Людям о Людях Выпуск от 12.12.04

Истории людей ( http://peoples.ru/ )
Михаил Светин (http://www.peoples.ru/art/cinema/actor/svetin/history1.shtml)
Очень хочется быть греком (восемь баек Михаила Светина) http://natura.peoples.ru/?id=46

Представьте себе, что вы встречаете в Израиле известного комедийного актера Михаила
Светина. Как говаривал один литературный персонаж, ставлю ящик пива против земляного
ореха, что первый же вопрос, который вы зададите, будет не слишком оригинальным.

^БАЙКА ПЕРВАЯ.

- ... Конечно, я еврей. Скажу больше. Совсем недавно со мной произошла интересная
история. В Санкт-Петербурге проходил концерт, посвященный празднику Ханука. Мы
втроем с Игорем Дмитриевым и Гришей Баскиным были ведущими. Выходили на сцену
со всеми этими причиндалами на головах... Ну, мы были в кипах и даже - в талесах.
По сценарию Дмитриев вспоминал пословицу "семь раз отмерь, один отрежь". Я отвечал:
"Это не наша пословица. У нас, у евреев," говорю я, и не где-нибудь, а на сцене
в Санкт-Петербурге," когда ребенку делают обрезание, никто ничего семь раз не
отмеряет. Просто прикинут на вырост - и получается тютелька в тютельку - и даже
очень красиво". В зале - хохот, аплодисменты, зрители довольны, а по телевидению
потом передали, что самой остроумной была признана шутка Светина... Недели через
две получаю я письмо из Израиля. Читаю: "Уважаемый Михаил Семенович! Мы - ваши
бывшие земляки, а сегодня живем в израильском городе Хайфа. Недавно наши родные,
продолжающие жить на Васи
 льевском острове, написали нам, что вас аж три раза показывали в талесе по телевизору.
Мы плакали от радости. Все наши друзья - Кацнельсоны, Коганы, Рабиновичи - будут
молиться за вас до самой смерти и после нее. У Розочки есть внучатые племянники,
из которых младшего, кстати, зовут тоже Мишенькой. Розочка сама слышала, как
вы, выступая, сказали, что делаете брит, причем получается тютелька в тютельку
- и даже очень красиво. Мы просим вас сделать брит нашему Мишеньке. Заплатим
сколько угодно, хотя не знаем, сколько теперь это у вас стоит: ведь бензин очень
подорожал..." Представления не имею, при чем тут бензин, но так было написано.
Слушайте дальше: "Заплатим, сколько вы скажете, но, конечно, не больше, чем стоит
ваш сольный концерт. Да, нам написали, что с вами был еще артист Дмитриев. Он
тоже аид? Мы подозревали, но не знаем точно. Нас это очень интересует - напишите,
пожалуйста. Кстати, вы, наверное, видели его в бане. Он обрезанный или нет? Если
нет - сделайте ему тоже.
 .." Правда, насчет того, заплатят или нет, почему-то, не написа
ли. И дальше: "С большим приветом, зай гизунд. Розочка после Нового года будет
вам звонить". История на этом не закончилась. На следующий день я прихожу на
Ленфильм на озвучание картины режиссера Сельянова, в которой я играю татарина
Жибаева. Компания в фильме вообще собралась интернациональная: татарин, еврей,
цыган, русские. Вижу на экране то, что мне нужно озвучивать, сопоставляю со вчерашним
письмом - и начинаю дуреть. На экране еврей Шмуклер говорит: "Надоело, ребята.
Поехали в Израиль". Татарин спрашивает: "А ты обрезанный?" Шмуклер: "А зачем?"
Мой Жибаев: "Там без этого нельзя. Я, например, обрезанный". Еврей огорчается.
Я говорю: "Сань, не расстраивайся. Я тебе все сделаю. Я уже тысячу раз обрезал".
Тяну его к сараю, беру пенек, на котором рубят дрова, выношу топор. Шмуклер пугается.
Я: "Не боись. Я спичку повдоль напополам рублю". Взмах топора... Следующая сцена
снята в ускоренном темпе. Шмуклер, косо припрыгивая, бежит по полю, а я с топором
в руках задумчиво смотрю
  ему вслед. Яшка-цыган предполагает: "А может, мимо?" Я: "Не должно..." Вот
так, волею судьбы, я получил вторую профессию. Так что, с нетерпением жду и Розочку,
и маленького Мишеньку. И уж конечно, не возьму с них больше, чем стоит мой сольный
концерт.


