Семейная православная газета Весенний призыв священника

Весенний призыв священника

Когда владыка Антоний Сурожский приехал в свою епархию, то увидел в церкви только бабушек и детей до 14 лет. Что происходит с подростками? Почему они уходят из храма? — спрашиваю священника Александра Лаврина.

— До 12—14 лет дети смотрят на мир глазами своих родителей. Иначе просто не умеют. А к этому возрасту у них накапливается громадный опыт — непослушания, упрямства, капризов, который, собственно, начинается с первых дней.

Все, что мы увидим в них в 12—14 лет по-настоящему никогда не является для нас неожиданностью. Когда мама говорит: "Была дочка замечательная, а теперь такой стала! Совершенно другой!" — то либо она тут обманывает себя или кого-то, либо у нее преступная невнимательность. Чаще всего замешанная на родительском тщеславии.

Вот играют дети вместе на площадке. Если моего ребенка обидели, значит тот, кто обидел, злодей. Если мой обидел...

— Все равно тот злодей!

— Да, начинают своего оправдывать. И когда приходит час испытаний, эта слепота играет с родителями злую шутку. Особенно с мамами. Мне часто приходится слышать: "Я же его воспитывала, он был добрым, любвеобильным. Как я!"

— Но "я" — у всех греховное.

— Так-то оно так. Но мы часто оправдываем себя. Покаялся — значит, я уже хороший. А сколько жалоб бывает! "Вот я христианин, а у меня жена (или муж) — не христианка, и мне очень сложно".

Как только человек так сказал, сразу получается, что нехристиане — ниже его.Он из-за них мучается, их грехи несет.

— Даже так?

— А как же? Вся тяжесть на кого падает? На меня!

Все эти маленькие гордостные уловки становятся для нас естественными, мы их не замечаем.И потом они мешают нам понять собственных детей. Мы думаем, что нам их подменили улица, школа, плохие знакомые. Ясно: все на человека влияет. Родители должны знать, с кем дружат их сын и дочь и пытаться оградить детей от вредных влияний. Но дело не в них одних.

Чем отличаются 12—14 лет от предыдущего возраста? Это можно сравнить с разницей между четырьмя и пятью годами. В 3—4 года родители удивляются, какой умный у них ребенок, какие фразы говорит! Но приходит 4 с половиной года или 5 лет — и он какие-то глупости начинает нести! Что-то такое примитивное. Был гением, а стал...

— Посредственностью!

— А все очень просто: раньше у него ничего самостоятельного не было. Он только, как попугай, повторял политические новости, которые слышал от дедушки, или сентенции мамы о ее сотрудниках. А все вокруг: "О, он и о политике, и о науках! Надо же!"  А в пять лет ребенок начинает себя осознавать и самостоятельно мыслить. Но за душой-то пока ничего нет. Он лепечет что-то кургузое. Зато свое, а не чужое.

— И оно дороже.

— Примерно то же, но на более высоком уровне случается в 12—14 лет. Он должен обязательно сам взглянуть на мир, на себя, на Бога, людей, жизнь, отодвинуть все, что он раньше слышал от родителей, учителей, друзей, от телевизора. Определиться: как же я на это смотрю? И какой вывод делаю?

Этим и характеризуется подростковый возраст. Поэтому дети становятся спорливыми, не соглашаются с нами.Они не то чтобы утверждаются в чем-то, хотят намеренно нам насолить. Нет, просто все оценивают сами.

— Какое замечательное время!

— Да. Тут можно говорить о трудностях, всем известных. Ясно, что подростки упрямы, капризны, никого не слушают. Но можно поставить акцент на другом: в сущности это единственный возраст, где мы можем детям что-то дать. По-настоящему

Как правило, родители живут в семье с детьми параллельно. У них своя детсадовская, потом своя школьная жизнь. Мамы еще порасспросят: "Как там у тебя дела?" Но это не значит, что они знают состояние души ребенка. Дети нам рассказывают газетные новости. В газетах, когда пишут о светской жизни, перечисляют события. Но чем дышат, чем живут люди, читатели не знают. Да, они играли в бильярд.

— Или проехались на Кипр...

