Литературное чтиво

Литературное чтиво Выпуск No 267 от 2005-08-01 Число подписчиков: 19    Виктор ПРОНИН "ЧИСТО ЖЕНСКАЯ ЛОГИКА"    8      Дальнейшие действия Касатоновой были настолько четкими и безошибочными, что, казалось, она не первый год вертится в криминальных делах и знает эту сторону человеческой деятельности во всех подробностях. А почему бы ей и не знать, почему бы ей и не быть готовой ко всяким неожиданностям, если жизнь ежедневно неустанно и терпеливо снабжает нас сведениями, знаниями, советами, как вести себя в подобных случаях. Походка Касатоновой была раздумчивой, неторопливой, расслабленной. Она брела вдоль улицы не то разглядывая витрины, не то вообще не зная, куда податься и чем заняться. Человек, который, возможно, шел следом, не спуская с нее взгляда, наверняка тоже расслабился бы, тоже начал бы смотреть по сторонам и скучать.      Но это заблуждение.      Касатонова была насторожена и подтянута. Едва узнав в проявочном пункте, что туда уже приходили за пленкой, что снимки из квартиры пропали не случайно, она сразу, в ту же секунду почувствовала за спиной холодок опасности. Ее вывод был прост и очевиден - на кону труп и кто-то спасается.      И ни перед чем не остановится.      Где есть один труп, там вполне может быть и второй, и третий, - напомнила она себе и, хмыкнув, глянув на себя в витрину, пошла дальше с той же неторопливостью и с той же настороженностью.      Очень важную вещь поняла Касатонова - чем-то она обладает, какая-то тайна заключена в пленке, которая сейчас мирно лежит в ее сумке на самом дне. Снова и снова вспоминая свое пребывание в балмасовской квартире, перебирая в памяти снимки и без конца тасуя их, не могла она, не могла обнаружить ничего, что могло бы так растревожить... Кого растревожить? - спросила она себя. И как человек, который всегда называл вещи своими именами, ответила жестко и прямо - убийцу.      Да, убийца встревожен.      И ни перед чем не остановится - еще раз напомнила себе Касатонова.      И наступил момент, когда вся ее вялость и медлительность разом исчезла - резко и порывисто она шагнула к краю проезжей части, к остановившейся машине. В раскрытое окно заглянул прохожий, о чем-то поговорил с водителем, но по каким-то причинам они не сторговались, и прохожий отошел. Значит, водитель готов был подвезти случайного пассажира. И Касатонова, мгновенно оценив положение, молча раскрыла дверцу машины и села рядом с водителем и сказала:      - Едем?      - Куда?      - Значит, едем.      - Сколько?      - Договоримся.      - Ну что ж, - усмехнулся водитель, - наверно, бывает и так. - И, тронув машину с места, тут же влился в общий поток.      Касатонова обернулась, долго смотрела на то место, с которого только что отъехала, но ничего подозрительного не заметила - никто не бросился ловить машину, никто не устремился следом.      - Все в порядке? - спросил водитель.      - Вроде.      - Нам далеко?      - Посмотрим, - она снова оглянулась.      - Вы не утруждайтесь, - улыбнулся водитель. - Мне в зеркало удобнее смотреть назад. Могу заверить - никакая машина не сорвалась с места, никто не кинулся в погоню. Все спокойно.      - Это хорошо. Куда едем?      - Вы у меня спрашиваете? - удивился водитель и с веселым недоумением посмотрел на Касатонову.      - Кто-то к вам подходил, напрашивался... Но, как я поняла, вы не сговорились. Видимо, вам в другую сторону?      - В цене не сошлись. А с вами, как я понял, проблемы не будет.      - Неразрешимой проблемы не будет, - поправила касатонова. - Сейчас у нас возможен левый поворот? Вот на этом перекрестке?      - Можно, - кивнул водитель.      - Давайте повернем.      - Давайте.      - А через квартал направо.      - И это можно. Следы заметаем?      - Господи! - протянула Касатонова, отваливаясь на спинку. - А мы в жизни больше ничего и не делаем! Убегаем, спасаемся, заметаем следы!      - Что-то в этом есть, - согласился водитель и повернул направо. - Что-то в этом есть, - повторил он.      - Таких странных пассажирок у вас, наверно, еще не было?      - Почему? Бывают. Всякие бывают. Сейчас многие заметают следы. Или пытаются замести. Удается далеко не всем. Вам вот удалось.      - Вы уверены?      - Уверен. За нами не увязалась ни одна машина.      - Остановите, пожалуйста, - попросила Касатонова.      Машина плавно вильнула вправо и остановилась в тени громадного клена.      Людей здесь почти не было, лишь изредка можно было увидеть одинокого прохожего, да и они были в основном из местных жителей - старушки с сумками, какой-то слесарь или сантехник с лестницей на плече, ватага ребятишек с визгом пронеслась перед самым капотом и скрылась в арке дома.      Касатонова не торопилась выходить. Она еще раз оглянулась назад и, убедившись, что ни одна машина не пристроилась рядом, посмотрела на водителя.      - Я вас выручил? - спросил он.      - Возможно.      - Вы в этом не уверены?!      - Я не уверена в том, что мне нужно было спасаться. Сколько я вам задолжала?      - Полсотни. Если не возражаете.      - Не возражаю, - Касатонова вынула из сумочки деньги и протянула водителю. - Вы же сами говорите, что следом за нами никто не бросился. Может быть, и некому было бросаться.      - Желаю удачи! - улыбнулся водитель. - В случае чего... Всегда пожалуйста!      - Спасибо, - Касатонова бросила за собой дверцу машины и, не раздумывая, не колеблясь, шагнула в арку, в которую совсем недавно ввалилась визгливая ватага местных пацанов. Водитель не должен был знать, что она впервые на этой улице. Выглянув через некоторое время из арки, Касатонова убедилась, что он отъехал.      На этой улице она не была ни разу, но знала, что если пройти пять минут по правой стороне и свернуть опять же направо, то можно выйти на проспект, вернее, на угол проспекта, и там есть прекрасный, большой проявочный пункт.      К нему-то она и стремилась.      - Вам срочно или послезавтра? - спросила приемщица, почти неотличимо похожая на ту, с которой Касатонова общалась час назад. Только у этой не было обнаженного пупка, но зато другие части тела были открыты гораздо смелее.      - Срочно.      - То есть, вы хотите получить снимки через час?      - Мечтаю.      - Это будет дороже.      - Знаю.      Касатонова видела, что приемщицу почему-то раздражает ее немногословие, она, видимо, привыкла к бестолковым просьбам, пояснениям, вопросам.      - На какой бумаге?      - На хорошей.      - Я имею в виду - на глянцевой или на матовой?      - А на какой посоветуете?      - Мне-то какая разница!      - Интере-е-есно! - протянула Касатонова, заранее зная, что это ее словечко многих выводит из себя. - Давайте на глянцевой, на ней лучше смотрятся подробности.      - Смотря какие подробности, - проворчала приемщица.      - Интимные.      - Порнуху не печатаем! - она стеклянно посмотрела на Касатонову.      - И не надо.      - Так вы отказываетесь от заказа?      - Нет.      - Как же нам быть?      - Девушка! - звенящим голосом сказала Касатонова. - Вы мне надоели. Принимаете заказ или нет?      - Ну... Вы же сказали... порнуха?      - Нет, это вы сказали. А я сказала, что мне нужны снимки на глянцевой бумаге. Еще вопросы? - и столько было холода, властности, превосходства в голосе Касатоновой, что приемщица оробела.      - Размер? - спросила она.      - Побольше. Пятнадцать на двадцать.      - У нас пятнадцать на двадцать два.      - Очень хорошо. Все снимки по два экземпляра. Деньги сейчас?      - При получении.      - Я приду через час.      Через час снимки были готовы, и приемщица вручила их с легким ужасом в глазах. Касатонова убедилась, что снимки именно те, что пленку вернули ту, что требовалось, что никакой подмены случайной или злоумышленной не произошло.      - Как вам порнуха? - спросила она напоследок.      - Кошмар, - ответила девушка.      - Кошмар, похоже, только начинается, - пробормотала про себя Касатонова, и с этими словами покинула проявочный пункт.      Она хотела было снова остановить машину, но не решилась. Сто рублей на сигареты, полсотни частнику, двести рублей за снимки... Что-то мне дороговато обходится смерть Балмасова, подумала она и села на троллейбус, тем более, что он достаточно близко проходил от ее дома. Но домой тоже не пошла, решив прежде всего навестить участкового. Да, Николай Степанович! Вот кто мне нужен сейчас, - обрадовалась она, прижимая к себе сумку, чтобы не выхватили, не отняли люди злые и подлые.      - О! - воскликнул Гордюхин радостно. - Екатерина Сергеевна! Как хорошо, что вы зашли! А я только что принес из магазина ваши любимые пряники.      - Что принесли? - Касатонова не сразу включилась в житейские радости.      - Пряники.      - Это прекрасно, Николай Степанович! Пряники - это всегда прекрасно! - она села к столу, подперла щеку кулачком и уставилась на Гордюхина изумленным взором. - У меня новости.      - Хорошие? - усмехнулся Гордюхин, не представляя сути разговора.      - Отличные! - искренне сказала Касатонова, полагая, что любые новости в расследовании убийства полезны, как бы они не отразились на жизни того или иного конкретного человека.      - Поделитесь!      - Охотно! Все повестки вручены адресатам. Все расписались, вот талончики в качестве отчета. Обещали быть в назначенное время. А руководство фабрики в лице господина Цокоцкого заверило, что не будет чинить никаких препятствий, задержек и препон, чтобы все вызванные дали следствию полные и чистосердечные показания.      - Екатерина Сергеевна... Вы слегка чем-то расстроены?      - Слегка? - изумилась Касатонова. - Я хорошо расстроена, Николай Степанович, очень хорошо! Круто, как нынче выражаются по разным поводам.      - Что-нибудь случилось?      - Балмасова убили. В собственной квартире. Выстрелом в затылок. То есть, как я понимаю, убийца решил не тратить боеприпасов, а сразу произвести контрольный выстрел в голову. Не делая никаких предварительных выстрелов в другие части тела.      - Да, я слышал об этом, - Гордюхин был растерян напором Касатоновой и решил, как говорится, не возникать. Опыт подсказывал ему, что в таких случаях лучше поддакивать, кивать головой, сочувственно цокать языком и приговаривать время от времени - ай-яй-яй! - Говорят, хороший был человек?      - Подонок! - отрезала Касатонова. - На фабрике смех, веселье и суета. Закупают шампанское, торты, курилка содрогается от здорового мужского и женского хохота, Цокоцкий пьет коньяк, угощает случайно заглянувших к нему красоток... Это я себя имею в виду! - не выдержав сурового тона, рассмеялась Касатонова.      - И вы... пригубили?      - Какой там пригубила! Полстакана хлопнула за упокой директорской души.      - Если за упокой, то это не грех, - рассудительно заметил Гордюхин.      - Да, кстати, - порывшись в своей сумке, Касатонова вынула комплект снимков. Второй она предусмотрительно оставила себе, сунув его в одно из отделений сумки и тщательно задернув молнию. - Николай Степанович, вы как-то поинтересовались снимками, которые сделали моей мыльницей на месте преступления... Вот они. Наверно, есть смысл передать их Убахтину.      Гордюхин осторожно взял снимки, подержал их в руке, склонив голову набок - что-то озадачивало его в тоне Касатоновой, в ее возбужденности, в нервозности, с которой она произносила самые вроде бы обычные слова.      - Хорошо, передам, - проговорил участковый и, вынув снимки из конверта, медленно перебрал их один за другим. - Хорошие снимки, большие... Поиздержались, наверно? Придется мне пряниками возвращать должок правосудия, а?      - Можно пряниками, - Касатонова передернула плечами, - Тогда нам с вами эти пряники поперек горла станут!      - Неужели столько потратили? - ужаснулся Гордюхин.      - Николай Степанович... Неизвестные преступники взломали дверь в мою квартиру в поисках этих снимков.      - Вы уверены? - усмехнулся Гордюхин. - Может быть, они искали что-то более для них ценное?      - Николай Степанович, - Касатонова помолчала, сдерживая себя. - Вы хорошо услышали то, что я сказала? Они искали снимки. И они их нашли, но не нашли пленку, она валялась в моей сумке. На дне моей сумки многое может валяться годами, не привлекая к себе внимания. Я только что была в пункте, где мне проявляли эту пленку и печатали снимки. Взломщики там уже побывали.      - Зачем?      - Они приходили за пленкой. Поскольку ее не оказалось в конверте, подумали, что, возможно она осталась на пункте... Мало ли по какой причине. На ней могли быть и другие кадры, более невинные, может быть, я хотела еще что-то допечатать и так далее. Главное я сказала - взломщики были на пункте и спрашивали о пленке. Они не остановятся, Николай Степанович. Я жду их в гости.      Поэтому вручила вам эти снимки. Второй комплект оставила себе, если приставят нож к моему горлу, я отдам пленку. Но снимки у вас будут. Что-то в них есть такое, что не дает покоя убийце. Что-то в них есть. За те несколько минут, которые мы с вами пробыли в балмасовской квартире, в ней что-то изменилось.      Появилось что-то уличающее или исчезло. На наших снимках оно есть, а на снимках Убахтина оно отсутствует. Вы понимаете, о чем я говорю?      - Очень хорошо понимаю, вы достаточно внятно выражаетесь, - проговорил Гордюхин, снова вынув снимки из конверта. - Ничего не вижу, - сказал он. - Мы с вами ни к чему не притрагивались, помните? Я предупредил, чтобы вы даже выключателя не коснулись.      - И я его не касалась. Я ничего не касалась, - Касатонова взяла снимки из рук Гордюхина и тоже перебрала их один за другим. Перед ее глазами опять промелькнул Балмасов в распахнутом халате, разметавшийся на ковре с простреленной головой, из-под которой вытекала небольшая струйка крови. Видимо, выстрел был удачным. Дальше шли подробности - вот крупно его голова, руки, подвернутая нога, окно, шторы, журнальный столик с вымытой до блеска хрустальной пепельницей и одиноко торчащей зажигалкой, вот телевизор, рука с зажатым в ней пультом... - Все это я видел на фотографиях у Убахтина. Правда, его фотограф пожлобился, снимки сделал поменьше. Эти просто роскошные. Я таких и не видел никогда.      - Их можно сделать еще крупнее. Но дело не в этом, Николай Степанович!      - Ну, что... Едем к Убахтину?      - У него есть успехи?      - Сомневаюсь. Я бы знал.      - Да, вот вспомнилось... Отпечатков он так и не нашел?      - Нет, ни единого.      - А его ребята везде посмотрели?      - Екатерина Сергеевна! - укоряюще воскликнул Гордюхин.      - Где пульт? - звенящим голосом спросила Касатонова.      - Какой?      - Телевизионный!      - Не знаю... Наверно, остался в квартире Балмасова... А в чем, собственно, дело?      - Когда вы фотографировали... Где был пульт?      - Балмасов так и умер, не выпустив его из руки.      - Когда мы вошли, телевизор был выключен. Правильно? А когда убийца стрелял в балмасовский затылок... Телевизор работал. В программе телепередач, которая лежала на полу, была подчеркнута одна-единственная строчка... Это была суббота. По субботам идет сериал "Коломбо". Балмасов смотрел "Коломбо". Ничто другое его не интересовало, потому что ни одна другая программа, ни одна другая передача не были подчеркнуты. Он смотрел "Коломбо", когда раздался выстрел.      - Вы думаете, в этом что-то есть? - с сомнением спросил Гордюхин.      - Что делает убийца после выстрела?      - Линяет.      - Нет, он убирает свои следы. Протирает стол, моет пепельницу, собирает мусор с пола, со стола... Ну, и так далее.      - Согласен! - пристыженно крякнул Гордюхин.      - А что он делает, уходя?      - Я бы на его месте выпил чего-нибудь.      - Он выключает телевизор. Почему-то он выключает телевизор и гасит свет. Зачем ему это понадобилось? Что его заставило проделать эту совершенно ненужную работу?      - Человек в шоке может и не такого натворить.      - Николай Степанович, если он в шоке проделал уборку, на которую не каждая баба способна... То не такой уж он был и шокированный. А пояс от халата убитого почему-то в ванной висит, - неожиданно произнесла Касатонова, прервав собственные мысли об аккуратности убийцы. Вам это о чем-то говорит?      - Совершенно ни о чем, - честно признался Гордюхин и даже ладонь прижал к груди, как бы клянясь, что говорит от чистого сердца, не лукавя и не тая.      - Ладно, оставим пояс... Уходя, он наклоняется к убитому и, не вынимая пульта из его остывающей руки, нажимает кнопку. Пульт остается в ладони Балмасова. А после этого убийца нажимает кнопку выключателя. Квартира погружается в темноту. Что заставляет его так поступить? Он как бы просит этим у мертвого прощения.      - Ну, Екатерина Сергеевна, это уж вы подзагнули!      - Может быть. Мой вопрос прост и ясен - на пульте искали отпечаток пальца преступника? Ведь для того, чтобы нажать кнопку пульта, который находится в подвешенном состоянии, а пульт в руке мертвеца как раз и находится в подвешенном состоянии... Нужно его обхватить с двух сторон, снизу и сверху. Снизу поддерживать, а сверху нажимать кнопку. Эксперт обследовал пульт?      - Не уверен, - с сомнением проговорил Гордюхин. - Не уверен.      - Куда делся мусор, который преступник собрал со стола, из пепельницы, с тарелок...      - Вы думаете, что...      - Тарелки вымыты, Николай Степанович! И сложены стопкой. У них донышки мокрые. А на улице неделю стоит жара под тридцать. Все должно просохнуть.      - Откуда вам все это известно?!      - Я понятая! - Касатонова горделиво вскинула подбородок, но не выдержав торжественности, рассмеялась. - Так куда делся мусор, Николай Степанович?      - Я бы на его месте унес с собой в пакете. И выбросил где-нибудь по дороге в мусорный ящик. Стопроцентная надежность.      - Мусор он спустил в унитаз.      - Екатерина Сергеевна! - воскликнул Гордюхин потрясенно, - Кто ведет следствие?!      - Убахтин. Так вот, мусор ссыпан в унитаз. А потом преступник спустил воду. Ручка сливного бачка должна сохранить отпечатки пальцев. Он мог ее тоже протереть, но мог и забыть. Это такая вещь, которую трудно упомнить в спешке.      - Вы уверены, что убийца спустил мусор в унитаз?      - Да.      - И можете это доказать?      - Да.      - Круто! - проговорил Гордюхин. - Так что, едем к Убахтину?      - Один комплект снимков я вам отдала. Второй комплект и пленку оставила себе. На случай, если мне придется отдать их, спасая свою жизнь.      - Думаете, все так серьезно?      - Вы еще этого не поняли?      - Да как-то все довольно зыбко... - А моя разгромленная квартира? А бандиты, которые заявились в проявочный пункт за пленкой? Я бы на вашем месте предложила мне охрану, Николай Степанович! Вы что же, хотите на эту ночь меня одну оставить? На растерзание? А если утром найдут мой холодный труп с простреленной головой?      Гордюхин некоторое время исподлобья смотрел на Касатонову, и на этот раз не было в его взгляде усмешки или недоверия. Словно только сейчас для него открылся истинный смысл случившегося. А Касатонова, высказав все, что считала нужным, раскрыла пачку с коричневыми сигаретами, вынула одну и, щелкнув зажигалкой, прикурила, пустив дым к потолку.      - Вы сменили сигареты? - удивился Гордюхин.      - Да. Решила испытать новые ощущения.      - Хотите сказать...      - Убийца курит такие же, - как бы между прочим, произнесла Касатонова, и Гордюхин, уже открывший было рот, чтобы что-то сказать, так и замер. - Вы правильно услышали, Николай Степанович. Убийца курит такие же сигареты. Так и скажите Убахтину. Может быть, это поможет в его опасной работе, полной смертельного риска и непредсказуемых последствий. Да, и передайте ему это, - она вынула из пачки три сигареты и сунула их в конверт со снимками.      - Это не шутка, Екатерина Сергеевна?      - Нет. Это не шутка.      - Вы и это можете доказать?      - Да.      - Прямо сейчас?      - Интере-е-есно! - протянула Касатонова. - Все, что я вам сказала как понятая, вы восприняли с пониманием. Более того, потребовали немедленных доказательств. К Убахтину тащите, улики вам на стол вынь да положь... Николай Степанович! А со мной как быть? Тот замок, который поставил слесарь с неуловимой фамилией...      - Пыжов.      - Так вот, этим замком только в носу ковыряться!      - Заменим.      - Николай Степанович... Сегодня мне будут звонить грабители. Я часто вижу в кино, как подключают какую-то записывающую аппаратуру... Вам бы с Убахтиным подумать об этом, а?      - Думаете, позвонят?      - Я совершенно уверена, что пока меня дома нет, они уже звонили не один раз. Хорошо, что я сообразила у соседки взять на два-три дня телефон с определителем. Он мне подскажет, нет, нет, не то, что вы подумали... Не круглые же они идиоты, чтобы звонить с домашнего или со служебного телефона. Они звонили из автоматов. И я могу только знать - сколько раз звонили.      - Вы так уверенно об этом говорите...      - Я бы многое могла еще сказать с не меньшей уверенностью. Но давайте все-таки решим мою маленькую проблему. У меня будет охрана?      - Я готов скоротать с вами ночь! - сказал Гордюхин, неловко подбоченясь, но тут же смутился и даже покраснел, хотя при его розовой физиономии заметить это было нелегко.      - Это не худший вариант. На худой конец сойдет, - кивнула Касатонова, но тут же спохватилась - слова выскочили рисковые. - Не обижайтесь, Николай Степанович, это я вас подзадориваю. Если в самом деле соберетесь ко мне, не забудьте захватить пряники.    9      Кабинет Убахтина был небольшой, но зато отдельный, чем-то он все-таки отличался от прочих следователей в лучшую сторону, если уж позволили ему иметь свой кабинет. Может выделили из уважения к возрасту - к сорока шло Убахтину, хотя некоторые его коллеги выглядели как выпускники средней школы - юные, восторженные, с горящими глазами. Зарешеченное окно выходило во двор, во дворе рос клен и радовал своей листвой уставший взгляд следователя. Окно было открыто и в кабинет доносились детские голоса, которые могли бы внушить Убахтину зыбкую надежду на то, что очередное кровавое дело может оказаться последним. Но здоровый, несмешливый цинизм следователя все ставил на свои места - и в нем самом, и в окружающем мире.      Сам Убахтин по случаю жары сидел в рубашке с подкатанными рукавами, пиджак его висел на спинке стула и расположившихся напротив Гордюхина и Касатонову он слушал с каким-то странным безутешным выражением лица. И непонятно было к чему относилась эта его безутешность - то ли к умственным способностям гостей, то ли к собственным умственным способностям.      - Значит, говорите, пульт, - произнес он, наконец, когда гости доложили ему о своих мыслях и подозрениях. - Пульт - это хорошо.      - А что плохо? - спросила Касатонова несколько обижено, поскольку ожидала услышать от следователя более восторженные слова.      - А то плохо, что наши ребята, вынимая пульт из хладных пальцев Балмасова, могли преступные отпечатки повредить.      - Значит, надо проверить! - поддержал Касатонову участковый. - И я бы не тянул с этим.      - Проверим, - кивнул Убахтин опять с ноткой безутешности. Нет, не зажигался он, не загорался, слыша новые идеи и предложения. Похоже отгорел, отпылал. Но и в этой его усталости, и, вроде бы, напускном равнодушии таился свой смысл и своя польза. Они уберегали его от излишней траты времени и сил, от пустых надежд и преждевременных восторгов. - Теперь, что касается ручки унитаза, - все так же уныло тянул Убахтин. - Боюсь здесь всех нас ждет горькое разочарование.      - Почему? - хмуро спросил Гордюхин.      - Помнится, кто-то из наших ребят ходил в туалет... Во время осмотра. А поскольку все они более или менее воспитанные, то привыкли воду после себя спускать. Чтобы спустить воду нужно нажать на некий рычажок. А нажав на оный, они, естественно, отпечатки пальцев уничтожили.      - Но проверить надо, - настаивал Гордюхин, все пытаясь поддержать Касатонову.      - Проверим, - опять кивнул Убахтин и, наконец, улыбнулся, чтобы как-то подбодрить приунывшую Касатонову. - Должен сказать, что я потрясен вашей проницательностью. Первый раз сталкиваюсь с такой занятной понятой.      - Спасибо, - Касатонова поежилась от столь сомнительного комплимента.      - Говорите, убийца курил коричневые сигареты? - спросил Убахтин.      - Да, я в этом уверена.      - Я тоже, - он поднялся, подошел к сейфу, открыл его и вынул маленькую металлическую пепельницу. Когда он поставил ее на стол, Касатонова увидела в ней несколько коричневых окурков. - Недавно у меня здесь был главный бухгалтер мебельной фабрики. Спросил, можно ли ему закурить. Я не возражал.      - У них там половина фабрики курит коричневые сигареты, - обиженно сказала Касатонова. - Но почему вы решили, что и убийца курит такие же?      - Вы подсказали, - улыбнулся Убахтин, показав длинные темные зубы. - Я уже убедился в том, что вы не ошибаетесь в своих предположениях.      - Я это тоже могу подтвердить, - напомнил о себе Гордюхин.      - Но скажите, - продолжил Убахтин, - а вот вы, как вы догадались, что убийца курит коричневые сигареты?      - В унитазе окурок нашла. Вы же мне сами позволили сходить в туалет? Вот я и сходила. В унитазе плавал окурок. Со следами губной помады.      - Вот это уже кое-что! - наконец-то в голосе Убахтина прозвучало нечто похожее на одобрение. - Почему же этот окурок не увидели мои ребята?      - Уж очень он был похож на какашку.      - А, тогда другое дело, тогда я их прощаю. Хотя прощения они не заслуживают. Почему же вы сразу не сказали об этом окурке?      - Не думала, что это вам интересно. Тем более я только вышла из туалета, все обратили на меня внимания, я смутилась, немного растерялась и... И забыла.      - Лукавите, Екатерина Сергеевна.      - Это не лукавство.      - Что же это в таком случае?      - Кокетство.      - О! - произнес Убахтин и, кажется на этот раз, в его голосе прозвучало даже нечто похожее на восхищение. - Тогда ладно, тогда простительно. Хотя я допускаю, что вы уже и убийцу вычислили?      - Боюсь ошибиться, Юрий Михайлович.      - Это похвально.      - Ты бы, Юра, отправил все-таки эксперта в балмасовскую квартиру, - не выдержал Гордюхин. - Время идет, дело к вечеру, глядишь, они бы уже сегодня ответили на вопрос - есть отпечатки, нет их... Чего тянуть-то?      - Да отправил я ребят, отправил, успокойся. Когда ты позвонил, я тут же отправил. Должны прийти с минуты на минуту. Сам жду и весь сгораю от нетерпения. Опять же хочу порадовать нашу понятую, - Убахтин чуть склонил голову в сторону Касатоновой. - Ее ведь идея проверяется, ее мысль ищущая и неспокойная! Хотя и несколько запоздалая.      - Запоздалая она или нет - еще неизвестно.      В этот момент без стука распахнулась дверь и на пороге появился эксперт.      Глаза у парня блестели, дышал он часто, видимо, на третий этаж взлетел, прыгая через ступеньки.      - Ну? - Произнес Убахтин и только после этого чуть слышного вопроса Касатонова почувствовала его нетерпение. И поняла замедленность следователя, его вроде бы равнодушие к разговору - он просто весь затаился, сжался в ожидании эксперта.      - Есть, Юрий Михайлович! Есть контакт!      - Кого с кем?      - Преступника с пультом. Там круглая большая кнопка! И на ней самый центр отпечатка в полной неприкосновенности. А с противоположной стороны еще один палец во всей своей первозданной красе!      - Лишь бы это был не балмасовский палец.      - Наверняка не его! Если бы он решил выключить телевизор, то ему не было никакой надобности отмечаться и на другой стороне пульта. Он бы и так дотянулся.      - Вывод? - воспрянувшим голосом спросил Убахтин. - Вывод все тот же - нет такого преступника, который не оставил бы следов. Следы всегда остаются, Екатерина Сергеевна! Что бы вы мне не говорили, в чем бы вы меня не убеждали! - Убахтин азартно потер ладонями одна об другую и Касатонова кажется даже почувствовала какая там сейчас между ладонями возникла температура.      - Да я вроде бы ничего такого не говорила, - Касатонова растерялась от слов Убахтина.      - И я о том же, Екатерина Сергеевна! - воскликнул следователь и она увидела, что и глаза его ожили, и движения приобрели какую-то осмысленность. До прихода эксперта жесты Убахтина казались ей бестолковыми, ненужными, случайными, короче говоря, глупыми. Да, жесты бывают глупыми, позы бывают дурацкими, взгляды тупыми, когда нет в тебе куража, а для куража искра нужна, запал, какой-никакой бикфордов шнур.      - Все! - Убахтин резко поднялся со своего стула, прошелся по кабинету из угла в угол по диагонали и остановился перед экспертом. - Дуй в лабораторию, проявляй, закрепляй, трави эти отпечатки всеми своими растворами, кислотами, ядами, но чтобы через час фотографии - увеличенные, четкие, красивые, пусть даже мокрые, лежали на моем столе!      - Понял!      - Постой! А что ты нашел в туалете?      - Юрий Михайлович... Как вам сказать... Ведь за время осмотра мы же почти все посетили это скорбное место, все там отметились по разным причинам... - Но после меня! - успела вставить Касатонова. - До меня там никого не было. Иначе бы не плавал окурок в унитазе.      - Так это был окурок! - раскаянно протянул эксперт. - Я видел этот комочек, видел... Но решил, что хозяин не слишком тщательно спустил воду. Виноват!      - Задача ясна? - спросил Убахтин у эксперта и тот мгновенно исчез за дверью. - Ну что сказать, - Убахтин виновато развел руки в стороны. - Без ошибок не бывает. Главное - их осознать, искренне покаяться и немедленно исправить. Верно говорю, Коля? - спросил Убахтин у участкового.      - Верно, Юра, все верно. Я всегда знал, что на тебя можно положиться.      - Да, я такой, - Убахтин взял, наконец, конверт, который все это время лежал на столе. - Теперь займемся фотками.      Следователь вынул пачку касатоновских снимков и аккуратно разложил их в ряд на столе. Яркие, цветные, бликующие, они могли показаться даже праздничными, если бы не их зловещее содержание. Увеличенные в два раза по сравнению с убахтинскими, снимки производили более сильное впечатление. Над ними Убахтин разложил снимки, сделанные его фотографом. Он отобрал только те, которые совпадали по содержанию с касатоновскими, поэтому выкладывать все три десятка, нащелканные экспертом, надобности не было.      - Значит, Екатерина Сергеевна, вы утверждаете, что ваша квартира взломана и обесчещена именно из-за этих фотографий? Я правильно вас понял?      - Во всяком случае дверь была взломана, квартира превращена в какое-то месиво, а когда я все расставила по местам, оказалось, что ничего кроме мыльницы и конверта со снимками не пропало.      - Но так могло случиться, если воров просто кто-то вспугнул! Они заглянули в конверт, увидели, что снимки необычные, криминальные, это их заинтересовало, но на площадке раздались голоса или что-то в этом роде, а? Вы не допускаете такого развития событий?      - Нет, не допускаю.      - Слушаю вас внимательно.      - Пленка в конверте лежала плохо, она выпирала, конверт топорщился... Тогда я ее вынула и положила в пластмассовую колбочку. Чехол для кассеты, знаете?      - Продолжайте.      - Так вот, сегодня, всего несколько часов назад, я была в этом проявочном пункте.      - С какой целью?      - Слушайте. Я была в этом самом проявочном пункте. Там, где мне проявили пленку и отпечатали снимки. И девушка, которая принимала у меня заказ, а потом выдавала снимки и пленку, сказала, что к ним в день ограбления приходили два хмыря. Интересовались - осталась ли у них пленка.      - А как они узнали, что вы проявляли пленку именно в этом пункте?      - По фирменному конверту. Там указаны телефоны, адрес и так далее.      - И что им сказала приемщица?      - Сказала, что пленка выдана вместе со снимками. Не найдя пленки в конверте, они надеялись, что она осталась в проявочном пункте. Подумали, что, может быть, я еще какой-то заказ сделала, - все время натыкаясь на недоверчивый взгляд Убахтина Касатонова поясняла более многословно, чем ей хотелось.      - Знаете, что я вам скажу, Екатерина Сергеевна... Я вам такое скажу, такое скажу, - бормотал Убахтин, не сводя взгляда со снимков. - Я вам вот что скажу... Я ведь с вами согласен.      - Фу! - перевела дыхание Касатонова. - А я слушаю и думаю, что же он мне сейчас выдаст промежду глаз!      - Давайте мы все-таки уделим внимание снимкам, - проворчал Гордюхин. - Есть же в них что-то такое, из-за чего взломана дверь в квартиру!      Столпившись у стола, все трое принялись сличать два ряда снимков. И сколько не всматривались, сколько не сопоставляли, ничего резко обличающегося обнаружить не могли.      - Зажигалка! - наконец, воскликнула Касатонова. - На моем снимке есть зажигалка, а на вашем ее нету. Смотрите! Осталась одна пепельница. Зажигалка исчезла.      Касатонова торжествующе посмотрела на Убахтина, на участкового, но они, как ни странно, ее находкой нисколько не воспламенились. Почти одинаково пожали плечами, посмотрели друг на друга и снова оборотили свои взоры к снимкам.      - Кто-то из ребят мог взять, чтобы прикурить, - пояснил, наконец, Гордюхин. - А потом положил ее в другое место. Вот и весь секрет.      - А мог по рассеянности просто в карман сунуть, - усмехнулся Убахтин. - Вот на вашем снимке, Екатерина Сергеевна, шторы как бы сдвинуты, а на нашем распахнуты... Но это эксперт сделал на моих глазах и по моему совету. Света ему мало показалось для съемки. Он и люстру включил, чтоб света было больше.      Знаете, что я думаю... Пуганная ворона куста боится. Вполне возможно, вполне возможно... Если, конечно, принять вашу версию, - Убахтин исподлобья посмотрел на Касатонову, - что убийца или убийцы опасались чего-то, что могло оказаться на снимках. Понимаете? Человек совершает убийство, заметает следы, насколько хватает у него времени и сообразительности. И линяет. А скрывшись в своем логове, начинает просчитывать, вспоминать, прикидывать, не упустил ли чего? И вдруг обнаруживает, что упустил нечто важное, нечто изобличающее. И он срочно принимает меры, чтобы оставленные следы как то... Если не уничтожить, то обесценить, лишить их юридической доказательности.      - Это как? - спросила Касатонова. - Если следы есть, то они есть! Что бы я не предприняла, они ведь не могут исчезнуть!      - Поясняю для понятых... К примеру, найден пистолет возле трупа, а на нем отпечатки ваших пальцев. Как?! - возмущаетесь вы. Не может такого быть! А вот, - говорит вам какой-нибудь следователь-недоумок... И показывает пистолет, показывает ваши отпечатки пальцев на нем. Где?! - кричите вы и хватаете пистолет из рук следователя. И все, все отпечатки уже как бы и не существуют.      - Почему?      - Потому что на суде вы скажете... Да, действительно, на пистолете есть мои отпечатки. Но они появились там уже в кабинете следователя, который сознательно и злоумышленно подсунул мне этот пистолет. Понимаете? Отпечатки есть, но они уже никакого значения в деле иметь не могут. Потеряли свою доказательность.      - Как вы много знаете! - восхищенно прошептала Касатонова и уставилась на Убахтина таким изумленным взглядом, что тот смешался и чтобы скрыть растерянность, сгреб снимки в две стопки и рассовал по конвертам. - А отпечатки, обнаруженные на телевизионном пульте... Они не потеряют своего значения?      - Ни в коем случае! И только благодаря вам, Екатерина Сергеевна! Потому что сейчас, когда эксперт принесет эти отпечатки уже на фотобумаге, вы, как понятая, распишетесь и подтвердите тем самым их доказательность. Там будет указана дата, время и даже место, где вы поставили свою подпись, и что бы потом не случилось, какой-бы хитроумный убийца не схватил эти отпечатки своими отвратительными пальцами, ему не удастся их обесценить.      - Не тем вы занимались всю жизнь, Екатерина Сергеевна! - вздохнул Гордюхин. - Ох, не тем!      - Да, да, да! - согласилась Касатонова. - Я только сейчас, вот в этом кабинете поняла, что жизнь прошла мимо.      - Но вы еще многое можете успеть!      - Стараюсь! - рассмеялась Касатонова. - Вы же видите как я стараюсь!      - И очень успешно! - заверил ее Убахтин. - Может получиться так, что только благодаря вам удасться разоблачить убийцу, - Убахтин щедро расплачивался за изумленно-восторженный взгляд, которым наградила его Касатонова несколько минут назад.      - Я сегодня вручила повестки на фабрике... Вы пригласили к себе около десятка человек...      - Да, я знаю, Коля мне сказал, - Убахтин кивнул в сторону участкового. - Спасибо. Вы нас очень выручили. Посылать по почте - дело долгое да и ненадежное, а у нас все в бегах, все, как говорится, задействованы.      - Я не о том, - Касатонова решилась, наконец, произнести слова, которые вертелись у нее на языке все это время. - Вы не вызвали на допрос одного человека... - Кого?      - Секретаршу Балмасова. Юшкову Елену Ивановну.      - Вы считаете, что ее нужно вызвать?      - Да.      - У вас есть основания полагать, что...      - Да, - Касатонова твердо посмотрела следователю в глаза.      - Хорошо, - легко согласился Убахтин. - Пригласим и Юшкову. Повестку отнесете?      - Отнесу. Поговорите о ней с Цокоцким.      - Это который с чемоданом вертелся? Который нам первым позвонил об убийстве?      - Да. Он сейчас замещает Балмасова.      - Думаете, скажет что-то интересное?      - Надеюсь.      - У меня такое ощущение, что вы уже допросили этого Цокоцкого?      - Без протокола, - Касатонова посмотрела на Убахтина широко раскрытыми глазами. - Без протокола люди откровеннее.      - И безответственнее. Когда их слова никто не записывает и они знают, что эти слова им потом не придется подтверждать в судебном заседании... Они часто такое несут, настолько откровенны, что оторопь берет. Оторопь! - повторил Убахтин.      - Отказываются от собственных слов?!      - С легкостью необыкновенной!      - Но ведь это надо как-то объяснить... Нельзя же так просто сказать - я этого не говорил.      - Ха! - воскликнул Убахтин и досадливо грохнул костяшками ладони об стол.      - Вы меня не так поняли! - говорят они. - Я не мог подобного сказать! - говорят они. - Как вы могли подумать!? - говорят они, гневно сверкая очами. Это не мои слова! Это кто-то другой их произнес!      - Какая же тяжелая у вас работа! - опять прошептала Касатонова, устремив на Убахтина изумленный свой взгляд.      Поколебавшись, она не стала пересказывать Убахтину слова Цокоцкого о секретарше, решив, что и так сказала достаточно. А вмешиваться в ход расследования и обвинять человека не имея никаких доказательств, кроме чужих слов, возможно, предвзятых слов... Она не могла. То, что сказал Цокоцкий, наверняка знают на фабрике и кто-нибудь обязательно об этом упомянет. Наверняка сейчас в конторе только об этом и разговоры. Что же Цокоцкий все это поведал только ей, чужому, случайному человеку? Конечно, у Касатоновой были и свои зацепки, тот же окурок в туалете, окурки на дороге, ночной хлопок двери в подъезде, женщина в светлом плаще под темным зонтиком... Касатонова наверняка знала, что эта женщина не живет в их подъезде, не было этой женщины среди соседок. Но вываливать свои разрозненные ничем не подтвержденные знания на стол следователю... А если завтра тот же Цокоцкий скажет, что все его слова - слухи, что он только пересказал слухи и не более того? Срам! Свалится много сраму на непутевую голову Касатоновой.    10      Выпроводив гостей, Убахтин плотно закрыл за ними дверь, вернулся к столу, сел и, сцепив пальцы рук, положил этот сдвоенный кулак на холодное стекло, которое хоть как-то скрашивало пошарпанную поверхность стола.      - Так, - сказал Убахтин. - Приступим.      Это был уже совсем не тот человек, которым был десять минут назад. При посторонних Убахтин прикидывался гостеприимным хозяином, доброжелательным и снисходительным. Он мог великодушно кого-то похвалить, мог просто кивнуть в знак согласия, независимо от того был ли он действительно согласен с тем, что слышал. Теперь же за столом сидел человек жесткий, настороженный, подозрительный. В каждом слове, кто бы это слово не произнес, он искал второй, третий смысл. И находил эти второй, третий смыслы, независимо оттого, присутствовали ли они в неосторожно произнесенном слове.      - Так, - опять повторил он. - Снимки... Хорошо, разберемся со снимками.      Может быть, они действительно кому-то нужны. А может быть и нет. Окурок в унитазе? Пусть будет окурок в унитазе. А сразу не сказала, не отдала. Лукавите, Екатерина Сергеевна, лукавите. Это что, действительно бабье кокетство или нечто иное? Ладно, разберемся. Гогот в курилке? Это фактор. Секретарша? Хорошо, путь будет секретарша. Снимки... Опять возникают снимки, - Убахтин резко выдвинул ящик стола, взял фирменный конверт, вчитался в адрес, телефон проявочного пункта. - Хорошо, навестим товарищей. - И снова бросив конверт в ящик, так же резко его задвинул.      В дверь раздался стук.      - Да! - сказал Убахтин.      Вошел эксперт с несколькими листами бумаги.      - Юрий Михайлович... Все в порядке.      - Получилось? Давай сюда, - Убахтин взял фотобумагу с увеличенными отпечатками пальцев, всмотрелся. - Как говорят ученые люди, вполне пригодны для идентификации.      - Вполне, Юрий Михайлович.      - Спасибо, Костя. С меня причитается.      - Да, ладно.      - Вот этот отпечаток остался на кнопке сверху, да? А этот снизу, не оборотной стороне пульта? Значит, на кнопке большой палец правой руки, снизу - указательный или средний.      - Скорее,средний, - Почему?      - Удобнее. Попробуйте взять любой предмет, блокнот какой-нибудь и сделайте вид, что нажимаете кнопку.      - Нет, Костя, не соглашусь я о тобой. Ты учти маленькую подробность... Пульт зажат в руке мертвого человека... Тут еще работает чувство опаски, брезгливости... Все-таки указательный. Но это, в конце концов, неважно. Значит, так... Завтра ко мне придут люди с фабрики. В течение дня... Человек десять. Что-то около этого. Ты у всех возьмешь отпечатки. И указательного пальца, и большого.      И безымянного. И жизнь покажет, кто из нас с тобой более прав.      - Боюсь, что вы, Юрий Михайлович, - сдался Костя.      - Не надо этого бояться. В любом случае победит... Что победит?      - Дружба.      - Правда победит, Костя. Но ты тоже прав. Потому что дружба и правда - это одно и тоже. Записываешь умные мысли?      - Да, вроде, нет... - Напрасно. Записывай. И начни с этой. Дружба и правда - это одно и то же. Не забудь указать автора.      - А кто автор, Юрий Михайлович?      - Я! - закричал Убахтин. - Кто еще может произнести подобное? - спросил он уже потише. - Все, Костя! На сегодня свободен. Но завтра... У тебя двойная нагрузка. Отпечатки будешь снимать до того, как я начну беседовать с человеком, усек?      - Усек.      - А до того, как я закончу с ним беседовать, ты мне звонишь и докладываешь - его пальчики на пульте или нет. Если состоится совпадение... Сам понимаешь - это победа. Катись!      - Всего доброго, Юрий Михайлович.      Убахтин встал, подошел к двери, поплотнее закрыл ее после ухода эксперта и снова вернулся к столу.      - Так, - сказал он. - Вскрытие.      Вынув папку уголовного дела, Убахтин раскрыл ее и тут же наткнулся на заключение экспертизы. Он уже читал его несколько раз и углубился снова.      Выстрел был произведен в затылок почти в упор - вокруг раны обожжены волосы. То есть, преступник подойдя сзади, почти приставил пистолет к затылку, почти уперся стволом в затылок. Но не коснулся, нет, это тоже подчеркнули эксперты.      По характеру подпаленных порохом волос можно предположить, что убийца стрелял с расстояния примерно десять-двадцать сантиметров.      - Конечно, - проворчал Убахтин, - промахнуться невозможно.      Смерть была мгновенной. Балмасова вначале бросило вперед, он ткнулся в журнальный столик,но тут же соскользнул с кресла, и уже в агонии опрокинулся навзничь. Халат распахнулся, Балмасов остался лежать, протянув правую руку с пультом в сторону телевизора. Работающего телевизора. Там как раз замечательный сыщик Коломбо распутывал очередное хитроумное преступление. Любил Балмасов Коломбо, это следствие установило бесспорно - просмотрев стопку газет, сложенных в туалете, Убахтин убедился, что единственная передача, которую подчеркивал Балмасов на протяжении нескольких недель, был сериал "Коломбо". Вот его он не пропускал или уж, во всяком случае, старался не пропускать.      - Халат, - пробормотал Убахтин. - Распахнутый на трупе красивый махровый халат, купленный на Канарских островах. "Тенерифе" - через всю спину шла яркая надпись. И тут же желтый пляж, синее море, белый парус, а на пляже красотки, на которых только шнурочки вместо купальников. Вернее, на них были купальники, но в виде шнурочков, исчезающих в складках юных тел... - А пояс от халата висел в ванной на крючке. Почему пояс находился в ванной, а не на теле хозяина, где он и должен был находиться? А потому, - сам себе ответил Убахтин, - что хозяин собирался принять душ, он уже вошел в ванную, уже повесил пояс на крючок. И в этот момент раздался звонок в дверь. Поздний гость не предупредил его телефонным звонком. Иначе Балмасов не стал бы раздеваться. Звонок в дверь был неожиданным. Не затягивая на себе пояс, Балмасов прошел в прихожую и посмотрел в глазок. За дверью стоял хорошо знакомый ему человек. Ну, просто очень знакомый. Потому что Балмасов не вернулся, чтобы повязать пояс, не надел на себя ничего более приличествующего... Значит, это был человек, которого он мог принять в распахнутом халате.      - Вот это уже важно, - вслух проговорил Убахтин. - Пришел человек, которого Балмасов мог спокойно принять в любом виде. А если вспомнить окурок, найденный нашей бдительной понятой в унитазе... То мы вполне можем допустить, что это был человек с мебельной фабрики. Рабочий? Водитель? Бригадир? Начальник цеха? Нет, вся эта шелупонь не осмелится прийти в дождливую ночь к директору, к владельцу фабрики по какому бы то ни было вопросу.      - Я не перехлестываю? - спросил себя Убахтин. - Нет, ты, Юра, не перехлестываешь. Ты идешь в правильном направлении. А если я иду в правильном направлении, значит, могу продолжить движение. Что мы делаем, принимая хорошо знакомого человека в собственной квартире? Так уж сложилось в нашей жизни, что встреча - это сесть за стол, закурить, выпить по рюмке, второй, третьей, поговорить. Было ли все это в тот злополучный вечер?      Это очень важно - было или не было?      Убахтин встал, быстро и нервно несколько раз пересек кабинет, задержался на секунду у окна, но не увидев во дворе ничего интересного, снова вернулся к столу и сел, резко придвинув стул так, что оказался зажатым между столом и спинкой стула. Это была его обычная поза. Наверно, в ней можно увидеть и нечто символическое, если не мистическое - только в зажатом состоянии, только когда некуда деваться, нельзя пошевелиться от свалившихся обстоятельств, мы начинаем судорожно и успешно, судорожно и успешно искать выход.      И находим.      Хорош ли, плох ли этот выход, но мы его находим. Оставляем клочья одежды и клочья кожи на стенках узкого лаза, сдираем в кровь живот и спину, наши коленки превращаются черт знает во что, но мы продираемся к свету, к простору, к свежему воздуху и ясной истине.      - Так было застолье в тот вечер или не было? - спросил себя Убахтин чуть с улыбкой, потому что уже мог ответить себе твердо и уверено - было.      Балмасов не курил, а Касатонова, эта потрясающая понятая, нашла в унитазе окурок. Значит, кто-то ссыпал в унитаз целую пепельницу собственных окурков и только самый ловкий, самый удачливый счастливчик из всех окурков сумел вывернуться в потоках воды, удержаться на плаву и дождаться утра, когда его увидели, оценили, вытащили из воды трепетные касатоновские пальчики. Вывод?      Значит, кому-то понадобилось убирать эти окурки, значит кто-то видел в них опасность, стремился сделать вид, что он здесь не был, с хозяином не общался и, естественно, в затылок ему не стрелял.      - Хорошо! - вполголоса воскликнул Убахтин. - Допустим, сам Балмасов, упиваясь похождениями одноглазого Коломбо, попивал виски, покуривал сигаретки, сидел с накрашенными губами, - такая, к примеру, была у него слабость - губы красить перед сном и перед выпивкой, перед Коломбо... Допустим еще одну странность - он очень тщательно убирал за собой, ну просто очень тщательно.      Объяснимо?      Вполне!      Жил один, жена с детишками где-то на стороне, доход позволял отселить жену в более просторную квартиру... Очень был аккуратный мужчина. Опять же, невозможно спать в комнате, где стоит переполненная пепельница, от нее вонь на весь подъезд. И содержимое пепельницы он выбросил в унитаз.      - Принимается? - спросил у себя Убахтин. - Принимается, - ответил он самому себе. - Хотя все в один голос говорят, что он не курил.      Если он такой придурковатый, что просто не мог нигде оставить переполненной пепельницы, немытых рюмок, вилок и прочего, что он должен сделать? Продолжить уборку. Он вытер стол, подмел пол, прошелся по ковру пылесосом, подвесил все рюмки и фужеры. Все это можно понять, объяснить, с этим, в конце концов, можно смириться.      