Литературное чтиво

Литературное чтиво Выпуск No 275 от 2005-08-19 Число подписчиков: 20    Артур ХЕЙЛИ "АЭРОПОРТ" Часть 2    20:30-23:00    Глава 7      До вылета самолета "Транс-Америки" рейсом два "Золотой Аргос" оставалось сорок пять минут; в машине шли последние приготовления к беспосадочному пятитысячемильному полету в Рим.      Вообще подготовка к этому полету длилась многие месяцы, недели и дни.      Непосредственные же приготовления шли уже сутки.      Самолет, вылетающий из любого крупного аэропорта, подобен реке, когда она впадает в море. По пути к морю река вбирает в себя все притоки, а каждый приток, в свою очередь, вбирает в себя те, что поменьше. Таким образом, в устье река представляет собою конгломерат всего, что в нее влилось. Если перевести это на язык авиации, то река, когда она впадает в море, подобна воздушному лайнеру в момент взлета.      Для рейса два был избран "боинг-707-320В" за номером 731-ТА. Несли его четыре реактивных двигателя фирмы "Пратт энд Уитни", позволяющие развить скорость 605 миль в час. При максимальной загрузке самолет мог пролететь 6 тысяч миль, или - по прямой - расстояние от Исландии до Гонконга. Он мог поднять в воздух 199 пассажиров и 25 тысяч американских галлонов горючего, - иными словами: вместимость бассейна средней величины. Стоил самолет 6,5 миллиона долларов.      Два дня назад номер 731-ТА вылетел из Западной Германии, из Дюссельдорфа, и за два часа до посадки в международном аэропорту имени Линкольна у него перегрелся двигатель. Командир корабля на всякий случай велел его выключить. Никто из пассажиров и не догадывался, что они летели на трех двигателях вместо четырех; да, собственно, самолет в случае необходимости мог лететь и на одном. Сел он вовремя.      Однако аварийная бригада "Транс-Америки" была поставлена по радио в известность о случившемся. Поэтому группа механиков поджидала машину, и как только пассажиры вышли, а груз сняли, самолет покатили в ангар. Пока он ехал к ангару, специалисты-диагностики уже трудились вовсю, отыскивая причину неполадки, которую, кстати, удалось довольно быстро найти.      Пневматический воздуховод - стальная труба, проходящая вокруг поврежденного двигателя, - лопнул во время полета. Необходимо было снять двигатель и заменить его. И сделать это сравнительно просто. Куда сложнее ликвидировать последствия того, что произошло за те несколько минут, пока перегревшийся двигатель еще работал и чрезвычайно горячий воздух попал в гондолу двигателя. Этот горячий воздух мог повредить сто восемь пар контактов электрической системы самолета.      Тщательное обследование контак-тов показало, что, хотя некоторые из них и перегрелись, ни один серьезно не пострадал. Случись такое в автомобиле, автобусе или грузовике, машину можно было бы пускать в эксплуатацию без промедления. Но авиакомпании не могут рисковать. Поэтому было решено заменять все сто восемь пар контактов.      Смена контактов требует высокой квалификации. Это работа дотошная, медленная, так как всего два человека могут одновременно находиться в тесной гондоле двигателя. А сначала надо ведь выявить парные провода и только уже потом подсоединить их к контактам. Работу приходилось вести без остановки, днем и ночью, - одни электрики сменяли других.      Все это обойдется "Транс-Америке" не в одну тысячу долларов: высококвалифицированный труд стоит дорого, да и самолет не приносит дохода, пока стоит на земле. Но компания безоговорочно шла на потери - все компании мирятся с подобными потерями во имя безопасности.      "Боинг-707" за номером 731-ТА, который должен был лететь на Западное побережье, затем назад и потом лететь в Рим, сняли с рейса. Об этом сообщили диспетчерам, и те произвели быструю перестановку в расписании, чтобы заполнить пустоту. Они отменили стыкующийся рейс, а пассажиров отправили самолетами конкурирующих компаний. Свободного самолета у "Транс-Америки" не было. Ведь речь шла о реактивных самолетах, стоящих несколько миллионов долларов, и компании запасных машин не имеют.      Диспетчеры, однако, требовали, чтобы механики подготовили "боинг-707" для вылета в Рим рейсом два, а до этого оставалось тридцать шесть часов.      Один из вице-президентов компании лично позвонил из Нью-Йорка главному механику "Транс-Америки" и услышал в ответ: "Если сумеем подготовить его для вашего спокойствия, то подготовим". А в самолете уже трудились механики и электрики под надзором квалифицированного мастера - все они знали, как важно быстрее закончить работу. Тем временем набирали вторую бригаду для ночной смены. Обе бригады будут работать сверхурочно, пока все не сделают.      Вопреки всеобщему убеждению, механики всегда интересуются тем, как ведут себя в полете машины, которыми они занимались. Осуществив сложную или сверхурочную работу - как в данном случае, - они следят за полетом машины, проверяя себя. И если с самолетом все в порядке, как обычно бывает, это доставляет им большое удовлетворение. Пройдут месяцы, и как-нибудь, глядя на самолет, подруливающий к аэровокзалу, кто-нибудь из них заметит: "Вон прилетел восемьсот сорок второй. Помните, сколько мы с ним повозились тогда... Похоже, вроде вылечили".      И вот целых полтора дня на самолете номер 731-ТА устраняли неполадки работа, по самому своему характеру исключающая спешку, шла в нем, однако, с максимальной быстротой.      За три часа до вылета последняя пара контактов была соединена. Еще час ушел на то, чтобы сменить капоты вышедшего из строя двигателя и опробовать все двигатели на земле. Потом, самолет надлежало опробовать в воздухе и лишь тогда выпускать в рейс. К этому времени из диспетчерской уже то и дело раздавались звонки: будет номер 731-ТА готов к вылету в рейс два или нет? Если нет, то пусть техники так и скажут, чтобы билетная служба знала о возможности длительной задержки и могла предупредить пассажиров до того, как они выедут из дома.      Постучав по дереву, старший механик сказал, что если в воздухе не произойдет осложнений при опробовании, самолет будет готов вовремя.      Он и был готов - но в самую последнюю минуту. Старший пилот "Транс-Америки", все это время находившийся на месте, поднял машину в воздух и сквозь снеговые тучи вывел ее в ясное небо. После возвращения он сказал: "Вы, ребята, в жизни не догадаетесь, что там, наверху, есть луна", и подписал документ о том, что самолет годен для полета. Пилоты, служащие в аэропорту, любят выполнять такого рода поручения, так как это позволяет им набрать нужное количество летных часов, не слишком удаляясь от письменного стола.      Когда испытательный полет был окончен, до вылета машины в рейс оставалось так мало времени, что старший пилот подрулил прямо к выходу сорок семь, где должен был загружаться рейс два "Золотой Аргос".      Словом, техники справились, - а на их долю частенько выпадали испытания подобного рода, - но еле-еле уложились во времени.      Как только самолет стал у ворот, его окружили рабочие и засуетились вокруг него, как муравьи.      Прежде всего предстояло загрузить еду. За час с четвертью. до вылета диспетчер позвонил на кухню и заказал питание в соответствии с числом предполагаемых пассажиров. Сегодня в первом классе будет всего два свободных места, зато туристский класс будет заполнен лишь на три четверти. Первому классу, как всегда, выдается шесть лишних порций; туристскому же классу - по количеству пассажиров. Таким образом, пассажиры первого класса, если захотят, могут попросить вторую порцию ужина, а пассажиры туристского класса не могут.      Хотя количество пассажиров точно учитывалось, тем не менее, если в последнюю минуту появлялся дополнительный пассажир, он не оставался без еды. Дополнительную порцию - в том числе и специальную еду для религиозных евреев - всегда можно взять из специальных шкафчиков, расположенных у выхода на поле. Если пассажир вошел в самолет, когда уже закрывались двери, его питание вносят на подносе следом за ним.      Погружают на борт и ящики со спиртным, которые сдают стюардессам под расписку. Пассажирам первого класса спиртное дают бесплатно; пассажиры туристского класса платят доллар за стакан (или соответствующую сумму в иностранной валюте), если им неизвестно одно обстоятельство. А обстоятельство это заключается в том, что стюардессы не получают мелочи для сдачи и, по инструкции, если у них нет сдачи, они должны дать пассажиру выпить бесплатно. Есть пассажиры, которые многие годы летают в туристском классе и пьют бесплатно - они просто протягивают пятидесятиили двадцатидолларовую бумажку и утверждают, что меньше у них нет.      Пока на борт загружают еду и напитки, идет проверка и других припасов.      А на самолете должно быть несколько сот разных предметов, начиная с детских пеленок, одеял, подушек, гигиенических пакетов и кончая Библией.      Все это выдается без возврата. По окончании полета компания не производит инвентаризации; ни одного пассажира, выходящего из самолета со свертком в руке, не остановят: если для нового рейса чего-то будет не хватать, запасы просто пополнят - и все.      Самолету дают также комплекты газет и журналов. В полете всегда можно получить газету - за одним исключением. Служащие "Транс-Америки" обязаны следовать твердо установленному правилу: если на первой странице описана воздушная катастрофа, газета на борт не поступает и все номера ее выбрасываются. Этого правила придерживаются и многие другие авиакомпании.      