Если Израиль «в основном» наш, то США – наш «во многом». Ибо велик наш русский вклад в американскую цивилизацию. Без русских людей и русских идей она была бы неполна, как и мы сегодняшние неполны без американских людей и идей. Тема чрезвычайно актуальна для русского самосознания и нашего прагматичного отношения к сильнейшей державе мира, тем более что в сентябре 2007 года в Москве пройдут представительные мероприятия по случаю 200-летия установления дипломатических отношений между Россией и США. Американский президент Томас Джефферсон в своем первом письме к российскому императору Александру I от 15 июня 1804 года заверил, что русские "будут пользоваться всеми привилегиями наиболее благоприятствуемой нации", а Александр I в ответном послании от 7 ноября 1804 г. написал о большом уважении к американскому народу, который завоевал себе "свободную и мудрую Конституцию, обеспечивающую счастье всех вообще и каждого в отдельности".

Поступают предложения написать книгу о знаменитых американцах русского происхождения и их роли в различных сферах американской жизни. Речь идет не только о русских евреях в США, но и о русских по этническому происхождению американцах. А также о воздействии на американскую промышленность, науку, технику и искусство русских и советских людей, приезжавших в США на работу или гастроли из России и СССР.

Правда, есть добротная книга на эту тему. Её написал-составил доктор исторических наук, профессор, главный редактор академического журнала ««США - Канада: экономика, политика, культура» Эдуард Александрович Иванян - Энциклопедия российско-американских отношений. XVIII - XX вв. Москва: Международные отношения, 2001, 696 стр.

Это справочное издание включает более 1300 статей и охватывает три столетия взаимоотношений между Россией и США, содержит информацию обо всех важнейших политических, экономических, культурных, научных и спортивных связях наших государств. В нее включены также сведения обо всех крупных государственных, политических и военных деятелях, деятелях науки, культуры прошлого и настоящего, сыгравших заметную - как конструктивную, так и деструктивную - роль во взаимоотношениях двух стран. Приложения к Энциклопедии включают хронику российско-советских американских отношений за всю историю их существования, полный перечень и хронологию деятельности дипломатических представителей наших государств с момента установления дипотношений между ними.

"Энциклопедия российско-американских отношений" дает немало пищи для размышлений. По заголовкам, соответствующим тем или иным событиям и фактам в истории двусторонних отношений, именам государственных деятелей, названиям организаций можно проследить связи между двумя государствами со времени появления первых россиян и русских поселений в Северной Америке и вплоть до последних событий прошлого столетия. Тем более что эта книга является первым за всю историю российско-американских отношений изданным в России трудом, в котором охвачен почти трехвековой отрезок времени, хотя отдельным сферам и периодам этих взаимоотношений, а также их особенностям всегда уделялось немало внимания отечественными историками и публицистами. Перу самого автора и составителя энциклопедии профессора Э.А. Иваняна принадлежат такие ставшие классикой российской американистики книги, как "Белый дом: президенты и политика" (1974, 1979), "Белый дом и пресса: от Джорджа Вашингтона до Джорджа Буша" (1991), "Рональд Рейган: хроника жизни и времени" (1991).

«Со смешанным чувством сожаления (как всегда, когда думаешь об упущенных нашей страной геополитических возможностях) и удивления (по поводу какой-то грубоватой недальновидности немалой части американской политической элиты) читаются статьи, посвященные "Русской Америке" и продаже Аляски Соединенным Штатам, - пишет рецензент «Энциклопедии» Алексей Андреев (http://exlibris.ng.ru/encyclo/2002-01-17/6_300_years.html). - Основному участнику переговоров по этому делу с американской стороны Уильяму Сьюарду, оказывается, пришлось выдержать самый жесткий напор со стороны многих общественных деятелей и органов печати. В 60-е годы ХIХ века многие американцы называли Аляску "причудой Сьюарда", "морозильником Сьюарда" и даже "Моржовией" (Walrussia, от английских слов walrus - морж и Russia - Россия)».

Содержательны статьи о российско-американских отношениях в периоды гражданских войн в обеих странах, особенно о том, что касается революции и Гражданской войны в России, а также статьи о крупнейших политиках эпохи Второй мировой войны - Сталина, Рузвельта, Трумэна, Генри Стимсона и других. Причем здесь, особенно в статье о Сталине, никоим образом не помешало обильное цитирование источников.

