Фред Мидлер, потомственный слесарь в третьем поколении, растерянно почесал затылок час от часу не легче! То эти доктора темнят и отводят глаза, словно он какая-то двадцатилетняя барышня, а не мужик, разменявший седьмой десяток. То медсестры шушукаются за спиной про какую-то опухоль, а вслух говорят, что все в порядке и он идет на поправку. Теперь и вовсе творится чертовщина. Что еще за Божественная мисс? Жена умерла много лет назад. Друзья не склонны к розыгрышам, да у них и денег нет на такие роскошные цветы. Сын? Фред даже закашлялся от подобной мысли - парнишка родился странноватым и с пяти лет сидит безвылазно в клинике для умалишенных, клеит там коробочки. Может, дочка? Но она много лет назад уехала в Нью-Йорк, и с тех пор о ней ни слуху ни духу. Жена, правда, что-то рассказывала... Неужели и впрямь Бетти? Фред улегся поудобнее и погрузился в воспоминания.

  Славная была девчонка, послушная. Пока не выросла. Слова лишнего не скажет: ругаешь ее, а она только в пол смотрит, складки на юбочке теребит да книксены делает. Красоты, конечно. Бог не дал - дурнушка была, прости Господи, и толстовата к тому же: сладкое уж больно любила. Ну, да не в этом счастье. Плакала только часто - каждый день прибегала из школы в слезах; "Папа, почему они меня так не любят?" Папе, правда, не до того было - работы невпроворот; соседи несли чинить всякую утварь - примусы, керосинки, старые часы. Так что приходилось шикать: ну-ка иди отсюда, папа работает. А она - ничего, шмыгнет носом, возьмет сэндвич и - шасть в джунгли, гулять. Джунгли, да... Красивое все-таки место Гонолулу.

  ...Мистер и миссис Мидлер хоть и познакомились в Нью-Джерси, но затем, еще до рождения малютки, переехали на Гавайи, в предместье Гонолулу. Все детство Бетти прошло среди плантаций ананасов и апельсиновых рощ, она лазила на кокосовые пальмы и иногда самой себе завидовала - не каждому ведь доводится жить в такой красотище: яркие краски, необычные запахи, море желтых, красных, оранжевых цветов. Маленькая девочка на фоне залитых солнцем орхидей и душистой акации - так на древних гравюрах изображали райские сады. Да вот только жить в этом раю ей было совсем невесело.

  Бетти появилась на свет первого декабря 1945 года и была единственной белой девочкой на улице: Мидлеры жили в чайна-тауне, дома по соседству занимали цветные - гавайцы, полинезийцы, японцы с китайцами.., В школу девочка шла как на каторгу: дети часто бывают жестоки, и юную Бетти дразнили почем зря и за то, что белая, и за то, что толстая, и за то, что некрасивая. Впрочем, обид она не прощала и пользовалась любой возможностью свести с недругами счеты. Клички, которыми Бетти их награждала, были на редкость меткими - вся школа с удовольствием повторяла ее словечки, так что вскоре с Рыжиком уже никто не связывался: себе дороже.

  На улице она никому не давала спуску, зато дома Бетти приходилось быть кроткой и послушной - Фред Мидлер отличался жестким характером. Зануда и педант, он заставлял дочку каждый день отчитываться, что хорошего она сделала за день, немилосердно порол за плохие отметки и не терпел веселья в своем присутствии. "Жизнь свою прохихикаешь почем зря!" - Фред говорил ясно и поступал соответственно: Бетти было запрещено ходить на праздники, которые устраивала местная община, и даже поставить рождественскую елку в своем доме он не разрешал. Отцовские нотации всегда сводились к одному: "Главное в жизни - выбрать правильную дорогу. Правильную, понимаешь? Иначе, глупенькая, придется за все расплачиваться".

  Соседи не очень-то любили Фреда и украдкой привечали Бетт - девочка росла живой и веселой, ее жалели все в округе. В доме пожилой португалки Бетти впервые услышала народные песни и вскоре уже знала все их наизусть - гавайской гитаре девочка подпевала неожиданно сильным голосом. Она выучила несколько рождественских гимнов, втайне от родителей приняла участие в школьном певческом конкурсе и получила первый приз - за исполнение песенки "Тихая ночь".