— Сообщаются всякие пустяки, а главное скрыто. Так и с детьми. Мы узнаем их в конфликтах и несогласиях, когда они свою оценку сделали — и она с нашей не согласуется. Тут у нас может возникнуть диалог.

У родителей есть знания, опыт. Их задача увидеть не то, насколько ребенок неправ, а разобраться, почему он так подумал и где ошибка. Если сохранились доверительные отношения с подростком, ему многое можно рассказать. Вот он неправильно поступил, схитрил, обманул. Самый простой путь — запретить так делать и устроить скандал. Но в сущности это ему ничего не объяснит.

Вообще позицию всегда высказывать надо. Но делать это ради ребенка. Если он хорохорится и есть возможность у мамы и папы поставить его на место, чтобы в себя пришел, то, пожалуйста, поставьте. Но дальше он должен четко понимать: все сейчас говорится ради него. Даже жесткий прием родители использовали не для того, чтобы выпустить пары. Им тоже больно. У нас же живые отношения.

Конечно, родители переживают. Но им важны не собственные переживания, а душа их ребенка. Важно, чтобы он был порядочным, честным, самостоятельным человеком. А если они христиане — верующим. И чтобы он видел жизнь не шаблонно, улично, примитивно, а понимал глубину отношений между людьми и правду этих отношений.

— Но тогда от родителей очень много требуется.

— Не просто сказать: "Это нельзя!" А  разбудить его совесть, чтобы он с ними согласился. Для этого родители не имеют права говорить банальности.

Понятно, что прописные истины подростки знают сами. Но чтобы им убедиться в них, потребуется слишком много времени. А мы можем поделиться опытом своей жизни, показать, где прописная истина открылась нам либо острым концом, либо дала глоток свежего воздуха. Если у нас такого опыта нет, то надо говорить аргументированно, чтобы подросток доводы принял, чтобы они были живыми.

Это может быть только тогда, когда мы не выдумываем о своем ребенке, что он очень хороший или очень плохой, а видим рядом душу, которая находится в периоде становления, на которую влияет все, что угодно. Поэтому подростки — максималисты. Есть импульс — и загорятся чем-то благородным. Но в тот же день могут принять что-то сальное, грязное, пошлое — и этим жить и услаждаться.

— Даже наши души изменчивы.

— А у них — тем более. Есть иллюзия какого-то опыта, отсюда — свой сленг. Но эти знания — очень поверхностны. Они принимаются на лету и не переживаются.

Реальные отношения — всегда сложные. Между детьми и взрослыми, взрослыми и взрослыми, детьми и детьми. Эту сложность надо суметь вскрыть. Если доверительный разговор получился (пусть мы до конца друг друга не поняли!), то значит, подросток уже слушает родителя. Для него родитель будет тормозом — не важно, запретил он что-то или нет. И самое главное — у ребенка появляется возможность прийти к отцу или матери и поговорить с ними, излить душу. Это никогда не будет разговор приятелей.

— Он должен чувствовать дистанцию?

— Не дистанцию! Чувствовать, что пришел к отцу или матери и может на них опереться. Они — поддержка. С ними можно поспорить, и они не будут ругать за несогласие, а откроют то, чего он не знает. Помогут в живых отношениях.

Разве мы не с теми же мыслями подходим за советом к старцу, положим? У любой души, которая ищет, есть жажда иметь человека, с которым можно поговорить откровенно и насерьез. И в подростковом возрасте мы можем быть с детьми наиболее близки. Поднять, обсудить больные темы.

Христианам тем более легче, что они могут опираться на глубину Священного Писания, слова святых отцов, духовных людей. Нам есть где черпать. Мы видим мир не плоский, а объемный. Знаем, что всюду есть какая-то духовная подкладка.

— Глубина и тайна.

— Нам легче помочь детям в становлении души, познании самого себя.

Чтобы отрыв ребенка от общего опыта был наиболее короток. И чтобы он убедился: то, что ему говорили родители, учителя, Церковь, — действительно правда.

И не надо родителям расстраиваться, что ребенок стал реже ходить на исповедь, причащаться. Если у него сохранилась живая вера и он отдает себе отчет в том, что все написанное в Евангелии — истина и красота жизни, благородство жизни, собственно жизнь, то все в свое время будет. Он опять войдет в церковный ритм, но не тот, который ему прописали родители, а в свой собственный.