В Энциклопедии есть статьи о роли Америки в жизни российских литераторов от Карамзина и Крылова до Есенина и Маяковского и мореплавателей (Беринг, Крузенштерн, Лисянский), а также наиболее важным явлениям культурной жизни (например, голливудскому фильму "Доктор Живаго" с Омаром Шарифом в главной роли). Любопытен материал о американских аллюзиях в творчестве Пушкина.

Впервые в научно-справочной работе по российско-американским отношениям, отмечает Алексей Андреев, мы находим подробные статьи о представителях разных пластов русской эмиграции ХIХ-ХХ века в Америке. Автор рассказывает о конкретных исторических фигурах, заметно проявивших себя в изгнании, а также об общественных организациях, в которых объединялись эмигранты (Ассоциация русского дворянства, Конгресс русских американцев, Ассоциация русских американских ученых, Русское информационное бюро в Америке, в котором состояли также представители деловых кругов США, и т.д.).

Тем не менее не все персонажи и сферы жизни охвачены Энциклопедией Эдуарда Иваняна. Так, недостаточно отражен вклад русских компьютерщиков и других ученых, десятками тысяч выехавших в США после 1991 года, в успехи американской науки и техники. Кроме того, тему можно решить несколько по-другому композиционно и литературно. Короче, надо подумать, - браться или нет.

Кстати, только что смотрел телесюжет по НТВ об американской астронавтке Хейди-Марии Стефанишин-Пайпер, посетившей родное село в Прикарпатье. Она рассказывала односельчанам, с каким волнением смотрела из космоса на родные места, на Черное море, на Днепр, на Киев. Тоже наш вклад в американские достижения!

И с удовольствием прочел в газете «Дуэль» (16 января 2007 года, № 3 /452/, стр. 6) окончание «Записок корабельного инженера» (http://www.duel.ru/200703/?03_6_1), ибо они передают именно тот прагматичный дух сотрудничества со Штатами, который считаю оптимальным.

Автор «Записок» - инженер-судостроитель Владимир Васильевич Смирнов (1905-1987) - после окончания Ленинградского политехнического института и Военно-морской академии был направлен на работу в конструкторское бюро, занимавшееся проектированием военных кораблей. С 1938 по 1955 год работал в аппарате Наркомсудпрома, потом до выхода на пенсию в 1967 году возглавлял КБ «ВИНТ». В 1935 году был командирован в Италию на приёмку механизмов для крейсера «Киров»; в 1939 году входил в состав советской экономической делегации во главе с Тевосяном, направленной в Германию. С 1942 по 1947 год работал в отделе морских заказов Государственной закупочной комиссии Союза ССР в США.Итак, вот как выглядела деловая практика отношений СССР-США:

«Мы осматриваем трофейные немецкие корабли

После разгрома Германии союзники создали объединённую комиссию для инвентаризации германских кораблей, капитулировавших в Западном полушарии. Комиссия состояла из трёх групп - американской, английской и советской. В каждой группе было по десять офицеров с контр-адмиралами во главе. Нашу группу возглавлял А. Якимов. Штаб-квартира комиссии располагалась в Портланде в гостинице «Лафайет»... Комиссии был выделен самолёт с экипажем из четырёх молодых пилотов.

Немецкие корабли капитулировали в разных портах США, Канады и даже Бразилии. Во время инвентаризации мы должны были по каждому кораблю заполнить опросной лист, в котором содержалось 99 вопросов.

Когда мы прибыли на аэродром под Вашингтоном, там уже находились американские офицеры, вскоре прибыли и англичане со своим контр-адмиралом, и мы вылетели в Бостон, где находились два германских эсминца - типа «Z» и типа «М». С эсминцами типа «Z» я был знаком по командировке в Германию, а эсминцы типа «М» немцы нам тогда не показали. Я был немало удивлён, увидев этот корабль. Это был эсминец с одной турбиной мощностью 25 000 л. с. и скоростью не более 27 узлов. Параметры пара к моему удивлению были такие же, как у нас - 27 атмосфер, и температура перегрева 3500С. Установка была такая же простая, как у нас. Можно было подумать, что это старый эсминец, но построен он был во время войны, и корпус был сварной.

Удивляло, что немцы, считавшие себя пионерами внедрения высоких параметров пара, снова вернулись к весьма умеренным давлениям и температурам. Не объяснялось ли это опытом Нарвикской операции, когда восемь эсминцев типа «Z», сделав 2000-мильный переход, оказались в Нарвике без топлива, в то время, как два старых эсминца с умеренными параметрами после того же перехода, израсходовали только половину топливного запаса?

Англичане тогда уничтожили авиацией восемь неподвижных новейших эсминцев в порту, тогда как старые эсминцы смогли выйти в море и уклониться от английских атак с воздуха.