  Дома разразился скандал - отец кричал, что не потерпит, чтобы его дочь распевала со сцены всякую ерунду, и ехидно спрашивал: "Может, ты хочешь стать певицей? Вертеть задом на потеху публике? Да на тебе ни один приличный парень не женится!" Мама только вздыхала: ей было жалко дочку, да и в невинных песенках она не видела ничего дурного, но спорить с мужем давно уже перестала. Однажды Фред внятно объяснил ей, что роль женщины в этом доме определена раз и навсегда: готовить и подтирать детям задницы. Она заранее знала, чем закончится очередная стычка: муж проорет положенные истины, Бетти кротко выслушает все до последнего слова, уткнувшись взглядом в какую-нибудь щербинку в полу, так же молча сделает книксен и убежит к себе в комнату.

  Но на этот раз покорную дочь словно подменили. "Может, и певицей, - произнесла Бетти, удивляясь звукам собственного голоса. - Или актрисой. Но уж точно в этой дыре не останусь. Она мне осточертела. Вы все мне осточертели!" Девочка никогда не возражала отцу, тем более в таком тоне, и сейчас с ужасом увидела, как в его глазах вспыхнула ярость. Бетти на миг показалось, что она совершила что-то непоправимое и теперь жизнь пойдет совсем иначе - ее выгонят из дому, лишат родительского благословения, да мало ли...

  Но, что интересно, это ощущение ей даже понравилось.

  Бетти не раз потом думала: почему же она вдруг взбунтовалась? Странное это было чувство - обида пополам с презрением. Может, потому, что она так боролась за этот приз, а у родителей даже слова доброго не нашлось? А может, ей вдруг представилась та самая "правильная дорога" - нудная учеба, работа секретаршей (отец считал это лучшей профессией для женщины), удачный брак с каким-нибудь клерком или в лучшем случае кадровым военным, которых на Гавайях пруд пруди? Представилась размеренная жизнь, сплетницы-соседки, унылый набор развлечений - телесериалы, женские романы в дешевых обложках, раз в месяц поход на выступление какого-нибудь заезжего комика. И Бетти поклялась: в ее жизни все будет не так.

  Отец устроил ей хорошую порку и запретил неделю прикасаться к сладкому. Но кое-что и впрямь изменилось: на следующий же день Бетти вызвала из дома свою подружку и торжественно заключила с ней пари: "Спорим, я стану богатой и знаменитой, обо мне узнает весь мир!" Еще через день она объявила что ищет девочек с хорошими голосами для создания музыкального ансамбля. А через полгода и вовсе покинула отчий дом - навсегда.

  Вокальное трио "Пиридин" быстро стало популярным. Три молоденькие девушки разъезжали по американским военным базам, что расположены на Гавайях, и ошалевшие от отсутствия женщин морпехи устраивали им небывалые овации. Бетти была не очень-то симпатичной и прекрасно это знала, но тем острее было чувство успеха - ведь взрослые мужчины хлопали в зале и ей тоже. Иногда даже приносили цветы и поджидали у дверей наскоро устроенных гримерок - Бетти отсылала прочь непрошеных ухажеров, понимая, что им на самом деле нужно... И все же ей, что скрывать, было чертовски приятно. Впрочем, через несколько месяцев трио распалось: кончилась учеба в средней школе, и ее партнерши разъехались кто куда. А сама Бетти подалась в университет Гонолулу, на отделение сценического мастерства: перед отъездом из дома она поклялась, что никогда больше сюда не вернется - и сдержала свое обещание.

  Правда, она писала письма - по крайней мере поначалу. Каждое из них Фред волей-неволей запоминал наизусть: жена восторженно перечитывала их вслух раз по десять, показывала всем соседям и даже пыталась повесить на стенку. Тут уж глава семейства воспротивился: не хватало еще, чтобы эта ерунда мозолила ему глаза. Впрочем, было видно, что над каждым письмом дочка усердно трудилась - листки были украшены какими-то яркими вырезками и смешными рисунками собственного изготовления. Первое из писем начиналось так: "Боже, как я ненавижу ананасы! Я режу их с утра до вечера, режу и кладу в банки, я пропахла ананасами насквозь. Каждый вечер я выливаю на себя тонну шампуня, извела все запасы воды в округе, уйму денег трачу на духи и все равно воняю, как ананасовый компот. Мама, если я вернусь, ты сможешь использовать меня как отдушку для белья". От письма и вправду шел еле уловимый запах ананасов.

