Самые важные вещи – самые простые и есть. Если подумать, они и должны быть такими, чтобы приложить главное правило можно было к чему угодно – и оно оставалось бы правильным все равно.
Вот и кажется порой, что о главном и сказать больше нечего: сказано всё, давным-давно, людьми такими, что не нам чета. И всё равно нет-нет да и не выдержишь, кинешься добавить словечко-другое в копилку премудростей, а потом – может, гордишься, может, стыдишься, но опять не знаешь, что еще сказать.
А главное, самое главное – оно ведь и впрямь едино, но и многолико. Ведь к какой вещи главное ни приложи, оно тут же принимает облик, к этой вещи подходящий. И вот об этих частных проявлениях всеобщего главного правила говорить можно почти бесконечно – как бесконечны проявления живой жизни и человеческой человечности. И главное правило всякий раз тут, на месте, готово приложиться и промерить глубину, и высоту, и ширь души и разума, чувств и отношений.
Любите ли вы говорить о главном? Только разглядывая его мелкие, частные, мимолетные проявления, я могу научиться различать его всеобщие черты. Любите ли, когда главное приходит показаться новой стороной, новым оттенком, дать себя на ощупь узнать, на вкус попробовать? А я еще больше люблю, когда в старой, заезженной «истине» открывается сияющий лик главного, мягко ударяет в самое сердце узнаванием и радостью, что потерянная – забытая ненароком – драгоценность нашлась и снова с тобой.
… Мы бродили от костра к костру – нас было двое, новички в лесу. Дождь нагрянул и лил до ночи, мы едва-едва успели поставить палатки, а развести костер под дождем и пытаться не стали. Да и котелков у нас не было, только кружки, заварка и пятилитровая бутыль питьевой воды. Люди у костров были незнакомые, чужие, все компаниями – нам из мокрой шуршащей тьмы казалось, что там собрались все сплошь закадычные друзья, и очень уж неловко было нарушить их первобытную замкнутость вокруг огня. И объявить
себя неумехами и растяпами тоже было неловко.
И всё-таки – у одного из костров смеялись – мы набрались смелости и попросили у них позволения вскипятить немного воды. И вот мы уже стоим в кругу света у костра и следим, посвечивая фонариком, как в подвешенном над огнем котелке вскипает вода.
Толстые, бурые от ожогов рукавицы, закопченный котелок, в воде плавает хвоя и коричневые мятые листья прошлой весны…
И самый ароматный, самый вкусный чай в моей жизни – случился именно тогда, в насквозь промокшем ночном лесу, и в нем плавали хвоя и обрывки прошлогодних листьев, а люди этого костра смеялись о своем и даже не обращали на нас особого внимания. Но было тепло.
Если вы спросите меня, при чем здесь главное, я, наверное, не смогу вам сказать. Но кажется мне, что оно было совсем рядом тогда.