Август. Хочется чего-то простого и яркого, как комплект цветной керамической посуды, которую можно взять с собой на пикник. Желтые чашки и блюдечки, красные тарелки. Термос с крепким, густо сваренным кофе. Большие бутерброды с курицей и огуречными ломтиками. Пирог с кокосовой стружкой. Обязательно - пирог с кокосовой стружкой. В августе пироги с кокосовой стружкой особенно хороши.
Но я сижу дома. Синдром хронической усталости, поэтому я сижу на кровати в растянутом свитере и не
смотрю в окно: там солнечный и ветреный парк. И пока еще зеленый... Август. Можно разгадать его как сканворд, и в центральных клетках увидеть ключевое слово. Но мне все равно.
Люблю его, как исключение, которое подтверждает правило. Потому что в это воскресенье, в которое я бесцельно валяюсь на кровати и иногда ем, я тем самым локально удивительно похожа на все остальное человечество и могу остро и радостно ощущать свои принципиальные от него отличия.
Простенькое, в общем, на этот раз
получилось человечество. Незамысловатое. Сделать карьеру, создать семью. Начинить дом. Духовные ценности. А как же красные и желтые чашки? А как же пирог с кокосовой стружкой? Но оно не видит скрытый мессидж предметов и успешно избегает мелкого бытового инсайта.
Закрыв глаза, представляю, как хорошо бы нам было на уже холодеющей в вечер траве.
"Послушай, - сказала бы желтая чашка. - Солнце заваливается на бочок горизонта, скоро небо станет сереть. И ты обрадуешься. А ну смотреть
мне в глаза!... Обрадуешься, потому что пока день был не окончен, тебя угнетала необходимость жить его ярко и сочно. Читать или писать удивительные, умные и нужные книги. Строить плотины и запускать космические корабли. А теперь, выдавливая из тюбика суток последние капли, ты можешь продолжать свое бездействие. С чистой совестью откладывая книги и плотины на пока еще несуществующее завтра..."
"На послезавтра, - ехидно подсказало блюдечко. - Или на сентябрь. Они все такие, девочки-эфемериды,
таскающие на пикник полный сервиз вместо практичных одноразовых приборов... Не понимающие людей, чья душа находится в покое, после того как день был посвящен телевизору, уборке и варке честной недельной порции борща".
Красная тарелка была бы еще большей нахалкой: "Лежишь. Перебираешь книги. Займись, в конце концов, делом. Нужно подмести и постирать занавески".
"Точно! - забилась бы об вилочку ложечка-истеричка. - Она не может запомнить, что нас нужно ставить врозь
- ложечку к ложечкам, а вилочку к вилочкам. Может на ночь не помыть и бросить. Или помыть и не вытереть. Или вытереть, а потом опять испачкать".
Вилочка же внесла свою лепту в скандал, глумливо наябедничав: "Мясорубки не имеет. Взбивалки для яиц не имеет. Чесноковыжималки не имеет. Разве о такой хозяйке мечтала моя мама? Огурцы не консервирует. Шкаф не проветривает".
И только пирогу с кокосовой стружкой пришло бы в кефирно-масляную голову за меня заступиться. "Отстаньте
от нее, - сказал бы он придурашливой посуде. - Вы разве не видите, она занята. В то время как лучшие из людей заняты плотинами и кораблями, она испытывает на прочность строительные материалы для человеческой души. Люди меряют качество своей жизни качеством тех вещей, о которых заботятся. Дивана, который накроют чехлом, чтобы он не пачкался. Стиральной машины, которую берегут, и потому как можно чаще стирают руками. Испеченных на специальной сковородке блинчиков, вставших творожными галочками в окошке "Как
следует". Вещи и выверенные, стандартные, ритуалы ухода за ними, дают людям защиту, якорем держат их у берега. Ведь они не умеют плавать и потому боятся моря. Сливочного моря желаний, облизывающего карамельный песок намерений... А она чертит для них навигационные карты, избегая береговой полосы, на которой чтобы чувствовать себя осмысленным и дельным, нужно заботиться о ковре, о щетке для ковра и о коробочке для хранения шампуня. Она любит и ценит вещи за комфорт, который они ей дают, но отказывается
быть рабом "так положено". Для нее каждый кусок ткани, цветок, человек или слово - не обязанность, но кусочек звезды, который можно растереть в преображающую повседневные предметы перламутровую пыль, и обратить к небу изумленно-утреннее лицо. Растянувшись на кровати, она думает о том, что, вероятно, прожив такую жизнь, которую ты вручаешь Богу как многослойный, юмористически обыгранный предмет интерьера Небесного Чертога, ты получишь купон на новую. И она слышит нас..."
Говорю же,
в августе они особенно удаются. Я встала, накрасила глаза и до ночи мерила старые платья.