Бумажные комиксы. <<Болотная Тварь>> Тома Кинга: <<Время святых>>
|
Чтобы картинки было видно, а письма попадали в ящик, добавьте нас в адресную книгу 
Бумажные комиксы. «Болотная Тварь» Тома Кинга: «Время святых» 2020-09-28 10:43 Автор: Максим Марков Победитель премии Айснера по разряду коротких одиночных комиксов – атмосферная зарисовка о том, как Снежное Чудовище внезапно изгнало из мира всю зелень. Памяти создателей Болотной Твари посвящается.  По бескрайнему снегу бредёт откуда-то куда-то Болотная Тварь – со спасённым мальчиком на руках. Единственная их цель – выйти куда-нибудь, где сохранились ещё привычные глазу зелёные растения, и спастись тем самым от преследующего их Снежного Чудовища… А потом вдруг похолодало! И тут, откуда ни возьмись, Снежное Чудовище! Больше я не слышал папу, не слышал вообще ничего. Стало так холодно… А потом ты начал драться со Снежным Чудовищем. Оно хотело убить нас обоих и уже почти победило! Но ты как дашь ему! Схватил меня, и мы убежали!  Эта короткая история, сочинённая Томом Кингом и проиллюстрированная Джейсоном Фейбоком, – весьма странная история. В ней нет того, что принято понимать под «действием». Здесь всю первую полосу занимают четыре панели с одним лишь падающим листиком, да и следующий разворот – столь же медитативен, только там на смену сплошной зелени вдруг приходит нежданная снежная буря… Тут есть, впрочем, и схватка с медведем, и коварный выстрел из ружья, но в основном весь экшен скрывается за словами. «Ты сражался с тем снежным чудовищем! Ты спас меня!» – рассказывает мальчик обессилившей Болотной Твари, чьи воспоминания – «как в тумане», отчего приходится лишь верить: да, было; вероятнее всего, было; как могло не быть… – Мы никогда его не победим. И никогда больше не увидим болото. – Нет… Не говори так… Зелень… вернётся… …Обещаю. Снег…Не может идти… …Вечно.  Иногда сквозь помутневшее – от потери связи с дающими сил корнями – сознание Болотной Твари пробиваются какие-никакие ошмётки мыслей и образов – и даже сбивчивые рассказы («После того… происшествия… я превратился… в ходячий кошмар… Завидев меня… люди… вопили… от ужаса…»). Но в итоге всё упирается в весьма очевидную, казалось бы, мысль: как бы там ни думали все вокруг, ты вовсе не чудовище – если пытаешься и всё ещё можешь делать добро. Согревая, например, и защищая от бед подвернувшегося на пути незнакомого мальчугана. Эй, народ, срочные новости! Чудовищ не существует! Их не бывает! Слышите? Всё, что вы делаете, – на вашей совести! Хотите винить кого-то ещё? Посмотрите в зеркало, друзья! Что вы видите? И тут нечего бояться. Слышите? Единственное чудовище, которого надо опасаться, – это вы сами.  Добавим к этому пару фактов. «Время святых» посвящено Лену Уэйну и Берни Райтсону – сценаристу и художнику, которые когда-то, в 1971 году, на заре своей молодости и придумали эту Болотную Тварь. Ровесники – оба родились в 1948-м – они и ушли почти вместе, в одном 2017-м. Быть может, их благословение свыше и помогло Тому Кингу (как мы уже рассказывали ранее) получить за этот комикс престижную премию Айснера–2019. Плюс к этому он был признан и лучшим сценаристом года, уже за совокупность своих работ – заслуженно, более чем заслуженно.  Читайте также: Бумажные комиксы. «Жатва» Пола Дини Бумажные комиксы. «Э. Нигма, детектив-консультант» Пола Дини Бумажные комиксы. «Мистер Фриз» Пола Дини Бумажные комиксы. «Дарксайд» Грега Пака: «Апофеоз» Бумажные комиксы. «Бэтмен» Джона Розама: «Леденящий ужас» Бумажные комиксы. Посткарантийный анонс, часть 2 (DC: герои и злодеи) Рецензия на книгу Александра Ширвиндта «Опережая некролог» 2020-10-14 08:50 Автор: Максим Марков «На 86-м году жизни, – и уже на первой строчке ты хватаешься за сердце!.. – после тяжёлого и продолжительного раздумья, – так, не понял?.. – принял решение уйти с поста художественного руководителя Московского академического театра сатиры Александр Ширвиндт…» А-а-а!.. Вот так, едва открыв эту книгу, мы вмиг постигаем суть её скорбного названия. Только зная Александра Ширвиндта – зная его как артиста, как медиа-фигуру, – можно считать его неповторимую интонацию и уловить этот согласованный с возрастом юмор («Смешу Россию!» – как он рапортует порой на торжественных мероприятиях). «Опережая некролог» – в какой-то мере это о том, что лучше, чем ты сам, про тебя никто ведь не скажет. «Я хочу, чтобы меня запомнили тем, кем я был, и настолько, насколько заслужил».  «Раньше я, бросаясь в графоманию, считал: не надо замахиваться на монументальные мемуары со скромнейшими разделами «Я о себе» и «Они обо мне, а я о них». Теперь подумал: а почему бы и нет? Пусть ещё одна книжонка рухнет в залежи литературных запасников». Рано или поздно писать о себе начинают практически все артисты. И у Ширвиндта это – уже не первая книга. Построенная на сей раз (по крайней мере, во второй своей половине) именно на обыгрывании этой просыпающейся у всех звёзд тяги к литературе. Как признаётся сам автор, он просто перебрал книжные полки – и таким простым образом собрал свою коллекцию великих друзей, коллег и современников, на каждый подписанный ему том (например: «А. Ширвиндту от небольшого, но чистого сердца. С. Альтов 1978») решив ответить небольшим воспоминанием. Иногда это всего лишь пара абзацев, иногда – несколько страниц. Иногда, говоря об одном, Ширвиндт вдруг меняет тему и приступает к другому. Иногда нарушает основополагающий принцип – и находит памятный автограф не на книге, а на визитке или на фотографии. Но всякий раз ему важно сказать о друге (чаще всего, к великой нашей горести, уже ушедшем: «Кончается эпоха. Уходит поколение, отборочно классифицируемое как легенды, и винить здесь некого, кроме Боженьки») что-то хорошее. Найти какие-то особенные, определяющие только этого человека слова. Так, одни из самых щемящих, как по мне, строчек – об Игоре Кваше, который был «максималист в дружбе, любви и профессии»: «Игорь всегда жил с ощущением необходимости срочно что-то сделать для друзей. Если он не успевал сегодня, он связывался по телефону ночью и обещал исправиться завтра. {…} И вот в книжном магазине «Москва» на Тверской я, склонившись над столом, надписывал книжки, и тут протянулась рука и раздался бархатный голос: «Если можно, что-нибудь интимное». Так как это был мужской голос, я вздрогнул и поднял голову. Передо мной стоял Игорёк Кваша, который не поленился прийти в магазин, за свои деньги купить мою книжку и сделать мне приятное».  Не всегда эти воспоминания имеют историческую ценность. Даже напротив – почти никогда не имеют. Их никуда не «пришить» и без той самой ширвиндтовской интонации они имеют все шансы раствориться в море иных баек кого-то о ком-то. Но тут – другое. Ширвиндт плывёт, что называется, по волнам своей памяти. И в ней он не выискивает что-то этакое, чего не помнит больше никто. Он не пытается нас рассмешить уморительным анекдотом или удивить фактами из творческой биографии знакомого мэтра. Он и не пробует объять необъятное (тем более что сделать это с представленными здесь фигурами и впрямь невозможно!). Он просто подбирает блеснувший в миллионе песчинок цветной осколочек – и любовно его рассматривает (его и только его – не мечтая даже восстановить по осколку целую вазу). И что вспомнилось – то вспомнилось. Не обязательно смешное, не обязательно важное. Просто штрих – ещё один штрих ко всем известному портрету. «Но багаж воспоминаний, конечно, определяется не количеством, а эмоциональным наполнением тех эпизодов, которые вспоминаются». «Может быть, об этом непедагогично говорить, учитывая значение Андрея Александровича в истории русского театра, но правда выше моральных барьеров. Короче, Андрей Миронов был гениальный артист, удивительно нежный и верный друг и совершенно безграмотный писатель. {…} Как-то Андрюша после заполнения черновика отдал мне свою анкету