Скромную мемориальную доску не сразу заметишь среди изобилия витрин. На
месте торговых зданий находился до войны монастырь кармелиток. Улица была
разрушена бомбардировками.
Мемориальная доска озадачивает сопряжением иудейского семисвечника-меноры
и католического креста, увитого колючей проволокой. Текст, помещенный
между символами, извещает, что в обители жила монахиней Эдит Штайн.
Два года назад Папа Иоанн Павел II причислил Эдит Штайн к лику святых.
Нынешний глава католической церкви объявил святыми больше христианских
мучеников, праведников, учителей, чем его предшественники в минующем веке
вместе взятые, - Эдит Штайн была 280-я. Но Эдит Штайн - исключение среди
этих братьев и сестер по вере. Она - еврейка.
Эдит родилась в 1891 году в Бреславле. Традиционная семья, коммерческое
дело - торговля дровами. С самого детства ход мыслей Эдит не сливался с
тем, что составляло предмет раздумий остальной родни. Подолгу глядя на
огонь в печи, на дым, струящийся из труб в небо, она не сравнивала
сосновые дрова с березовыми и не спрашивала о ценах за кубометр.
Позже - и довольно рано - выяснилось, что она ищет абсолютную
Истину.
Дома зажигали субботние свечи, но Эдит сидела чужой за праздничным
столом.
Нет, она не отказалась от веры отцов - она отказалась от веры вообще:
религии, которые ей были известны, не вели к той Истине, которую она
желала найти.
После школы она избирает поприще, пугавшее совершенной непрактичностью,
-
философию. Но для нее философское исследование соединяется с
прагматическими побуждениями: без постижения сущности явлений и предметов
она не представляет себе своего реального существования. Ее
целеустремленные способности не остаются незамеченными. Она становится
одной из ближайших учениц Эдмунда Гуссерля, - его создание, феноменология,
увлекает за собой многих выдающихся последователей.
В феноменологии Гуссерля, науке о "чистых принципах сознания",
избравшей
своим предметом "царство чистых истин", "априорных смыслов", Эдит Штайн
открывает желанные подходы к пониманию мироустройства.
Но человеческие страдания, осмысляемые ею как метафизическая
категория,
врываются в повседневный быт: начинается Первая мировая, и Эдит
откладывает занятия философией - идет сестрой в военные лазареты, тифозные
бараки. Однажды, оказавшись во Франкфурте, она заходит в собор, видит, как
в огромное пустое пространство храма входит женщина, уличная торговка,
становится на колени и начинает молиться. Обращение единичного человека к
Богу вторгается в постоянные раздумья Эдит Штайн о поисках абсолютной
Истины как исчерпывающего и неопровержимого знания. Надежда найти Истину,
обретя истинную веру и с ней Бога, уже не оставляет ее.
Она обрела эту истинную веру, когда за одну ночь прочитала автобиографию
святой Терезии. Испанская монахиня Терезия из Авилы, жившая в XVI веке, в
трудной борьбе учреждала обновленные обители кармелитского ордена, со
строгими правилами, - глубокая внутренняя молитва шла об руку с неустанным
и тяжелым апостольским служением, претворением в действительность заветов
Нагорной проповеди.
Дата крещения Эдит совпадает с праздником обрезания Господня.
В тот день,
когда новорожденный Иисус был принят в веру Авраама, Исаака и Иакова,
еврейка Эдит Штайн принимается в веру Христа.
В стремлении к абсолюту она хотела бы таинством крещения свести
в единое
целое свою веру, ученые труды и житейские занятия. Она мыслит теперь свои
философские сочинения как молитву: служение Богу и людям. Бог входит в ее
философию феноменологически строго: Он есть Истина. "Единственная
альтернатива: закат Европы или возвращение к надмирному, надчеловеческому
источнику всего - к Богу". Вера для нее - не приложение к жизни
благочестивой католички, а сама жизнь и образ жизни. Эдит Штайн становится
монахиней в старинной (триста лет истории) обители кармелиток в Кельне.
Теперь ее имя - Терезия Бенедикта от Креста.
Приход национал-социалистов к власти в 1933-м отодвигает на
задний план
святую дату - 1900-летие земной гибели Иисуса Христа. Кармелитская
монахиня получает приглашение на торжества в Рим, но не едет: ждет, чтобы
Ватикан ясно определил свое отношение к нацизму. Нацизм, в свою очередь, с
каждым днем все требовательнее заставляет монахиню думать о своем народе -
евреях и собственном еврействе.
"Мне открылось, что Бог положил тяжелую длань на свой народ
и что судьба
этого народа также моя". Она пишет Папе Пию XI, призывая его открыто
выступить в защиту еврейского народа, и получает в ответ частное письмо с
благословением. 2 августа 1942 года у ворот монастыря появляются два
эсэсовца. Они доставляют сестер Штайн (старшая, Роза, тоже приняла
католичество) на сборный пункт. 7 августа отсюда отправляют в Освенцим 987
евреев. Поезд прибывает на станцию назначения 9-го. Всю партию прямо из
вагонов ведут в газовые камеры. Чудом уцелевшие очевидцы запомнят двух
необычных в этой колонне женщин в монашеском облачении.
Легендарным основателем ордена кармелитов считают пророка
Илью. Он, как
известно, был унесен на небо в огненной колеснице. Эдит Штайн ушла на небо
дымом освенцимского крематория.
Когда эсэсовцы брали их из монастыря, она сказала сестре:
"Пошли, мы идем
за наш народ".
Известный богослов потом сформулировал: "Она осталась еврейкой
и стала
христианкой". В ладной на вид, благополучной формулировке сосредоточена
взрывная доля трагического противоречия двух тысячелетий.
В Кельне поставили памятник Эдит Штайн. Она изображена на нем
тремя
фигурами - в трех ипостасях. Сидящая девушка, задумавшаяся о будущем пути.
Женщина- ученый с расщепленной - физически, на скульптуре - головой: она
еще не в силах сопрячь искомую истину науки с истиной веры. Наконец,
монахиня, ступившая на узкую каменистую тропу. Но тропа, по которой она
идет, упирается в кучу обуви - ботинки, женские туфли и детские туфельки:
люди снимали их с ног, прежде чем войти в газовую камеру. Все возвращается
на круги своя:
Решение Папы причислить Эдит Штайн к лику святых единодушного
восторга не
вызвало. Она погибла только потому, что была еврейкой. И для иных евреев
она - одна из шести миллионов, унесенных Катастрофой. Как и для иных
христиан, которые не видят в ее трагической гибели именно христианского
мученичества. Критики церкви подозревают Папу в попытке задним числом
искупить позицию Рима в отношении холокоста. А страстные ревнители - в
чрезмерно расширительном толковании святости. Но в решении Папы есть
что-то, что выше, значимее подсчетов и расхожей логики, разного рода
практических соображений.
Прохожие на торговой улице спешат мимо щедрых витрин, редко
кто обратит
внимание на скромную мемориальную доску, в символах и тексте которой
воплощены боль и надежда нашей истории.