Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Вымрут из-за соцсетей: ученый объяснил, почему людей станет меньше



Вымрут из-за соцсетей: ученый объяснил, почему людей станет меньше
2021-09-22 09:39 Редакция ПО

Стресс из-за общения назвали причиной убыли населения

Соцсети и другие источники социального стресса могут привести к убыли населения, считает американский ученый. Снижение значимости общения и других видов взаимодействия, а также социальная замкнутость отрицательно скажутся на размножении. И дело не только в том, что люди будут менее охотно заводить семьи — хронический стресс влияет на репродуктивную функцию.

Причиной падения численности населения в ближайшем будущем может стать увеличение количества и снижение качества взаимодействий между людьми, в частности из-за распространения соцсетей, убежден профессор Александр Суворов из Массачусетского университета в Амхерсте. Подробнее о своей гипотезе он рассказал в статье в журнале Endocrinology.

Авторы прошлогоднего исследования, опубликованного в журнале The Lancet, подсчитали, что к 2064 году численность населения Земли вырастет до 9,7 млрд, но к концу столетия упадет до 8,8 млрд.

Суворов проанализировал различные гипотезы о факторах, способных повлиять на численность населения, и пришел к выводу, что одним из них является социальный стресс.

В психологии под социальным стрессом понимаются переживания человека при избыточных столкновениях с обществом, результат несоответствия требований, предъявляемых общественной системой, и личными психическими ресурсами. Информационная перегрузка, слишком частые (и далеко не всегда желательные) контакты с другими людьми, проблемы в общении с друзьями и родственниками — все это становится источниками социального стресса, и, чем больше вокруг нас людей, тем чаще мы с этим стрессом сталкиваемся. А социальные сети и прочие медиа заставляют нас испытывать его даже в тех случаях, когда мы не контактируем с людьми напрямую.

«Уникальная особенность предстоящего сокращения численности населения — то, что это сокращение почти исключительно вызвано снижением воспроизводства, а не факторами, повышающими уровень смертности (войны, эпидемии, голод, суровые погодные условия, хищники и катастрофические события)», — отмечает Суворов.

Проанализировав ряд работ, посвященных снижению численности населения, Суворов пришел к выводу, что склонность людей размножаться связана с плотностью населения, которая, в свою очередь, отражает частоту и качество социальных взаимодействий.

«Рост численности популяции способствует снижению значимости социальных взаимодействий, социальной замкнутости и хроническому стрессу, что впоследствии подавляет размножение», — считает ученый.

За последние 50 лет количество сперматозоидов у мужчин снизилось на 50%, напоминает он, и наиболее заметное снижение наблюдалось в развитых странах с большой плотностью населения. Известно, что стресс снижает количество сперматозоидов, подавляет овуляцию и сексуальную активность, отмечает Суворов. Хотя изменения в репродуктивной физиологии обычно связывают с воздействием загрязняющих веществ, разрушающих эндокринную систему, Суворов считает, что это не единственный фактор.

«Многочисленные наблюдения за дикими животными и лабораторные исследования показали, что за пиком роста популяции всегда следует повышенный стресс и подавление репродуктивной функции, — продолжает Суворов. — Когда достигается высокая плотность популяции, в нейроэндокринной системе происходит нечто, подавляющее размножение. Те же механизмы, что влияют на размножение у диких животных, могут действовать и у человека».

Суворов указывает на ряд изменений в репродуктивном поведении, которые способствуют снижению численности населения: люди позже вступают в брак, заводят меньше детей, а то и вовсе делают выбор в пользу бездетности. Но, подчеркивает он, скорее всего, происходят и биологические изменения. Чтобы проверить это, необходимы дополнительные исследования — например, наблюдения за уровнем кортизола в крови, важным показателем уровня стресса.

«Лучшее понимание причинно-следственной цепочки, связанной с подавлением репродукции факторами, связанными с плотностью населения, способно помочь в разработке мер по лечению бесплодия и других репродуктивных заболеваний», — пишет Суворов.

Он надеется, что его гипотеза откроет область исследований, которую будет интересно изучить ученым из разных областей.

«Цель этой статьи — привлечь внимание к совершенно упущенной из виду гипотезе — и эта гипотеза вызывает больше вопросов, чем дает ответов, — резюмирует Суворов. — Я надеюсь, что она вызовет интерес у людей из самых разных областей, и после дополнительных исследований мы получим гораздо более полную картину того, насколько плотность популяции связана с социальным стрессом, как социальный стресс связан с размножением и что мы можем с этим сделать».

Пока же он предлагает для начала отказаться от соцсетей.

Источник: https://www.gazeta.ru/science/2021/09/08_a_13963898.shtml?utm_source=yxn...



«Шоу — не наша профессия». Президент РАН — о том, что мешает науке в России
2021-09-22 09:43 Редакция ПО

Этот год объявлен Годом науки и технологий. Одна из его задач — привлечь талантливую молодёжь к исследовательской деятельности, показать востребованность профессии учёного, скорректировать его образ в массовом сознании, сделав более современным и привлекательным.

О том, как Академия наук собирается бороться за молодёжь и не пора ли ей «перезагрузиться», «АиФ» поговорил с президентом РАН, академиком Александром Сергеевым.

Где смычка науки и бизнеса?

- Главная цель этого Года – привлечь внимание со стороны власти и общества к науке, поднять её престиж. Возможно, это даже важнее, чем увеличение финансирования, хотя это тоже больная тема. — академик Александр Сергеев

— Александр Михайлович, под вывеской Года науки проводится масса всяких мероприятий, в том числе весьма формальных. Будет ли реальная поддержка науке по его итогам, как считаете? Скажем, вырастет ли финансирование?

— Главная цель этого Года — привлечь внимание со стороны власти и общества к науке, поднять её престиж. Возможно, это даже важнее, чем увеличение финансирования, хотя это тоже больная тема.

Действительно, сейчас проходит много разных мероприятий, они подробно освещаются прессой. Но нельзя сказать, что именно благодаря Году науки мы проводим какие-то эксперименты и запускаем новые установки. Конечно, мы бы запустили их и так: они планировались долгие годы, просто сейчас есть возможность привлечь к ним больше внимания. Возьмём запуск модуля «Наука» к МКС. Его ведь не за полгода сделали, это очень старый проект, с начала «нулевых». Его откладывали по разным причинам, а теперь наконец запустили и приурочили к Году науки и технологий. Как, например, и запуск нейтринного телескопа на Байкале.

Тем не менее есть ряд событий, которые были инициированы именно Годом науки. Скажем, реорганизация российского общества «Знание», которое перезапущено в новом формате, ориентированном на молодёжь и вызывающим, как мы видим, большой интерес у неё. Другой пример — открытие в Сарове Национального центра физики и математики. Год назад его даже в проекте не было. В ноябре 2020-го Путину представили предложение по созданию такого образовательного центра. Были затрачены огромные административные усилия, под проект выделили специальное финансирование, и вот 1 сентября мы этот Центр открыли.

— Не выйдет  ли так, что по окончании Года науки интерес к ней со стороны государства угаснет и всё вернётся на круги своя?

— Что-то, наверное, вёрнется. Тем более что за один год нельзя решить главную, самую существенную проблему — создать эффективно работающую смычку науки с инновациями, которой у нас до сих пор нет. Пока её не будет, пока не возникнет государственная политика, которая стимулировала бы превращение знаний в технологии, у нас и доля бюджетного финансирования науки будет оставаться очень низкой — на уровне 1,1% ВВП, как сейчас. 

Нужны усилия, чтобы научные организации и работающие в них люди изменили мышление, стали видеть своей целью не публикационную активность, а участие в реальной экономике. — академик Александр Сергеев

— Как сформировать  эту смычку?

— Это очень непростой  вопрос. Последние пару лет я много общаюсь с «капитанами» нашего бизнеса, езжу по крупным российским компаниям. Кроме того, что хочу привлечь их внимание к науке, также я хочу выяснить, почему наш бизнес в целом не расположен вкладывать деньги в науку. Даже инновационные, казалось бы, ориентированные на науку компании не стремятся финансировать её поисковую, фундаментальную часть. Бизнес «загорается» тогда, когда видит, что кто-то уже сделал коммерчески успешный продукт, который вызвал интерес у рынка. Вот тогда они готовы вкладывать.

На самом деле «Сколково» в своё время создавалось под те же задачи — «выращивать» стартапы, которые бизнес будет покупать, вбрасывать их на рынок, получать прибыль и т. д. И это у нас в какой-то мере работает, но при финансовой поддержке государства. А надо, чтобы работало только за счёт бизнеса, без средств господдержки! Такая модель экономики действует во всех передовых странах. Государству при этом отводится только регулирующая роль.

Но и в научной среде надо кое-что менять. Большинство наших учёных — и в академических институтах, и в университетах — работают, не имея перед собой задачи превращать знания в технологии, доводить разработки до уровня, интересного промышленности. Вы знаете, что наши институты действуют по госзаданиям, которые они сами себе составляют на несколько лет вперёд? И отчитываются по этим госзаданиям научными публикациями, где нет ничего такого, что помогало бы встроить нашу науку в реальную экономику, в цепочку по созданию востребованного рынком продукта.

Людей можно понять. Если бы я работал в системе госзаданий, я тоже вёл себя подобным образом: сам себе спокойно на 2-3 года вперёд записывал бы то, что я уже фактически сделал, но ещё не опубликовал. Однако эту систему нужно менять. Такое мерило научной активности сейчас всё больше критикуется в научной среде, но пока оно ещё существует. Нужны усилия, чтобы научные организации и работающие в них люди изменили мышление, стали видеть своей целью не публикационную активность, а участие в реальной экономике.

Как удержать молодёжь

Во-первых, кто бы дал Академии такие же финансовые средства, чтобы провести эту «перезагрузку»? Во-вторых, делать шоу, даже в хорошем смысле, – это всё-таки не наша профессия. Хотя частично мы и это делаем. Такой формат действительно нравится молодёжи. Но чтобы привлечь её внимание к научным исследованиям, необязательно прыгать на сцене и распевать песни. Не нужно всё превращать в дискотеку.​ — академик Александр Сергеев

— Академия наук в принципе консервативная организация. Может, ей стоит «перезагрузиться», подобно тому же обществу «Знание», Вами упомянутому? Оно теперь проводит онлайн-марафоны, где выступают крутые спикеры. Всё это очень живо, подвижно, с элементами шоу. Молодёжь в восторге.

— Во-первых, кто бы дал Академии такие же финансовые средства, чтобы провести эту «перезагрузку»? Во-вторых, делать шоу, даже в хорошем смысле, — это всё-таки не наша профессия. Хотя частично мы и это делаем. Такой формат действительно нравится молодёжи. Но чтобы привлечь её внимание к научным исследованиям, необязательно прыгать на сцене и распевать песни. Не нужно всё превращать в дискотеку.​

Если вложить в действо какое-то интеллектуальное начало, молодые люди только спасибо скажут. Я в этом году несколько раз участвовал в подобных мероприятиях, потом с ребятами общался и понимал: они ценят такое отношение к себе, они благодарны за то, что я говорил с ними о чём-то глубоком и умном, а не пытался увлечь их ярким и шумным. Они, возможно, не всё поняли, о чём я им рассказывал, но им важно было само внимание, важно, что к ним приехал академик. Это им нравится, это мотивирует.

— Выступая на одном таком форуме, вы сказали, что перед РАН сейчас стоит задача наладить сопровождение молодёжи, начиная со школы. Что вы имели в виду?

— Ситуация такова, что Россия является единственной в мире страной с развитой наукой, где число исследователей неуклонно сокращается. В других странах оно только растёт. Причина — в том самом недостатке финансирования, о котором мы уже говорили. Связь здесь прямая: будет больше средств — будет и приток людей. 

У нас нет задачи привести в науку сразу сотни тысяч молодых людей. Это процесс постепенный. Для начала нужно наладить подготовку молодой научно-технологической элиты - скажем, 5-10 тыс. человек в год. ​​— академик Александр Сергеев

Теперь представим, что финансирование улучшилось, процесс пошёл (а я в это верю), и тогда нам будут нужны кадры. Причём в них заинтересована не только РАН, но и бизнес. У нас нет задачи привести в науку сразу сотни тысяч молодых людей. Это процесс постепенный. Для начала нужно наладить подготовку молодой научно-технологической элиты, скажем, 5-10 тыс. человек в год. С учётом того, что состав Академии насчитывает 2 тыс. членов, это можно даже сделать персональным кураторством.

