Эта история длится уже три года. Из-за халатности врачей годовалому ребенку перелили кровь ВИЧ-инфицированного, и уже третий год его мать бьется в судах, пытаясь найти справедливость. Следователь собрал доказательную базу, провел нужные экспертизы - но судья городского суда оказался соседом главврача больницы, к матери ребенка пришли сначала с подкупом, потом с угрозами… Дело дошло до суда, но его «заматывают», и скоро истечет срок давности преступления. Врачи и лаборанты продолжают работать в той же больнице. Корреспондент «Ферганы» разбиралась в запутанном деле.

Эта история началась 29 августа 2010 года. Сыну Гули – Алмазу - только исполнился год (все имена изменены). Бабушка взяла внука на руки, вышла с ним на улицу прогуляться - и споткнулась. Бабушка и внук упали на асфальт. В результате падения ребенок, ударившись головой, получил закрытую черепно-мозговую травму. Алмаз потерял сознание, у него остановилось дыхание.

Ребенка тут же принесли в приемный покой территориальной больницы маленького городка на юге Кыргызстана (название городка тоже пока не разглашаем - ред.), где малыша экстренно забрали в реанимационное отделение. Врачи диагностировали ушиб и отек мозга и решили, что необходимо сделать трепанацию черепа. Не сделали ни томографию, ни УЗИ с доплером - объяснили тем, что ребенок не транспортабелен, хотя аппарат УЗИ-доплер находился в 10 метрах от реанимации, и его можно было принести в палату.

После операции наступило улучшение, которое длилось дня два, но на перевязке обнаружили, что отек усилился. Шов снова вскрыли… Состояние ребенка не улучшалось, врачи ничем не могли помочь. Заведующий реанимационным отделением не подпускал к Алмазу других врачей и настаивал на постоянных переливаниях крови. Годовалому ребенку было сделано 11 (!) этих процедур, хотя уже после первых трех мать стала от них отказываться. Как потом доказала почерковедческая экспертиза, медсестры подделывали роспись Гули на разрешениях на переливание крови. Также потом выяснилось, что было внесено очень много изменений в историю болезни Алмаза.

После нескольких месяцев борьбы за здоровье Алмаза Гуля с сыном вылетели в Национальный центр охраны материнства и детства (ЦОМиД) в Бишкек. Ребенка спасли, в ноябре он вернулся домой.

Диагноз есть, виновных не найти

В марте 2011 года Алмаз и Гуля вновь прилетели в Бишкек на повторное обследование, сдали кровь на анализы. Анализ на ВИЧ Гули был отрицательный, у Алмаза – положительный…

Вернувшись в свой городок, Гуля начала обивать пороги городской прокуратуры и суда. Но безрезультатно: прокурор не хотел ни читать, ни тем более регистрировать ее заявление. Гуле пришлось писать письма в парламент, омбудсмену, в Минздрав и Генеральную прокуратуру. Наконец, в декабре 2011 года было возбуждено уголовное дело, которое вел старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Мухаммед Карашев.

После полугодичного расследования, в июне 2012 года Карашев предъявил обвинение заведующему трансфузиологией территориальной больницы и лаборантке. Суть обвинения заключалась в том, что они взяли кровь у ВИЧ-инфицированного донора. 7 июля Гуля получила уведомление генпрокуратуры о передаче уголовного дела в суд. Через неделю она отправилась в городской суд, чтобы узнать дату начала процесса и имя судьи. Но там ей сообщили, что заседание уже провели без ее участия. Почти месяц суд искусственно затягивали, ссылаясь на болезнь обвиняемого (однако в больнице, где он якобы лежал и куда зашла Гуля, чтобы это проверить, его не было), потом судья ушел в отпуск, потом заболела адвокат, затем болел новый судья и, наконец, заболел прокурор.

Параллельно предпринимались попытки запугать Гулю или договориться с ней. После того, как у переговорщиков ничего не получилось, сам судья начал намекать на 400 тысяч, которые собрали с работников больницы. Оказывается, по указанию главврача с зарплаты врачей удерживали по 1000 сомов, медсестер – по 500 сомов, санитарок – по 300 сомов. Гуля узнала, что персонал больницы буквально проклинает ее, так как им объяснили: деньги удерживают из зарплат, потому что Гуля вымогает деньги у главврача за отказ от уголовного дела… Поняв, что городской суд в полном составе на стороне обвиняемых, Гуля начала писать ходатайства об отводе судей и переносе производства уголовного дела в суд другого, соседнего района. Однако регистрировать ходатайства не стали.

