Бизнес-ланч с Ксенией Собчак

Фото: Дмитрий Смирнов

Многие еще помнят времена, когда слова «инновации», «высокотехнологичные стартапы» и «IT-сектор» регулярно мелькали в новостях, создавая для любознательного журналиста множество информационных поводов. Те времена ушли, и случаев поговорить с умными людьми, разбирающимися в этих занимательных предметах, стало меньше. В этом смысле приятным сюрпризом стал очередной законопроект об ужесточении, запрете и недопустимости действий, известный как «пакет Яровой».

Среди всевозможных причудливых статей была в законе и норма, обязывающая хранить информацию о телефонных звонках и электронную переписку в течение полугода. Представители IT-сектора и телекоммуникаций сразу же сказали, что этот закон убьет их бизнес, а некий отставной генерал возразил им, что у государства всегда припасен для бизнесменов паяльник и утюг, так что пусть помалкивают. Все это вместе и создало прекрасный повод поговорить с Сергеем Белоусовым — венчурным инвестором, создателем компаний Rolsen и Parallels, основателем и генеральным директором компании Acronis, старшим партнером венчурного фонда Runa Capital... Наверное, целой страницы не хватит, чтобы перечислить все инновационные проекты, к которым Сергей приложил руку.

Особенно мне хотелось вспомнить вместе с Сергеем Белоусовым те недавние времена, когда высокие технологии в стране были в большом фаворе и он сам вместе с Владиславом Сурковым корпел над планами Сколковской новосиликоновой долины. Что изменилось в его отрасли с тех пор? И что нам всем теперь с этим делать?

О молоке и корове

Может быть, на последнем Петербургском экономическом форуме вы видели выступление профессора Массачусетского технологического института (MIT) Лорена Грэма, который буквально за пять минут объяснил, почему в России в принципе невозможна инновационная экономика: «Вы все время просите молоко, а я говорю, что молоко не продается без коровы. Создайте демократические институты, конкуренцию, охрану авторских прав — и появится Сколково».

На форуме я не был, но этого человека знаю. Он же не разбирается, как он может разбираться? Лорен Грэм — профессор Массачусетского университета, специалист по истории науки, талантливый и высококвалифицированный научный чиновник. Но он не настолько глубоко разбирается в экономике, особенно в российской. Россия — страна со сложной культурой, а культура больше, чем политика, имеет отношение к науке и технологиям. Теперь смотрите: в России по определению не может быть большой экономики, потому что в мире живет 7 миллиардов человек, из них в России только 2%.

Вы — человек с сингапурским паспортом, создали глобальную компанию. Вам не кажется, что вы сегодня не очень нужны здесь, среди этих двух процентов?

Простите, не понял: я им не нужен или они мне не нужны?

Такие люди, как вы, здесь не нужны. В России, очевидно, не инновационная экономика.

Во-первых, это не совсем так, а во-вторых, в России до сих пор производят математиков, физиков, программистов мирового уровня. Всего в России их примерно 500 тысяч, из них 5 тысяч — мирового уровня, 50 тысяч — очень хороших. Мне важно набрать эти пять тысяч людей мирового уровня. Лучшие мозги идут ко мне.

Вы понимаете, инновационная экономика — это какое-то общее понятие. Мы делаем компанию, мы надеемся, что она будет такого же размера, как, например, Google. Чтобы стать компанией с капитализацией, подобной Google, нам нужно будет, к примеру, иметь 10 тысяч инженеров — это не очень много. Можем их найти в России? Можем. Будут ли лучшие инженеры в России работать у нас? Будут. Будут ли лучшие инженеры Индии работать у нас? Нет. Почему? Да кто мы такие в Индии?!

Сейчас ваши продажи в России составляют 2%, два года назад эта цифра было около 3%. Это в районе статистической погрешности по сравнению с продажами в США — 35%, или в Европе — 40%. Зачем вам вообще продвигать бренд в России?

Здесь у нас половина сотрудников. Мы хотим нанимать здесь больше людей, и поэтому в России продвигаем бренд. В основном все-таки мы в России гораздо больше тратим денег, чем зарабатываем.

Зачем вам это?

Я родился в России и учился в Физтехе. В России я разбираюсь в том, что хорошо и что плохо.

Так называемый «пакет Яровой» — это хорошо или плохо? Как он повлияет на ваш бизнес?

Мы стараемся стоять как можно дальше от того, чтобы на нас могли влиять законы. Как-то мы говорили об этом с Аркадием Воложем. Тогда его партнер Илья Сегалович стал ходить на митинги на Болотной, а Волож ругался, потому что это политика.

Но вы с гордостью говорите, что ваша система хранения подпадает под российский ГОСТ, и, собственно, этот закон должен привести к увеличению ваших продаж.

Я пока детально не вникал в этот закон. У нас, как вы сказали, продажи в России составляют только 2%. Поэтому «закон Яровой» так уж сильно не повлияет на наш бизнес. В принципе, конечно, информацию нужно защищать, каким-то правильным образом хранить, информация должна оставаться на территории страны, в огромном количестве стран так и сделано.

Но вы понимаете, почему в России эта тема вызывает такое возбуждение определенной части общества?

Конечно, понимаю. Я также понимаю, что Россия вообще такая страна, в которой очень часто даже с виду безопасные инициативы превращаются в перегибы. Вы второй человек, который мне задает вопрос об этом законе, но я специально про него ничего не читал, чтобы не отвечать подробно. Если хотите, ради вас я прочитаю и пришлю вам свои мысли в течение 48 часов.

Фото: Дмитрий Смирнов

Мысли Белоусова (присланы через 14 часов после интервью)

1. Выполнение этого закона буквально сводится к хранению всеми операторами связи всего транзитного трафика за 6 месяцев. Это очень дорого и технически плохо реализуемо. Требуемый для этого объем носителей по порядку близок к мировому объему их производства. Россия такие носители не производит, придется импортировать все. Понадобятся новые дата-центры, в разы превышающие по мощности существующие. Эти дата-центры будут потреблять сотни мегаватт электроэнергии — как Брянская область, например. Вероятно, практическая реализация затронет гораздо меньшие объемы или просто будет провалена.

2. Обратите внимание на пункт 41 подписанного закона, который требует предоставить государству ключи шифрования. Это очень вредное требование. Чтобы предоставлять государству ключи, их необходимо, во-первых, знать, во-вторых, где-то хранить и, в-третьих, иметь способы передачи. Все это противоречит интересам безопасности. Неизвестно, понадобятся ли эти ключи государству, но злоумышленники разного рода будут очень рады открывшимся возможностям. Реализация закона на практике отбросит интернет-отрасль в каменный век и изолирует российский сегмент интернета от мира лучше, чем китайский файрволл.

На граждан, использующих end-to-end-шифрование для частных нужд, закон не распространяется: они не подпадают под определение организатора распространения информации и свои ключи отдавать не должны. А вот операторы сети или сервис-провайдеры должны, а поскольку этих ключей у них попросту нет, они попадают на штрафы.

3. Самое любопытное, что эта ненужная информация будет храниться в куче копий — по всем транзитным узлам. Существующие оптоволоконные сети сильно децентрализованы, для съема трафика придется или менять топологию, или собирать и сохранять информацию во множестве точек. Дедупликация в таких объемах и на распределенной сети очень затратна и не имеет экономического смысла. Ну а с шифрованием еще и невозможна в принципе, по крайней мере при текущих стандартах.

Таким образом, если за два года до практического вступления закона в силу правительство не переформулирует требования более разумно, Россия будет нести огромные расходы на хранение никому не нужной зашифрованной информации без возможности ее как-то использовать. Интернет-отрасль потеряет конкурентоспособность из-за вероятного отказа от мировых стандартов и изоляции внутри страны, а террористы и прочие злоумышленники совершенно не заметят никаких неудобств и будут продолжать пользоваться end-to-end-шифрованием или другими методами для обхода этого закона.

В любом случае, польза этого закона для борьбы с террором очень сомнительна, а отрицательный эффект для экономики России очевиден с точки зрения стоимости реализации, падения конкурентоспособности, недополученной прибыли и недоплаченных налогов. Заработают разве что строители дата-центров и систем хранения данных, собранных из импортных компонентов.

Как потерять двадцать миллиардов

Вам не кажется, что попытка создания инновационной экономики через какое-нибудь Сколково — абсолютно искусственная история?

Почему искусственная? Там есть конкретные программы. Результаты Сколково известны — они профинансировали 1432 проекта на приблизительно 10 миллиардов рублей.

Не это называется результатом. Есть Силиконовая долина, есть Instagram с капитализацией в миллиарды долларов, есть Apple, есть Google, есть Facebook — компании, которые меняли мир.

Я не могу на этот вопрос отвечать абстрактно. Силиконовая долина действительно есть, но 100 лет назад ее не было. Я не хочу ни демонизировать, ни романтизировать Сколково. Есть хороший способ потерять 20 миллиардов долларов: надо начать проект, для которого нужно 50 миллиардов долларов, тогда двадцати не хватит, и они потеряются. Сколково — проект, который в некоторый момент перестал быть политически важным, и его финансирование, хоть и большое, все равно в 3–5 раз меньше, чем нужно.

Сколково можно условно разбить на три части. Во-первых, недвижимость. Это офисные здания, они неплохо построены, подходят для научно-технологических проектов, и ничего в них ни ужасного, ни прекрасного нет — офисные здания во всем мире строят. На них, наверное, никто не потеряет деньги, а кто-то, возможно, заработает. Во-вторых, университет Сколтех. Я отношусь к нему достаточно презрительно. Мне вообще никогда было не понятно, зачем нужно поддерживать Сколтех, а не Физтех или МГУ, НГУ, СПбГУ. Зачем создавать университет, в котором каждый студент, каждый профессор, каждая статья обходятся бесконечно дорого? При этом все равно там есть какие-то студенты, какие-то ученые, они пишут какие-то статьи. Я надеюсь, что когда-нибудь Сколтех объединят с Физтехом или с МГУ, и он хотя бы не полностью исчезнет.

А третья часть — это грантовая программа. Она, безусловно, не идеально организована, но она неплохая. За время своего существования Сколково раздало несколько тысяч грантов различным проектам. Эти проекты-стартапы — многие из них мирового уровня — создали более 18 000 рабочих мест, их суммарная выручка более 80 миллиардов рублей. Это хороший результат. Там есть минимум сотня качественных проектов, у которых есть технологии, есть продукты, они продаются во всем мире. В России никакой другой фонд не поддерживает предкоммерческую стадию. Однако, несмотря на разработку технологий мирового уровня, отсутствует реальная связь и взаимодействие с индустрией. Например, среди резидентов Сколково есть компания ComfortWay, которая недавно закрыла первый раунд инвестиций в размере 6 миллионов евро от европейских телеком-компаний и частных инвесторов в проект универсальной виртуальной SIM-карты, работающей по местным тарифам операторов по всему миру. Другой резидент, WayRay занимается созданием устройства, которое способно расширить рамки привычных представлений о вождении, делая его более безопасным и эффективным. WayRay проецирует изображение на лобовое стекло в формате дополненной реальности. Кстати, она тоже привлекла частные инвестиции на 6 миллионов долларов.

Одним словом, вкладывать деньги в Сколково в некотором смысле лучше, чем спонсировать российскую женскую сборную по волейболу, например.

Фото: Дмитрий Смирнов

Это совпадение, что самые крупные гранты от Сколково получили компании, которые принадлежат вам? Компания Parallels, которую тогда уже сложно было назвать стартапом, компания Jelastic, Российский квантовый центр...

Самый большой грант — это, наверное, был Российский квантовый центр. Это научный центр, который занимается фундаментальной наукой с большим и краткосрочным прикладным потенциалом, он функционирует, пишет очень много статей в мировые научные журналы. И, кроме того, этот центр дал начало уже более чем 12 коммерческим проектам, из которых не меньше трех уже превратилось в отдельные компании. Но это все равно очень маленький процент всех денег. У нас просто были хорошие проекты, которые подходили под их грантовую политику.

Российский квантовый центр, который, как известно, создан по инициативе Владислава Суркова, получил крупнейший грант от Сколково, а именно 1,33 миллиарда рублей. Это как-то связано с вашей с Сурковым дружбой? Насколько я знаю, в 2011 году в кабинете Суркова были большие переговоры, в которых участвовал Вексельберг и нобелевский лауреат Вольфганг Кеттерле.

Центр получил грант с одобрения Владислава Суркова и при его поддержке, но не по его инициативе. Инициатива была моя, Миши Лукина и Евгения Демлера. При участии Вольфганга Кеттерле и Джон Дойла.

При этом на встречу пригласили блогеров Илью Варламова и Кристину Потупчик. Вам кажется, это адекватное восприятие реальности: сажать рядом нобелевских лауреатов, бизнесменов и Кристину Потупчик?

Давайте попытаемся съесть слона по частям. Первая часть слона: Российский квантовый центр никогда не получал 1,33 миллиарда рублей. Он должен был их получить, но...

...Сурков оказался в опале...

...и Российский квантовый центр получил от Сколково, я думаю, около 400 миллионов рублей, то есть намного меньше. Квантовых центров очень много в мире: есть в Сингапуре, есть в Барселоне. Бюджет хорошего квантового центра 30 миллионов долларов в год, плохого — 10, но меньше десяти никак нельзя. Современный бюджет РКЦ — порядка восьми миллионов долларов, и он, конечно, хуже, чем мог бы быть.

Вторая часть: почему этот проект был принесен в Сколково. Я искренне верю в то, что квантовые технологии — хорошая вещь. Мои однокурсники — профессора Гарварда Женя Демлер и Миша Лукин. Миша Лукин — самый цитируемый в мире физик. Они говорят: «Есть такая тема: можно сделать квантовые центры, которые будут заниматься наукой и технологиями в области квантовой метрологии, квантовой криптографии, квантовых компьютеров. Один центр — это 10, 20, 30 групп, у них такой-то бюджет, они так-то должны выглядеть».

В тот момент, когда мы пошли на встречу к Владиславу Юрьевичу, нам уже объяснили, что никаких 30 миллионов долларов не будет, забудьте. Сурков пытался нас убедить, что все-таки, может быть, мы начнем с трех групп, а мы пытались объяснить, что с трех групп никак не получится, это бессмысленно, потому что критическая масса существенно выше. В конечном итоге мы создали 10 групп, вы можете приехать туда и посмотреть, как они работают.

То есть вы считаете, что РКЦ — успешный проект?

Он удивительно успешный в отсутствие денег. Я член совета Сингапурского квантового центра, там бюджет как раз в три раза больше. Тем не менее у нас статьи лучше, но самое главное — у нас уже есть коммерческие проекты, хотя мы еще и на три года моложе!

Квантовый центр к концу года переезжает в МИСиС, в нем есть 10 лабораторий, это реально функционирующий проект, живой, который показывает пример другим университетам. Вообще-то говоря, к сожалению, этот квантовый центр сейчас не имеет отношения к Сколково, потому что Сколково перестало им давать деньги. И это как раз пример того, почему Сколково — хороший проект. Сколково профинансировало много проектов, которые во что-то выросли.

Фото: Дмитрий Смирнов

О лидерах и стартаперах

С Квантовым центром понятно. Теперь скажите, как случилось, что ваша компания Parallels, не будучи ни в каком смысле стартапом, тоже получила сколковский грант?

В некоторый момент люди из Сколково пришли к нам и сказали, что хотят профинансировать конкретные проекты существующих компаний.

Мы сказали им: да, у нас есть идея сделать облачное хранение данных, но сейчас на это денег нет. Если вы профинансируете 1/3, то мы найдем 2/3, сделаем это хранение, и оно будет продаваться. В Сколково сказали: «Отлично». Потом, правда, они подали в суд на компанию Parallels за то, что было потрачено 80 тысяч рублей на покупку пряников для программистов. 80 тысяч рублей, представляете? После гранта на 160 миллионов рублей компания Parallels судилась за эти пряники.

Месть?

Да нет, просто бюрократия. У них действительно по грантовому соглашению нельзя тратить деньги ни на что, кроме самого проекта. Я думаю, что люди в Parallels не знали, что нельзя тратить на пряники. У нас в офисе всегда лежит колбаса, хлеб для программистов, чтобы они больше работали.

Но разве не логично, чтобы Сколково поддерживало настоящие стартапы, а не компании, давно утвердившиеся на рынке?

Я часто слышал такое рассуждение: зачем помогать сильным компаниям, они сами разберутся, давайте помогать слабым. Это категорически неправильно: разумно помогать лидерам. Например, американское государство делает много грантовых программ с компаниями IBM, Microsoft, Google. Это происходит точно так же, как происходило со Сколково. Компания IBM сама по себе может сделать проект Х, а государство считает, что надо сделать проект Y. Компания IBM говорит государству: «Извините, мы не будем делать». Государство объявляет грантовую программу по Y, компания IBM подает на эту программу, получает грант и делает то, что государству хотелось. Гораздо эффективнее помогать компании IBM, чем стартапам, потому что вероятность того, что из стартапа что-то получится, очень маленькая.

Как устроена технологическая индустрия? Есть 10 тысяч компаний, из них 99% денег зарабатывает топ-10 компаний. Остальные в основном исчезают: либо их кто-то покупает, либо они банкротятся. Поэтому вкладывать нужно в лидеров. Если деньги имеют ограничения — только в рублях, только через российский фонд, только фиксированная доля, — то лидеры их не возьмут, им есть из чего выбирать. Сколково сумело создать такую систему, в которой оно давало деньги лидерам и лидеры их брали. Иногда это действительно выглядит странно: зачем надо было давать деньги Parallels? Ответ: давать нужно было, потому что в Parallels работал Cloud Storage, который активно продается. Parallels за это время заплатил гигантский объем налогов в России, создал огромное число дополнительных рабочих мест.

Тем не менее Сколково дало деньги многим совершенно обычным проектам. Например, лучший проект портфеля Runa Capital — это компания Nginx. Ее использует Facebook, LinkedIn, она, наверное, будет стоить 10 миллиардов долларов. Сколково сумело дать грант Nginx, притом что это компания, которая ведет бизнес во всем мире и чрезвычайно скептически относится к любым деньгам с российскими корнями.