Сопровождение будущей научной элиты надо начинать со школы, но тут есть огромная проблема: в системе среднего образования не хватает мотивированных преподавателей, престиж профессии учителя по-прежнему низок. А если его не поднять, мы эту гонку за новыми технологиями, идущую сейчас в мире, непременно проиграем. РАН делает, что может: у нас есть своя система школ, мы работаем с учителями, поддерживаем их, обучаем.

Следующая ступень — учёба в университете. Там есть свои развилки, где мы теряем молодёжь: уже на первых курсах ребята начинают соскакивать с научной траектории и уходить на другие, где есть возможность быстро заработать деньги, подняться по социальной лестнице. Это то время, когда молодой человек ещё не нужен потенциальному работодателю, но Академия наук должна показать ему своё внимание и интерес. Он уже на первом курсе должен почувствовать, что мы на него надеемся, вкладываемся в него. Это мотивирует его хорошо учиться, загружать мозги знаниями, а не искать лёгкого заработка в далёкой от науки сфере.

— А наши вузы сейчас способны дать эти знания? Вы как-то критиковали уровень подготовки студентов, говорили, что он сильно упал.

— Это тоже огромная проблема. Мы имеем возможность сравнивать с уровнем подготовки студентов в советское время. Он был гораздо выше, мы эту разницу хорошо видим.

Конечно, советское образование было более качественным. Но уровень знаний выпускников падает во всём мире, это не только наша беда. И опять же начинать надо со школы. Бывает, спрашиваешь у преподавателя университета: а почему у вас студенты не знают вот это или вот это? А он отвечает: да вы бы видели, какие они к нам пришли из школы! Некоторым впору таблицу умножения учить. Так что на первых курсах приходится давать им те знания, которые недодали в школе.

 

​Дмитрий Писаренко

Источник: http://www.sib-science.info/ru/ras/shou-ne-nasha-professiya-08092021



Фантазии на тему расширения НАТО
2021-09-22 09:47 Редакция ПО

Россию усиленно изображают военной угрозой Европе

8 сентября, американский Центр стратегических и международных исследований (CSIS) представил доклад по теме расширения НАТО. Внимание уделено пяти странам – Грузии, Украине, Боснии и Герцеговине, Финляндии и Швеции. «Три из этих стран – Грузия, Украина и Босния и Герцеговина – активно добиваются членства. Финляндия и Швеция не стремятся к членству и по-прежнему привержены неприсоединению». А желание Боснии и Герцеговины (стать членом НАТО) – спорный вопрос, как говорится в докладе, по причине нахождения в составе БиГ Республики Сербской (она против вступления в альянс), а также специфического статуса БиГ как образования с ограниченным суверенитетом.

Авторы доклада указывают: «Для крупномасштабных операций [НАТО] возможности ограничены. По сравнению с Россией расходы и силы стран, не являющихся членами НАТО, намного больше, но НАТО испытывает трудности с развертыванием даже небольших сил. Альянс, который во время холодной войны развернул в Северной Европе 40 дивизий (около 360 боевых батальонов), напрягся, чтобы развернуть четыре батальона в Прибалтике».

В Швеции считают, что у НАТО есть ряд слабостей: зависимость от генеральной стратегии США; дублирование обязанностей между командующими НАТО, странами, предоставляющими войска, и принимающими странами; относительная слабость восточных членов альянса; отсутствие инфраструктуры в Европе.

Авторы доклада указывают на медлительность в области принятия решений. Вполне очевидно, что расширение альянса усугубит это состояние. Наблюдались сложности [внутри альянса] с выбором военно-политической стратегии в период конфликта. «При рассмотрении концепции обороны планировщики НАТО долгое время сталкивались с трудным выбором: поддерживать передовую оборону, которая удерживает территорию, но потенциально хрупка, или проводить мобильную оборону, которая изначально вынуждает покинуть территорию и требует последующего контрнаступления».

НАТО проводит ежегодные совместные учения с грузинскими военными с 2016 г. и содержит постоянный офис в Грузии для того, чтобы у Грузии был успех в военной операции против России даже с участием НАТО, в докладе отмечается, что необходимо выполнение как минимум двух условий: возможности оперативной переброски по воздуху значительных вооруженных сил и хотя бы пассивное участие Турции в конфликте, включая размещение воинских контингентов на территории Турции с последующим передвижением их в Грузию по суше и морю.

На расходы по созданию инфраструктуры, размещению войск, их ротации и проведению учений нужно 7 миллиардов долларов в год. Из них половина ляжет на плечи США, вторая половина – на европейских членов альянса.

Украина представляет более сложный случай. Авторы фантазируют на предмет «российской агрессии» и описывают сценарий, по которому российские войска захватят Левобережную Украину, взяв в кольцо украинских военных, которые будут пытаться защищать Харьков и ряд других городов. Хотя по сценарию ВВС НАТО смогут нанести удары по российским войскам, остановить их не получится. Создать надлежащие условия для контратаки у НАТО сможет только через три месяца, но в ответ Россия, предполагают авторы доклада, применит тактическое ядерное оружие.

Для укрепления безопасности Украины понадобится постоянное размещение трех бригад, закупка и размещение оборудования, дислокация одной бригады ПВО, наличие инструкторов и командного состава (250 человек) США, две эскадрильи ВВС США и одна НАТО. На всё это необходимо 27 млрд. долл.

Учтён авторами доклада и фактор Донбасса. Предполагается, что подавление восстания будет затратным делом. На «поддержание мира» необходимо будет 98 млрд. долл. на пять лет и еще 130 млрд. на пятилетку «специальных» операций – с учётом опыта Ирака и Афганистана.

В Боснии и Герцеговине основной проблемой является сербское население и позиция самой Сербии. Предполагается, что на противостояние потребуется 24,6 млрд. долл. По части Боснии и Герцеговины говорится (будто она уже является членом НАТО), что туда необходимо будет ввести войска, чтобы поддерживать порядок.

Швеция. Здесь авторы доклада дают волю воображению. «В конфликте НАТО с Россией, например, во время российского вторжения в страны Балтии, Швеция будет глубоко вовлечена. Поскольку Финляндия действует как буфер против России, нападение с суши крайне маловероятно. Перед Швецией встанут три оборонительные задачи: защита от российских воздушных и ракетных атак, защита своей обширной территории от проникновения России и защита острова Готланд и другой ключевой инфраструктуры, чтобы вооруженные силы НАТО могли использовать их для защиты ввода войск в страны Балтии и другие места». Для этого нужно предварительно разместить самолеты и средства ПВО для прикрытия Готланда и ряда позиций в Швеции. Соединённым Штатам это обойдется в 3,2 млрд. (альянсу нужно будет добавить еще 6,4 млрд.)

Замечено в докладе, что, «помимо чисто военных задач, Швеция сталкивается с военно-политическими проблемами при вступлении в НАТО: членство в НАТО не просто гарантирует шведскую территорию от внешней агрессии, оно также «требует, чтобы Швеция участвовала в конфликтах других стран, чего она не делала с XVIII века».

Что касается Финляндии, авторы доклада предполагают, что финны не заинтересованы приглашать на свою территорию иностранные воинские контингенты, чтобы не провоцировать Россию. Чтобы обосновать российско-финский конфликт, авторы доклада выдвигают версию оккупации русскими Аландских островов, на что финская сторона будет вынуждена ответить. Однако у Финляндии нет ни боевой авиации необходимого класса, чтобы противостоять России, ни системы ПВО. Если НАТО захочет прийти на помощь, на это потребуется немногим более 1 миллиарда долларов, но для более качественного укрепления позиций – 5,3 млрд. долл.

В целом в докладе американского Центра стратегических и международных исследований ясно прослеживается намерение представить Россию угрозой европейским странам и создать видимость отсутствия у этих стран альтернативы сближению с НАТО.

Источник: https://vpoanalytics.com/2021/09/17/fantazii-na-temu-rasshireniya-nato/



Новая трагедия с массовой стрельбой в Перми: кажется, мы ничему не научились
2021-09-22 09:49 Редакция ПО

Керчь, Казань, а теперь Пермь – каждый раз к трагедии, как выясняется, никто не был готов. А возможно ли это вообще?

 

Чудовищные трагедии массовых убийств с помощью огнестрельного оружия в последнее время повторяются всё чаще. Не успела отойти боль от стрельбы в Казани, как новая беда приключилась в Перми – студент Пермского государственного национального исследовательского университета Тимур Бекмансуров, проучившись всего три недели, убил 6 человек в своём вузе и ранил ещё 19. Как выяснилось из записки преступника, своё злодеяние он планировал много лет, и совершил его по причинам, так сказать, «мировоззренческого характера». Короче говоря, он просто ненавидел людей.

Если прочесть его достаточно пространное обращение, то становится очень грустно: людей с такими симптомами в России реально много. Стресс, депрессия, отсутствие эмпатии к окружающим, чувство бесперспективности жизни – увы, так живёт бесчисленное количество людей на нашей перенаселённой и нервной планете. Бесполезно осуждать человека за то, что он испытывает такие чувства – это примерно так же нелепо и бессмысленно как советовать во время панической атаки «успокоиться», а во время многомесячной депрессии –  «взбодриться».

Наверное, нужно признать честно: мы не знаем, что с этим делать — с вот этим вот, когда чувство непереносимости жизни переходит в стадию загнанной агрессии и ненависти к себе и окружающим. Это из разряда мировых проблем, решение которых приблизит человечество к счастью быстрее холодного термояда и межзвёздных путешествий. «Мы» – это человеческая цивилизация. Да, мы не умеем этого — ни предотвращать, ни лечить, ни даже диагностировать заранее симптомы. Это просто факт. Точнее, как бы всё это делать можно, но только при постоянном амбулаторном наблюдении и бесконечных курсах приёма антидепрессантов (а в запущенных случаях – нейролептиков). Но держать в больницах большУю часть человечества вряд ли возможно. А другого способа пока нет. Ну, разве что письма из дома солдату перед заступлением в караул не выдавать…

К чему всё это было сказано? К тому, что нет смысла повторять общие места про причины. Причины – на поверхности: общая психическая расшатанность современного человека и объективный психологический дискомфорт существования, которые далеко не все могут адекватно перенести. И как тут поможешь? Да никак. Можно только горевать о последствиях.

Люди любят простые объяснения. Стрелок по людям – это преступник, а преступник – это плохой человек –  ergo «стрелок по людям = плохой человек». Проблема в том, что плохой человек – явление нам всем привычное и узнаваемое, точнее – распознаваемое. Плохого человека видно издалека, о да! Плохих людей – конфликтных, склочных, несдержанных психопатов – мы все видели достаточно. Вот только ни Росляков, ни Галявиев, ни пермский стрелок, а также те самые родоначальники из школы «Колумбайн» – Харрис и Клиболд, такими не были. Их нельзя было распознать заранее! Более того, как это ни странно, если бы они были «плохими людьми» в традиционном смысле, они бы никогда своё чёрное дело не замыслили, а просто убили бы кого-то по пьянке кирпичом. Think about it.

Это очень больно – признавать, что мы, общество, бессильно предотвратить подобные трагедии. Вот прям всё внутри вопиет: ну как же, как же бессильно?! Ведь можно… ну, ну не знаю… придумать что-то! А ничего не придумаешь. Никто тут не виноват. Мы все заложники  этой ситуации.

Но если нельзя бороться с причинам, то можно хотя бы попытаться это сделать с последствиями. Если нельзя предотвратить появление сломавшихся на ненависти к ближним психопатов, то можно хотя бы помешать им собрать свою кровавую жатву, и тут уже важна реально борьба за каждую жизнь.

Увы, когда бегло окидываешь взглядом события в Перми, то не избежать чувства сильного возмущения. ВОЗМУЩЕНИЯ, так понятно?

