Людям о Людях Выпуск от 22.04.05

Истории людей ( http://peoples.ru/ )
Федор Конюхов (http://www.peoples.ru/science/travellers/konyuhov/interview1.shtml)
Океан — мой монастырь http://www.aif.ru/online/superstar/61/06_01

Я хотел быть и, пожалуй, стал скандальной личностью. Спорной, непонятной, противоречивой.
Да, я хочу быть таким, и мне это нравится. Мне нравится, что у меня есть друзья
и враги.

ПРО самого знаменитого путешественника современности Федора Конюхова сложены
легенды. В гостиной на первом этаже дома — художественной мастерской Конюхова
в Москве во всю стену висит портрет самого Федора в морской робе, отрешенно смотрящего
в небеса. Под портретом стол и диван с мягкими подушками — место, где ведут беседы
и пьют чай. Такое ощущение, что, когда хозяин не в плавании, там всегда кто-то
пьет чай. Гости и паломники несут Федору свои проекты, журналы, мед и орехи,
рукописи, снаряжение и ни на минуту
не оставляют его одного. А он не возражает. Очевидно, подумал я, он таким образом
компенсирует беспредельное, вселенское одиночество во время своих восхождений,
лыжных переходов и кругосветок. 
ЕГО дом-мастерская, как китайской стеной, окружен стенами соседних зданий. За
железным забором неказистое двухэтажное строение — бывший «конный дворик» столичных
извозчиков. Жилье досталось Федору от Союза художников. Рядом Павелецкий вокзал,
метро и Садовое кольцо. Как бы свой коттедж в центре Москвы — и в этом «морской
волк-одиночка» тоже верен себе. 
Он верит в судьбу и гордится тремя жизненными совпадениями, связанными с лошадьми:
фамилия Конюхов, отчество Филиппович («любящий лошадей») и — «конный дворик».
На втором этаже мастерской — спальня и рабочий кабинет, много картин и икон.
На столе — карандашные наброски, кисти и тюбики с краской. 

^Гигантские спруты 

+— ФЕДОР Филиппович, говорят, ваша живопись неплохо продается. Выручку тоже тратите
на походы? 

— Почти всю! Мои картины идут в среднем от 800 до 1000 долларов — по расценкам
галерей Союза художников и Академии художеств. Но если дают, беру и просто от
людей наличными. В Писании сказано: «Стучите, и вам отворится. Просите, и вам
дадут». Но это не значит, что дадут сразу. Я — как нищий в метро: сто человек
пройдут мимо, а сто первый подаст. Мне всю жизнь открывается «сто первая дверь».
И я сам подаю бродягам, когда звенит в кармане. 

+— Почему вам дают деньги на экспедиции, а другим путешественникам — нет? 

— У меня есть, как говорят спонсоры, «стремление идеи». Я точно знаю, на что
беру, и всегда отчитываюсь до копейки. На меня потом мои же коллеги обижаются
— мол, я их обошел. Но что мешает им самим найти мецената, а потом ставить хоть
тыщу рекордов?! Я же нахожу! 
И я всегда прошу на что-то конкретное: например, на съемки фильма о жизни спрутов
(или кальмаров) — гигантов. А если бы просил на поиск НЛО, вряд ли дали бы. 

+— Что за съемки такие? 

— Мой новый кинопроект. Снять гигантских спрутов хотел еще Жак Ив Кусто, а его
идею подхватил новозеландский яхтсмен сэр Питер Блейк. Но в 2001-м Блейка на
Амазонке убили бразильские пираты… Три года назад французский яхтсмен Оливье
Керсасон во время гонки попал в аварию — спрут схватил яхту за перо руля и погнул
его. 33 метра длиной был тримаран, тогда самый большой в мире! Керсасону пришлось
отказаться от рекорда и вернуться в док… Секрет в том, что иногда спруты поднимаются
из глубины на поверхность моря
и их можно повстречать на 30-метровой глубине. Представляете, заснять, например,
битву кашалота со спрутом?! Мечтаю взять в аренду яхту Кусто «Алкиона», начиненную
глубоководным оборудованием, и поискать спрутов в Атлантике. 