Однако сегодня на борту самолета, вылетавшего рейсом два, было полно газет. Главным событием дня был трехдневный буран, разразившийся над Средним Западом, и его последствия.      В аэропорту началась регистрация пассажиров, и на борт стал поступать багаж. Сданный пассажиром чемодан по системе транспортерных лент переправляется от регистрационной стойки в помещение, находящееся глубоко под выходными воротами, которое грузчики из багажного отделения называют между собой "львиной клеткой". Это название объясняется тем (во всяком случае, так утверждают люди, работающие в багажном отделении, после нескольких рюмок вина), что только храбрые или наивные способны сдать то, что им дорого, в багаж. Случается, что чемоданы - как это явствует из показаний их глубоко расстроенных обладателей, - раз попав в "львиную клетку", исчезают навсегда.      В "львиной клетке" за поступлением каждого чемодана наблюдает дежурный.      Взглянув на прикрепленный к ручке ярлык с указанием места назначения, он нажимает на соответствующую кнопку, и автоматический рычаг хватает чемодан и ставит его на платформу рядом с другим багажом, отправляемым тем же рейсом. Затем команда, обслуживающая багажное отделение, переправляет весь багаж на самолет.      Система отлично продумана, и все идет хорошо - если она работает без сбоя. К сожалению, часто бывает наоборот.      С багажом - этого не отрицает ни одна авиакомпания - дело обстоит хуже всего. В эпоху, когда человеческий гений мог создать капсулу величиной с лодку и послать ее в межпланетное пространство, ни один из пассажиров, летящих из одного города в другой, не может быть уверен в том, что его багаж прибудет одновременно с ним, да и вообще благополучно доберется до Пайн-Блафа, штат Арканзас, или Миннеаполиса-Сент-Пола. Поразительное количество багажа - по крайней мере, один чемодан из каждой сотни улетает не по адресу, или задерживается в пути, или теряется вообще.      Чиновники в аэропортах лишь горестно разводят руками - просто непостижимо, отчего такая путаница с багажом. Специалисты периодически изучают систему регистрации багажа, применяемую компаниями, и периодически улучшают ее.      Однако никто еще не додумался до такой системы, которая была бы безупречна или хотя бы близка к безупречности. В результате во всех авиакомпаниях - в каждом крупном аэропорту - есть люди, которые занимаются только розысками пропавшего багажа. И надо сказать, что эти люди редко сидят без дела.      Многоопытный дошлый пассажир всегда старается проверить, правильно ли указано место назначения на бирке, которую прикрепил к его чемодану при регистрации агент компании или носильщик. Очень часто на бирках бывает указан не тот город. Бирки прикрепляются с поразительной быстротой. Но если даже с биркой все в порядке, у пассажира возникает ощущение лотереи, когда его чемодан исчезает из поля зрения, - в эту минуту он может лишь надеяться, что когда-нибудь где-нибудь снова увидит свой чемодан.      Как раз сегодня в международном аэропорту имени Линкольна - хотя никто еще этого не знал - с багажом рейса два уже не все обстояло благополучно.      Два чемодана, которые должны были лететь в Рим, в этот самый момент грузили на борт самолета, улетавшего в Милуоки.      А в самолет, вылетавший рейсом два, непрерывным потоком шел груз - так же как и почта. Почты было девять тысяч фунтов; разноцветные нейлоновые мешки летели в итальянские города - Милан, Палермо, Ватикан, Пизу, Неаполь, Рим; другие - в места более отдаленные, названия которых словно сошли со страниц дневника Марко Поло, - Занзибар, Хартум, Момбаса, Иерусалим, Афины, Родос, Калькутта...      Чем больше почты, тем выгоднее это было для "Транс-Америки". По радио как раз объявили, что вылет самолета компании "Бритиш Оверсиз Эйруэйз", который должен был подняться в воздух сразу после самолета "Транс-Америки", задерживается на три часа. Инспектор, отвечавший за погрузку почты и непрерывно следивший за графиком вылета, тут же приказал перебросить почту с самолета британской авиакомпании на самолет "Транс-Америки". Это, естественно, не понравится британской компании, поскольку перевозка почты чрезвычайно выгодна и за нее идет большая драка.      Все авиакомпании имеют своих представителей в почтовом отделении аэропорта, которые обязаны наблюдать за потоком почты и добиваться того, чтобы "справедливая доля ее" - а то и большая - попадала на самолеты данной компании. У почтовиков среди представителей компаний есть свои фавориты, и они следят за тем, чтобы дела у фаворитов шли хорошо. Но если вылет какого-нибудь самолета задерживается, тут уж дружба не в счет. В таких случаях в силу вступает непреложное правило: почту отправляют вне очереди ближайшим самолетом.      В аэровокзале, в нескольких стах футах от "боинга-707", вылетавшего рейсом два, находилась диспетчерская "Транс-Америки". В помещении было шумно, между столами сновали люди, звонили телефоны, стрекотали телетайпы, светились экраны телевизоров. Те, кто работал здесь, отвечали за подготовку к полету рейса два и всех других рейсов "Транс-Америки".      Сегодня, когда все графики были сбиты из-за бурана, здесь стоял кромешный ад - так в голливудских фильмах изображают редакцию какой-нибудь газеты в старые времена.      В углу помещался стол диспетчера по загрузке, заваленный грудами бумаг.      За ним сидел молодой мужчина с бородой и с немыслимой фамилией Фермпхут. В свободное от работы время Фермпхут занимался абстрактной живописью: свои последние шедевры он создавал, выливая краску из банок прямо на холст и потом катался по нему на детском велосипеде. Поговаривали, что по субботам и воскресеньям он балуется наркотиками, к тому же от него всегда дурно пахло. Последнее обстоятельство крайне досаждало его коллегам, работавшим в диспетчерской, - где сегодня было жарко и душно, несмотря на то, что на улице свирепствовал буран, - и Фреду то и дело напоминали, что человеку надо почаще мыться.      Зато у Фреда Фермпхута были совершенно поразительные способности к математике, и начальники его клялись, что он лучше всех справляется с загрузкой самолета. В данную минуту он руководил загрузкой рейса два.      Самолет (время от времени изрекал Фред Фермпхут своим коллегам по дежурству, которые уже осатанели от его высказываний) - "он ведь как птица: и в ту сторону, дружище, может накрениться, и в другую. И если ему не помочь, он так накренится, что раз - и перевернуться может. Только я, детка, зорко за этим слежу".      Вся хитрость заключалась в том, чтобы правильно распределить груз в самолете и таким образом обеспечить его балансировку и устойчивость в воздухе. Фреду Фермпхуту надлежало определить, сколько груза может взять на борт рейс два (или любой другой самолет) и где этот груз должен быть размещен. Ни один мешок с почтой, ни один чемодан не устанавливался в самолете без его ведома. В то же время он должен был думать о том, чтобы как можно больше набить груза в самолет. "Из Иллинойса в Рим, дружище, мог бы сказать Фред, - это длиннющее спагетти. И деньжат тут надо выколотить побольше, чем на мармелад".      В работе Фреду помогали диаграммы, сводки, выкладки, счетная машина, ежеминутно поступающие данные, радиотелефон, три обычных телефона - и безошибочный инстинкт.      Инспектор, наблюдавший за погрузкой, только что по радио запросил разрешения поместить еще триста фунтов почты в передний отсек.      - Валяй! - благословил его Фред Фермпхут.      Он разгреб бумаги на столе в поисках списка пассажиров, который за последние два часа значительно вырос. При загрузке самолета авиакомпания исходит из среднего веса пассажира примерно в сто семьдесят фунтов зимой и на десять фунтов меньше летом. И эта средняя всегда оказывается правильной - за одним исключением: когда летит футбольная команда. Могучие игроки путают все расчеты, и диспетчерам по загрузке приходится выводить новую среднюю в зависимости от того, насколько хорошо знает диспетчер команду.      Бейсболисты или хоккеисты в этом отношении не представляли проблемы: они тоньше или меньше и соответственно меньше весят. Сегодня же, судя по списку, рейсом два летели только обычные пассажиры.      - Можешь загружать почту, детка, - сказал Фред Фермпхут в микрофон. - А вот гроб передвинь в хвостовую часть: я вижу по накладной, что мертвец был не из худеньких. Потом там есть еще ящик с генератором от Вестингауза.      Помести его посредине, а остальной груз расположи вокруг.      Задача, стоявшая перед Фермпхутом, была в последний, момент осложнена просьбой, поступившей от экипажа рейса два: дать им еще две тысячи фунтов топлива для маневров на земле и разбега. Сегодня на поле всем самолетам приходилось подолгу стоять с заведенными моторами, дожидаясь взлета. А мотор реактивного самолета, работающий на земле, пьет горючее, как тридцать страдающих от жажды слонов, и капитанам Димиресту и Хэррису не хотелось тратить на земле драгоценные галлоны горючего, которые могут им пригодиться в воздухе по дороге в Рим. Следовательно, Фреду Фермпхуту надо было учитывать, что, возможно, не все дополнительное топливо, которое сейчас заправляли в баки, расположенные в крыльях номера - 731-ТА, будет израсходовано до взлета и максимально допустимый взлетный вес может быть превышен. Вопрос в том - насколько.      