Начнём с простого – как был обезврежен преступник:

Огромное спасибо тебе, бесстрашный сотрудник ГИБДД Константин Калинин! За то, что ты лично принял решение побежать туда и вступить в перестрелку с вооружённым преступником. Но… почему это делать пришлось именно тебе? А не специальным людям в бронежилетах и с штурмовыми щитами? А?! А если бы Бекмансуров не промахнулся, и Калинин был бы убит, а стрелок продолжал бы свой счёт следующим «фрагам»?

Или вот: «По словам сотрудников частной охранной организации «Арсенал-Регион», которая занимается охраной университета, чоповцы сразу набрали экстренные службы (112 и скорую) после атаки. Но там никто не брал трубки. На входе в университет стояли два охранника – Бекмансуров застрелил одного из них. Во время атаки было нажато три тревожных кнопки: две в 11:31, и одна в 11:43 по местному времени».

А вот «эвакуация» из здания университета представляла собой прыжки из окна второго этажа.

Ранено было 19 человек, а всего пострадали 29 – видимо, ещё девять себе что-то сломали и вывихнули во время этих прыжков со второго этажа (в полтора раза выше чем обычный второй, кстати). Отличная эвакуация – правда, неизвестно, сколько кавычек нужно поставить у этого слова.

Со слов студентов, система оповещения в здании не сработала.

Конечно, многие студенты и преподаватели быстро сориентировались и забарикадировались к своих аудиториях. Но в целом положение удручающее.

Весьма примечательно, как сам стрелок описывает процесс оформления себе огнестрельного оружия – всё прошло без сучка и задоринки, все формальности были соблюдены, но… никак не помешали будущему преступлению. Ещё раз: НИКАК нельзя выявить будущего преступника, если у него нет криминального бэкграунда и подозрительного поведения.

Но в таком случае, что же остаётся из кардинальных мер? А ответ очень прост: да ПОДНЯТЬ возраст права на оружие хотя бы лет до 25!

Вам самим не кажется идиотской ситуация, когда 18-летний бывший школьник первым делом после наступления совершеннолетия покупает себе помповый дробовик?! Он что, таёжный охотник?! Он живёт на каком-то условном Диком Западе? Он спортсмен? У него медведи во дворе бродят? ЗАЧЕМ городскому человек ружьё? Самооборона? Купите травмат.

НЕ НУЖНО современному городскому молодому человеку крупнокалиберное охотничье оружие. Страсть как хочется уток пострелять два раза в год? Ничего, переломишься. Потерпишь до 25 лет. Тебе пока учиться надо.

Другие варианты радикальных мер пока не просматриваются. Без оружия росляковы и галивиевы могли бы максимум ножом кого-то ранить, а потом бы их толпой запинали. Вот и нужно убрать оружие от психически нестабильных категорий населения! После 25 лет – пожалуйста. А хочешь раньше пострелять – иди в армию. Сколько ещё нужно трагедий, чтобы этот простой факт дошёл до наших законодателей?!..

Никаких иных мало-мальски положительных итогов тут подвести не удаётся. Всё было плохо. Очень плохо.

 


Обращаем ваше внимание что следующие экстремистские и террористические организации, запрещены в Российской Федерации: «Свидетели Иеговы», Национал-Большевистская партия, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ, ДАИШ), «Джабхат Фатх аш-Шам», «Джабхат ан-Нусра», «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Тризуб им. Степана Бандеры», «Организация украинских националистов» (ОУН).

 

Источник: https://jpgazeta.ru/novaya-tragediya-s-massovoj-strelboj-v-permi-kazhets...



Парадокс Фулбрайта
2021-09-22 09:52 Редакция ПО

Это был акт политического мужества, слухи о котором разошлись из Вашингтона чуть ли не по всему миру. К январю 1954 г. Постоянный подкомитет по расследованиям сенатора Джозефа Маккарти пустил под откос немало жизней и разрушил не одну карьеру, пытаясь разоблачить фантастический заговор внутри американского правительства и общества. В том месяце нужно было продлевать полномочия комитета. Когда поименно назывались сенаторы, от которых зависело продолжение деятельности этого печально известного органа, только один из них высказался против.

Это был молодой сенатор от штата Арканзас Джеймс Уильям Фулбрайт. «Я сознавал, что нет никакого предела его злобным инсинуациям», – говорил впоследствии Фулбрайт о Маккарти. «Когда слушания продолжились, до меня внезапно дошло, что этот человек сделает всё что угодно, чтобы обмануть вас и добиться своего». В течение года Фулбрайт смог убедить ещё 66 сенаторов присоединиться к нему и осудить Маккарти, чтобы положить конец его безумной демагогии. Весной 1957 г. Маккарти ушёл навсегда: он умер от гепатита, который усугублялся пьянством.

Однажды президент Гарри Трумэн назвал Фулбрайта «чересчур образованным оксфордским сукиным сыном», и сенатор в глубине души, наверно, понимал справедливость этих слов. Будучи стипендиатом Родса, поборником ООН, врагом маккартизма, председателем на слушаниях, которые помогли разоблачить ужасы войны во Вьетнаме, и основателем программы научного обмена, носящей его имя вот уже 75 лет, Фулбрайт вполне может претендовать на звание самого влиятельного и популярного американского интернационалиста XX века. С 1942 г., когда он впервые баллотировался на высокую должность в федеральных органах власти, до самой своей смерти в 1995 г., он имел репутацию политического работяги, блуждающего в разделённой Америке: спасателя, пытающегося вытянуть всё, что возможно, из страны, которая большую часть его карьеры была раздираема расовыми, классовыми и географическими противоречиями.

Идеи Фулбрайта сформировались во время партийной поляризации и неприкрытой демагогии, которой до появления в политике Дональда Трампа не было равных. Поэтому его жизнь – наглядный урок глобального мышления в век озлобления и всеобщего недоверия, но не совсем в том смысле, какой рисуется воображению. Фулбрайт был не только провидцем в сфере внешней политики, но и «расистом», как 26 лет тому назад выразился его биограф Рэндалл Вудс. Он был категорическим противником расовой интеграции государственных школ, которая стала обязательной после вердикта Верховного суда по делу «Браун против Совета по образованию» 1954 года. В 1960-е гг. он устраивал обструкцию или голосовал против эпохального и монументального билля о гражданских правах. Впоследствии сенатор утверждал, что его позиция была тактической, что он не смог бы избраться от своего родного штата Арканзас, если бы не защищал права штатов и не выступал за поэтапный подход к обеспечению равенства чернокожих американцев. Но для знавших его людей такая аргументация была не вполне убедительна. «С его точки зрения, чернокожие, с которыми он был знаком, не были равны белым и их нельзя было уравнять с ними законодательным способом», – писал Вудс.

Современные американцы отдалились от системы апартеида, которую защищал Фулбрайт, на расстояние всего одной жизни. В Соединённых Штатах был лишь один президент, повзрослевший в то время, когда полноценное расовое равенство стало частью общего права. Из ста нынешних сенаторов 81 родился в эпоху, когда людей могли арестовать за межрасовый брак. У американцев больше оружия на руках, они более терпимо относятся к внесудебным расправам, тюремному заключению по вердикту штата и смертной казни, чем граждане любой другой свободной страны. Стабильно большой сегмент населения считает широкие полномочия общества экзистенциальной угрозой, а демократические институты страны, по их мнению, ослабляют официальные лица, намеренные подорвать их. Если бы кто-то анализировал другую страну с аналогичной историей, то давно увидел бы ярко-красные мигалки, предупреждающие об угрозе, нависшей над демократией.

Во время нынешнего кризиса пример Фулбрайта во многом проясняет ситуацию. Он посвятил жизнь достижению взаимопонимания во всём мире, но не переносил эти идеалы на повседневную жизнь в своей отчизне. Однако это кажущееся противоречие в мировоззрении Фулбрайта является неизученной областью сознания многих американцев. Сочетание открытости за рубежом с фанатизмом у себя на родине было свойственно не только Фулбрайту. Его мнение совпадало с глубоким убеждением, царившим в государственной системе США, что интересы великой державы лучше всего обеспечиваются посредством разделения внутренней и внешней политики. Однако в век изощрённого авторитаризма иностранные конкуренты яснее и точнее представляют себе суть американского общества, чем в любой другой момент новейшей истории. Их понимание американизма зачастую отличается удивительной прозорливостью. Они подмечают классовое, расовое и региональное расслоение общества, и у них развилась беспрецедентная способность эксплуатировать это разделение.

Перекраивание американского интернационализма потребует устранения старой пропасти между убеждёнными глобалистами и американцами, озабоченными местными проблемами.

Это более сложная задача, чем руководить миром «силой нашего примера», как часто повторяет президент Джо Байден, особенно когда этот «пример» включает в себя организованную попытку свержения выборной демократии. Для противодействия своим нелиберальным националистам и фанатичным шовинистам американцам следует начать с трезвого самоанализа, который, по мнению Фулбрайта, критически важен, чтобы разумно и рационально жить в современном мире. Прозорливость и в то же время близорукость Фулбрайта во многом характеризуют подъём его страны в XX веке. С вводом новых ограничений доступа к голосованию и увеличением числа кандидатов, готовящихся к выборам под лозунгом «Америка превыше всего», главный вопрос его жизни остаётся крайне актуальным и сегодня: какую цену платит расово организованное государство за свою глобальную роль?

 

Человек мира

 

Фулбрайт был представителем определённого подвида интернационалистов середины XX столетия: белый мужчина, патриций если не по происхождению, то по стилю поведения; воспитанный в идеалах превосходства англосаксонской цивилизации и обязательствах аристократии перед обществом. Он вырос на северо-западе штата Арканзас и относился к социальной верхушке южного высокогорья – преимущественно белого и в то же время провинциального.

Его мать Роберта была местной предпринимательницей с обширными связями и даром убеждения. Она реализовала свои амбиции в том числе и с помощью Билла, как его тогда называли, которому она помогла стать стипендиатом Родса, преподавателем в колледже и президентом Университета штата Арканзас – и всё это до его тридцатипятилетия.

Политическая карьера Фулбрайта началась с избрания в Палату представителей Конгресса, затем он баллотировался в Сенат. Он начал работать в Сенате при президенте Франклине Рузвельте, а закончил при президенте Джеральде Форде, и ему по-прежнему принадлежит рекорд самого длительного председательства в Комитете по внешним связям Сената. Сразу после Второй мировой войны с помощью проведённого через Конгресс закона он учредил стипендии, благодаря чему его имя стало известно почти каждой домохозяйке – ещё до того, как люди стали понимать причину его небывалой популярности.

Первоначально финансирование программы Фулбрайта обеспечивалось с помощью хитроумного решения и закулисного интернационализма: продажи активов военного времени, оставленных Соединёнными Штатами в других странах, которые было трудно вернуть на родину и которые не представляли большой ценности в пересчёте на доллары. Полученные средства шли на оплату обучения и научных исследований американцев за рубежом. В конце концов, эта инициатива превратилась в крупнейшую программу выплаты стипендий, которую поддерживали Вашингтон и правительства стран-партнёров. В 1950-е гг. из-за этой самой программы Фулбрайт оказался под прицелом Маккарти. По мнению Маккарти, стипендиаты ненавидят Америку и продвигают идеи коммунизма. Для Фулбрайта это была полнейшая чушь. «Можно сложить ряд нулей, но при этом не получить единицу», – сказал он Маккарти на одном из слушаний.

В течение следующих двух десятилетий Фулбрайт оставался руководителем некоторых из самых важных гражданских движений эпохи. Когда война во Вьетнаме превратилась во внешнеполитическую трясину, вызвав кризис в стране, Фулбрайт организовал ряд слушаний в Сенате, в ходе которых исследовались истоки войны, её цена в смысле жизней американцев и престижа Америки, а также пути к её прекращению. Слушания, которые транслировались по телевидению, длились с 1966 по 1971 гг. с некоторыми перерывами. Таким образом, дебаты вокруг этого конфликта перенеслись из Конгресса в гостиные американских семей. При администрациях Линдона Джонсона и Ричарда Никсона к ответу были призваны люди, принимавшие ответственные решения в сфере внешней политики и обороны страны.

Дипломат и стратег Джордж Кеннан утверждал, что многие так называемые коммунисты, например, лидер Северного Вьетнама Хо Ши Мин, фактически являются националистами. Кеннан рекомендовал «решительно и мужественно пресекать нездоровые мнения», иными словами – выступал за прекращение войны.