Как выяснилось, председатель суда приходится соседом главврачу больницы, с ним же был связан и прокурор.

После тщетных попыток ускорить начало процесса, Гуля сказала председателю горсуда, что написала жалобу в Бишкек, в судебную коллегию. После этого сразу была назначена дата заседания – 13 сентября 2012 года. Прокурор и его помощник участвовали в процессе номинально, то есть только присутствовали. Вопросов не задавали, но грубо обрывали попытки Гули задать вопрос или попросить пояснения. 15 октября 2012 года горсуд вынес решение: «Уголовное дело должно быть направлено на доследование для восполнения пробелов следствия».

В судебную коллегию областного суда была подана апелляция, рассмотрение которой состоялось 27-29 ноября. Как и на суде первой инстанции, не была обеспечена явка свидетеля-донора, поэтому Гуля сама поехала в нему в кишлак, разыскала его и уговорила поехать с ней и дать показания. Донор оказался человеком порядочным, показания дал. Только это не помогло, и областной суд вынес такое же решение, что и городской.

Поданная уже в Верховный суд апелляция была рассмотрена 27 февраля 2013 года, суд постановил, что уголовное дело не нуждается в доследовании. Дело было вновь направлено для рассмотрения в городской суд, но в ином судейском составе…

«Самое страшное, что в июле текущего года истекает срок действия статьи, по которой обвиняется врач и лаборантка, и если суд и дальше будет так же тянуться – справедливости не добиться. А пока тянется судебная бюрократия, все задействованные в этой истории врачи продолжают работать, - жалуется Гуля. - Это уже хорошо сложившаяся команда, которая имеет отработанный алгоритм действий и прекрасно знает, что доказать их преступную деятельность сложно, практически невозможно. Они занимаются сбором крови. И по утрам возле отделения можно увидеть разных людей, внешность которых говорит сама за себя: алкоголики, бомжи, наркоманы. Люди, которые готовы сдать кровь за мизерное - 100-200 сомов - вознаграждение. А доза крови уже потом продается за 1200-1500 сомов. Сами подсчитайте, какой навар… А самое ужасное заключается в том, что это никак не доказать… Город маленький, и лаборанты знают своих «постоянных» клиентов».

Отдельно Гуля рассказала про городскую больницу. Пациентам прямо говорят, что все: лекарства, шприцы, спирт, вату, даже градусники и катетеры, - они должны покупать сами.

Министерство здравоохранения присылало в городскую больницу множество проверок, по случаю заражения Алмаза даже собрали коллегию, объявили выговор главврачу, но окончательное решение по нему оставили открытым до окончания суда. То есть факты, что заражение произошло именно в этой больнице, а трепанацию делали без предварительного обследования, минздрав не счел причиной для увольнения.

Материалы по факту сделанной «на глазок» трепанации следователь выделил в отдельное уголовное дело, однако срок действия статьи, по которой проходил врач - «Ненадлежащее исполнение профессиональных обязанностей медицинским работником», - уже истек.

«Надеюсь, что люди узнают о нашей трагедии, прочтут эту историю и поймут, что каждый живет, рискуя без вины получить подобную болезнь просто так, по халатности, безалаберности или алчности врачей-палачей, - говорит Гуля. - Иначе их назвать нельзя, они искалечили маленького ребенка, сломали мою жизнь, здоровье, лишили душевного покоя и надежд на будущее. Они продолжают работать и рушить судьбы людей! Мне так и хочется кричать на все улицах: «Люди, будьте бдительны, не доверяйте свои жизни таким врачам!»

Обвиняемый врач: «В лаборатории кровь проверили визуально»

Хотя решение Верховного суда было вынесено еще 27 февраля, городской суд до сих пор не начал новое рассмотрение дела. В пресс-службе ВС «Фергане» пояснили, что решение вновь рассмотреть дело в горсуде было направлено туда лишь 27 апреля, две недели оно будет почтой идти до горсуда, и лишь затем будет определена его дата.

«Фергане» удалось дозвониться до обвиняемого - заведующего отделением трансфузиологии - и задать несколько вопросов. Приводим наш разговор почти дословно.