+— Вас называют «Колумб наших дней», «Распутин от географии», «Универсальный
путешественник» (по аналогии с «Универсальным солдатом») и т. п. Что лучше? 

— Лучше всего — Федор Конюхов. Сам по себе бренд! 

^ИЗ МОРСКИХ ДНЕВНИКОВ Ф. КОНЮХОВА: 

«Сколько у меня врагов среди художников, альпинистов, полярников, яхтсменов.
Всех бесит, что я делаю. Они с яростью нападают на меня и всячески хотят опорочить.
Я прекрасно понимаю, что им не дано. Да они и не хотят вот так стоять и смотреть,
как наше светило Солнце уходит за горизонт Океана. И только я могу позволить
себе его созерцать. Только Федор Конюхов ушел в плавание, чтобы быть свободным
даже взглядом на солнце… Многие из толпы желают ущипнуть Федора Конюхова. Но
проглотить меня пока никому не удавалось,
я не по зубам». 
«Меня никогда не волновало золото. Помню, как-то раз был в гостях у своего знакомого
и зашел к нему в туалет, а там на сливном бачке висит гирька на толстой золотой
цепи. Я спросил, что это значит, а он ответил, так, с пренебрежением, что для
него золото — такой же металл, как и все остальные, и что та цепочка, которую
носят на шее «новые русские», всего-то нужна для того, чтобы смывать дерьмо в
туалете. Я с ним согласен». 
«Один мой товарищ написал в газете, что Федор Конюхов не разбирается в финансовых
делах, не имеет понятия о деньгах, но с какой-то легкостью находит деньги на
свои экспедиции… Я понятия не имею, сколько у меня денег, сколько мне платят
в университете. Для меня деньги — это абстракция». 
«Я хотел быть и, пожалуй, стал скандальной личностью. Спорной, непонятной, противоречивой.
Да, я хочу быть таким, и мне это нравится. Мне нравится, что у меня есть друзья
и враги». 

^Крест и банк 

ОКНА дома-мастерской выходят на часовню. Она стоит в мини-дворе за забором, а
напротив — окна банка. Служащие банка смотрят на золоченый купол и крест на нем
поверх своих компьютеров. Начинали возводить часовню православные строители,
а закончили католики с Западной Украины. И тех и других забирала милиция — за
отсутствие регистрации. Но храм все равно возвели. А деньги на строительство
нашли от продажи картин. 
На сайте Федора Конюхова есть сведения о часовне, поставленной в честь погибших
моряков, альпинистов и путешественников. Высота часовни 15 метров. Строили ее
4 месяца. В ней установлено 8 морских иллюминаторов, над входом вмонтированы
кованые якоря, а по периметру — якорная цепь. На фасаде есть таблички с именами
погибших героев — в том числе Георгия Седова, Жака Ива Кусто, Тура Хейердала
и Юрия Сенкевича. 
Федор и его жена Ирина мечтают, что, когда часовня будет готова к приему прихожан,
они вывесят на воротах расписание: в какие часы можно приходить и молиться. Чтобы
не только для самих себя. Я говорю Ирине, что, когда «семейная» часовня откроется
для всех желающих, их с Федором жизнь в бытовом плане может сильно измениться.
Она смеется: «Пусть меняется!», имея в виду, что после урагана в Атлантике, когда
их яхта едва не потонула, такие перемены к лучшему. Как раз после того случая
Конюховы дали обет — поставить
церковь. 