Фото: Дмитрий Смирнов

В чем, на ваш взгляд, главная проблема стартапов в России?

В моей вселенной нет «стартапов в России», есть «стартапы в мире», потому что они во всем мире продают свои продукты. Сейчас ситуация для стартапов из России скорее хорошая, чем плохая. Стартапы питаются человеческими мозгами, а человеческие мозги сейчас стали более дешевыми, более трудолюбивыми, но их не стало заметно меньше.

Почему же тогда в России настолько меньше технологических стартапов, чем в Америке?

Во-первых, Россия как экономика во много раз меньше и в 10 раз моложе. Так что и проектов пока должно быть на порядок или несколько порядков меньше. Главное — динамика, важно, что будет через 25 или 50 лет. Во-вторых, до 90-х годов в России был коммунизм и стартапов просто не было. В-третьих, в России сейчас больше технологических стартапов, чем в Индии. Намного больше, чем в Сингапуре.

В России есть частные технологические компании: Mail.ru, «Яндекс», Parallels, Acronis, Acumatica, Nginx, Veeam, «Касперский», 1С, ABBYY. Многие из этих компаний являются мировыми лидерами. То есть ситуация совсем не плохая.

Я думаю, что основная проблема проблема у стартапов в России — отсутствие достаточных инвестиций в науку. К сожалению, наука — это вообще не опциональная вещь. В будущем машины будут ездить сами, самолеты летать сами, роботы будут брать интервью и отвечать на вопросы другим роботам, а вот без науки обойтись не получится. А в России больше внимания к другим, совершенно дурацким вещам — например, к спорту.

О текучести мозгов

Сейчас среди моих знакомых много разговоров о том, что большинство молодых перспективных специалистов уезжает из России по самым разным причинам.

К сожалению, нет. Я был бы рад, если бы всех так легко можно было увозить. Но люди очень странные создания: они имеют тенденцию заводить любовниц, жен, детей, иметь мам и пап. Тут можно посмотреть на статистику: из тех людей, которых мы наняли на работу, уезжает, может быть, 10%.

Это не маленькая цифра.

Не маленькая, но и не 100%. Ведущий инженер у нас зарабатывает 100–200 тысяч долларов в год. Это достаточно большие деньги, в Москве можно на это жить неплохо. В Силиконовой долине — не очень хорошо, там дорого, большая конкуренция. У инженеров большое эго, они любят заниматься интересными проектами, они хотят быть лучшими. Все не уедут. Но, конечно же, проблема есть.

Фото: Дмитрий Смирнов

Как ее можно решить?

Я считаю, что есть два способа решения этой проблемы. Первый способ: надо просто создавать больше мозгов, инвестировать в науку и образование. Пусть мозги утекают, потом некоторые притекут обратно. Есть и второй способ: нужно, чтобы в России было много таких проектов, как Иннополис, и на них обращалось внимание на высоком уровне. Чтобы работать ученым или инженером было престижно, уважаемо, интересно. Но при этом все равно люди будут уезжать.

Ваша идея оторвана от реальности. В Советском Союзе система образования и науки была очень сильной, но как только железный занавес убрали, все сразу уехали. Здесь то же самое: какой толк создавать бесконечные институты, Иннополисы и Сколково, если люди, получив хорошее образование, не захотят жить в этой среде.

Они же не все не захотят. Я думаю, не больше 20%. Это большой процент, но это просто означает, что себестоимость человека, который остается, увеличивается на 20%.

А не легче поменять среду?

Ну, конечно, лучше бы еще и поменять среду.

А почему вы об этом никогда не говорите?

Я говорю о том, что можно сделать. Поменять среду быстро нельзя.

Отличный ответ. Как в старом советском анекдоте: скорее марсиане прилетят, чем с Брежневым что-то случится.

Я, к сожалению, не проживу 100 лет. Но как раз такие проекты, как Иннополис, можно сделать быстро. Часть людей будет уезжать, но они уезжают отовсюду, не только из России. Из Германии, из Франции, из Англии в Силиконовую долину уезжает гораздо больше людей, чем из России. Да, нужно, чтобы здесь стало лучше, но лучше быстро невозможно сделать.

Фото: Дмитрий Смирнов

О любви к Отечеству

Вы — бизнесмен достаточно либеральных взглядов, и ваш отказ комментировать политическую жизнь России никого не удивляет.

Я просто в этом не разбираюсь.

Нет, я думаю, это единственно умная позиция для крупного бизнесмена в стране, в которой мы живем. Вопрос в другом: мне кажется, что иногда вы говорите вещи, в которые на самом деле не можете верить. В одном из интервью вы говорили о том, что люди должны покупать вещи российского производства не только потому, что они лучше, красивее, качественнее, а еще и потому, что потребителях должна быть ответственность и патриотизм. Вам не кажется, что это противоречит законам жизни? Человек покупает кофе, потому что он вкусный, а не потому, что он итальянский или он крымский. Если научимся делать кофе лучше, чем в Италии — будем покупать российский.

Я не спорю, но есть разница между тем, как относятся к французским продуктам французы и как относятся к русским продуктам русские. Французы хотят покупать французские продукты, даже если они такие же, как импортные или немного хуже. В России сам факт, что продукт русский, — это скорее минус, чем плюс.

Потому что государству нет доверия. Мы опять возвращаемся к защите данных.

Я считаю, что не очень хорошо, когда российская компания «Газпром» охотнее купит софт американской компании Veritas, чем софт компании Acronis, который производится в России. Доверие к российскому здесь очень сильно подорвано. Но оно было подорвано задолго до этого режима.

Оно подорвано тем производством, которое у нас было, и это очень сложно преодолевать.

Я думаю, что это как раз 100 лет и займет.

Что можно придумать, кроме госрегулирования налогами или запретами, чтобы заставить человека купить русские духи, а не французские?

Русские духи — это нереально, а вот русский софт часто бывает лучше.

Хорошо: «Ладу Калину», а не Honda?

Нет, опять плохой пример. Некоторые вещи в России делаются лучше, чем в мире.

Что мы делаем лучше, чем в мире, кроме софта Acronis?

Или «Касперского», или «Яндекса», или квантовой криптографии. Почему мы их делаем лучше? Потому что мы их научились делать тогда же, когда научились все остальные. Когда я говорю о побуждающих мерах, я говорю о фильмах про физиков, математиков, налоговых льготах, инвестициях в образование или в науку или таких проектах, как Иннополис. Помните, как в Советском Союзе? Должно быть внимание первых лиц к науке и технологиям, потому что мы — один образованный процент населения — скептически относимся к государству, а 99% не так плохо к нему относятся. Если первые лица начинают на что-то обращать внимание, население тоже обращает внимание. Во Франции это так, в Сингапуре это так, в Израиле это так, в Италии это так.

Вы часто говорите о Сингапуре. Там тоже жесткое регулирование, есть законы о блогерах. Почему вы предпочитаете жить именно там?

Я живу между Москвой и Сингапуром, Бостоном и Лондоном. Я живу там, где нужно бизнесу в данный момент.

Что в России не так, что вы решили отказаться от такого удобного с точки зрения налогов паспорта?

У меня был советский паспорт, потом я поехал в Сингапур, и в Сингапуре паспорт кончился. Я пошел в посольство, и мне сказали, что нужно поехать в Питер, записаться на прием, пойти в военкомат, пойти в налоговую, подать на паспорт, подождать три месяца. Это был 1999 год. У меня просто не было времени на все это, и я получил сингапурский паспорт.

Как вам это удалось?

У меня была хорошая компания, и министр связи Сингапура написал письмо, что я хороший, крутой и что я буду хорошим гражданином. Мне достаточно быстро дали паспорт. С ним пускают в 178 стран мира без визы.

Вы сейчас можете получить второе, российское гражданство?

В Сингапуре это запрещено, посадят в тюрьму на 6 лет.

Фото: Дмитрий Смирнов

А если здесь начнут с вами воевать? Компания у вас большая, жирная, Сурков вас уже не защитит. Перекроют вам въезд в Россию, назовут сингапурским шпионом, не поставят визы — как вы будете сюда ездить?

Понимаете, тут нужно оценивать риски. Есть такой риск, а есть риск, что меня собьет автобус. Мне кажется, то, что вы описали, — это не очень большой риск, хотя, конечно, он существует. В Сингапуре непросто найти настолько талантливых программистов. А в России я могу нанимать самых лучших, самых профессиональных.

Надеюсь, что меня здесь не объявят сингапурским шпионом.

Вы, как бизнесмен, постоянно сталкиваетесь здесь с государством?

Вчера сталкивался. Я летал на наблюдательный совет Новосибирского университета, и там был замминистра образования и науки Александр Повалко, и я с ним сталкивался. Понимаете, область науки всегда была менее политизированная. Даже в Советском Союзе было понятно, что ученых и технологов лучше сильно не трогать, а иначе просто перестанут летать самолеты и нельзя будет выиграть никакие войны. Государство вроде бы пока никак не мешает работать, и это уже хорошо. Но политический и юридический риск при работе в России, конечно же, выше, чем, например, в Германии.

А с какой страной он сравним? С Венесуэлой?

С Китаем. Там есть коррупция, и там так же могут перекрыть выезд или въезд, объявить шпионом. Понимаете, риск в России нельзя сравнить с Венесуэлой. В мире осталось три страны с имперскими возможностями: Китай, Америка и немного Россия.

Вы всерьез считаете, что в России остались имперские возможности?

С точки зрения размера военного бюджета, состояния и возможностей технологий, в частности военного значения, и размера армии Россия входит в тройку. Она все-таки уже не на том же уровне, что Китай и Америка, но это единственная другая страна в мире, которая может претендовать на то, чтобы стучать ботинком по подиуму Объединенных Наций.

Пока стучим только мы. Мне кажется, это самая большая ловушка для нашей страны: если бы страшненькой девочке с детства сказали, что она страшненькая, она бы не претендовала на титул Мисс мира. Проблема как раз в ощущении, что мы великая империя, притом что давно уже ей не являемся.

Я согласен, что скорее не являемся. Но нам приходится ездить по миру, шифровать, приватизировать, анонимизировать, и наши партнеры всегда с нами обсуждают, кто кого может прослушивать. Люди считают, что всех слушают китайцы, американцы, и потом, немножко подумав, все-таки вспоминают русских.

Как вы оцениваете государственный поисковик «Спутник»?

Бред. Пример того, как не надо делать. Что надо было сделать государству? Пойти и договориться с «Яндексом», дать деньги, сделать совместный проект. Вместо этого государство затеяло какой-то стартап.

Вы обсуждали это с людьми, которые реально принимают решения? Вы общаетесь с Никифоровым, наверняка вы с ним об этом говорили?

Конечно, говорил.

Они это понимают?

Ну, в какой-то степени.

Никифоров производит очень положительное впечатление: молодой человек нашего поколения с хорошим бэкграундом.

Во-первых, у них все-таки ограниченные возможности. Во-вторых, у людей очень развито эго. Много глупых решений люди принимают, потому что им хочется сделать что-то самим.

А «Спутник» сделать самим невозможно?

Невозможно, потому что есть очень небольшое число людей, способных написать хороший софт в этой области. Их нельзя нанять с улицы. В «Яндексе» человек, который пишет поисковик, — бывший сотрудник Parallels Александр Авдонкин. Но он же один пишет индексатор «Яндекса». Если его нет в «Спутнике» — нельзя ничего сделать, хоть пятьсот сотрудников нанимай. Пока люди этого не понимают.

Фото: Дмитрий Смирнов

Блиц

Назовите трех самых талантливых бизнесменов России.

Я думаю, что среди них, наверное, есть мои конкуренты: например, Ратмир Тимашев, компания Veeam. Я просто не очень хорошо знаю бизнесменов из других областей.

Вы не знаете Алишера Усманова, или Фридмана, или Галицкого, владельца «Магнита»?

Алишера Усманова я не очень хорошо знаю. Юрий Мильнер гранты ученым раздает. Дуров, Андрей Андреев (begun.ru, mambu.ru, badoo.com). Саша Абрамов, который занимается компанией Evraz, и его команда — достаточно позитивные и продвинутые люди. Этих людей я достаточно хорошо знаю. Безусловно, Фридман талантливый бизнесмен.

Это я вам подсказала.

Нет, Фридмана я сам хотел назвать, мы по нескольким проектам пересекались с его зарубежными бизнесами. Но я не очень хорошо его знаю — я никогда с ним не разговаривал, не встречался, не обменивался почтой.

Если бы у вас был один миллион долларов, в какой бы новый бизнес вы его вложили? Представьте себе, что никаких других денег нет, все остальное Володин у вас отжал через госструктуры.

Ужас какой! Я считаю, что если занимаетесь креативной деятельностью, нужно начать что-то делать, и потом вы придумаете, как это профинансировать. Есть некоторые вещи, которые я бы хотел сделать сам. Например, мне кажется, что было бы разумно решить проблему коммуникаций, чтобы мы могли с вами разговаривать в виртуальном мире, чтобы не надо было ехать на встречу и стоять в пробках.

Есть скайп.

Скайп — это не то. Хочется войти в особую комнату, надеть очки, и вы бы сидели передо мной, я бы сидел перед вами, и это было бы настолько же реально, насколько мы сейчас разговариваем. В принципе сейчас это можно сделать. Просто пока не дошли руки.

А если бы было всего сто тысяч долларов?

На самом деле не очень важно, какая сумма. Потому что вообще в таких проектах есть многоуровневая система финансирования: вы вкладываете сто тысяч, потом идете и получаете миллион, потом получаете 10 миллионов.

У вас есть волшебная палочка, дающая возможность изменить три любых закона в российском законодательстве. Какие бы это были три закона?

Я плохо в этом разбираюсь. Сейчас, например, меня раздражает, в какую сторону двигаются законы по импортозамещению. С моей точки зрения, тут очень все несложно. Есть страны типа Китая, которые последние 30 лет занимаются импортозамещением очень успешно. Основное правило заключается в том, что гайки надо закручивать медленно и по плану, сейчас на столько, а через 30 лет — на столько.

То есть вы бы остановили сумбурное импортозамещение?

Да, мне кажется, оно принесет вред.

Система налогообложения? Цензура? «Пакет Яровой»? Что вам лично мешает?

Я бы увеличил бюджет на науку. И сфокусировал бы этот бюджет вокруг приоритетных областей. Сейчас бюджет на науку абсолютно размазан.

Понятно. Третье?

Я бы, наверное, пытался сделать так, чтобы Россия децентрализовалась, чтобы было гораздо проще и удобнее делать бизнес, не имея центрального офиса в Москве. В Советском Союзе все-таки было много искусственно разбросанных центров. Россия все собрала в Москву. В Москве ужасные пробки, все очень дорого, но люди хотят жить и работать в Москве. То, что страна в такой степени централизовалась, совершенно неразумно. Даже в Англии Лондон все-таки не единственное место, где люди ведут бизнес. В России сложно представить себе бизнес, который может не иметь большого офиса в Москве.

Если бы у вас была возможность убить любой бренд вашего конкурента, что бы это было?

Понимаете, у нас такая область, в которой мы все время стараемся дифференцироваться, то есть быть разными. Тем не менее у нас есть два главных конкурента. Это компания Veritas и компания Veeam. Ратмир Тимашев, которого я назвал, основатель компании Veeam, а Veritas — старая американская компания.

А без какой из них вам было бы легче жить?

Без Veritas. Она просто намного больше.

Честный ответ, спасибо большое.

Новости

Применение допинга в российском спорте поддерживали представители министерства спорта России и Центра спортивной подготовки, говорится в докладе ВАДА, который подготовили под руководством Ричарда Макларена.

В докладе ВАДА сказано, что Минспорта «руководило, контролировало и проводило манипуляции с результатами анализов спортсменов». В этом также участвовали представители ФСБ России. За решениями о манипуляции с допинг-пробами стоял замминистра спорта Юрий Нагорных, а глава Минспорта Виталий Мутко знал об этом, заявил глава независимой комиссии ВАДА.

«Виталий Мутко был в курсе всех манипуляций с допинг-пробами. ФСБ, преемница КГБ, покрывала все действия с пробами "грязных" атлетов России. Как на московскую, так и сочинскую лаборатории влияли правительство РФ, ФСБ. Министр спорта Мутко напрямую влиял на подмену допинг-проб», — сказал на пресс-конференции Ричард Макларен.

В отчете отмечается, что Московская антидопинговая лаборатория покрывала спортсменов, которые применяли допинг. Система сокрытия положительных допинг-проб существовала в лаборатории с конца 2011 года до августа 2015 года.

Сочинская лаборатория в свою очередь пользовалось уникальным методом подмены проб «для того, чтобы принимающие допинг российские спортсмены смогли принять участие в Играх в Сочи».

Все свидетели, которых эксперты ВАДА опросили во время расследования, заслуживают доверия, а их доказательства надежны, отметили авторы отчета.

Комиссия ВАДА не собирается рекомендовать Международному олимпийскому комитету (МОК) отстранить сборную России от Игр-2016, завил глава независимой комиссии.

После публикации доклада ВАДА почетный президент Олимпийского комитета России Виталий Смирнов заявил ТАСС, что МОК не станет отстранять российских спортсменов от Олимпиады в Рио-де-Жанейро, несмотря на заявления ВАДА.

О том, что российские спортсмены употребляли допинг во время Олимпиады в Сочи, одним из первых заявил бывший директор московской антидопинговой лаборатории Григорий Родченков. Когда его уволили, он уехал в США, где дал ряд интервью, в которых рассказал о подмене проб россиян.

В ноябре 2015 года Всероссийскую федерацию легкой атлетики отстранили от международных соревнований на основании доклада ВАДА, в котором утверждалось, что российские легкоатлеты систематически употребляют допинг, а российские спортивные чиновники их покрывают.