«Фергана»: Как кровь ВИЧ-инфицированного попала ребенку?

- Это от донора. Его обследовали, все было отрицательно. Но вдруг через год и семь месяцев выявляется, что он положителен.

- Как это выявляется?

- Адвокат говорит, что он заразился после сдачи крови.

- Но у ребенка же выявили ВИЧ…

- Выявили, но причина, откуда [заражение] – не выявили. Он же оперированный. Много инъекций получил, может, заражение оттуда, но источник найти не можем.

- Вы считаете себя виноватым в том, что кровь ВИЧ-инфицированного попала к ребенку?

- Я себя не считаю виноватым. Мы все, что надо, сделали: обследовали донора, проверили анализы. Оказывается, в лаборатории по-другому, визуально (курсив наш - ред.) смотрели, аппарата не было, может, тогда запустили инфекцию.

- Вы имеете в виду, когда кровь проверяли в лаборатории?

- Да. Они сказали, что кровь нормальная, и мы ее дали на переливание.

- Я не поняла, донор заразился после переливания или все же в вашей лаборатории кровь неправильно проверили?

- Нам дали отрицательный результат.

- Но вы же сказали, что в лаборатории не было аппарата и они смотрели визуально. Как ВИЗУАЛЬНО можно проверить наличие ВИЧ?

- Они так сказали, что визуально смотрели.

- Как?

- Я не СПИДолог, но говорят, что в то время микроскопа или какого-то аппарата не было. Сказали, что кровь нормальная, мы ее перелили, а потом нам сказали, что у донора обнаружили ВИЧ. После этого (сдачи крови) он ездил в Россию, может, там заразился. Сейчас идет расследование. Но окончательных результатов нет.

- Ваших лаборантов из больницы уволили?

- Нет.

- Почему, если они без микроскопа проверяют наличие в крови ВИЧ?

- Это должен решать Минздрав. Я не могу увольнять.

Беседа была окончена. Однако через 10 минут мой собеседник уже сам позвонил и сказал: «Я донора не принимал, принимал другой доктор. Меня тогда не было. Как я могу заразить ребенка, если меня там не было?!»

- Но выше в интервью вы мне говорили совершенно другое…

- Да, донор был нормальный, но кровь выдавали сотрудники, не я. Выдает старшая медсестра. Если тест положительный, то мы кровь бракуем.

- Тогда почему по этому делу вы проходите, как подсудимый?

- И я об этом же говорю. Я не знаю, почему прохожу, как обвиняемый. Донора не видел. Даже донор сказал, что не видел меня. Я не понимаю, если меня не было, как я мог заразить ребенка. Ребенка жалко, но и меня жалко. Ладно, я бы участвовал в этом деле, но никакого участия не было.

На этом разговор был окончательно завершен.

В распоряжении «Ферганы» есть копия допроса обвиняемого (назовем его К.А.), где он говорит: «согласно карточке донора, там стоит моя подпись, значит, беседу с ним проводил я, а журнал регистрации по крови заполнил А. (имя другого врача). В настоящее время не могу сказать, проводил беседу с ним я или А.»

Следователь: «Все доказательства собраны»

Для получения полной картины мы встретились и со старшим следователем по особо важным делам Следственного управления Генеральной прокуратуры Кыргызстана Мухаммедом Карашевым

М.Карашев рассказал, что подсудимым - завотделением трансфузиологии и медицинской сестре-лаборантке территориальной больницы - вменяется статья 117 ч.4 «Заражение другого лица ВИЧ-инфекцией вследствие ненадлежащего выполнения медработником своих профессиональных обязанностей». Наказание за нее - ограничение свободы сроком до пяти лет либо лишение свободы сроком до пяти лет с лишением права занимать определённую должность или заниматься определённой деятельностью сроком до трех лет.

«По ВИЧ было предъявлено обвинение двум работникам. Что касается факта операции (трепанации) потерпевшему, то этот факт был расследован отдельным уголовным делом. Есть комиссионное заключение судебно-медицинской экспертизы, на основании которого было предъявлено обвинение по ст.119 ч.1 «Ненадлежащее исполнение профессиональных обязанностей медицинским работником», санкции по этой статье предусматривают лишение права занимать определённые должности на срок до пяти лет либо штраф в размере от 20 до 50 расчетных показателей. Это преступление относится к категории преступлений небольшой тяжести. Но в ходе следствия врач заявил ходатайство о прекращении уголовного дела за истечением срока давности. Срок давности по этой статье – один год. Дело в том, что потерпевшие к нам обратились в декабре 2011 года, то есть уже после истечения года. На момент расследования и выявления фактов нарушений уже сроки давности истекли, и дело пришлось прекратить», - рассказал следователь.

