Людям о Людях Выпуск от 25.05.05

Истории людей ( http://peoples.ru/ )
Михаил Шолохов (http://www.peoples.ru/art/literature/story/sholohov/history1.shtml)
Кто травил Тихий Дон http://www.mk.ru/numbers/1645/article54363.htm

 В газете московских комсомольцев в сентябре 1923 года появился фельетон под
псевдонимом М.Шолох. Через год рассказ Родинка автор подписал — М.Шолохов. За
ним последовали другие рассказы и повести, появлявшиеся в Москве два года чуть
ли не каждый месяц. Они составили Донские рассказы. Так в 20 мальчишеских лет
вошел в мировую литературу великий писатель. Его первый роман критики во главе
с наркомом Луначарским, знавшим толк в изящной словесности, поставили в ряд с
Войной и миром Льва Толстого.


 Если бы Михаил Шолохов обладал долголетием Бориса Ефимова, то сегодня мы могли
бы лично поздравить автора Тихого Дона со столетней годовщиной, выпадающей на
24 мая 2005 года. Как никто из современников он издавался, переводился, осыпался
наградами, дважды, единственный из советских писателей, стал Героем Социалистического
Труда. Шведский король вручил ему медаль лауреата Нобелевской премии. При всем
при том ни один наш литератор при жизни и после смерти не подвергался столь злобной
травле, не испытал на себе
черную зависть. 
     Непревзойденным романом он побудил не только злословить, но и браться за
перо, месяцами, годами сочинять лживые монографии. Они стоят у меня на книжной
полке. Первым под псевдонимом Д* вышло в Париже Стремя Тихого Дона. В книжке
малого формата — всего несколько печатных листов. Далее небезызвестный Рой Медведев
накропал многословное сочинение и переправил его на Запад. Там — перевели, издали
в Лондоне и Париже. Мне автор лет двадцать назад подарил машинописную копию.
Ее я прочитал и выкинул в мусоропровод,
в чем ни перед кем не каюсь, не захотев держать в доме этот отброс лженауки.
С началом перестройки из тьмы кухонь ринулись на свет многие гуманитарии, желавшие
сбросить Шолохова с пьедестала и заодно обратить на себя всеобщее внимание. В
Самаре в 1995 году вышел на 502 страницах сборник семи препараторов романа. Трижды
в нем представлен Александр Исаевич: предисловием и послесловием к книжке Д*,
главой из мемуаров Бодался теленок с дубом, статьей По донскому разбору. В
  Красном колесе герой по имени Федор творит Тихий Дон. Солженицын дописался
до того, что на роль автора Поднятой целины выставил шолоховского тестя, который
якобы отдал Мишке в приданое вместе со своей перестаркой, дочерью Марией рукопись
покойного друга, Федора Крюкова. По такому откровению прежде говорили: Умри,
Денис, лучше не скажешь!
     Версии о плагиате возникали по многим причинам. Слишком молод! Лев Толстой
стал публиковать Войну и мир в 37 лет. Шолохов первый том эпопеи представил в
журнал в 22 года. Ну и что с того! Пушкин начал роман в стихах Евгений Онегин
в 23 года. Необразованный, ни высшего, ни среднего образования, бросил гимназию
в 5-м классе. Нобелевский лауреат Иван Бунин с трудом закончил четыре класса
гимназии. Есть другие причины слухов. Главная из них в том, что сочинил роман
пролетарский писатель, не похожий на других
буянивших тогда неистовых ревнителей генеральной линии партии в литературе. Всех
поражало, что никто из белой эмиграции, жившей с местью в груди на Западе, не
стал вымещать злобу на авторе Тихого Дона.
     Вот почему пошел гулять по стране слух, что роман сочинил некий белогвардейский
офицер. Профессор Никитина, устраивавшая в Москве Никитинские субботники, рассказывала
мне, что на одном из собраний попросила Шолохова оценить пробу пера ходившего
к ней бывшего ротмистра, который оказался графоманом. Но виноват в страданиях,
выпавших на долю молодого Шолохова, не ротмистр, никакой не белогвардеец. Ни
при чем ревнители идейной чистоты пролетарской литературы, расстрелянный Сталиным
несчастный Леопольд Авербах
в частности и все критики-евреи вообще, как тщился доказать публике явный антисемит,
автор вышедшей в Ростове агрессивной книги С веком наравне.
