Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Икренне о разном

  Все выпуски  

За что боролись, на то и напоролись



За что боролись, на то и напоролись
2017-01-31 10:07
Оригинал взят у tvsher в За что боролись, на то и напоролись
После революции 1917 года представителям старой военной элиты, что остались в Советской России, пришлось туго. Их лишили всех прежних привилегий, пренебрежительно относились к ним, называя бывшими, заставили бороться в прямом смысле слова за элементарные бытовые условия. Но лично у меня к ним нет никакого сочувствия, т.к. большая часть из них выступали активными участниками становления большевистского режима отнюдь не по убеждениям, а из карьерных соображений. И может поэтому с ними происходили истории почти по Булгакову. А может они и легли в основу произведений Булгакова... Расскажу одну из них.

Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич - генерал царской армии, один из создателей Красной армии, старший брат Владимира Дмитриевича, соратника Ленина В.И.

ca857938d21baa5994d08fc5c3745211.jpg

Уйдя с руководящих постов в армии, с 9 августа 1919 г. Бонч-Бруевич с супругой Еленой Петровной поселился в квартире N 2 дома N 7 на Знаменке (до революции в этом доме жил знаменитый физиолог И.М. Сеченов). Жильё бывший генерал получил от Полевого штаба Реввоенсовета Республики. Квартира представляла собой две комнаты, одна из которых имела площадь в 6,45 квадратной сажени (квадратная сажень - 4,55 квадратных метра. ) и была жилой, а вторая, площадью 2,88 квадратной сажени, являлась кабинетом, где генерал работал по вечерам над научными и литературными трудами.

Не могу сказать доволен был генерал своей квартирой, или нет, но жил он там спокойно без скандалов. Но в 1923 года председатель жилтоварищества гражданин Гурович задумал выселить Бонч-Бруевичей из дома и возбудил против бывшего генерала несколько фиктивных дел. Постановлением Московского губернского суда от 1 апреля 1924 г. дела были прекращены. Но история на этом не закончилась, она только начиналась.

В начале 1924 г. в ту же квартиру Гурович вселил своего знакомого - начальника 8-го отделения милиции И.И. Пудякова, быстро ставшего председателем жилищного товарищества. Не прошло и месяца, как Пудяков стал требовать от бывшего генерала допустить его в кабинет Бонч-Бруевича... для приготовления пищи. Как выяснилось, еще в 1920 г. бывший генерал за свой счёт устроил там для отопления и приготовления пищи небольшой очаг, приспособил освещение, провёл телефон. В доме была общая кухня в цокольном этаже дома, но жильцы не пользовались ею, поскольку устроили себе собственные очаги в комнатах. Так мог поступить и гражданин Пудяков - в его комнате было два дымохода и временная печь. А всего в доме имелось пять кухонь, но ни одна из них не использовалась по прямому назначению: в двух жил дворник, ещё две сдавались, одной пользовалась семья Гурович.

Казалось бы, что для решения проблемы надо было освободить одну из кухонь. Но, Пудякову почему-то хотелось занять под кухню именно кабинет Бонч-Бруевича, где был паркетный пол, хорошие обои, телефон, два окна на лестницу, но не было ни вытяжки, ни раковины. Причина выяснилась позже. Как оказалось, правление жилтоварищества сдало по соседству большую комнату в 11 квадратных саженей гражданину Д.М. Назарову, взяв с того значительную сумму и обещав устроить кухню из комнаты Бонч-Бруевича.