Рассказывая о ходе следствия, Карашев отметил, что им были добыты достаточные доказательства, и у него есть все основания полагать, что преступления были совершены медицинскими работниками больницы. «Именно их действия подпадают под 117 статью, поэтому мной вынесено постановление о привлечении их в качестве обвиняемых и предъявлено обвинение».

Комментируя заявления заведующего отделением, что он якобы в тот день не был в больнице, Карашев сказал: «Завотделением в тот день был на работе. Кроме того, в карточке донора, у которого взяли кровь, есть роспись этого врача. Это доказано следствием, карточка признана вещдоком и приобщена к материалам уголовного дела. Что касается донора, то согласно нормативным документам, в диагностике ВИЧ есть понятие «период окна». Например, сейчас сдают анализ, проверяют на инфекции, но анализы их не показывают. Но в срок до полугода эти инфекции могут появиться. Это и называется «периодом окна». В этом деле «период окна» был. В июне взяли кровь у этого донора, а в августе его кровь перелили. Но врачи не имели право этого делать: согласно медицинским инструкциям, врачи должны хранить кровь не менее 6 месяцев, после этого опять вызвать донора, провести контрольную проверку, и только, если кровь чистая, переливать ее. Однако на местах это правило не соблюдается, врачи объясняют тем, что у них нет оборудования для хранения крови в течение полугода».

Карашев отметил, что по итогам расследования уголовного дела Генпрокуратура вынесла постановление об устранении причин и условий, способствующих совершению преступления. В ходе следствия в больнице были выявлены нарушения, касающиеся только одного больного – этого мальчика. Нарушения эти были указаны в постановлении, оно направлено на имя министра здравоохранения и было рассмотрено на коллегии Минздрава в январе 2013 года. Пока официального ответа от министерства не поступало.

«Я не могу комментировать решения судов двух первых инстанций. Однако те основания, которые городской и областной суды указали и приняли за основу и согласно которым постановили направить дело на доследование, я считаю необоснованными. Они делают ссылку на факты, которые были предметом рассмотрения и расследования уголовного дела. Они указывают, что тот больной в первоначальных анализах не идет зараженным. Но есть инструкция медиков, согласно которой, если они выявляют ВИЧ у гражданина, то его кровь отдают в областные центры для перепроверки. После того, как областной центр даст ответ, что она положительна на ВИЧ, врачи сообщают об этом в соответствующие органы. Следственным путем мы установили, что у больного выявлен ВИЧ, а в журнале было написано, что донор не болеет, а потом вышли дополнительные анализы, что результат на ВИЧ был положительный. В связи с чем решение Верховного суда об отмене решений судов 1 и 2 инстанции, а также о направлении дела на рассмотрение в городской суд, но в новом составе суда я считаю правильным», - сказал Карашев.

«Уголовное дело было направлено в суд в начале июня 2012 года. Уже год его тянут, вот такая получилась волокита. И если так и будут тянуть до августа, то и по этому делу истекут сроки давности. Дело в том, что ст.117, по которой проходят другие два подсудимых, относится к категории преступлений менее тяжких, по законодательству по менее тяжким преступлениям срок давности – три года. Получается, что в конце августа текущего года, если суд так и будет тянуться, истечет срок давности и этого преступления», - заключил Мухаммед Карашев.

Злоключения этой семьи очень показательны. Три года мучений – и никакой справедливости. История заражения одного ребенка показала весь срез проблем Кыргызстана лучше, чем множество публикаций в СМИ: в этом деле, как в зеркале, отразились и низкая квалификация врачей, и плохое оснащение больниц, поборы, взяточничество, угрозы, родоклановость, несовершенство судов...

«Фергана» же будет продолжать следить за этим делом и надеяться, что Гуле удастся добиться справедливости. После решения суда мы опубликуем и имена врачей, и название города. Страна должна знать своих героев.