     На тихом Доне после выхода романа не только пели дифирамбы автору. По словам
Солженицына: В детстве я много слышал о том разговоров, все уверены были, что
— не Шолохов писал. Так часто бывает, по этому поводу сказано давно: Нет пророка
в отечестве своем. Донцы не могли поверить, что вдруг выросший среди них мальчишка,
чей отец родом из Подмосковья, никакой не казак, а знает их подноготную. И прославился
как никто другой.
     Все в жизни гораздо сложнее, чем кажется. Удары в спину наносят зачастую
не враги, а друзья, братья по классу, по крови, земляки, свои в доску. Зависть
не знает партийной принадлежности, поражает, невзирая на заслуги пред народом
и государством. Редактировал один из Донских рассказов маститый писатель Березовский.
Ему он понравился. Редактора знали как стойкого революционера, члена партии с
1904 года. Родился в рабочей семье. Батрачил. Боролся с самодержавием. Чудом
избежал казни. Взяв власть, служил в
высокой должности губернского продовольственного комиссара, когда юный Шолохов
тем же делом занимался в чине рядового продкомиссара. Казалось бы, кому как не
им, старому и малому, стать друзьями. Но Березовский, как отмечала Литературная
энциклопедия, в романах терпел крах. Они разбухали, утомляли. Березовскому не
хватило жизни, чтобы стать признанным романистом. И вдруг, спустя три года после
знакомства с новичком в литературе, редактор узнает, что его подопечный создал
Т
 ихий Дон, который сравнивают с Войной и миром. Как после всего этого не умереть
от зависти?! 
     Спустя год после белогвардейского офицера возникла другая версия. На этот
раз в роли творца выставили без вины виноватого покойного Сергея Голоушева, врача
и литератора по совместительству. Его давний очерк времен революции С тихого
Дона в услужливом воображении трансформировался в роман Тихий Дон. Два эти слуха
недолго циркулировали по Москве. Потому что здесь хорошо знали Шолохова многие
писатели. Он вращался в кругу, куда входили Николай Тришин, Василий Кудашев,
Андрей Платонов, Петр Сажин, Георгий
Шубин, Николай Стальский, Марк Колосов, Иван Молчанов, которого Маяковский увековечил
в стихах о сущности любви. Друзьям читал главы из романа до публикации. 
     Жизнь Шолохова связана с Москвой начиная с 1914 года. Тогда его определили
в московскую гимназию в Хамовниках, где учился, по его словам, два-три года.
Жил, как мне передали с его слов, в семье учителя в Долгом переулке на Плющихе,
пока не началась Гражданская война. После нее вернулся туда же с мечтой учиться
на рабфаке Московского университета. Ему без путевки комсомола дали от ворот
поворот. Не вернулся зализывать раны домой. Брался за любую черную работу. Посещал
семинары Молодой гвардии. На бирже
труда получил направление в домоуправление. С его помощью вселился в комнату
в Георгиевском переулке у Тверской. Судился с соседями за право жить в ней. Выиграл
дело в суде и перевез в коммунальную квартиру жену, дочь станичного атамана.
Не побоялся царившей тогда истерии диктатуры пролетариата, не жаловавшей детей
бывших дворян, помещиков, купцов, атаманов. Снял под Москвой с приходом тепла
дачу, но в день рождения 24 мая 1924 года все бросил и уехал на Дон. А когда
получи
 л гонорар за первый рассказ, вернулся в Москву один. Жил у друга во все том
же Георгиевском переулке. В 1925 году произошел прорыв. Вышли один за другим
26 новелл, из них шесть в “МК”. Их заметил Александр Серафимович, написал предисловие
к сборнику юного писателя, назвал его ореликом, молодым орлом.