  Раз, два, банка за банкой, режем и кладем, все просто. Отец не дал ей ни цента, даже не пожелал поговорить с дочкой перед расставанием, так что приходится самой зарабатывать на жизнь - Бетти устроилась на консервную фабрику. Восемь часов в день, без выходных и праздников. Тридцать минут - на завтрак, десять - на отдых, шевелись, детка, мы платим тебе доллар двадцать пять в час, нет времени прохлаждаться. И так три сезона подряд: все лето - на фабрике, зато потом целый год можно жить на скопленные деньги, учиться, играть Чехова и мечтать о славе. На первый учебный спектакль (это был как раз "Вишневый сад") случайно попал режиссер фильма "Гавайи" - съемочная группа приехала в Гонолулу отснять парочку сцен. Бетти ему понравилась, в ней что-то было - полноватая, чуть вульгарная и в то же время необычайно трогательная.

  Бетти предложили сыграть жену американского миссионера, которая вместе с мужем возвращается из Америки на Гавайи. Роль оказалась маленькой, к тому же ее героиня мучилась морской болезнью, и Бетти писала домой: "Я-то думала, что блесну тут актерским мастерством - зря, что ли, учила Станиславского? (Тут Фред переспросил: "А кто такой этот Станиславский, профессор ее, что ли?" Жена только плечами пожала.) И в результате провела все время свесившись за борт. Меня уже прозвали "блюющей красоткой". Но зато я снималась два месяца без перерыва, перезнакомилась со всеми актерами - мама, они такие милые, и все советуют мне поехать в Нью-Йорк: там куча театров, может, я куда-нибудь да устроюсь. Как только заплатят деньги - мне обещают такую сумму, что ты и не поверишь, - непременно так и сделаю". К письму прилагалась фотография: Бетти в обнимку с миловидной девушкой. Надпись на обороте гласила: "Это Эллен, моя подружка. В Нью-Йорк мы поедем вместе".

  А через пару дней Эллен сбила машина...

  Она была единственным человеком, к которому Бетти искренне привязалась. Она проплакала все глаза, запершись в своей комнате, и никого не хотела видеть. Но в Нью-Йорк все же поехала, решив, что теперь просто обязана добиться своего - в память об Эллен, ведь та в нее так верила.

  Бетти сняла номер в дешевом манхэттенском отеле, больше похожем на притон (он до отказа был набит сутенерами, проститутками и мелкими наркодельцами), и принялась искать работу. Без денег, без друзей и поддержки, она бросилась в этот город как в омут. Работала машинисткой в Колумбийском университете, продавщицей шляпок и перчаток в большом универмаге, танцевала в барах и мыла стаканы, а все свободное время посвящала тому, что пробовалась в каждое известное ей шоу - просила, оставляла резюме, подкарауливала продюсеров у служебного входа. После долгих мытарств Бетт предложили маленькую роль без слов в мюзикле "Мисс Нефертити сожалеет". Затем - роль побольше. Негусто за несколько-то лет. И тогда Бетти пошла ва-банк.

  Она появилась на пробах нового мюзикла "Спасение" - его ставил известный режиссер, еще до премьеры о нем написали все маститые критики, и Бетти обязательно нужно было получить в нем роль. Потом она писала домой: "Представь, мам, перед залом, где пробуют начинающих актрис, собралась целая толпа. Все как на подбор фотомодели, у всех ноги от шеи. Стоят, злобно друг на друга поглядывают Ну, думаю, шансов нет. А потом меня какой-то задор разобрал: хорошо бы им всем нос натянуть! Я представила себя на месте этого режиссера, который актрис отбирает, - стоишь так целый день, девиц оцениваешь, а они все друг на друга похожи и все делают одинаково: выйдут, задом повертят, какой-нибудь отрывок с выражением прочитают или песню споют, да еще глазки состроить норовят. Нет, думаю, надо как-то по-другому..."