Задолго до того, как стать сенатором, 27-летний Джон Керри, одетый в полевую форму с орденскими планками и представляющий организацию «Ветераны Вьетнама против войны», задал самый интригующий вопрос века: «Мы просим американцев подумать над этим, потому что как можно требовать от человека идти на смерть? Как можно просить человека умереть за ошибку?»[1].

Государственный секретарь Дин Раск защищал политику администрации Джонсона, но был прерван скептической тирадой Фулбрайта с его неторопливой манерой речи, который вёл себя, как юрист с Юга, выводящий на чистую воду изворотливого свидетеля.

Если в какой-то момент Белый дом потерял среднюю Америку, то начало этому процессу положили слушания Фулбрайта. С самого начала президент Джонсон был настолько обеспокоен их влиянием, что принудил одну телевизионную сеть запустить в эфир многочисленные повторы сериала “I Love Lucy” («Я люблю Люси») вместо обзора слушаний в прямом эфире.

Только в первый месяц слушаний рейтинг одобрения президента по вопросу войны опустился с 63 до 49 процентов. Роль Фулбрайта была тем более весомой, поскольку он в своё время поддержал Тонкинскую резолюцию 1964 г., которая облегчила широкомасштабное наступление Соединённых Штатов на Северный Вьетнам. Однако к моменту инаугурации Никсона в 1969 г. Фулбрайт пережил совершенно неожиданную для себя трансформацию, став антивоенным активистом. Представители контркультуры выходили на улицы, а Фулбрайт ссылался на конституционное требование о том, что Сенат должен призывать президентскую администрацию к ответу, даже когда обе палаты контролируются одной и той же партией. Это было беспримерной реализацией видения отцов-основателей.

В эти моменты политическая философия Фулбрайта была на виду у всех благодаря телекамерам. Учась в Оксфорде в 1920-е гг., он придерживался абстрактной веры в прогресс человечества, ожидая сотрудничества между странами, хотя испытывал определённый пессимизм относительно способности людей всё правильно обустроить. Как законодатель, он, казалось бы, нередко становился проводником взглядов консервативного государственного деятеля Британии Эдмунда Бёрка. Бёрк полагал, что парламенты добиваются наилучших результатов, когда в них собраны лучшие представители нации: образованные люди, профессионалы своего дела, интересующиеся жизнью в разных странах мира. Их роль не только в том, чтобы издавать законы, но и информировать избирателей: «учить народ тому, что ему неведомо», как выразился английский конституционалист XIX века Вальтер Беджгот.

Мир был многообразен, что требовало терпимости к разным мнениям и культурам, а также исправно функционирующих международных организаций, которые укрепляли бы взаимозависимость стран. Фулбрайт выступал за взаимодействие с Советским Союзом в годы холодной войны, а когда коммунистическая система зашаталась в конце его жизни, по-прежнему рекомендовал проявлять сдержанность и протягивать Советам руку дружбы вместо исполнения победного танца. Он верил, что изменения должны происходить эволюционным путём. И для противников страны, и для американских избирателей не будет благом, если законодатель станет подталкивать людей на ту территорию, где они пока не готовы разбить лагерь и жить. Правительство на родине и за рубежом лучше работает, когда практикует прагматизм и следует закону, считал он. Хотя некоторые из этих идей сегодня характеризуются как вильсонианские, многие из них – плюрализм, терпимость, власть закона во главе угла – воплощались среди белых оппонентов равенства рас. Именно здесь мировоззрение Фулбрайта пересекалось с мировоззрением других сторонников расовой сегрегации – таких, как сам президент Вудро Вильсон. В 1956 г. Фулбрайт вместе с сотней других членов Конгресса подписал Декларацию конституционных принципов, известную также как Южный манифест. Этот документ кодифицировал сопротивление южан расовой интеграции в качестве вопроса прав государства. В нём осуждались внешние «агитаторы и смутьяны» и содержалось обещание использовать «все законные средства» для противодействия федеральному закону.

Документ мог бы быть ещё более экстремальным, если бы Фулбрайт не поработал за кулисами для его смягчения. Одной из вставок, на которых он мог настаивать, было слово «законные». И всё же некоторые демократы-южане, в частности Альберт Гор – старший и Джонсон, тогдашний лидер большинства в Сенате, решили не подписывать манифест. В конце 1950-х и в первой половине 1960-х гг., когда билль о правах граждан был внесён в Сенат, Фулбрайт придерживался своей линии. «Негры моего штата голосуют свободно и без принуждения», – провозгласил он во время одной из обструкций. Он утверждал, что защита южных прерогатив – это одно из конституционных ограничений.

Изменение посредством федерального мандата нарушало уникальные условия, которые Юг унаследовал от эпохи рабства, включая тот факт, что белое большинство жило вместе с меньшинствами афроамериканцев. Когда Фулбрайт вспоминал те моменты, даже в 1980-е гг., он ссылался на ограничения, которые на него накладывали наказы избирателей. Он считал, что им нужно время, чтобы смириться с идеей равенства. Однако избиратели, попадавшие в его поле зрения, были преимущественно белыми. Афроамериканские общины, жившие в дельте Миссисипи штата Арканзас, интересы которых он также представлял, оставались для него по большей части невидимыми. Проблема заключалась в том, что они не участвовали в голосовании, заявил Фулбрайт. Хотя это утверждение было верным, ему была хорошо известна причина такого положения дел. Всё время его пребывания на Капитолийском холме гигантская южная система лишения прав, принуждения и террора оставалась твёрдой и незыблемой.

Обычно американцы характеризуют движение за гражданские права как борьбу поработителей с эмансипаторами, что, конечно же, соответствует действительности. Но взгляды Фулбрайта разделяли многие белые лидеры той эпохи, особенно если они интересовались мировой политикой. Порочность этой позиции заключалась в её банальности.

Когда все мысли заняты великими вопросами войны и мира, полагали они, вопрос полноценного гражданства для чернокожих американцев не так уж и важен.

 

Жизнь на Юге

 

Противоречия в мировоззрении Фулбрайта озадачивают, только если смотреть на них с конкретной точки зрения. Внешняя политика США часто излагается с позиции политиков из Новой Англии – «города на холме», описанного пуританином из колонии Массачусетского залива Джоном Уинтропом, мужами из Гарварда и Йеля, спланировавшими институты мирового порядка, которые управляли страной в годы холодной войны и так далее – однако рождалась эта политика на Юге.

Особенности рабовладельческого региона стояли во главе угла при формировании внешних связей США, а затем и экспансии на запад, как доказали Свен Бекерт, Мэтью Карп, Хизер Кокс Ричардсон и другие историки. Богатство, полученное от продажи хлопка, табака и прочих сельскохозяйственных товаров – плод принудительного труда почти четырёх миллионов женщин и мужчин на плантациях, простиравшихся от Чесапикского до Мексиканского заливов, – усилило приверженность принципам свободной торговли. Национальные лидеры из южных штатов защищали рабство не только как внутриполитический институт, но и как основу для создания альянсов и мирового порядка.

Внешнеполитическое мышление в США до Гражданской войны отличалось своеобразным джефферсонианством Юга. Речь идёт не о Томасе Джефферсоне, а о сенаторе Джефферсоне Дэвисе – будущем президенте конфедератов. «Среди наших соседей в Центральной и Южной Америке мы видим смешение белой расы с индейцами и африканцами, – заявил Дэвис в 1858 году. – У них имеются разновидности свободного правительства, потому что они скопировали это у нас. Однако они не достигли всех выгод и преимуществ данного политического устройства, потому что высокий стандарт цивилизации недоступен их расе». Для Дэвиса и других белых южан призвание Соединённых Штатов заключалось не в распространении всеобщей свободы и республиканских идеалов, а в наглядной демонстрации превосходства политэкономии, основанной на якобы естественном ранжировании рас.

После окончания Реконструкции Юга[2] влияние голосов и идей южан возросло как на местах, так и в общенациональном масштабе. Юг не столько проиграл в Гражданской войне, сколько использовал её для распространения новых теорий и методов сегрегации за пределами своего региона. Внутри страны «система Джима Кроу»[3] закрепила правовую, экономическую и политическую власть белых, равно как и жестокие карательные акции против коренных американцев, проводимые регулярными частями армии на равнинах Запада. Регионы, не имевшие никаких связей со старой Конфедерацией, от Индианы до Калифорнии, поспешили создать свои версии апартеида, включая запрет на межрасовые браки и ограничения выборных прав.

На международной арене интервенции США на Гавайях, Филиппинах, Кубе и Гаити объяснялись понятиями, которые многие южане до Гражданской войны считали своими добродетелями: мужественность, превосходство белой расы и вера в собственные благородные намерения, даже когда другие люди воспринимали их действия как террор. Карта мира представлялась белым стратегам демонстрацией естественного родства народов – европейцев и их потомков, африканцев и их потомков. Иностранцы казались знакомыми и родными, а свои граждане – чуждыми элементами. Политика была искусством управления нежелательным побочным эффектом рабства, иммиграции и империализма, а именно: смешения рас. Базовый принцип политики оставался одним и тем же внутри США и за их пределами: «Жестокая борьба за существование… между высшими расами и упрямыми аборигенами», – писал в учебнике под названием «Мировая политика в конце XIX века» (вышел в 1900 г.) политолог и дипломат из Висконсина Пол Рейнш.

Эта логика всё ещё была в силе в годы Второй мировой войны, позволив Соединённым Штатам интернировать американцев японского происхождения и став причиной разных представлений о вооружённых конфликтах в Европе и Тихоокеанском бассейне. «В Европе мы чувствовали, что наши враги, пусть даже страшные и смертельно опасные, всё же были людьми, – писал военный корреспондент Эрни Пайл с Тихоокеанского театра военных действий. – Но здесь я вскоре понял, что на японцев смотрят как на нелюдей и нечто отталкивающее – примерно так некоторые люди относятся к тараканам или мышам». Механизмы, поддерживавшие и распространявшие эти представления, писал исследователь и лидер движения за гражданские права Уильям Эдуард Бёркхардт Дюбуа в «Американском социологическом журнале» в 1944 г., были частью структуры внешней политики: «Сила южан – в подавлении голосов негров и бедных белых; это даёт гнилому округу Миссисипи в четыре раза больше политической власти и влияния по сравнению со штатом Массачусетс, позволяя Югу формировать комитеты Конгресса и доминировать в нём через власть старшинства».

Однако согласие между внутренним порядком и внешней политикой оказалось трудно поддерживать. В 1950-е гг. растущее сопротивление расовой дискриминации в судах и через мужественные действия чернокожих американцев начало постепенно ослаблять систему, которую белые южане успешно национализировали после 1870-х годов. Новый глобальный конкурент – Советский Союз – прилагал усилия, чтобы разоблачать лицемерие американцев, заявлявших о свободе и демократии. Сегодня есть соблазн расценивать советский подход как второстепенный элемент манёвров времён холодной войны. Но в те годы американским дипломатам, аналитикам разведслужб и другим экспертам было не до шуток, поскольку они понимали, насколько уязвимой делает Америку расизм. «Расовая дискриминация обеспечивает зерном мельницы коммунистической пропаганды, – сообщал Верховному суду Департамент юстиции США в экспертном заключении по делу “Браун против Совета по образованию”, – и вызывает сомнения даже у дружественным нам стран относительно нашей приверженности принципам демократии и вере в них».

Коммунистам было в чём нас упрекнуть, и для Америки это неудобная правда. «Неужели вы не можете сказать африканцам, чтобы они не ездили по трассе 40?» – спросил однажды своего помощника президент Джон Кеннеди после того, как ресторан в штате Мэриленд спровоцировал международный инцидент, отказавшись обслуживать представителя Чада в ООН.

Белым политикам и интеллектуалам легче было согласиться с тем, что внутриполитический и внешнеполитический мир никак не соприкасаются, а потому требуют разной этической логики и аналитических моделей. «И внутренняя, и мировая политика – это борьба за власть», – писал Ганс Моргентау в книге «Политические отношения между нациями»[4], впервые опубликованной в 1948 году. И всё же «в каждой из этих сфер превалируют разные моральные, политические и социальные условия».