Существует ведь предел загрузки при взлете, однако каждая авиакомпания старается загрузить самолет как можно больше, чтобы получить максимальный доход. Грязные ногти Фреда Фермпхута плясали по клавишам счетной машины, быстро производя калькуляцию. Получив итоговую цифру, он задумался, теребя свою бороденку, и от усилий, видимо, вспотел, так как в комнате вдруг распространился неприятный запах.      Решение взять дополнительное топливо капитан Вернон Димирест принял за последние полчаса. Или, вернее, позволил принять капитану Энсону Хэррису, а потом - главная-то ответственность все-таки лежала на нем - одобрил его решение. Вернону Димиресту доставляло удовольствие играть сегодня пассивную роль, когда всю работу выполнял за него другой, а он лишь командовал. До сих пор Димирест не отменил ни одного из решений Энсона Хэрриса, что и не удивительно, поскольку Хэррис и по опыту и по званию отнюдь не уступал Димиресту.      Хэррис был мрачен и раздражен, когда они во второй раз столкнулись с Димирестом в ангаре "Транс-Америки". Димирест усмехнулся про себя: Энсон Хэррис все-таки надел форменную рубашку, хотя требование Димиреста было сущей придиркой, и сейчас Хэррис то и дело раздраженно проводил пальцем за воротником. Дело в том, что капитан Хэррис поменялся рубашками с одним первым пилотом, который согласился выручить его, а потом с удовольствием рассказывал об этом капитану своей машины.      Но через несколько минут Хэррис уже не думал об этом. Будучи профессионалом до самых своих мохнатых седеющих бровей, он понимал, что нельзя лететь, если в летной кабине царит атмосфера вражды.      В комнате для команды оба капитана проверили свои почтовые ящики, в которых, как всегда, лежала груда почты, в том числе предписания компании, которые надо прочесть, прежде чем они взлетят. Остальное - памятки главного пилота, врача, отдела исследований, бюро картографов и т.д. - они просмотрят потом, дома.      Пока Энсон Хэррис вносил два-три исправления в свой бортовой журнал, а Димирест заявил, что будет проверять его, - Вернон изучал график работы команды.      График составляется ежемесячно. В нем указано, когда капитаны, а также первый и второй пилоты должны лететь и по каким маршрутам. Аналогичный график существует и для стюардесс и висит в отведенном для них служебном помещении в конце центрального зала.      Каждый пилот в начале месяца высказывает свои пожелания относительно маршрута, по которому он хотел бы лететь, при этом просьбы старших пилотов удовлетворяются в первую очередь. Димирест всегда получал то, о чем просил, так же как и Гвен Мейген, которая занимала среди стюардесс не менее высокое положение. Благодаря этой системе пилоты и стюардессы могли устраивать "эскапады" - вроде того, как Димирест и Гвен заранее наметили лететь сегодня вместе.      Энсон Хэррис быстро внес исправления и захлопнул бортовой журнал.      Вернон Димирест ухмыльнулся.      - Я полагаю, что журнал у вас в порядке, Энсон. Я изменил решение: не буду его смотреть.      Капитан Хэррис и виду не подал, будто это задело его, только крепче сжал губы.      В комнату вошел второй пилот по имени Сай Джордан, молодой парень с двумя нашивками. Он был авиационный инженер, но также и квалифицированный пилот. Высокий, тощий, с ввалившимися щеками, придававшими его физиономии унылый вид, он производил впечатление человека, страдающего от недоедания.      Стюардессы всегда наваливали ему гору еды, но это ничуть не помогало.      Первому пилоту, который обычно летал вместе с Димирестом, сегодня было ведено остаться дома; тем не менее, поскольку у него контракт с компанией и он член профсоюза, он все равно получит свое, как если бы слетал туда и обратно. В отсутствие первого пилота Димирест будет выполнять часть его обязанностей, остальное ляжет на Джордана. Машину большую часть времени будет вести Энсон Хэррис.      - О'кей, - сказал Джордан двум другим летчикам, - давайте двигаться.      У двери ангара ждал служебный автобус, заиндевевший, с запотевшими стеклами. В нем сидели пять стюардесс, которые должны были лететь этим рейсом, и когда Димирест и Энсон Хэррис в сопровождении Джордана влезли в автобус, раздалось стройное: "Добрый вечер, капитан... Добрый вечер, капитан!.." Вместе с пилотами в машину ворвался порыв ветра со снегом.      Шофер поспешно захлопнул дверь.      - Привет, девочки! - Вернон Димирест весело помахал рукой и подмигнул Гвен.      - Добрый вечер, - чинно приветствовал их Энсон Хэррис.      Ветер подгонял автобус, медленно тащившийся вдоль края поля по расчищенной дороге, по обе стороны которой высились горы снега. По аэропорту прошел слух о передряге, в которую попал "пикап" компании "Юнайтед", и потому все шоферы теперь проявляли осторожность. Пока автобус продвигался к месту назначения, огни аэровокзала, словно прожекторы, светили ему сквозь мглу. Далеко впереди на поле непрерывно садились и взлетали самолеты.      Автобус остановился, и команда высыпала из него, спеша юркнуть в ближайшую дверь. Это было крыло аэровокзала, где размещались службы компании "Транс-Америки", и дверь находилась на уровне земли. А выход на поле - в том числе и выход сорок семь, через который шла посадка на рейс два, - находился этажом выше.      Стюардессы отправились по своим делам, а три пилота - в международную контору "Транс-Америки".      Диспетчер, по обыкновению, уже подготовил для них всю информацию, какая может понадобиться команде в полете. Он развернул листы на стойке, и три пилота склонились над ними. По другую сторону стойки сидело с полдюжины клерков, которые собирали со всего мира информацию о воздушных трассах, обстановке в аэропортах и погоде, - эти сведения могут понадобиться вечером другим самолетам "Транс-Америки", вылетающим в международные рейсы. В противоположном конце центрального зала помещалась такая же диспетчерская для внутренних рейсов.      В этот-то момент Энсон Хэррис, постучав концом трубки по сводке с данными загрузки, потребовал, чтобы им дали дополнительно две тысячи фунтов топлива для маневров на земле. При этом он поглядел на второго пилота Джордана, который как раз проверял график потребления горючего, и на Димиреста. Оба кивнули в знак согласия, и диспетчер выписал наряд для передачи его в отдел, ведающий заправкой.      К команде присоединился метеоролог компании. Это был бледный молодой человек, которому очки без оправы придавали сугубо ученый вид, - при взгляде на него казалось, что он вообще никогда не выходит на улицу и понятия не имеет о том. какая стоит погода.      - Ну, что обещают сегодня ваши компьютеры, Джон? - спросил Димирест. Надеюсь, там, наверху, погода лучше, чем у нас тут?      В последнее время для прогнозирования погоды и составления планов полетов все больше и больше применялись счетно-вычислительные машины. В "Транс-Америке", да и в других компаниях, этим занимались и люди, служа своего рода связующим звеном между машинами и экипажами, но дело шло к тому, что люди скоро перестанут заниматься прогнозом погоды и уступят место машинам.      Метеоролог разложил карты погоды и покачал головой.      - Боюсь, что ничего хорошего вас не ждет до середины Атлантики. У нас тут скоро будет немного полегче, но поскольку вы летите на восток, вы как раз попадете в ту полосу непогоды, которая уже прошла над нами. А циклон простирается от нас до Ньюфаундленда и дальше. - Он карандашом наметил протяженность циклона. - Кстати, на вашем пути два аэропорта - Детройтский и Торонтский; там условия ниже нормы, и потому оба закрыты.      Диспетчер пробежал глазами кусок телетайпной ленты, которую только что вручил ему один из служащих.      - Добавьте к этому Оттаву, - вставил он, - они там тоже закрываются.      - В южной половине Атлантики, - продолжал метеоролог, - все вроде бы в порядке. Как видите, есть небольшие разрозненные циклоны над южной Европой, но они едва ли затронут вас на той высоте, на какой вы будете лететь. В Риме ясно и солнечно, и такая погода продержится там несколько дней.      Капитан Димирест склонился над картой южной Европы.      - А как в Неаполе?      Метеоролог удивленно посмотрел на него.      - Но вы туда не летите.      - Нет, просто меня это интересует.      - Давление там такое же высокое, как и в Риме. Погода будет хорошая.      Димирест широко улыбнулся.      Молодой метеоролог произнес целую ученую речь - о сменах температуры, областях высокого и низкого давления, направлении ветра на разной высоте.      Он рекомендовал при полете над Канадой держаться севернее обычного, чтобы избежать сильного лобового ветра, который дует на южных широтах. Пилоты внимательно слушали его. Выбор наилучшей высоты и курса, производится ли он с помощью компьютера или с помощью обычных вычислений, сделанных человеком, подобен игре в шахматы, в которой интеллект может восторжествовать над природой. Все пилоты достаточно натасканы в этой области, как и метеорологи компаний, которые куда тоньше понимают, что требуется для того или иного курса, чем их коллеги, заседающие в Бюро погоды Соединенных Штатов.      - Как только позволит вам груз горючего, - продолжал метеоролог "Транс-Америки", - я бы рекомендовал лететь на высоте тридцать три тысячи футов.      Второй пилот сверился с графиком: номер 731-ТА сможет забраться на такую высоту лишь после того, как они сожгут определенную часть своего большого запаса горючего.      Через несколько минут второй пилот доложил:      - Мы сможем достичь высоты в тридцать три тысячи футов где-то возле Детройта.      