В российских школах могут появиться дополнительные уроки по киберспорту. По крайней мере, как отметил министр просвещения Сергей Кравцов, форма подобного урока обсуждается. Интерес к киберспорту со стороны государства в последнее время растет. Ранее президент поддержал идею организации киберспортивных соревнований в школах: «Лучше не запрещать то, что и не надо запрещать, вредно запрещать и невозможно. А лучше поставить этот процесс на правильные рельсы и правильным образом его организовать». Зачем погружать школьников в киберспорт и какие здесь могут возникнуть сложности — в материале «Известий».

Не бороться с неизбежным

Слова президента приняли как руководство к действию. Российское движение школьников (РДШ) на днях презентовало несколько проектов для школьников, в том числе и «Кубок РДШ по киберспорту». Финальный турнир планируется провести уже будущей весной. Как отметила исполнительный директор РДШ Ирина Плещева, можно сколько угодно бороться с киберспортом, а можно проявить внимание к такому увлечению школьников.

«Киберспорт — это командные игры, они развивают коммуникативные способности, учат выстраивать стратегию. И это тот формат, которого не хватает традиционной системе образования», — заявила представитель РДШ.

Инициативу решили поддержать и в Минпросвещения, но, как заметил глава ведомства Сергей Кравцов, «будем смотреть, чтобы это направление способствовало развитию школьников, не забывалась учеба, чтобы был баланс».

«Мы понимаем, что есть офлайн, есть онлайн, и понятно, что поколение школьников интересуется в том числе и киберспортом, и различными играми. Очень важно, чтобы такая активность несла развитие и несла позитив», — заявил журналистам Сергей Кравцов.

Как пояснила «Известиям» Ирина Плещева, сейчас ведутся переговоры с партнерами о создании серии вебинаров от представителей кибериндустрии, чтобы не только познакомить ребят с секретами успеха, но и привить им культуру работы в киберпространстве.

«Программа самого проекта и вебинаров по киберспорту будет учитывать рекомендации психологов и специалистов по детской гигиене, с которыми РДШ начало тесное сотрудничество по подготовке «Кубка РДШ по киберспорту», — заявили в организации.

К слову, турниры среди школьников уже проводятся — например, сейчас идет регистрация на третий сезон Всероссийской интеллектуально-киберспортивной лиги (Школьной лиги). Участие в соревнованиях могут принять ребята строго от 14 лет, состязание проходит по пяти направлениям. В прошлом сезоне приняли участие 2 тыс. школьников: ребята сами объединяются в команды, тренируются и приходят на соревнования.

Подтянуть английский и дисциплину

Вероятно, если в школах появятся киберспортивные соревнования, то в стенах той же школы к ним должны и готовить. По словам министра просвещения, это, скорее всего, будут дополнительные занятия.

В прошлом году с идеей именно факультативов по киберспорту выступал Институт развития интернета (ИРИ). Ставили в пример зарубежный опыт: с 2016 года киберспорт включен в обязательные программы в ряде школ Швеции и Норвегии, а в американских школах с 2018 года проводятся официальные киберспортивные турниры.

«Фактически киберспорт — готовая образовательная платформа для развития логики, адаптивности, реакции, soft skills. Он может стать первой ступенью в самых разных карьерных лестницах. Параллельно с игрой можно изучить историю видеоигр и ПК, программирование, освоить основы менеджмента и судейства, — говорит «Известиям» генеральный директор ИРИ Антон Ключкин. — IT-специалисты, дизайнеры, инженеры, менеджеры могут вырасти именно из киберспортивных школьных кружков».

Аналитик и стример Ярослав NS Кузнецов в разговоре с «Известиями» идею приобщить школьников к киберспорту поддерживает. «Ничего вредного в этом точно нет. Киберспорт — спорт будущего. Он развивается очень активно и лет через 10–20 будет соперничать с обычными, самыми популярными видами спорта. Другой вопрос: кто будет учить? Надо готовить специалистов».

К слову, пытаются. В сентябре столичная мэрия пригласила учителей на курсы преподавания киберспорта. В ходе занятий преподаватели «составят комплексы физических упражнений для развития мелкой моторики, мышечной скорости и зрительной реакции, а также разработают планы-конспекты уроков по киберспорту».

Как замечает президент Федерации компьютерного спорта России Дмитрий Смит, факультативы действительно необходимы.

Фото: РИА Новости/Павел Лисицын

«Киберспорт невозможно игнорировать, каждый ребенок знает, что это такое, и важно поставить начинания молодых людей в правильное русло — рассказать о технике безопасности, профилактике туннельного синдрома, показать правильное расположение компьютерной периферии и многое другое», — говорит «Известиям» эксперт.

По словам Дмитрия Смита, если ребенок начинает заниматься киберспортом, то у него появляется тренер, команда, система подготовки к соревнованиям.

«И, как следствие, — дисциплина, навыки социального общения, умение принимать правильные решения в сжатые сроки и в условиях неполной информации. В дополнение к этому появятся базовые навыки в IT-сфере и иностранных языках, потому что большинство даже небольших турниров по киберспорту — международные, также нередки и смешанные команды».

Хоть и кибер, но все-таки спорт

По словам президента Федерации компьютерного спорта города Москвы Александра Горбаченко, важно определиться, что именно в рамках дополнительного урока ждет школьника: знакомство с компьютерными играми и вовлечение в киберпространство или же подготовка спортсменов? Просто так, с места в карьер не получится.

«Компьютерные игры (как и любой вид интеллектуальной деятельности) — это в первую очередь история про структурированное мышление, когнитивные нагрузки и метапредметные компетенции. Не глобально, не все игры, а те, которые будут отобраны и одобрены научным сообществом, — говорит «Известиям» эксперт. — Нам необходимо в любом случае проводить экспертизу и при этом понимать, какой конечный результат мы хотим достичь, чтобы подобрать для этого те или иные игры».

Фото: ТАСС/Михаил Терещенко

Александр Горбаченко перечисляет несколько игр, которые, по его мнению, действительно будут полезны школьникам. Например, Minecraft, о которой так много говорят, — игра на абстрактное мышление, творческая, где можно создавать различные пространства. В период пандемии в Minecraft даже научились проводить рабочие совещания и уроки для школьников.

«Если говорить о соревновательной составляющей, то есть такая игра Starcraft II — это фактически шахматы XXI века! К ним можно отнести игру и Warcraft III, где достаточно серьезная нагрузка на играющего: постоянное отслеживание состояние дел на карте, никогда не повторяющиеся условия, то есть игрок реагирует на ситуацию здесь и сейчас. Плюс есть экономическая составляющая — ресурсы, их надо добывать и учитывать. Это серьезная, большая нагрузка. Самое главное, что всё проходит в режиме реального времени и против живого человека».

Эксперт отмечает, что киберспорт — это все-таки спорт. Для достижения высоких результатов мало уметь играть, важной составляющей успеха является уровень психофизиологической готовности спортсмена.

«Мы еще в начале пути, но уже сейчас к нам, как профессионалам отрасли, спортсменам в отличие от обычных геймеров требования гораздо выше, — говорит эксперт. — Для человека, который хочет стать чемпионом, мало быть хорошо играющим. У него и психофизиология должна быть соответствующим образом подготовлена. Концентрация внимания, выносливость — это очень важно. Вы начинаете свой турнир: если вы даже две игры выиграли и устали, то третью игру проиграете уже хотя бы потому, что устали. Те, кто занимается именно спортом, еще и серьезно относятся к своему психофизиологическому состоянию».

Фото: РИА Новости/Кирилл Каллиников

О базовой физической подготовке и теории с детальным разбором допущенных на соревнованиях ошибок помимо практики говорит и Дмитрий Смит.

«К таким факультативным занятиям должны допускаться те учащиеся, которые выполнили нормативы по физической культуре», — замечает эксперт.

Не путать с «геймингом»

Конечно, есть много вопросов, в том числе и технический. Гендиректор ИРИ замечает, что далеко не все школы обладают достаточно мощными компьютерами для того, чтобы вводить киберфакультатив.

«В школах же закупают каменные «калькуляторы», на которых можно только в тетрис и играть. Конечно, если будут какие-то родительские комитеты, которые закупят оборудование, проведут интернет в конце концов, то спрос на это будет», — замечал в одном из интервью киберспортивный обозреватель портала Cybersport.ru Александр Сергеев.

Другая сторона медали — не скажется ли увлечение киберспортом на здоровье, нагрузке школьников. Владимир Путин, говоря о соревнованиях по киберспорту, также подчеркнул, что есть опасения по поводу киберзависимости и нужно поработать в том числе и с детскими психологами, «чтобы понять, что можно, а что выходит за рамки возможного, и где эта деятельность приносит пользу, а с какого момента может приносить вред».

Фото: ТАСС/Михаил Терещенко

По словам Александра Горбаченко, это вопрос техники безопасности. Если говорить в принципе об играх в свободное время, то это зачастую неконтролируемая история: «В лучшем случае вы как родитель смогли со своим ребенком договориться, в худшем — поставите ему «родительский контроль».

«Когда речь идет об организованной деятельности — будь то соревнования, дополнительные занятия — это история про урок, про время, контроль, тайминги. Мы с вами 45 минут побывали за компьютером, у нас всегда есть возможность встать, размяться. Соревновательные игры тем и хороши, что у них есть сессии. Вы закончили сессию, раунд, провели матч — после этого встаете, отдыхаете, релаксируете, готовитесь к следующей встрече, если выиграли и вас ждет следующий матч. Это нивелирует любые последствия, которые могут быть. И этому надо учить!».

По словам Антона Ключкина, не навредить помогут программы и методики обучения киберспорту, разработать которые могла бы экспертная группа, состоящая из профессиональных игроков, психологов, педагогов.

«Кроме того, существует большое число киберспортивных школ как в России, так и за рубежом, к опыту которых можно обратиться», — отмечает эксперт.

Игры на миллионы

Топ-киберспортсмены даже в России уже не просто хорошо известные ребята в очень узком кругу — их приглашают в телешоу, они рекламируют известные бренды, их каналы в соцсетях набирают свыше миллиона подписчиков. Как писал Forbes, суперзвезды мирового киберспорта (коих пока немного) могут получать в месяц до $35 тыс. Начинающие — $2–5 тыс. в месяц. Так что есть к чему стремиться. И в России тоже. Так, летом чемпионом Всероссийской киберспортивной студенческой лиги стала сборная НГТУ. Команда получила 975 тыс. рублей призовых.

Фото: РИА Новости/Кирилл Каллиников

Реально ли из обычного школьника (школьницы) сделать успешного киберспортсмена и сколько на это может уйти времени? По словам Александра Горбаченко, всё индивидуально.

«У кого-то на это может уйти три месяца, и он почувствует, что готов принимать участие в соревнованиях и проявить свои таланты. У кого-то полгода, у кого-то годы. Я в свое время (20 лет тому назад) не менее полугода готовился к своим первым соревнованиям — осваивал виртуальную авиационную технику для того, чтобы чувствовать себя уверенно, — говорит эксперт. — У нас нет стандартов спортивной подготовки, мы сейчас не можем с четырех лет готовить ребенка к будущим соревнованиям по компьютерному спорту. Все участники приходят самоподготовленными».

Как отмечают эксперты, подростков в киберспорте много, участники от 14 до 18 лет — вторая по массовости категория. Чтобы стать киберспортсменом, школьнику, полагает тренер состава по Rainbow Six Siege киберспортивного клуба Virtus.pro Керим «Toda-» Мусаев, нужно уделять около 3–4 часов в день на игру и тренировку. Профессионал же посвящает киберспорту весь рабочий день — от 6 до 8 часов, а порой и до 10.

Источник: https://iz.ru/1062410/elena-motrenko/sportivnyi-interes-stoit-li-pogruzh...

В эпоху коронавируса Великобритания отводит себе всё более значимую роль в большой геополитической игре. Это проявилось не только в Брексите, но и в действиях по усилению влияния и присутствия в различных регионах мира, в том числе в Центральной Азии. Геополитические амбиции обусловливают заметное повышение интереса Лондона к Кыргызстану как к важному географическому центру Азии, из которого удобно транслировать своё влияние на огромный регион.

Особенно явно притязания Британии стали проявляться в процессе прошлогодней смены власти в Кыргызстане. Видимо, британские стратеги считают, что период становления новой власти - удобный момент для продвижения своих интересов. Об этом задумываешься, анализируя получившую распространение сразу на нескольких зарубежных сайтах информацию, что британская государственная структура DFID (Department for International Development) планирует реализовать масштабные гуманитарные проекты по реформе системы государственного управления в Кыргызстане. На это, а также на консультирование Правительства и Жогорку Кенеша Кыргызской Республики в 2021 году DFID выделено больше 15 млн долларов.

За такими действиям видятся политические интересы: обязательное условие выделения денег – предоставление британским экспертам всеобъемлющего доступа в государственные ведомства Киргизии. А это означает уже доступ к соответствующим документам и потому логично предположение, что Лондон претендует на анализ и влияние на систему госуправления и, не исключено, корректировку инфраструктуры власти.