У пирса в Бостоне стояли два немецких эсминца, а также американский эсминец «Флетчер» и фрегат. Команда на трофейных кораблях была немецкая в потрёпанной морской форме, командир и старпом были американцами. Они рассказали, что сразу же по получении трофейных эсминцев им выделили современный эсминец типа «Флетчер» и фрегат и приказали провести совместные испытания. «Мы уже две недели ходим вместе, - говорили они, - замеряем расходы топлива, масла, воды, скорости кораблей на разных ходах. Ходим на мерной миле одновременно, не уходя друг от друга более чем на 10 кабельтовых. Ходим вместе в штормовую погоду и исследуем мореходные качества кораблей. Немцы считают, что американские эсминцы лучше по ходовым и мореходным качествам и, в особенности, по расходу топлива на малых ходах. До 20 узлов немцы расходуют топлива в несколько раз больше, чем американцы. Американский командир поведал нам, что немецкие матросы бездельничают, плохо выполняют команды и много жрут.

Американская и английская части нашей комиссии не пожелали осматривать корабли и перепоручили нам осмотр и заполнение вопросника. Когда мы спустились в машинное отделение эсминца «Z», немецкий матрос подал команду «Смирно» и отдал рапорт нашему адмиралу. Всё здесь было мне знакомо, как будто я только вчера был на корабле. Те же огромные редукторы с паразитными шестернями, громоздкие турбины, трубопроводы с характерными для высокого давления фланцами, те же ржавые крышки холодильников и циркуляционные трубопроводы, покрытые толстым слоем ржавчины.

В нашей группе был капитан 3-го ранга Кирносов, высококультурный офицер, прекрасно говоривший по-английски, специалист по радиотехнике. Он сразу же вызвал немецкого старшину-радиста и занялся обследованием радиолокационной станции.

Немец дружелюбно и охотно отвечал на вопросы Кирносова, разбирал станцию, показывая её устройство и действие, рассказывал о недостатках и ходил за Кирносовым как ребёнок. Он сбегал в каюту и принёс ему схемы радиолокационной станции. Их отношения были как отношения старшего офицера к младшему одной армии.

Мне было поручено заполнить вопросник. Я прошёл вместе с американским механиком в кают-компанию. Она была расположена не в носовой части корабля, как у нас, а в средней в районе мидель-шпангоута. Я задавал вопросы, на которые механик не всегда мог ответить. Наконец, он вызвал вестового и сказал: «Позовите Ганса». Я слышал, как вестовой крикнул в коридор: «Ганс, в кают-компанию!». Вскоре в дверях появился румяный немецкий офицер среднего роста. Увидев советского офицера в морской форме, он остановился и страшно покраснел. Я пригласил его сесть, он свободно говорил по-английски, правда, с характерным резким немецким акцентом. Прежде всего я спросил его о спецификации и чертежах. Он ответил, что все эти документы уничтожены перед капитуляцией. На большинство вопросов он давал точные ответы. Я знал, что он отвечает правильно: все данные по этим эсминцам мы имели ещё до войны. По вспомогательным механизмам от затруднялся дать точные ответы и попросил меня разрешить ему сходить в каюту и принести записную книжку. В его записной книжке старательно были выписаны все спецификационные данные корабля и сделаны эскизы основных механизмов, трубопроводов и системы.

Мы заполнили вопросник, а потом начали разговор на общие темы. Он уже справился со своим волнением и рассказал, что был профессором, читал в институте лекции по термодинамике и физике. Был мобилизован во флот во второй половине войны по так называемой тотальной мобилизации. На вопрос о надёжности механической установки ответил, что много неприятностей и неполадок было с электродвигателями. Изоляция обмоток роторов размокает от горячего и влажного воздуха в машинном отделении, поэтому якоря часто выходят из строя. Жаловался на непомерно высокий расход топлива на малых ходах и говорил, что приходилось снижать давление пара в котлах на крейсерском ходу.

Я спросил, насколько обоснованно приняты столь высокие параметры пара «Нас не спрашивали. По этому поводу было много споров, решение приняла верховная власть», ответил он. - «Гитлер?». «Да». Я спросил, почему все трубопроводы, крышки холодильников, теплообменные аппараты сделаны из стали. Он ответил, что была директива верховного командования не расходовать цветной металл. Корабли строились только для выигрыша войны. После победы над Россией, говорил Гитлер, мы построим настоящий флот по всем правилам науки.

Более подробно мы обследовали установку эсминцев типа «М», но они были удивительно похожи на наши корабли даже по внешнему виду.

