Истории людей ( http://peoples.ru/ )
Михаил Швыдкой (http://www.peoples.ru/state/minister/russia/mikhail_shvydkoy/interview1.shtml)
Михаил Швыдкой: Последыш пастора Шуллера http://www.sem40.ru/interview/hot/14440/
Я персонаж из массовой культуры. Я не выдаю свою работу за образец высокого искусства.
Я люблю неправильное телевидение. Чтобы зацепить человека, его надо разозлить.
Формулировка “можно ли бить монголов” провоцирует положительность ответа… На
работе думать некогда… Мне ведь важно не свои мысли донести.
“Лучший отдых — на работе”, — сказал Михаил Швыдкой, когда мы договаривались
встретиться в выходной день у него в рабочем кабинете. Пожалуй, среди высоких
чиновников бывший министр культуры и нынешний руководитель Федерального агентства
по кинематографии — персонаж самый телевизионный. Не в том смысле, что его беспрерывно
в новостях показывают и в передачи зовут. Он сам кого угодно и пригласит, и покажет.
В своем самом громком проекте “Культурная революция”. Подробности тележизни “революционера
от культуры”
— в нашей беседе.
^Революционные мессы
+— Когда же начнется революция в “Культурной революции”?
— А искусство — это всегда революция. Оно должно изменять сознание людей. Ведь
одна из проблем нашей жизни и истории — это определенная неподвижность сознания.
И это всегда спасало Россию. Но патриархальность русской жизни во многом мешает.
Поэтому “Культурная революция” должна обсуждать те вопросы, которые помогают
изменить сознание.
+— Придумывая название “Культурная революция”, что имели в виду?
— Когда пять лет назад мы обсуждали название для программы с “Игрой ТВ” и кто-то
сказал “Культурная революция”, то я внутренне напрягся. Очень уж много дурных
ассоциаций. Ленинская культурная революция, китайская. Но в этом названии была
определенная задиристость, провокационность, хулиганство, если хотите. Уж больно
буржуазная жизнь развивается вокруг нас. Потребительская.
+— А это разве плохо?
— Нет. Видимо, это в природе человеческой.
+— ТВ может воспитывать?
— Скажем так. Мы все равно живем в телевизионном мире, в мире высоких технологий.
Я сейчас скажу хамство, может быть, но телевидение — это всего лишь способ коммуникации.
А есть ТВ как некий идеологический контекст, который создают люди, его делающие.
Телевидение вообще более архаично, чем Интернет, — оно не предоставляет свободы
за исключением свободы переключения каналов.
Меня многие ругают за провокационные названия. “Русский фашизм страшнее немецкого”,
к примеру. Но я делаю это по одной простой причине — люди должны остановиться.
Количество информации в год увеличивается в два раза, и человек скользит по поверхности.
Чтобы зацепить человека, его надо разозлить, удивить.
Другое дело — что мы иногда не дотягиваем до серьезной провокации.
+— Гостей вы утверждаете?
— Конечно. Главное для меня не только интеллигентность и ум гостя. А еще и энергетика.
Не важно, добрая, злая. Если есть энергетика, то он — телевизионный персонаж.
Как только гость — милый интеллигентный мямля, ему надо писать книжки, статьи
в толстые журналы. Мы ведь делаем шоу.
+— Для вас программа в первую очередь шоу?
— В том числе и шоу. Если не будет шоу, то люди не станут смотреть, они переключат
телевизор. Это своеобразная игра. Но в этой игровой форме мы пытаемся говорить
о важных проблемах, которые в игровой форме легче усваиваются. Телевизор — это
вообще игра.
Я много смотрю западное ТВ. Там есть утренние проповедники и ночные проповедники.
Возьмите передачу, которой заканчивают эфир немецкие или британские каналы. Это
ночная проповедь писателя, общественного деятеля о том, что такое хорошо и плохо,
где Б-г находится, как он влияет на жизнь человека. И посмотрите утренние мессы
американских проповедников — песни, энергия. Для меня “Культурная революция”
— утренняя проповедь.
^Министр без портфолио
+— Бывает, что у вас собираются серьезные люди и начинают обсуждать какую-нибудь
ерунду. “Новый год лучше старого” или “Новый год лучше встречать дома”. Вы это
в целях провокации делаете?
— В любой такой дурацкой теме есть очень важный поворот: попытка заставить людей
рассуждать. Людей, которым трудно рассуждать о том, почему импрессионизм искусство
менее важное, чем соцреализм. Мне ведь важно не свои мысли донести…
+— Вы заранее готовите финальный монолог?
— Упаси боже. Для меня это все комедия дель-арте. Я представляю, что это должно
закончиться через 52 минуты. Но чем? Представляю себе тему, гостей. Самое сложное
для меня — запомнить имена и отчества всех присутствующих ВИПов.
Все должно рождаться в живой эмоции. Когда смотрю на зализанную публику в других
шоу, то начинаю злиться. Для меня это другое телевидение.
Вообще-то телевидение этого не любит. Импровизаций.
+— Почему?
— Оно более структурированное, жесткое. А я люблю неправильное телевидение. Бывает,
что люди начинают такое нести! К чему совершенно не готов.
+— Как вы свою аудиторию представляете?
— Смотрят учителя, интеллигенция. Которым не хватает живого общения.
Знаете, странная вещь — у нас стали расти рейтинги. Что меня расстраивает. Я
считаю, что произошло это в том числе из-за изменения общего телевизионного ландшафта.
Ушли серьезные ток-шоу.
+— Это вас расстраивает?
— Ну да. На самом деле что-то еще осталось, но этого недостаточно. Тот же Познер,
который в последней программе про патриотизм начал использовать элементы ток-шоу.