По настойчивому предложению британской стороны, этими экспертами должны стать сотрудники британской частной консалтинговой фирмы Crown Agents, созданной в 1954 году на основе структуры государственного управления колониями Великобритании (Joint Agents General for Crown Colonies). Поиски в интернете показывают, что эта компания нередко выступает «фасадом» продвижения британских интересов в странах, которые Лондон хотел бы видеть в своей неоколониальной сфере.

Представительство Crown Agents действует на Украине, а некоторые страны (Анголу, Замбию, Лесото) Лондон убедил полностью передать Crown Agents выполнение отдельных государственных функций, причём таких важных, как таможенный контроль, сбор налогов, госзакупки лекарств, регулирование банковского сектора и офшоров. Появление этой фирмы в любой стране - уже признак так называемого failed state – несостоявшегося государства.

Crown Agents не раз оказывалась в центре международных скандалов, связанных с отмыванием денег, незаконной торговлей оружием и даже заказными убийствами. По сообщениям британской прессы, компания контролирует сеть частных банков и активов в офшорах на общую сумму 4 миллиарда  фунтов. В основном, это так называемые hot money – сомнительные деньги, которые компания получила в доверительное управление от влиятельных резидентов из стран третьего мира. Так, долгое время компания управляла частью состояния султана Брунея, которому был необходим посредник для финансирования государственных переворотов и боевых действий на Ближнем Востоке.

Деятельность Crown Agents не раз становилась предметом парламентских расследований. Еще в 1974 году компания обвинялась в отмывании денег и связях с одним из известных боссов американской мафии Меером Лански. Тогда расследование было прекращено после того, как один из ключевых свидетелей внезапно погиб.

В разное время многие руководители Crown Agents, в их числе бывший сотрудник британской спецслужбы MI-5 Джон Кукни (Sir John Cuckney), параллельно занимали высокие посты в британских компаниях, специализировавшихся на торговле оружием, а также в частных военных компаниях, таких, как Birmingham Arms Company и фирма  Defence Systems Limited, известных в ряде  странах Африки и Латинской Америки.

Обратим внимание и на то, что свои задачи Crown Agents предстоит решать в рамках масштабного британского проекта Integrity Initiative, ставшего скандально известным в 2019 году после публикации закрытых документов на сайте хакерской группы Anonymous.

Среди опубликованных документов представлено письмо директора «Института государственного управления» (Institute for Statecraft) Кристофера Доннелли с Форин-офисом (Министерством иностранных дел Великобритании), в котором Донелли, кстати, прежде работавший специальным советником НАТО по Центральной и Восточной Европе (Special Advisor for Central and Eastern European Affairs), предлагает создать сеть особых информаторов и агентов влияния в Кыргызстане и других постсоветских странах. Как пишет Донелли, «нам необходимы местные партнёры … для подготовки  подробной аналитики и оценок специфики государственного управления в каждой стране … Оценки будут доставляться в Лондон и штаб-квартиру НАТО». Он также предлагает больше работать с представителями бизнеса и силовых структур этих стран, искать среди них новых лидеров, которые смогут эффективно лоббировать британские интересы.

После разразившегося скандала Британские власти, с оговорками, но подтвердили подлинность опубликованных документов. Однако широкой огласки избежал тот факт, что ближайший помощник  Кристофера Доннелли - Харольд Эллетсон, входящий в совет директоров «Института государственного управления», на самом деле законспирированный сотрудник британской разведки MI6. В британских СМИ можно отыскать, что Харольд Эллетсон - известный общественный деятель и член парламента, был завербован MI6 в самом начале своей карьеры. В 1996 году Эллетсон выполнял деликатные поручения британских спецслужб в Югославии, странах Восточной Европы и постсоветского пространства. Очевидно, нашим компетентным органам не лишне изучить контакты этого персонажа с гражданами Кыргызстана.

Учитывая всё это, необходимо пристальнее посмотреть на цели и задачи, которые британское правительство ставит перед Crown Agents в Кыргызстане. Номинально это «поддержка демократии и повышение эффективности государственного аппарата», на деле - вмешательство во внутренние дела независимого государства и усиление инфраструктуры собственного влияния. Это тем более недопустимо, что проекты в формате неоколониального консалтинга задевают основы идентичности Кыргызстана и могут существенно повлиять  на отношение кыргызского общества к власти, которая полгода назад пришла под эгидой национального патриотизма.

В эпоху тотальной открытости и доступности информации Великобритания действует теми же грубыми методами, что и во времена расцвета своей колониальной империи. Лондон даже не слишком стремится скрыть свои корыстные цели – получение доступа к выгодному геостратегическому положению и ценным природным ресурсам земли кыргызской. Надменные британцы, возможно, считают Кыргызстан не полноценным государством, а некой отсталой территорией, где граждане не следят за тем, что происходит в мире, не имеют доступа к интернету и не могут сделать верные выводы на основе открытых данных?

Калнур Ормушев

Источник: http://www.sayasat.kg/policy/100244-to-whom-the-war-and-to-whom-the-moth...

В эпоху коронавируса Великобритания отводит себе всё более значимую роль в большой геополитической игре. Это проявилось не только в Брексите, но и в действиях по усилению влияния и присутствия в различных регионах мира, в том числе в Центральной Азии. Геополитические амбиции обусловливают заметное повышение интереса Лондона к Кыргызстану как к важному географическому центру Азии, из которого удобно транслировать своё влияние на огромный регион.

Особенно явно притязания Британии стали проявляться в процессе прошлогодней смены власти в Кыргызстане. Видимо, британские стратеги считают, что период становления новой власти - удобный момент для продвижения своих интересов. Об этом задумываешься, анализируя получившую распространение сразу на нескольких зарубежных сайтах информацию, что британская государственная структура DFID (Department for International Development) планирует реализовать масштабные гуманитарные проекты по реформе системы государственного управления в Кыргызстане. На это, а также на консультирование Правительства и Жогорку Кенеша Кыргызской Республики в 2021 году DFID выделено больше 15 млн долларов.

За такими действиям видятся политические интересы: обязательное условие выделения денег – предоставление британским экспертам всеобъемлющего доступа в государственные ведомства Киргизии. А это означает уже доступ к соответствующим документам и потому логично предположение, что Лондон претендует на анализ и влияние на систему госуправления и, не исключено, корректировку инфраструктуры власти.

По настойчивому предложению британской стороны, этими экспертами должны стать сотрудники британской частной консалтинговой фирмы Crown Agents, созданной в 1954 году на основе структуры государственного управления колониями Великобритании (Joint Agents General for Crown Colonies). Поиски в интернете показывают, что эта компания нередко выступает «фасадом» продвижения британских интересов в странах, которые Лондон хотел бы видеть в своей неоколониальной сфере.

Представительство Crown Agents действует на Украине, а некоторые страны (Анголу, Замбию, Лесото) Лондон убедил полностью передать Crown Agents выполнение отдельных государственных функций, причём таких важных, как таможенный контроль, сбор налогов, госзакупки лекарств, регулирование банковского сектора и офшоров. Появление этой фирмы в любой стране - уже признак так называемого failed state – несостоявшегося государства.

Crown Agents не раз оказывалась в центре международных скандалов, связанных с отмыванием денег, незаконной торговлей оружием и даже заказными убийствами. По сообщениям британской прессы, компания контролирует сеть частных банков и активов в офшорах на общую сумму 4 миллиарда  фунтов. В основном, это так называемые hot money – сомнительные деньги, которые компания получила в доверительное управление от влиятельных резидентов из стран третьего мира. Так, долгое время компания управляла частью состояния султана Брунея, которому был необходим посредник для финансирования государственных переворотов и боевых действий на Ближнем Востоке.

Деятельность Crown Agents не раз становилась предметом парламентских расследований. Еще в 1974 году компания обвинялась в отмывании денег и связях с одним из известных боссов американской мафии Меером Лански. Тогда расследование было прекращено после того, как один из ключевых свидетелей внезапно погиб.

В разное время многие руководители Crown Agents, в их числе бывший сотрудник британской спецслужбы MI-5 Джон Кукни (Sir John Cuckney), параллельно занимали высокие посты в британских компаниях, специализировавшихся на торговле оружием, а также в частных военных компаниях, таких, как Birmingham Arms Company и фирма  Defence Systems Limited, известных в ряде  странах Африки и Латинской Америки.

Обратим внимание и на то, что свои задачи Crown Agents предстоит решать в рамках масштабного британского проекта Integrity Initiative, ставшего скандально известным в 2019 году после публикации закрытых документов на сайте хакерской группы Anonymous.

Среди опубликованных документов представлено письмо директора «Института государственного управления» (Institute for Statecraft) Кристофера Доннелли с Форин-офисом (Министерством иностранных дел Великобритании), в котором Донелли, кстати, прежде работавший специальным советником НАТО по Центральной и Восточной Европе (Special Advisor for Central and Eastern European Affairs), предлагает создать сеть особых информаторов и агентов влияния в Кыргызстане и других постсоветских странах. Как пишет Донелли, «нам необходимы местные партнёры … для подготовки  подробной аналитики и оценок специфики государственного управления в каждой стране … Оценки будут доставляться в Лондон и штаб-квартиру НАТО». Он также предлагает больше работать с представителями бизнеса и силовых структур этих стран, искать среди них новых лидеров, которые смогут эффективно лоббировать британские интересы.

После разразившегося скандала Британские власти, с оговорками, но подтвердили подлинность опубликованных документов. Однако широкой огласки избежал тот факт, что ближайший помощник  Кристофера Доннелли - Харольд Эллетсон, входящий в совет директоров «Института государственного управления», на самом деле законспирированный сотрудник британской разведки MI6. В британских СМИ можно отыскать, что Харольд Эллетсон - известный общественный деятель и член парламента, был завербован MI6 в самом начале своей карьеры. В 1996 году Эллетсон выполнял деликатные поручения британских спецслужб в Югославии, странах Восточной Европы и постсоветского пространства. Очевидно, нашим компетентным органам не лишне изучить контакты этого персонажа с гражданами Кыргызстана.

Учитывая всё это, необходимо пристальнее посмотреть на цели и задачи, которые британское правительство ставит перед Crown Agents в Кыргызстане. Номинально это «поддержка демократии и повышение эффективности государственного аппарата», на деле - вмешательство во внутренние дела независимого государства и усиление инфраструктуры собственного влияния. Это тем более недопустимо, что проекты в формате неоколониального консалтинга задевают основы идентичности Кыргызстана и могут существенно повлиять  на отношение кыргызского общества к власти, которая полгода назад пришла под эгидой национального патриотизма.

В эпоху тотальной открытости и доступности информации Великобритания действует теми же грубыми методами, что и во времена расцвета своей колониальной империи. Лондон даже не слишком стремится скрыть свои корыстные цели – получение доступа к выгодному геостратегическому положению и ценным природным ресурсам земли кыргызской. Надменные британцы, возможно, считают Кыргызстан не полноценным государством, а некой отсталой территорией, где граждане не следят за тем, что происходит в мире, не имеют доступа к интернету и не могут сделать верные выводы на основе открытых данных?

Калнур Ормушев

Источник: http://www.sayasat.kg/policy/100244-to-whom-the-war-and-to-whom-the-moth...

В книге постоянного члена Изборского клуба, директора Центра геополитических экспертиз Валерия Коровина подробно рассматриваются такие болезненные вопросы, как проблемы миграции, идентичность, восстановление этнического баланса, модернизация и вопросы развития Северного Кавказа, права народов и пути решения проблемы оттока русского населения из северокавказских республик. Всё это стало предметом исследования, изложенного в доступной публицистической форме.

Отток русских с Северного Кавказа ведёт к потере культурно-цивилизационного присутствия России и утрате стратегического контроля над регионом, что создаёт предпосылки для удара по России с Юга. Однако его всё ещё можно избежать, — утверждает автор.

Данная книга фиксирует процесс оттока русских с Кавказа, анализирует его последствия, а также содержит в себе идеологическое переосмысление нынешней ситуации в созидательном ключе, предлагая стратегический выход на основе этносоциологии и геополитики.

Людские массы и, как мы видим на примере Фукуямы, значительная часть обслуги мировой верхушки решили, что после 1991 года наступило вечное либеральное блаженство. Помыслить такое, не поняв очевидное: то, что это отсрочка, связанная с грабежом соцлагеря (30% валового мирового продукта на конец 1980-х годов), можно было, только не имея головы — её «откусила» пропаганда. Однако в 2008 году «блаженные конвульсии» закончились, надкушенная голова отвалилась окончательно, «оргазм богомола» завершился и наступили суровые кризисные будни. Более того, судя по коронабесию и начинающемуся климатобесию, «самка богомола» отложила яйца и начинает поедать ещё тёплый труп самца в виде малого и среднего бизнеса: нужен «социальный белок», люди — «живая нефть».

Сегодня стало ясно: пиршество гиен на трупе СССР — это прощальный поклон «эпохи изобилия»; главная часть «пира стервятников» подходит к концу, и начинаются «танцы с драконами». Кризис залили деньгами, но это уже не может скрыть того, что системный кризис капитализма перешёл в терминальную стадию, а внешних зон поглощения и/или сброса туда противоречий не осталось. Экстенсив окончен, остаётся интенсив. Задачи интенсива обычно решала мировая война как крайняя форма социальной катастрофы, но затевать мировую войну в нынешних условиях едва ли кто рискнёт. Меж тем «бомба времени» тикала, а знаки на стене проступали всё отчётливее.