Представители антидопинговых организаций 10 стран и 20 «спортивных групп» собираются попросить главу Международного олимпийского комитета Томаса Баха запретить всей сборной России участвовать в Олимпийских играх 2016 года, писала газета The New York Times перед публикацией нового доклада ВАДА.

Новости

«Сегодня добавлено [в систему продаж] минимум 20 тысяч билетов по 999 рублей с учетом всех такс и сборов», — сказал представитель «Победы».

Акция «Победы» распространяется на все направления зимнего расписания на даты вылета с 30 октября 2016 года по 25 марта 2017 года. Билеты по минимальной стоимости также будут добавлены на все новые направления авиакомпании. При этом на направления, которых нет в зимнем расписании (например, Сочи), акция не распространяется. В зимнее расписание входит 40 направлений из 58.

Авиакомпания «Победа» летает по 50 направлениям в России и 8 международным направлениям, в том числе в Испанию, Италию, Германию, Черногорию и на Кипр. Зимой компания также собирается летать в австрийский Инсбрук, однако пока расписание прилета и вылета в этот город не согласованы.

В 2015 году «Победа» продала 250 тысяч билетов по минимальному тарифу, говорил гендиректор авиакомпании Андрей Калмыков. В этом году перевозчик рассчитывает продать 270 тысяч таких билетов.

Новости

Полицейские устанавливают, причастен ли задержанный мужчина к нападению на Алмалинское РУВД Алма-Аты. Личность человека, обстоятельства его поимки и роль в преступлении, пока не раскрываются. Нашли ли при нем оружие, также пока неизвестно.

Ранее в понедельник, 18 июля, полицейские поймали 27-летнего преступника, который убил трех полицейских и одного местного жителя. Его задержали возле АО «Казахконцерт» с автоматическим оружием.

После происшествия в больницы Алма-Аты доставили 8 пострадавших, состояние которых оценивается как тяжелое.

Как жить

Иллюстрация: Сноб.ру

Каждый год в России примерно 12–14 тысяч женщин гибнут от домашнего насилия — по одной в 40 минут. В той или иной форме рукоприкладство встречается в каждой четвертой семье. 36 тысяч россиянок признаются, что терпят побои дома каждый день. Но это только небольшая часть общей картины, 60–70% женщин, которых бьют мужья, никому об этом не рассказывают. Кому-то просто стыдно, а кто-то боится обращаться в полицию, потому что может стать еще хуже. Одни не хотят развода, потому что тогда останутся без квартиры и прописки, другие цепляются за статус замужней женщины и готовы рисковать ради него здоровьем.

Елену не беспокоили ни деньги, ни жилплощадь — все это, как она говорит, у нее есть. Она просто до последнего надеялась, что ситуация изменится к лучшему и у нее будет нормальная семья.

— Мы с Олегом познакомились в 2011 году на сайте знакомств, — рассказывает она. — Он хотел семью и детей, по крайней мере, говорил, что хочет. Мы встречались где-то полтора месяца, потом я переехала к нему. А еще через пару месяцев он впервые меня ударил. Но мне тогда казалось, что мы оба взрослые люди, можно все обсудить, договориться. Ни родным, ни близким я ничего не говорила: перед подругами было как-то стыдно, а тревожить маму не хотелось, у нее слабое сердце. Да и к тому же я ни разу в своей жизни ни с чем подобным не сталкивалась и не знала, как себя вести, куда звонить. Олег говорил, что я сама виновата, спровоцировала его, и я почти готова была в это верить.

Елена думала, что тот инцидент — что-то из ряда вон выходящее и такого не повторится, но постепенно стало ясно, что Олега очень легко вывести из себя: неправильная интонация, плохое настроение — поводом для рукоприкладства могло стать что угодно. С другой стороны, были и хорошие периоды, когда казалось, что все может наладиться. Елене на тот момент было 33 года, она считала, что в этом возрасте надо уже поскорее обзаводиться семьей. Тем более она надеялась, что, если у них с Олегом появится ребенок, это как-то смягчит его характер.

— Где-то через год я поняла, что жду ребенка, — рассказывает Елена. — Беременность была довольно тяжелой, а дочка после кесарева сечения сразу попала в реанимацию. Ева вообще родилась довольно слабой, с дисплазией тазобедренного сустава, так что ей нужен был постоянный уход и куча разных процедур. Пока я всем этим занималась, Олег вечно сидел в интернете и упрекал меня в том, что я не уделяю ему должного внимания. Иногда я просила его посидеть с дочкой, но он в ответ только закатывал скандалы, говорил, что я вешаю на него ребенка, так что я стала обращаться к нему за помощью очень редко. Еще он постоянно говорил мне, что я перестала следить за собой, плохо выгляжу. Даже переехал спать в другую комнату — ему, мол, мешало, что я встаю по ночам кормить Еву. Честно говоря, я даже не знаю толком, чем он занимался все это время: работы у него нет, а в семейной жизни он никак не участвовал.

Елена — химик-технолог по образованию, ее рабочий стаж — 20 лет, и 13 из них она провела на руководящих должностях. До декретного отпуска она работала в крупной промышленной компании и планировала вернуться туда, когда Ева подрастет и ее можно будет отдать в детский сад. Но, когда дочке было чуть больше года, Олег начал постоянно упрекать Елену в том, что она нигде не работает и в семье нет денег. Она попробовала вернуться на старую работу, но там ей объяснили, что из-за кризиса и массовых сокращений не смогут взять ее на старую должность и зарплату и предложили хорошую компенсацию, если она решит уволиться. Елена согласилась, нашла для Евы детский сад и стала искать новую работу. Тем временем ссоры и побои продолжались, и в ноябре 2015 года Елена впервые решилась вызвать полицию и зафиксировать повреждения. Как она объясняет, в тот раз муж начал бить ее прямо в тот момент, когда она держала дочь на руках, причем он задел и ребенка тоже. Тут ей стало понятно, что нужно предпринять какие-то меры.

За медицинской помощью Елена обратилась в больницу, и там ей поставили диагноз: ушиб локтевого сустава, ушиб груди слева. Информацию передали в отдел по делам несовершеннолетних, и его сотрудники вызвали Елену к себе и спросили, нужно ли заводить уголовное дело против мужа, ведь это могло грозить ему тюрьмой. «Я ответила: “Зачем дочке отец-уголовник? Давайте просто поговорим с ним, может, одумается”». И написала заявление, что все произошло «по неосторожности». После этого случая ни о какой нормальной семье речи быть не могло — Елена с Олегом вели себя как совершенно чужие люди, и каждый раз, когда ссоры доходили до рукоприкладства, она вызывала полицию и снимала побои. В итоге она подала иски, и против ее мужа завели три уголовных дела по девяти эпизодам.

В конце января Олег собрал свои вещи и ушел — сам он говорил, что переезжает к отцу, но, где он был на самом деле, Елена особо не интересовалась. Как раз тогда дочка сильно заболела, нужно было постоянно возить ее к врачу и делать процедуры.

— Я не справлялась одна и много раз просила его, чтобы он приехал мне помочь, но он не реагировал. Однажды все-таки откликнулся и поехал с нами в поликлинику. Там он устроил настоящий скандал, стал кричать, что врач неправильно готовит ребенка к процедуре, в итоге начал ругаться со мной и сильно дернул меня за палец — так, что я упала на колени прямо с ребенком на руках, — говорит Елена. — Его попросили покинуть помещение. В общем, я была одна с дочерью, хорошо, что мама смогла быстро приехать из Нижнего Новгорода, чтобы мне помочь.

Иногда Олег все-таки приезжал увидеться с дочкой, но каждый раз дело заканчивалось скандалами и драками. Однажды он забрал из дома детское автокресло — Елена тогда не поняла зачем, но выяснять не стала. Когда она наконец нашла новую работу, она решила больше не жить в доме мужа и переехать к сестре. 31 марта она позвонила Олегу, чтобы рассказать о своем решении. Он тут же приехал и устроил очередной скандал, а потом вдруг сорвался с места и куда-то умчался на машине. Вскоре после этого Елена поехала в детский сад забирать Еву и выяснила, что дочери там нет — ее забрал Олег.

— Он отвез дочь к своему отцу и не пускал меня туда, — вспоминает Елена. — Когда я приезжала с полицией, они заходили внутрь, видели, что Ева жива-здорова, и объясняли мне, что ничем не могут помочь, потому что закон на стороне собственника: если меня не хотят впускать в квартиру, где находится мой ребенок, я ничего не могу сделать.

8 апреля прошло первое заседание суда по делу о разводе — судья постановила, что на время бракоразводного процесса дочка остается с отцом, а Елене назначили график общения с Евой. Причем график этот оказался очень неудобным — каждый вторник и четверг с 18:00 до 20:00, в первую и третью субботы месяца и в третье и четвертое воскресенье с 10:00 до 18:00 и только в присутствии отца ребенка. Елена и Олег живут в разных концах города, и приехать к шести не всегда получается: даже если отпроситься с работы в три часа дня, можно встать в огромную пробку и не успеть. Каждый раз, когда Елена понимала, что она задерживается, она писала мужу сообщения с просьбой перенести время, но он ни разу не согласился.

— Я очень редко вижу дочку, — говорит Елена. — А когда мне все-таки удается попасть в дом, каждое собственное действие приходится снимать на видео или приводить с собой адвоката или родственников — каких-то свидетелей, чтобы избежать побоев. Один раз я меняла Еве подгузник и увидела сильное раздражение. Я намазала ей кожу детским кремом, который был у меня в сумке, а Олег на следующий день отвез ребенка к доктору и заявил, что я специально что-то такое сделала, чтобы у нее появилась сыпь. А потом еще сообщение мне отправил какое-то дикое: «Не лезь ребенку в пах». Директор детского сада, куда ходит дочка, не пускает меня к ней, мне не рассказывают, как Ева себя чувствует, чем она занимается. Всю информацию я получаю от своих знакомых, которые живут в том же доме. Как я поняла, она целый день проводит в детском саду, а дома смотрит мультики — ей никто особо не занимается. Два раза, когда я приходила на встречу, у Евы была температура. На второй раз я позвонила в скорую. Так муж начал кричать в трубку: «Не приезжайте, она сумасшедшая!» Он не пускал в дом врачей, и пришлось вызвать еще и полицию. Он вообще постоянно — и на суде, и в разговорах с полицией — пытается всем доказать, что я невменяемая.

Зачем Олегу понадобилось забирать у нее ребенка, Елена толком не понимает: то ли из принципа, то ли он хочет, чтобы она платила алименты после развода, а не наоборот. Второе судебное заседание по бракоразводному процессу проходило в мае. Елена подавала ходатайство, чтобы ей разрешили забрать дочь себе, но его отклонили: мол, нет никаких причин увозить ребенка оттуда, где он находится сейчас. Елена также просила, чтобы ей разрешили забирать ребенка на выходные, но и это ходатайство тоже отклонили.

— Да, действительно, там у Евы есть все необходимое, она в более-менее нормальных условиях, — признает Елена. — Но ведь получается, что у нее нет матери. В апреле у Евы был день рождения, и меня к ней не пустили.

Елена говорит, что, если в итоге ей все-таки отдадут дочь, она не против, чтобы отец с ней виделся и забирал на выходные. Даже после всего случившегося она признает, что дочке нужен папа. Но мама нужна ей не меньше. Сейчас Елена надеется, что Олегу вынесут приговор за то, что он ее бил, и это поможет убедить судей, что Ева должна вернуться к матери: может быть, если бы Елена раньше сообщила в полицию, что муж ее бьет, и дело завели бы раньше, все могло бы сложиться совсем по-другому.

Впрочем, не исключено, что эта история и в самом деле была совершенно другой.

Когда я позвонила мужу Елены — Олегу, он первым делом сказал мне: «Знаете, как я предлагаю вам назвать ваш текст? “Как легко оболгать любящего отца и добропорядочного мужа”». Олег утверждает, что он никогда в жизни не бил Елену — наоборот, это она постоянно царапала его, да так, что до сих пор видны следы.

Есть старый советский мультфильм на стихи Генриха Сапгира, где рассказывается про принцессу и людоеда. В первой части говорится, что «погода была ужасная, принцесса была прекрасная», и вот, однажды, заблудившись в лесу, эта принцесса встретила людоеда, который ее чуть не съел. В середине повествования автор вдруг спрашивает: «А может, все было наоборот?» Дальше все начинается заново, только теперь уже со слов «Погода была прекрасная, принцесса была ужасная». И, разумеется, история переворачивается с ног на голову. Любой конфликт, если выслушать обоих его участников, становится похож на это стихотворение, и если сначала история Елены казалась мне вполне однозначной, то после разговора с Олегом все запуталось.

— До нашего знакомства Елена снимала крошечную квартирку в Московской области, — объясняет Олег. — И через месяц после начала отношений стала часто упоминать, что у нее заканчивается арендный договор и она не знает, продлевать ли его. И я предложил переехать ко мне. Вообще, она с самого начала играла роль этакой успешной бизнес-леди, а дома — заботливой жены и хозяйки, но хватило ее ненадолго. Потом выяснилось, что у нее огромная задолженность по кредиткам. Когда оказалось, что у нее нет даже обуви на осень и зиму, мы купили ей все необходимое и еще три пары сапог на выход. Вообще за первый год нашего брака она получила все то, о чем мечтает среднестатистическая русскоговорящая женщина: шуба, комфортабельный автомобиль, красивый дом, ребенок… А позже я узнал, что в 2012 году она вложила больше миллиона рублей в финансовую пирамиду и потеряла все эти деньги. Думаю, это очень подкосило ее психику — помню, во время свадебного путешествия она проиграла небольшую сумму в казино на морском лайнере, и у нее тогда случилась настоящая истерика прямо в игровом зале.

По словам Олега, Елена обманывает, когда говорит, что сама за все платила, а у него нет работы — он опытный маркетолог и получает хорошие деньги, кроме того, у него есть стабильный доход от инвестиций, а его жена большую часть брака провела в декрете, и ее денег еле-еле хватало, чтобы выплачивать кредит за машину.

— При этом характер у нее был кошмарный, нестабильный, так что мы еще до свадьбы ходили к трем семейным психологам, — жалуется Олег. — И все эти психологи мне посочувствовали. Два лидера плохо уживаются рядом, а жена то и дело пыталась командовать и устраивала истерики, причем на глазах у дочки. Да, в какой-то момент я действительно переехал в другую комнату — согласитесь, трудно спать в одной постели с человеком, который по сто раз на дню говорит: «Чтоб ты сдох».

Как рассказывает Олег, Елена всегда мечтала о сыне и, когда родилась дочь, была страшно разочарована. У нее никогда не хватало терпения подолгу возиться с Евой. Олег крепился и продолжать жить с женой, только чтобы не бросать ребенка, но в итоге не выдержал и засобирался к отцу.

— Она буквально выжила меня из дома, — говорит он. — А когда я заперся в комнате и стал собирать свои вещи, вылила воду на паркет под дверью, чтобы я, увидев лужу, открыл дверь и вышел. И после этого она говорит, что я ее бил. Разве битая жена не побоялась бы себя так вести? В общем, чтобы выехать из дома, мне пришлось вызвать полицейских.  

Уехав из дома и подав на развод, Олег даже особо не надеялся, что суд пойдет ему навстречу и позволит забрать ребенка себе. При этом он знал, что жена ищет новую работу, и боялся, что, если она устроится куда-то в родном Нижнем Новгороде, заберет дочку туда. Он предлагал Елене снять для нее с дочерью квартиру и оплачивать все расходы на ребенка, но она сказала, что будет брать деньги только наличными и сама решит, как ими распоряжаться. Вот как, по его словам, выглядела история с «похищением»:

— Однажды я ездил навещать Еву в детском саду, а когда вышел, мне позвонил сосед и сказал, что около дома стоит грузовик и жена собралась куда-то съезжать. Я примчался туда, а жена и ее мать выносят вещи. Я спрашиваю: «Куда вы?» Жена ответила, что уезжает в Лобню к сестре, а мать одновременно с ней сказала, что они едут в Нижний Новгород. И тут жена бежит к водителю грузовика и просит не говорить, куда они едут. При этом Елена мне не раз угрожала, что если я подам на развод, то я больше никогда не увижу свою дочь. Так что я действительно поехал и забрал ребенка из детского сада. Позвонив своему адвокату, полиции и органам опеки, я связался с женой и сказал, что с Евой все в порядке, она у меня и они скоро смогут увидеться. Ну а та, конечно, впала в истерику и даже приставала к дэпээсникам, чтобы они устроили за мной погоню.

Через неделю суд, изучив доводы и показания сторон, постановил на время бракоразводного процесса оставить Еву жить у отца. С тех пор, как рассказывает Олег, Елена уже несколько раз пробовала похитить дочь, пыталась заказать себе пропуск в детский сад, куда теперь ходит Ева, чтобы забрать ее, и придумывала другие уловки. При этом дочке у него живется совсем не плохо — каждый раз, когда он приходит забирать ее из сада, она «бежит к нему с радостными криками».

— Когда супруга приезжает навещать Еву, она говорит ей: «Вот папа сгниет в тюрьме, и мы с тобой заживем счастливо», — объясняет Олег. — Елена всем рассказывает, что дочка все время проводила у нее на руках и была к ней очень привязана, буквально за юбку держалась и не давала никуда отойти. И ставит это себе в заслугу. Да, оно действительно так и было. Но это разве нормально? Сейчас, живя со мной, дочка научилась сама одеваться, вылезать из кроватки и ходить на горшок. Меня приятель спрашивает: «Да что ты не отдашь ей уже ребенка? Жил бы спокойно». Но как я могу предать собственную дочь?