Никого не хочу обидеть, но считаю его лучшим ведущим. Еще Николай Николаевич
Дроздов — гениальный ведущий.
+— Вы все о людях старшего поколения говорите…
— А у них есть биография. Посмотрите, кто на Западе ведет новости. Не говорю
уже об аналитических передачах. Это все люди по-жив-шие. А у нас? Эстетика молодежной
редакции Центрального телевидения сыграла революционную роль в России. Ребята
из ВиДа, из “Взгляда”, Малкин, Лысенко, Сагалаев — компания высокоталантливейших
людей. Они пришли вместо дяденек в костюмах и показали лицо молодой России. Но
эта эстетика уже, на мой взгляд, изжила себя, постарели персонажи.
^Искушение обложкой
+— Какую тему вам было бы неудобно вынести на обсуждение в передаче?
— Вообще, с точки зрения журналиста нет запретных тем. В принципе журналист должен
быть готов обсуждать любую тему. Но есть деликатные проблемы — национальные и
межконфессиональные. Их надо тщательно готовить, не полагаясь на импровизацию.
В формате ток-шоу такие темы крайне опасны. Сама возможность формулировки “можно
ли бить монголов” провоцирует положительность ответа.
+— Почему, как вам кажется, сейчас у нас из представителей классического искусства
раскручены личности не самые одаренные?
— Меня самого это мучает, и я себя за это мучаю. С одной стороны, надо работать
с массовой культурой. И телевидение — это массовая культура, даже если это канал
“Культура”. С другой — видел, как на моих глазах произошел переворот — три великих
тенора стали петь на стадионах. С одной стороны, они стали нести культуру в массы,
а с другой — толпа диктовала им свои вкусы.
И сейчас молодые таланты стоят перед искушением: пойти на обложки глянцевых журналов
или служить искусству, как Галина Уланова. “Любите искусство в себе, но не себя
в искусстве” — Станиславский был абсолютно прав. Как только молодые люди начинают
любить себя в искусстве, они сразу становятся героями и героинями светской хроники.
Говорю об этом с известной долей грусти.
+— Потому что вы сами не удержались от этого искушения?
— Я действительно персонаж из массовой культуры. И никуда от этого не деться.
Я не выдаю свою работу за образец высокого искусства.
^До шести “Революций” зараз
+— Скажите, когда вы пошли в шоу-бизнес, много ли пришлось ловить косых взглядов?
— Да все сказали: “Ты с ума сошел!” Я ведь считался серьезным человеком. Профессор,
публикации — все как у людей. И сейчас мне говорят то же самое: “Ты должен сделать
цикл лекций”. Положение серьезного ученого правильнее. Но мне нравится странный
мир телевидения.
+— Вы не чувствуете усталости от этого странного мира?
— Не-а. Пока публика не заметит…
+— Все-таки иногда у вас запал пропадает…
— Не хватает драйва? Последний год был очень тяжелым. В плане основной работы.
Сегодня выходной день, а я пришел сюда в девять утра и буду работать до девяти-десяти
вечера.
+— И ваша семья такое терпит?
— Они привыкли. Всегда работаю в субботу, иногда — в воскресенье. И когда здесь,
на основной работе, шел год перемен, то я выходил на съемочную площадку невеселым.
Вообще мне не свойственны грусть и уныние.
+— Вы оптимист?
— Абсолютный. Но в какой-то момент, я его помню, год назад, я заставлял себя
быть в хорошем настроении перед выходом на площадку. А когда ты имитируешь… Глаза
же не загримируешь. И люди это чувствуют. А если снимаешь четыре—шесть программ
зараз, да еще и ночью, а утром на работу?
+— Ваши гости — в основном люди в возрасте. Не думали приглашать больше молодых?
— Я совсем не против молодых. До 40% бюджета в кино мы даем на молодых — это
первые проекты. То, что мы сейчас потратили на биеннале, — это очень важный шаг.
Притом что я это искусство не люблю. Я вообще консервативен в своих вкусах. Но
понимаю, что без этого не будет движения.
^В тратах не стеснена лишь супруга
+— Вы по долгу службы бюджетом распоряжаетесь. А кто у вас в семье за бюджет
отвечает?
— Жена, естественно. Вообще чиновник сейчас не имеет права распорядиться суммой
больше 200 тыс. рублей. А проекты наши значительно дороже, все решают эксперты.
То есть у меня гораздо больше ограничений, чем у моей жены.
+— Вы, когда голодный, — злой?
— Вообще стараюсь не быть злым. Я, конечно, заводной. Особенно когда сижу за
рулем и попадаю в пробку. Но из любой ситуации стараюсь извлекать положительные
эмоции. Голодный — значит, идет процесс похудания.
+— А в пробке что для вас положительного?
— Можно подумать. На работе же думать некогда.
— Наверное, семье достается, раз вы “заводной”?
+— Ссоры с домашними ненавижу. Мне становится сразу стыдно, противно. Когда кто-то
на кого-то начинает дуться, мы стараемся мгновенно снять напряжение. Конечно,
самый принципиальный человек у нас в семье — мама. А мы все — конформисты, подлаживаемся
под нее, и все.
+— Вы за городом живете?
— Сейчас — да. А дети — в городе.
+— У вас есть дома любимый уголок?
— Кабинет, где могу сесть, почитать, пописать. Читаю много.
+— А если отвлечься от интеллектуальных занятий?
— Очень просто — в какой-то момент сваливаюсь и сплю три дня. Потом начинаю опять
работать. Удобно. Еще поплавать люблю — для этого у меня есть дней десять в году,
когда позволяю себе уехать на море.
===================================================================
Приглашаются к сотрудничеству авторы статей о людях,
писатели и просто фаны.