В августе 2018 года в Институте сложности Санта-Фе прошла знаковая и интересная закрытая конференция. Готовилась она довольно долго; у её истоков — Макмастер, Тиллерсон (в бытность госсекретарём) и Помпео; провели её под эгидой АНБ. Хотя официального названия у конференции не было, по одному из ударных докладов её можно назвать «Риски уязвимого мира». Обсуждались проблемы экономики, финансов, промышленности (кстати, была разгромлена теория «четвёртой промышленной революции» К. Шваба), опасности искусственного интеллекта, демографии, климата. Разбирались возможные варианты (теории) выхода из кризиса. Были предложены: 1) теория оптимизации (человечество успешно блокирует угрозы и движется вперёд); 2) революционная теория (человечество совершает технический прорыв и выходит на новый уровень развития); 3) теория антропологического перехода (разделение человечества на две группы — верхнюю и нижнюю — с таким уровнем неравенства и различий, который напоминает различия между биологическими видами; 4) теория катастрофы.

Первые две теории участники отвергли как маловероятные по причине большой вероятности геоклиматической катастрофы, снижения интеллектуального и творческого потенциала мировых элит. Впрочем, дело не только в элитах. Участники, сославшись на исследования швейцарских и израильских учёных, отметили, что за последние сто лет, благодаря пропаганде, деятельности СМИ и жёсткому социальному контролю (то, что М. Фуко называл системой «надзирать и карать»), поведение людей, по крайней мере на Западе, сознательно стандартизировалось. В результате человеческое разнообразие личностей на Западе было подавлено, вытеснено и заменено автоматическим и инстинктивным поведением человеческой массы. Иными словами, ни элиты, ни массы Запада не способны не только к революционному преобразованию, но даже к оптимизации (в обычном, а не в неолиберальном смысле слова). Поэтому 55% участников конференции пришли к выводу о наибольшей вероятности реализации «катастрофической теории». Если же катастрофы удастся избежать, или её результаты будут не столь фатальны, 25% участников высказались за желательность реализации схемы — внимание! — «антропологический переход», т.е. формирования общества, состоящего из двух социобиологических каст-слоёв типа элоев и морлоков из «Машины времени» Г. Уэллса. С одной стороны, сверхлюди, живущие в своих анклавах до 120–140 лет, с другой — обслуживающие их «служебные люди» с совсем другими умственными и физическими способностями и более низкой продолжительностью жизни.

Но как создать такой новый мировой порядок? Что может послужить его триггером? Что может стать тем, что Дональд Рамсфелд в бытность министром обороны назвал «трансформирующим событием» (transforming event)? «Трансформирующее событие, — поучал он, — необходимо делать так. Будем говорить, что Китай нанесёт биологический удар по нам и что мы в связи с этим меняем человечество (подч. мной. — А.Ф.), потому что нужно спасаться». Был подготовлен соответствующий документ под названием «Красный рассвет». Так оно всё и вышло — по Рамсфелду: в пандемии 2020 года обвинили Китай, всё свалили на уханьскую лабораторию, но при этом почему-то обходят стороной серьёзную утечку из лаборатории «Форт Детрик» ещё в июне 2019 года.

Ясно, что в нынешних условиях трансформирующим событием не может быть война: мир — это не большое Конго и даже не большой Ближний Восток. Однако война — не единственная форма социальной катастрофы, есть и другие, например, пандемия. В 2010 году идеолог мондиализма Жак Аттали назвал пандемию одним из лучших средств создания нового мирового порядка (НМП). В том же году аналогичная мысль прозвучала в известном докладе Фонда Рокфеллеров. Путь был указан, однако первый «блин» — эпидемия свиного гриппа в 2013 году — вышел комом. К следующему трансформирующему событию подготовились лучше.

В октябре 2019 года Фонд Билла и Мелинды Гейтс (того самого, который в 2011 году, как сообщала газета Sovereign Independence, говорил о сокращении населения, депопуляции планеты посредством обязательной, т.е. насильственной вакцинации) провёл «учения», «Событие 201» (Event 201), в которых отрабатывались действия «мирового сообщества» по борьбе с пандемией коронавируса. Как по заказу, в последний день 2019 года в Китае был зафиксирован первый случай заболевания коронавирусной инфекцией, в марте 2020 года без достаточных на то оснований ВОЗ объявила пандемию. Правительства всех стран, за исключением Беларуси и Швеции, взяли под козырёк — и понеслось, «расплясались, разгулялись бесы»: локдауны, социальная дистанция, маски, короче говоря, всё по докладу Фонда Рокфеллеров 2010 года и учениям 2019 года.

Уже летом 2020 года организатор и директор Давосского экономического форума К. Шваб в соавторстве с неким Т. Маллере выпустил книгу «Ковид-19. Великое обнуление» («обнуление», «сброс» — именно так, а не как «перезагрузка» нужно переводить слово reset). В ней сформулирована целая программа создания нового мирового порядка (НМП), который должен быть сконструирован по неомальтузианским лекалам и под видом «инклюзивного», т.е. всеохватывающего капитализма, а на самом деле капитализма «участия», похоронить капитализм и создать на его руинах новый строй. Я не буду здесь разбирать книгу и программу Шваба, поскольку прошлой осенью подробно в двухчасовой передаче на канале «День ТВ» проанализировал и ту, и другую, а затем последовавшую за ними работу Ф. Закария на ту же тему. Сейчас речь пойдёт о другом — о противоречиях внутри мировой верхушки по вопросу о том, кто кого отсечёт от будущего, поскольку объектом развёртывающегося обнуления, сброса, сноса являются не только средние слои и национальные государства, но и значительная часть мирового правящего слоя, ультраглобалистские буратины изгоняют их, как Буратино — сверчка из каморки папы Карло: «каморка» НМП оказывается недостаточно велика, и глобальному «Боливару» не снести двоих. Противоречия, о которых идёт речь, отражены как в книге Шваба и Маллере, так и в реальных событиях 2020 года в США, например, в государственном перевороте, отстранившем от власти Трампа и усадившем в Белый дом Байдена.

Трампа ошибочно причисляют к изоляционистам. Изоляционизм для него — средство, а не цель. Трамп — умеренный глобалист или просто глобалист. Группе, стоящей за ним, противостоят ультраглобалисты, выразителями интересов которых на поверхности политической жизни США являются политические кланы Обамы, Клинтонов, Байдена — Керри, Олбрайт — Коэна и др. Президентство Обамы планировалось как начало 16-летней (как минимум) перестройки США по ультраглобалистским лекалам: восемь лет Обамы плюс восемь лет Клинтон. Однако план сломал «джокер», а точнее, козырь (trump по-английски «козырь») Трамп. За четыре года президентства, несмотря на неопытность, ошибки, непоследовательность, самоуверенность, нарциссизм и многое другое, он успел сделать немало, и это теперь придётся расхлёбывать стае под предводительством «байденохаррис». На этом ультраглобалисты будут терять темп, а время работает против них.

В чём же классовое, политэкономическое различие между глобалистами и ультраглобалистами? Посмотрим, чем обусловлена нынешняя ситуация с планом «обнуления/сброса». Она обусловлена социально-экономическими процессами терминального кризиса капитализма и началом формирования того, из чего в ходе острой социальной/классовой борьбы будет складываться посткапиталистическая система, — её выигравшие и проигравшие, новые верхи и низы. Чтобы понять суть, рассмотрим структуру (пирамиду) нынешней экономики, которая наиболее ярко представлена в США.

Она представляет собой то, что замечательный советский экономист (но, увы, не пророк в своём отечестве) Юрий Васильевич Ярёменко называл «вертикальной экономикой». В ней, согласно Ярёменко, сектора, принадлежащие прошлому, настоящему и будущему, сосуществуют, обмениваясь товарами, услугами, информацией; при этом верхние «этажи», естественно, всегда в намного большем выигрыше, чем нижние. Ещё раньше, чем Ярёменко, другой замечательный советский учёный — и тоже не пророк в своём отечестве — Владимир Васильевич Крылов, отталкиваясь от идей Маркса, частично развитых Александром Парвусом и Розой Люксембург, разработал теорию многоукладной и, естественно, пирамидально организованной капиталистической системы, где наиболее развитый уклад (промышленный, научно-технический), сконцентрированный в ядре капсистемы, не просто получает больший доход, чем менее развитые (раннеиндустриальный, мелкотоварный, докапиталистические), но делает это, во-первых, эксплуатируя их; во-вторых, консервируя их в этом менее развитом состоянии, регулируя эту слаборазвитость в своих интересах. Сектора «вертикальной экономики» Ю.В. Ярёменко — это экономический аспект стадиальных социально-экономических укладов В.В. Крылова.

Через 30–40 лет после написания работ Крылова и Ярёменко эксплуататорская субординация вертикальной (многоукладной) экономики сохранилась, но её составные части и их расположение изменились, причём существенно. Это хорошо показала в своих статьях Елена Сергеевна Ларина. По её мнению, наверху вертикальной пирамиды укладов, но не технологических, а социально-экономических, находится зона «эксизма» (от англ. access — «доступ»). Речь идёт о структурах, в такой степени монопольно контролирующих наиболее передовые и важные на данном этапе факторы и сферы производства, что это позволяет им блокировать доступ не только к этим факторам, но и ко многим другим ресурсам. «Этаж» эксизма — это социально-информационные платформы Google, Microsoft, Facebook, eBay и др. (контроль над потоками информации и социальным поведением посредством соцсетей — напрямую и посредством предоставляемых через них услуг); постуглеродная экономика (но не обязательно «зелёная экономика», напомню, именно её навязывают экоэкстремисты на службе ультраглобализма); автоматизированное производство на основе искусственного интеллекта; генная инженерия; синтетическая биология и др.

Названные выше платформы парадоксальным образом представляют собой возрождение на новом витке истории структур типа Ост-Индских компаний, прежде всего британской, а также — права Е.С. Ларина — итальянских и немецких банков второй половины XVII века, бирж Амстердама и Лондона. Добавлю: капитал(изм) в XXI веке словно возвращается в свою раннюю или даже генетическую стадию, чтобы стремительно перестать быть капиталом и превратиться в чистую власть: выход из системы всегда, порой до зеркальности, похож на вход — на генезис и на раннюю стадию. Естественно, что в XXI веке это генезис совсем другой системы, чем в «длинном XVI веке» (1453–1648 годы).

С точки зрения разделения труда, locus standi («место, где можно стать») и field of employment («сфера занятости») эксизма — локальное производство, глобально информационно связанное, т.е. система глобализированных локусов, глоболокусов, связанных друг с другом, а не с прилегающими территориями. Речь идёт о «селективной», т.е. исключающей, эксклюзивной глобализации.

Наиболее адекватной формой для эксизма и для полностью контролируемой им части социальной пирамиды является БЭТ-фашизм (биоэкотехнофашизм). Термин «фашизм» употребляется здесь не строго (в строгом смысле слова фашизм полностью осуществился лишь в муссолиниевской Италии), а как метафора. По сути же речь идёт о квазикастовом строе, где верхи и низы отличаются друг от друга почти как биологические виды (схема так называемого антропологического перехода, речь о которой шла выше), социальный контроль и эксплуатация осуществляются здесь посредством цифрового (электронного) контроля над низами, их поведением (посредством насильственной медикализации — «корректирующие» вакцинации, диспансеризации и т.п.), их потреблением (снижение уровня потребления под именем борьбы с климатическими изменениями, якобы вызванными человеком). Разумеется, БЭТ-фашизм на какое-то время возможен не только на основе эксизма, но только эксизм является адекватной ему производственно-технической основой, способной обеспечить исторически длительное существование. Без неё он скорее всего станет краткосрочно-позорным плевком на стекле Истории.

Второй уровень пирамиды — «этаж» финансиализма. Строго говоря, как и эксизм, это уже не совсем (а скорее всего, совсем не) капитализм. Прибыль создаётся здесь не в сфере производства (материально-вещественного, социального, духовного), а исключительно в сфере обращения. В основе — не производственные технологии, а финансовые: присвоение денежной эмиссии и спекуляции на инвестиционных рынках. Субъекты финансиализма — банки, страховые компании, фирмы по управлению активами (индексными фондами). Думаю, такие названия как Black Rock, FMR, State Street Corporation, Vanguard Group у всех на слуху и в представлении не нуждаются. При этом, если платформы разрушают капитализм, то финансиалистские структуры надстраиваются над ним, взламывают его и питаются им, как паразит питается «хозяином». В этом плане у них есть и сходство с платформами, и различия.

На сегодняшний день финансиализм — это взбесившийся пёс или, если угодно, совокупность взбесившихся раковых клеток. Триллионнодолларовая фиктивная прибыль заливает мир, банкротит его и сам финансиализм, который нужно остановить. Однако остановка чревата для «властелинов финансовых колец» большими неприятностями. Подобно королеве из «Алисы в стране чудес», они должны постоянно бежать, чтобы оставаться на месте, причём в нынешних обстоятельствах это бег по трупам или, если угодно, по головам.