на редактуру, и я увидел, что во всех нужных графах было написано: «не учавствовал». Но это – только часть его новой книги. Есть ещё две не менее интересных составляющих: рассказы не столько о себе, сколько о родных – и размышления на самые разные темы. Щедро делясь домашним архивом (письма, фотографии, те же автографы – и даже сертификат на «пожизненный бесплатный перелёт первым классом» из Москвы в Санкт-Петербург – но только 31-го декабря каждого года), автор приводит выдержки из воспоминаний отца, которому – ну надо же! – посчастливилось присутствовать «на тех исторических заседаниях II Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов», «где были приняты первые декреты – о земле, о мире, о переходе власти к Советам» (!!!): «Я до сего дня не могу забыть момент, когда впервые увидел Ленина. Я стоял в зале Смольного среди солдат, матросов, вооружённых рабочих. Вдруг возник какой-то неясный гул, сотни людей повернули головы в одну сторону. Я оглянулся и увидел, как вдоль стены быстро идёт, почти бежит Ленин. Он взошёл на помост и, заранее прекращая жестом приветствия, сразу заговорил необыкновенно уверенно, просто и деловито о задачах момента, о первых основных мероприятиях советской власти…»  Из разряда «Я о себе» аналогичных занимательных изюминок не то чтобы много. В детстве, например, автор «был влюблён в актрису Лидию Смирнову». А в молодости любил, чего греха таить, выпить. И сегодня подобные откровения – о том, что тогда «ездили за рулём даже в состоянии крайнего опьянения», – звучат вовсе не весело: «Однажды я на своей «Победе» вернулся поздно вечером из Дома актёра домой. Утром следующего дня собрался ехать на репетицию, спустился во двор, вижу: стоит моя «Победа», окна открыты, а на сиденье лежат 5 рублей. Это я накануне приехал, расплатился и пошёл спать». (Отдельный момент – о том, что «Олега Николаевича Ефремова и Михаила Михайловича Козакова, людей дикого темперамента, особенно в состояния опьянения, обуздать не могли. Единственным, кого эти два персонажа слушались в период запоя, был я»; к сожалению, пьянству звёзд у нас всегда было принято потакать – не осуждать же всеобщих любимцев!..)  Уровень свой популярности в народе Ширвиндт отмечает появлением «в сборниках кроссвордов, сканвордов и судоку даже с портретом»; про привычки пишет, что всё делает кратно пяти («Допустим, глотки. Нельзя пить залпом и не считая. Нужно делать пять глотков»); откровенно признаёт проблему «с сегодняшними терминами – со всеми этими «айфенами» («Мне проще называть его утюг, хотя меня всё время поправляют. Мне кажется, ютьюб – это какой-то мат»; «А с гуглом – вообще катастрофа. Само звучание слова «гугл» ассоциируется у меня только с ГУЛАГом или ГУМом»). «Однажды журналисты спросили, какой у меня самый нелюбимый вопрос. Ответил, что самый нелюбимый: «Как вы относитесь к сегодняшней жизни?» Потому что я к ней уже не отношусь. Я отношусь ко вчерашней и позавчерашней жизни». А позднее: «Я давно уже живу сегодняшним днём, потому что завтрашний день как явление очень сомнителен: а вдруг нет?» (Конечно, всем хотелось бы, чтоб да.) Ещё Александр Анатольевич делится жизненным опытом («Я когда-то пробовал бензобак залатать сырком «Дружба» – схватило и держалось несколько лет»); гордится тем, что на его предыдущие «нетленные произведения» ссылаются теперь в своих филологических диссертациях учёные («Правда, кроме своей цитаты, я по серости не понял ни одного слова»); выказывает себя не просто любителем, но знатоком поэзии – вспоминая, например, у Саши Чёрного образ Суламифь, которая «высунувши розовенький кончик / Единственного в мире язычка, / Как кошечка при виде молочка, / Шептала: “Соломон мой, Соломончик!”»: «Попробуйте высунуть кончик языка. Высунули? Скажите: «Соломончик». Сказали? Что получилось? Вот. Значит, Суламифь была шепелявой».  