  Бетти вошла в зал с гордо поднятой головой, ни на кого не глядя. Постояла с минуту осматриваясь и вдруг бросилась в ноги постановщику мюзикла. Опешив, тот судорожно попытался отодвинуться, но не смог - Бетти цепко обхватила его колени и с придыханием заговорила: "Я знаю, вы в своей жизни видели много молодых особ. Но такую, как я, - никогда!" Выходка Бетти, как ни странно, сработала: это показалось ему забавным, и он во всеуслышание объявил, что отбор окончен - роль достается мисс... Как ваше имя? ...Бетт Миллер! Бетти встала на ноги и победно оглядела своих бывших соперниц, которые с вытянувшимися лицами побрели к выходу.

  Фред тогда даже порадовался за дочку: хватка у нее что надо, вся в отца. Выкинула бы эту дурь из головы да занялась делом - далеко бы пошла. А через неделю изумленной чете Мидлер принесли загадочную посылку, обтянутую алым бархатом. Внутри лежали свернутая вчетверо фотография, аудиокассета и письмо. На фотографии была их Бетт в вычурном наряде, нежно обнимающая микрофон на сцене какого-то бара. "Ну дошла! - только и прошипел Фред. - Поет по кабакам! Этому ее учили в университете, что ли? Встречу этого Станиславского - голову ему оторву!" На пленке были записаны какие-то аплодисменты вперемежку с шумом, бряцаньем тарелок и чьими-то голосами.

  В письме восторженная Бетт все объясняла: "Мам, это я на сцене бара "Хиллис". Его в Нью-Йорке все знают - здесь собираются всякие деятели шоу-бизнеса, режиссеры, иногда довольно известные персоны попадаются. И в этот бар, представляешь, меня пригласили петь! Точнее, не то чтобы пригласили... В общем, я сама напросилась. Неделю проторчала в нью-йоркской фонотеке как проклятая, подбирала себе репертуар. Я подумала: современными песенками никого не удивишь, - и полезла слушать всякую старину, ну, как ты любишь: кантри, госпелз, блюзы разные. Такие мелодии отрыла - куда там теперешним! И меня принимали о-го-го как - слышите на пленке аплодисменты? Это мне хлопают. Один приятель на диктофон записал".

  Бетти сказала правду, но не всю. Она никуда не напрашивалась, а попросту растолкала таких же, как она, искателей славы, которые отирались около барной стойки, буквально ворвалась на маленькую сцену и объявила сама себя: "Дамы и господа, я сейчас спою вам несколько песен - и такого вы еще не слышали!"

  Впрочем, сначала на девушку никто и внимания не обратил: здесь выступали чудики и похлеще. Однако Бетти, не смутившись, начала петь, и к концу первой песни звон бокалов и оживленные разговоры утихли: все взоры устремились на сцену - Бетти в красном платье с гигантским вырезом шептала в микрофон слова старого хита "Я не могу без тебя", нежно поглаживая свое роскошное тело. Посетители завороженно смотрели на выдающийся бюст Беттти и шушукались: "Да у нее же под платьем ничего нет!", а она, словно не замечая этих взглядов, томно извивалась под звуки протяжного свинга. После выступления публика в баре разразилась овациями, в ответ Бетти небрежно послала в зал воздушный поцелуй - словно ей так наскучил гром аплодисментов, что она не знает, куда от него деваться. (Этот жест она переняла у Марлен Дитрих и долго репетировала его перед зеркалом.)

  А в конце письма было написано такое, от чего у Фреда подкосились колени. "Мам, ты только не удивляйся. Мне после этого концерта сделали такое странное предложение - выступать в банях!.. Но они платят наличными, и платят хорошо, к тому же дают возможность делать собственное шоу - на таких условиях я и в аду согласна выступать! Думаю, кстати, среди чертей полно веселых парней". Внизу торопливым почерком она приписала: "Только папе про бани не говори", но было уже поздно. Мать читала письмо вслух и до поскриптума добралась тогда же, когда Фред добрался до упаковки с валидолом. "Моя дочь! Выступать перед голыми тетками! Боже!" - бормотал он сокрушенно. И с той поры запретил упоминать при нем об успехах Бетт: "В следующий раз она напишет; как восхитительно танцевать стриптиз или каков на вкус кокаин!"