Энсон Хэррис кивнул. Его шариковая ручка с золотым наконечником стремительно летала по бумаге - он заполнял план полета, который через несколько минут передаст на КДП. После этого КДП сообщит, может ли самолет лететь на выбранной им высоте, и если нет, то предложит другую. Вернон Димирест, который обычно сам занимался своим планом полета, пробежал глазами заполненный Хэррисом бланк и подписал его.      Подготовка к отлету рейса два, казалось, шла хорошо. Похоже, что, несмотря на буран, пассажиры, вылетающие рейсом "Золотой Аргос", которым так гордится "Транс-Америка", вовремя отправятся в свой далекий путь.      Когда три пилота подошли к самолету, у входа их встретила Гвен Мейген.      - Вы слышали? - спросила она.      - О чем? - спросил Энсон Хэррис.      - Задерживаемся на час. Об этом только что сообщили контролеру на выходе.      - А, черт! - вырвалось у Вернона Димиреста. - Вот проклятье!      - Судя по всему, - добавила Гвен, - многие пассажиры еще находятся в пути. Должно быть, из-за заносов. Кое-кто из них звонил сюда, и диспетчер по отправке решил дать им добраться.      - Значит, и посадку тоже решили задержать? - спросил Энсон Хэррис.      - Да, капитан. Рейс не объявлен. И не будет объявлен еще, по крайней мере, полчаса.      - Ну что ж, - передернул плечами Хэррис. - Будем отдыхать. - И он направился к пилотской кабине.      - Я могу вам принести кофе, если хотите, - предложила Гвен.      - Я лично выпью кофе на аэровокзале, - сказал Вернон Димирест. И, обращаясь к Гвен, добавил:      - Не хотите пойти со мной?      Она помедлила.      - Что ж, пожалуй.      - Идите, идите, - сказал Хэррис. - Мне кофе может принести которая-нибудь из ваших девушек, а времени у вас - вагон.      Через минуту Гвен, стуча каблучками, уже шагала рядом с Верноном Димирестом по отсеку "Транс-Америки", направляясь в центральный зал.      А Димирест тем временем рассудил про себя, что, может, оно и к лучшему - эта отсрочка на час. До сих пор все его мысли были заняты предстоящим рейсом, и он вообще не думал о Гвен и ее беременности. Но сейчас за кофе и сигаретами они смогут продолжить начатый разговор и, быть может, удастся поднять вопрос об аборте - тема, к обсуждению которой он пока еще не приступал.    Глава 8      Д.О.Герреро прикурил сигарету от еще тлевшего окурка. Несмотря на все старания сдержаться, руки его дрожали. Он страшно волновался и был до крайности напряжен. Как и раньше, когда он собирал свою бомбу, он чувствовал, как пот струйками сбегает у него по лицу и под рубашкой.      Волновался он из-за того, что попадал в цейтнот: времени до отлета рейса два оставалось очень мало. Оно утекало, как песок в песочных часах, и уже много-много песка ушло из стеклянной колбы.      Герреро сидел в автобусе, направлявшемся в аэропорт. Полчаса тому назад автобус вышел на шоссе Кеннеди, откуда, если быстро ехать, можно добраться до международного аэропорта имени Линкольна за четверть часа. Но шоссе, как и все остальные дороги штата, замело снегом, задерживавшим движение машин. Если они и двигались, то медленно, а больше вообще стояли.      Еще до выезда из города десятку пассажиров, сидевших в автобусе, - а все они спешили на рейс два, - было сообщено о том, что вылет задерживается на час. Но при той скорости, с какой они двигались, они могли протащиться до аэропорта еще целых два, а то и три часа.      Поэтому в автобусе волновался не один Герреро.      Многие, как и он, зарегистрировались на городской станции у стойки "Транс-Америки". Тогда у них еще был большой запас времени, но сейчас, из-за бесконечных задержек, они начали волноваться и вслух рассуждать, будет самолет ждать их или улетит.      От шофера ничего толком нельзя было добиться. В ответ на вопросы он говорил, что обычно, если автобус, выехавший с городской станции, опаздывает, самолет задерживают до его прибытия. Но в такую погоду всякое, конечно, возможно. Компания ведь может решить, что автобус застрял надолго, - а такое вполне может случиться, - и отправить самолет. К тому же, добавил шофер, поскольку народу в автобусе немного, похоже, что большинство пассажиров на этот рейс уже находится в аэропорту. Так часто бывает, когда люди летят за границу, пояснил он: пассажиров провожают родственники, которые и везут их на своих машинах.      Словом, в автобусе только и разговору было - успеют они или не успеют, однако Д.О.Герреро сидел нахохлившись и молчал. Большинство пассажиров были, видимо, туристы. Исключение составляло лишь итальянское семейство муж, жена и трое детишек, оживленно болтавших на своем языке.      - Вот что, друзья, - заявил через некоторое время шофер, - по-моему, вы можете не волноваться. Впереди вроде намечается просвет, так что, пожалуй, приедем в самый раз.      Однако автобус по-прежнему продолжал ползти.      Д.О.Герреро сидел на банкетке двойного сиденья в третьем ряду позади шофера. Драгоценный чемоданчик спокойно лежал у него на коленях. Он пригнулся, как делал уже не раз за время пути, стараясь пронзить взглядом тьму, окружавшую автобус, но сквозь двойные диски, расчищенные большими, непрестанно постукивающими "дворниками", виднелась лишь нескончаемая цепочка хвостовых огней, скрывавшаяся вдали за пеленою снега. Хотя он весь вспотел, тонкие бледные губы его были сухи, и он то и дело проводил по ним языком.      Герреро ведь никак не устраивало приехать "в самый раз". Ему нужно было приехать хотя бы минут за десять или пятнадцать, чтобы успеть приобрести страховку. Он проклинал себя за то, что не выехал в аэропорт раньше, тогда он мог бы не спеша все сделать. Правда, когда он разрабатывал свой план, ему казалось, что правильнее всего купить страховку в последнюю минуту и таким образом свести до минимума возможность каких-либо расспросов или проверок. Но при этом он не учел непогоды, хотя должен был бы предусмотреть такую возможность - ведь на дворе стояла зима. Это-то неумение учитывать все существенные обстоятельства и их возможные изменения и губило Д.О.Герреро, то и дело приводя к крушению его грандиозных планов. Насколько он понимал, вся беда заключалась в том, что, составляя тот или иной план, он почему-то был твердо уверен в безошибочности своих расчетов. Поэтому он никогда не делал допуска на случайность. Больше того, с горечью подумал он сейчас: он так ничему и не научился на опыте прошлого.      Теперь, когда он приедет в аэропорт - если, конечно, самолет к тому времени не улетит, - он первым делом подойдет к стойке "Транс-Америки" и отметится там. Затем он потребует. чтобы ему дали время купить страховку.      Но при этом произойдет самое нежелательное: он привлечет к себе внимание, а это один раз уже произошло из-за глупейшей оплошности, которую он допустил.      Он не взял с собой багажа - ничего, кроме маленького плоского чемоданчика, в котором лежала бомба.      При регистрации в городе кассир спросил его:      "Это ваш багаж, сэр?" - и указал на гору чемоданов, принадлежавших человеку, стоявшему за ним.      "Нет. - Д.О.Герреро помедлил и, приподняв над стойкой чемоданчик, показал его кассиру. - У меня... мм... вот только это".      Брови кассира взлетели вверх.      "Вы летите в Рим без багажа, сэр? Ничего не скажешь: путешествуете налегке. - Он указал на чемоданчик. - Это вы сдаете?"      "Нет, нет, благодарю вас".      В эту минуту Д.О.Герреро хотел только одного: получить поскорее свой билет, отойти от стойки и проскользнуть в аэропортовский автобус. Но кассир еще раз с любопытством посмотрел на него, и Герреро понял, что теперь тот его запомнил. Он сам сделал так, чтобы его физиономия врезалась в память кассира, а ведь ему ничего не стоило прихватить с собой чемодан.      Конечно, он поступил так подсознательно. Никто этого не знал, но сам-то Д.О.Герреро знал, что самолету не суждено долететь, а следовательно, никакой багаж не потребуется. Но для виду он должен был взять багаж.      Теперь, когда после гибели самолета начнется расследование, вспомнят, что один пассажир - а именно он - летел без багажа, об этом будут говорить, это будут пережевывать. И это лишь подкрепит те подозрения, которые к тому времени могут возникнуть у расследователей на его счет.      Но если никаких обломков не останется, напомнил он себе, что же они смогут доказать?      Ничего! И страховой компании придется платить.      О господи, да неужели этот автобус никогда не доберется до аэропорта?      Маленькие итальянцы с шумом и криками носились по проходу. Их мать, сидевшая на несколько рядов позади Герреро, о чем-то непрерывно болтала с мужем на своем тарабарском языке. На коленях у нее сидел младенец и не переставая отчаянно орал. Ни муж, ни жена не обращали на него ни малейшего внимания.      Нервы у Герреро были натянуты как струна. Его так и подмывало схватить ребенка и придушить. Он еле сдерживался, чтобы не крикнуть: "Да заткнитесь же, заткнитесь!"      Неужели они ничего не предчувствуют?.. Неужели эти идиоты не понимают, что сейчас не время для глупой болтовни?.. Ведь все будущее Герреро - во всяком случае, будущее его семьи, успех его столь мучительно разработанного плана, - все, все зависит от того, за сколько времени до вылета самолета автобус прибудет в аэропорт.      Один из детей - мальчик лет пяти или шести, с приятным умненьким личиком - поскользнулся в проходе и упал боком на пустое сиденье рядом с Д.О.