     Оказывается, шесть лет Шолохов жил на два дома, не решая окончательно, где
ему бросить якорь. Осенью 1925 года в станице начал Тихий Дон. Но дальше нескольких
глав — работа не пошла. Вернулся в Москву. Жена не смогла приехать. Наступившей
зимой, в феврале, родила дочь Светлану. Жил тогда у друга Алексея Ларченко на
Первой Мещанской. Одно время ютился с ним на одном диване, потом снял в том же
доме комнату, завел собаку, назвал ее Алларом, ее кличку составил из первых слогов
имени и фамилии друга. Не расставался
тогда с Войной и миром, прочел много эмигрантской литературы. К зиме вернулся
на Дон. Накануне 9-й годовщины Октябрьской революции на краю листа проставил
дату — 6 ноября 1926 года и снова поплыл по Тихому Дону. На этот раз роман пошел,
поехал, полетел на невиданной скорости. Даты на черновиках доказывают, что машина
Шолохова мчалась тогда без тормозов. Никто ему не мешал. Мало кто в Москве знал,
что в станице на больших листах бумаги с двух сторон пишется эпопея 
 о революции и Гражданской войне. 
     Вернулся к друзьям с рукописью двух частей. Жил в Камергерском переулке
у Василия Кудашева. Пока решалась судьба романа, служил в Журнале крестьянской
молодежи на Воздвиженке. В 10-ю годовщину революции в гостинице Националь Серафимович
церемонно представил иностранцам за праздничным столом самого молодого гостя.
Писатель, прославившийся Железным потоком на старости лет, произнес:
     — Друзья мои! Вот новый роман! Запомните название — Тихий Дон и имя — Михаил
Шолохов. Перед вами великий писатель земли русской, которого еще мало кто знает.
Но запомните мое слово. Вскоре его имя услышит вся Россия, а через два-три года
и весь мир! 
     Серафимович помог опубликовать рукопись в журнале Октябрь без купюр и искажений.
     Как рассказывала мне Мария Петровна Шолохова, пока роман редактировался
в Октябре, начал печататься, вся семья жила на Клязьме под Москвой в частном
доме. Молодые бегали через лес на станцию к поезду. Запомнилось много снега.
В конце зимы вернулись в станицу. 28 февраля на листе бумаги снова появляется
название Тихий Дон. Четвертая часть. Она сочинялась, когда в Москве выходил журнал
с главами первых двух книг. 
     С их рукописью автор пришел летом 1928 года на Кузнецкий мост, 7, где при
Пушкине славился ресторан Яръ. А в советской Москве обосновалось издательство
Московский рабочий. Заведующая отделом молодая коммунистка Анна Грудская пришла
в восторг от Тихого Дона. Привела паренька к заведующей консультацией Евгении
Григорьевне Левицкой. Та нехотя взяла рукопись, начала дома читать и не отрывалась
от нее до утра. С тех пор Левицкая, член партии с 1903 года, и Шолохов, родившийся
в 1905 году, стали друзьями на
всю жизнь. Шолохов посвятит ей рассказ Судьба человека. Обладавшая безупречным
литературным вкусом Левицкая помогла выходу в свет книги. Начались переиздания
большими тиражами, переводы в СССР и за границей. Так быстро сбылось пророчество
Серафимовича. Началась слава Тихого Дона, и пробудилась у братьев-писателей лютая
зависть. На голову автора накатывались одна за другой волны лжи.
     Кроме Москвы, где слух породил член партии с 1904 года, гнездо, где кукушка
прокуковала о плагиате, сплели в Ленинграде беспартийные интеллектуалы. То была
группа филологов, известных, в частности, исследованиями творчества Пушкина.
О Шолохове они ничего не знали. Все они сходились в одном: роман написан двумя
авторами. Один, по выражению Солженицына, непроявленный гений сочинял, другой,
Шолохов, переписывал. Искажал в угоду цензуре. Борис Томашевский, основоположник
математической лингвистики, доказывал
друзьям, что исторический роман так рано создать невозможно. 
     Грустно об этом писать, но что поделаешь. В блокаду в гостинице Астория,
где не давали умереть избранным, лежали в номере четыре филолога с именами в
науке — Боцяновский, Эйхенбаум, Казанский, Томашевский. О чем говорили на краю
могилы? Главная тема — Тихий Дон. Один из них вспомнил давнего друга Федора Крюкова,
писавшего в журнале Русское богатство о донских казаках… Ему и приписали Тихий
Дон. Эти разговоры слышала Ирина, молодая жена Томашевского, занимавшаяся русской
литературой ХVIII—ХIХ веков. И она
ничего не знала ни о Доне, ни и Шолохове. 