Третий «этаж» (если идти сверху вниз) Е.С. Ларина назвала «технотроникой», используя термин Зб. Бжезинского, который имел в виду корпорации ВПК, химической промышленности, энергетики, фармацевтики и др., тесно связанные с государством. Это корпоративный «бёрнхэмовский» капитализм, по сути, отрицающий рыночную систему. На мой взгляд, он наглядно демонстрирует тезис французского историка Фернана Броделя «капитализм — враг рынка». Уязвимое место корпоративного капитализма и корпоратократии — бюрократическая неповоротливость. Именно на корпоративном капитализме и вместе с ним закончилась «великая Америка» 1930-х–1980-х годов. В 1989–1991 годы колокол зазвонил не только по СССР, но и по великой индустриальной Америке. В 1989 году гэбэшно-горбачёвский СССР, активизировав в 1985–1988 годы подготовку «эвакуации» определённых сегментов режима («глобализм до глобализации»), капитулировал перед Западом. Внутри самого Запада эта капитуляция, открывшая весь бывший соцлагерь и прежде всего РФ для разграбления Западом, стала основой триумфа финансиализма над промышленным капиталом, старта эксизма и превращения, а точнее, деградации, Запада в Постзапад.

Эксизм и финансиализм находятся в сложных отношениях сотрудничества (у них общий враг — «великая Америка», промышленный, главным образом, корпоративно-государственный капитал, а следовательно — государство и ориентированные на него средний слой и часть рабочего класса) и конкуренции (место наверху пирамиды только одно). Впрочем, при прочих равных условиях, рано или поздно будет достигнут компромисс, сфера финансиализма (обращение) соединится со сферой эксистского производства и, если не произойдёт глобальной катастрофы, агенты компромисса сформируют новый господствующий, причём глобальный, слой (класс). Похоже, именно платформы позволят части финансиалистов установить контроль над всей мировой финансовой системой. Как тут не вспомнить, что Парвус реальной мировой революцией считал установление контроля над мировой финансовой системой. Но, сказав «А», нужно говорить и «Б»: такой контроль означал бы, по сути, упразднение финансов, денег как таковых, — они больше не нужны. И это действительно будет революция, знаменующая оформление нового — посткапиталистического — антагонистического строя.

Монополизировав «верхний этаж», глобальное пространство, новые хозяева никого сюда не пустят, т.е. выступят в качестве ультраглобалистов и в то же время деглобализаторов. А дальше пойдёт подминание под себя «нижних этажей». У капитализма на подминание иных форм ушло как минимум два столетия, пока из ведущего уклада он не превратился в господствующий. Новые системы практически никогда не побеждают нокаутом, как правило — по очкам, т.е. путём позиционной, социально и психологически изнуряющей борьбы, рывков вперёд и отступлений, компромиссов. Это и является главным содержанием эпох, получивших название «Тёмных веков». Вот в такие Тёмные века — четвёртые в истории европейского человека — мы и вступаем.

Главная битва за будущий компромисс развёртывается внутри североатлантического мира, с одной стороны, и между этим миром и РФ и КНР — с другой. Разумеется, это некоторое упрощение, поскольку и в РФ, и в КНР присутствуют сети влияния, выражающие здесь интересы североатлантических платформ, банкстеров и корпораций. Причём со стороны атлантистов битва — это наступление, агрессия, а со стороны РФ (несмотря на 300 тыс. семей, обосновавшихся на Постзападе) и КНР (несмотря на «комсомольцев»-добровольцев Постзапада) — это оборона. Эта ситуация может сохраниться по крайней мере в кратко-, а возможно, и в среднесрочной перспективе. В североатлантическом мире, прежде всего в США, скорее всего будет достигнут компромисс между «будущим» и «настоящим», т.е. между эксистами, с одной стороны, и финансиалистами и частью корпоративной («технотронной») Америки — с другой. В компромисс не попадает значительная часть корпоративной и практически вся «великая индустриальная Америка» — её господствующие и не господствующие слои сбрасываются с «корабля Истории», а кого-то вообще сольют в её «унитаз». В посткапиталистическом мире эксизма и его анклавов для «великой Америки» места нет так же, как, кстати, и для нынешней России, — их существование как таковых в этом мире не предусмотрено. С точки зрения ультраглобалистов, и та, и другая — vixerunt («отжили»).

Трамп — это бунт великой Америки прошлого против Америки финансиалистского настоящего и эксистского будущего. Это битва тех сил, которые стоят за Трампом, за то, чтобы их не отсекли от будущего и, так или иначе, включили в компромисс, открывающий в будущее настоящую, а не нарисованную на холсте дверцу. Условный Байден (назовём его «харрисобайден») есть средство ультраглобального подавления этого бунта, но именем не «будущего», а компромисса между «настоящим» и «будущим»; если Трамп тормозил «будущее» в интересах «прошлого», то «харрисобайден» притормаживает уже «будущее» в интересах «настоящего». И если Трамп в этой борьбе в качестве массовки использовал средние, средне-нижние и нижние белые слои, то штурмовыми отрядами, «хунвейбинами» «харрисобайденов» стали чёрные и цветные низы, BLM (или, как их ещё называют, «негронацисты», «чёрные фашисты»), причём нередко под левыми или леволиберальными лозунгами.

На выходе из капитализма и входе в посткапитализм значение борьбы за традиционные ценности выходит далеко за рамки культурно-религиозной сферы. Платформы эксизма как форма, в которой совпадают производственные и классовые характеристики, — это превращение капитала в чистую власть, обеспечивающую отчуждение у человека социальных (контроль над общественным поведением групп и индивидов) и духовных (понятия, образы, представления, ценности, целеполагание) факторов производства. Главным объектом присвоения в посткапиталистическом мире, в том виде, в каком его планируют нынешние хозяева Мировой игры, будут не вещественные факторы производства (капитал), а социальные и духовные, которые присваиваются, как правило, вместе.

В сегодняшнем мире духовная сфера всё ещё выступает в большей степени как непроизводственный фактор — ценности, культура, мораль (в том числе религиозная), идентичность. Превращение всего этого в отчуждаемый объект присвоения в новом посткапиталистическом обществе требует предварительной трансформации-модификации ценностей — как традиционных, так и модерна, который за несколько столетий тоже уже стал традицией. По сути это означает трансформацию-модификацию человека, обнуление старых ценностей и навязывание таких, которые могут превратить человека в объект присвоения, «заточенный», «обструганный» под это превращение. Существующие ныне ценности и идентичности не просто не годятся в объекты присвоения посткапиталистического БЭТ-фашистского строя, но противостоят ему, блокируя сам процесс превращения невещественного в объект производственных отношений. Поэтому нынешняя борьба за ценности, нормы и идентичности Традиции и Модерна есть не что иное как формирующаяся социальная, классовая борьба по поводу таких объектов, которые не являются внешними по отношению к человеку, а представляют самого человека как персонификатора воли, идентичностей и социальных связей.

Упор верхушек Постзапада на права различных, прежде всего сексуальных, меньшинств, на изменение половой, расово-этнической, национальной, культурно-религиозной, исторической идентичности, семейных норм (отношения «муж — жена», «родители — дети»), «флюидный гендер», внедрение толерантности (которая в точном значении слова есть не что иное как патологическая неспособность системы противостоять вредоносному или даже смертоносному воздействию на неё) — всё это суть средства установления нового строя, нового типа производственных отношений, где отчуждается человек в его целостности. Это средства подготовки к строю, превращающему человека в человечину, в социальное мясо, которое хозяева новой системы будут «жарить» (Ю. Козлов) — подвергать эксплуатации и депривации, т.е. лишению возможности удовлетворять основные социальные потребности.

Одна из важнейших линий формирования НМП — контроль над информпотоками, что уже реализуется в уничтожении журналистики как профессии, насаждении постправды, замусоривании информационного пространства и т.д. В связи с этим на роль одного из важнейших средств борьбы с этими процессами выходит самопроизвольное выращивание информации. НМП, планируемый нынешней мировой верхушкой и её страновой агентурой, требует расчеловечивания человека, которое подаётся как стимулирование человеческого разнообразия — diversity. Если капитализм опредмечивал, овеществлял человека, отчуждал от продукта труда, то посткапитализм, планируемый хозяевами эксизма и финансиализма, расчеловечивает человека как социально, этнически и культурно (идентичность, пол) определённое существо, отчуждает его от самого себя как социального и биологического существа; и это — суть именно производственных отношений планируемого нового строя. Поэтому сопротивление в сфере культуры, в духовной сфере созданию этого порядка есть новая форма социальной и биоантропологической борьбы, в которой не может быть компромисса.

Одновременно с созданием ситуации отчуждения у человека духовных факторов производства планировщики постковидного «нового дивного» (для них) мира планируют изъятие у основной массы населения остающихся у него материальных активов — от капитала до недвижимости. Так называемые экосистемы и платформы выступают как контролёры социальных сетей, т.е. поведения и потребностей людей как духовных, невещественных факторов производства, которые становятся главными. Однако в нижней половине социальной пирамиды Постзапада остаётся огромный слой бенефициаров старого, не до конца раскулаченного акционерного капитала (shareholder capital). В руках каждого из них не так много частной собственности, не так много капитала. Однако суммарно это огромная величина, и если её не обнулить, превратив её владельцев посредством «инклюзивного капитализма» в так называемых стейкхолдеров (stakeholders), т.е. вторичных агентов коммерческого рынка, несобственников, то эти люди сохранят материальную основу, препятствующую превращению их в объект присвоения новых, посткапиталистических верхов. Значит, надо их экспроприировать — большие рыбы пожирают малых, как на картине П. Брейгеля Старшего.

Локдаун разоряет, крушит малый и средний бизнесы. Власти Постзапада готовы выкупить долги населения по кредитам, т.е. де-факто лишить его собственности. Пропаганда убеждает людей: зачем вам собственное жильё? Лучше аренда. Зачем вам личное авто? Есть каршеринг. Зачем вам сбережения? Мы обеспечим вам базовый гарантированный доход, вы будете получать его на карточку — бумажные деньги не нужны. Лозунг 2030 года: «Я ничем не владею. Я счастлив». В результате человек лишается материальных основ своей самостоятельной жизни — личной жизни, личности. Как заметил в своё время писатель Иван Васильев, «свободные деньги на личных счетах несут в себе потенциальную опасность — их владелец может начальство куда подальше послать». Отсюда стремление ультраглобалистов отменить бумажные деньги, установить полный контроль над счетами. И тогда можно будет регулировать и потребление, снижая его, и поведение, аннулируя или замораживая cчета тех, кто говорит или думает не так. Ведь уже сейчас ультраглобалисты убеждают людей снизить потребление, пересмотреть всю западную культуру потребления, сложившуюся в послевоенный период, и довольствоваться малым.

В мае 2020 года в Великобритании был опубликован подписанный аж 1100 экспертами манифест, призывающий к «стратегии нероста» (или антироста — degrowth strategy). В документе говорится о необходимости принять «демократически спланированное и в то же время ориентированное на устойчивый рост и равенство снижение качества экономики». Авторы призывают создать «экономику пониженного качества» (downscaling economy). В июле 2020 года К. Шваб и Т. Маллере в книге «Ковид-19. Великое обнуление», присоединяясь с восторгом к британскому манифесту, призвали создавать такое будущее, в котором мы будем жить лучше, довольствуясь малым. В качестве примера для подражания давосский проходимец и его соавтор приводят жизнь аргентинцев в Патагонии — суровом и бедном крае. Но это — для нынешних слаборазвитых стран, развитым странам предлагается не патагонизация, а японификация (уровень Японии, на который она откатилась после американского удара 1990-х годов), т.е. упасть уровнем выше. Причём рекомендует такое падение, ухудшение потребления и качества жизни один из завсегдатаев Давоса, того самого места, где, как верно заметила одна британская газета, происходят ежегодные встречи представителей глобальной элиты, которые подчёркивают важность борьбы с изменением климата, продолжая летать на частных самолётах (добавлю от себя: привет Грете Тунберг); разглагольствуют о необходимости борьбы с бедностью и голодом, поедая бутерброды с чёрной иранской икрой и запивая их дорогим шампанским; с чувством произносят слова о необходимости борьбы с неравенством, будучи окружены огромным количеством обслуги.

Куда же бедному постзападному человеку с его цивилизационной бесприютностью податься? Что у него остаётся? Семья? Государство? Но ультраглобалисты, тот же Шваб, утверждают, что государство в постпандемическом мире не нужно. Что касается семьи — моногамного межполового союза мужчины и женщины, то на Постзападе его в течение нескольких десятилетий сознательно подрывают и практически, и пропагандистски, рекламируя гомосексуальные браки, трансгендеров, полигамию, полиаморию, изъятие детей из семей (причины заявляются самые различные: детей «давят» родители, дети гениальны, их нужно поместить в специнтернат и т.д.); к тому же, как заметил Ю. Козлов, ювенальная юстиция решает ещё одну задачу — разрушает европейскую судебную систему.

Когда-то Фридрих Энгельс написал работу «Происхождение семьи, частной собственности и государства», связав саму цивилизацию человека с этими перечисленными им явлениями. Сегодня всё это хотят уничтожить, т.е. расцивилизовать человека, превратив в трансгуманистического голема. Символично, что Дж. Эпштейн, который поставил на поток секс-трафик детей для извращенцев из политической верхушки и тусовки шоу-бизнеса Постзапада и которого убили в камере как нежелательного свидетеля «порочных удовольствий джентльменов и леди», спонсировал трансгуманизм вместе со своей подругой Линн де Ротшильд, организатором «Совета по инклюзивному капитализму с Ватиканом» (и, не исключено, связующим звеном между двумя педофильскими сообществами — вульгарно-физиологическим и практикующим оккультизм и жертвы): abyssus abyssum invocat — «бездна бездну призывает». Ясно, что трансгуманизм хорошо коррелирует с БЭТ-фашизмом и идеями контролируемой и направляемой эволюции человека с помощью изменения эпигенома.