Екатерина Иващенко

Международное информационное агентство «Фергана»

8 апреля 2013 года директором бишкекского Государственного национального русского театра драмы имени Ч.Айтматова был назначен Александр Кулинский. Покидая театр, его бывший директор Борис Воробьев вывез мебель, световую и звуковую аппаратуру, костюмы и декорации, вследствие чего работа театра была приостановлена.

Как 3 мая сообщила пресс-служба МВД Кыргызстана, «несколько должностных лиц Государственного национального театра драмы им.Ч.Айтматова, в числе которых бывший директор Борис Воробьев, подозреваются в легализации денежных средств, злоупотреблении, похищении, уничтожении и сокрытии документов, штампов, печатей».

Оперативниками Управления по противодействию легализации незаконных доходов МВД совместно с прокуратурой Бишкека была проведена проверка по коллективному заявлению работников театра. В ходе проверки установлено, что в начале апреля 2013 года Б.Воробьевым был издан приказ, на основании которого ему «передали на хранение» документы, основные театральные костюмы, световая и звуковая аппаратура, после чего все это имущество было вывезено бывшим директором в неизвестном направлении.

3 апреля 2013 года Борис Воробьев был освобожден от занимаемой должности, но ни имущество театра, ни документацию, ни печать до сих пор не вернул. Объясняет он это тем, что документация и имущество были вывезены «с целью сохранения от уничтожения и для отчетности перед инвесторами». Кто у театра инвесторы, Воробьев не уточнил, однако сказал, что основная часть имущества театра принадлежит им.

Проверка также установила, что поступившие денежные средства из кассы русского театра драмы переводились в кассу общественного благотворительного фонда «Театральное подворье», которое занималось распределением этих денег. Учредителем фонда является дочь Б.Воробьева.

Сейчас театр им.Айтматова продолжает работать, однако пока спектакли идут только на малой сцене. О том, какие изменения ожидают театр, «Фергане» рассказал его новый директор Александр Кулинский.

«Фергана»: Как получилось, что вас назначили директором театра? (до назначения А.Кулинский, медиаэксперт, был членом общественной Комиссии по рассмотрению жалоб на СМИ).

Александр Кулинский: Было несколько требований к кандидату, я не был единственным. Я подошел больше, чем другие. Не могу сказать, какие это требования, это дело тех, кто выбирал. Но могу объяснить, почему я согласился. Когда-то я хотел стать актером этого театра, но не сложилось. И сейчас судьба предоставила мне шанс помочь театру, для которого настали реально тяжелые времена.

- Как вас воспринял коллектив?

- Актерская часть восприняла скорее положительно, чем отрицательно. Думаю, благодаря давним связям, со многими я знаком по 15 лет, когда-то ходил сюда на все спектакли. Была часть людей, которая оказалась недовольна таким назначением. Не потому, что не любили конкретно меня, а потому, что я стал противовесом Борису Воробьеву. Естественно, что его сторонники не могли меня воспринять с радостью. Они высказали свое негативное мнение. И правильно, что они это сделали, - все должны иметь возможность высказывать свое мнение. Но на сегодняшний день никто не уволен, сами они тоже не ушли. Им было сказано: сложилась такая ситуация, так давайте либо мы все будем вытягивать театр вперед, либо будем драть глотку, и в итоге ни у кого ничего не получится. Все останутся в минусе, не только я. Скажут: вы все вместе не смогли этого сделать, и это будет наш общий проигрыш. Если люди взрослые, понимают всю серьезность ситуации, - они подключатся. Но это выбор каждого.

- Насколько мне известно, уволенный директор театра продолжает в нем появляться. Как вы можете это прокомментировать?

- Своим приказом от 19 февраля 2013 года он сам себя назначил художником, причем с 1 февраля, то есть задним числом. Юристы разбираются, насколько это было законно, потом будут приняты решения. Воробьев ходит на работу, но реально в работе театра не участвует. У нас готовятся спектакли, но он не участвовал в их оформлении. 26 апреля должно было состояться совместное заседание технического и художественного советов, но Воробьев его фактически сорвал, о чем мне написали докладную.

У нас нет печати. И она, и документация находятся у Воробьева, он ее не отдает - говорит, что мы будем что-то подкидывать, переделывать... По этому факту возбуждено уголовное дело. Все, что зависело от меня, я сделал, теперь задача правоохранительных органов все это вернуть театру, потому что это не чья-то личная, а государственная собственность.