На следующее утро американский адмирал пригласил нас завтракать и ехать на новейший американский авианосец «Франклин Делано Рузвельт» водоизмещением более 85 000 т. Поднявшись по бортовому трапу, мы попали в огромный самолётный ангар, в котором только что закончилось богослужение, матросы убирали алтарь и скамейки, хлопотали у алтаря морские священники. Командир корабля объяснил нам, что закончилась католическая служба и помещение готовится для матросов-протестантов.

После этого нас подняли на взлётную палубу на лифте. Но это был всем лифтам лифт. В нём помещалось больше десятка самолётов. В носовой части полётной палубы стояло десятка два истребителей со складывающимися вверх крыльями. Вдоль полётной палубы по бортам было смонтировано несколько длинных цилиндров, концы штоков которых соединялись поперечным тросом. Самолёт садился на палубу, зацеплялся костылём за трос и резко останавливался. Командир объяснил, что цилиндры паровые, в случае необходимости в них может быть подан пар повышенного давления. Если самолёт не зацеплялся за первый трос, он мог зацепиться за второй или за третий.

Поперёк всей палубы выдвигались две стенки высотой около метра. Если самолёт «мазал» и не зацеплялся за трос, то навстречу ему выдвигалась стенка, от удара об неё самолёт переворачивался кверху колёсами. «Не всегда, - ответил он. - Если пилот промазал и потерял скорость, то он падает в воду и гибнет вместе с самолётом. На стенке он может остаться живым. Кроме того, в боевых условиях самолёты беспрерывно взлетают и садятся на палубу, так что севшие самолёты не убираются ещё в эллинг. Промазавший самолёт может врезаться в стоящие самолёты и наделать больших бед.

Мы в Союзе много намучились с устранением скользкости палубы, промышленность разрабатывала нескользящую мастику, но безуспешно. Во время войны матросы просто красили палубы суриком. На американском авианосце все дорожки были заклеены прочной наждачной бумагой: полоска шириной 3 см - промежуток, полоска - промежуток.

Я попросил американского адмирала провести нас в машинное отделение, но он сослался на недостаток времени. Я понял, что у него нет на это разрешения.

После осмотра авианосца мы сели в самолёт и улетели в Портланд, в нашу штаб-квартиру в отеле «Лафайет». Утром на следующий день мы вылетели в Канаду инвентаризовать две немецкие подводные лодки. Прилетели на аэродром, окружённый прямо-таки русским лесом - берёза, осина, ель да сосна.

Нас посадили в автомашины и повезли в адмиралтейство - несколько высоких зданий, образующих квадратный двор. Нас встретил командир базы, капитан первого ранга. Вечером состоялся приём.

Я сидел за столом с английским и канадским офицерами. Хотел закурить, но англичанин предупредил меня: закурить можно только после того, как выпьют за короля. Англичанин стал разглагольствовать, что советский флот слабо действовал во время этой войны, не провёл морских сражений, моряки не совершили выдающихся подвигов. Меня это задело. «А как действовал английский флот? - сказал я ему. - Вы «Бисмарка» топили трое суток эскадрой из 250 военных кораблей!». Англичанин начал пространно объяснять мне, что в этом случае английское командование действовало неправильно. Корабли обстреливали «Бисмарк» с больших дистанций, поэтому снаряды попадали в борта, а не в палубу. Бортовая броня у «Бисмарка» была слишком толстой и прочной. Надо было бить с коротких дистанций по палубам. Канадский офицер шептал мне: «Брось ты с ним спорить, он ничего не понимает»...

На следующий день мы осмотрели немецкие подводные лодки, похожие на наши «Щуки». Дизели, работающие на гребной винт, аккумуляторы и гребные электродвигатели для подводного хода. Эти лодки во время войны прошли незамеченными из Нарвика к канадским берегам и там топили союзнические торговые суда. Единственной интересной новинкой на этих лодках были шноркели - устройства, позволяющие лодкам идти в подводном положении под дизелями. Шноркель представлял из себя трубу эллиптической формы, разделённую переборкой. По одной половине трубы засасывался атмосферный воздух, по другой выбрасывались под поверхность воды отработавшие газы. На верней части трубы устанавливалась головка с поплавком - наподобие поплавка в сливном бачке унитаза. Когда волна накрывала головку, поплавок всплывал и закрывал клапан доступа воздуха в лодку.

Вся труба шноркеля закладывалась на палубу при плавании на поверхности. В подводном положении она откидывалась вертикально рядом с перископом. Поверхность самой головки и была обклеена рифлёной резиной, чтобы поглощать лучи радиолокационных станций.