В заявлении, направленном в московскую комиссию по улучшению быта ученых 21 февраля 1924 г., Бонч-Бруевич жаловался: "С санитарной точки зрения мне не будет житья... если семья Пудякова будет готовить себе пищу в моей комнате, т.к. некуда будет укрыться от смрада и от посторонних людей... Прошу защитить меня от этого и предоставить мне возможность спокойно жить и работать на жилой площади, которая была мне отведена еще в 1919 году и которую я оплачиваю по тарифу"

Бонч-Бруевич сдаваться не собирался и активно защищался. В итоге его исключили из жилтоварищества. Соседи (Пудяков, Гурович и В. Карпов) сговорились между собой и выдвинули против Бонч-Бруевича сразу три иска. Теперь у бывшего генерала пытались отнять не только комнату, закрепленную за ним Центральной комиссией по улучшению быта учёных, но и перевести в общее пользование ванную, которую сам Бонч-Бруевич отремонтировал и купил к ней колонку. Бонч-Бруевич отмечал, что "ванна необходима мне для моей жены, которая третий год больна воспалением почек, а я не имею средств отправить её на курорт. Если же в эту ванну будут ходить мыться другие жильцы, то в моей квартире жить будет невозможно от жары, пара и смрада".

Может сложиться впечатление, что Бонч-Бруевич жил слишком вольготно по сравнению с требовавшими справедливости соседями. Но Пудяков и Карпов также имели большую ванну в коридоре общего пользования, соединенную с их квартирами внутренним ходом.

А теперь посмотрим состав жильцов дома. Бонч-Бруевича отзывался о них, как о неблагополучных: "Бывшие владельцы дома и их родственники, очень мало советских служащих, преступные элементы (злостные спекулянты и проч.), мелкие подрядчики строительных работ, торговцы с Арбатского рынка; я и двое рабочих (Чижовы)".

С целью усугубить положение Бонч-Бруевича и выселить его, жилтоварищество перестало принимать у него квартплату. Тогда бывший генерал стал вносить её на депозит губернского суда. Тем не менее Пудяков, очевидно, воспользовался служебным положением председателя жилтоварищества, от правления которого был выдвинут судебный иск о невнесении Бонч-Бруевичем квартирной платы и о выселении. Вопрос разбирали летом 1924 г. в народном суде Хамовнического района. С Бонч-Бруевича требовали платы и за еще одну комнату площадью 15,36 квадратной сажени в том же доме, где в 1923 г. он хранил дорогостоящие геодезические инструменты высокой точности, полученные из-за рубежа для возглавляемого им Высшего геодезического управления ВСНХ. Однако эта комната относилась не к семье Бонч-Бруевича, а к геодезическому управлению.

В итоге 25 июля 1924 г. бывшего генерала приговорили к выселению, а освободившуюся площадь суд передавал правлению жилтоварищества, которое должно было туда заселить рабочих. Кроме того, Бонч-Бруевича обязали выплатить в пользу жилтоварищества задолженность по квартплате в размере 266 руб. 46 коп. и возместить судебные расходы - 38 руб. 50 коп.

Бонч-Бруевич стал искать помощи по службе. 9 августа 1924 г. бюро ячейки РКП(б) при Обществе добровольного воздушного флота "Добролет" обратилось к председателю московского губернского народного суда "с товарищеской просьбой принять меры к законному ограждению прав нашего ответственного работника, заведующего аэросъемочным отделом т. Бонч-Бруевича, который подвергается систематической травле и клевете от группы сомнительных личностей, стоящих во главе жилтоварищества, где он проживает. Благодаря удачно сфабрикованным доносам и всяким подставным личностям от этого жилтоварищества, т. Бонч-Бруевич решением Хамовнического нарсуда приговорен к срочному выселению из занимаемой им площади, где он живет уже 4 года. Спекулируя прошлым т. Бонч-Бруевича как генерала, они, конечно, затравили нашего ответственного работника, который с первых дней Октябрьской революции стал во главе высших командных обязанностей в защите советской власти, организации Красной армии. Мы не можем допустить, чтобы после такой ответственной работы наши красные специалисты подвергались несправедливым репрессиям". Бюро потребовало пересмотра решения суда и привлечения жилтоварищества к ответственности за клевету и травлю.