+— Кажется, что вы относитесь к океану как к живому существу, обладающему своим
разумом и волей… 

— А это так и есть! Только нужно к нему все время присматриваться. Даже если
с цветком начать разговаривать, он к тебе потянется. Вот у меня на подоконнике
растет авокадо — я с ним беседую, как с человеком… То же и в океане. Если к нему
обращаться по-человечески, без фамильярности, то, может, он тебя и пощадит. Однажды
в ураган, я считаю, меня цветок спас — фиалка, которую перед плаванием мне Ирина
в каюту поставила. Я не за себя, а как бы за ее спасение молился. Но на самом-то
деле я прошу и боюсь за себя.
Хотя в молитвах прошу Бога пожалеть черепашек, что живут на яхте. Каждый ищет
свою лазейку, за что-то хватается. Так что нельзя зазнаваться! Я потому и в одну
из кругосветок не на яхте, а на весельной лодке пошел — чтобы не ставить рекорды,
а примириться с океаном. 

+— Примириться или помериться? 

— Именно примириться! Перед этим я перевернулся на яхте — один. И решил, что
завяжу с морем. А через год опять потянуло… И всю дорогу, когда я шел на веслах,
ветер дул ровно, из Сахары, только красной пылью трещину в палубе забило. Другие
яхтсмены шли до меня — то шквал, то штиль. А у меня — тихая прогулка. 

+— Такое чувство, что вас в самом деле что-то хранит. Вы трижды переворачивались
в море, но каждый раз яхта всплывала как заговоренная. 

— Один такой случай меня особенно поразил. Перед гонкой французские яхтсмены
сказали мне: «Твои паруса пошиты в знаменитой фирме, но вместо двух швов по краю
прострочен один. Кто-то схалтурил». Надо было везти их в мастерскую, а я поленился.
И вот шторм, яхта лежит, паруса ушли под воду, киль не может опуститься и выровнять
ее. Вдруг на глазах у меня шов рвется, вода стекает с парусов и яхта поднимается!
А если бы было два шва, как положено, она бы не встала. Это было 4 апреля 2000-го
— на Пасху, возле Антарктиды,
1200 миль от Тасмании. А первый раз в жизни я перевернулся в 1998 году в 300
милях от Чарльстона, возле Майами, — третье кругосветное плавание. Мне тогда
исполнилось 47 лет. 

 +— А что спасло, когда вы погибали в океане вместе с женой и сыном? 

— В тот раз яхта начала ломаться от неправильной конструкции. И все из-за моего
замысла. Никто раньше не строил яхту для одиночки длиной 25 метров, максимум
— 18. А я захотел, и мне сделали. Ну и мачту, соответственно. От ветра и качки
мачта начала гнуться, по корпусу пошли трещины. А это было там, где погиб «Титаник»,
— холодина, айсберги. Четыре дня нужно пароходу, чтобы дойти туда — в центр океана…
Если бы у нас киль отвалился, мы бы в одну секунду перевернулись. Потом в один
ремонт пришлось вбухать 400
тысяч евро! И сейчас единственное слабое место моего катамарана — опять мачта.
Она слишком высокая и тонкая. А ведь мачта — это жизнь. В ней 35 метров высоты
и громадная парусность. Такая махина! Перед плаванием ее настраивают, как скрипку…


+— После того случая и решили поставить часовню? 

— Ясное дело, что не блажь ударила в голову. А потому, что тогда мы действительно
были на краю гибели. 

^ИЗ МОРСКИХ ДНЕВНИКОВ Ф. КОНЮХОВА: 

«Что меня преследует? Вот уже на всем пути Атлантического океана я чувствую,
что что-то или кто-то на яхте есть. Когда я резко оборачиваюсь, то не вижу, но
чувствую, что что-то мелькнуло. Когда я сижу и о чем-то думаю, а потом прекращаю,
потому что чувствую, что кто-то на меня смотрит. Но этот, кто преследует меня,
он недобрый, от него веет чем-то тревожным, и я боюсь его. Помню, на «Караане»
(одна из яхт Ф. Конюхова. — Авт.) тоже кто-то за мной наблюдал все время. Но
это был взгляд добрый и успокаивающий,
а здесь — нет». 
«Я сейчас очень сильно чувствую присутствие злых сил возле меня и моей яхты.
Они облепили меня и держат в своих клещах». 
«Когда в ураган яхта лежала в воде полузатопленная, все мое сознание говорило,
что это уже конец, что из этой передряги тебе, Федор, не выкарабкаться, ты бессилен
что-либо сделать… Забившись в угол своей яхтенной койки, прижав к сердцу иконку
Николая Чудотворца, я молился… С  рассветом третьего дня яхта начала подыматься,
как боксер на ринге». 
«Последнее время я не сплю в своей нише на яхте. Там, как в гробу. Оно (это чувство)
меня стало пугать. Внезапно проснувшись ночью в кромешной темноте от жуткого
страха, я спрашиваю себя: не в гробу ли я? Ощупываю руками вокруг осторожно.
На гроб не похоже. Нет. Пока не в гробу… Наверное, так люди начинают сходить
с ума. Так подкрадывается безумие. Но, может быть, я давно шизофреник, раз нахожусь
здесь, в океане. Но разве люди на суше нормальные? Там еще больше сумасшедших».