  Если бы Фред узнал подробности "банного контракта", его бы точно хватил удар. Выступать перед "голыми тетками" Беттти не пришлось просто потому, что в знаменитые "Континентальные бани" женщин не пускали. Здесь собирались самые известные геи Нью-Йорка.

  Бетти много слышала об этих банях - поговаривали, что там можно встретить почти всех известных продюсеров и шоуменов. Чтобы осмотреть место будущей работы, ей пришлось одеться официанткой: обслуживающий персонал состоял только из женщин. Бетт надела крохотный желтый фартучек, едва прикрывающий ее прелести, и совсем уж эфемерные кружевные трусики и принялась разносить выпивку, поглядывая по сторонам. Она только успевала открывать рот: это ведь известный актер, играет исключительно героев-любовников, а вон у того толстячка она даже была в гостях и дружески щебетала с его женой!

  Вернувшись домой, Бетти принялась ломать голову - чем же можно удивить такую публику? И придумала...

  Ее первое появление в банях запомнилось многим: из клубов пара вылетает фурия - черный корсет на шнуровке, туфли на высоченных каблуках, распущенные рыжие волосы и ярко-желтая орхидея за ухом - и начинает отпускать шуточки, подмигивать, пританцовывать, да еще вдобавок пытается сорвать с зазевавшегося джентльмена полотенце. За два часа Бетти успевала пропеть свои любимые баллады, побалагурить с залом, рассказать о своем детстве на Гавайях и даже прочесть маленькую лекцию о музыке пятидесятых. Если публика желала расслабиться - Бетти пела мягкие блюзы, если была настроена похохотать - показывала смешные пародии на опереточных певичек и звезд мирового кино. Посетители были в восторге, по Манхэттену быстро разнесся слух о восходящей звезде. Здесь, в банях, Бетти подружилась с известным аранжировщиком Барри Маниловым, здесь же сколотила собственный оркестр. Именно отсюда началась ее мировая слава.

  Всего этого Фред не знал, как не знал (да и не желал знать!) о том, что его дочь подписала контракт с легендарной фирмой грамзаписи "Atlantic records", а ее второй альбом разошелся трехмиллионным тиражом и принес $ 10 млн. прибыли. Однажды жена, вне себя от возбуждения, позвала его к телевизору: "Там Бетти в гостях у Давида Леттермана! Боже, это же самое популярное шоу, ее сейчас вся страна видит!" Но Фред и тут не изменил себе: остался в мастерской и весь вечер невозмутимо возился там с какой-то железякой.

  Через несколько лет жена умерла от какой-то редкой болезни сердца, и об успехах дочери он совсем перестал слышать. Телевизор не смотрел принципиально, газеты тоже читал нечасто - все больше ковырялся в маленьком садике рядом с домом да чинил всякую утварь, которую по привычке приносили соседи.

  Фред не знал и о том, что Бетти с двумя вокалистками разъезжает с концертами по стране и везде производит небывалый фурор. И слава Богу, что не знал - Бетти и ее приятельницы вели себя так, словно им сам черт не брат: выкрикивали со сцены непристойности, грубо шутили. Патриархальные жители Центральной Америки и богемные посетители "Карнеги-холл" испытывали одно и то же ощущение - шок. Но к концу вечера и те, и другие понимали, что этот шок стоит потраченных денег: самая вульгарная, самая экспрессивная из девиц - Бетти Миллер - пела старые блюзы и поп-баллады с таким чувством, что у присутствующих дам на глаза наворачивались слезы. А их мужья не стесняясь гоготали над ее остротами, которые Бетти отпускала между песнями: "Мой друг тут мне сказал на днях: "Дорогуша, если ты научишься готовить, мы сможем уволить повара". Потом делала паузу (публика замирала, предвкушая очередную шуточку) и продолжала: "Ну, а я что? Я согласилась. Прекрасно, говорю, а если ты научишься заниматься любовью, мы сможем уволить шофера".

  Она умудрилась поразить даже видавшую виды публику, встречавшую в "Линкольн-центре" новый, 1977 год. Сюда съехалась вся элита: конгрессмены с женами, крупные промышленники, звезды, фотомодели. Мало кто из них потом мог сказать, какие именно песни пела Бетт, зато все запомнили, как ровно в полночь она появилась в лучах прожекторов, элегантно сорвала застежку со своего сногсшибательного вечернего платья и запустила ее в зрительный зал, представ перед ошеломленной публикой с обнаженной грудью.