- Что будет с пристройками, которые окружают театр, и с теми арендаторами, кто находится непосредственно в здании?

- Фонд по управлению госимуществом при Правительстве Кыргызстана прислал предписание, чтобы привести это все в законное русло. На момент моего прихода здесь было зарегистрировано 43 арендатора: кабинет народного целителя, кабинет лечебных корейских кроватей, парикмахерская, маникюрный кабинет, курсы молодых скрипачей, компьютерные, турагентство, контора по производству баннеров и даже религиозные организации…

2 мая Первомайский районный суд вынес решение о сносе незаконных строений. По нему подана апелляция, которая рассматривается в городском суде. Была встреча со всеми, кто расположился в пристройках или арендовал помещения непосредственно в здании театра. У нормальных людей это называется «арендой», у прежнего руководства называлось «партнерами». Партнеры продолжают работать. Никаких притеснений с моей стороны нет. Они не виноваты в сложившейся ситуации и оказались ее заложниками. Выкинуть их отсюда никому, и в первую очередь театру, не выгодно, потому что театр находится в плачевном состоянии, государство при всем своем желании не сможет оказать помощь в нужном объеме, и арендаторы согласны помогать театру. Это веление времени.

- В прессе вы высказывали идею коммерциализации театра. Как вы себе это представляете?

- Коммерциализация театра подразумевает, что главным продуктом, который производит театр, являются спектакли. По большому счету, они должны приносить только часть прибыли. Посмотрите на практику даже самых крупных театральных объектов в мире. Например, Метрополитен-опера (Нью-Йорк) - казалось бы, он должен приносить прибыль. Но нет. Обратите внимание, что у них очень толстые программки - в 200 с лишним страниц, и половина объема - перечисление тех, кто помог театру. Там есть и те, кто пожертвовал более одного миллиона долларов. Везде, во всех странах мира театры получают поддержку не только и не столько от государства, сколько от меценатов и спонсоров. Так что коммерциализация в том смысле, о котором говорю я, это, во-первых, улучшение собственного продаваемого продукта, то есть спектаклей. Во-вторых, это достойная зарплата у актеров и сотрудников театра.

А зарплаты в театре такие, что плакать хочется: минимальная – 2,5 тысячи сомов, максимальная, которую получает художественный руководитель, – 12 тысяч сомов, это смешные деньги за тот труд, который приходится делать. Недавно было заседание профильного парламентского комитета, там также шла речь об этом. Мы должны переходить к иной модели финансирования. В том числе и с улучшением условий для меценатов. Меценаты охотно дают деньги, когда видят, на что они идут и когда имеют льготы за меценатство, это важно. У нас это 10 процентов вычета из годовой прибыли. Но в этом случае меценат должен показать свою прибыль, и вопрос, хочет ли он этого. В нашем случаем мы пойдем путем, принятым в США: фамилии людей и названия организаций будут напечатаны на табличках и вывешены в фойе, чтобы все видели, кто оказывает театру помощь.

Нам помогают и простые граждане, которые пришли на наш марафон 3 и 19 апреля. Когда здесь ничего не было, была полная разруха, они принесли осветительные приборы, звуковую аппаратуру, чтобы театр мог дать первый спектакль после всех разгромных событий. И во время марафона мы собрали около миллиона сомов. Однако меценатов, как в Европе, у нас нет.

- Пока коммерциализация будет представлена массажными кабинетами? Или вы намерены их ликвидировать?

- Я не могу дать ответ на этот вопрос, потому что не имею на это право. Все будет решаться в правовом русле.

- Хотелось бы, чтобы театр стал театром…

- Театр и должен стать театром, и это конечная моя задача, моя главная цель.

- Как так получилось, что в театре возникли все эти кабинеты?

- С точки зрения государства, схема, по которой это было сделано, была, мягко говоря, неверной. Сейчас ведется следствие. Когда оно закончится, будет дана оценка произошедшему, решение примет суд. Фонд госимущества прислал предписание переоформить все договора об аренде. 30% суммы уходит в госбюджет, а 70% остается театру.

- Как я понимаю, театру этого не хватало? Есть ли сейчас у театра долги?