Подчеркну: изъятие собственности, экспроприация капиталов малого и среднего бизнеса — это важное, но не главное стратегическое направление строительства НМП. Главное связано с присвоением не вещественных факторов производства, а духовных, установлением контроля над долгосрочным поведением огромных масс населения, контроля над эволюцией человека и общества. Инструменты: социальная дрессировка посредством нагнетаемого страха (перед «пандемией», новыми «пандемиями», включая «киберпандемию», климатической угрозой в духе россказней нобелевского проходимца А. Гора), обезличивание (QR-коды, поголовное ношение масок и т.п.), видеоконтроль. Все эти средства уже протестированы во время коронабесия, а в КНР — в виде социальных рейтингов и без него.

Кто-то может усомниться: а как возможен контроль над эволюцией? Ещё как возможен, смотря о какой эволюции идёт речь. Кроме традиционной генетической (изменения в течение 10–12 поколений) и филетической (социально-поведенческой — 6–8 поколений), существует эпигенетическая (2–3 поколения). Последняя представляет собой не изменение генов, а их включение-выключение и настройку посредством внешнего корректирующего воздействия. Оно закрепляет определённые модели поведения, которые становятся социально наследуемыми.

Создаётся впечатление, что те процессы, которые запущены в ходе коронабесия, имеют целью втолкнуть человечество в период психических мутаций и дать старт быстротекущей, по сути, злокачественной эпигенетической эволюции — переходу от общества автоматического перемолота людей к социуму управляемой эволюции. Последняя должна с помощью таких мер, как запугивание, контроль, стандартизация, создать «человека послушного», социальное мясо. Исходным пунктом такой направленной эволюции должен быть мощнейший психоудар — и он будет ощущаться тем сильнее, чем к большему комфорту привыкло население, чем более оно избаловано в плане реализации своих потребностей, особенно материальных.

Постзапад в этом плане — идеальная площадка для эпигенетически-эволюционных экспериментов. От экспериментов в нацистских концлагерях они отличаются сферой применения и широтой масштаба — глобальной. Ковидоистерия и стала таким психоударом, который должен был обеспечить перезапуск Истории в столь милом ультраглобалистам и их локальным пособникам бэтфашистском направлении.

Коронабесие непосредственно работает на БЭТ-фашизм. Одна из задач последнего — создание массового слоя неполноценных, а потому поражённых в правах, т.е. «социальных уродов», отверженных. Так, во время коронабесия появился термин «бессимптомный больной», т.е. тот, кого несмотря на отсутствие симптомов объявляют больным и — автоматически — лишённым многих прав. Можно предположить, что поражёнными в правах окажутся и те, кто отказывается от вакцинации или сомневается в наличии пандемии. И не дойдёт ли дело до гетто и особых знаков для «отверженных», не желающих жить в Матрице и принимать синюю таблетку?

По сравнению с Постзападом (подчёркиваю: по сравнению) Россия, русские остаются в этом плане, по крайней мере на данный момент, более крепким орешком. 1990-е годы стали мощнейшим психоударом по населению России, прежде всего — по русским. Но, как поётся в песне, «выжившие — стали крепче стали». Хотя, как показал опыт, холуёв и подпевал ультраглобалистов и у нас хватает, коронабесие как психоудар в русских условиях оказался слабее, чем на Постзападе. Почему? Когда-то Бисмарк заметил, что Россия сильна, а потому страшна мизерностью своих потребностей. Разумеется, сегодня потребности жителей РФ намного выше, чем в умиравшей и убогой позднесамодержавной России, тем не менее уровень комфортности жизни у нас в среднем ниже, чем на Постзападе, особенно за пределами Москвы. И это серьёзный фактор. Ну, а так называемые «либеральные реформы», проводимые 30 лет властью, начиная с ваучерной приватизации и заканчивая пенсионной реформой, вряд ли способствуют воспитанию «человека послушного» — мечты ультраглобалистов. Или я ошибаюсь?

Объективно время работает против ультраглобалистов, и они продолжат раскручивать маховик информационно-психологического террора, запугивая людей новыми пандемиями (любимая «фишка» Гейтса), глобальным потеплением, вызванным якобы промышленной деятельностью человека, и многим другим. Думаю, на очереди — объявление угрозы вторжения инопланетян. Не случайно же НАСА вдруг начало «рассекречивать» данные, признав реальность и «тарелок», и инопланетян. 26 мая 2021 года было официально объявлено, что Белый дом серьёзно относится к вторжению в воздушное пространство США НЛО. 25 июня 2021 года в докладе «Предварительная оценка: неопознанные воздушные явления», подготовленном Министерством обороны США и Управлением национальной разведки, НЛО названы угрозой национальной безопасности — то ли ещё будет! Как тут не вспомнить предупреждения Вернера фон Брауна, высказанные им незадолго до смерти по поводу «пугалок», которые будет придумывать Запад для манипуляции общественным сознанием.

Браун сказал своей помощнице, что после разрушения СССР (в том, что это произойдёт, он не сомневался) Запад постарается найти нового врага, и им станут мусульмане, исламский мир, но это, равно как и проблемы природного характера, будет слабой угрозой. И тогда настанет черёд угрозы инопланетного вторжения, для отражения которого, добавлю я, понадобится что? Конечно же, мировое правительство, живущее по законам военного времени. Всё тот же НМП БЭТ-фашизма. В «новой реальности» люди должны жить в атмосфере постоянного страха, в режиме наведённой психической эпидемии — запуганными, отключившими рациональное мышление легче управлять. Главным полем этих психоэпидемий (по сути — психоинформационного террора) будет, конечно же, Постзапад. У менее богатых и менее сбалансированных режимов за его пределами появится соблазн повторить это у себя. Причин две: во-первых, продемонстрировать хозяевам мировой игры лояльность («мы такие же, как вы», «запишите нас в постбуржуинство — мы открыты для этого» и т.п.); во-вторых, компенсировать психоинформационными мерами социально-экономическую слабость. И то, и другое — самоубийственно, поскольку ведёт верхушки стран «второй зоны» (полупериферии) к уничтожению, прежде всего — социально-властному и экономическому. Именно психоинформационными ударами ультраглобалисты будут зачищать верхушки государств «второй зоны» и сами эти государства. Ну а в постбуржуинство никто их не собирается записывать — самим места мало. Удивительно, но казус Трампа ничему не научил «второзонников», угодливо табунящихся в прихожей Постзапада. Ну что же, прислуга она и есть прислуга, да только вот нужды в ней у хозяев новой реальности нет.

Мобилизация для борьбы против «пандемии», «антропогенных климатических изменений» или инопланетного вторжения позволит ещё более продвинуть общество по пути упрощения: социально-экономического, культурного, психологического. Этот процесс постзападные верхушки реализуют уже несколько десятилетий, но, согласно их планам, он идёт недостаточно быстро, а он им необходим. Суть в следующем.

Согласно закону Винера — Шеннона — Эшби, управляющая система должна быть сложнее и мощнее управляемой, т.е. общества. На сегодняшний день на Постзападе (и, кстати, в РФ), складывается противоположная ситуация. Разрушается, но продолжает существовать старое, возникает новое, старое и новое переплетаются, в результате чего социальная реальность, социум, резко усложняется, а мировые верхушки за этим не поспевают. Не будучи способными обеспечить бóльшую управляющую сложность, они двинулись в противоположном направлении — максимальном упрощении управляемой системы. Это предполагает разрушение многих институтов, структур, групп, типов личности и идентичностей общества модерна. Помимо прочего, и с этим тоже (хотя и не только с этим) связаны деиндустриализация, разрушение образования, дебилизация культуры. Однако регрессорам, по-видимому, неведомо, что упрощение бумерангом вернётся к ним — к их страте, к их детям: нельзя жить в обществе и быть свободным от него, даже если ты надеешься «забаррикадироваться» в своих анклавах. Если тэтчеризм и рейганомика внешне отбросили капитализм в его раннюю, рыночную эпоху, то ныне речь идёт об откате как минимум в «длинный XVI век» — тем, кому повезёт; неудачников же протащит ещё дальше, вглубь веков.

Кстати, даже с точки зрения геополитической мы видим возвращение «длинного XVI века» в Евразии, и это непосредственно касается России. В XVI — первой половине XVII века Россия постоянно испытывала давление Польши, которое остановила только в 1667 году, а также Османской империи и её клиентов — крымцев. Самое позорное военное поражение Россия потерпела именно от Османской империи — бездарный Прутский поход Петра I, правда было это уже в XVIII веке, в русско-турецкой войне 1710–1713 годов. В то же время с воцарением в Китае маньчжурской династии Айсинь Гьоро (1644–1911 гг., больше известна под её девизом — Цин) начался китайский Drang nach Westen, который окончился присоединением к Китаю огромного массива земель на Западе. С XVIII века начинается экспансия России, которая с Австрией и Пруссией делит Польшу, поглощая её восточную часть, и с последней трети XVIII века вплоть до последней трети XIX века постоянно бьёт в войнах турок-осман, присоединяя целые куски Закавказья. Вторая половина XIX века — экспансия России в Средней Азии (узда для британцев) и на Дальнем Востоке. Пик могущества — СССР.

Что мы видим сегодня? Россия потеряла Украину и на западе наших границ реализуется активно поддерживаемый британцами проект Новая Речь Посполитая. Турция вернула себе свои геополитические позиции пусть не расцвета Османской империи, но, по крайней мере, начала XIX века, выдавливая Россию из Закавказья. Мало того, Турция укрепляется в бывшей советской Средней Азии. Новая Османская империя, так же как Большой Вазиристан, — это британский проект с прицелом на тюркоязычные зоны и население России. Большой Вазиристан — это не только перекройка Афганистана, но и создание этнического оружия (мигранты, бегущие от войны сначала в «станы» Центральной Азии, а затем — вместе с частью их жителей — в Россию).

Из той же бывшей русской (сегодня — антирусской) Средней Азии Россию объективно выдавливает Китай. Геополитически на своих дальних западных, южных и восточных рубежах Россия отступает. В этом плане мы вновь переживаем наш «длинный XVI век», русское пространство сжимается, как и концептуальное управление этим пространством.

В ситуации упрощения упрощается и концептуальное управление — предельно. Сегодня оно сводится к набору мантр типа «устойчивое развитие», «разнообразие», «политическая корректность», «инклюзивный капитализм», «зелёная экономика», «технологический уклад», «информационное общество», «новый мировой порядок» (синоним — «новая нормальность») и т.п.

Мантры принято бездумно повторять, над ними не принято задумываться. Потому что если задуматься, то за каждой из мантр скрывается опасная, а порой смертоносная для человечества программа. «Устойчивое развитие» — это сокращение населения планеты максимум до 2 миллиардов, т.е. «бархатный» и не очень геноцид пяти с чем-то миллиардов людей; «разнообразие» — предоставление особых прав меньшинствам в ущерб большинству, причём в унизительно-оскорбительной для последнего форме; «политическая корректность» — ликвидация свободы слова, тоталитарный контроль над словом и мыслью; «инклюзивный капитализм» — экспроприация собственности малого и среднего бизнеса; «зелёная экономика» — деиндустриализация, обнищание и разорение слоёв, связанных с промышленностью; «технологический уклад» — сведение многомерной социальной целостности лишь к одной части, нарушение принципа системности с целью скрыть социальную характеристику общества, его классовую тайну; «информационное общество» — общество тотальной пропаганды и дебилизирующих СМИ.

Поэтому очень важно следить за языком, за понятиями и словами, которые нам навязываются: «в начале было Слово». Употребляя те или иные слова, термины, образы, мы подписываемся под определённую программу, которая реализуется не просто не в наших интересах, а в ущерб нам, с целью ничтоизации нас. Имя этой программе — «Зверь», или НМП. Чтобы путём «великого обнуления» создать их посткапитализм, бесолюди должны превратить поздний, агонизирующий капитализм в электронно-медицинский лагерь: «Великий эксперимент Троцкого переходит в новую, глобальную фазу, без прежних лживых догм» (В. Галактионова). Посткапиталистический социальный рай для 10% планируется обеспечить социальным адом для 90% остальных, для мировой обслуги.

