи 24/7, посвящать свободное время самообучению и повышению конкурентных навыков, то освободительная функция ИКТ хоть и остается осяза­емой, но отходит на задний план.

Интернет также рассматривается Вайсман как социоматериальный феномен с позиций STS, при этом автор лишь вскользь обсуждает вопросы цифрового труда и новой цифровой социальности, которая формируется на стыке офлайна и онлайна, производства и потребления контента. В начале второй главы Вайс­ман пишет, что процессы технического развития обуславливаются культурными ценностями и властными моделями социально-производственных отношений, при этом вопрос использования ИКТ в качестве средства контроля над произво­дительностью сотрудника не анализируется. Насколько же силен освободитель­ный потенциал Интернета на рабочем месте, если брандмауэр, установленный ра­ботодателем, оставляет лишь узкую амбразуру в дивный цифровой мир? Можно расценивать телефон и телефонные звонки исключительно как инструмент, под­чиняющийся воле работника, самостоятельно и креативно формирующего свои коммуникационные иерархии. Однако если в качестве артефакта рассматривать смартфон как соответствующее духу времени устройство, то в игру неожиданно вступит капиталистическая конкуренция за наше время. Социальные сети, игры и приложения борются за внимание пользователей намного успешнее и отвлека­ют нас куда чаще, чем книга, кроссворд, радио или газета индустриальной эпо­хи. Гораздо сложнее анализировать и искать освободительный потенциал с точ­ки зрения STS в мобильной игре, спроектированной с применением результатов исследований в когнитивной психологии и созданной для борьбы за наше время, внимание и деньги. Все эти феномены имеют большее отношение к «цифровому капитализму», чем телефон и электронная почта в качестве личного и рабочего телеграфа.

Пятая глава «Время и быт» имеет опосредованное отношение к цифровиза­ции, за исключением последней части, посвященной утопичности проекта умного дома как решения проблемы бытовой занятости. Однако это делает данную часть книги наиболее интересной и содержательной. Джуди Вайсман показывает, как революция в бытовой технике, призванная освободить время в домохозяйствах, в итоге привела к тому, что дом так и остался ареной борьбы с домашними делами. Это обуславливается тем, что вместе с техническими возможностями, такими как микроволновая печь, стиральная машина, морозильник, выросли и стандарты по­требления и чистоты, тем самым заново «захватив», казалось бы, освободившееся время. Также Вайсман подробно рассматривает процесс воспитания детей, кото­рый требует качественного свободного времени и не поддается ускорению с помо­щью цифровизации. Кроме того, стандарты воспитания за последнее время воз­росли, и сегодня родители проводят больше времени с ребенком, чем в середине прошлого века. При этом дом по-прежнему остается местом гендерного неравен­ства в части распределения обязанностей (с. 185–223). На примере этой главы мы видим, как капитализм совершил виток от «капитализма услуг» к «капитализму самообслуживания». Рассматривая аутсорсинг домашних обязанностей, Вайсман делает акцент на росте количества дешевой рабочей силы из стран третьего мира, однако при этом не проговаривает феномен возвращения к услугам через «береж­ливые платформы» и «уберизацию»⁸.

8. Срничек Н. (2019). Капитализм платформ / Пер. с англ. и науч. ред. М. Добряковой. М.: НИУ ВШЭ..

В заключении Вайсман пишет о способах нахождения свободного времени в цифровую эпоху. Мы вновь возвращаемся к тому, что техническое ускорение не равно ускорению темпа жизни, что техника не детерминирована, а формируется человеком и подстраивается под человека, и что нам необходим не технологиче­ский пессимизм, а поиск в технологиях и технике освободительного потенциала. Завершается все призывом «бросить вызов эйфории скорости и техническому им­пульсу к ее достижению и обуздать нашу изобретательность, чтобы обрести более полный контроль над нашим временем» (с. 301).

Влияние цифровизации на социальные, политические, экономические, куль­турные и другие аспекты жизни общества давно стало очевидным и неоспо­римым. Началом процесса концептуализации «информационного общества», с некоторой долей условности, можно назвать работу американского социолога Даниела Белла «Грядущее постиндустриальное общество», выпущенную в 1973 году 9

9. Белл Д. (2004). Грядущее постиндустриальное общество: опыт социального прогнозирования / Пер. с англ. под ред. В. Л. Иноземцева. М.: Academia.

6. Thompson E. P. (1967). Time, Work-Discipline and Industrial Capitalism // Past & Present. № 38. P. 56–97.

5. Southerton D., Tomlinson M. (2005). Pressed for Time: The Differential Aspects of a Time Squeeze // Sociological Review. Vol. 53. № 2. P. 232–233.

С момента выхода книги Белла ведущими социологами и философами было предпринято множество попыток ухватить и описать характерные особенности постиндустриальной эпохи, и если в 1970-х и начале 1980-х годов под ними чаще подразумевались экономика услуг, знаний и глобализация, то в конце XX века во 

главу угла встала компьютеризация, в частности развитие информационно-ком­муникационных технологий.

Как мы указывали во вступлении, книга одним своим названием сулит нам перспективы исследования большого спектра актуальных проблем. Но именно это и делает работу Вайсман уязвимой для критики. Сам по себе «цифровой капи­тализм» не является устойчивой и понятной всем концепцией и выступает скорее как зонтичный термин, объединяющий актуальную проблематику на стыке эко­номики, социологии, философии и политической теории. Вайсман же пытается представить цифровой капитализм в качестве преемника капитализма индустри­ального, показывая во второй главе, что вопросы времени, ускорения и скорости были свойственны индустриальной эпохе на протяжении всего времени суще­ствования и что качественным изменением в коммуникации было изобретение телеграфа, а не мобильного телефона и электронной почты. Такой подход спасает от эйфории перед новыми технологиями, однако мешает за телефоном и почтой увидеть и проанализировать качественно новые феномены.