     Но узнала позднее, когда в Ленинграде на чердаке дома, шедшего на капитальный
ремонт, нашли сундук с архивом покойного Крюкова. Что оказалось в нем? Черновики,
письма авторов Русского богатства, записи с донскими песнями, пословицами, описаниями
обрядов, словарь донских фамилий. Творческая кухня. Узнав о сундуке, приезжает
в Ленинград Александр Исаевич. С того момента начинается бурный их диалог. Сначала
устный, потом письменный. Это слова дочери Д*. Псевдоним придумал великий конспиратор
Солженицын, который
в своем узком кругу революционеров называл ее Дамой. Под ним упрятал не без основания
Ирину Николаевну Медведеву-Томашевскую.
     На письме с датой 7.12.71 года слова: 
     Дорогая Ирина Николаевна! 
     Сказать, что я рад, — ничтожно. Я счастлив (дважды подчеркнуто.) что, наконец,
этим вопросом занялся такой могучий специалист, как Вы, — и сразу выдавил столько
соку, столько результата… Этот отравленный сок разлился по бумаге, где могучий
специалист доказывала то, о чем шептались филологи в гостинице Астория. Жила
Д* в своем доме в Гурзуфе, в Крыму. Работала в глубокой тайне. Ей помогали собирать
материалы Лидия Чуковская и другие дамы в Москве и Ленинграде, их назвал Солженицын
в 1991 году в Новом мире.
Он приезжал не раз в Гурзуф. Туда же наведывалась Елизавета Воронянская, печатавшая
в глубокой тайне от чекистов взрывоопасный Архипелаг ГУЛАГ. Ее выследили, арестовали,
с пристрастием допросили. Она выдала место, где хранила рукопись. И покончила
с собой. Обо всем этом Д* узнала из таинственных телефонных звонков и радиопередач
из-за бугра. Ирина Николаевна, незадолго до той трагедии, в кругу семьи и друзей
отметила 70-летие. С ней случился инфаркт, — пишет Солженицын.
  Она внезапно заболела, — не называя диагноза, пишет дочь, — и, будучи человеком
сильным, бесстрашным и гневным, оберегая семью и друзей, буквально выгнала из
дома всех, кто хотел ей помочь. В том числе дочь. Как сказано ею в послесловии
ко второму изданию Стремени Тихого Дона, 26 октября 1973 года она скончалась.
Не дожидаясь возможного ареста и допросов, подобно Воронянской, погибла.
     Незаконченную работу издал в Париже тот, кто вдохновлял несчастную Даму
на неправое дело. Никита Струве, глава YMKA-PRESS, первый раскрыл ее псевдоним,
когда началась перестройка. Вот имена тех, кто травил, баламутил Тихий Дон, кто
останется в истории русской литературы авторами злобного мифа: А.Солженицын,
И.Медведева-Томашевская, Р.Медведев, Зеев Бар-Села, Л.Аксенова (Сова), Е.Вертель,
А.Макаров, С.Макарова. Статей на порядок больше. Это с одной стороны. А с другой
стороны — профессор из Принстона Герман
Ермолаев, автор докторской диссертации о Шолохове. Профессор Давид Стюарт из
Пенсильванского университета. Профессор Роберт Магвайр из Колумбийского университета.
Обсудив Стремя, они пришли к выводам, которые позволили слушателям сделать вывод,
что один нобелевский лауреат пытается оплевать другого нобелевского лауреата,
более того, что Солженицын лжец и клеветник. Я звонил Струве в Париж, когда в
Москве стали продавать его запретный плод, и предлагал посмотреть ксерок
 опии Тихого Дона, о которых не знали несчастная Д* и ее вдохновитель. Но такой
возможностью он не воспользовался, Стремя вышло вторым изданием. Рукописи Тихого
Дона, которые считались пропавшими, хранились в Москве на квартире вдовы Василия
Кудашева, лучшего друга М.А.      

Ваш Alex