^БАЙКА ВТОРАЯ.

- Останавливает меня однажды человек: "Привет, Миша!" - "Привет". - "Какими судьбами
в наших краях?" - "Да я живу рядом". Понимаю, что разговариваю с каким-то знакомым,
но не узнаю его. Вокруг собирается толпа. Слушает, хохочет. "А ты," спрашиваю,"
где живешь?-" "Тоже рядом" - "Ты прости, мне очень знакомо твое лицо, но не могу
вспомнить, где тебя видел" - "Да нигде ты меня не видел. Это я тебя всегда по
телеку вижу!" - и по плечу хлопает. Я, как дурак, оплеванный стою. А однажды
с рынка убежал с куском сала в руках. Подарили, сунули в руки - отказаться не
удалось. В метро яблоко дали. ГАИшники, когда ловят меня на каком-то нарушении,
всегда отпускают. Доброжелательно ко мне народ относится. Но... Слишком много
всего этого. Объятия, беспрерывные пожелания здоровья, предложения выпить по
пятьдесят грамм. В самолете увильнуть сложнее всего: не выпрыгнешь. Пару раз
так меня накачали - будь здоров. Первое время, когда начинал сниматься и меня
не узнавали, - старался свою физионом
 ию всюду сунуть. А теперь уже неинтересно. Когда люди просто улыбаются и здороваются
- это нормально. Но когда начинают хватать за руки, обнимать, даже целовать...
Если интересные женщины - ладно. Но когда лезут целоваться мужики, да еще и норовят
чмокнуть в губы, - страшное дело. Конечно, крупных серьезных артистов не хлопают
по плечу. А меня можно: считают меня своим парнем. Когда я впервые приехал в
Израиль, меня повезли к Стене плача, у которой оказались две или три группы русских
туристов. И тут возникло какое-то замешательство. Люди бросились со мной фотографироваться,
экскурсоводы были очень недовольны. Но я уже, слава Богу, шел не к Стене плача,
а обратно...


^БАЙКА ТРЕТЬЯ.