Сумеют ли ультраглобалисты навязать миру НМП? Сомневаюсь. Мир слишком сложен, чтобы управлять им из одного центра, а История — слишком сложный и коварный процесс с массой непредсказуемых последствий, возникающих сразу же после того, как только сделан первый шаг в реализации проекта. Мир анклавов эксизма ограничен, за его пределами — бушующий мир «новых варваров», мигрантов и вообще людей, выброшенных верхушками на обочину Истории. Сможет ли НМП, если он будет создан, сдержать их? А что, если произойдёт геоклиматическая катастрофа — настоящая, а не фейковая, которой пугают население ультраглобалисты? А что, если искусственный интеллект сломается? Или подрывные силы, контрэлита внутри самого НМП, решат поменять ситуацию? Не надо забывать историю Римской империи, средневековых городов-олигархий и арабских халифатов — Время имеет привычку свёртываться «листом Мёбиуса». Будем надеяться, что он совьётся в петлю на шее тех, кто планирует превратить человечество в скот, в мясо для жарки на сковороде Истории, в терпил, биороботов, т.е. в социальный ад. Значит именно туда дорога этим планировщикам. Будем гуманистами: поможем им, чем можем, попасть туда, как в «Коньке-Горбунке»: «Бух в котёл — и там сварился!»

Источник: https://izborsk-club.ru/21432

Украина намерена вернуться в клуб космических стран без участия России. Об этом, как сообщает Defense News, заявил глава Государственного космического агентства Украины Владимир Тафтай.

По его словам, в 2022 году с космодрома в Канаде запланирован запуск украинской ракеты "Циклон-4М".

"Речь идет о возвращении (страны – Прим. ред.) в клуб космических держав без участия России", - добавил Тафтай.

Ранее "Южное" сообщило о проведении успешных испытаний на Украине третьей ступени ракеты-носителя среднего класса "Циклон-4".

Во время огневых испытаний все системы "отработали отлично", двигатель ступени включался пять раз, как и было запланировано.

"Циклон-4М" – проектируемая с 2017 года в конструкторском бюро "Южное" ракета-носитель среднего класса. Предназначена для вывода моноблочной полезной нагрузки на низкую околоземную или солнечно-синхронную орбиту.

Источник: https://ria.ru/20210809/kosmos-1744977833.html

День воинской славы России. В честь первой в отечественной военной истории морской победы русского флота (под командованием Петра I над шведами у мыса Гангут) 7 августа 1714 г.

1605. В Московском Кремле венчан на царство Лжедмитрий I.

1731. В Петербурге учреждён Шляхетный кадетский корпус для военного и гражданского образования дворян.

1841. Произведена демаркация границы между США и Канадой (Договор Вебстера — Ашбертона).

1853. Русские войска под начальством генерала В.А. Перовского взяли укрепления Ак-Мечеть на реке Сырдарье, что способствовало в дальнейшем завоеванию Кокандского ханства.

1919. Великобритания объявила протекторат над Персией.

1920. Британские организации рабочих объявили о намерении начать всеобщую забастовку, если Англия объявит войну России.

1922. В г. Серпухове открылась Военная авиационная школа воздушной стрельбы и бомбометания.

1928. В здании ленинградского цирка открылся первый в мире Музей цирка и эстрады (Музей циркового искусства в Санкт-Петербурге).

1934. Создано конструкторское бюро морского самолётостроения Г. М. Бериева.

1942. Знаменитое исполнение Седьмой («Ленинградской») симфонии Дмитрия Шостаковича в осаждённом Ленинграде.

1942. В оккупированном Киеве фашисты устроили «Матч смерти» - футбольный матч, между киевской и немецкой командами. Большая часть игроков в прошлом выступала за клуб «Динамо» (Киев), хотя некоторые футболисты были из киевского «Локомотива» и одесского «Спартака». Целью матча было доказать превосходство арийцев над славянами – «недочеловеками». Однако матч закончился со счётом 5:3 в пользу киевской команды. Через некоторое время после этой игры ряд футболистов-киевлян оказались в концентрационных лагерях, а некоторые были расстреляны.

1945. В ходе Советско-японской войны началась Маньчжурская стратегическая наступательная операция советских войск против японской армии.

1945. Авиация США произвела атомные бомбардировки японского города Нагасаки. Погибло более 73 тысяч человек.

1950. Совет министров СССР принял постановление о разработке первой зенитной ракетной системы «Беркут» (с июня 1953 г. система С-25) для обороны Москвы. Главными  конструкторами были П.Н. Кусенко, С.Л. Берия, а с середины 1953 г. А.А. Расплетин. В мае 1955 г. система была принята на вооружение.

1957. На заводе № 402 Минсудпрома в г. Молотовске (ныне г. Северодвинск) осуществлён спуск на воду первой советской атомной подводной лодки К-3 проекта 627.

1961. На воздушном параде в Тушино впервые демонстрировался противолодочный вертолёт  Ка-25.

1965. Сингапур отделился от Малайзии и получил независимость.

1988. В Ленинграде на Пискаревском проспекте открыт памятник «Колокол Мира».

1990. Президент СССР М. Горбачёв подписал указ об образовании Фонда государственного имущества. Его задачей является «разработка и реализация программы преобразования государственных предприятий в акционерные общества и предприятия, основанные на иных формах собственности с одновременным осуществлением демонополизации производства».

1990. Принято постановление Верховного Совета РСФСР «О защите экономического суверенитета России». Верховный Совет РСФСР признал недействительными все сделки союзных ведомств по золоту, алмазам, урану и т. д. на её территории.

1990. Декларация о государственном суверенитете Карельской АССР. С 1991 г. Республика Карелия в составе РФ.

1999. Президент Б. Ельцин отправляет в отставку премьер-министра С. Степашина. Новым главой правительства назначен В. Путин. 

2020. Состоялись шестые очередные президентские выборы в Белоруссии. По официальным данным, предоставленным ЦИК, победителем стал Александр Лукашенко. Вечером и ночью прошли многочисленные протесты, в которых приняли участие десятки тысяч человек в Минске и других регионах республики.

4.3. Сарматизм — ментальная основа шляхетской республики Речи Посполитой

Все бедственное и скорбное, случающееся с нами, происходит за возношение наше.

 Марк Подвижник (IV–V века)

Анализ польского политического менталитета невозможен вне контекста идей и образов, выработанных в так называемую эпоху сарматизма, в основном в XVII веке, в период своеобразного «осевого времени» формирования польской национальной идентичности^[1]. Сарматизм — один из многочисленных средневеково-ренессансных этногенетических мифов — утверждал особое, «сарматское» происхождение шляхты и обосновывал ее исключительное социальное положение и привилегии. При этом сарматизм сформировал базовые мифологемы и идеологемы, которые, будучи изначально связаны со шляхетским сословием и конкретными историческими реалиями, позднее обрели самостоятельное существование и легли в основу национального самосознания^[2].

Польская национальная идентичность складывалась на базе идентичности шляхетской. «Если мы должны опереться на прошлое, — писал краковский историк Й. Шуйский, — то мы можем опереться только на шляхетское прошлое, ибо оно есть единственно и исключительно прошлое народа… Шляхта есть альфа и омега народа, ибо она одна обладает секретом ассимиляции нешляхетских и даже чуждых элементов…»^[3].

Польша осмысливалась как Новый Израиль, островок истинной веры среди моря православной, протестантской и исламской ереси. Она воспринималась как «лучший из миров», постоянно подвергающийся покушениям внешних недругов, чем-то вроде «сарматского корабля-ковчега», противостоящего бурным волнам истории и дающего спасение находящимся на нем избранным, а также в образе твердыни, оплота, щита, передового рубежа обороны (przedmurze, antemurale christianitatis) истинной веры и цивилизации^[4].

Образ страны-крепости, противостоящей «германизму» и «ориентализму», — одна из устойчивых национальных мифологем и ментальная реалия национально-исторического польского сознания. Апофеозом стала победа польской армии под командованием Яна III Собеского над турецкой армией Кара-Мустафы под Веной в 1683 году, когда Польша выступила в роли «спасителя европейской христианской цивилизации»^[5].

Сарматский миф — это чрезвычайно важное содержательное звено польского менталитета, которое потом во многом способствовало формированию образа польского патриота-бунтаря и польского повстанца^[6].

4.3.1. Феномен и понятие сарматизма

Политическое и военное возвышение Польши началось после победы над крестоносцами в Грюнвальдской битве 15 июля 1410 года^[7]. Тогда состоялось одно из самых великих сражений средневековья — между войском Тевтонского ордена и союзным войском Королевства Польского и Великого Княжества Литовского⁵, Жемайтского и Русского. Войско, возглавляемое поляками, было многонациональным. Его основу в этой битве составляло польское рыцарство. Всего в коронной польской армии была 51 хоругвь: 2 — королевские, 3 — князей Мазовецких, 17 — земских, 26 — сформированных духовными и светскими феодалами, 3 — наемников.

В составе войска сражались 4 литовских полка и 28 полков с ныне белорусских земель. Были в войске хоругви и из других мест — Киева, Молдавии и татарские отряды мирзы Джалалад-Дзина. Так, в объединенном войске было семь украинских хоругвей и хоругви чешских наемников. Грюнвальдская победа положила конец двухсотлетней тевтонской экспансии на восток Европы и определила начало интенсивного политического развития польского государства^[8].

Идея сарматизма вызревала после Грюнвальда примерно столетие, на ее фундаменте формировался польский национальный менталитет и такие его догматически обусловленные составляющие, как политическое, историческое, этическое и художественное мышление. Со временем Польша заявит окружающему миру о своем особом месте в системе европейских народов.

Действительно, в связи с ослаблением Чехии и катастрофой Венгрии^[9] именно Польша в середине XVI века становится сильнейшим государством Центральной Европы, игравшим значительную роль в сопротивлении Османской империи и проводившим активную восточную политику.

Впервые о сарматизме (пол. Sarmatyzm) завел речь польский историк, дипломат и крупный католический иерарх Ян Длугош (1415–1480). Он утверждал в польском обществе чувство гордости своим историческим прошлым и государственный патриотизм. Закрепил понятие сарматизма как отражение этноисторической специфики польского менталитета астролог Мацей (Матвей) Карпига из Мехова (1457–1523). Его трактат «О двух Сарматиях» (1517) получил широкую известность, стал главным источником сведений о Польше и Восточной Европе на Западе. О его значении в формировании национального польского менталитета свидетельствует тот факт, что в XVI веке он выдержал 14 изданий.

М. Карпига догматически утверждал «славное происхождение» поляков от народа древности — «сарматов», одновременно дистанцируясь от «варварского» мира «азиатской Скифии». Идеи астролога развивал историк и дипломат, доктор права и непримиримый враг протестантизма Марцин Кромер (1512–1589) в труде «О происхождении и деяниях поляков, в 30 книгах» (1555).

Под воздействием своих идеологов поляки приходили к осознанию себя не только носителями, но и проводниками цивилизации в пограничье культурного и варварского миров. Проникаясь модным в Европе XV века поиском исторических корней, увлеченно проецируя себя в далекое прошлое, интеллектуалы шляхетского сословия пытались доказать, что они являются потомками свободного, кочевого и вольнолюбивого народа — сарматов^[10].

Этот народ был известен по произведениям Геродота, Мацеллина, Птолемея, Страбона, Тацита и других античных авторов. Со временем своеобразное развитие исторического самосознания привело поляков к утверждению, что они «народ, который своей древностью не уступит наиблагороднейшему народу»^[11].

Сарматизм как доминантная тенденция идентификации польских элит формировался в эпоху позднего Ренессанса, на рубеже XVI–XVII веков, в шляхетской среде на почве особого политикоправового статуса дворянского сословия в обществе и государстве. Основополагающим положением сарматизма стал догмат об особом происхождении польского народа, под которым, подчеркнем, понималось только дворянство.

В отличие от других стран центрально-европейского региона, где в этот период развивались буржуазно-капиталистические отношения, в Польше происходило дальнейшее укрепление и консервация феодально-крепостнических порядков. На начальном этапе это привело к подъему экономики, развитию роста городов, активизации торговли, а также к стремительному и небывалому по масштабам обогащению шляхты^[12].

Радомская конституция 1505 года с принципом «nihil novi» (лат. ничего нового) гарантировала неприкосновенность всех обретенных привилегий в управлении государством и в ограничении прав короля. Это особое положение отразилось в представлении о «золотом веке», «золотой вольнице».

«Шляхетская демократия», таким образом, представляла собой власть в государстве лишь одного сословия — шляхетского. Его главенство определялось не только особым правовым статусом, но и большой численностью. Доминирование шляхты отразилось и на возвышении ее политического статуса, что побуждало к поиску и утверждению его идеологического обоснования.

Еще на начальном этапе формирования в шляхетской догматической доктрине сарматизма преобладал мотив не общности, а этнической и сословной исключительности, который a priori предполагал, что у шляхты особые этнические корни — сарматские, а не славянские, как у «хлопов» и «быдла». Поскольку власть в Речи Посполитой (букв. республики) принадлежала шляхте, своевольно ограничившей в правах короля и другие сословия, это получило выражение в представлении о дворянстве как о политическом народе — демосе.

Период генезиса сарматской идеологии был временем формирования своеобразных корпоративных представлений, будто демократия — удел избранных. Польская шляхта провозглашала себя наследницей традиций античного демократизма так, как она его понимала, что, впрочем, не вступало в противоречие с обязательством сохранения принадлежности к католицизму^[13].

В XVII веке сарматизм в целом был принят шляхтой в качестве основы ее сословно-корпоративной идеологии и определил уникальный характер польской знати и ее политический статус в век абсолютизма в Западной Европе. Под сарматизмом стали понимать совокупность присущих польскому шляхетскому сословию референций менталитета, которые проявлялись в мировоззрении, образе и стиле жизни, в быту, определенном типе культуры и политического поведения. В качестве приметы времени можно привести тот факт, что в поиске исторических корней шляхтичи начали выводить свои родословные от древних сарматов, живших во II столетии в причерноморских степях. Без сарматских корней шляхтич считался ненастоящим^[14].