11 августа Мосгорсуд рассмотрел кассационную жалобу Бонч-Бруевича и обнаружил серьезные нарушения в процессе судопроизводства. Дело было возвращено в Хамовнический суд для разрешения в другом составе суда. Несколько заседаний прошло в сентябре, когда была назначена ревизия и вопрос затянулся. Ревизия не нашла нарушений в действиях Бонч-Бруевича, но суд продолжал разбирательство летом 1925 г.

Казалось, что этому не будет конца, но тут помог Его Величество случай. В ночь на 28 апреля 1925 г. ОГПУ арестовало в доме Бонч-Бруевича пятерых преступников, среди которых оказались два члена правления жилтоварищества, включая гражданина Гуровича. Под давлением жильцов прошли перевыборы правления, новым председателем стал вселившийся в дом в апреле 1924 г. Клопов (помощник прокурора Верховного суда СССР), а Пудяков сделался секретарем правления.

Клопов выдвинул новый иск против бывшего генерала (уже четвёртый). Все иски были объединены для разбирательства. В ответ Бонч-Бруевич занялся сбором компрометирующих данных на своих обидчиков. В деле имеется письмо от 3 июля 1925 г. без адреса с пометкой - секретное. В этом документе Бонч-Бруевич нарисовал план квартиры и дал убийственные характеристики всем истцам, вполне наглядно рисующие обстановку того времени:
"I. Клопов, будучи членом компартии, пришел на помощь Гуровичу в его преступных действиях тем, что 24-го апреля 1924 г. удалил из членов жил[ищного] тов[арищества] N 2823 меня и других советских служащих, которые мешали Гуровичу делать в доме преступные дела. За это Клопов получил в квартире Гуровича комнату (столовую), которую Гурович никому до этого времени не хотел отдавать, как необходимую ему для его широкой жизни. В настоящее время Клопов захватил освободившиеся комнаты в квартире Гуровича. Клопову лично я 24-го апреля 1924 г. объяснил, какими делами занимается Гурович, но он не обратил на это внимания, поселился у Гуровича и, очевидно, зная преступные действия Гуровича, все-таки не сообщил о них властям. В настоящее время для выхода из положения Клопов делает вид, что руководит пролетарским элементом, проживающим в д. N 7 по ул. Знаменке...
II. Пудяков служил н[ачальни]ком 8-го отделения Московской городской милиции; за преступные дела удален из компартии и со службы. Состоя н[ачальни]ком милиции, и после того, всякими способами помогал Гуровичу в его преступных делах. Пудяков безработный; живет на какие-то сомнительные средства. Для прикрытия источника своих доходов при помощи Клопова в настоящее время устраивает себе должность управляющего домом N 7 по ул. Знаменке. Клопов, после ареста Гуровича, сделался председателем правления жил[ищного] тов[арищества].
III. Карпов - недавно возвратился из-под ареста и тотчас же начал действовать совместно с Клоповым и Пудяковым".
Оппоненты Бонч-Бруевича изменили иск, но пошли тем же путём. Они перестали требовать выселения, но потребовали изъятия лишней площади (кабинета и ванной), отказа в восстановлении в жилтовариществе, а также взыскания платы за комнату, занимавшуюся под геодезические инструменты. На суде Клопов заявил, что Бонч-Бруевич создаёт в доме невозможную обстановку, кроме того, он выступил с митинговой речью, в которой назвал ответчика генералом царской ставки (хотя он при царе там не служил), заявил, что Бонч-Бруевич был исключён из профсоюза горнорабочих (что произошло не за проступки, а по должностному статусу Бонч-Бруевича), рассказал о ревизии геодезического управления, которым руководил Бонч-Бруевич и назвал его "антисоветским элементом".


Это подействовало, и судья иск удовлетворил, потребовав изъятия у бывшего генерала лишней площади, взыскания задолженностей и судебных издержек.