Герреро. Пытаясь удержаться, чтобы не соскользнуть на пол, мальчик взмахнул рукой и задел чемоданчик, лежавший на коленях у Герреро.      Чемоданчик поехал, и Герреро еле успел подхватить его. С перекошенным от ярости лицом он замахнулся на ребенка.      Мальчик, широко раскрыв глаза, посмотрел на него. И нежным голоском произнес:      - Scusi <извините (итал.)>.      Герреро усилием воли овладел собой. Ведь за ним могли наблюдать. Если он не будет осторожен, он снова привлечет к себе внимание. Откопав в памяти слова, которые он слышал у итальянцев, работавших на его стройках, он с трудом произнес:      - E troppo rumorosa <слишком уж расшумелся (итал.)>.      Ребенок покорно наклонил головку:      - Si <да (итал.)>, - и продолжал стоять.      - Ну, ладно, ладно, - сказал Герреро. - Потолковали, и хватит. Давай сыпь отсюда! Se ne vada <убирайся (итал.)>.      - Si, - повторил мальчик. Он смотрел прямо в глаза Герреро, и тому стало не по себе: он вдруг осознал, что ведь и этот мальчик, и другие дети будут на борту самолета. Ну и что же? Нечего поддаваться сентиментальности: ничто уже не в силах изменить его намерения. К тому же, когда это случится, когда он дернет за шнурок под ручкой своего чемоданчика и самолет разлетится на куски, никто - особенно дети - не успеет ничего осознать.      Мальчик повернулся и пошел назад, к матери.      Наконец-то! Автобус покатил быстрее... еще быстрее! Сквозь ветровое стекло Герреро видел, что машин впереди стало меньше, хвостовые огни их быстрее убегали вперед. Значит, они еще могут... вполне могут... вовремя прибыть в аэропорт, так что он успеет купить страховку, не привлекая к себе внимания. Но времени будет очень мало. Только бы у стойки страховой компании не оказалось много народу!      Он заметил, что маленькие итальянцы вернулись на свои места, и похвалил себя за то, что сумел сдержаться. Если бы он ударил ребенка - а ведь он чуть не ударил, - пассажиры подняли бы шум. Хоть этого он избежал. Жаль, конечно, что он обратил на себя внимание при регистрации, но, поразмыслив как следует, Герреро решил, что пожалуй, непоправимого вреда себе не нанес.      А может, все-таки нанес?      Новые тревоги стали одолевать Герреро.      А что, если агент, регистрировавший его билет и удивившийся отсутствию багажа, вспомнил сейчас об этом? Герреро чувствовал, что ему не удалось тогда скрыть волнения. А что, если агент заметил это и заподозрил неладное? Он вполне мог поделиться с кем-нибудь своими сомнениями, скажем, со старшим инспектором, и тот, возможно, уже позвонил по телефону в аэропорт. Быть может, в эту минуту кто-то - полиция? - уже поджидает автобус; его, Герреро, начнут расспрашивать, заставят открыть чемоданчик и обнаружат страшную улику. Впервые Герреро задумался над тем, что будет, если его поймают с поличным. Наверняка арестуют, посадят в тюрьму. Потом он решил: прежде чем это произойдет... если к нему подойдут, если станет ясно, что его планы рушатся... он дернет за шнурок и взорвет себя вместе со всеми, кто окажется поблизости. Он вытянул пальцы, нащупал петлю под ручкой чемоданчика и сжал ее. И сразу почувствовал себя увереннее. А теперь хватит об этом - надо переключиться на другое.      Интересно, подумал он, нашла ли уже Инес его записку.      Она ее нашла. ***      Инес Герреро, еле волоча от усталости ноги, вошла в жалкую квартиру на 51-й улице и первым делом сбросила натершие ноги туфли, а потом намокшие от талого снега пальто и платок. Она чувствовала, что простудилась, и все тело у нее ныло от усталости. Работать сегодня было особенно тяжело, клиенты придирались больше обычного, а чаевых она получила меньше. И все это усугублялось тем, что она до сих пор еще не вполне освоилась со своими обязанностями.      Два года назад, когда семейство Герреро жило в симпатичном уютном домике в пригороде, Инес, вообще-то не отличавшаяся красотой, выглядела молодо и мило. С тех пор время и обстоятельства быстро наложили отпечаток на ее лицо, и теперь она казалась много старше своих лет. Сегодня вечером, живи Инес в собственном доме, она прибегла бы к помощи горячей ванны, которая неизменно помогала ей обрести душевное равновесие в тяжелые минуты жизни, а их за время замужества было у нее достаточно. Правда, дальше по коридору находилась ванная комната на три квартиры, но она не отапливалась, в ней гуляли сквозняки, краска со стен облезла, а газ то и дело затухал, если автомат не подкармливать четвертаками. Инес сразу отказалась от мысли идти туда. Она решила посидеть немного в жалкой гостиной, а потом лечь спать. Мужа дома не было, и она понятия не имела, где он.      Прошло какое-то время, прежде чем она заметила записку на столе в гостиной: "Несколько дней меня не будет. Уезжаю. Надеюсь скоро удивить тебя доброй вестью. Д.О."      Многое в муже перестало удивлять Инес: он и раньше не отличался последовательностью, а теперь вообще словно лишился ума. Естественно поэтому, что всякая добрая весть удивила бы Инес, да только она не могла поверить в такую возможность. Слишком много честолюбивых планов мужа пошатнулось и рухнуло у нее на глазах.      Особенно озадачила ее первая половина записки. Куда это Д.О. мог отправиться на несколько дней? Не менее таинственно выглядело и другое: где он взял на это деньги? Два дня назад они подсчитали все, что у них было в наличии. Оказалось - двадцать шесть долларов и несколько центов.      Кроме денег, у ник была всего одна вещь, которую взяли бы в заклад, кольцо матери Инес. До сих пор она сумела его сохранить, но, возможно, скоро придется с ним расстаться.      Из этих двадцати шести долларов Инес взяла восемнадцать на еду и для уплаты части долга за квартиру. Она видела, какое отчаяние отразилось на лице Д.О., когда он сунул в карман оставшиеся восемь долларов и мелочь.      Хватит ломать себе голову, решила наконец Инес, пора ложиться. Она до того устала, что даже не вспомнила о детях. хотя уже больше недели не имела вестей из Кливленда от сестры, у которой они жили. Инес выключила свет в гостиной и вошла в тесную, жалкую спаленку.      Она никак не могла найти ночную рубашку. В шатком комодике все было вверх тормашками, точно кто-то там рылся. И свою рубашку Инес обнаружила лишь в том ящике, где лежали рубашки Д.О.; это были его последние три рубашки, значит, если он и уехал, то не прихватил с собой даже смены белья. Под одной из рубашек лежал сложенный листок желтой бумаги. Инес вытянула его и развернула.      Листок оказался бланком, заполненным на машинке, - в руках у Инес была копия. Пробежав ее глазами, она в изумлении опустилась на кровать. Потом внимательно прочла снова, желая удостовериться, что не ошиблась.      Это было соглашение о рассрочке, предоставляемой Д.О.Берреро - она заметила, что фамилия написана неправильно, - авиакомпанией "Транс-Америка". Согласно этому соглашению, "Берреро" получил билет туристского класса для поездки в Рим и обратно; он заплатил за него сорок семь долларов наличными, а остальную сумму - четыреста двадцать семь долларов плюс проценты - обязывался выплатить частями в течение двух лет.      Уму непостижимо!      Инес озадаченно смотрела на желтый листок. В ее мозгу один вопрос сменялся другим.      Прежде всего, зачем понадобился Д.О. билет на самолет? А если понадобился, то почему в Рим? И откуда он собирается брать деньги? Не сможет он расплатиться даже в рассрочку, хотя то, что он прибег к рассрочке, было, по крайней мере, понятно. Д.О.Герреро уже не раз брал на себя всякого рода обязательства, которые не в состоянии был выполнить: долги не тревожили его так, как Инес. Но долги долгами, а вот откуда он взял сорок семь долларов? В бумаге было сказано, что он их уплатил. Однако два дня назад Д.О. категорически заявил, что выложил ей все без остатка, а Инес знала, что, каковы бы ни были его грехи, он никогда ей не лгал.      Тем не менее эти сорок семь долларов откуда-то все же взялись. Откуда же?      И тут она вспомнила про кольцо - оно было золотое, с бриллиантиком, оправленным в платину. До позапрошлой недели Инес всегда носила его, но последнее время руки у нее стали опухать, она сняла кольцо и спрятала в коробочку, а коробочку положила в один из ящиков комода. Во второй раз за этот вечер она стала шарить по всем ящикам. И коробочку нашла, ко пустую.      Значит, Д.О. добыл эти сорок семь долларов, заложив кольцо.      Сначала Инес стало жалко кольца. С ним многое было для нее связано: оно было последним хрупким звеном, соединявшим ее с прошлым, с ее разбросанной по свету семьей, с покойной матерью, чью память она так чтила. С практической же точки зрения это кольцо, хоть и не великая ценность, могло ей пригодиться на черный день. Имея его, она знала, что, как бы скверно ни сложилась жизнь, кольцо прокормит их какое-то время. Теперь его не стало, а вместе с ним исчезла и эта жалкая уверенность.      Итак, Инес знала, откуда взялись деньги, уплаченные за билет, - но зачем вообще этот билет понадобился? Почему Д.О. вдруг решил лететь? И почему в Рим?      Сидя на кровати, Инес старалась рассуждать логически. И на какое-то время даже забыла об усталости.      Инес никогда не отличалась особым умом. Будь она женщиной умной, она, наверное, не могла бы прожить с Д.О.Герреро почти двадцать лет. Да и теперь не работала бы официанткой в кафе за ничтожную плату. Но, медленно и тщательно все взвесив, Инес могла инстинктивно прийти к правильному заключению. Особенно когда это касалось ее мужа.      