^Эверест и рыбка 

+— ВЫ КАК-ТО сказали, что с годами все труднее «оттолкнуть ногой берег». Но это
не останавливает! 

— Да, увы! Я всякий раз долго настраиваю себя, как мачту. Когда готовился к полярным
походам, перед сном включал магнитофон, а на кассете звучал мой голос: «Я дойду
до полюса!» Так и спал с ней. И еще до путешествия вел дневниковые записи, по
дням и часам, будто я уже в пути. И потом многие детали совпадали… А теперь уже
иду в плавание, потому что «не могу без». 
Вообще, дотронуться до склона Эвереста не так просто. Надо, чтобы приняла тебя
гора. Ты должен сначала духовно пройти этот путь. Сказано: «Если ты находишься
здесь телом, но не находишься духом, то сие бесполезно». Так и со мной. 

+— Почему вы путешествуете без спутников? 

— А потому что я по характеру такой — «морской волк-одиночка». Когда в 1970-х
шел с группой Дмитрия Шпаро на лыжах к Северному полюсу, имел одну цель: научиться.
А потом уже все сам! 

+— В Москве вы смотритесь чужеродным элементом — как бы не от мира сего. Это
вас не напрягает? 

— Иногда напрягает! Мне хочется не отличаться от других, чтобы не раздражать
людей. Вот я спустился с Эвереста — в темноте, слепой, с завязанными глазами.
Я там все передумал о жизни. И стал другим. Но старался скрыть это, чтобы вернуться
таким, каким меня знали. Однако не вышло. Помешало само слово: «Я был на Эвересте»…


^ИЗ МОРСКИХ ДНЕВНИКОВ Ф. КОНЮХОВА: 

«Сегодня мне исполнилось 47 лет. Я разглядываю свое лицо в зеркале, как я постарел.
Страшный. Глаза красные от недосыпания, под глазами мешки с морщинами. Волосы
в бороде поседели, а на голове поредели. Нос заострился от худобы и торчит каким-то
нелепым рубильником. Рот сжатый, губы синие и потресканные. Уши… ну, уши не видать
из-под грязных нечесаных волос. Уши у меня нормальные, даже не особенно лопоухие,
только их все равно не видать. 
Хорошо, что в океане меня никто не видит». 

^Пикассо в монастыре 

+— КТО вы по жизни — путешественник, художник или в самом деле авантюрист? Герой
или великий мистификатор? 

— Авантюристом меня называют те, кто мне завидует. Сейчас кроме своих экспедиций
я пишу картины и веду дневники. Я стараюсь быть разным, не зацикливаться на чем-то
одном. Меняю маршруты путешествий и так же поступаю, когда рисую: сажусь и прикидываю,
как сделать, чтобы было иначе, чем в прошлый раз, как себя «сломать»? А как только
«остановлюсь» — значит, все, пора на покой. А не хочется! 
А странствую я не ради славы и зарплаты. Океан — мой монастырь. Там я — как в
пустыне отшельник. 

+— Но когда-то со скитаниями придется распрощаться… 

— Я бы не хотел! Но если все-таки завяжу с морем, то займусь живописью или стану
священником.

Ваш Alex