Речь Посполитая изначально была полиэтническим государством, в котором господство принадлежало не только польским, литовским, но феодалам из других народов. Постепенно идея сарматизма получила распространение в Литве, в Беларуси, а также на украинских землях. Образовался даже своеобразный украинский сарматизм^[15]. И там местные феодалы, по примеру польского «старшего брата», как могли, демонстрировали аристократический анархизм и свое неприятие «песьей крови».

С самого начала своего становления сарматизм как архаичная форма самоидентификации утверждался и как своего рода социальный расизм^[16], что, впрочем, вполне вписывалось в европейские традиции сословной и национальной нетерпимости того времени с той лишь разницей, что Европа была устремлена в будущее.

Ментальному экспансионизму сарматизма не удалось преодолеть границ Польши, Литвы и Украины, так как, будучи по сути своей явлением ретроградным, этноцентрическим и враждебным России, он не мог рассчитывать на успехи в ее пределах, даже несмотря на то, что в XVII веке Россия смотрела на Европу через «польское окно».

Интересно, что для Петра I сарматизм оказался неприемлем еще и по той причине, что противопоставлял себя европеизму. С середины XVII века Запад все чаще относил Речь Посполитую к восточным странам, и Петр это знал. В его глазах сарматизм и «старомосковство» подобны и одинаково отсталы. В правленных собственноручно Петром набросках к истории его царствования в перечне культурных реформ 1699 года под номером 7 значится: «Тогда же за благо разсудил старинное платье росиское (которое было наподобие полского платья) отменить, а повелел всем своим подданным носить по обычаю европских христианских государств»^[17].

Заимствуя «обычай европских христианских государств», Петр I исключал из этого «обычая» Польшу, следовательно, и сарматизм.

Академик А.М. Панченко писал о том, что поляки в первую очередь объявили себя «хранителями мифических сарматских добродетелей. Сармату приличествует быть рыцарем и воином, хорошим сельским хозяином, человеком с образованием и с интересом к миру». Таковы идеологемы раннего если не героического, то, во всяком случае, плодотворного периода сарматизма. Видимо, не случайно ему сопутствовали самые крупные государственные успехи Речи Посполитой того периода ее истории.

Мессианизм и романтическая мегаломания получили дальнейшее развитие: Речь Посполитая стала трактоваться как некое идеальное пространство — государственное («золотая свобода»), конфессиональное (католицизм), национальное (избранный народ)^[18]. Это крепость, призванная обороняться от язычников, т.е. татар и турок, от схизматиков, т.е. москалей и украинских и запорожских казаков, от протестантов — Швеции и Бранденбурга.

В эту пору сарматизм уже становится препятствием реальной оценке социальной ситуации. Если она ухудшается, то якобы лишь потому, что Речи Посполитой предназначена роль невинной жертвы, а ее «страдания» в литературе уподобляются «страстям Христовым». После разделов идеологи шляхетского мессионизма догматически утверждали, что «Польша страдает за грехи всего человечества»^[19].

Сарматизм как идеология шляхетской, а в последней трети XVI века и магнатской Речи Посполитой, предопределил ментальные референции польской знати в отличие от западноевропейской аристократии. Шляхта, «огонь и железо вольного рыцарства», была сословием воюющих господ. Архаичная и незамысловатая сарматская этика предписывала свод установок настолько же жестких, насколько и нелепых. Так, истинный шляхтич предпочтет умереть с голода, но не опозорит себя физическим трудом, он дистанцирован от «быдла», отличается «гонором» и демонстративной храбростью. При этом христианское братолюбие, смирение и аскетизм в реальной жизни им были неведомы.

После подписания в 1569 году Люблинской унии между Польшей и Великим княжеством Литовским с принадлежавшими ему западными и южными русскими землями Речь Посполитая стала третьей по размеру и четвертой по населению страной, одним из богатейших государств континента с перспективой невиданного политического подъема.

В XVI–XVII веках Польша является одной из ведущих держав Европы. По мнению историка Н.И. Бухарина, тогда на ее долю выпала задача объединения славянского мира и создания противовеса Османской империи. Как отмечает автор, шансы объединить православно-славянский мир были и у Литвы до соединения с Польшей в 1569 году. Она могла выполнить ту миссию, которую отчасти впоследствии выполнила Российская империя^[20].

Именно шляхетская политическая элита как носитель сарматской идеи избранности и «католицкой» догматически-репрессивной, тоталитарной нетерпимости не только сорвала этот объединительный проект, но и в последующем предопределила крах своей государственности¹.

Сигизмунд II Август (1520–1572), действуя в духе мессианской самоуверенности, сломил сопротивление элит Великого княжества Литовского, утвердил сарматско-католическое и политическое доминирование Польши, добившись при этом передачи Королевству Польскому Волыни, Подолья, Подляшья и украинских земель, принадлежавших ранее Великому княжеству Литовскому.

XVII век становится переходным этапом, когда, несмотря на явные черты кризиса, государство еще сохраняло свою целостность и способность к развитию. Но с середины века дезинтеграционные процессы, которые под воздействием сарматской доктрины набирали негативную инерцию, становились необратимыми. Они осложнились внешнеполитическими поражениями и последствиями тяжелых войн, которые велись на территории Речи Посполитой с турками, крымскими татарами, шведами и русскими. Как реакция на сарматское высокомерие и жестокую полонизацию вспыхивали многочисленные казацкие восстания. Левобережная Украина отошла к Московскому государству. Все это вело к экономическому упадку и усилению политической дестабилизации в сарматской «республике»².

Под воздействием этих процессов в XVIII веке во внутренние дела Польши все более активно вмешиваются соседние державы, заинтересованные в дальнейшем ослаблении Речи Посполитой³. Большинство непродуманных попыток со стороны правящего сословия модернизировать государственную систему не достигли своих целей. Польша становится протекторатом Австрии, Пруссии и России⁴.

Польское государство с его идеей сарматско-шляхетской демократии не выдержало испытания суровой политической реаль-

 Соловьев С.М. История падения Польши. Восточный вопрос. М.: АСТ; Астрель, 2003. 2

 Лескинен М.В. Мифы и образы сарматизма. С. 15. 3

 Тынянова О.Н., Калашников И.А. Первый раздел Польши в фокусе геополитического анализа // Пространство и время. 2012. № 3 (9). С. 115–124. 4

 Носов Б.В. Польша и Европа в XVIII веке. Международные и внутренние факторы разделов Речи Посполитой. М.: Институт славяноведения РАН, 1999.

ности. На завершающем этапе Северной войны (1700–1721) свое слово сказал Петр I. По иронии судьбы и условиям мирного договора имперская Россия стала гарантом государственного строя шляхетской демократии, а также обывательских прав, вольностей и прочих «гражданских прав и свобод».

Незадолго до этого Сейм 1717 года принял «рекомендации» русских властей при полном безмолвии присутствовавших^[21]. Численность войск Речи Посполитой была ограничена 24 тыс. человек, что больше подходило для дворцовых парадов. К тому времени Австрия и Пруссия имели армии примерно по 100 тыс.,

Россия — около 300 тыс.^[22]

Сторонникам обновленческих реформ, активных политических действий указали на их место.

4.3.2. Развитие концепции сарматизма

Содержание понятия «сарматизм» менялось в польском обществе на протяжении нескольких веков. Вначале его смысл сводился к определению благочестивого старинного польского образа жизни и национального характера. Во второй половине XVIII века под «сарматизмом», «сарматскостью» подразумевалась уже совокупность определенного типа внешности и поведенческих стереотипов.

В эпоху Просвещения в языке польской знати этот термин имел уже довольно негативный оттенок, противопоставлял изысканной утонченности салонов грубоватость и простоту «старой шляхты». По представлениям новой эпохи, он отражал противоположные европейскому идеалу просвещенного либерального гражданина такие негативные черты, как суеверия, религиозный фанатизм, приверженность старым обычаям и порядкам, традиционализм и ксенофобию^[23].

Позже социально-негативное содержание понятия уступило место национально-патриотическому содержанию. Так, в период Четырехлетнего сейма (1788–1792) становится особенно популярным образ «просвещенного сармата». Под ним понимался «истинный патриот», образованный человек, воспринявший идеи философов-просветителей и одновременно уважающий старинные польские обычаи. Польская знать отказалась от моды на французское платье и шпагу ради шляхетского кунтуша и польской сабли¹.

Во второй половине XIX века сарматизм и его типичный представитель — снова доблестный благородный рыцарь-шляхтич. В конце XIX столетия «сарматизмом» стали называться старинные польские обычаи, шляхетское помещичье гостеприимство, простота, открытость, широта и щедрость, прямота и правдолюбие, — словом, все те черты, которые считаются присущими польскому народу.

В 20–30 годы XX века сарматизм означал нравы, обычаи и представления польского дворянства эпохи господства шляхетской демократии. Носителем совокупных черт, определяемых как «сарматские», был прежде всего шляхтич — польский дворянин².

Исторически идеология сарматизма отражалась не только в понятиях, но и в особых манерах, «восточном» стиле парадной одежды (жупан) и т.д., а также в литературе и искусстве: в шляхетской гавэнде³, в «сарматском портрете» польского дворянина⁴. На протяжении XVII и XVIII веков польские аристократы желали, чтобы художники изображали их «сарматами». В первой половине XVIII века «сарматский костюм» шляхтичей и магнатов был похож на костюм турецкий, не считая влияний московских, татарских, персидских и венгерских, притом восточная мода становилась преобладающей⁵. Основными занятиями блюстителей «сарматских традиций» были война, охота, полонез. Развит был галантный обычай целования женской руки.

Сарматизм возвышенно и романтически воспевался поэтами и писателями, в частности, в произведениях Вацлава Потоцкого (1621–1696), Яна Кристофа Пасека (ум. ок. 1705), Анжея Збылитовського (конец XVI и начало XVII века) и Иеронима Морштина. В XIX веке «сарматский стиль» Речи Посполитой был красочно описан Генриком Сенкевичем (1846–1916) в эпической трилогии «Огнем и мечом», «Потоп» и «Пан Володыёвский» .

Pelc J. Baroc — epoka przeciwienstw. Warszawa, 1993. S. 210–212. 2

 Лескинен М.В. Мифы и образы сарматизма. С. 19. 3

 Билютенко Е.И. Романтическая шляхетская гавэнда в польской прозе XIX века: Монография / Е.И. Билютенко; науч. ред. С.Ф. Мусиенко. Гродно: ГрГУ, 2008. 4

 Тананаева Л.И. Сарматский портрет: из истории польского портрета эпохи барокко. М.: Наука, 1979. 5  Маnkоwski T. Orient w polskiej kulturze artystycznej. Wroclaw, 1959. S. 195– 210.

4.3.3. Польское католичество и сарматизм

Феномен польского национального менталитета, как и любого другого, обусловлен культурно-историческим и, в конечном счете, религиозным происхождением. Поляки, или ранее ляхи (Polen, Lechen), — это общее имя для славян, живших по Висле, Мазурским озерам, около Полоцка с Х века. Польские земли тех лет и населяющие их этносы находились в тесной политической связи с Моравией, и христианство они получили из рук последней. Польского герцога Мечислава (Mieczislaw, 964–992) расположила к христианству его супруга, Богемская прицесса Домбровка (в 965 году). Он был крещен в 966 году вместе со многими знатными лицами.

В 968 году основано епископство в Познани. Принято считать, что примерно с этого момента Польша приняла христианство. Много потрудился над христианизацией своего народа Болеслав I Храбрый (992–1025), которому помогал немецкий император Оттон III^[24]. Вся последующая история формирования и развития менталитета польской нации обусловлена исповеданием католичества. Но здесь важно заметить, что сарматизм зарождался в период нарастания в Европе секулярных тенденций и польским элитам не удалось избежать их влияния.

По мнению М.В. Лескинен, сарматская утопия могла возникнуть в тот момент, когда одной религиозной идеологии было уже недостаточно. Ее следовало обогатить и дополнить комплексом новых светских значений, но таких, которые не выпадали бы из сакрального круга католической культуры. Ими стали значения сарматского мифа³.

Со временем концепция сарматизма, сам «сарматский дух» начинает формировать своеобразие польского католицизма, что определялось начавшимися в Европе в эпоху Возрождения процессами утверждения национального принципа.

Стремление каждой нации выбрать свой путь, соответствующий ее духу, языку и религии, оказало влияние на все стороны ее жизни и не обошло национальных форм духовности. Именно поэтому мы реально констатируем в недавнем прошлом испанскую духовность, итальянскую духовность и французскую духовность — формы духовности, тождественные в своей католической основе, однако по-разному осмысленные и воплощенные¹.

Польша в этом процессе не была исключением. Часто в литературе используется термин «сарматский католицизм», особенностью которого стало то обстоятельство, что религиозные воззрения, литература, изобразительное искусство, быт, вся жизнь наполнялись легендами и мифами о героических свершениях сарматского народа². «Всюду в них старосты, гетманы, епископы, Речь Посполитая… Христос, апостолы, святые… изъясняются стилем и языком шляхты… всякая война носит название посполитого рушения; там Спаситель проводит элекционный сейм для избрания на престол небесный»³.