Если выслушать истории Елены и Олега, кажется, что речь идет о двух разных конфликтах в двух разных семьях. Общий момент здесь только один: Олег забрал Еву без согласия матери. Но, как объясняет адвокат Елены Алексей Паршин, сотрудничающий с «Правовой инициативой», в нашей стране такие действия не считаются похищением: с точки зрения закона родители равноправны, и один из них может увезти ребенка к себе, не спрашивая другого (хотя во многих странах такое поведение уголовно наказуемо). Впрочем, с точки зрения адвоката история выглядит вполне однозначно:

— Речь тут идет о домашнем насилии, которое может быть не только физическим, но и психологическим, — объясняет он. — Например, сейчас ребенок стал для мужа инструментом воздействия на жену. Если один супруг шантажирует зависимого другого, угрожает оставить без денег или квартиры — все это тоже домашнее насилие, и в каждой из этих ситуаций есть насильник и есть жертва. При этом насильники очень не любят, когда их жертвы уходят, и сразу пытаются найти инструмент, чтобы их удержать или вернуть. К сожалению, в России такие ситуации встречаются сплошь и рядом — у нас пока нет законодательства, направленного на профилактику домашнего насилия, да и сам термин юридически до сих пор не закреплен. А ведь нужны воспитательные меры, просвещение, защитные предписания для домашних тиранов…

Сейчас Елена и Олег ждут, пока суд проведет психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы решить, с кем должна остаться их дочь. До этого момента она будет жить у отца — по мнению судей, нет никакой причины возить двухлетнюю девочку туда-сюда, это ее только травмирует.

— У Елены есть доказательства того, что муж ее бил и продолжает бить сейчас во время свиданий с ребенком, — продолжает адвокат. — Но для суда, который занимается бракоразводным процессом, это не важно, пока нет обвинительного приговора. Судьи вообще стараются закрывать глаза на такие вещи, не рассматривать подобные ситуации в контексте домашнего насилия. Конечно, неправильно, что Елена долгое время не обращалась в полицию и не пыталась добиться для мужа наказания. Если бы сейчас он уже был признан виновным и осужден, это бы сильно упростило ситуацию. Так что в таких случаях вообще очень важно не молчать, фиксировать телесные повреждения, обращаться в полицию, органы опеки и попечительства и суды.

С другой стороны, как объяснил мне адвокат Олега Андрей Заикин, то, что против его подзащитного заведено несколько уголовных дел, а следы побоев задокументированы, еще ничего не доказывает.

— Это довольно частая практика, — говорит он. — Уголовные дела «по частному обвинению» заводятся очень просто: для этого тому, кто считает себя потерпевшим, достаточно подать заявление в суд, не имея ни свидетелей, ни особых доказательств. А следы побоев человек при большом желании может и сам себе организовать. При этом Елена не раз говорила, что готова забрать свое заявление, если ей отдадут ребенка, то есть для нее это просто способ надавить на Олега.

Как объяснил мне адвокат Олега, в этом деле есть деталь, о которой Елена упоминает очень редко: с самого начала, когда Олег подавал на развод, по его просьбе подготовили ходатайство об определении общения отдельно проживающего отца с ребенком.

То есть он не собирался забирать Еву себе и был не против, чтобы та жила с матерью, главное, чтобы ему позволили с ней общаться, поясняет адвокат. Но, когда это ходатайство должны были рассмотреть, Елена не явилась в суд, нормально общаться с дочкой Олегу не давали, а потом и вовсе возникла угроза, что Еву увезут в другой город. Тогда-то он и забрал ребенка у жены и изменил ходатайство.

Олег, чтобы доказать правдивость своей точки зрения, прислал мне и справку с работы, и договор о сдаче в аренду его квартиры в Израиле, и копию того, первого ходатайства, где просил установить для него порядок общения с дочерью — судя по всему, он действительно изначально не был против того, чтобы она жила с матерью. Еще он прислал мне много видеозаписей: вот его жена стоит за дверью дома и кричит, чтобы ей дали ребенка. Олег открывает дверь: «Успокойся, и я тебе ее дам». Но Елена как будто не слышит его и продолжает кричать. Вот другой ролик: Олег сидит за столом и смотрит телевизор. К нему подходит дочь, он сажает ее к себе на колени, вдруг появляется жена и буквально вырывает Еву у него из рук. Впрочем, как говорит сама Елена, муж во время ее посещений специально сначала доводил ее до истерики, а потом включал видеокамеру и начинал снимать, чтобы потом убедить всех, что его жена не в себе.

Кто в этой ситуации оказался преступником, а кто — жертвой, большой вопрос. Обе истории вполне типичны и правдоподобны. Каждый читатель может сам для себя решить, кому из них он больше верит и о чем эта история: то ли об обманутом отце, то ли о женщине, которая слишком долго терпела насилие.

Новости

От работы отстранили руководителей почти половины регионов страны — в Турции насчитывается 81 провинция. Кроме того, в Турции отстранили 47 глав районов. 103 генерала и адмирала арестовали, их начали допрашивать прокуроры.

Также власти отстранили 7899 полицейских, в том числе высокопоставленных сотрудников; у них отобрали оружие и удостоверения. Списки отстраненных работников разослали по всем отделениям полиции страны. Работы лишились 614 сотрудников жандармерии (входит в состав вооруженных сил Турции).

Ранее от работы отстранили 2,7 тысячи судей и прокуроров. По подозрению в попытке госпереворота задержали порядка 6 тысяч человек.

Группа военных пыталась совершить государственный переворот в Турции в ночь на 16 июля. Они вывели на улицы Стамбула и Анкары танки, после чего заявили о захвате власти. Турецкие власти подавили мятеж. Во время беспорядков погибли не менее 290 человек, свыше одной тысячи получили ранения.

После мятежа президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган поддержал предложение вернуть смертную казнь, которую отменили в стране в 2004 году.

Как жить

Есть у меня сосед — не то эрдель-терьер, не то пудель, но скорее всего, конечно, дворняжка. Зовут Хаппи (Хэппи?  — спросил я как-то хозяйку. Да-да, отвечает, Хаппи). Хаппи живет на первом этаже, я — на втором. Он целыми днями фыркает и роется в своем дворике. Что-то поищет сначала в одном углу, потом в другом; оросит дерево; сделает пару кругов для моциона; от души почешется. Потом все начинается по новой. Я, когда варю кофе, корчу ему рожи, а он в ответ лает, вполне, впрочем, добродушно. Если за окном чихнули в два часа ночи, это Хаппи не спится.

Но вот что интересно. В последнее время так себя ведет не только Хаппи. В последнее время так себя ведут вообще все. Выходишь на площадь — прохожие, вместо того, чтобы проходить, тоже что-то ищут, роются чуть ли не в помойках, и почему-то время от времени фыркают. И все это — не отрываясь от телефона. Охотятся на покемонов.

Не знаю, надо еще кому-то объяснять, что такое Pokemon Go? В курсе уже даже пенсионеры. Если забыть про дополненную реальность, то игра, пардон за каламбур, не стоит выеденного яйца. Есть карта города. На ней живут виртуальные существа. Их можно поймать, а потом улучшать. По большому счету это все. Некоторая новость для играющих заключается, действительно, в том, что все это происходит на местности. Хочешь поймать покемона — изволь оторвать зад от стула и прогуляться до ближайшего граффити на гаражах, которое почему-то стало благодаря Nintendo точкой силы.

Игры с GPS — подумаешь, откровение. Все началось еще с геокэшинга, когда нужно было искать передачки, оставленные другими игроками в точных координатах. Потом чего только не было, включая, например, Foursquare, который ведь тоже изначально был пространственной игрой, хотя, в отличие от покемонов, действительно полезной: можно было найти подпольный бар, или, черт побери, неплохой борщ. Идея накладывать виртуальный мир на реальный город тоже стара, как мир. Точнее — ей минимум четыре года.

Компания Niantic, разработчик Pokemon Go, зародилась в недрах «Гугла» как лаборатория, которая еще в 2012-м открыла секретный проект под названием Ingress. По сути он ничем не отличался (и не отличается) от Pokemon Go. Немного иной сюжет: вместо спортзалов и звездной пыли имеются шейперы и экзотическая материя. Но это все наклейки. Механика примерно такая же, только в точках силы на карте надо не тренировать пикачу, а взламывать порталы с помощью резонаторов. Или наоборот? Может, и наоборот.

Никакой нормальный человек, конечно, играть в это не стал бы. Только мои знакомые, не понаслышке знакомые с обязанностями системного администратора, добились сколько-нибудь серьезных успехов в «Ингрессе». И, между прочим, немалой кровью: сговаривались, находили время, толпами ходили брать штурмом вражеские порталы. Вот только батарейки у телефонов были тогда попроще, и игра быстро заканчивалась, так ведь и сейчас серьезные покемонщики вынуждены таскать с собой внешние аккумуляторы.

А почему нормальный человек не стал бы играть в «Ингресс»? Потому что там — о непонятном. Ведь если судить, например, по фейсбуку, нормального человека не интересуют шейперы и резонаторы. Нормального человека интересуют, например, котики. В «Ингрессе» резонаторы были, а котиков не было. И тут появляется Nintendo с покемонами. Кажется, дальше объяснять не надо.

При этом большинство неофитов (я проверял) вообще не знают, откуда покемоны взялись. Не слышали, что это — японская франшиза гаргантюанских пропорций, замешанная на двух культах: культе кавайи, то есть миленького, и культе потребления. Вся коммерческая суть идеи заключается в том, что рядом с нами живут волшебные зверушки. Их можно ловить, носить в кармане и давать им сражаться между собой. Задача — стать владельцем большого зоопарка. Всё! В принципе, если бы легенда допускала больше хтони —  кишки бы там летели во все стороны, или слетевшие с нарезки покемоны время от времени отгрызали бы хозяевам все, что следует, — это не казалось бы таким приторным надувательством. В конце концов, петушиные бои с точки зрения современной морали так себе, но адреналин-то вырабатывается.

Однако покемоны — франшиза детская, поэтому кишок там не предусмотрено. Зато предусмотрены сверхдоходы от продажи детям всякой фигни: коллекционных карточек, мягких игрушек, комиксов и прочей ерунды, на которой, если надеть очки из фильма Карпентера They Live, большими буквами написано: OBEY. Мудрецы уже предположили, что Pokemon Go — это инструмент контроля за телефонами всего мира, чтобы получать информацию с военных баз и кремлевских кулуаров. Нет, друзья. Это инструмент контроля за вашими детьми, а через них — за вашим кошельком. Мои дети иногда ноют: «папа, покажи мультик про покемона». Но я, несмотря на вероятные психологические травмы, твердо отвечают: нет, дети. Никаких покемонов. Будете смотреть «Республику Шкид».

Трагедия заключается в том, что у совершеннолетнего балбеса, который ловит покемонов в Аушвице, нет строгого папы. Никто не позаботится о его душевном здоровье. Да это и бесполезно: средний ловец покемонов и так уже вполне сложившийся зомби, который не отрывается от фейсбука, инстаграма и твиттера. И когда в руки ему попадает новый оригинальный инструмент для прокрастинации, измученный триггерами допамина организм с радостью тянется к той самой кнопке, которую сначала нужно было нажимать в Mafia Wars, а потом — в «Счастливом фермере». Сегодня это покемоны, завтра будет еще что-нибудь. Бакуганы, например, или инвизималс. Судя по нашей районной школе, они покемонам подметки режут.

Это как бы трезвая точка зрения. Но, если угодно, можно встать и на позиции гуманизма. Мир — боль. В нем отсутствует уют. Ты полицейский, проводишь восемь часов в день, патрулируя Бронкс. Наверное, приятно иногда вообразить себе, что вокруг живут, пусть даже и придуманные в секретных подземных лабораториях Хигаси-Кудзё, меховые белочки с глазами японской школьницы. Кто-то верит в домовых, кто-то в ундину, кто-то в чебурашку. Так и ты, забыв на секундочку об окружающих тебя покупателей «крокодила», смотришь на мир сквозь волшебное зеркало мобильного телефона. Кто первый бросит камень — или покебол — в этого слугу народа? Ведь это даже полезно: если проходить по десять километров в день, не страшно никакое ожирение, а ведь десяти километров как раз достаточно, чтобы высидеть два покемоновых яйца.

Так вот, возвращаясь к Хаппи. Раньше я его слегка презирал вот этим высокомерным презрением высшего существа к низшему. Но теперь даже зауважал. Теперь-то понятно, что он там делает во дворе: тоже ловит покемонов. Только у Хаппи покемоны настоящие — жучки, паучки, жужелицы — и наплевать ему на то, что сейчас это модно, а завтра уже нет. Он последователен в своем выборе. Чихать хотел на японские франшизы. Молодец, Хаппи, хороший песик! Хотя — я только что посмотрел — у него во дворе сидит довольно упитанный бульбазавр.  

Новости

«Что, больной, что ли?» — спросила молодая женщина по-русски, проехав мимо преступника.

Тот момент когда видишь террориста в лицо, девушке все равно #алматы #тычебольнойчтоли pic.twitter.com/HPhTAa3x1K

— ТАЙГОЗИН РУСТАМ (@taigozin) 18 июля 2016 г.

В социальных сетях опубликовано еще как минимум одно видео с автомобильного регистратора, на котором запечатлен вооруженный мужчина. На этих кадрах человек с автоматом идет по тротуару.

Около 10-11 утра двое вооруженных преступников напали на Алмалинское РУВД Алма-Аты. Преступники застрелили постового и взяли его автомат, после сего скрылись, сообщает Tengrinews. Во время нападения пострадали 7 полицейских, которые находятся в реанимации.

Полицейские начали преследовать злоумышленника, однако по ним открыли огонь. Погибли двое полицейских, рассказали в МВД Казахстана. После этого произошла перестрелка возле здания Комитета национальной безопасности.

Позднее один из преступников убил местного жителя и захватил его автомобиль. Ранее сообщалось, что нападавший также пытался завладеть машиной такси, однако в этом случае он никого не тронул.

Полиция задержала в районе АО «Казахконцерт» 27-летнего уроженца Кызылординской области, которого подозревают в нападении на РУВД. Правоохранительные органы ищут второго преступника.

В Алма-Аты закрыли все оружейные магазины и отделения банков, в аэропорту усилили меры безопасности. Также усилен контроль на границе Казахстана и Кыргызстана.

Новости

«Мои документы рассматривали 120 дней и в итоге завернули без объяснения причин», — сказал Лепс на фестивале «Жара» в Баку. Артист не привел никаких других подробностей.

В октябре 2013 года Лепсу запретили въезжать в США. Американский Минфин включил артиста в список людей, которых подозревают в связях с мафиозной организацией Brothers' Circle («Братский круг»). Эту организацию обвиняют в распространении наркотиков в Европе, Азии, Латинской Америке и США.

Григорий Лепс, как заявили американские власти, играл в группировке «Братский круг» роль курьера. В Минфине США считают, что певец мог заниматься перевозкой денег по поручению вора в законе Владислава Леонтьева, известного по прозвищу «Белый». Сам Лепс обвинения в связях с мафией опроверг, но подтвердил, что знает Владислава Леонтьева около 30 лет.

Одна из самых известных песен Григория Лепса называется «Я уеду жить в Лондон».

Новости

Новый корпоративный стиль компании состоит из двух элементов: фирменного знака и логотипа, на котором написано «Норникель». Фирменный знак — это стилизованный символ N, который выполнен в форме ленты и окрашен в два оттенка синего цвета.

Новый логотип «Норникеля»

Над новым брендом «Норникеля» работало три дизайн-бюро, которые подготовили 12 вариантов нового логотипа. В итоге был выбран тот, что создали специалисты DIRECT DESIGN Visual Branding (DDVB), которые раньше сотрудничали с «Башнефтью», «Газпромнефтью», «Татнефтью», «Ренессанс-кредитом» и «Альфа-Капиталом». В работе у DDVB было три варианта логотипа: один из них — консервативный — напоминал чем-то предыдущий знак «Норильского никеля», два остальных графически оказались более динамичны.

Вариант логотипа «Норникеля»

Вариант логотипа «Норникеля»

Решение сменить бренд было принято еще в 2013 году после утверждения новой стратегии бизнеса: ставку сделали на консолидацию активов, повышение эффективности и устойчивое развитие. «Приступая к работе над новым брендом, мы держали в уме, что словом brand называется не только визуальная упаковка чего-то, а в целом коммуникация смыслов и идей, которые несет наша деятельность», — говорит Лариса Зелькова, старший вице-президент, руководитель блока кадровой, социальной политики и связей с общественностью. — Прежний бренд успешно отработал повестку, которая была актуальна для компании в начале 2000-х годов».

Прежний логотип «Норникеля»

Бренд-стратег DDVB Александр Ермилов рассказал, что работая над ребрендингом «Норникеля» за основу были взяты два ключевых слова, которые характеризуют компанию: «надежность» и «надежда».

Александр Ермилов:

Мы провели большой аудит бренда компании, когда искали ключевые слова, на которые будет опираться построение новой коммуникации. Почти сразу в обсуждениях стало фигурировать слово «надежность». Это и свойства продукции компании — когда металлы добавляют в материалы и сплавы, они становятся устойчивыми. И тот факт, что за всю историю компании, «Норникель» ни разу не сорвал ни одной сделки. И то, что у компании высокая репутация на рынке труда: и зарплаты высокие, и уровень жизни. И то, что компания подтверждает индикатор «голубой фишки» на мировом финансовом рынке. «Норникель» делает мир надежным» — такой краткий вариант миссии.

Однако также почти сразу стало понятно, что «надежность» — это с одной стороны, про ответственность, профессионализм, сотрудничество, а с другой — про статичность. Но компания не стоит на месте, развивается. Плюс у «надежности» есть такое чрезмерно деловое звучание — понятно, что мы работаем с серьезной большой b2b-компанией, но люди, которые работают здесь не менее важны, поэтому нам хотелось добавить в новый бренд чего-то человеческого, теплого.

Слово «надежда» этимологически восходит к древнерусскому слову «надежа», или «надежда»; это слово для Норильска — одно из самых важных. Аршинными буквами оно встречает всех приехавших сюда. Надежда — это топоним, так назывался аэродром Норильска и главный металлургический актив компании — Надеждинский. Эрих Фромм в книге «Революция надежды» называл ее дневными мечтаниями, надежда — это то, что мы себе загадываем, что мы ставим в качестве цели, это предтеча веры.