Государства были автономными, неморальными единицами в системе международных отношений: каждое из них преследовало свои цели под названием «национальные интересы». Большая стратегия была методом, с помощью которого государство реализовывало свои устремления с учётом имеющихся ресурсов, а также действий союзников и противников. Избирательное прочтение Фукидида и Макиавелли позволяет считать, что на протяжении нескольких тысячелетий это был нормальный способ осмысления мировой политики. Со временем, даже когда исследователи начали открывать «чёрный ящик» государства, стало очевидно, что движущие силы поведения были глубоко личностными или структурированными – например, институциональное соперничество, военно-промышленный комплекс и группы по интересам, влиявшие на проводимую политику. Исследователи были склонны игнорировать то, на чём Дюбуа и другие настаивали на протяжении столетия: связь между теми, кто диктовал домашнюю повестку дня, и целями правительства за рубежом.

В итоге самые насущные вопросы внутриполитической повестки выведены за пределы сферы ответственности глобалистов. В то время, когда американская и мировая политика были переплетены как никогда раньше (поскольку контур обратной связи простирался от Махатмы Ганди до Мартина Лютера Кинга – младшего, а затем вёл к антиколониальной борьбе за права человека во всём мире), отрицание этих взаимосвязей было важно для формирования цельной концепции национальных интересов. В конце концов, коллектив будет стабилен лишь до тех пор, пока он находится под контролем. Таким образом, по сути, любому белому политику и эксперту в области международных отношений той эпохи удавалось оттеснять на второй план проблемы расизма, лишения прав некоторых групп людей и колониализма, как доказывают исследователи Келебоджайл Звогбо и Мередит Локен в своей критической статье[5]. С 1945-го по 1993 гг., отмечают они в прошлогоднем журнале Foreign Policy, слово «раса» лишь однажды появилось в заголовках статей пяти ведущих журналов о международных отношениях. С помощью ловких манипуляций исследователи просто перестали признавать связь между внутриполитическим влиянием и мировыми устремлениями, хотя она была очевидна, пусть и в версии белых шовинистов, подобных Дэвису, и это происходило именно тогда, когда такая связь была наиболее важна – в период беспрецедентного усиления Америки. Несмотря на все разногласия, политические фигуры из американского истеблишмента, от которых зависело влияние Соединённых Штатов в послевоенный период, разделяли понимание мировой арены как безопасного пространства, отделённого от внутриполитических забот и волнений, где им нужно договариваться с такими же, как они сами (конечно, пол зарубежных политиков тоже имел значение). Таким образом, Фулбрайт был типичным представителем целой когорты крупных внешнеполитических деятелей той эпохи – таких, как Кеннан, Моргентау, Дин Ачесон, Джон Фостер, Аллен Даллес и Генри Киссинджер. Их биографии когда-то были стандартным способом написания истории внешних связей США. Подобно им, он отвергал изоляционистские взгляды авиатора и главной знаменитости Америки Чарльза Линдберга, оголтелый антикоммунизм Маккарти и фобию смешанных браков, которой страдал политик из Алабамы Джордж Уоллес. Каждый из них был по-своему изгоем и неумеренным ревнителем собственных предвзятых мнений, что ещё хуже для самозваного патриция.

Напротив, что на самом деле было нужно для большой государственной политики – так это трезвая проницательность. «Здоровое понимание ценностей, способность отличать нечто, имеющее второстепенное значение от принципиально важных вопросов, – писал Фулбрайт на страницах Foreign Affairs в 1979 г., – это незаменимая черта высококвалифицированного законодателя». Его пример в фундаментальном вопросе воодушевил ООН. А подушный налог на голосование, с помощью которого чернокожих граждан удерживали от участия в выборах, как ему хорошо было известно, Фулбрайт считал второстепенным вопросом. «Какие бы убедительные аргументы ни выдвигали мои коллеги или национальная пресса насчёт порочности налога на голосование, мне не кажется это вопросом принципиальной важности», – писал он.

Такое игнорирование избирательных прав сегодня шокировало бы большинство читателей, но во времена Фулбрайта это было и показательно, и общепринято. Оно олицетворяло собой привычку избегать острых углов при формулировке национальных интересов: для кого, с какой целью, в чьих конкретно интересах? Однажды Фулбрайт изобрёл фразу, с помощью которой описал, что значит – замалчивать подобные вопросы. Эта фраза появилась на обложке одной из его книг, хотя ему никогда не приходило в голову применить этот анализ к самому себе. Книга называлась «Высокомерие власти»[6].

Новое поколение историков и политологов сегодня всерьёз воспринимает проблемы американской демократии, анализируя их в надлежащем сравнительном ключе. Они пересматривают место расизма и антирасизма в истории США и воскрешают мыслителей – от Дюбуа до пионера гражданских прав Паули Мюррей, – которые проводили чёткие параллели между национальной и внешней политикой. Этот процесс сопровождается широким и необходимым переосмыслением расовых иерархий в учебных программах колледжей, списках издателей, сценариях фильмов, выставках живописи, симфонических репертуарах и в других областях. То, что студенты американских колледжей по-прежнему могут изучать дипломатию без Ральфа Банча[7], антропологию без Зоры Ниэл Хёрстон[8], а историю без Картера Годвина Вудсона[9], говорит о том, сколько ещё нужно работать над десегрегацией сознания. Заново открыть для себя таких ярких чернокожих мыслителей – это не вопрос политкорректности или пробуждения (кто из мыслящих людей употребляет эти термины?) и даже не вопрос справедливости, хотя это может повести исследователя в правильном направлении.

По сути, это вопрос о том, как не быть тупоголовыми идиотами. На этом новом фундаменте можно строить новый американский интернационализм.

Начать нужно с причудливого переплетения двух миров в стране, основанной на рабстве и идеалах эпохи Просвещения. В одной и той же голове могут ужиться воспоминания о 1619 г., когда первые африканцы были насильственно перевезены в Колонии, и 1776 г., когда принята Декларация независимости. Переосмысление истории также повлечёт за собой отказ от остатков исключительности, которые всё ещё разделяют исследователей и журналистов в США и их коллег в других странах, которые определяют, что важно знать учащимся и исследовательским центрам. Либералы и консерваторы склонны преуменьшать тот вред, который американцы причинили за рубежом, в то же время доказывая, что неприглядные вещи, происходившие дома – американская тюремная система, неравный доступ к услугам здравоохранения, создание искусственных препон для голосования, – не имеют большого значения для понимания мировой политики. От этой вредной привычки можно избавиться. 

Соединённые Штаты должны быть лабораторией для исследования вопросов, которые нередко связаны с судьбами дальнего зарубежья. Глобальное развитие имеет значение и в дельте Миссисипи, и в гористой местности Аппалачи, и в индейской резервации «Стэндинг-Рок». Американский авторитаризм – от «Джима Кроу» до Трампа – несёт в себе видовые характеристики, свойственные насильственным системам и личным диктатурам в других регионах мира.

У коррупции одни и те же источники всюду: она подпитывается многонациональными сетями. Популизм, этнический национализм, радикализация, политика нигилизма и отчаяние – у всех этих проявлений имеются американские версии, которые, благодаря интернету и социальным сетям, намного теснее связаны теперь со своими эквивалентами в других странах. В США есть развитая индустрия экспорта несвободы – от беспощадных консультантов по предвыборным кампаниям до частных военных компаний, оплачиваемые экспертные услуги которых будут и дальше формировать политические итоги и общественную безопасность в разных сообществах всего мира. Чтобы осознать, что происходящее за рубежом имеет аналоги у нас в стране, для начала нужно признать эти реалии. Это первый шаг, который легко наметить, но не так просто сделать. Он обобщён во фразе, которую однажды произнёс Фулбрайт, цитируя послание президента Авраама Линкольна Конгрессу 1862 года. «Мы должны отпустить себя на волю, – писал Линкольн, – и тогда мы спасём свою страну».

 

Два Фулбрайта

 

Жизнь Фулбрайта была неоднозначной, как и у большинства людей. Он соглашался с ужасными вещами и одновременно лидировал в тех областях, которые требовали политического и нравственного мужества. Его промахи были неудачами страны, и особенно его региона, а его достижения – исключительно его личными свершениями. Он был смелым и слабым, убедительным и невыносимым, прозорливым и близоруким – футурист в рабстве у прошлого. Если бы Соединённые Штаты последовали тем путём во внутренней политике, который он поддерживал в 1950-х и 1960-х гг., они бы совершили массовый акт несправедливости и предали свои идеалы. Но если бы они взяли на вооружение ту внешнюю политику, которую он отстаивал в 1960-е и 1970-е гг., та эпоха, вероятно, унесла бы меньше жизней.

В 1982 г. альма-матер Фулбрайта (и моя тоже) – Университет штата Арканзас – провёл церемонию переименования Колледжа искусств и наук в честь Фулбрайта. На церемонии выступил экономист Джон Кеннет Гэлбрейт. Сам бывший сенатор излучал сияние со сцены, где стоял. Спустя почти четыре десятилетия, в августе 2020 г., университет создал специальный комитет, который должен дать рекомендации относительно будущего названия колледжа и установки памятника Фулбрайту на его территории. К этому времени имя Вудро Вильсона уже удалили из названия факультета государственной и мировой политики Принстонского университета. По всей стране демонтированы памятники сепаратистам и сторонникам расовой сегрегации. Конгресс вскоре примет закон, по которому фамилии полководцев-конфедератов должны быть удалены из названий военных баз. В апреле этого года комитет рекомендовал убрать имя Фулбрайта и памятник ему.

Переоценка Фулбрайта – часть более широкой трансформации представлений американцев о себе в прошлом.

Памятники, как и нации, находятся во владениях истории. Как меняются общества, так меняются и те вещи, которые они возводят для наставления детей в предпочтительном способе изложения и видения истории. Дань, которую отдают умершим героям, имеет не больше смысла, чем то, что живые делают с их памятью. Как может подтвердить любой, кто приезжает в столицу США Вашингтон, памятник жертвам коммунизма, торжественно открытый президентом Джорджем Бушем – младшим в 2007 г., ныне превратился в место сбора бомжей из расположенного неподалеку приюта для бездомных и стал памятником жертвам капитализма, и в этом есть горькая ирония. Польза памятников зависит от того, способствуют ли они человеческим достижениям здесь и сейчас либо мешают им. Если верно последнее, то лучше от них избавиться. Духам умерших в любом случае всё равно.

Может наступить такое время, когда общество решит, что зданиям не стоит присваивать человеческие имена или что память об известных людях не нужно увековечивать с помощью монументов. Пока эти времена не настали, существует множество способов вспоминать о людях, опередивших своё время. Один из них – новаторский опыт стать одним из фулбрайтеров. С 1946 г. свыше 400 тысяч человек (включая меня) из более чем 160 стран смогли извлечь немалую пользу из программ Фулбрайта; в настоящее время к ним ежегодно присоединяется около трёх тысяч американских студентов, учителей и исследователей. Среди стипендиатов – 39 глав государств и правительств, 60 – лауреатов Нобелевской премии и 88 – обладателей премии Пулицера. Титул Фулбрайта остаётся показателем выдающихся интеллектуальных достижений. «Не ты ли та женщина, которой недавно дали “фулбрайта”?» – спрашивает музыкант Пол Саймон в своём мультиплатиновом альбоме “Graceland” («Земля благодати»). Трудно представить себе более прибыльную инвестицию в построение миролюбивого мира, склонного видеть Соединённые Штаты силой добра. Это наследие – замечательный памятник не человеку, а идее, несовершенно воплощавшейся в одной отдельно взятой жизни и постоянно предававшейся исповедовавшей её страной.

Биография Фулбрайта ясно показывает, что лучшее из созданного Америкой в прошлом столетии было неотделимо от худшего. Это сложная, сложившаяся реалия, свидетельствующая о том, как американцы подходят ко всему – от образования в сфере международных отношений до фактического проведения внешней политики. А самый ценный вклад Фулбрайта для нескольких поколений жителей Африки, Азии, Европы и двух Америк – то, что США могут сегодня вернуть домой: удивительная, освобождающая идея, что долг правительств – помогать людям освободиться от страха быть непохожими на других.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs № 4 за 2021 год. © Council on foreign relations, Inc.