Но!      Зачем ему при этом протирать дверные ручки, початые бутылки с виски, и даже стол, за которым он так мило сидел, наслаждаясь проницательностью Коломбо?      Это не лезет ни в какие ворота, как и губная помада на окурке в унитазе.      И самое главное - кто-то ведь еще должен выстрелить ему в затылок.      - Неужели баба? - спросил себя Убахтин. - Неужели баба? - повторил он уже без напора и гнева. - Неужели баба, - третий раз произнес Убахтин даже без вопроса, смирившись с этой вероятностью. - Хорошо, уговорили. Уговорили. Но тогда меняется мотив убийства. Тогда это... Бытовуха.      Произнеся слово "бытовуха" Убахтин даже огорчился столь простому объяснению. Затратить столько сил душевных, умственных, а в конце упереться в такое примитивное открытие.      - Бытовуха? - переспросил Убахтин самого себя почти радостно. - Интере-е-сно, как выражается наша общая подружка Касатонова. - А взломанная дверь? А похищение снимков и поиски пленки? А визит в проявочный пункт? А Коля Гордюхин, который собирается провести ночь в касатоновском обществе? И все это - бытовуха?! Не надо нас дурить! - твердо произнес Убахтин и, покопавшись в папке уголовного дела, нашел номер домашнего телефона понятой Касатоновой.      - Екатерина Сергеевна? Вас приветствует следователь Убахтин. Помните такого?      - Здравствуйте, Юрий Михайлович! Как давно мы с вами не виделись! Наверно час прошел?      - Вы уже дома?      - Разве это дом?!      - Ничего, Екатерина Сергеевна... Пройдет годик-второй и вы все восстановите, расставите по своим местам и ваша берлога снова станет жилой.      - Она станет жилой через час.      - Ах, да, вы ждете гостей.      - Да, я жду Николая Степановича Гордюхина.      - Он придет на всю ночь?      - Надеюсь.      - Скучать не будете?      - Хотите присоединиться? Не возражаю.      - Вообще-то, соблазнительно... - Приходите. Николай Степанович обещал принести пряников, так что веселье обеспечено.      - Подумаю. Если позволят обстоятельства... Екатерина Сергеевна, - произнес Убахтин чуть другим тоном. - Вы как-то неосторожно обмолвились, что у вас еще есть окурки с губной помадой цвета перезрелой вишни?      - Есть. Но вы почему-то ими не заинтересовались.      - От стеснительности, Екатерина Сергеевна. Это все моя дурацкая робость.      - Так смелее же, Юрий Михайлович! Шашки вон! Шпоры в бока! Знамена выше!      - Где вы их нашли?      - На дороге.      - На какой дороге? - с бесконечным терпением спросил Убахтин, маясь от необходимости задавать эти вопросы - ведь час назад она сидела здесь, перед ним и готова была развеять все его недоумения.      - Сразу за нашим домом. В ночь убийства там машина стояла... - Может быть, вам и номер известен?      - Не все сразу, Юрий Михайлович. И номер будет, имя, фамилия...      - Чья фамилия? - голос следователя предательски дрогнул - уж слишком невозможное обещала Касатонова.      - Как чья? - удивилась Касатонова. - Убийцы.      - У вас есть... Как бы это сказать... Предположения?      - Есть.      - И вы можете...      - Конечно, нет! Я не могу вот так с кондачка бросать тень на человека! А вдруг ошибаюсь?! А вы посадите, начнете пытать! Иглы под ногти, свет в глаза, эти... как их... испанские сапоги!      - Екатерина Сергеевна, - начал Убахтин как можно уважительнее, причем, эта его уважительность, похоже, была совершенно искренней. - Я уже убедился в том, что вы не ошибаетесь. Да! У вас ведь телефон с определителем?      - Разумеется.      - Вы говорили, что опасаетесь возвращения грабителей... Скажите, на определителе нет чужих номеров?      - Ни единого. Но есть несколько, три или четыре, неопределенных. Кто-то настойчиво ко мне пробивается, но, как вы сами понимаете, из автоматов.      - Некоторое автоматы тоже определяются, - заметил Убахтин.      - Значит, они знают откуда можно звонить.      - Скажите... Вы одна живете в квартире?      - Да, - вопрос Касатоновой явно не понравился.      - В городе есть еще близкие вам люди?      - Сын.      - У него все в порядке?      - Вроде, - Касатонова запнулась. - Во всяком случае, на сегодняшнее утро... Он звонил.      - Может быть, вам стоит и его предупредить?      - Ему тоже что-то угрожает?      - Как знать... Осторожность никогда не помешает. Я высылаю сейчас к вам парнишку. Он подключит нечто записывающее.      - Я должна буду с этим как-то управляться?      - Вам ничего делать не надо. Эта машинка будет работать сама по себе. Чего не бывает, вдруг грабители позвонят, вдруг скажут что-нибудь забавное...      - Как я узнаю вашего парнишку?      - Он вам подмигнет. Сначала одним глазом, потом другим, а потом двумя сразу. Запомнили?      - Я записала.      - Тогда... Всего доброго. В случае чего - звоните.      - В случае чего - заходите, - ответила Касатонова и положила трубку.      Убахтин повертел трубку в воздухе, как бы не зная, что с ней делать дальше. Разговор с Касатоновой показался ему полезным. Даже обнадежил, вызвал слабую такую то затихающую, то снова возникающую мелодию уверенности. Но в то же время осталась раздраженность. Не все говорила Касатонова, о чем догадывалась, к чему пришла в бабьих своих фантазиях, - так жестковато подумал Убахтин и тут же усовестился. Касатонова подсказала несколько дельных вещей, одни окурки в губной помаде чего стоят. Но если бы я пошел на убийство, подумал Убахтин, я бы постарался придумать нечто маскирующее, нечто сбивающее с толку.      В конце концов, разбросать перемазанные в помаде окурки не такая уж и хитрая придумка. Но если кто-то до этого додумался... Ход неплохой.      Но в то же время на этом убийстве явно какой-то женский налет. Помимо окурков, есть уборка в доме, вымытая посуда, расставленные по местам тарелки, подвешенные рюмки, выключенные телевизор, свет... На этом месте мысли Убахтина замедлились и пошли кругами, он даже сам не заметил, как его рассуждения приобрели некое вращательное движение. Через минуту он опять думал о выключенном телевизоре... Убахтин еще раз посмотрел отпечатки пальцев, обнаруженные на пульте и поймал себя на мысли о том, что этим самым пультом телевизор был выключен, а потом убийца выключил и свет... - А на фига! - уже раздраженно спросил себя Убахтин. - На фига ему брать на себя эту заботу - выключать свет и телевизор? Экономный очень? Боялся хозяина в расходы ввергнуть? Интере-е-есно! В затылок стрелять можно, а перерасхода электричества он боится!? А вдруг, - и Убахтин осекся в своих предположениях. - А вдруг он это сделал механически? Не задумываясь... Как это делает каждый, живущий в стесненных денежных обстоятельствах... Продолжение следует... Уважаемые подписчики!      В последующих выпусках рассылки планируется публикация следующих произведений: Артур Хейли "Аэропорт" Александр Бушков "Охота на пиранью" Владимир Войнович "Москва 2042" Эдгар Аллан По "Повесть о приключениях Артура Гордона Пима" Ждем ваших предложений. Подпишитесь: Рассылки Subscribe.Ru Литературное чтиво Ваши пожелания и предложения