- На днях нам пришло исковое заявление от муниципального предприятия «Тазалык», за вывоз мусора мы должны 63.399 сомов, оплата не производилась с 1 января 2013 года с учетом задолженности 2011 года. Этот вопрос также будут изучать правоохранительные органы, так как государство выделяет деньги на коммунальное содержание театра. Та же самая ситуация с отоплением – более 700 тысяч долга. Когда я пришел в театр, задолженность за электричество составляла 444 тысячи сомов. То есть первая задача, которую я решал, став директором, – чтобы театру не отключили электричество. Благодаря доброй воле арендаторов мы смогли погасить задолженность на 100 тысяч сомов. Также есть долги по компенсациям незаконно уволенным сотрудникам. Мы попросили увеличить финансирование театра во втором полугодии, потому что самостоятельно театр не сможет расплатиться с долгами.

Здание театра тоже нуждается в капитальном ремонте. Последний раз ремонт проводился здесь в 1985 году. Тут большие проблемы с канализацией, с лифтами. В госбюджете секвестированы статьи расходов на культуру, и сейчас стоит вопрос о том, что объекты культуры должны либо финансироваться по-другому, либо иметь больше прав для восполнения пробелов в финансировании.

- Перечислите, пожалуйста, по пунктам, что хотите изменить в театре?

- Во-первых, театр должен стать центром русской, русскоязычной, российской культуры. Он должен нести русскую и русскоязычную культуру в массы - я говорю о разных мероприятиях, выставках. Мы уже провели две выставки ко Дню Победы. До начала следующего сезона мы будем осуществлять это абсолютно бесплатно и для выставляющихся, и для посетителей.

Есть еще одна идея. В театре есть пятый отсек, который может использоваться для театральных постановок. Мы планируем ввести его в строй для спектаклей, так сказать, андеграундного направления, для театрального эксперимента.

Во-вторых, предполагается насытить репертуар русской, российской и советской классикой. Она должна быть преподнесена так, чтобы люди захотели ее смотреть.

В-третьих, восстановление духа театра, который поселился здесь с Владиславом Пази (Владислав Пази восемь сезонов (1984-1992) был художественным руководителем и директором театра - ред.). Это был театр, о котором все вспоминают. В те времена к нам на премьеры приезжали люди из Алма-Аты, Ташкента, и наша задача - вернуться к такому уровню.

И главное. Сейчас из названия театра выпало слово «академический», и все спокойно к этому отнеслись - во многом потому, что он перестал таковым быть. Поставлена задача к юбилейному, восьмидесятому сезону (2014-2015) вернуть это название - чтобы постановки, и игра актеров соответствовали столь высокому уровню.

- Насколько вы можете касаться художественной части?

- Есть четкое разделение между обязанностями художественного руководителя театра Нурлана Асанбекова и моими как директора. Моя задача состоит в том, чтобы решать огромное количество юридических и административных проблем. Его задача – заниматься творчеством. При этом мы можем высказывать свое мнение относительно работы друг друга. Пока никаких противоречий нет.

Мы вместе определили цели, который я описал выше. Я огласил их коллективу, и люди согласились.

- Что ожидать от театра в текущем году?

- Планируется четыре премьеры. Например, предстоит премьера, которой мы хотели открыть новый сезон, но актеры горят желанием работать, и мы выпустим ее сейчас - это спектакль «Стеклянный зверинец» по Теннесси Уильямсу. Для любого театра это знаковый спектакль. Закончим сезон «Женитьбой Бальзаминова» по Александру Островскому, все-таки юбилейный для Островского год.

Чем откроется новый сезон – пока решаем, но откроется он обязательно премьерой. 29 августа к нам приедет Свердловский государственный театр драмы, они везут сюда 9 спектаклей.

Отмечу, что новый 79-й сезон будет посвящен памяти трех актеров, которые когда-то играли здесь. Это Вячеслав Казаков, в честь него названа улица в Бишкеке, - в этом году ему бы исполнилось 100 лет. 100 лет бы исполнилось другому выдающемуся актеру русского театра – Леониду Ясеновскому, в этом же году исполняется 50 лет как он приехал во Фрунзе. И третий актер - Валерий Приемыхов, который несколько лет играл на сцене нашего театра. В декабре будет отмечаться 70-летие со дня его рождения.

А следующий, восьмидесятый сезон (2014-2015) будет юбилейным, и мы должны встретить его с блеском и показать театр во всей красе.

Екатерина Иващенко

Международное информационное агентство «Фергана»