Отсюда отчасти идет и выбор цвета логотипа: это и реверанс в сторону прошлой айдентики, и цвет никелевой и медной руды, и исторически сложившееся восприятие слова «надежда». Графически нам хотелось отстроиться от прежнего логотипа, поэтому был выбран вариант скругленной графемы, которая с одной стороны напоминает восьмерку — знак бесконечности, с другой — два полушария, между которыми есть ребро жесткости. Это простой знак, устойчивый и уравновешенный, который хорошо смотрится и в качестве эмблемы, и клейма на продукции, и может быть исполнен и в цвете, и в черно-белом варианте.

Во время ребрендинга также особое внимание уделили новому названию компании. В частности, предлагалось полностью сменить наименование, но в итоге разработчики остановились на разговорном варианте «Норникель» — это название, как показали опросы, многие воспринимают как официальное. Ермилов говорит, что новое название оказалось более концентрированным, собранным и целостным.

Новый бренд будут внедрять в течение 2,5 лет. Наименования наиболее знаковых площадок сменят достаточно быстро, а все остальное, например, спецодежду рабочих, станут менять по мере «выбытия».

Сайт «Норникеля» в новой айдентике уже запущен.

Как жить

Фото из личного архива

О себе

Можете считать меня шпионом. Да я шпион и есть. С 2007 года я работаю в Главном разведывательном управлении полицейской разведки по борьбе с терроризмом. Мне запрещено раскрывать информацию о текущих расследованиях. В нашем отделе 16 человек. Преимущественно мы занимаемся программой «If you see something, say something», когда проверка сообщений о подозрительных лицах или предметах выходит за рамки компетенции патруля, работающего на месте. Но и массовые убийства — тоже в сфере нашей компетенции.

В отличие от тех, кто был в Крыму, мы действительно вежливые люди. Я никогда не буду говорить подозреваемому, что он гнида и террорист, и поэтому я пришел его арестовывать. Ни палочной системы, ни нормативов по числу арестов у нас нет. Я сначала разберусь и все проверю. Бывает, что некоторые таким образом просто счеты сводят, и тут уже нужно идти проверять того, кто предоставил недостоверную информацию.

От работы я испытываю удовлетворение. Мне нравится, когда мои друзья говорят: «Когда Юра на службе, мы можем спать спокойно».

О России

Я родился в Первоуральске. Это крошечный городок с населением 108 тысяч человек на границе между Европой и Азией. Главным предприятием Первоуральска был химический завод, и продолжительность жизни там редко достигала 50 лет.

Мне всегда хотелось изучать медицину, и поступать в вуз я поехал в Екатеринбург. Два экзамена я сдал хорошо, а на третьем преподавательница сказала мне: «Так ты еврей? Пока я здесь, ты никогда не будешь учиться в медицинском вузе». Я никогда не был верующим, ермолку не носил — в моей семье это было не принято. Но все равно было очень неприятно.

Шел 1990 год. Пришлось идти в медицинское училище. Я жил в общежитии, участвовал в художественной самодеятельности (помню, даже играл Зевса в спектакле «Красота спасет мир») и параллельно работал в скорой помощи. Через два года я законончил училище с красным дипломом и поступил в тот же самый вуз, сдав всего один экзамен. Как-то во время сессии я снова встретился с той самой преподавательницей. И она снова хотела меня завалить. Спас начальник кафедры, который тоже оказался еврейских кровей. На экзамене он не позволил поставить мне «неуд». Эта «тройка» — единственная в моем дипломе.

О бандитах и чекистах

Однажды в Екатеринбурге я попал в аварию. «Мерседес» сложил в гармошку мои «Жигули». Я чудом остался жив. На следующий день из протокола выяснилось, что это я напился и, сдавая задним ходом на полной скорости, разбил «Мерседес». Русские менты продали его владельцу мой адрес, и он стал требовать денег на ремонт машины.

Были 90-е. Назначили стрелку в центре Екатеринбурга. Я пришел туда с двумя знакомыми ребятами из ФСБ. Владелец «Мерседеса» появился в сопровождении двух пацанов в костюмах «Адидас». Инцидент был исчерпан. «Твоя крыша покруче моей», — сказал он мне. Круглосуточную охрану, впрочем, мои друзья из ФСБ обеспечить мне не могли. Пришлось валить из города. Сначала в Москву, потом — в Америку.

Но бог не фраер. Несколько нет спустя, уже здесь, я узнал, что владельца «Мерседеса» переехали на машине и покалечили.

О переезде

8 июня 1997 года мой самолет приземлился в JFK. По-английски я не знал ни слова. У меня был здесь старший брат и он первым делом сказал мне: «Я уже съел свое ведро дерьма здесь. Теперь твоя очередь, и помогать я тебе не буду». И я пошел работать.

Моя первая зарплата была три доллара в час. Я работал 14 часов продавцом в русском магазине, еще 6 часов в день я учил английский. На сон оставалось всего четыре часа. Свою первую машину в Америке я купил через три месяца за 450 долларов. Еще 920 долларов мне пришлось потратить на ремонт: на машине живого места не было, заднее сидение подпиралось ящиком молока.

Я менял крыши домов, был помощником физиотерапевта в русском медицинском центре, работал массажистом в салонах красоты. Через два года я заговорил по-английски. А потом случилось 11 сентября.

Сразу после теракта я  пошел сдавать экзамены в полицейскую академию. Кроме того, незадолго до этого по Нью-Йорку прокатилась волна арестов русских по делам о мошенничестве со страховками. У меня уже был опыт работы в русской медицинской компании, я даже думал о подтверждении своего диплома и карьере врача. Но после этого я решил, что лучше быть по эту сторону баррикад.

Фото из личного архива

О том, как стать американским копом

Люди часто идут в американскую армию, чтобы получить гражданство по ускоренной процедуре. В полиции все иначе — американский полицейский обязан быть гражданином США. Я начал процедуру поступления в академию чуть раньше, успешно сдал экзамены, но был зачислен только тогда, когда получил гражданство.

Все кандидаты проходят строгий отбор. Сначала сдаешь нормативы по физкультуре, потом проходишь психологическое тестирование, которое занимает шесть часов. А потом ты проходишь через процедуру проверки бэкграунда, когда всю твою жизнь, начиная с рождения, рассматривают через микроскоп. Раньше могли отказать, если у человека было больше двух штрафов за неправильную парковку. А теперь даже арест за незначительный проступок могут простить. Например, помочился на стену дома. Но если арест за преступление, тогда, конечно, о карьере в полиции думать не стоит. Важен, разумеется, и общий образовательный уровень. Нужно отучиться либо два года в вузе, либо отслужить те же два года в армии.

Само обучение длится шесть месяцев. Было много физических тренировок, также мы изучали законы, а потом на практике отрабатывали, как стоит себя вести в конкретных ситуациях. То есть буквально устраивали театр в классе. Например, выбирали двух человек на роли мужа-агрессора и женщины-жертвы. Сценарий был четко прописан. Действия полицейского — тоже. Такую пару нужно разделить и вывести в разные помещения, но только не на кухню, потому что это место хранения холодного оружия.

После трех месяцев обучения курсантам выдают пистолеты и отправляют на практику в полицейский участок. Потом они возвращаются и заканчивают образование. Выпускной в полицейской академии — красивое зрелище. Курсанты надевают белые перчатки и после присяги одновременно подбрасывают их в воздух.

В моем потоке было 30 тысяч абитуриентов. Зачислили на курс 1702 человека. Закончить полицейскую академию смогли 1355 человек.

О боевом крещении

После академии я попал на самый опасный участок в Нью-Йорке — участок №71 в районе Краун-хайтс в Бруклине. Участок был номером один по количеству убийств в городе. Для подкрепления туда послали 44 выпускника. Местные проверяли нас, зеленых, на вшивость, нарывались.

Со мной были трое русских парней, начальство нас, русских, полюбило, а местные стали бояться. Я получил прозвище Crazy Russian — местных, которые нарывались, я мочил до выбитых зубов. После первого ареста я ходил со сбитыми костяшками на руках.

А на этом участке до сих пор неспокойно. В 2007 году там погиб полицейский. Тоже русский мальчик, кстати.

О страхе

Страшно бывает всем. Но адреналин убивает страх. Мне часто становится не по себе только потом, когда все закончилось и ты понимаешь, из какой передряги только что выбрался. Когда по мне первый раз в жизни стали стрелять, я не сразу это понял. Выстрелы показались звуками разрывов петард, и я побежал в ту сторону, откуда стреляли. Мне повезло — ранений у меня не было. Только чуть-чуть — ножом.

О службе

Я при исполнении 24 часа 7 дней в неделю. Некоторые ограничения это, конечно, накладывает. Например, не могу напиться до поросячьего визга. Я же все-таки всегда при оружии. Состоять в политических организациях? Да пожалуйста! Бизнес? Бизнес могу иметь. Главное, чтобы не возникало конфликта интересов. Овощная палатка в районе, где коп работает, будет нарушением. Открыть бар я не могу, потому что этот бизнес связан с получением лицензии на продажу алкоголя. Бюро частных расследований тоже будет конфликтом интересов, потому что я потенциально могу использовать доступ к государственной информации в личных целях. А вот, скажем, автошколу открыть или заняться бизнесом в сфере недвижимости — легко. Никого не интересует, на что я трачу два выходных дня. Но я бизнесом не занимаюсь: хочется все-таки иметь время для себя.

О пытках

Тетя по отцу у меня майор милиции. В детстве я бывал на допросах. Однажды я пришел на работу к тете, а ее не было. Я пошел искать ее и заглянул в соседнюю комнату. А там на цепи висел человек, и двое следователей избивали его. Этот эпизод врезался мне в память. Он очень сильно испугал меня.

Здесь такого нет. На допросах я всегда получаю те сведения, которые мне нужны, и для этого бить человека необязательно.

Фото из личного архива

О взятках

В отличие от России, американская полиция в целом некорумпирована. Пенсия американского полицейского — 50% от лучшей зарплаты за последние три года. Скажем, если я уйду на пенсию завтра, то буду получать 80 тысяч долларов в год. Этого хватает, но для Нью-Йорка — это не самые большие деньги. Самый главный плюс в этом случае — соцпакет и льготная налоговая ставка. И когда предлагают сто долларов, чтобы откупиться от штрафа за неправильную парковку, полицейский знает, что он теряет в случае внутреннего расследования. А оно обязательно будет: так устроена система. Есть, конечно, исключения. Недавно была серия отставок высокопоставленных полицейских. Выяснилось, что за взятки они помогали хасидам получать оружие быстрее положенных по закону 6-9 месяцев. Или обеспечивали охрану частным лицам. Но исполнители даже не подозревали, что происходит. А сами чиновники, кстати, деньги тоже не брали — они работали за подарки. Например, за поездку в Париж.

О судебной системе

Я не совсем согласен с тем, как работает американская судебная система. Как сказал Глеб Жеглов, вор должен сидеть в тюрьме. А тут, бывает, рецедивистов отпускают. Или очевидно виновных, если процессы слишком политизированы и общественное мнение встало на сторону подсудимого. Например, многие дела афро-американцев политизированы. Но тут уже во мне голос полицейского говорит.

Об оружии

Сейчас у нас много разговоров об усилении контроля за оборотом оружия. Но ведь ужесточение законов всегда касается только тех, кто их соблюдает. А кто не соблюдает всегда найдет способ законы нарушить. Поэтому я убежден, что у каждого человека должно быть право защититься от нарушителей.

О Большом Брате

Эдвард Сноуден? А что он такого вообще рассказал? Ну да, запись телефонных разговоров существует. Система реагирует на определенные ключевые слова. Но пусть везде стоят камеры, пусть все звонки обрабатываются. Если ты не делаешь ничего противозаконного, бояться нечего. Мне все равно, кто с кем спит, — мне важно, чтобы не нарушался закон. В Америке система действительно людей защищает. Чем плох «пакет Яровой»? Да тем, что российской Конституцией просто вытерли задницу!

Об отношениях с другими людьми

Не бывает случаев, когда люди набирают 911, чтобы сообщить: «Я тут накрыл поляну, есть холодное пиво». Люди набирают 911, когда им очень плохо. И это делают даже те, кто копов презирает.

Я не делю людей на копов и подозреваемых. Но есть профессиональные рефлексы. В кафе я всегда стараюсь садиться так, чтобы видеть вход. И еще я всегда знаю, кто может стать потенциальным нарушителем. В русских ресторанах, скажем, всегда бывает человек, который напьется и начнет приставать к женщинам. И я заранее могу вычислить этого человека.

Мы не супергерои. Мы можем болеть. Можем истекать кровью, когда нас ранили. И благодарность — это всегда приятно. Я никогда не прошу ни о каких поблажках, но иногда люди сами хотят сделать для тебя что-то приятное. Например, 10-процентную скидку на кофе. Или, скажем, на ярмарке выходного дня могут предложить бесплатную воду или шашлык.

Во всем остальном мы обычные люди. Моя работа разрушила мой первый брак, и теперь я могу видеть сына только раз в две недели. Я проходил через такой же сложный бракоразводный процесс, как и все остальные. Кстати, когда коп идет на заседание суда по семейным делам, оружие всегда нужно сдавать, хотя во всех других случаях нам разрешено проносить оружие в административные здания, включая суды.

О мэре Нью-Йорка

Однажды я встречался с мэром Биллом Де Блазио. У меня к нему сложное отношение. Мы вместе ехали в лифте, когда он приехал выразить соболезнования семье убитого полицейского, но ничего так и не сказал им! Де Блазио вообще связал руки полиции. Аресты членов банд в городе происходят постоянно, но преступников меньше не становится. Мне кажется, что вся эта история с черными протестами была специально раздута в Нью-Йорке, чтобы очернить полицию.

О соотечественниках

Русских всегда легко вычислить. Все они курят «Парламент». Русские женщины всегда ухоженные, они никогда не наденут кеды с деловым костюмом. До сих пор самые близкие друзья у меня — русскоязычные.

На русских иммигрантах лежит заметный отпечаток тоталитарной системы. Они боятся полиции и не доверяют ей. А на самом деле к полицейскому всегда можно обратиться за помощью.

С русской мафией я сталкивался. В основном это дела о мошенничестве с медстраховками или вождение в нетрезвом виде. Грузины, скажем, чаще занимаются наркотиками или мелкими кражами. Тяжелые преступления встречаются редко. Например, был случай, когда русский убил жену и дочь в Америке и уехал домой. Россия отказалась его выдавать, но пообещала, что он отсидит по полной.

Русская мафия уже понимает, что здесь не Советский Союз. Они даже не пытаются договариваться.

О Путине

Вообще-то до России здесь никому нет дела. Но я слежу за новостями. Отчасти — по работе, отчасти — потому что интересно почитать, что пишут в соцсетях. Все-таки у меня остались в России люди, которые мне дороги.

«Одноклассники» — это поле боя для меня. Как меня там только не называют! И антироссиянином, и антипутинистом! Я убежден, что если бы не было Путина, не было бы Беслана и Норд-оста. Я прожил 24 года в Советском Союзе. Я знал только то, что нам разрешали знать. И сейчас так же. Людей кормят пропагандой, и они считают, что свое болото лучше.

О Трампе

Современные американские демократы занимаются перераспределением богатства: берут у тех, кто побогаче, и отдают тем, кто победнее. Робин Гуды фиговы! Демократы ничего не производят. А вот республиканцы — наоборот. За Трампа ли я? Естественно! Уже давно в Америке три самых популярных слова не I love you, а made in China. А Трамп хочет вернуть рабочие места. Ужесточение иммиграционной политики? Я приехал сюда без знания языка, и я справился.

Об Америке и ностальги

Америка — страна, где исполняются мечты. Из грязи в князи — выражение про эту страну. Я не просто живу нормальной жизнью — я получил здесь уважение, у меня есть уверенность в завтрашнем дне. Я знаю, что могу добиваться своих целей и на пути к ним мне не будут выламывать руки, угрожать близким или отжимать бизнес.

А в Россию я поехать не могу: по американскому паспорту визу не дадут, а по русскому — сразу примут за мой экстремизм в соцсетях. А я в Россию хочу. Хотя бы могилу деда навестить.

Новости

В Домодедово к 11:30 утра отменили 6 рейсов, еще 25 вылетов задержали. В Шереметьево отменили и задержали по 9 рейсов. Во Внуково задержали два рейса. «Интерфакс» в свою очередь сообщает, что в Москве отменили более 20 рейсов.

Департамент транспорта Москвы утром 18 июля призвал жителей города отказаться от поездок на личных автомобилях и предложил пересесть на общественный транспорт. Коммунальные службы города из-за дождя перевели на усиленный режим работы.

Дожди с грозами, порывистым ветром и градом будут идти в Москве ближайшие несколько дней, говорят в Гидрометеобюро Москвы и Московской области. Порывы ветра во время грозы будут достигать 17 метров в секунду.

Ливень в Москве начался утром 18 июля, хотя в некоторых районах Подмосковья сильные дожди шли всю ночь.

Синоптики прогнозируют, что 18 июля в Москве будет жарко до 27-29 градусов, на следующий день температура опустится до 20-22 градусов.

С начала июля в Москве выпала половина месячной нормы осадков — 46 миллиметров.

Анатолий Цыганков, заместитель начальника ситуационного центра Росгидромета:

Летом Москва, как и Минск, и Нижний Новгород, всегда оказывается на стыке между жарой, которая идет из Воронежа и Рязани, и холодом из Твери и Петербурга, так что рано или поздно начинаются дожди и грозы. Тот ураган, который мы наблюдали вечером 13 июля, и ливень, который начался рано утром 18 июля, вызваны, по сути, одинаковыми явлениями. На юге России — в Астрахани, Волгограде и Воронеже — стоит сильная жара, под 40 градусов, пришедшая из Ирака и Пакистана (в Ираке сейчас температура вообще достигает 48 градусов). При этом на балтийском побережье всего лишь 20-22 градуса тепла, туда через Скандинавию пришел холодный воздух. В итоге над Белоруссией образовался грозовой фронт с очень высокими восходящими потоками воздуха. Из-за этого ветер резко усилился, образовался шквал, эта волна двигалась со скоростью 60 километров в час — а это очень быстро. Так что гроза быстро пришла к Москве и так же быстро из нее ушла.