При этом рассказов, например, о кино совсем немного. Да и те не то чтоб особо вдохновляющие. Вот было бы интересно нам узнать об «эпохальной картине студии «Арменфильм» «Восточный дантист» («К сожалению, кроме меня, по-моему, его никто не видел») – но нет, уходит артист тут же в сторону. И даже о съёмках у Гайдая («Инкогнито из Петербурга») – не абы что: «Это были годы полной голодухи. Гайдай сказал: «Я бутафорскую еду снимать не буду». На «Мосфильме» накрыли огромный стол для съёмок сцены застолья у городничего. На столе возникли осётр, поросёнок, нарезка – всё настоящее. Но нельзя было сказать: «Мотор!» – и запустить голодную массовку, переодетую в чиновников, – она оставила бы пустыню. Тогда пришёл реквизитор с маленькой леечкой – как для полива Анютиных глазок – и керосином залил всю эту красоту. Какой был запах! Лежит огромный осётр и воняет керосином». Впрочем, справедливости ради, и о службе в театре книга говорит до печального мало («Но всё-таки основная задача костюмеров – не в том, чтобы правильно одеть артиста. Главное – проследить, чтобы он не ушёл домой в служебных носках»). Хотя тут есть, допустим, и про случайную встречу с Товстоноговым, который «болезненно и осторожно» подходил к выбору материала, и про многолетнюю дружбу с Марком Захаровым, обладавшим «режиссёрским и философским провидением»… Просто «Опережая некролог» – не совсем об этом. «Принято считать, что наше всё – это Пушкин. Но для меня это – Маркуша. Я его знал лучше, чем Пушкина, и полагаю, что, если сваливать всё на классика, – не проживёшь. А жить надо всё-таки с друзьями».  Ну а мысли вслух носят подчас афористический характер (что подчёркивается и их оформлением – отдельными абзацами: будто что-то пришло в голову – и где-то записалось). С высоты своих лет и званий Александр Ширвиндт не без сарказма взирает на окружающий нас мир – и выносит ему убийственно точный диагноз. «Мы строим гражданское общество. Этот долгострой будет длиться вечно, пока в фундамент сооружения будет заливаться жидкий поток болтовни». «Советский лозунг «О спорт, ты – мир!» перестал быть ориентиром, ибо наш менталитет – в том, чтобы глобально обсираться, а потом долго и гениально выкручиваться. Мы дойдём до того, что начнём гордиться свежим допингом и займём в этом соревновании первое место». «Могила – не выход по амнистии, не освобождение от подлого и бессмысленного жизненного пребывания. И вера в заблуждения гениев-диктаторов не является реабилитацией их зверств. {…} У нас всё время мечтают о сильной руке. У меня мечта о сильной ноге – чтобы под жопу коленкой того, кто мечтает о сильной руке». «Огорчает некоммуникабельность, абсолютная поверхностность взаимоотношений. Искренность как явление выхолощена. Огромная шапка вранья и словоблудия очень давит...» «Ускоряющаяся тенденция времени – быть испуганно-зарвавшимся говном. Это очень карьерно заманчиво. Но мне лично поздно». «Что делать, так мы живём – яростно против чего-то протестуем, а потом, остыв, прекрасно в этом прозябаем». «Возможно, скоро сбудется зыбкая мечта театральных директоров, и атавизм «художественный руководитель» отпадёт от тела театра. Будет идеально совмещённая в одном лице фигура «худрук-директор» – чтобы не ревновать друг друга к полномочиям, а редко ссориться с самим собой. И на пепелище русско-советского репертуарного театра возникнут огромные монстры-кластеры – дискотека-фитнес-боулинг-кабак-бардак, а для обозначения театральных традиций посреди всего этого – подвешенная за жопу Васса Железнова».  