 

Источник: https://globalaffairs.ru/articles/paradoks-fulbrajta/



Гибель официальной науки как процесса поиска истины
2021-09-22 10:01 Редакция ПО

Аннотация: Поанализированы ключевые факторы перерождения общественных и естественных наук в бесплодную схоластику. Выявлено влияние этого на деградацию образования. Показаны порождаемые этим в условиях глобального экономического кризиса угрозы.

Текст доклада автора на пленарном заседании XV Международной научной конференции «Высшее образование для XXI века. Роль гуманитарного образования в контексте технологических и социокультурных изменений», которая прошла 14-16 ноября 2019 года в Московском гуманитарном университете.

Ключевые слова: наука; вырождение; схоластика; образование; кризис.

 

Реальное изучение общества в рыночной экономике ведется прежде всего практиками, работающими на бизнес. В силу естественной профессиональной ограниченности они не склонны интересоваться долгосрочными закономерностями и влиянием интересующих их процессов на остальные сферы жизни. Их внимание обычно сконцентрировано на узких сегментах коммерческой деятельности. Эти сегменты остаются частными случаями более общих, фундаментальных закономерностей, изучение которых обычно никому не нужно.

Теоретики же, специализирующиеся на исследовании общественных процессов, обычно испытывают дефицит конкретной актуальной информации и строят усложненные «методологически правильные» предположения на заведомо неполных, а то и недостоверных данных (большинству из них, особенно оседлавших долгосрочные гранты, и мировая война не придаст вменяемости). При этом возникновение качественного различия между ранее однородными обществами (архаизация территорий бывшего СССР и болезненный, но неоспоримый прорыв США и, отчасти, Англии, а за ними и ключевых мегаполисов Китая в постиндустриальное, информационное общество) делает неправомерным традиционное применение логических схем, выработанных одним обществом, к реалиям другого.

Понятно, что подобные особенности пагубно сказываются на качестве выводов «признанных теоретиков» и порождают законное недоверие к ним, порой превращающееся в рефлекс.

Наконец, значительная (и наилучшим образом оплачиваемая и поддерживаемая) часть исследователей работает по заказам коммерческих или политических сил, нуждающихся в заранее определенном результате. За редчайшими исключениями это вынуждает их подгонять под требования заказчика (или свои идеологические предрассудки), в том числе и неосознанно, не только выводы, рекомендации и методы анализа, но и первоначальные наблюдения (иначе исследование будет формально недобросовестным). Пагубность влияния такого подхода на интеллект (не говоря уже о результате) настолько же хуже обычной фальсификации, насколько самоцензура творца, особенно ставшая не осознаваемой частью его личности, страшнее и эффективней обычного чинуши-цензора.

Даже когда первоначальную заданность результатов подобных исследований удается скрыть, с научной, а не пропагандистской точки зрения они остаются бесплодными. Максимум, доступный их авторам (и то если они добросовестны), — беспомощное указание на необъяснимые в рамках заданной идеологической парадигмы феномены. Обычно же они, как современные западные специалисты по экономике и политике, принципиально отказываются рассматривать реальные аспекты «изучаемых» ими общественных процессов.

В глубоком кризисе находятся и естественные науки.

Академик РАН, доктор химических наук Евгений Свердлов, выдающийся и по результатам своих исследований, и по формальным критериям (индекс Хирша — 41, общая статистика цитирования — 10 368, после 2012 года — 2 250) ученый в материале с говорящим названием «Статья может хорошо цитироваться потому, что она ошибочна» ярко показал кризис современных естественных наук на примере одного из самых актуальных направлений — онкологии. Бюрократизация и формальные методы оценки ведут к массовой фальсификации результатов, а с другой стороны — к дискредитации уникальных результатов, полученных тонкими методами исследования, плохо поддающимся формализации.

«Невоспроизводимость статей стала обычным явлением... В области онкологии она достигает 75%. Растет количество статей, отзываемых из журналов ввиду допущенных ошибок или фальсификаций… В 2016 году Nature провел опрос более 1500 ученых относительно невоспроизводимости результатов… Причина опроса: более 70% исследователей …не смогли воспроизвести эксперименты, опубликованные другими исследователями… Было задано несколько вопросов. Среди них: существует ли кризис воспроизводимости (52% — «да, сильный»; 38% — «да, незначительный») и какие факторы играют роль в невоспроизводимости (публикация выборочных данных >60%; вынужденность публикации >60%; ...плохой статистический анализ >55%). Среди ...причин невоспроизводимости …все большее место, особенно в высокорейтинговых журналах, занимают фальсификации...»

Не прикладная часть науки из поиска истины во многом выродилась в вульгарный поиск грантов и участие в конкурсах на право их освоения. Сам же процесс познания утратил самостоятельную значимость. В результате огромная часть ученых переродилась в администраторов и специалистов по связям с околонаучной общественностью («грантоедов»), стремящихся не к поиску истины, но к удовлетворению представлений, а то и предрассудков конкретных представителей конкретного грантодателя.

Познание применимо в этих условиях лишь к безусловно второстепенным обстоятельствам. Общественная наука стремится знать бесконечно много даже не о «бесконечно малом», но о бесконечно мало значимом. Главным становится при этом заменяющее осмысление коллекционирование разнообразных частных случаев («кейсов»), а также построение моделей с абстрагированием от существенных сторон моделируемого явления.

Деградация науки подорвала образование: лишенное функции подготовки «человеческого сырья» для познания неведомого и создания несуществующего, она выродилась в средневековый инструмент обеспечения социальной стабильности. В частности, в обучении гипертрофированное значение получило рассмотрение обособленных примеров при отказе от системного подхода. В итоге обучение утратило главное — выработку навыков самостоятельного мышления, а пример из иллюстрации качественных выводов, то есть из вспомогательного элемента обучения, стал его основным элементом.

Такой подход порождает не просто обрывочность и ограниченность, но и, как следствие, несамостоятельность и догматичность мышления.

Человеком, обученным на примерах, легко манипулировать (особенно ссылками на авторитете и яркие, но нерепрезентативные случаям), но ему сложно объяснять: для него образование вместо выработки привычки к самостоятельному познанию и выстраиванию причинно-следственных связей выродилось в дрессировку. Жертва такого образования ищет не истину, но дрессировщика, «гуру», обладателя истины в последней инстанции, — и, разумеется, находит его: в подворотне, университете или телепрограмме.

Такой тип образования и, соответственно, сознания облегчает не только управление обществом, но и перехват этого управления сторонними силами и в итоге снижает жизнеспособность общества.

Деградация образования внесла весомый вклад в общее снижение эффективности человеческого сознания (Делягин, 2019).

В наиболее чистой форме переход к обучению на примерах проявился в переходе к сдаче экзаменов на основе тестов (например, ЕГЭ), а не беседы с преподавателем. При всей значимости объективизации экзамена тесты требуют не понимания предмета, но зазубривания отдельных примеров, не связанных в единое целое.

Замена понимания изучаемого процесса суммой разрозненных знаний об его отдельных сторонах — более серьезная угроза дееспособности человечества, чем атомная бомба в руках террористов. В целом приходится констатировать, что сложившиеся условия и правила мировой науки весьма эффективно блокируют прорывы в развитии познания. Ведь гранты по объективным коммерческим причинам предоставляются в основном на гарантированное и потому незначительное продвижение вперед.

В итоге финансирование направляется не в наиболее важную сферу исследований — на открытие принципиально новых закономерностей (которого в каждом отдельном случае может и не произойти), — но лишь на относительно малозначимое уточнение уже известного. Эта переориентация (наряду с другими факторами административного вырождения науки, убедительно раскрытыми Т. Куном (Кун, 1977), а затем А. Фурсовым (Фурсов, 2007), превращает науку из ключевой производительной силы в специфическую и далеко не всегда оправданную форму дотирования национальной культуры .

Повернуться лицом к реальности науку в общем случае заставляет массовое вторжение в повседневную жизнь не объяснимых на основании накопленных представлений событий, которые становится невозможно более игнорировать. Однако пока катализатором процесса познания не смогли стать даже такие глобальные катаклизмы, как распад Советского Союза, возвышение Китая и изнеможение США. Вероятная причина на первом этапе — ощущение победы, захлестнувшее Запад: победителей не только не судят, но и не изучают, — чтобы, не дай бог, не испортить им праздника и не стать следующим объектом приложения их всесокрушающей силы.

Побежденные, даже если сохраняют ресурсы для исследования победителей, сознают, что такое исследование будет расценено победителями как враждебный акт наподобие разведывательной деятельности. Именно этим, — наряду, конечно же, с бегством исследователей в бизнес, — вызвано мгновенное исчезновение советской школы американистики после краха СССР.

В свою очередь, победители слишком долго не нуждались в изучении новой реальности, так как не видели в ней для себя опасностей. Ведь общество, в отличие от индивида, алкает знаний лишь под влиянием страха (поэтому самым эффективным, если вообще не единственным способом создания принципиально новых технологий остаются военные программы).

Пока что катализатором процесса познания, выведшим развитую часть человечества из блаженного небытия фукуямовского «конца истории», не стало даже развитие глобального кризиса. Он начал осознаваться в качестве чреватого политическими последствиями еще летом 1997 года. Последовавшие катаклизмы — от резких колебаний мировых сырьевых, валютных и фондовых рынков и обострения глобального кризиса осенью 2008 года до серии масштабных военнотеррористических операций 1999-2014 годов (в Югославии, Нью-Йорке, Афганистане, Ираке, Северной Африке, Сирии и на Украине) — лишь обострили ощущение недостаточности традиционных гипотез для описания новых проблем развития человечества и поиска механизмов их решения. Но лишь полностью неожиданная для традиционной, выродившейся в камлание аналитики (и неприемлемая для политических групп, привыкших считать себя хозяевами Америки) победа Трампа на президентских выборах создала понимание неадекватности традиционных моделей и потребность в новом осмыслении реальности, — хотя в силу описанных выше причин и не обеспечила такого осмысления.

Анализ этих катаклизмов неполон вне понимания того трагического факта, что действия лидеров Запада, несмотря на пренебрежение правами и интересами других народов (или благодаря этому), в целом привели к успеху. Они продлили стабилизацию мирового развития и сформировавшейся после уничтожения СССР, выгодной Западу структуры человечества. (Разумеется, это продление временно, и его ресурсы близки к исчерпанию (Делягин, 2019), — но это не делает результат менее впечатляющим.) Однако человечество уже вошло в новую эпоху — так же просто, как мы садимся в поезд. И мы едем, пьем чай, болтаем друг с другом и по стуку колес пытаемся понять, куда и зачем он идет. Большинство профессионалов занято в корпоративных структурах, интересы которых жестко ограничивают сферу их внимания. Их результаты принадлежат корпорации, используются для достижения ее частных целей (коммерческих либо политических) и не выходят вовне, ибо распространение значимого для конкуренции знания означает его передачу конкурентам. Проявления солидарности и между странами, и между корпорациями даже перед лицом общей угрозы, в том числе и в форме распространения реальной информации, не несущей манипулятивной нагрузки, эпизодичны и исключительно редки1 . Дружба существует между народами, а между обществами и странами доминирует конкуренция. Даже оглашение адекватной информации сегодня, как правило, служит не распространению истины или повышению адекватности участников общественного развития, но обеспечению желательной корректировки реальности. Понятно, что систематическое и массовое использование даже адекватной информации в рекламных и манипулятивных целях не содействует доверию к ней. Поэтому понимание положения и перспектив человечества, вне зависимости от успехов (из-за ограничения доступа к знаниям и общего снижения доверия), еще долго будет малодоступно общественности. Ситуация усугубляется тем, что традиционные ученые обычно избегают комплексного рассмотрения проблем, ради поддержания интеллектуального комфорта и профессиональной репутации ограничивая исследования чрезмерно узкими или, наоборот, слишком общими вопросами. Изложенное делает необходимым восполнение возникших «лакун познания». К сожалению, российское общество слишком погружено в собственные острейшие проблемы, чтобы интересоваться новыми фундаментальными закономерностями развития человечества. Есть опасения, что оно вновь, как было в прошлом, сконцентрируется на обсуждении ярких и острых, но всего лишь примеров, использованных в качестве иллюстраций, — и качественные изменения как глобального, так и национального развития вновь окажутся для нас драматическими неожиданностями.