Тот ливень, который начался утром 18 июля, хоть и пришел тоже из Белоруссии, по интенсивности на порядок слабее, максимальный ветер был 14 метров в секунду, а за утро выпало примерно 17 миллиметров осадков (месячная норма — 90 миллиметров).

При этом из-за грозы синоптики объявили оранжевый уровень опасности, хотя перед прошлой грозой его не было. На самом деле уровень опасности связан не с самими молниями — они в любом случае опасны, и каждый человек должен знать, что во время грозы нужно быть осторожным. Но при нормальной грозе куче-дождевые облака образуются на высоте примерно 6-8 километров, а бывает такое, что верхний ярус оказывается на высоте 10 километров и выше. И при этом, если облака густые, то ветер резко усиливается, и образуется шквал. Именно это мы наблюдали вечером 13 числа. В такие моменты рывки ветра становятся очень сильными, могут падать деревья и обрушаться крыши. К сожалению, 14 числа предупреждения об оранжевом уровне опасности не было — дело в том, что шквал очень тяжело спрогнозировать. У нас есть современные локаторы, которые могут предугадывать это явление, но все-таки трудно было понять, насколько он будет интенсивным, так что в тот раз заранее предупредить удалось только о том, что будет гроза и сильный ветер.

Сейчас эти локаторы показывают, что в районе Могилева и Киева куче-грозовые облака образовались на высоте 12 км, и там идет град. Так что ливень 18 июля — это еще не конец, непогода с запада приближается к нам.

Фото: Любовь Родина

Почему-то Ирине показалось, что легче пожертвовать собой, чем квартирой. Квартира-то дочкина. Дочке двадцать лет. Студентка юридического факультета РГГУ, умница, отличница, кроме учебы работает еще на двух работах, старается.

А Ирине за сорок, работает врачом-гинекологом. И все понимает. Полгода назад Ирина пришла с работы, уставшая, конечно, и прилегла на диван. А тут пришла дочка и сказала: «Мама подвинься, я с тобой полежу». Ирина подвинулась, диван был узкий, рука ее плотно прижалась к животу, и Ирина сама себе нащупала в животе опухоль.

Она же врач. Еще до того, как узист на работе, обследовав Ирину, написал заключение, она же и сама видела в мониторе, что у нее селезенка на полживота. Весом, примерно три с половиной килограмма. «Неужели ты не чувствовала такую огромную опухоль?» — спросила коллега. «Нет, совсем не чувствовала».

И потом, когда пришли анализы крови… Ирина же врач. Она же понимает, что с такими показателями крови бывает только лейкоз. Гематолог ей нужен разве что чтобы понять, хронический лейкоз или острый, миелобластный или лимфобластный. Но понятно же — лейкоз. Было самое начало рабочего дня. Ирина подошла к заведующему отделением и попросила отпустить ее. И, видимо, этот диагноз «лейкоз» был написан у нее на лбу, потому что заведующий даже не спросил ничего, а просто отпустил с работы без объяснений.

Ирина легла на операцию, ей вырезали опухоль, потом еще раз вырезали опухоль, потому что в первый раз что-то пошло не по плану. Потом Ирина еще полежала пару недель в реанимации. Потом уточнили гематологический диагноз — лимфома. Но Ирине уже было примерно все равно. Она как-то для себя решила, что не будет бороться. Потому что бороться слишком дорого. Значительно дороже, чем Ирина привыкла оценивать свою жизнь.

Она ведь врач. Она ведь все понимает. Химиотерапия выводит в ремиссию, но не лечит радикально. Нужна трансплантация костного мозга от неродственного донора. Поиск донора в европейском регистре — это 22 тысячи евро. А потом понадобятся еще специальные дорогие антибиотики, противогрибковые препараты, которых в отделениях трансплантации костного мозга вечно не хватает. А потом еще реабилитация — несусветные деньги…

И еще есть такая особенность у больных онкогематологическими заболеваниями — они устают. Ирина полгода пролежала в стационаре Гематологического научного центра и устала. Не просто устала лечиться, а устала жить. И ей казалось очень разумным не тратить такие огромные деньги, не продавать квартиру, которая нужна дочке, не суетиться вот так ради жизни, которая Ирине в общем была в тягость.

Однажды, когда дочка пришла навестить Ирину в Гематологическом центре, Ирина очень спокойно изложила ей эти свои соображения. Ей эти соображения казались разумными.

До тех пор, пока дочка, выслушав, вытянулась как-то вся в струнку и крикнула: «Мама, нет!» Это был звенящий какой-то крик, такой отчаянной силы, какую трудно ожидать от умницы и отличницы. Слышать этот крик отчаяния матери невозможно.

Ирина лечится, борется, собирает деньги на поиск донора, готовится к трансплантации — лишь бы только никогда больше не слышать этого крика.

Помочь Ирине Козловой можно здесь:

СДЕЛАТЬ ПОЖЕРТВОВАНИЕ

Сумма Email

Новости

«На Аблайхана — Казыбек би лежат три трупа, двое из них в полицейской форме, один в гражданском», — говорит очевидец. По его словам, ранены еще двое человек в полицейской форме. Казахстанское издание Tengrinews в свою очередь сообщило, что после перестрелки в реанимацию попали семеро полицейских.

Перестрелка произошла в районе Алмалинского РУВД и Комитета национальной безопасности Казахстана. Стрельбу открыл «приверженец нетрадиционного религиозного течения», сообщил источник «Интерфакса» в полиции. «Он вооруженный передвигается по улицам города и ведет перестрелку», — рассказал собеседник.

Сотрудники офисов, расположенных возле места происшествия, говорят, что слышали около 10 выстрелов. «Сначала были разовые три или четыре выстрела, а потом как будто очередь была. Неизвестный пробежал по Карасай батыра в сторону Байтурсынова с автоматом, потом за ним побежали полицейские», — рассказали очевидцы.

После этого преступник, вооруженный автоматом, пытался отобрать автомобиль у таксиста. Владелец машин рассказал, что к нему подошел мужчина, который потребовал автомобиль. «[Преступник] сделал выстрел в заднюю дверь автомашины. Я тут же вышел из автомашины, но он не стал садиться, а пошел дальше по улице. Я позвонил в "скорую" и полицию. Приехала "скорая", дали успокоительное. Я в состоянии шока, меня трясет», — рассказал таксист.

Корреспондент «Интерфакса», который находится на месте события, около 10 утра по московскому времени сообщил, что полицейские задержали одного из нападавших. «На земле лежит один из задержанных лицом вниз, он в наручниках», — рассказал журналист. Когда он разговаривал с редакцией по телефону, раздался выстрел, после чего полицейские стали кричать «Прячьтесь». На место происшествия приехал спецназ.

После стрельбы в Алма-Ате ввели наивысший, «красный» уровень террористической опасности.

Новости

На видеозаписи слышны звуки выстрелов, можно заметить вертолет, который кружит над отелем. Также на видео показаны последствия боя — в частности, на окнах отеля можно увидеть следы от пуль.

[Video] Cumhurbaşkanı Erdoğan'ın Marmaris'te kaldığı otele saldırı anı pic.twitter.com/PytOrZyeAJ

— ANADOLU AJANSI (@anadoluajansi) 17 июля 2016 г.

Спецназовцы, которые охраняли Эрдогана, сорвали штурм отеля, в котором президент Турции находился незадолго до начала государственного переворота, сообщал телеканал Al Jazeera. Эрдоган улетел из отеля на вертолете за полчаса до начала штурма.

В отель прилетели три вертолета с 40 военными, которые собирались «арестовать или убить» Эрдогана, однако им помешала охрана президента.

Когда Эрдоган летел из Мармариса в Стамбул, его сопровождали два истребителя F-16 мятежников, которые по неизвестным причинам не атаковали турецкого лидера, сообщает Reuters. В итоге Эрдоган благополучно долетел до Стамбула, где встретился со своими сторонниками.

В ночь на 16 июля турецкие военные попытались захватить власть в Турции, однако они не смогли изолировать руководство страны, а 17 июля восстание подавили. В Турции задержали шесть тысяч человек, которых подозревают в мятеже.

Новости

В здании полиции остаются пятеро заложников, в том числе замглавы полиции Армении Вардан Егиазарян и замначальника полиции Еревана Валерий Осипян. Полицейские продолжают вести переговоры с захватчиками. Другие подробности пока неизвестны.

Утром в воскресенье, 17 июля, сторонники движения «Учредительный парламент» захватили отделение полиции на окраине Еревана. Во время нападения погиб полковник полиции Артур Ваноян, еще четверо полицейских получили ранения. Всего в заложниках находились восемь человек, однако спецназ смог освободить двух из них.

Захватчики требуют освободить одного из лидеров «Учредительного парламента» Жирайра Сефиляна, которого около месяца назад арестовали за незаконное хранение оружия, а также настаивают на отставке президента Армении Сержа Саргсяна.

Дети

Чем можно удивить практического психолога со стажем работы почти в четверть века? Вы скажете: да ничем! Вот и я так периодически думаю. Однако жизнь может предложить нам больше, чем мы ожидаем.

Недавно ко мне явился мессия. Лет ему было семнадцать, одет в толстовку с надписью «Нью-Йорк», кроссовки «Найк» и джинсы со спущенной мотней. Ученик престижной питерской школы. Кудри каштановые до плеч, глаза темные, и вообще похож на портрет Мцыри из учебника литературы для седьмого класса — то есть внешность для мессии вполне подходящая. Немного портили впечатление прыщи на лбу и герпес на губах, но мы же с вами образованные люди и понимаем, что такие детали лишь добавляют образу достоверности. Тем паче что звали его Лев.

Задавать Льву вопросы мне практически не пришлось, видно было, что у него все тщательно и заранее продумано. Сообщил же он мне следующее.

Мы, люди, а также наша Вселенная в целом — чье-то творение, это — аксиома. Спорить о Его (Ее, Их) характеристиках, атрибутах, именах и предпочтениях бессмысленно, так как мы все равно не сможем ни о чем договориться между собой или приблизиться к пониманию реального положения дел. Посмотреть на ситуацию следует с другой стороны. В человеческой истории очень много размышляли, горячились и перебили массу народа из-за разночтений того, кто, когда, в какой последовательности и каким образом нас сотворил, а также как Он (Она, Они) предпочитает, чтобы Ему поклонялись в текущем времени. Вопрос, конечно, не лишенный занимательности, но, учитывая наши реальные познавательные возможности, глубоко вторичный. Первичный же для нас вопрос звучит так: ЗАЧЕМ, собственно, Он (она, они) нас создал и являемся ли мы сейчас решением этой задачи? Понятно, что все время нашего существования — являлись (потому и существуем до сих пор). А теперь?

— Но что же это за задача? — конечно, не удержалась я. — Ты знаешь?

— Знаю, — просто, но с достоинством кивнул Лев.

Я не стала пока спрашивать, был ли ему глас, сон или видение (обычно это сочетанный результат личных особенностей психики, окружающего ландшафта и вида предварительно употребленных психоактивных веществ), перешла сразу к сути:

— Так и зачем же нас создали?

— Для развлечения, конечно. Мы Его забавляем. Все остальные варианты просто не выдерживают никакой критики. Плодитесь и размножайтесь? Но для этого не нужны люди. Бактерии размножаются намного эффективней. Нравственная эволюция? Но со времен кроманьонцев мы стали лишь изощренней в пороках. Только — развлечение.

— Ага, — радостно кивнула я. — Где-то я про это читала. Раз так приблизительно шестьдесят. Мне нравится. А ты что, сам до этого дошел? Молодец!

— Но дело же совершенно не в этом, — Лев рукой отмел мою радость. — Все очень плохо, неужели вы не понимаете?!

— Пока не понимаю. Но ты ведь мне объяснишь?

— Объясню. Веками люди ссорились, дрались, мирились, совершали величайшие подвиги и подлости в этом мире. Создавали мерзость и красоту. Зачастую во имя Создателя. Ему, безусловно, наплевать на детали — какие именно идолы воздвигают или свергают, какие молитвы возносят, любовь проповедуют или войны развязывают, но вот сама «суета вокруг дивана» ему конечно нравится, без нее он чувствует себя обойденным. Мы же ЕГО игрушки! Так что, будьте любезны, живя свою жизнь, не забывайте заниматься мной, думайте обо мне, пишите, стройте, песни пойте, убивайте ради меня. В любой вашей тусовке самым большим строением должен быть мой храм. Так писатель или какая-нибудь светская львица злится, если о них мало говорят или вообще в СМИ не упоминают. Ему забавна сама наша жизнь, со всеми прикольными деталями, победами и поражениями, находками и потерями, и забавно Его в ней постоянное незримое участие — чего только эти затейливые зверюшки не делали ВО ИМЯ МОЕ! А теперь ответьте мне: что в основном делает современная молодежь, новое поколение?

— Все по-разному? — осторожно предположила я. Потом решила попробовать подыграть юноше. — Сидят в соцсетях? Играют в компьютерные игры?

— Именно! — немедленно возрадовался Лев. — Мы развились настолько, что сами создали свои игрушки, свои миры, и буквально с каждым днем их совершенствуем. Каждый игрок пробует себя в качестве Демиурга и во многих играх это написано открытым текстом.

— Познание добра и зла? — догадалась я. — Станете как боги?

— Да, да! Мы перестаем занимательно и ярко суетиться в реальном мире. Мы уходим в миры, созданные нами самими, и живем и развлекаемся там. И там нам нет до Него никакого дела. Там, в этих мирах, боги — мы сами.

— И?.. — я все еще не понимала.

— Ему это совсем скоро надоест. И тогда Он просто закроет больше не развлекающую Его лавочку.

— Оп-ля! — до меня наконец дошло. — Конец света? И в нынешних Содоме и Гоморре видом разврата являются «танки» и «варкрафт»?

— Да!

— И что же делать? Технологический прогресс еще никому не удавалось остановить.

— Да, вероятно, так всегда и происходит… «Молчание Вселенной» — вы наверняка слышали. Но мы можем хотя бы попытаться что-то сделать. Остановить, замедлить, рассказать…

— Проповедь о близком конце света? Покайтесь, дети мои, выбросите свои мобильники и планшеты, разбейте мониторы…

— Не обязательно. Компьютер, сеть — всего лишь инструменты, важно, что мы с ними делаем. У нас есть группа… — Лев потыкал пальцами и показал мне экран своего смартфона. В группе «спасителей мира» состояло 2789 человек. Что ж, большинство религиозных движений начинали с меньшего. — В нашей группе не только подростки. Есть учителя, родители… Вы говорите: это опасно (я этого не говорила, но подумала), я сам думал об этом тысячу раз, но у нас нет выхода.

Он учился в гимназии, где изучали латынь и даже, кажется, факультативно — древнегреческий. У него была блестящая память и отличные учителя. Он готовился, занимался самообразованием. Он цитировал Фалеса Милетского и ссылался на гибель Гипатии Александрийской. О них я хотя бы слышала. Многие упоминаемые им имена и географические названия ни о чем мне не говорили. Его кудри разметались, глаза сверкали. Корочка на губе треснула, и из трещины выступила капелька крови. Я чувствовала, как у меня медленно, но неотвратимо едет крыша.

— Послушай, Лева, а тебя кто-то призвал (ну, там: «я — Бог ваш, ныне реку, что вы меня больше не развлекаете, и вот решил я вас за ненадобностью извести…»), или ты все-таки сам? — наконец спросила я, не признаваясь себе, что ищу диагноз.

Лев надолго задумался. Потом ответил:

— Кто может наверняка про себя такое знать — призвал или не призвал? Вот вы — знаете?

— Да, действительно, — оживилась я. — А как тебя ко мне-то занесло?

— Вы же писали про компьютеры и подростков, нам в школе рассказывали. Я думал, вы все сами знаете… — в голосе его звучало разочарование, и я почувствовала тяжесть его ноши и надежду, сродни Моисеевой: «я тяжело говорю и косноязычен… пошли другого, кого можешь послать».

Живо представила себе, как развивается в эпоху сетей и во что может модифицироваться движение за качественное развлечение нашего многоликого создателя. Слоган: «Позабавим бога, отсрочим конец света».

— Нет, Лева, — покачала я головой. — Это без меня.

— Жаль, — сказал он. — Но теперь вы, во всяком случае, знаете. И не говорите потом, что не слышали.

Ушел с гордо поднятой головой, расправив плечи. Я долго сидела молча, не шевелясь.

И действительно: кто может знать наверняка?

Вышло как. Недели две назад я, в поисках одного батюшки, залезла к нему в огород и обворовала его. Стоит огромное дерево с вишней и будто само меня  манит. Посадило на ствол, обхватило ветками, посмотрело так доверчиво, будто ничего не попросит взамен. Ну, а дальше крик, шок, наспех вытираю красные губы, что-то сую в карманы. Прямо с дерева меня сняли верующие и обратили к себе.

Все у меня так и происходит, через случайные, мелкоуголовные события. В начале лета, таскаясь на Николину гору, мы с благочестивым другом Володей дошли до деревни Аксиньино. Гуляли и уперлись в церковь Николая Чудотворца. Я про это свое откровение писала, и так хорошо, что, видно, правда было какое- то мне сияние.

Если коротко: церкви ненавижу всей душой, всегда меня там не любили, щипали, два раза воровали кошелек, выталкивали за брюки. А тут я зашла, никого не было, и прямо на меня смотрит икона веселенькой женщины с хитрым прищуром и с не менее проворным волосатым младенцем на руках. На возмущенный вопрос, зачем она надо мной смеется, мне пояснили, что день такой. День Иверской Божией Матери. Вот эта тетенька с картины — это как раз  она. Можно задать ей вопрос, она потом приснится, всё скажет. Так, кстати, и было.