И вот сейчас скорее инстинкт, чем разум, подсказывал ей, что Д.О.Герреро попал в какую-то беду - беду куда более серьезную, чем все, что случалось с ним до сих пор. Два обстоятельства убеждали ее в этом: неразумность его поступков в последнее время и длительность путешествия, которое он предпринял; при том положении, в каком находился сейчас Герреро, только отчаянная, сумасбродная затея могла подвигнуть его на поездку в Рим. Инес прошла в гостиную и, взяв записку, перечитала ее. За время их супружества она получила от него немало записок и сейчас чувствовала, что эта записка имеет какой-то скрытый смысл.      Дальше этого домыслы ее не шли. Но с каждой минутой в ней росло убеждение, что она должна, обязана что-то предпринять.      Инес и в голову не приходило плюнуть на все и предоставить Д.О.Герреро своей судьбе: заварил кашу - пусть сам расхлебывает. Она была женщина простодушная, прямолинейная. Восемнадцать лет тому назад она соединила свою судьбу с Д.О.Герреро "на счастье и на горе". И то, что эта совместная жизнь обернулась большей частью "горем", нисколько не умаляло, с точки зрения Инес, ее долга перед мужем.      Медленно, осторожно разматывала она нить, выстраивая последовательность событий. Прежде всего надо выяснить, улетел Д.О. или нет, и если еще не улетел, то попытаться остановить его. Инес понятия не имела, когда Д.О. покинул дом и сколько часов назад была написана его записка. Она снова взглянула на желтый бланк - там ничего не было сказано насчет того, когда улетает самолет; правда, можно позвонить в "Транс-Америку". И Инес стала поспешно натягивать на себя еще не высохшую одежду, которую сбросила всего несколько минут назад.      У нее снова заболели ноги, как только она надела туфли, а в промокшем пальто было зябко, но она сделала над собой усилие и спустилась вниз по узкой лестнице. В заплеванном холле под дверь намело снега, и он тонким слоем лежал на полу. Инес увидела, что на улице сугробов стало еще больше, чем прежде, когда она возвращалась домой. Как только она вышла из помещения, холодный резкий ветер обрушился на нее, швырнул ей снегом в лицо.      В квартире у Герреро не было телефона, и, хотя Инес могла позвонить из автомата в закусочной на нижнем этаже, она решила не заходить туда, чтобы не встречаться с хозяином, который был также владельцем этого дома. Он грозился завтра выбросить их из квартиры, если они не уплатят всей задолженности. Об этом Инес тоже старалась сейчас не думать, хотя теперь ей придется утрясать все самой, если Д.О.Герреро не вернется к утру.      Магазин, где стоял автомат, находился в полутора кварталах." Шагая по сугробам, образовавшимся на нерасчищенных тротуарах, Инес направилась туда.      Было без четверти десять.      В автомате болтали две девчонки, и Инес прождала минут десять, пока он освободился. Когда же она набрала номер "Транс-Америки", ей сообщили, что все линии заняты, и попросили подождать. Она ждала, а магнитофонная лента снова и снова повторяла, что надо подождать; наконец резкий женский голос спросил, что ей угодно.      - Извините, пожалуйста, - сказала Инес, - я хочу спросить насчет самолетов на Рим.      И, точно кто-то нажал кнопку, мгновенно раздался голос, отбарабанивший, что самолеты "Транс-Америки" совершают беспосадочные рейсы в Рим из международного аэропорта имени Линкольна по вторникам и пятницам; а через Нью-Йорк - с пересадкой - можно вылететь в любой день; дама желает забронировать себе место сейчас?      - Нет, - сказала Инес. - Нет, сама я лететь не собираюсь. Это насчет мужа. Вы сказали, если самолет в пятницу... значит, сегодня?      - Да, мадам. Рейс два "Золотой Аргос". Самолет вылетает в десять часов по местному времени, но сегодня вылет задерживается из-за метеорологических условий.      Из будки автомата Инес видны были часы в магазине. Они показывали пять минут одиннадцатого.      Она быстро спросила:      - Значит, самолет еще не вылетел?      - Нет, мадам, пока еще не вылетел.      - Извините... - И, как с ней часто бывало, Инес вдруг от растерянности забыла все слова. - Извините, мне очень важно знать, летит ли мой муж на этом самолете. Его зовут Д.О.Герреро. И...      - Простите, но нам не разрешено давать такую информацию.      Голос был любезен, но тверд.      - Вы, наверное, меня не поняли, мисс. Я спрашиваю насчет мужа. Это говорит его жена.      - Я отлично вас поняла, миссис Герреро, мне очень жаль, по таковы правила компании.      Мисс Янг, как и другие сотрудники, прекрасно знала правила и понимала, почему они введены. Объяснялось это тем, что многие бизнесмены брали с собой секретарш или любовниц под видом жен, так как авиакомпании дают на семью скидку. Некоторым подозрительным женам пришло в голову навести справки, что повлекло за собой неприятности для клиентов. Попавшиеся таким образом мужчины жаловались потом на то, что компании ведут себя вероломно и подводят своих клиентов, в результате чего было установлено правило, запрещавшее разглашать фамилии пассажиров.      - Неужели нет никакого способа... - начала Инес.      - Никакого.      - О господи!      - Насколько я понимаю, вы полагаете, что ваш супруг улетает нашим вторым рейсом, но не уверены в этом, так? - спросил голос.      - Да, да, совершенно верно.      - В таком случае единственное, что вам остается, миссис Герреро, это отправиться самой в аэропорт. По всей вероятности, посадка еще не началась, так что если ваш супруг там, вы его увидите. Если же посадка уже произведена, дежурный у выхода поможет вам. Но надо спешить.      - Хорошо, - сказала Инес. - Если ничего другого не остается, попытаюсь поехать туда. - Она даже не подумала о том, сумеет ли добраться до аэропорта, который находился в двадцати с лишним милях от ее дома, меньше чем за час, да еще в буран.      - Одну минуту. - Голос звучал нерешительно, как-то более человечно, словно отчаяние Инес по проводам дошло до той, которая говорила с ней. - Я не должна этого делать, миссис Герреро, но я вам кое-что подскажу.      - Пожалуйста.      - В аэропорту, когда вы подойдете к выходу на поле, не говорите, что вы думаете, будто ваш муж в самолете. Скажите, что вы знаете, что он там, и хотели бы сказать ему несколько слов. Если его там не окажется, вы сразу это выясните. Если же он там, вам легче узнать у дежурного то, что вас интересует.      - Спасибо, - сказала Инес. - Большое, большое спасибо.      - Пожалуйста, мадам. - Голос снова зазвучал так, словно исходил от машины. - Всего вам хорошего. И благодарю за то, что обратились к "Транс-Америке".      Опуская трубку на рычаг, Инес вспомнила, что, когда подходила к магазину, у входа остановилось такси, и сейчас она увидела шофера в желтой фуражке с высоким верхом. Он стоял у стойки и, беседуя с каким-то человеком, пил содовую воду.      Такси обойдется, конечно, недешево, но если она хочет попасть в аэропорт до одиннадцати, то это, пожалуй, единственная возможность.      Инес подошла к стойке и дотронулась до локтя шофера.      - Извините, пожалуйста.      Шофер обернулся.      - Да? Что надо? - У него было неприятное лицо с обвисшими небритыми щеками.      - Скажите, сколько может стоить такси до аэропорта?      Шофер, прищурившись, окинул ее оценивающим взглядом.      - Отсюда? Долларов девять-десять по счетчику.      Инес повернулась и направилась к двери. Слишком это было дорого больше половины того, что у нее осталось, да к тому же она ведь вовсе не была уверена, что Д.О. летит именно этим самолетом.      - Эй, послушайте-ка!      Шофер быстро проглотил воду и ринулся вслед за Инес. Он нагнал ее уже у выхода.      - А сколько вам не жалко?      - Не в этом дело, - Инес опустила голову. - Просто... просто я не могу столько заплатить.      - Некоторые думают, что на такси можно задарма кататься, - фыркнул он.      - Путь-то ведь не ближний.      - Я знаю.      - А зачем вам туда надо? И почему бы вам не поехать на автобусе?      - Мне очень нужно... очень важно быть там... до одиннадцати.      - Ну, ладно уж, - сказал шофер, - уступлю вам. За семерку свезу.      - Мм... - Инес колебалась. Семь долларов составляли больше половины того, что она намеревалась завтра дать домохозяину, чтобы хоть немного утихомирить его. А жалованье в кафе она получит не раньше конца будущей недели.      - Лучшего предложения не ждите, - нетерпеливо прервал ее размышления шофер. - Так поедете или нет?      - Да, - сказала Инес. - Да, поеду.      - Ну, ладно. Тогда садитесь.      Пока Инес залезала в машину, шофер, усмехаясь, смел метелочкой снег с окон и ветрового стекла. Дело в том, что, когда Инес подошла к нему, он уже окончил работу и собирался ехать домой. А жил он у аэропорта. Теперь же он поедет не пустой. И кроме того, он солгал, сказав ей, сколько это будет стоить по счетчику: отсюда до аэропорта это стоило бы меньше семи долларов. Зато ему удалось представить дело так, будто он предлагает пассажирке выгодную сделку, и теперь он сможет ехать, не опуская флажка, а семь долларов положит себе в карман. Ехать с пассажиром, не опустив флажка, запрещалось, но ни один полицейский, рассудил про себя шофер, не заметит этого в такой кромешной тьме.      Словом, подумал ловкач-шофер, он за один присест надует и эту глупую старую ворону, и эту сволочь - своего хозяина.      - А вы уверены, что мы успеем доехать до одиннадцати? - в волнении спросила его Инес, когда машина тронулась с места.      