- Наиграл кучу смешных ролей - а сколько еще осталось за кадром... Например,
в "Афоне" две замечательные сцены просто не вошли: я умудрился поссориться с
Данелия. Причем, "на полную железку". В семьдесят четвертом году, я, киевский
жлоб, приехал сниматься к нему в Ярославль. Данелия меня замечательно встретил,
привел в номер, познакомил с сыном, достал коньяк. Съемки проходили нормально,
но эти две злосчастные сцены не успели доснять, и мне нужно было задержаться
на один день. Я тогда еще не соображал, кто такой Данелия, и вообще мало смыслил
в кино. Вот я и заявил, что задержаться никак не могу, так как меня ждут на ленинградском
телевидении (а там у меня был эпизод в каком-то спектакле, который снимался тридцать
дней). Данелия вспылил, устроил при всех скандал, послал меня к черту, фильм
благополучно вышел, но без этих сцен. Так постоянно случалось. Например, я должен
был у Рязанова в "Служебном романе" играть роль мужа Ахеджаковой, которая, в
итоге, в фильм не вошла. Вызов
 а на съемки все не было, а тут приехал Рязанов в Ленинград и пришел ко мне прямо
в театр: "Мишенька, извини, ради Бога. Я тебе не позвонил, но твою роль просто
вымарали: Ахеджакова с мужем только по телефону будет говорить. Но в следующем
фильме сниму тебя обязательно". Действительно, приглашает пробоваться на роль
тромбониста в "Гараже". Пробы прошли успешно, все вокруг хохотали. А на эту роль
был, кроме меня, еще один кандидат: Семен Фарада. Он-то в результате и сыграл
тромбониста. Может быть, решающим фактором оказалось то, что я - артист иногородний,
а сниматься нужно было два месяца без выходных, не покидая помещения. В общем,
вновь не сложилось. После этого Эльдар мне написал письмо, в котором обещал,
что вскоре мы обязательно встретимся на съемках. Но тут произошла странная история,
и после нее вопрос о нашем совместном творчестве с повестки дня был снят окончательно.
В "Октябрьском" Дворце в Ленинграде праздновали пятидесятипятилетние Андрея Петрова.
Я должен был пет
 ь песню на мотив "Если радость на всех одна, на всех и беда одн
а". Заканчивалась она словами: "Вот появился Андрей Петров - Светин должен уйти".
А я до сих пор не могу привыкнуть к сцене и во время выступлений всегда очень
волнуюсь. Назубок выучил свой довольно смешной текст, но репетиций не было. Громадный
зал, сидит весь "бомонд", на сцене - оркестр под управлением Анатолия Батхена.
Выхожу. Начинаю петь, благополучно справляюсь с первым куплетом и собираюсь переходить
ко второму. Вдруг вижу в кулисах Рязанова, который должен выступать после меня.
Уж не знаю, что на меня нашло, но почему-то пугаюсь, весь текст выпадает из головы,
оркестр играет, я стою - и молчу. Пугаюсь еще больше. Если бы был человеком опытным,
а к тому же - умным, - превратил бы свою неудачу в шутку и попросил бы оркестр
сыграть второй куплет сначала. Но с перепугу я начинаю в микрофон вместо слов
произносить: "прам-тарам-пара, тра-ля па-па, умпа-трампа па-па", рассчитывая,
что в зале просто не разберут мою чушь. Стоит профессиональный актер на сцене
перед переполнен
 ным залом и издает какие-то нелепые звуки. Как меня тогда не хватил удар - до
сих пор не понимаю. Значит, пою этот бред и надеюсь вспомнить слова. Действительно,
вспомнил, нормально добрался до "Светин должен уйти". Хохот, аплодисменты, обнимаемся
с Петровым, целуемся, двигаюсь в сторону кулис, а на сцену - навстречу мне -
выходит Рязанов. Никогда не забуду, как сквозь зубы, со злостью он прошипел:
"Вот что надо снимать!" После этого ни о каких съемках у Рязанова речи уже почему-то
не было.


^БАЙКА ЧЕТВЕРТАЯ.

- Сниматься я мечтал всю жизнь. Впервые мечта эта осуществилась в Киеве. Мой
родственник договорился с осветителем, работавшем на студии Довженко, и по большому
блату меня туда повели и загримировали, чтобы попробовать на роль приятеля главного
героя. Съемки задерживались: режиссер опаздывал. Наконец, появился, посмотрел
на меня, расхохотался и приказал: "Уберите его на хрен!" Потом снял - так я и
попал в кино. А на этой студии работал очень хороший комедиограф Иванов. Он натолкнулся
на меня в коридоре - и предложил одну из главных ролей в картине "Ни пуха, ни
пера". В это время я уже работал в театре, где меня увидела ассистент режиссера
Климова, устроила встречу с Элемом - и я был приглашен на пробы в "Агонию". Леша
Петренко играл Распутина, а я - филера Терехова, который за ним все время следил.
Там тоже были сцены, в фильм не вошедшие. Голых баб, за которыми я подглядывал,
лежа под кроватью, "зарубили"... А еще и баню вырезали - осталась у меня маленькая
роль. После этих 
 двух первых фильмов пошло-поехало. Когда разменял вторую сотню, перестал считать
роли. Не могу сказать, что всегда соглашался на любую, но, иногда не отказываюсь
даже от средних. Вот недавно получил приглашение сняться в откровенно слабой
картине - и согласился. Съемки проходили на корабле, можно было взять с собой
в круиз родных, платили хорошие деньги... Фильм этот, правда, стыдно смотреть,
но он, слава Богу, на экранах никогда не появится. Мы там снимались вместе с
Харатьяном и Авиловым. Ребята молодые, на корабле этом все киряли-гуляли. Подхожу
к Авилову: "Витя, лажа. Во что мы вляпались - стыдуха". "Михал Семеныч," говорит,"
круиз шикарный. Отдыхаем, получаем деньги, и, главное, нас никто не увидит. Чего
вы волнуетесь?" Меня часто зовут на роли слабые, чтобы я их как-то вытянул. Иногда
так и случается. Но когда появляется настоящий материал, - я оживаю. Например:
Безымянная звезда" или "Любимая женщина механика Гаврилова". Зрители, говорят,
по сей день не могут забыть: 
 "А можно я буду греком? В этой ситуации почему-то очень хочется
 быть греком...-