Для меня такие вещи кончаются всегда припадком. И так понятно, что я исключительна, и жить мне нелегко, а когда такие знаки… То тут я могу ночами думать и ставить себе загадки.

В следующий раз пришла уже без Володи. Мужчины на таком поприще только отвлекают. Пришла раз, пришла два — храм закрыт. А надо понять, что пришла — это не просто взяла и пришла. Шла я от Николиной горы, километров семь по обочине, сдерживая соблазн броситься кому-нибудь на шею под колеса и доехать. То ли под воздействием солнца, то ли по своей впечатлительности, но иногда бывает — действую  как помешанная. Вот и в тот раз я была в какой-то экзальтации. То есть не сложила ручки у ворот закрытого храма, а пошла искать от него ключи. Рядом лежала беременная кошка, ее пытались утешить местные  дети. Я присела, погладила, перевела детям пару выражений якобы с языка кошек, дети пошли за мной как за чудом. Естественно, они-то мне и показали все воровские лазейки. И дыру в заборе, и проход к дому настоятеля, у которого ключи и роковое дерево с вишней.

— Только батюшка пьяный часто. Он с попадьей развелся. Она теперь в Лондоне. А он тут… Не всегда подходит.

Ну, после этого все заборы у меня слетели окончательно и я уже неслась. Думаю, если и этот человек меня не поймет, то тогда вообще разгадки нет, тогда финал, чужие прижитые дети, мужья легкого поведения и бытовой сатанизм. Ждать тогда больше нечего...

А дальше — пятно, провалилась  как в тоннель. Я, вишня, чужие посевы, репа хорошая, помидоры, азарт покражи. Порок этот таскаю на себе без вины —  бабкины корни, ее голодное детство.

Вдруг из дома батюшки выходит женщина в домашнем. Быстро оценив все возможные пути, в первую очередь самые бредовые, как то: просто прыгнуть и убежать (но сумка в стороне, и я не дитя) или заплевать хозяйку косточками, я не заметила, как в ступоре прошло минут пять, и женщина эта уже стоит рядом со мной на стремянке, изображая друга. Кстати сказать, у вишни были мною замечены: мангал, обглоданные кости, стол с кружками — я так поняла, батюшка был после ночного радения. В тот день он ко мне так и не вышел. Хотя  сам приход меня расположил.

Женщину звали Марией, и до сегодня, до повторной нашей встречи, я тайно подозревала, что она — бред и облако. Фея в махровом халате и синих лосинах, вышедшая мне навстречу. Мы познакомились и провели весь вечер, копаясь в хаосе моих несвязных знаний, которыми я путаю и пугаю людей. И хотя жила Мария в доме батюшки, профессиональные ее обязанности были несколько шире. В миру она уважаемый профессор-биолог, а тут на святой полянке руководит церковным хором. И что важно, она меня сразу восприняла за дурочку, и потому с ней было легко. Я была собой. То есть смогла, наконец,  задать те детские вопросы, которые непонятно кому задать, если и все кругом тебя дураки. И она с самого начала, примешивая все свои научные знания, начала мне доказывать и объяснять, что, с чего, почему происходит, к чему идет и прочее. Бывают такие люди, ты просто чувствуешь, что они правы. Ты нудно споришь с ними просто потому, что они взрослые и с ними хочется спорить. Но после примерной фразы «Будет вот так и так, а ты, смотри, довыпендриваешься...» ты  понимаешь, что да «будет вот так и так, и ты довыпендриваешься». Потом, действительно, довыпендривалась…

И все у этой Марии как-то просто, светло и надежно. И ты так и чувствуешь: Бог прост, рост 165, тельняшка, легкая щетина. Скромен, тих, ходит на цыпочках.

Я говорю: ну хорошо, свобода  в основе всего, человек выбрал свободу, но,  почему тогда  отчаяние и самоубийство — тяжкий грех? Понятно, что это не и благодать, как бы, но все-таки если свобода, то я сама выбираю. Если ваш, хорошо, наш Бог не вытаскивает меня из отчаяния, то что же вы от меня хотите потом, обводя мои черты на асфальте? Я не про себя, я в принципе…

— Ну, — говорит мне спокойно женщина, — это не грех. Отчаяние — не грех. Слово «грех» — это как предупреждение для людей темного века. Потому что отчаяние может довести до убийства себя. До полного духовного уничтожения. Вы раздавите себя и своими же руками построите себе ад. А вера — она как раз, может быть, не рационально, но на уровне интуитивного понимания, самосохранения учит смотреть на всё глубже. Видеть картину в целом. А не зацикливаться на некрасивом переживании.

— Дар приятия мира! — припишу эту величайшую фразу себе.

— Да, дар приятия мира. Вы хорошо сказали.

В тот день, уже на закате, чтобы окончательно утвердить меня если не в вере, то в красоте местных окрестностей, Мария повела меня купаться. Я с оттенком светской гадливости говорю, что не пойду: я брезгую. Не вас конкретно, Мария. Хоть вы, вижу, и собираетесь совершать омовение голышом, а вообще всех речек я брезгую. Один раз видела, как мимо меня не стесняясь проплывал уж. И то я по доброте своей только думаю, что уж. А может, и гадюка. Но, как человека со слабой психикой, меня затащили в болото. Кругом небо, река тянется на километры, всё улетает в облака и полупрозрачная заколдованная вода. Мне кажется, что  заколдованная так и должна пахнуть: полынь и нотка  навоза. Мария, забыв про духовный сан, обернулась женщиной и воспроизвела комплекс каких-то водных упражнений для ягодичных мышц. Потом вынырнула и бодро так предложила:

— Хотите походим по воде?

Ну, думаю, вот и приплыли. Так я и знала, что тут не без…

И она действительно уходит далеко от меня, на середину реки, и идет как бы по воде. Голая красивая женщина в небо. Я за ней, думая повторить эффект. Иду, вышагиваю, подчеркивая свое сияние и жалея, что некому даже сфотографировать. Когда бесконечность оказалась впереди, вода стала по щиколотку, и водоросли начали хватать за  ноги, проснулось всё. И ощущение этой пронизывающей, невозможной красоты, и смирение перед чем-то абсолютным, наконец-то большим, чем ты сам. И уверенность, что, конечно, все это не могло нарисоваться из небытия  случайно, что это выписано и продумано до мельчайших красок и форм. И ходишь ты как будто по тому самому океану «Соляриса», под музыку Баха. В конце расчувствовалась и вытерла слюнявым пальчиком слезу. Мелькнула такая мысль, что я всего этого не достойна. Надо, может быть, еще заслужить… 

Хотя потом прикинула в эти декорации других людей и посчитала обратное: если не я, то кто тогда? Смешно даже…

— Видите, — говорит, — мы с вами сами как в иконе. И мир вокруг нас как икона.

— Мария! Мария! Давай сделаем селфи!

Остальное все случилось сегодня. Но поскольку знакомство с выпивающим батюшкой — это комедия, то я и не буду сюда мешать. 

В флэш-мобе, начатом украинской активисткой Анастасией Мельниченко под хэштегом ‪#‎янебоюсьсказати‬, больше всего, конечно, потрясает, это очевидная вездесущность сексуального насилия в СССР и в постсоветских странах — как, впрочем, и трусость или равнодушие свидетелей. Но удивлять это на самом деле не должно. Мельниченко и те, кто принял участие в этой акции выявили важную истину: сексуальное насилие было неотъемлемой частью советского социального эксперимента. То, что так раздражает многих комментаторов в социальных сетях, можно назвать, цитируя Оскара Уайльда, «яростью Калибана, увидевшего себя в зеркале».

Высоко развитые общества, как правило, отличаются крайней сложностью. В современных открытых обществах — таких, как Соединенные Штаты — существует огромное разнообразие социальных слоев, классов, подклассов, групп и подгрупп, которые очень трудно вписать в какую-либо четкую социальную или экономическую классификацию. Технологическая революция кардинально усложнила структуру мировой экономики, умножив и расколов социальные группы, сделав баланс между ними еще более деликатным. Эти группы различаются по их роли в экономической системе, способности производить ценности, организовывать производство и создавать и использовать интеллектуальную собственность, владением разного рода активов, отношением с другими социальными группами и с государством, и так далее.

Этой сложности, характеризующей развитую цивилизацию, как раз не ожидал в своем учении Карл Маркс. Его анализ, разделяющий капиталистическое общество на два класса в зависимости от их отношения со средствами производства, был разработан в середине 19-го века. Уже тогда он был грубым упрощением. Маркс это понимал и предполагал, что по мере своего развития современный капитализм будет двигаться в сторону упрощения, разделяясь все больше на кучку богатых собственников и массу обездоленных. Однако все произошло наоборот — цивилизация стремилась к все большей сложности — и к концу Первой мировой войны анализ Маркса стал и вовсе абстракцией.

Тем не менее, Ленин и его большевики решило все же создать упрощенное бесклассовое общество на основании марксистской догмы. Они национализировала средства производства, уничтожили классы и социальные разделения и превратили население в однородную массу не владеющую какого-либо имуществом. 

Короче говоря, первое, что они сделали, они уничтожили буржуазную цивилизацию. Они это открыто признавали и обещали создать свою собственную, пролетарскую цивилизацию. Однако на тот момент буржуазная цивилизация была единственной существующей, и разрушив ее, они вернули бывшую Российскую империю в своего рода первобытное состояние.

Иными словами, они избавились от сложной системы сдержек и противовесов между различными группами, которые можно было бы назвать гражданским обществом и которая кроме всего прочего определяла взаимоотношения полов. Тем самым они превратили граждан в стадо — в общность, которая позволяет овцам производить шерсть, молоко и мясо и поддерживать поголовье скота наиболее удобным для фермера образом.

Любопытно, что слово «пролетарий» в Римской империи означало людей, не имевших собственности, не плативших налогов и не несших воинскую повинность. Их единственный вклад в общество были дети — что не сильно отличало их от овец.

Упрощение и нивелирование охватывало все аспекты советского общества. Искусство превратилось в наглядную агитацию, а писатели стали «инженерами человеческих душ». Культура и искусство использовались лишь для того, чтобы вдохновлять овец на трудовые подвиги во имя хозяев. Сталин даже язык объявлен средством производства, позволяющим пролетарским овцам быть немного более производительными, чем настоящие овцы.

Важно, также что большевики объявили конец многовековой эксплуатации женщин и дали им равные права — на бумаге. Но, конечно же, для того, чтобы эти права стали реальностью необходимы были институты цивилизации — то есть именно то, что большевики с таким усердием уничтожили.

Еще Руссо писал, что в цивилизованном обществе действует общественный договор. Там же, где отсутствуют институты цивилизации, человеческое стадо необходимо сдерживать страхом и подчинением. Насилие неплохо вызывает страх, но сексуальное насилие в этом отношении намного более эффективно, так как порождает еще и унижение. а

Сексуальное насилие лежит в основе советского общества. На вершине его был мужской гарем Сталина, известный как Политбюро ЦК ВКП(б), который был образом советского общества в миниатюре. Сталин заставлял его членов развлекать его по ночам, играл с ними в гомоэротические игры и, как только они переставали его удовлетворять, отправлял их на бойню. Хрущев, Молотов, Ворошилов и др. были великие советские вельможи, чьи имена носили бесчисленные города, пароходы, фабрики и колхозы, но на самом деле они были обычными овцами, которых Сталин держал в страхе и подчинении. При этом у многих его приближенных сидели жены — вполне себе форма изощренного сексуального насилия.

Другую форму извращенного сексуального насилия практиковал Лаврентий Берия. Он выбирал себе молодую замужнюю женщину — часто, случайно, увидев привлекательное лицо на улице, отправлял ее мужа к ГУЛАГ и помещал ее в квартире ранее арестованных «врагов народа». Так, одна из его любовниц жила в квартире Мейерхольда и Райх. Такого рода сексуальное насилие похоже на форму насилия, практикуемую в примитивных обществах, когда мужей заставляют присутствовать при изнасиловании их жен или дочерей.

Изнасилование — как и расстрел — было органичной частью всего советского общества, существовавшей под его ложной поверхностью. Об этом не знали — примерно так же, как немцы ничего не знали про газовые печи. Жен и дочерей «врагов народа» насиловали во время допросов, заталкивали в камеры с урками, использовали в качестве сексуальных рабынь в лагерях. Победа над Гитлером была отмечена массовыми групповухами гражданского населения везде, где побывала Красна Армия. Известно, что это делалось в Польше, в Венгрии и, конечно же, в самом Рейхе, но и женщины на освобожденных советских территориях подвергались этому. Причем большинство изнасилований, похоже, совершались боевыми соединениями, а теми, кто шел за ними. Это попахивает намеренной акцией, а не эксцессами военного времени.

Групповое изнасилование — один из ключевых моментов антиутопии Владимира Сорокина «День опричника». Когда официальное лицо теряет расположение государя, его опричники его казнят, уничтожают его собственность и ритуально насилуют его жену.

Как во многих своих работах, Сорокин демонстрирует тонкое понимание природы советского государства. Статистика изнасилований, как известно, крайне фрагментарна, но вот информация по СССР в 1980-х годах показывает, что более половины всех изнасилований были групповые изнасилования. В США эта цифра составляет примерно 20%. Причем почти 80% групповых изнасилований в Советском Союзе были совершены несовершеннолетними (менее 18 лет).

Когда я рос в Москве в 1960-е и 1970-е годы, мне иногда доводилось слышать рассказы шпаны постарше об участии в групповых изнасилованиях. Я лично знал три отдельные группы хулиганов в разных районе города — в том числе и несколько подростков из моего школьного двора, который находился в двух шагах от Лубянки — осужденных за групповое изнасилование.

Групповуха — самое типичное советское уголовное преступления. Тут есть все, что нужно обществу для контроля над гражданами — мужчинами и женщинами: насилие, насилие над женщиной, сексуальное насилие и подчинение индивидуума воле коллектива. Это звучит парадоксально, но женщины обычно оказывались более стойкими, чем мужчины в сопротивлении нечеловеческим, диким аспектам советской системы. Их нужно было ставить на место.

Групповое изнасилование является актом сексуального насилия и в отношении мужчин тоже. Для молодых людей это своего рода обряд взросления, понимания, что ты член коллектива и разделяешь с ним коллективную вину. Отказаться от участия значит поставить себя выше коллектива и пытаться утвердить свою индивидуальность. Это значит, что ты ставишь себя вне полуцивилизованного стада. В глазах советского общества это преступление во много раз более тяжкое, чем какая-то обычная групповуха. 

Этот менталитет определяет многие черты постсоветских обществ — трусость, групповая порука, неприязнь к тем, кто осмеливается встать на защиту своих собственных моральных принципов. Урок подобного менталитета только что был преподан историей с Дарией Клишиной, единственной среди российских легкоатлетов не замешанной в скандале с допингом и, следовательно, допущенной к соревнованиям в Рио-де-Жанейро.

Следует обратить внимание, что в очередной раз этим «отщепенцем» стала женщина. Она нашла в себе мужество противостоять давлению коллектива, и поэтому для страны она стала предательницей, изменницей, на которую россияне льют помои в социальных сетях — что конечно является своего рода коллективным ритуальным групповым изнасилованием изгоя.

Перепост

История о том, как оказалось просто угодить в психиатрическую больницу. Все имена изменены. Все события реальны.

День прошел хуже, чем мог, заполненный мелочной суетой, в общем-то уже бессмысленными делами в умирающем банке и прочей тягостной бытовщиной. На работе меня до исступления мучил вопрос: «Зачем?»

А к вечеру в глазах уже замелькали тонкие черные червячки – верный признак подъема давления. На стоянке таксист с аппетитом уплетал гамбургер. Я позавидовал его голоду: часто люди под стрессом начинают обжираться, а мне  кусок в горло не лезет уже неделю. И хотя истощение при моей конституции не грозит, да и вечером почти всегда удавалось впихнуть в себя что-нибудь, все равно ситуация непривычная. Таксист под окном задергался, посмотрел на небо и юркнул в машину. Приближалась гроза. Темнело, как в кинозале, несколько листьев жадно присосались к ветровому стеклу. Секунда – и дождь хлынул сразу со всех сторон, как в автомойке.

С учетом ливня и невеселого своего состояния машину я сверхаккуратно, но заезжая на стоянку, опять приложился  к шлагбауму, уже капотом (утром при выезде пострадал задний бампер – теперь получился дуплет). Заскрипев зубами, я вылез под ливень, рассмотрел вмятину и озверел. Нарочито не торопясь, пружиня на хрустящих градинах, я даже с наслаждением прошел 200 метров настоящего летнего водопада. Дома обтерся, лег на диван, сложил руки на животе, уставился на трещину в потолке и трижды отказался от домашних котлет.

Не знаю, так ли я обидел жену небрежением к ее котлетам, все же надеюсь, истинной пружиной стала тревога за мой неврологический пост. «Нет! Ты будешь есть! – тарахтела она. – Уже неделю без еды! Я вызываю скорую. Хоть гастроэнтерологов, хоть кого! Пусть тебя кормят». «Катись ты!» – кисло промямлил я, тяжело повернулся к стенке и стал думать, с чего это гастроэнтерологи кинутся меня кормить. Вот что-нибудь куда-нибудь засунуть – это да, они первые. «Ты будешь есть, чего бы мне это ни стоило!» Сзади хлопнула дверь. Я вяло показал жене вслед известный палец и забылся неспокойной дремой.

Видимо, спал я долго. Гроза успела пройти, в окне блистал отороченный пылью золотой луч, а больше ничего и не изменилось, кроме появления двух неподвижных людей перед моей кроватью. Это было так удивительно, что я потряс головой и идиотски спросил: «Гастроэнетрологи?».

Один из них был невысокий, но крепкий, амбального типа, второй, постарше, удивительно походил на Буркова в «Иронии судьбы». «Когда надо, и гастроэнтерологи», – сообщил он в уверенном бурковском стиле, будто ждал именно такого вопроса.

Парни пока ничего не предпринимали, но выглядели авторитетно. И главное, в двух огромных баулах угадывалось немало незнакомого оборудования.