  Фред не знал даже того, что его дочь выступает под сценическим псевдонимом Божественная мисс М., - о том, что он так оторвался от мира, не подозревала ни Бетти, ни его сиделка, которая, к счастью, оказалась давней поклонницей Мидлер и нашла способ связаться с ней, чтобы сообщить о болезни отца. И через два дня в палате Фреда Мидлера появилась та самая таинственная записка.

  Увидев старичка, недоуменно разглядывающего открытку, сиделка прямо-таки разинула рот от удивления: "Вы что, ни разу не слышали про Божественную мисс? Неужели вы не были ни на одном ее концерте? И не видели ее фильмов? Боже, я собрала все ее диски, знаю наизусть каждую картину, в которой она снималась, а тут родной отец..." Фред только усмехнулся: "Концерт?! Милая моя, последний раз я был на концерте лет этак пятьдесят назад..." И вдруг он услышал веселый жизнерадостный голос: "Нет, все-таки старичок у меня просто прелесть! Крепкий орешек, теперь таких уж не делают. Гляди-ка, что я тебе привезла".

  В руках у влетевшей в палату Бетт была книжка ее мемуаров. Фред открыл первую страницу... и вдруг почувствовал, как на глаза наворачиваются предательские слезинки. Надпись гласила: "Посвящается моим родителям. Мама, я помню о тебе". И чуть ниже: "Папа, я все равно тебя люблю". "В глаз что-то попало", - произнес Мидлер, нахмурившись. А Бетти расплылась в улыбке: "Ну да, ну да. Ладно, ты помолчи, я тебе сама все расскажу".

  И рассказала. Про долгие гастрольные поездки, про то, где и с кем она снимается и уже снялась, про многомиллионные контракты и бесчисленные премии. И про то, как ей все время не везло с мужиками, а потом вдруг, уже в сорок лет, она неожиданно влюбилась, вышла замуж и теперь очень счастлива.

  "Вот он. - Бетти порылась в сумочке и достала фотографию крепкого мужчины в светлом пиджаке. - Зовут Мартином. Я за ним как за каменной стеной. Не поверишь - каждое утро просыпаюсь рядом с ним и щиплю себя, чтобы проверить: не сплю ли?" Фред с подозрением посмотрел на фото: "Что-то пиджаку него больно несолидный. У нас в таких расхаживают парни, которые пристают на улицах и предлагают купить какую-нибудь дрянь - нержавеющие ножи или таймшер на Мальдивах". Бетти тут же подхватила: "Вот-вот, я тоже, когда его в первый раз увидела, так себя и спросила: дорогуша, ты что, пойдешь с этим пиджаком? Он, в общем, и оказался маклером, только очень преуспевающим. Ничего - все бросил, сейчас со мной выступает". И протянула отцу еще одну фотографию - девочка в белом джемперочке радостно улыбалась в камеру: "Я назвала ее София Фредерика. Фредерика - это в честь тебя".

  И тут, резко встав с кровати, Бетти заявила: "Ну, хватит воспоминаний. Собирайся, мы уезжаем". Фред сразу помрачнел: "Ты, наверное, еще не знаешь...", но Бетт тут же его прервала: "Это ты ничего не знаешь. Врачи у вас тут дрянь, перестраховщики, им бы только человека попугать. Я привезла своего - отличный спец, получает у меня столько, сколько нигде до этого не получал. Он уже посмотрел твои анализы, снимки - ничего страшного, в Нью-Йорке мы твою болячку вылечим в два счета". И, внимательно поглядев отцу в глаза, добавила чуть мягче: "Да, да. Доброкачественная. И в начальной стадии. Раз мой врач сказал - нет проблем, значит, все будет хорошо".

  ...В преддверии 2000 года Бетт Мидлер устроила грандиозный тур "Божественная мисс Миллениум". И на каждом из ее концертов можно увидеть одного и того же старичка. Одетый в новенький, с иголочки, костюм, он сидит в первом ряду и восторженно смотрит на сцену...