^БАЙКА ПЯТАЯ.

- В кино постоянно в кого-то влюбляюсь. Традиционно играть любовника, конечно,
не могу и за дело это не берусь. Было бы интересно попробовать сыграть настоящую
любовь, но прекрасно понимаю, что это - другой жанр, другая сцена - и другой
актер должен это делать. В жизни у меня это может хорошо получаться, но на экране...
Хотя, женщины ко мне почему-то всегда благосклонны. Не знаю... Жена у меня тоже
актриса, человек непростой, играет у Льва Додина в Малом драматическом. Очень
гордится своей работой и считает что я занимаюсь чепухой, а она - серьезным искусством.
И вот поздно вечером, после спектаклей, мы встречаемся дома. Я прихожу в веселом
расположении духа: только что сыграл, например, в "Тени" Шварца или в моей любимом
спектакле по пьесе Арро "Синее небо, а в нем - облака". Она же еще не вышла из
образа положительной русской женщины из "Братьев и сестер" Абрамова, большой
трагедии нашего народа. "Хватит, - прошу, - скинь-то маску свою". В ответ получаю:
"Прекрати свои деше
 вые хохмы". Так и живем. Дочку вырастили - единственное еврейское дитя. По нашим
стопам не пошла - вот ведь трагедия! Не хочу, говорит, быть средней актрисой.
Закончила недавно институт, стала специалистом по прикладной математике. А вы
спросите у нее, сколько будет дважды два - вряд ли ответит. Задумается. На государственном
экзамене ее попросили подойти к машине, она: "Только не это!" - "Как же вы работать
на этом собираетесь?" - "Я не собираюсь". "Тогда большого вреда не принесете",
- поставили "четверку". Впрочем, меня-то и вовсе выгнали из восьмого класса.
Дело в том, что я, мечтая об актерской карьере, постоянно тренировался в школе,
и срывал уроки. Учительница украинского языка просто умоляла: "Миша, я отмечу,
что ты присутствовал, только не приходи, не надо". Я же не соглашался, объясняя,
что хочу учиться. Она начинала урок, я поднимал руку для очередного дурацкого
вопроса, но задать его не успевал: раздавался дикий хохот. В итоге, из школы
меня потихоньку убрали, и 
 я, чтобы получить среднее образование и поступить потом в театр
альный институт, пошел в музучилище. Поступал на дирижерское отделение, куда
меня не приняли. Предложили класс гобоя - видимо, там был недобор. Гобой мне
понравился, и училище я закончил. В институт я, правда, не попал. Ни в один.
Сказали, что у меня верхние зубы очень широко расставлены. Двенадцать лет я мотался
по периферии - Иркутск, Кемерово, Пенза, пока в Петрозаводске меня ни пригласили
на работу. Так и пошло.


^БАЙКА ШЕСТАЯ.