Установка шноркеля позволяла работать дизелям на мощности, достаточной для развития хода от 5 до 5,5 узлов. Переход от Норвегии до канадских берегов занял 90 суток.

Для заполнения нашего вопросника были вызваны немецкие командиры, которые сообщили необходимые сведения. Наши офицеры зарисовали устройство шноркеля. Командир адмиралтейства рассказал нам, как они испытывали немецкие лодки при ходе под шноркелем. Он говорил, что удержание лодки на перископной глубине с выдвинутым шноркелем требует немалого искусства. «На одной лодке мы чуть не утонули, когда лодка внезапно нырнула на глубину, а клапан шноркеля заел»...

Командир познакомил нас с лабораториями базы. Очень интересной была лаборатория торпед. Там были все образцы торпед - английских, американских, японских, итальянских и советских. Командир базы пригласил нас побыть у них ещё один-два дня, американцы и англичане не согласились. Мы же уговорили нашего адмирала остаться, и он, конечно, разрешил. Самолёт с комиссией улетел, а мы остались в гостях.

Наутро мы посетили все лаборатории, с разрешения командира адмиралтейства зарисовали схемы механической установки электроторпеды. Пообедали и пытались попрощаться, но командир нас не отпускал, показал порт и оборудование. Потом на катере и на машинах нас доставили на военный аэродром и на истребителе, переделанном в штабной самолёт, отправили в Портланд, где нам отказали в посадке. Пришлось садиться на аэродром в Плимуте в 50 милях от Портланда. Здесь только что закончилась гроза, поле было мокрое, а матросы убирали опрокинутые самолёты. К трапу подъехала машина-пикап, из неё вышел младший лейтенант, моряк и, спросив, куда нам надо, вызвал автомашину, усадил нас и отправил в Портланд. Я подивился оперативности и простоте: на американском военном аэродроме приземлился канадский военный самолёт, из него вышли восемь советских офицеров, и лейтенант, спросив только - куда? - организовал отправление.

Нам оставалось осмотреть ещё один немецкий эсминец типа «Z» в Бразилии, но с общего согласия мы решили заполнить вопросник по данным такого же эсминца, осмотренного нами в Бостоне. Работа комиссии на этом была завершена, и мы возвратились в Вашингтон, отправив материалы инвентаризации в Москву в комиссию Молотова.

На следующий день после подписания безоговорочной капитуляции Германии американцы сообщили нам, что все поставки по ленд-лизу и все отгрузки отменены. Вроде бы наши работы закончились и пора разъезжаться по домам. А как же множество наших незаконченных заказов?

Нас успокоил зам. председателя Закупочной комиссии, опытный работник Внешторга Ерёмин, хорошо знавший американскую действительность и американский характер. Он сумел договориться с властями о возобновлении самых срочных поставок, и дела, хотя и медленно, но продолжали двигаться. А вскоре поставки восстановились полностью и даже в большем объёме, чем раньше.

И мне пришлось ещё два года проработать в Америке, оформляя заказы и приёмки, не связанные напрямую с нуждами военно-морского флота».

Вот что значит записки профессионала! Маленькие детали высвечивают большую суть. Мне читать эти воспоминания и вникать в нюансы и восстанавливать целостную картину и сам прагматичный и в то же время честный дух тогдашнего взаимовыгодного сотрудничества специалистов и военных СССР и США – как будто быть самому очевидцем истории. А ещё я поражаюсь силе-инерции наследственности и преемственности в жизни людей и народов. Ведь автор записок - отец моего давнишнего друга и учителя Германа Владимировича Смирнова. Он был заместителем главного редактора журнала ЦК ВЛКСМ "Техника-молодежи", куда я попал случайно после своего изгнания из партии и с работы где-то в конце 1960-х годов. Главный редактор журнала Василий Дмитриевич Захарченко, тоже одареннейший и благороднейший самородок, взял меня заведующим отделом промышленности и рабочей молодежи, а Герман Владимирович делал из меня журналиста, безжалостно школил и заставлял шлифовать тексты. Он тоже пошел сначала по стопам отца, закончил Ленинградский кораблестроительный институт, очень компетентно разбирался в котлах, но свойственные отцу литературные гены взяли верх, и Герман подался в писатели. Он стал классиком научно-популярной литературы. И был душой и лидером (когда не было Захарченко) нашего теплого редакционного коллектива. Он издавал журнал "Чудеса и приключения", а с 2004 года - журнал "За семью печатями". Прочитав отца - понял особенности таланта сына.