Шофер, не оборачиваясь, буркнул:      - Раз я сказал, значит, так и будет. Не отвлекайте меня разговорами.      Однако сам он вовсе не был уверен в том, что они успеют доехать. Дорога была плохая, движение медленное. Они, конечно, могут и успеть, но в таком случае приедут в обрез.      Прошло тридцать пять минут, а такси, которым ехала Инес, все еще ползло по заснеженному, запруженному машинами шоссе Кеннеди. Инес сидела сзади, напряженно выпрямившись, нервно сжимая и разжимая пальцы; она думала лишь о том, сколько еще они будут ехать.      А в это время аэропортовский автобус с пассажирами рейса два свернул к крылу отлетов аэропорта имени Линкольна. Автобус, выбравшись из потока медленно двигавшихся машин, успел нагнать время, и сейчас часы над аэровокзалом показывали без четверти одиннадцать.      Когда автобус остановился, первым из него выскочил Д.О.Герреро.    Глава 9      - Захватите с собой микрофон с усилителем, - скомандовал Эллиот Фримантл. - Он нам может очень пригодиться.      Жители Медоувуда, собравшиеся в воскресной школе Медоувудской баптистской церкви, были предельно возбуждены. Искусно подогреваемые Фримантлом, они собирались двинуться в международный аэропорт имени Линкольна.      - Не говорите мне всякой чепухи насчет того, что сейчас слишком поздно или что вы не хотите туда ехать, - заявил Эллиот Фримантл своей аудитории несколько минут назад. Он стоял перед ними уверенный, безукоризненно одетый - в элегантном костюме и блестящих ботинках из крокодиловой кожи.      Его тщательно подстриженные волосы лежали волосок к волоску. Собравшиеся готовы были следовать за ним куда угодно, и чем резче он говорил, тем, казалось, больше им нравился.      Он продолжал:      - И чтобы никаких дурацких отказов. Я не желаю ничего слышать насчет детей, оставленных на попечение чужой женщины, или старушки-тещи, или что на плите стоит рагу: меня это абсолютно не интересует, да и вас сейчас не должно интересовать. Если ваша машина застряла в снегу, плюньте на нее и поезжайте в чужой. Помните: я еду сегодня в аэропорт ради вас и постараюсь причинить им там как можно больше неприятностей. - Он помолчал, выжидая, пока очередной самолет с грохотом пронесется над головой. - Честное слово, пора кому-нибудь это сделать.      Последние слова его вызвали взрыв аплодисментов и смех.      - Мне нужна ваша поддержка. Я хочу, чтобы вы были там - все были. И теперь я спрашиваю вас просто и напрямик: едете вы со мной или не едете?      Зал сотрясло громовое: "Да!" Все вскочили, громко выражая свое одобрение.      - Прекрасно, - сказал Фримантл, и в зале тотчас наступила тишина. Давайте в таком случае предварительно кое-что уточним.      Он уже говорил им, напомнил он, что Медоувуд может добиться некоторого облегчения, если не полного избавления от шума, создаваемого аэропортом, лишь законным путем, передав дело в суд. Однако слушание дела должно проходить не при закрытых дверях и не в каком-нибудь захудалом полупустом зале, а с максимальным привлечением внимания и сочувствия публики.      - Как же мы добьемся такого внимания и сочувствия? - Фримантл помолчал и сам ответил на свой вопрос:      - Мы добьемся этого, если изложим нашу точку зрения так, чтобы она стала достоянием гласности. Тогда, и только тогда, средства, используемые для привлечения внимания общественности, - пресса, радио и телевидение - дадут нашей позиции должное освещение, как мы того хотим. Журналисты славные люди, - продолжал он. - И мы вовсе не требуем, чтобы они разделяли нашу точку зрения, мы лишь просим честно изложить ее, а я по собственному опыту знаю, что они умеют это делать. Правда, если дело принимает драматический оборот, нашим друзьям-репортерам легче будет его осветить.      Три репортера, сидевшие за столом прессы, заулыбались, и Фримантл добавил:      - Что ж, мы постараемся создать сегодня такой драматический оборот.      Говоря все это, Эллиот Фримантл зорким глазом не переставал наблюдать за тем, как его бланки продвигаются по залу - домовладельцы должны были подписать их, чтобы он мог представлять интересы медоувудцев в суде. По его подсчетам, уже добрая сотня была подписана и возвращалась к нему. Он видел, как из карманов извлекались шариковые ручки, мужья и жены, склонившись над документом, подписывали его, тем самым обязуясь уплатить ему, Фримантлу, сто долларов. Фримантл ликовал: если прикинуть, то сотня заполненных бланков означала десять тысяч долларов ему в карман. Не такой плохой гонорар за один вечер, учитывая, что в итоге он получит гораздо больше.      Надо еще немного занять их разговором, пока они подписывают бланки, решил он.      Развитие событий в аэропорту, сказал Фримантл своим слушателям, он просит предоставить ему. Он надеется, что удастся встретиться с руководством аэропорта: во всяком случае, он намерен устроить в аэровокзале такой спектакль, который запомнят надолго.      - Вас же я прошу лишь об одном: держитесь вместе и возвысьте свой голос, когда я подам сигнал.      Он предупредил их, однако, чтобы не было беспорядков: ни у кого завтра не должно быть повода сказать, будто делегация медоувудцев нарушила хоть в чем-то закон.      - Конечно, - многозначительно улыбнулся Фримантл, - мы можем создать им некоторые затруднения - насколько я понимаю, в аэропорту сегодня и так уйма народу и много дел. Но тут уж ничего не попишешь.      Снова раздался смех. Фримантл чувствовал, что люди готовы идти за ним.      Еще один самолет пронесся у них над головой, и Фримантл умолк, выжидая, пока стихнет грохот.      - Прекрасно! Двинулись! - Фримантл простер руки, точно Моисей реактивного века, и продекламировал, переврав цитату:      - "Мне обещаний много надо бы сдержать и много сделать, пока лягу на кровать".      Кто-то рассмеялся, кто-то крикнул: "Пошли!", все поднялась со своих мест и направились к дверям.      В эту минуту взгляд Фримантла упал на портативный микрофон с усилителем, взятый напрокат в Медоувудской баптистской церкви, и он велел прихватить систему с собой. Флойд Занетта, председатель собрания, которого Фримантл полностью затмил, кинулся выполнять его указание.      Фримантл же тем временем поспешно засовывал в портфель подписанные бланки. Он уже успел произвести в уме подсчет и понял, что ранее ошибся: в портфеле у него лежало свыше ста шестидесяти бланков, значит, он получит более шестнадцати тысяч долларов. Да еще немало народу подходили пожать ему руку и заверяли, что вышлют ему бланки вместе с чеками утром по почте.      Фримантл ликовал.      Он не обдумал заранее, как вести себя в аэропорту, точно так же как не планировал и хода этого митинга. Эллиот Фримантл не любил сковывать себя жесткими рамками планов. Он предпочитал импровизировать - развязать событие, а потом направить его по тому или иному пути в зависимости от собственной выгоды. Этот метод уже сработал сегодня, и он не видел оснований, почему бы ему не сработать еще раз.      Главное - держать медоувудцев в убеждении, что они получили динамичного лидера, который со временем добьется для них желаемого результата. Больше того: надо держать их в этом убеждении до тех пор, пока они не внесут деньги за все четыре квартала, как это предусмотрено в подписанных имя бланках. А когда Эллиот Фримантл положит денежки в банк, их мнение о нем будет ему уже не столь интересно.      Таким образом придется подогревать атмосферу в течение десяти или одиннадцати месяцев. Ничего, энергии у него хватит. Надо будет провести еще несколько митингов и собраний вроде сегодняшнего, потому что это попадает в печать. А выступления в суде в печать часто не попадают. Хотя он сам всего несколько минут назад говорил, что решать проблему надо с помощью закона, судебные заседания обычно бывают неинтересны и порой не приносят пользы. Конечно, он постарается ввернуть несколько ссылок на историю, хотя лишь немногие судьи нынче способны понять тактику, которой пользуется Фримантл для привлечения внимания, и, как правило, резко обрывают адвокатов.      Но это все не суть важно; надо только помнить, - а он всегда помнит, что главное в подобного рода делах - забота о преуспеянии Эллиота Фримантла и о его хлебе насущном.      Он увидел, что один из репортеров - Томлинсон из "Трибюн" - звонит по автомату; рядом стоял другой репортер. Отлично! Значит, городские газеты уже оповещены о предстоящем событии и оставят место для рассказа о том, что произойдет в аэропорту. Больше того: если предварительная договоренность сработает, там будет и телевидение.      Толпа начала расходиться. Пора было двигаться в путь!    Глава 10      У залитого светом главного въезда в аэропорт красная "мигалка" полицейской машины погасла. Машина, расчищавшая Джо Патрони путь по шоссе, сбавила скорость, и полицейский. сидевший за рулем, свернул на обочину, жестом показывая главному механику "ТВА", чтобы он проезжал. Патрони нажал на акселератор. Проносясь мимо, он приветственно помахал сигарой и дважды просигналил.      Хотя последний отрезок пути Патрони проделал на большой скорости, у него ушло свыше трех часов на то, чтобы покрыть расстояние от своего дома до аэропорта, тогда как обычно на это требовалось сорок минут. И ему хотелось хоть немного наверстать упущенное время.      Невзирая на снег и гололедицу, он стремительно вывернул из потока направлявшихся к аэровокзалу машин и помчался по боковой дороге к ангарам аэропорта. Возле надписи "Ремонтная служба "ТВА" он круто завернул свой "бьюик" вправо. В двухстах-трехстах ярдах впереди темной громадой вздымался ремонтный ангар "ТВА". Главные ворота были открыты, и Патрони въехал внутрь.      