В свое время мы привели его в воскресную школу, на исповедь, на причастие. А теперь важно, чтобы он захотел всего этого — по доброму произволению.

— А чем отличается подростковая психология девочек и мальчиков?

— Девочки становятся самостоятельными. Им важно друг от друга отличаться, выглядеть индивидуальностями. Как это она будет похожа на кого-то другого?

А у ребят — с точностью до наоборот! Я хочу быть таким, как этот шалопай! Просто мальчики гораздо дольше списывают с кого-то манеру поведения, лексику. Кому что ближе по характеру. Одному — положительный тип, другому — разгильдяй (и кажется, что именно его-то больше всего уважают).

Это закон мира: у мужчины период вызревания дольше, потому что он должен стать основой, на него будет опираться в жизни женщина.

— У каждого — своя роль?

— И свое устроение души. Они взаимно дополняются. И особенности устроения проявляются в подростковый период. В нем все острее, конфликтнее. Но характер — тот же. Те же слабости и благородство. Сложность (сложенность, непростота) человека открывается в этом возрасте. До предела обнаженно. Душа включается в этот мир.

— В христианских семьях — свои особенности?

— Разумеется. Мы же стараемся детей оградить от вредных влияний, а они поступают в училища, на подготовительные курсы, общаются с ровесниками. Стараются все узнать. И, конечно, многое будут от нас скрывать, потому что понимают нашу позицию.

Здесь-то и важно, чтобы дети делились с родителями своими переживаниями, спрашивали: "А как у тебя, отец, было?"

— Когда родители видят в подростке то, что их огорчает...

— Им важно помнить: это не обязательно останется в нем навсегда. Человек многое пробует, много раз ошибается, чтобы найти правильный путь. Повторяет ошибки своих родителей, вообще всего человечества. Потому что нас воспитывают не столько слова, сколько жизнь. Только с годами мы научаемся относиться к слову серьезно и обдуманно. Нам очень трудно размышлять над жизнью.

В максимализме подростков мы часто не замечаем благородства, а его там очень много. Им хочется правды до конца, хотя они часто врут и хитрят. Не обязательно надо все в них переиначить, переправить. Что-то невозможно — и не страшно для верующего человека. Помолиться за ребенка надо. Что-то он своровал, сподличал или совершенно безобразно себя ведет. Но это не значит, что он будет безобразным. Есть тысячи примеров, когда из шалопаев вырастали нормальные, порядочные люди.

— И даже святые.

— Христианам открыта возможность показать ребенку жизнь объемную, а не плоскость добывания денег, карьеры. Как правило, мы стараемся, чтобы у наших детей выстроилась композиция жизни: работа, учеба и так далее. Но это — не главное. Это стержень, вокруг которого жизнь как бы вращается. Не будет его, и человек, понятно, деградирует. Но в учебе основное — все-таки познание неведомого. Учебой может быть и жизнь. А самое важное, что происходит на работе, в учебе, семье,— выстраивание отношений и познание Бога и себя. Через отношения с Богом, с людьми, к работе.

Тут открывается огромный горизонт в видении жизни. Мы могли бы этим сокровищем поделиться, если, конечно, сами умеем относиться к жизни и Слову Божиему не просто как к сиюминутной ситуации, а размышляем, стараемся увидеть духовную подкладку событий, понять духовное состояние человека, своего ребенка: чем болеет его душа? каковы ее интересы? где она открывается? чего желает? Когда мы начинаем жить другой душой, то потихоньку забываем свое раздражение. Нам другое важно.

Мы, родители, сильные. И должны немощь немощных носить. Ребенок наиболее немощен в подростковый период. Открыт и раним — для всего. Душа без опыта, собственного иммунитета, с иллюзией знаний и опыта. Отсюда — полная неустойчивость и колючесть. Когда у человека есть на что внутри опереться, он не будет таким упрямым, спорливым, непонятливым, жестоким. Это результат беспомощности

 Но и наше раздражение — тоже результат полной беспомощности. Из этого исходит мой призыв: приходите в воскресную школу, взрослые! Родители, дедушки, бабушки. Приходите к священнику с любыми вопросами по существу жизни.

Беседу вела Наталия ГОЛДОВСКАЯ