- ...Одно время я работал в театре города Петропавловска Североказахстанского.
Шел спектакль по пьесе Н.Погодина "Третья патетическая". Я играл там художника
Кумакина, за что получал шестьдесят рублей в месяц. В свободное время от тех
моментов, когда я появлялся на сцене, спускался в оркестровую яму и играл на
гобое, чем зарабатывал еще три рубля. Так бы все нормально и шло, но... Второй
акт спектакля начинался так: открывается занавес - осень, листопад, на сцене
скамейка, гобой играет соло, выходит Ленин, Владимир Ильич, и вступает в разговор
с другими действующими лицами. В гобое есть такая тросточка из камыша, которая
все время должна быть влажной, потому что, если она высохнет, звук получится
резким и неприятным. Для поддержания влажности тросточки ее перед игрой положено
держать во рту. Дирижер поднимает руки - вставляешь трость в мундштук гобоя и
играешь. И вот перед началом второго акта сижу наготове в оркестровой яме, гобой
держу на коленях. Все партийное начальство -
  в зале. Открывается занавес, проходит, согнувшись, к своему месту опоздавший
валторнист. Я не удержался - и гобоем ему в задницу заехал. Сидим. Дирижер поднимает
руки, призывая меня к соло, я хочу вставить тросточку - и обнаруживаю, что все
это время она находилась не во рту, а в гобое, ну и, естественно, разломалась:
хрупкая очень. Повисает тяжелая пауза. Гобой не вступает, Ленин, естественно,
не выходит. Я с помощью жестов, распростерши руки, пытаюсь объяснить дирижеру
Раисе Викторовне, что играть не могу. Она с помощью мимики умоляет кого-то из
музыкантов сыграть партию гобоя. Но никто из них уже не способен сыграть не только
мою, но и свою партию: у музыкантов истерика. Все дружно хохочут, безуспешно
пытаясь подавить неуместные звуки. Зрители, уставшие ждать Ленина, встают со
своих мест, подходят к оркестровой яме и начинают проявлять живой интерес к происходящему
там. Спектакль был сорван, дали занавес, а меня лишили трех рублей. После этого
я начал преподавать мандоли
 ну, которую раньше в жизни не видел. 


^БАЙКА СЕДЬМАЯ.

- Конечно, и розыгрыши случались. Однажды в Иркутске, где мы жили в общежитии,
я зашел в комнату к нашему режиссеру Тане. Убедившись, что дома ее нет, быстренько
прячусь в шкаф. Проходит довольно много времени, сижу, нюхаю нафталин, вижу,
что в комнате уже темно. Наконец, шаги. Вдруг представляю: откроет шкаф - умрет,
тем более что у Тани больное сердце. Я так испугался в этом шкафу, что сам чуть
не умер. Открыть дверь не могу, а не открывать - еще хуже: Таня откроет. Причем,
чем дольше просижу в своем заточении, тем сильнее будет эффект. Тихонько приоткрываю
дверь и ласково говорю: "Танечка, это я, Миша Светин". Она оборачивается - бац!
Обморок, "скорая помощь", враги на всю жизнь. Так она меня и не простила. Впрочем,
это еще цветочки. Как-то раз мы вдвоем с таким же бандитом, как и я, пообещали
нашему сексуально озабоченному приятелю устроить любовное свидание, если он выставит
нам по сто пятьдесят граммов каждому. Запихнули несчастного в багажник, специально
провезли по бу
 лыжникам, остановились, на заднее сидение уложили голого мужика, открыли багажник:
"Выходи, она ждет в машине". В темноте он увидел белеющее тело и не сразу обнаружил
подвох. Пока наш "озабоченный" друг разбирался в ситуации, мы корчились от смеха
рядом с машиной. Вы бы видели, какого громадного и толстенного мужика мы подложили
вместо барышни!


^БАЙКА ВОСЬМАЯ (ФИНАЛЬНАЯ)

- Полиночка, помнишь, в самом начале я рассказал тебе байку про письмо из Израиля?
Ты же не подумала, что оно было настоящим? Его босяк Игорь Дмитриев написал -
специально, чтобы меня разыграть...

Ваш Alex