В ангаре стоял наготове "пикап" с шофером; он дожидался Патрони, чтобы отвезти его на поле к самолету "Аэрео-Мехикан", все еще перегораживавшему полосу три-ноль. Выбравшись из своей машины, Патрони остановился лишь затем, чтобы раскурить сигару, невзирая на надписи "Не курить", и тут же втиснул свое грузное тело в "пикап".      - А ну, сынок, крутани-ка стрелкой по циферблату, - сказал он шоферу.      "Пикап" стремительно вылетел из ангара; Патрони, не теряя времени, связался по радио с КДП. Как только освещенный ангар остался позади, шофер стал держаться ближе к сигнальным огням вдоль края полосы, единственному ориентиру в этой белой мгле, указывавшему на то, где кончалась асфальтовая поверхность и где начиналась. По команде с КДП они ненадолго задержались у полосы, на которую, взметнув облако снега, сел ДС-9 компании "Дельта" и покатил в грохоте останавливающегося реактивного двигателя. Наземный диспетчер дал разрешение пересечь очередную взлетно-посадочную полосу и спросил:      - Это Патрони?      - Точно.      Последовала пауза - диспетчер давал указания другим машинам. Затем снова раздался его голос:      - Наземный диспетчер вызывает Патрони. Тут вам записка от управляющего. Готовы к приему?      - Валяйте.      - Передаю текст: "Джо, ставлю коробку сигар против двух билетов на танцы, что тебе не вытащить сегодня эту машину с ВПП три-ноль. Но хочу, чтобы ты выиграл". Подпись: "М.Бейкерсфелд". Конец текста.      Патрони, хмыкнув, нажал на кнопку микрофона.      - Патрони - наземному диспетчеру. Передайте ему, что пари принято. - И, положив на место радиомикрофон, он обратился к шоферу:      - Да пошевеливайся же, сынок. У меня теперь есть стимул сдвинуть этот самолет.      У пересечения с полосой три-ноль старший техник "Аэрео Мехикан" Ингрем, с которым ранее разговаривал Мел Бейкерсфелд, подошел к "пикапу". Он по-прежнему кутался в парку, стараясь защитить лицо от резкого ветра со снегом.      Патрони откусил кончик новой сигары, но на этот раз не стал ее раскуривать, а быстро вылез из "пикапа". По дороге он снял в машине калоши и переобулся в тяжелые меховые сапоги. И хотя сапоги были достаточно высокие, снег, в который он сошел, был еще выше.      Патрони закутался в парку и кивнул Ингрему. Они были едва знакомы.      - Привет! - крикнул Патрони: ему приходилось напрягать голос, чтобы перекрыть вой ветра. - Давайте-ка мне факты.      Ингрем стал докладывать, а Патрони смотрел на крылья и фюзеляж застрявшего "боинга", который вздымался над ними, как гигантский сказочный альбатрос. Под огромным брюхом самолета все еще ритмично мигал красный свет. А возле него стояли грузовики и служебные машины, в том числе автобус для команды и ревущий передвижной генератор.      Старший техник кратко изложил, что было предпринято: он сообщил, что пассажиров сняли с самолета и летчики пытались вытащить его силою двигателей. Когда это не получилось, решили максимально разгрузить самолет - снять почту, багаж, слить большую часть топлива обратно в цистерны.      Затем была предпринята вторая попытка вытащить самолет опять-таки с помощью собственных двигателей, но и она закончилась неудачей.      Жуя незажженную сигару, - редкий случай, когда Патрони сделал уступку соображениям предосторожности, поскольку в воздухе сильно пахло авиационным бензином, - главный механик "ТВА" подошел к самолету. За ним следовал Ингрем, а вскоре к ним присоединились и несколько рабочих, которые до сих пор сидели в автобусе, скрываясь от непогоды. Патрони стоял, разглядывая самолет; тем временем один из рабочих включил переносные прожекторы, установленные полукругом перед носом самолета. При свете сразу обнаружилось, что мощные шасси лайнера глубоко ушли в видневшуюся под снегом черную грязь. Самолет застрял на участке, обычно покрытом травой, в нескольких ярдах от полосы три-ноль, близ пересечения с рулежной дорожкой - той самой, мимо которой проскочил самолет "Аэрео-Мехикан" из-за темноты и бурана. Просто не повезло, подумал Патрони, что земля здесь такая сырая и даже трехдневный снегопад и холод не сковали ее. Поэтому обе попытки оторвать самолет от земли собственными силами привели лишь к тому, что он еще глубже увяз. Сейчас гондолы всех четырех двигателей под крыльями почти лежали на земле.      Не обращая внимания на снег, который крутило вокруг него словно в фильме "На юг со Скоттом", Патрони раздумывал, прикидывал различные варианты.      Он решил, что еще есть шанс вытащить самолет, запустив все двигатели.      Это скорее всего могло бы дать результат. Если же ничего не получится, придется прибегнуть к помощи подъемных мешков - одиннадцати мешков из нейлона, которые размещаются под крыльями и фюзеляжем и надуваются воздухом, нагнетаемым под давлением. Вслед за мешками под колеса самолета подводятся тяжелые домкраты и затем под ними выкладывается твердый настил.      Но процесс это длительный, трудоемкий и сложный. Патрони очень надеялся, что удастся этого избежать.      - Придется сделать перед машиной глубокие и широкие подкопы, - объявил он. - Мне нужны траншеи по шести футов шириной перед каждым из колес. И чтобы эти траншеи шли под небольшим углом вверх. - Он резко повернулся к Ингрему. - Копать придется изрядно.      Старший техник кивнул.      - Это уж точно.      - Когда подкоп будет закончен, мы включим двигатели и рванем вперед на полную мощность всеми четырьмя. Это должно сдвинуть его с места. А когда он сдвинется и полезет вверх по траншее, мы завернем его вот сюда. - И носком тяжелого сапога он прочертил по мокрому снегу эллиптическую линию, ведущую к-бетонированной дорожке. - И еще одно: надо положить перед колесами как можно больше толстых бревен. Найдутся у вас такие?      - Есть немного, - сказал Ингрем. - На одном из грузовиков.      - Сбросьте их и пошлите шофера - пусть поищет еще. Пусть опросит все компании и службы аэропорта.      Наземные рабочие, находившиеся рядом с Патрони и Ингремом, крикнули, чтобы и остальные вылезали из автобуса. Двое из них сняли покрытую снегом парусину с грузовика, который привез сюда инструменты и лопаты. Лопаты тотчас раздали теням, двигавшимся за полукругом ярких огней. Снег порой мел с такою силой, что людям трудно было разглядеть друг друга. Они ждали лишь приказания, чтобы приступить к делу.      У дверцы в передний отсек "боинга" все еще стоял трап. Патрони указал на него.      - Хозяева там?      - На борту, - буркнул Ингрем, - Сам идиот командир и первый пилот.      Патрони в упор посмотрел на него.      - Они доставили вам много хлопот?      - Дело не в том, что они мне доставили или чего не доставили, - заметил Ингрем, - а в том, что они ни черта не хотят делать. Когда я прибыл на место, я сказал, чтобы они дали двигателям полную тягу, как вы сейчас говорили. Если бы они это сразу сделали, думаю, самолет бы уже выбрался отсюда. А они струсили и только еще глубже засадили его в грязь. Командир допустил большую промашку и сознает это. И теперь он до смерти боится, как бы не поставить машину на нос.      - Будь я на его месте, - усмехнулся Джо Патрони, - я бы тоже, наверное, этого боялся. - Он так обкусал свою сигару, что она вся размахрилась. Он бросил ее в снег и сунул руку в карман парки за другой. - Я позже поговорю с командиром. Внутренний телефон подключен?      - Да.      - Вызовите в таком случае кабину экипажа. Сообщите им, что я приступил к делу и скоро буду у них там, наверху.      - Есть. - И, подойдя к самолету, Ингрем скомандовал двадцати наземным рабочим, стоявшим у машины:      - А ну, ребята, начинайте копать!      Патрони сам схватил лопату, и вот уже полетели в сторону снег, земля, грязь.      Пока он по внутреннему телефону переговаривался с пилотом, сидевшим в своей кабине высоко над ними, Ингрем вместе с одним из механиков уже укладывал застывшими, онемевшими руками первую доску в ледяную грязь у колес самолета.      На взлетном поле - когда ветер менял направление и менялись границы видимости - вдруг появлялись огни садящегося или взлетающего самолета, и пронзительный вой реактивных двигателей оглушал работающих. Но рядом с ними полоса три-ноль оставалась пустынной, на ней царила тишина.      Патрони прикинул: потребуется, наверное, около часа, прежде чем удастся сделать необходимый подкоп, включить двигатели "боинга" и попытаться выкатить большой лайнер. Значит, надо менять рабочих, рывших двойные траншеи, которые уже начали приобретать необходимую форму, - пусть по очереди греются в автобусе, все еще стоявшем неподалеку на рулежной дорожке.      Было уже половина одиннадцатого. Если повезет, подумал Патрони, то вскоре после полуночи он уже будет дома, в своей постели - с Мари.      И, стремясь приблизить желанную минуту, а также чтобы согреться, Патрони еще усерднее принялся кидать снег и грязь. Продолжение следует... Уважаемые подписчики!      В последующих выпусках рассылки планируется публикация следующих произведений: Александр Бушков "Охота на пиранью" Ярослав Гашек "Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны" Владимир Войнович "Москва 2042" Эдгар Аллан По "Повесть о приключениях Артура Гордона Пима" Ждем ваших предложений. Подпишитесь: Рассылки Subscribe.Ru Литературное чтиво Ваши пожелания и предложения