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Делягин, М. (2019) Конец эпохи: осторожно, двери открываются! Том 1. Общая теория глобализации. М.: Книжный мир.

Кун, Т. (1977) Структура научных революций. М.: Прогресс.

Переслегин, С. (2002) Того, что достаточно для Геродота, мало для Герострата // Лем С. Сумма технологий. М.: АСТ.

Фурсов, А. (2007) Нормальная наука, аутсайдеры и конспирология Российской империи // Брюханова В. Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 года. М.: Товарищество научных изданий КМК.

 

Автор: Делягин Михаил Геннадьевич — доктор экономических наук, главный редактор журнала «Свободная мысль», директор некоммерческой организации «Институт проблем глобализации», действительный член общественной организации РАЕН.

 

Источник: Высшее образование для XXI века: роль гуманитарного образования в контексте технологических и социокультурных изменений: XV Международная научная конференция, МосГУ, 14–16 ноября 2019 г. : Доклады и материалы : в 2 ч. Ч. 1. / под общ. ред. И. М. Ильинского. — М. : Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2019. 9-15 с.



Интервью В.Л. Савичева газете "Комсомольская правда"
2021-09-22 10:13 Редакция ПО
lenta_video: 


Цитата
2021-09-22 10:14 Редакция ПО
«Атеизм есть болезнь аристократическая, болезнь высшего образования и развития, стало быть, должна быть противна народу»


22 сентября в истории России
2021-09-22 10:17 Редакция ПО

Этот день в истории 22 сентября

 

 

1792. Провозглашена Французская республика. Эта дата явилась точкой отсчёта французского республиканского календаря.

 

1764. В Российской империи введены каменные верстовые столбы. В царствование Екатерины II комиссия о каменном строении Петербурга и Москвы принимает решение о благоустройстве главных въездов в столицу по Царскосельской и Петергофской дорогам, и решает заменить деревянные указательные столбы на каменные. Дорожные знаки по единому образцу были изготовлены в виде обелисков из гранита или мрамора. Путевая верста равнялась 500 саженям – 1,0668 км.

 

1784. Русским купцом Григорием Шелиховым было основано первое постоянное поселение на Аляске – Гавань Трёх Святителей. По замыслу Шелихова поселение должно было стать важным торговым пунктом для русских купцов, промышленников и православных миссионеров.

 

1789. В ходе Русско-турецкой войны 1787–1792 гг. русско-австрийские войска под командованием А.В. Суворова (7000 русских 18 тысяч австрийских солдат корпуса принца Кобургского) нанесли поражение 100-тысячной армии Юсуф-паши на р. Рымник (Румыния). Совершив ночной марш, союзная армия обрушилась на противника и, стремительно маневрируя, разбила его по частям. Турки потеряли около 20 тысяч чел., а союзная армия лишь около 700.

 

1862. Президент США Авраам Линкольн объявил об освобождении негров-рабов.

 

1908. Болгария получила формальную независимость от Османской империи. Фактически страна получила независимость по итогам русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

 

1915. В ходе Первой мировой войны в тяжёлом бою 105-го пехотного Оренбургского полка сестра милосердия Р.М. Иванова, уроженка Ставрополя, неустрашимо работала под огнём противника в передовых цепях, перевязывая раненых. Во время атаки 10-я рота потеряла убитыми командира и младшего офицера. Медсестра, увидев роту без офицеров, подняла её в атаку, захватив линию неприятельских окопов, После боя  сестра милосердия скончалась от тяжёлых ранений. 30 сентября император подписал именной указ о награждении Р.М. Ивановой орденом Св. Георгия 4-й степени. Это был единственный случай награждения женщины и не офицера таким орденом.

 

1935. Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР в Красной армии введены персональные воинские звания для кадрового состава армии и флота: «старшина», «лейтенант», «старший лейтенант»,«капитан», «майор», «полковник». Военнослужащие, находившиеся на руководящей работе в Красной Армии, стали делиться на командный и начальствующий состав. Этим же Постановлением было введено звание «Маршал Советского Союза». Первыми этого высшего воинского звания были удостоены К.Е. Ворошилов, А.И. Егоров, М.Н. Тухачевский, В.К. Блюхер и С.М. Будённый.

 

1937. На территории Украинской ССР образованы Житомирская, Полтавская и Николаевская области.

 

1943. Завершилась Донбасская наступательная операция Юго-Западного (генерал армии Р.Я. Малиновский) и Южного фронтов (генерал армии Ф.И. Толбухин). Войска Юго-Западного фронта отбросили противника за Днепр южнее Днепропетровска, а войска южного фронта, завершив в своей полосе освобождение Донбасса, вышли к р. Молочная, создав тем самым благоприятные условия для освобождения Северной Таврии.

 

1944. Красная армия освободила от нацистов город Таллин.

 

1955. Рядом с Бахчисараем открыта Крымская астрофизическая обсерватория.

 

1974. На Генеральной Ассамблее ООН в повестку дня впервые включён как самостоятельный «Палестинский вопрос», что фактически означало признание Организации освобождения Палестины и её лидера Ясира Арафата полномочными представителями палестинского народа.

 

1980. Началась ирано-иракская война (1980-1988).

 

1991. Провозглашение независимой Республики Косово.



Даниэль Канеман «Думай медленно... решай быстро»
2021-09-22 10:23 Редакция ПО

16. Причины побеждают статистику

Рассмотрите описание и дайте интуитивный ответ на следующий вопрос:

Ночью таксист совершил наезд и скрылся с места происшествия. В городе работают две компании такси, «Зеленая» и «Синяя».

Вам представили следующие данные:

∙ 85 % городских такси – из «Зеленой» компании, а 15 % – из «Синей».

∙ Свидетель опознал такси как «Синее». Судебная экспертиза проверила надежность свидетеля в ночных условиях и заключила, что свидетель правильно опознает каждый из двух цветов в 80 % случаев и неправильно – в 20 % случаев.

Какова вероятность того, что такси, совершившее наезд, было «Синим», а не «Зеленым»?

Это – стандартная задача байесовского вывода. В ней есть два пункта информации: априорная вероятность и не вполне надежные свидетельские показания. В отсутствие свидетеля вероятность того, что такси-виновник «Синее», – 15 %, то есть это априорная вероятность такого исхода. Если бы компании такси были одинаково крупными, априорная вероятность стала бы неинформативной. В таком случае вы, рассматривая только надежность свидетеля, пришли бы к выводу, что вероятность составляет 80 %. Два источника информации можно объединить по формуле Байеса. Правильный ответ – 41 %. Впрочем, вы наверняка догадываетесь, что при решении этой задачи испытуемые игнорируют априорную вероятность и выби- рают свидетеля. Самый частый ответ – 80 %.

Каузальные стереотипы

Теперь взгляните на ту же историю с иным представлением априорной вероятности.

У вас есть следующие данные:

∙ У обеих компаний одинаковое число машин, но «Зеленые» такси связаны с 85 % происшествий.

∙ Информация о свидетеле такая же, как в предыдущей версии задания.

Эти две версии математически одинаковы, но разнятся с психологической точки зрения. Те, кто ознакомился с первым вариантом задания, не знают, как пользоваться априорной вероятностью, и часто ее игнорируют. Те, кто видит второй вариант, напротив, уделяют априорной вероятности значительное внимание, и в среднем их оценки недалеки от байесовского решения. Почему?

В первом варианте априорная вероятность «Синих» такси – статистический факт, количество такси в городе. Разуму, жаждущему каузальных историй, не о чем думать: количество «Синих» и «Зеленых» такси в городе не заставляет водителей скрываться с места происшествия.С другой стороны, во втором варианте водители «Зеленых» такси в пять с лишним раз чаще попадают в аварии, чем водители «Синих». Вывод напрашивается немедленно: водители «Зеленых» такси – отчаянные безумцы! У вас сформировался стереотип неосторожности «Зеленых», который вы применяете к неизвестным отдельным водителям компании. Стереотип легко вписывается в каузальную историю, поскольку неосторожность – это каузально важная черта для отдельных водителей. В этой версии присутствуют две каузальные истории, которые требуется либо объединить, либо привести в соответствие друг другу. Первая – это происшествие, естественным образом вызывающее мысль о том, что виноват неосторожный водитель «Зеленых». Вторая – это свидетельские показания, дающие веские основания пред- полагать, что такси было из «Синих». Выводы из двух историй относительно цвета машины противоречивы и примерно нейтрализуют друг друга. Цвета примерно равновероятны (байесовская оценка составляет 41 %, что отражает чуть более сильное влияние соотношения виновных в происшествиях водителей «Зеленых» по сравнению с надежностью свидетеля, заявившего, что такси было «Синим»).

Пример с такси иллюстрирует два типа априорных вероятностей. Статистические априорные вероятности – это неважные для отдельного случая факты о совокупности, в рамках которой рассматривается ситуация. Каузальные априорные вероятности меняют ваше видение того, как этот случай произошел. Обращаются с этими двумя типами информации об априорных вероятностях по-разному:

Статистическим априорным вероятностям обычно придают небольшой вес, а иногда и вообще игнорируют при наличии конкретной информации о рассматриваемом случае.

Каузальные априорные вероятности рассматривают как информацию о конкретном слу- чае и легко сочетают с другой относящейся к нему информацией.

Каузальная версия задачи про такси сформулирована как стереотип: «Зеленые» водители опасны. Стереотипы – это утверждения о группе, которые считаются (хотя бы условно) верными для каждого ее члена. Вот два примера:

Большинство выпускников этой школы в бедном районе поступают в колледж.

Во Франции широко интересуются велоспортом.

Эти утверждения с готовностью интерпретируются как определение склонности отдельных членов группы и вписываются в каузальную историю. Многие выпускники этой школы в бедном районе желают и идут учиться в колледж, предположительно из-за каких-то благо- приятных особенностей школы. Во французской культуре и общественной жизни есть силы, заставляющие многих французов интересоваться велоспортом. Вы вспомните эти факты, когда будете обдумывать вероятность того, пойдет ли конкретный выпускник этой школы в колледж, или размышлять, стоит ли упоминать «Тур де Франс» в разговоре с недавно встреченным французом.

Формирование стереотипа – отрицательное понятие в нашей культуре, но я использую его нейтрально. Одна из основных характеристик Системы 1 заключается в представлении категорий в виде норм и прототипов. Именно так мы думаем о лошадях, холодильниках и нью- йоркских полицейских; мы держим в памяти представление об одном или нескольких «нор- мальных» примерах из каждой категории. В социальных категориях такие представления называют стереотипами. Некоторые из них катастрофически ошибочны, а формирование неприяз- ненных или враждебных стереотипов приводит к ужасным последствиям, но от психологии не уйдешь: мы представляем категории через верные и фальшивые стереотипы.

Обратите внимание на иронию: в контексте задачи про такси пренебрежение информацией об априорных вероятностях – когнитивный недостаток, ошибка в байесовском обосновании, тогда как доверие к каузальным априорным вероятностям желательно. Формирование стереотипов о водителях «Зеленых» такси повышает точность оценки. Однако в другом кон- тексте – например, при найме на работу или в профилировании – существуют жесткие социальные и законодательные нормы против создания стереотипов. Так и должно быть. В деликатных социальных ситуациях нежелательно делать потенциально неверные выводы об индивиде на основании статистики группы. С моральной точки зрения считается желательным рассматривать априорные вероятности как общие статистические факты, а не как предположения о конкретных людях. Иными словами, в этом случае мы отвергаем каузальные априорные вероятности.

Социальные нормы против формирования стереотипов, включая неприятие профилирования, полезны для создания более цивилизованного и справедливого общества. Тем не менее стоит помнить, что пренебрежение обоснованными стереотипами неизбежно влечет за собой неоптимальные оценки. Противостояние стереотипам похвально с точки зрения морали, однако не следует ошибочно придерживаться упрощенного мнения, что это не несет последствий. Такую цену стоит заплатить ради улучшения общества, но отрицание ее существования, хотя и успокаивает душу и политически корректно, все же не имеет научного обоснования. В политических дебатах часто используют эвристику аффекта: симпатичные нам принципы якобы не требуют затрат, а те, что нам не нравятся, якобы не дают никакой пользы. Мы должны быть способны на большее.