По религиозным представлениям поляков того времени, вся мировая история происходила в Польше, Голгофа существовала в Кракове, Богородица и святые облекались в польские одежды, потому что жили на польских землях. Более того, культ польского героя, богатыря-сармата столь активно использовался церковью, особенно в периоды кровопролитных войн, что зачастую превосходил по значимости древних ветхозаветных пророков и святых⁴.

Вместе с тем религиозный пафос в идеологии сарматизма выражался неоднозначно. С одной стороны, принадлежность к католическому вероисповеданию являлась системообразующим фактором ментализации и этнополитической самоидентификации, а с другой, исполнение святого долга защиты истинной веры вменялось сармату в христианскую обязанность. При этом идеи сословной солидарности носили декларативный характер. Так, богатый и потому располагающий частным войском шляхтич мог отобрать собственность, любимую женщину, даже дочь у менее богатого. Решение суда, предъявленное в таком случае обидчику,

Омэнн Дж. Христианская духовность в католической традиции. URL:

http://www.krotov.info/history/00/omen/omen_08.html 2

 Медведев А.П. Очерк этнографии сарматов // Вестник ВГУ. Сер. История. Политология. Социология. 2009. № 2. С. 3–14. 3  Маnkоwski T. Orient w polskiej kulturze artystycznej. Wroclaw, 1959. S. 195– 210. 4  Angyal E. Swiat slowianskiego Baroku / Endre Angyal; slowo wstepne Jadwiga Sokolowska. Warszawa: Panst. inst. wydaw., 1972.

означало лишь то, что ему объявлялась война, поскольку тот был командиром частного вооруженного формирования.

Польская церковь, безусловно, играла значительную роль в сарматской сословной консолидации. Но ничуть не меньшее место в системе идей сарматизма играли мифологические представления, не являющиеся в чистом виде христианскими, а также нерелигиозные идеалы — личностные и гражданские^[25]. По словам Збигнева Куховича, поляков объединяла не столько общая вера, сколько обычаи, связанные в ней^[26].

Сарматский миф если не заслонил, то вобрал в себя религиозную идеологию и подчинил ее себе. Благодаря известному тезису «Кто не католик, тот не поляк» миф проник в светскую культуру. Черты же истинной религиозности, связанные с католической традицией и обрядностью, воплотились впоследствии в национальном мифе в образе сармата. Это и объясняет то, что национальному сарматскому мифу в определенном смысле чужды утонченные формы искусства высокого барокко и философия католических мыслителей. Он тяготеет к простым и ясным, «низовым» способам выражения. Религиозное переживание, наполняющее полонизированную сарматом католическую веру, связано прежде всего с данью традиции, где не последнее место занимала традиция польского католического персонализма. Именно польский сарматско-католический персонализм явился важным фактором развития сословно-корпоративного эгоизма, сформировавшего и запустившего механизм саморазрушения «папского» государства^[27].

4.3.4. Политические традиции и идеологические установки сарматизма

Истоки сарматизма изначально имели политический характер. В других государствах на первое место выходили иные факторы формирования национального самосознания, такие как, например, исторические корни. В Речи Посполитой явно преобладали политические амбиции «шляхетского народа»^[28], и сама шляхта была скорее политической, нежели социально-экономической категорией^[29]. Главным фактором шляхетской политической консолидации выступала совокупность правовых и социокультурных традиций^[30]. В представлениях шляхты о себе как о сарматском народе доминирует именно политический элемент самоидентификации.

Профессор Я. Тазбир рассматривал сарматизм как идеологию польского дворянства XVI–XVII веков и как национальное своеобразие культуры шляхетской Речи Посполитой, основные принципы которой сложились во второй половине XVI века. По его мнению, они оказали неоспоримое влияние на другие слои общества, что в Новое время привело к формированию польского менталитета на сарматской основе^[31].

Политические установки сарматизма органично связаны с традицией, католическими нормами и ценностями. Сарматская традиция понималась и как абсолютная ценность и как средство, механизм выживания и воспроизводства этноконфессиональной самобытности. Такое восприятие присуще любому традиционному обществу. Специфика же сарматского традиционализма состоит в акцентировании политического наследия. Сармат концентрировал свои представления о традиции в идеале общественного и государственного устройства. Воплощением сарматского консерватизма становится идеализированное шляхетское государство.

Категория Отечества — центральная в идеологии сарматизма.

Под сарматской идеологией понималась совокупность социально детерминированных и закрепленных в политико-правовом устройстве государства Речи Посполитой взглядов, политических традиций, сословных и этических норм. Причины столь долгого функционирования, «живучести» элементов этой идеологии видятся в особенностях экономического строя Польши и в так называемой «сарматизации католицизма»^[32].

Главная функция воина-сармата — защита. Рыцарский образец поведения как бы устанавливал отношения сармата с внешним миром, определял долг по отношению к государству и его политическим институтам. Следование этому идеалу формировалось через подражание. Выполнение рыцарского долга осмысливалось в тесной взаимосвязи с католическими нормами и ценностями.

Польского шляхтича-сармата отличало сложно организованное сознание с четко выверенными и жестко сформулированными определениями, с акцентом на юридические и правовые, а не эмоциональные отношения.

Для польского сармата иерархия элементов национальной самоидентификации выстраивалась в сфере отношений гражданин — государство: это идеалы «золотой вольности», «шляхетской чести», сословной «избранности», слитые воедино с национальной религией — польским католицизмом. Однако отношения сармата и его республики не касались и, более того, не «снисходили» до простолюдинов. Народом было «гражданское общество» шляхтичей-сарматов, наделенное феодально-сословными чертами. Именно этот «народ», насчитывавший около 10% популяции^[33], имел полное право считать бóльшую часть своих соплеменников «хлопами», «быдлом», «песьей кровью». Таким образом, в этом «гражданском обществе» доминировали и входили в традицию несовместимые с христианской этикой и нравственностью нормы своеволия, жесткого, нетерпимого и непримиримого противопоставления по отношению к низшим сословиям.

Этим, в определенной мере, объясняется историческая слабость левых партий в Польше. По мнению польского профессора Б. Лаговского, в Польше народ не имел истории. На Западе, например во Франции, народ осознавал себя субъектом истории. Знал, что он играет в ней важную роль — во фрондах, в революциях, особенно в XIX веке.

Польский народ осознавал свою национальную идентичность, принимая шляхетско-интеллигентскую мифологию. Он стал объектом символического насилия, или, лучше сказать, символического подавления, поскольку никто не совершал его целенаправленно. Интеллигенты, которые несли в народ «просвещение», пытаясь взрастить в нем национальное самосознание, естественным образом несли и весь свой мировоззренческий багаж, свой якобы национальный, а на самом деле сословный взгляд на историю Польши.

Крестьянство в Польше находилось в ситуации худшей, нежели рабы в Северной Америке или в древнем Риме, потому что раб в Риме мог освободиться и сделать карьеру при дворе императора. В Польше это и представить было невозможно.

Определение «крестьянин» (chlop) было крайне дискриминационным. Оно звучало как «negro» («черномазый») в Америке. Это было существо, обитающее за границами общества.

Наше общество, если родословная вообще имеет какое-то значение, — это, в большинстве своем, потомки того класса, который был в положении хуже рабского. Наследие независимой Польши — это, с одной стороны, анархия наверху, а с другой стороны, крайнее угнетение и унижение огромного большинства народа. Крепостное право было отменено тогда же, когда в Америке рабство. Народ вышел из истории, стыдясь самого себя. Тем легче он принимал мифологию, взгляды, самосознание класса, который его угнетал. Такой народ — весьма слабая основа для левых партий^[34].

Итак, сарматизм представлял собой догматически-мифологическую основу, на которой сформировалась национальная идеология польского шляхетства.

Поиск исторических корней и древних предков побуждал не только к идеализации «золотого века», но и к освящению политической традиции, которую сарматы выводили из римского республиканского устройства.

Закрепление этой идеальной модели привело к тому, что вся сарматская идеология оказалась пронизанной идеалами, осуществившимися в недавнем прошлом: это представление о Родине как воплощении политического и нравственного совершенства — только сарматы наделены честью, славой, вольностью и свободой. Они исполняют свой особый долг по управлению собственным в полном смысле слова государством. Они избраны самим Господом защищать католическую веру — истинную христианскую — от неверных и схизматиков в Европе. Иными словами, польский народ сарматский стремится к идеалу, которого, по сути, никто кроме него достичь не может^[35].

Будучи идеологией традиционного общества, сарматизм рассматривает соблюдение или возврат к освященным давностью традициям как единственно возможный механизм выживания общества и государства. Ему присущ изоляционизм и ксенофобия, являющиеся обратной стороной мегаломании и самоидеализации.

Сарматскую идеологию делало особенно «живучей» и гибкой то обстоятельство, что она одинаково апеллировала и к рационально-историческому, и к подсознательно-мифологическому типу мышления. Но установки избранности, корпоративизма, своеволия, нетерпимости, мессианства и невротического экспансионизма специфической сарматско-шляхетской демократии не способствовали завоеванию достойного политического статуса и государственного авторитета в Европе, что в итоге и определило историческую судьбу Польши.

* * *

Сарматизм догматически утверждался идеологами шляхты через веру в избранность потомков сарматского этноса. Именно эта непререкаемая вера стала одной из основ формирования шляхетского менталитета. Этот догматически обусловленный менталитет как инвариантная структура определял шляхетские психолого-политические и этические установки, которые воспроизводились и утверждались их носителями в течение длительного времени как нечто само собой разумеющееся, не требующее каких-либо рациональных объяснений, исторических обоснований и юридических доказательств. Сарматизм изначально вожделенно исповедовался как некая «гражданская религия», при этом вера в сословную исключительность воспринималась нерефлексивно, догматически.

Анализируя историю генезиса, развития и упадка политического феномена сарматизма, представляется возможным условно выделить в нем три основных этапа.

Первый этап — пассионарно-героический — это XVI и первая половина XVII века, когда доктрина сарматизма выполняла политическую, тоталитарно-идеологическую, организующую, мобилизационную, корпоративно-интегрирующую роль польских элит шляхетской республики. На этом этапе Речь Посполитая демонстрировала подъем, военно-политическую силу и экспансионизм.

Следующий этап — регрессивно-трагический. Это вторая половина XVII — начало ХХ века, когда сарматизм как реализация идеала своеобразной сословной демократии и специфического республиканского устройства, подобного которому в Европе не существовало ни в одном государстве, определил политическую деградацию и государственный распад Речи Посполитой. Изначально заложенные в сарматизме комплексы мегаломании, самоидеализации, ксенофобии, сословной исключительности, безответственности и инфантилизма запрограммировали, по существу, ее многократные разделы и утрату государственного суверенитета.

Третий этап — агональный^[36]. Он охватывает период предвоенного двадцатилетия, 1918–1939 годы. Это этап политического трагифарса как последний пассионарный эксцесс политического сарматизма в истории Речи Посполитой, закончившийся ее тотальным военно-политическим разгромом, полной утратой государственности и исчезновением с политической карты мира.

После этой трагедии страны остатки «сарматского народа» — шляхты — тихо и незаметно ушли в историческое небытие со своим сословным эгоизмом, своеволием, анархизмом, романтическими и мифическими представлениями о «золотой вольнице».

* * *

Польша имеет более чем тысячелетнюю историю. В разные периоды она контролировала территории, которые сейчас входят в состав других государств. В XVI веке после образования Речи Посполитой она осуществляла контроль пространства от Балтийского до Черного моря, практически полностью владела белорусскими, литовскими землями, а также Западной и Центральной Украины до нижнего течения Днепра. Это было мощное и богатое государство, сильнейшее в Восточной Европе, с потенциалом империи, с развитой экономикой, высоким уровнем культуры и сильной армией. В середине XVIII столетия начинается упадок государственной системы. Политические элиты Польши, реализуя сарматско-шляхетские ментальные установки при заинтересованном участии внешних сил, привели страну к утрате политической, экономической и военной самостоятельности, что и определило в дальнейшем неизбежную лимитрофизацию Польского государства.

После первого раздела Польши в 1772 году шляхта и ее идейные наследники в XX и начале XXI столетия не смогли выйти за рамки адаптивно-инфантильного модуса политической деятельности, овладеть креативной рефлексией и целевой сверхсознательной детерминацией, стать суверенным субъектом и обеспечить достойное место стране в геополитическом пространстве Европы.

Уникальность Польши состоит в том, что в мире нет государств, где бы так ярко было представлено негативное влияние менталитета национальной элиты на историю своего государства. Rzeczpospolita Polska — единственный в своем роде вариант политического устройства страны в традициях шляхетскосарматской «демократии», где результаты правления правящего меньшинства носят деструктивный и, в итоге, убийственный для государственной субъектности характер. Но, по словам классика, традиции всех ушедших поколений, подобно кошмару, тяготеют над умами живых^[37] и руководство нынешней Республики Польской с 1989 года вновь воспроизводит архаические мифы и ментально-догматические установки деятелей сарматско-шляхетской истории, но уже под контролем хозяев из США и НАТО, став разменной фигурой на «великой шахматной доске» современной мировой политики.