Так, Интернет (на наш взгляд, более релевантный пример технологического влияния «цифрового капитализма») трансформирует дихотомию работы и до­суга до неузнаваемости. Сегодня свободный, нематериальный, цифровой труд 10

10. Dyer-Witheford N. (2015). Cyber-Proletariat. Global Labour in the Digital Vortex. L.: Pluto Press; Laz­zarato M. (1996). Immaterial Labor // Virno P., Hardt M. (eds.). Radical Thought in Italy. Minneapolis: Uni­versity of Minnesota Press. P. 133–147; Terranova T. (2000). Free Labor: Producing Culture for the Digital Economy // Social Text. Vol. 18. № 2. P. 33–58.уже не может описываться через анализ исследовательской рамки «работа-дом». Некоторые авторы ставят под сомнение коммуникацию в Сети, утверждая, что Сеть устроена таким образом, что коммуникационный акт превращается в поток циркуляции контента и теряет свое содержание 11

11. Dean J. (2009). Democracy and Other Neoliberal Fantasies: Communicative Capitalism and Left Poli­tics. Durham: Duke University Press.. Другие изучают, каким образом техника из помощника становится элементом глобальной сети контроля 12

12. Zuboff S. (2019). The Age of Surveillance Capitalism. New York: PublicAffairs.. Вопро­сы такого рода исследуются не только на более высоком концептуальном уровне, но и с большим погружением в определенную проблематику. Например, объемное исследование Адама Гринфилда описывает работу множества современных тех­нологий от смартфона до искусственного интеллекта, раскрывая их демократиче­ский потенциал и показывая их капиталистическую и неолиберальную изнанку. Герт Ловинк подробно исследует Интернет с точки зрения социальной и медиате­орий, Ник Срничек и Алекс Уильямс пытаются представить проект посткапитали­стического общества, проблематизируя современную трудовую этику, автоматиза­цию производства и сокращение рабочего дня 13

13. Гринфилд А. (2018). Радикальные технологии: устройство повседневной жизни / Пер. с англ. И. Кушнаревой под науч. ред. С. Щукиной. М.: Дело; Ловинк Г. (2019). Критическая теория интернета / Пер. с англ. Д. Лебедева и П. Торкановского под ред. А. Гуменского. М.: Ад Маргинем Пресс; Срни­чек Н., Уильямс А. (2019). Изобретая будущее: посткапитализм и мир без труда / Пер. с англ. Н. Охо­тина. М.: Strelka Press.

 Все эти и многие другие авторы вкупе дают более полное представление о различных феноменах цифрового капи­тализма, чем в книге Вайсман.

На данный момент именно описание через конкретные проявления помогает составить общую картину современной капиталистической формации. Это лиш­ний раз подтверждает, что широкое и не определенное проблемное поле вкупе с не во всем проработанной концептуальной рамкой не позволяет сегодня всерьез ана­лизировать современный капитализм. Но, в конце концов, бумажная книга — пре­красный физический артефакт, который мы можем использовать для временного выхода из режима повышенной «темпоральной плотности», вызванной цифрови­зацией, и получить тем самым несколько вечеров приятного вдумчивого чтения и неторопливых размышлений.

“Digital Capitalism” and the Old Fairytale about Lost Time

Eduard Safronov

Senior Research Assistant, Department of Social Philosophy, Institute of Philosophy, Russian Academy of Sciences

Address: Goncharnaya str., 12/1, Moscow, Russian Federation 109240

E-mail: safronoveduard@gmail.com

Book Review: Judy Wajcman, Vremeni v obrez: uskoreniye zhizni pri tsifrovom kapitalizme [Pressed for Time: The Acceleration of Life in Digital Capitalism] (Moscow: Delo, 2019).

Источник: https://sociologica.hse.ru/data/2020/05/08/1552740921/SocOboz_19_1_318-3...

NI: успех вторжения РФ в Прибалтику зависит от возможности захвата региона менее чем за сто часов

Успех гипотетического вторжения России в Прибалтику будет зависеть от захвата этого региона "менее чем за сто часов" до того, как НАТО успеет дать адекватный ответ, пишет в статье для журнала National Interest обозреватель Себастьен Роблин.

Автор пояснил, что такой сценарий, который он оценивает как маловероятный, подразумевает проход через Сувалкский коридор — участок границы между Польшей и Литвой шириной в сорок миль. По его мнению, эта "брешь" может стать "ахиллесовой пятой" НАТО в случае вооруженного конфликта с Москвой.

"Россия попытается вторгнуться в Прибалтику только в том случае, если почувствует отсутствие возможностей и решимости у НАТО", — утверждает Роблин.

Обозреватель считает, что Россия может атаковать Сувалкский коридор с нескольких направлений, чтобы перерезать колонны войск Североатлантического альянса, которые отправят на помощь странам Балтии.

"Москва будет делать ставку на то, что страны Западной Европы не захотят рискнуть ядерной войной, чтобы освободить уже завоеванные страны Балтии", — подчеркнул автор.

Публицист заключил, что укрепление обороноспособности Сувалкского коридора путем размещения там дополнительных сил НАТО сможет снизить риск разрушительной войны с Россией.