«Вызов поступил от Лины Г… Вы – супруга?» – «От нее», – захрустел бумажкой амбал. «Мы вас внимательно слушаем, Лина. Расскажите подробнее, что произошло, ничего не упускайте, ничего не скрывайте. Это важно, для вас в том числе!».

«Что было… Да чтоб работа его провалилась куда поглубже!» Со свойственным ей темпераментом Лина, размахивая руками, зачастила и про еду, и про апатию, и что лежу я и смотрю в потолок пять часов подряд и сам на себя не похож. В заключение попросила что-нибудь мне вколоть или дать питательную таблетку. «Все понятно, – переглянулись «гастроэнтерологи». – Но таблетками здесь уже не обойтись».

«А что у вас с жизнью?» – вдруг напрямую спросил «бурков» уже у меня. «Вообще, он упитанный» –  заметил амбал. «В смысле? Вот жив пока!» – не понял я вопроса. Врачи снова переглянулись.

– И все-таки, ваше отношение к жизни?

– Да какая тут жизнь! – простонал я, силясь догадаться, кто эти люди.

– Значит, такая  жизнь вас не устраивает? – гнул свое старшой.

– Какое там «устраивает»!

– И вы даже могли бы с ней расстаться? – c некоторой неопределенной тональностью вроде бы мельком спросил «бурков».

– Да на хрен мне такая жизнь нужна! – вспомнил я отрывок из анекдота. Голос гастроэнтеролога заледенел: «Вызов подтвержден». Он набрал номер на телефоне: «Явные суицидальные настроения. Да. Больной подтвердил. Будем забирать».

– Как это забирать?! – завопила жена.

– Кого это забирать? – эхом пробубнил и я. – За что?

– А очень просто, – объяснил «бурков» как несмышленышу. – Чтобы вы жизнь свою по дури не закончили. Из окна не сиганули, газа не наглотались, в ванне не вскрылись…

– Какое окно? Да я жить хочу. Да я нахрен ничего кончать не собираюсь. Я топ-менеджер, правда бывший, у меня нервы как канаты! Я такие проекты тянул, о которых вы на луне не услышите! Да откуда ты этих дебилов взяла? – накинулся я на жену.

– Зря вы так, – проскрипел амбал. – У нас все пишется. Теперь вам точно три недели придется нервы лечить. Сами оденетесь или вязать будем?

Так это психушка, осенило меня, и я даже не смог нормально наорать на жену: «Кого ты вызывала, куриные мозги?» Происходила какая-то фантасмагория. Свободный, нормальный человек не может просто встать со своей постели. В его доме, его крепости, под его уютной настольной лампой сидят два крепких гостя и, посмеиваясь, готовят веревки. В первый момент меня охватил жуткий гнев, потом страх, потом затошнило.

– Я же вызывала неотложку, – забулькала Лина дрожащим голосом, уже осознавая тяжесть допущенной ошибки. – Вы не имеете права. Я ничего не говорила про суицид, он очень жизнерадостный… бывает. И тогда от тарелки не оттащить.

– Бывает! – уточнил «бурков». – Вот именно. У нас все записано. Во-первых, пациент пищу не принимает… более недели. Во-вторых, сам сказал, что жизнь ему не в радость, и вон лежит как под наркозом. Короче, собирайтесь пошустрее.

«Да это беспредел», – прошептал я. В голове воцарилась полная сумятица. «Лина, звони адвокату, пусть звонит прокурору. Мы будем апеллировать к журналистскому корпусу, и правозащитному… корпусу…» Больше по корпусам в голову ничего не шло, с дури даже промелькнуло про корпус стражей исламской революции.

– Да звоните, куда хотите. Но раз мы приехали, мы вас заберем. Полежите до освидетельствования, а потом либо отпустят, либо через суд», – безразлично закончил «бурков».

– Звони в ментуру, – сказал я жене. – Это похищение.

– Да я и сам сейчас позвоню. – «Бурков» нажал на затертую кнопочку в телефоне. – Бригада скорой помощи. Больной оказывает сопротивление. Пишите адрес…»

Наряд полиции появился удивительно быстро и мою цицероновскую речь о защите гражданских прав выслушал довольно равнодушно. «Вот так получается», – закончил я выступление, ощущая себя под могучей защитой нашей Конституции.

– Помочь мы можем, – ответственно сказал полицейский. – Но только им. Так что не тяните время и не советуем оказывать сопротивление сотрудникам, лишнюю статью накрутите.

– Да на каком основании, без согласия?

–  Статья 29 «Основания для госпитализации в психиатрический стационар в недобровольном порядке» – чуть не хором отозвались санитары.

Я быстро нашел в телефоне статью.

– Знаете такую? – спросил у полицейских.

– Не знаем и знать не хотим. Но мешать им не будем, – копам, похоже, здорово надоела перепалка

– Нет слушайте! – Я почти орал. – Основания для госпитализации в психиатрический стационар в недобровольном порядке. Лицо, страдающее психическим расстройством, может быть госпитализировано… без его согласия… до постановления судьи, если психическое расстройство является тяжелым и обусловливает: его непосредственную опасность для себя или окружающих; или его беспомощность; или существенный вред его здоровью вследствие ухудшения психического состояния…

– Вот же, видите, вред здоровью! Будет  ухудшение – с кого спросят?

– Да, но с чего вы взяли, что я – лицо, страдающее психическим расстройством? Где это написано? Хотите, звоните прямо сейчас в психдиспансер! – мне казалось, я близок к победе.

Один из полицейских, поколебавшись, отозвал в коридор «буркова», пошушукался с ним, вернулся и доверительно мне сказал: «Слышь, тут такая тема, они тебя все равно заберут. Инструкция! Так что лучше езжай: у нас своих вызовов полно, а мы тут дурью маемся».

Но я не успокоился: «Да что вы творите? А если это бандиты меня похищают? Может, я бизнесмен, может, они меня сейчас почки опускать гараж везут? Вы хоть проверили их документы, в больницу позвонили?» Но мои крики уже никого не обращал внимания. Адвокат с прокурором подтвердили по телефону, что забирать меня права никто не имеет, но и этом все и закончилось. «Все потом. Через суд». Я записал личные данные «беспредельщиков», оделся, оглядел свою опустевшую кровать и ненавидяще поблагодарил супругу за помощь в борьбе с нервами.

Шок. Очередной шок. Я раскачиваюсь в замызганной медмашине, рядом болтается скорбный лик жены. «Бурков» на переднем сиденье шутит с водителем, амбала подсадили ко мне, наверное, для устрашения. Я ехал и не верил, что это действительно происходит: меня, адекватного ответственного человека, вытащили из постели и везут в психушку. Но продолжал бороться.

«А вот скажи мне, Андрей, – спросил я амбала максимально дружеским тоном, чем изрядно его удивил. – Вот я гипертоник и, скажем, сердечник. На днях из больницы, в реанимации меня откачивали. Меня, может, вообще нельзя транспортировать куда-либо. Может, ты меня убиваешь сейчас. А может, уже убил. Как бы тебе… это…. не словить статью за предумышленное? Вдруг у меня сейчас 220 на 160? Давление мне  вроде как и не мерил никто? Только связать обещали, такие вы получается врачи. Дети Авиценны. Андрей загрустил, даже не обидевшись на Авиценну (обидное слово), но сдаваться, не собирался: «Тут в машине все есть. А ты с такой борзотой точно не три дня, а три месяца давление понижать будешь». И отвернувшись, хмуро замолк.

Миновав несколько мрачных ворот, мы вьехали в лечебницу. Потрясающе.  Меня все же несмотря ни на что привезли в психушку мы въехали в пустой двор психлечебницы. «Ведь привезли все-таки»! А впрочем, это нормально. Еще недавно мне было и кому позвонить, и кого вызвать, а сейчас за спиной только закон. Но им, похоже, никто не интересуется.

В приемной уже сидело несколько болящих. Парень с разбитым лицом, густо опутанный веревками, бурчащий дед, пьяная дама.

Меня сразу провели к дежурному врачу, человеку немолодому, с лицом эмоциональным, хотя и хмурым. Опытный специалист с профессорской бородкой, словно из фильмов 60-х.

Тактику я обдумал заранее. «Здравствуйте, – схватил за руку доктора, не успевшего увернуться. – Наконец-то мы у настоящего врача, – я расплылся в улыбке. – Произошла опасная медицинская ошибка. Я абсолютно нормален». – Никакой ошибки нету! – за мной вперся «бурков». – Все по инструкции. Правда, отмечу, пациент трезв, сопротивление не оказывал, но от всех показаний отказывается. Врет– Да не было никаких показаний! – не удержалась жена. – Они все перепутали. Перевернули. Я говорила им, что он ест. Но аппетит у него особенный, он всегда так: то ест, то не ест…

– Доктор, – меня осенило, – а у вас нет буфета или хоть автомата? Я бы действительно сейчас съел что-нибудь. Хоть вафлю.

В дверь с треском просунулась рожа амбала: «Доктор, зафиксируйте, он меня дебилом назвал!».

«Выйдите все – раздраженно сказал дежурный. – Я еще ничего не решил. Жена пусть останется, а вы идите в 45 кабинет».

В 45 кабинете меня взвесили и попытались выдать пижаму. Пижаму я выбросил. На мой протест возразили: «Да ладно, все думают, что не останутся. Но все остаются». Потом я вернулся к дежурному.

«Ну и что мне с вами делать? – решал мою судьбу врач. – На вас бумага серьезная лежит. Суицидальные настроения, отказ от пищи. Представьте, если вы даже случайно теперь под трамвай попадете или утонете – сидеть мне придется. Они-то с себя ответственность сняли, доставили». Меня прошиб ледяной пот- капкан!. Лина кинулась с «профессору»: «Да не было никаких настроений! У них запись есть, вы послушайте, мы ничего такого не говорили!». Я выкатил глаза, прохрипел: «Доктор, мне здесь точно вилы, тот свет. Только-только из реанимации. Вы давление-то померяйте!» Я знал, что, если психую, давление никогда меня не подводит.

Врач измерил и аж передернулся: «Что же вы со мной делаете… Говорите, про суицид ни слова не было? Ну, положим, они вас неправильно поняли. Это бывает, хотя и редко. Вот бумага, пишите заявление, что от госпитализации вы отказываетесь, чувствуете себя хорошо и с жизнью покончить не собираетесь».

Корчась от боли всякий раз, когда я допускал помарку или ошибку, врач заставил меня переписать текст три раза. Поглядел на неровный почерк, вздохнул опять: «Что ж вы делаете? Как специально…» – и вышел из комнаты. Мы сидели, боясь поверить в удачу.

Но доктор вернулся быстро. «Первый раз за все время работы кого-то отпускаю. Вы уж меня не подводите», – попросил он и повел нас к выходу. Задержался перед второй дверью и заговорил, даже немного смущенно: «Не в них дело. Вы можете подумать, что сам я за это время сдвинулся… Но осторожнее со словом «смерть». Это не просто слово. Ну, счастья вам».

Была ночь. Мы стояли на старой московской улице под моросящим дождем. Терпко пахло листвой, и мне так захотелось забыть навсегда о равнодушии людей в синем и беспределе людей в зеленом. Я думал о том, что старый врач прав, что за словом «смерть» действительно всегда что-то прячется: или бабка с косой, или разлитое скользкое Аннушкино масло, или резкий ночной инфаркт, мертвое лицо друга,, или последний шаг финансиста с крыши, который неизвестно кто совершил... И то, что произошло со мной, произошло не просто так. И потому решение мое было сугубо метафизическое: меньше говорить о смерти и лучше выучить 29 статью.

Социальная неприязнь – гнусная штука.  Раздражает, когда всех преуспевших  считают жульем и паразитами. Не раз я слышала о себе: «сидит эта…  в квартире на Патриарших прудах и еще смеет  писать такое….».  «Какое» – не важно, главное, что квартира на Патриках с видом на пруд.

Спесь верхов гораздо гаже. Моих собственных соседей. Патрики и правда превратились за последние годы в абсолютно европейский островок. Модные бутики, десятки ресторанов и кондитерских, саксофон на углу пруда, вдоль тротуаров сплошь «мерсы» и «бентли»!   К тому же сам пруд,  булгаковская эзотерика… Простым смертным тут не место, -- решили псевдо-аристократы. И завопили, как базарные бабы.

Кто-то смеет тут строить новый дом!  Актриса Догилева буквально бросалась на самосвал, который возил стройматериалы для дома напротив ее собственного, в Козихинском переулке.  В старинном здании с фасадом ар деко на углу Малой Бронной и Спиридоньевского переулка вот-вот откроют новый ресторан – беспредел, тут всегда была аптека!  Что-то я не пойму, мы в рынке живем или нет? И ресторан в здании ар деко гораздо более уместен, и аптека не в силах платить соразмерную аренду. Тем более за углом – другая аптека. Но псевдо-аристократы отстаивают свое право покупать аспирин и слабительное исключительно в интерьере ар деко.  

«Патрики с видом на Бирюлево», -- пишет в Ъ- Lifestyle ресторанный критик Алексеев: «Пожилая дама встает со скамейки и обреченно уводит вдоль пруда грустную собачонку». Какой язык!  А образы… «Обреченность», «собачонка грустная»…  С чего ж она так грустит?

С того, что на Патрики повадилось ездить «население» со всей Москвы. Вечерами на улицах гульба. Шумные стаи молодняка не вмещаются в рестораны, сидят, развалясь, на подушках, которые раскиданы по ступеням. Пьют практически на тротуарах алкогольные напитки!  Бывает, что и в наших дворах мочатся и, – страшно сказать, – порой и блюют. Приезжают со своих окраин и шляются, будто они ровня местным. 

Капустные смузи, барбершопы – «явления всенепременно важные и нужные, но только не когда у вас в прихожей», -- поясняет критик.  Изысканно сказано, видимо у критика русский язык не родной.

«У вас в прихожей?».  Где–где?   Вот в чем, оказывается, дело!  Местная публика строчит жалобы, вызывает ТВ, чтобы покончить с безобразиями в «ее прихожей». Район – их собственность. Псевдо-аристократы затеяли битву с собственным народом, который достал их до печенок. И даже подумывают, не уехать ли им. Туда, где они будут недосягаемы для «населения».   «Ученые, писатели, актеры уедут, кто останется?» -- ужасается тот же критик.   

Так они уезжают уже лет пятнадцать, и совершенно по иным причинам.С советских времен на Патриках обосновалось немало творческого люда, еще больше партийной и московской номенклатуры. Те времена прошли.  Жилье стало ветшать.  Нет денег на ремонт квартир и подъездов у детей бывших верхов, ничем не примечательных, актеров и писателей, не так уж зажиточных, и «пожилых дам с грустными собачками». 

Стали появляться крутые мужики, их содержанки и дочки, выучившиеся в Лондоне. Есть и такие, как я – частные инвесторы -- которые покупали ветхие квартиры, делали ремонт по высшему разряду и продавали. Тем же бизнесменам, дочкам и содержанкам.  Я три квартиры отстроила, смогла позволить себе жить в четвертой. Пять лет назад квадратный метр на Патриках стоил 12-13 тысяч грина, накануне кризиса стало уже 17- 20!  

Хозяева ветхих квартир охотно съезжали в монолит со сносным евроремонтом за третьим кольцом, и еще деньги на старость откладывали.  На Патриках сложился новый микс -- состоятельных людей, золотой молодежи, медийно-узнаваемых персонажей. Эта публика создала спрос на особенные рестораны, лавки органической еды, на бутики «Лабутена» и Agent Provocateur. И вдруг ужаснулась.  Оказывается на эти роскоши позарилось еще и «население»!

Заметьте!  На Патриках живут именно те, кто свято верит в рынок и демократию.  Днем они горюют о том, как плохо живется народу при нынешней власти, а по вечерам требуют, чтобы народ выметался с их улиц. Пока он сидит в Бирюлеве, его можно не замечать и любить всем сердцем.  Но если он веселится рядом – это оскорбляет их исключительность.  Мне стыдно за моих соседей.   

Есть и финансовая подоплека. Цены на Патриках падают. Сегодня максимум 9-12 тысяч за квадрат, никак не 17-20.  Местные  были уверены, что в любой момент продадут за два-три лимона свою прихожую вместе с ванной, а вышел просчет-с.  Получается, что население – которое превратило Патрики в шалман -снижает стоимость твоей недвижимости.  Как от этого не озвереть? Всех  - вон!

Цены падают не из-за гульбы бирюлевских.  В элитном секторе Москвы  растет конкуренция предложения.  Все больше становится таких пятен – pockets – дорогих, с собственным лицом.  Это я сообщаю тем, что убежден что Патрики –  центр Вселенной.  Дорогие соседи, вы застряли в прошлом! Есть Фрунзенская с не менее респектабельной публикой, Нескучным садом через мост и тишиной.  Там цены в старых домах сравнялись с Патриками, а в новых – давно их обскакали.  Разбросаны пятнышки супер-дорогих домов вокруг МГУ.  Сити – вообще круче кипятка несмотря на близость Третьего кольца.  На подъеме Замоскворечье, где дома с такой же историей, что и на Патриках.  Цены там ниже, но они-то и привлекают.  Кому что нравится. Как в любом метрополисе. 

Без гуляющих по ночам толп, разгоряченных алкоголем, не представить себе ни Сохо, ни Кройцберг, ни Трайбеку в Нью-Йорке.  Кому это не по нраву,  живут в других местах.  Не менее, а чаще более престижных и дорогих.

Меня в какой-то момент тоже слегка утомил гвалт под собственными окнами, даже подумала, не податься ли на Фрунзенскую.  Но тут же и передумала.  Там скучно.  А тут – характер!   Смесь ностальгической грусти по прошлому и драйва западного мегаполиса.  Патрики -- это район для счастливых людей.

Так что, если кого из тутошних тошнит, -- обращайтесь!  Я все pockets элитной недвижимости Москвы знаю, как свою ладонь.  Найдем место по вашему характеру,  с его спесью, лицемерной любовью к демократии и убеждением, что право на радость есть только у тебя самого.