Насколько эта книга хороша? Трудно сказать объективно и честно. Это и не художественная литература – но и не совсем документальная, вроде бы мемуары – а вроде бы и нет. Это совершенно как будто бы необязательные заметки – которые тем не менее приятно читать, вспоминая тех любимых людей, которых лично тебе довелось знать разве что с экрана телевизора. Поэтому так и хочется скрыться за авторитетами. «Чувство юмора есть не у всех. Ты не Лепс. Стадионы не собираешь. Чем умней юмор, тем скромнее аудитория», – пишет автору уже упомянутый выше Семён Альтов. «Моя любовь к Вам насчитывает такое количество столетий, что никакая мелочь её не разрушит», – пишет ему же Андрей Максимов. И уж явно не просто так приведено здесь ещё и письмо Дины Рубиной, которая «с огромным удовольствием» прочитала одну из предыдущих книг Александра Ширвиндта: «Она замечательная! Во-первых, она очень хорошо написана, во-вторых, гениально придумана (как известно, именно структура, именно «архитектура» делает исписанные страницы книгой). В ней – множество глубоких мыслей, точных наблюдений над родом человеческим, много грусти о жизни, жутко смешных эпизодов и, наконец, бездна обаяния. Да Вы и сами это знаете». Ну и разве нельзя то же самое сказать вообще обо всём, что выходит из-под пера прекрасного артиста, на закате лет оказавшегося ещё и симпатичным писателем?.. «Если пролистать меню моей биографии, то в целом получается, что я не делал того, чего не хотел. Тут возникает опасение, что я делал то, что хотел. Опасение напрасно, ибо я толком вообще никогда ничего не хотел. Нет, не то, что вообще ничего не делал, а в основном делал вид, что делал то, что хотел».  Читайте также: Фрагмент из книги Марии Ривы «Жизнь Марлен Дитрих, рассказанная её дочерью» Рецензия на книгу Гэвина Эдвардса «Мир по Тому Хэнксу» Рецензия на книгу Тома Хэнкса «Уникальный экземпляр. Истории о том о сём» Ещё одна книга про «Твин Пикс»: плохая, но не без своих жемчужин Бумажные комиксы. «Супербоги» Гранта Моррисона (часть I: комиксы) Бумажные комиксы. «Супербоги» Гранта Моррисона (часть II: кино) Бумажные комиксы. «Супербоги» Гранта Моррисона (только цитаты) Рецензия на книгу Г. Ф. Лавкрафта «Зов Ктулху» с иллюстрациями Франсуа Баранже Бумажные комиксы. Посткарантийный анонс, часть 5 (разное) Сандра Буллок и Райан Рейнольдс снова вместе 2020-10-15 00:57 Руслан Магомедов Стало известно, что Сандра Буллок подписалась на участие в романтической комедии «The Lost City of D». На вторую по значимости роль создатели жаждут заполучить Райана Рейнольдса. По сюжету писательница выясняет, что вымышленный город, о котором она пишет в своих книгах, существует на самом деле, и решает увидеть его своими глазами. Буллок также выступает продюсером ленты. Режиссерами стали Адам и Аарон Ни — несостоявшиеся постановщики «Властелинов Вселенной». Дистрибуцией займется Paramount Pictures. Сандра Буллок и Райан Рейнольдс уже играли вместе в «Предложении». «Поездка в Америку 2» ушла на Amazon 2020-10-15 01:13 Руслан Магомедов Студия Paramount Pictures, в связи с тяжелой ситуацией с кинотеатрами, приняла решение продать уже готовый сиквел знаменитой комедии стриминговому гиганту Amazon. Сумма сделки составила внушительные 125 миллионов долларов. Картина появится на просторах сервиса Amazon 18 декабря, минуя кинотеатры. По сюжету Аким в исполнении Эдди Мерфи вернется в США, узнав, что там живет его сын. Продолжение снял Крэйг Брюэр («Меня зовут Долемайт»). Найдена молодая Фуриоса 2020-10-15 01:33 Руслан Магомедов Джордж Миллер определился с исполнителями центральных ролей в предстоящем приквеле его экшн-хита «Безумный Макс: Дорога ярости», сюжет которого сосредоточится на молодости воительницы Фуриосы. Роль, которую ранее исполнила Шарлиз Терон, примерит на себя звезда «Сплита» и «Новых мутантов» Аня Тейлор-Джой. На этом кастинговые новости не заканчиваются, ибо компанию ей составят Крис Хемсворт и Яхья Абдул-Матин II. Джордж Миллер напишет сценарий, спродюсирует и займется постановкой «Фуриосы». Ожидается возвращение оператора Джона Сила. Ранее Миллер раздумывал над тем, чтобы омолодить Шарлиз Терон, но счел качество технологии недостаточным, чем очень расстроил актрису. «Безумный Макс: Дорога ярости» вышел в 2015 году, снискал большую любовь критиков и зрителей, собрал в прокате почти 375 миллионов долларов и получил 6 премий Оскар. |
| В избранное | ||