Бонч-Бруевич вновь подал кассационную жалобу, в которой 31 августа 1925 г. отмечал, что судебным решением от 18-20 августа 1925 г. "кроме нарушения законов, декретов, постановлений и циркуляров совершенно нарушены директивы XIV партконференции об урегулировании труда и положения технического персонала и постановление ЦК РКП(б) "О специалистах", объявленное в N 191 (2523) газеты "Известия Центр[ального] исполн[ительного] ком[итета] Союза ССР и ВЦИК Советов". Это последнее постановление предусматривает выработку ряда мероприятий по "улучшению жилищных условий специалистов".

Будучи инженером-геодезистом, я засвидетельствовал себя опытным практическим работником при организации Высшего геодезического управления и техническом руководстве его работами в государственном масштабе в течение более пяти лет, а также при создании Государственного технического бюро "Аэросъемка", поэтому я имею право пользоваться защитой вышеуказанных постановлений... Кроме того, я являюсь специалистом военного дела, что также доказал на практике.

Между тем нарсуд Хамовнического района не только не защитил меня как специалиста-инженера, но даже отнял у меня то, что полагается мне по закону, т.е. поступил наоборот тому, что указано в этих двух актах Советской власти".


Чаша терпения создателя Красной армии переполнилась. Но Бонч-Бруевичу, как и герою Ильфа и Петрова лётчику Севрюгову, в защите жилплощади помогла известность. Поняв, что склочников обычными методами не одолеть, 3 октября 1925 г. Бонч-Бруевич как состоящий в распоряжении РВС СССР подал рапорт заместителю председателя РВС СССР И.С. Уншлихту, в котором не стал себя сдерживать:
"С 1923 года и по настоящее время я подвергаюсь непрерывной и систематической травле со стороны некоторых лиц, которые ради достижения каких-то своих целей возбуждают против меня в суде гражданские и уголовные дела, совершенно фиктивные, заканчивающиеся обыкновенно постановлениями и решениями Губсуда в мою пользу. Однако эти судебные процессы, продолжающиеся уже три года, причиняют мне большое беспокойство, стоят дорого моему здоровью, требуют значительного расхода денежных средств и лишают меня возможности спокойно и планомерно исполнять возложенные на меня обязанности по службе и другие работы.
В течение трех лет я принимаю всякого рода зависящие от меня меры к прекращению этой травли, но все-таки не достиг желаемого результата.

Исчерпав все доступные для меня средства, прошу Вашей защиты и распоряжений о прекращении травли". Далее подробно излагались обстоятельства тяжб, причём Бонч-Бруевич жаловался, что за три года "вызывался в суд по искам на меня около 30 раз; вызывался неоднократно к следователям и к прокурору по фиктивным делам, возбужденным против меня; если принять во внимание, что к каждому заседанию и вызову я должен был подбирать документы, свидетелей, писать доклады, жалобы и возражения и всюду обеспечивать свое дело от неправильных посягательств противной стороны, то станет ясно, что я затратил слишком много здоровья, сил, времени и денежных средств, отбиваясь от травли, направленной против меня.

Самые жестокие атаки, сопровождавшиеся публичными оскорблениями меня в суде как гражданина и красноармейца, всегда работавшего в интересах нашего Союза и Красной армии, вел и ведет на меня Клопов".


Только покровительство младшего брата Владимира Дмитриевича, соратника Ленина, помогло Михаилу Дмитриевичу Бонч-Бруевичу победить в коммунальной битве.

Соседи вроде бы оставили бывшего генерала в покое, но убежать от системы не удалось. Через несколько лет его арестовали по делу "Весна". И хотя Бонч-Бруевич довольно быстро вышел на свободу, жить приходилось с опаской. Десятки знакомых, таких же, как и он сам, бывших офицеров были расстреляны...

Интересно, а задумывался ли старый генерал о том, правильно ли он поступил осенью 1917-го, сделав свой выбор...





Источник: https://rg.ru/2016/11/18/rodina-bonch-bruevich.html







В избранное