Каузальные ситуации

Мы с Амосом составили варианты задания про такси, позаимствовав понятие каузальных априорных вероятностей у психолога Исаака Айзена. В своих экспериментах он показы- вал участникам краткие описания студентов, сдававших экзамены в Йельском университете, и просил оценить вероятность того, сдан ли экзамен. Каузальными априорными вероятностями манипулировали очень просто: Айзен объяснил одной группе, что описанные студенты были выбраны из потока, в котором 75 % сдали экзамен, а другой группе – что в рассмотрен- ном потоке было лишь 25 % положительных результатов. Это – весьма существенная подстановка, поскольку априорная вероятность предполагает немедленный вывод о чрезвычайной сложности экзамена, который успешно сдали всего 25 % студентов. Сложность экзамена – это, безусловно, один из каузальных факторов, определяющих результат каждого студента. Как и ожидалось, участники эксперимента Айзена оказались весьма чувствительны к каузальным априорным вероятностям и вероятность каждого из студентов сдать экзамен в более успешном потоке оценили выше, чем при условии множества провалов.

Айзен изобретательно подтолкнул испытуемых к мысли о некаузальной априорной вероятности. Он объяснил участникам эксперимента, что группу студентов взяли из выборки, в свою очередь составленной из студентов, сдавших или проваливших экзамен. Информацию о группе с высоким показателем провалов сформулировали так:

Экспериментатор, преимущественно интересующийся причинами неудачи, составил выборку, в которой 75 % студентов не сдали экзамен.

Обратите внимание на разницу. Эта априорная вероятность – чисто статистическая информация о выборке, из которой извлекли рассматриваемые экземпляры. Она никак не связана с заданным вопросом, то есть сдал каждый отдельно взятый студент экзамен или провалил. Как и ожидалось, эксплицитно указанные априорные вероятности повлияли на оценочные суждения в гораздо меньшей степени, чем статистически эквивалентные каузальные априорные вероятности. Система 1 справляется с историями, где между элементами есть каузальная связь, но слаба в статистических рассуждениях. Разумеется, с байесовской точки зрения эти версии эквивалентны. Возникает соблазн заключить, что мы пришли к удовлетворительному выводу: каузальные априорные вероятности активно используются, а статистические факты в той или иной степени игнорируются. Но следующее исследование – одно из моих любимых – показывает, что ситуация гораздо сложнее.

Можно ли научить психологии?

Задания о неосторожных таксистах и о невероятно трудном экзамене иллюстрируют два типа выводов, которые делают из каузальных априорных вероятностей: стереотипная черта, приписываемая отдельному индивиду, и важная особенность ситуации, влияющая на результат работы отдельного человека. Участники экспериментов сделали правильные выводы, и их оценочные суждения улучшились. К сожалению, дела не всегда складываются так удачно. Классический эксперимент, описанный ниже, показывает, что из информации об априорных вероятностях не делают выводов, противоречащих существующим у респондентов убеждениям. Это исследование также подтверждает не слишком приятное заключение: обучение психологии – преимущественно пустая трата времени.

Эксперимент провели в Мичиганском университете социальный психолог Ричард Нис- бетт и его ученик Юджин Борджида. Участникам эксперимента рассказали об известном исследовании готовности помогать, проведенном за несколько лет до того в Нью-Йоркском университете. Испытуемых рассадили по отдельным кабинкам, и они через переговорное устройство рассказывали о своей жизни и личных проблемах. Каждому участнику выделялось по две минуты, в каждый момент времени был активен лишь один микрофон. Группы состояли из шести человек, один из которых был подставным. Он говорил первым, следуя сценарию экспериментаторов: описывал свои проблемы с приспосабливанием к жизни в Нью-Йорке и с явным смущением признавался, что склонен к судорожным припадкам, в особенности при стрессе. Затем возможность высказаться получали остальные. Когда слово вновь переходило к подстав- ному участнику, он начинал волноваться, бессвязно бормотать, говорил, что чувствует приближение судорог, и просил о помощи, душераздирающе произнося: «По-помоги-и-ите... Я... я у-у-умира-а-аю... у-умира-а-а-ю... припа-а-адок...» Затем слышались хрипы и удушливые всхлипы, после чего воцарялась тишина. Автоматически включался микрофон следующего участника, и от, возможно, умирающего человека больше ничего не было слышно.

Как, по-вашему, поступили участники эксперимента? Им было известно, что один из присутствующих бился в судорогах и просил о помощи. На этот призыв мог отреагировать любой или любые из испытуемых, так что, возможно, необходимости покидать кабинку не было. Результаты оказались таковы: из пятнадцати человек только четверо немедленно отреагировали на призыв о помощи. Шестеро не вышли из кабинок совсем, а еще пятеро покинули кабинки, только когда создалось впечатление, что жертва припадка задохнулась. Эксперимент показывает, что некоторые чувствуют себя свободными от ответственности, если знают, что другие слышали ту же просьбу о помощи.

Вы удивились результатам? Скорее всего, да. Как правило, мы считаем себя достойными людьми, которые в такой ситуации поспешат на помощь, и ожидаем, что другие достойные люди поступят так же. Смысл эксперимента, конечно же, состоит в том, чтобы опровергнуть эти ожидания. Даже нормальные, достойные люди – в том числе и вы – не спешат на помощь пострадавшему, если надеются, что этот неприятный труд возьмут на себя другие.

Готовы ли вы согласиться с таким утверждением: «Прочитав описание эксперимента, я подумал, что немедленно пришел бы на помощь незнакомцу, потому что поступил бы так же, будучи с ним наедине. Вероятно, я ошибался. В ситуации, когда у других есть возможность помочь, я могу остаться в стороне. Присутствие других уменьшит мое чувство личной ответственности сильнее, чем я представлял поначалу»? Преподаватель психологии надеется, что вы усвоите именно это. Но сделали бы вы такие же выводы самостоятельно?

Преподаватель психологии, описывающий исследование готовности помогать, хочет, чтобы, как и в случае с выдуманным экзаменом, студенты рассматривали низкую априорную вероятность как каузальную. В обоих случаях студенты должны сделать вывод, что удивительно высокий процент неудач подразумевает очень трудное испытание, и извлечь из него урок: некая важная особенность ситуации (например, размывание ответственности) заставляет нормальных и достойных людей – включая самих студентов – вести себя на удивление неотзывчиво.

Менять собственное мнение о человеческой природе трудно, а еще труднее менять мнение о себе в худшую сторону. Нисбетт и Борджида подозревали, что студенты будут сопротивляться неприятной работе. Безусловно, они вполне будут способны рассказать на экзамене об исследовании готовности помогать и даже повторят «официальную» интерпретацию о размывании ответственности. Но изменятся ли их представления о человеческой природе? Чтобы это выяснить, Нисбетт и Борджида показали студентам видеозаписи бесед, якобы проведенных с двумя участниками нью-йоркского эксперимента. Беседы были короткими и невыразительными. Участники эксперимента выглядели приятными, нормальными, достойными людьми. Они описывали свои хобби, планы на будущее и то, чем занимаются в свободное время. Все было вполне обычным. После просмотра видеозаписи студентов просили угадать, как быстро эти люди пришли на помощь незнакомцу в беде.

Чтобы применить к этому заданию байесовский подход, следует спросить себя, как бы вы оценили этих двух индивидов, если бы не увидели интервью. Ответ на этот вопрос лежит в априорной вероятности. Как известно, лишь 4 из 15 участников поспешили на помощь после первой просьбы, то есть вероятность того, что некий участник так и поступил, составляет 27 %. Иными словами, изначально следует считать, что он остался в стороне. Далее байесовская логика требует, чтобы вы уточнили свою оценку согласно любой полученной информации, важной для данного вопроса. Однако намеренно неинформативные видеозаписи не давали повода предполагать, насколько охотно готовы прийти на помощь люди, с которыми проводили собеседование. В отсутствие полезной новой информации байесовское решение состоит в том, чтобы придерживаться априорных вероятностей.

Нисбетт и Борджида попросили две группы студентов просмотреть видео и оценить поведение двух человек. Первой группе описали только сам эксперимент, но не сообщили его результатов. Предсказания студентов этой группы отражали их убеждения относительно человеческой натуры и понимание ситуации. Как и можно было ожидать, испытуемые решили, что оба человека немедленно ринутся на помощь. Второй группе описали и сам эксперимент, и его результаты. Сравнение оценок двух групп отвечает на важный вопрос: извлекли ли испытуемые во второй группе урок из результатов исследования, серьезно повлиявший на их мышление? Ответ прост: нет. Предсказания испытуемых во второй группе были точно такими же, как у студентов, не знавших о статистических результатах эксперимента. Несмотря на то, что им были известны априорные вероятности в группе, из которой отобрали двоих человек для видеозаписи, участники исследования остались при убеждении, что оба бросились на помощь пострадавшему незнакомцу.

Преподавателей психологии выводы из этого эксперимента обескураживают. Рассказывая студентам о поведении людей в исследовании готовности помочь, мы ожидаем, что они узнают что-то новое, хотим изменить их восприятие поведения людей в определенной ситуации. В эксперименте Нисбетта и Борджиды эта цель не была достигнута, и нет оснований предполагать, что результаты сильно изменились бы, выбери они другой удивительный психо- логический эксперимент. Впоследствии они сообщили о сходных результатах рассказов о другом эксперименте, где под влиянием мягкого социального давления группы испытуемые соглашались перенести весьма болезненные удары электрошока. У студентов не возникало новой оценки влияния социальной обстановки, и ничего важного из результатов эксперимента они не извлекли. Их оценки своего поведения или поведения случайно выбранных незнакомцев показывают, что испытуемые не изменили взгляд на собственную реакцию. По мнению Нисбетта и Борджиды, студенты «стараются незаметно освободить себя» – а также друзей и знакомых – от выводов из удивительных для них экспериментов.

И все же преподавателям психологии не стоит отчаиваться, потому что Нисбетт и Борджида обнаружили, как заставить студентов понять смысл эксперимента о готовности помочь. Группе испытуемых рассказали об эксперименте, но не о его результатах. Студентам показали видеозаписи, объяснили, что двое интервьюируемых не помогли незнакомцу, а затем попро- сили угадать общие результаты. Как ни странно, оценки оказались очень точными.

Чтобы студенты усвоили любую неизвестную им дотоле информацию из области психологии, их нужно удивить. Но чем? Нисбетт и Борджида обнаружили, что удивительные стати- стические факты ничему не учат. Однако удивительные отдельные случаи – например, двое приятных людей, не пришедших на помощь в беде, – подталкивали студентов к немедленному обобщению и выводу, что помогать труднее, чем представляется. Нисбетт и Борджида описывают результаты своих исследований одной емкой фразой:

«Нежелание участников выводить частное из общего сравнимо лишь с их готовностью выводить общее из частного».

Это – чрезвычайно важное заключение. Поразительные статистические факты человеческого поведения часто впечатляют, ими хочется поделиться с друзьями, но понимание мира при этом необязательно меняется. Понять, научились ли вы психологии, можно по тому, изменилось ли ваше понимание встречающихся вам ситуаций, а не по тому, усвоили ли вы новый факт. Наши размышления о статистике и наши размышления об отдельных случаях разделяет громадная пропасть. Статистические результаты с каузальной интерпретацией влияют на нас сильнее некаузальной информации. Но даже убедительная каузальная статистика не изменит давние убеждения или мнения, основанные на личном опыте. Удивительные отдельные случаи, напротив, оказывают сильное влияние и гораздо более эффективны для преподавания психологии, потому что несоответствие необходимо разрешить и включить в каузальную историю. Именно поэтому в данной книге приведены вопросы, адресованные лично читателю. Вы легче научитесь чему-то, удивившись собственному поведению, чем услышав удивительную информацию о людях вообще.

Разговоры о причинах и статистике

«Нельзя считать, что они извлекут урок из обычной статистики. Давайте продемонстрируем им один-два типичных отдельных случая, чтобы повлиять на их Систему 1».

«Эту статистическую информацию не проигнорируют. Наоборот, она поспособствует созданию стереотипа».



В избранное