Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Семейная православная газета

  Все выпуски  

Семейная православная газета Голос за кадром


Информационный Канал Subscribe.Ru

Откровения

Голос за кадром

Мы его слышим на Пасху и Рождество, когда идет трансляция праздничного богослужения по телевидению. Он объясняет нам службу. Переводит на русский язык церковно-славянские тексты.

А еще референт Патриарха Николай Иванович Державин ведет новую передачу «Православная энциклопедия» на канале ТВЦ по субботам в 9.45.

 

— Где прошло ваше детство, Николай Иванович?

— В разных приходах Самарской епархии. Мой папа после Саратовской Духовной семинарии поехал в Cамару. Время было очень нелегкое, как раз начались хрущевские гонения. На Церковь оказывалось административное давление, закрывались семинарии, храмы, монастыри.

 Семья у нас большая: папа с мамой и 11 детей. Конечно, мы с детства посещали храм, участвовали в богослужениях, пели на клиросе. Со старшим братом Иваном помогали папе в алтаре (Иван сейчас священник в Казанской епархии, восстанавливает храм в райцентре Высокая Гора).

Помню, как нам сшили первые стихари. Я еще в школу не ходил, мне было 6 лет, а Ивану 7. И мы в стихарях со свечами прислуживали на Великом и Малом входах, раздували кадило, следили, чтобы оно не погасло...

Шесть дней в неделю занимались в школе. А в субботу и воскресенье мы все — от мала до велика — шли на службу. Даже зимой, когда буран заметал все дороги и прихожан в храме не было, богослужения все равно совершались.

 

— Как к вам относились в школе?

— Учителя — по идеологическим причинам — негативно. Поскольку мы не были ни октябрятами, ни пионерами, хотя хорошо учились, придраться было не к чему, вели себя хорошо. Видимо, мы им казались чем-то инородным, таким, чего не должно быть в советской школе. Священник и его дети не вписывались в систему коммунистических ценностей.

Папу часто вызывали в школу на собеседования, угрожали лишить родительских прав за то, что он детей воспитывает в церковном духе. Вроде бы, согласно законодательству, человек должен был сам определиться с верой, достигнув совершеннолетнего возраста.

А сверстники относились к нам доброжелательно, заинтересованно. Меня иногда спрашивали: «А как там в церкви?»

 Сколько бы светский человек ни отбивался от вопросов веры, он с ними сталкивается даже на бытовом уровне. Все равно люди тайно крестили детей (боялись это делать открыто), венчались, отпевали умерших. И на Пасху на Крестный ход, несмотря на все запреты, ходили. Потом на следующий день в школе были разборки. В класс приходила учительница и спрашивала: «Кто вчера был в церкви?» И начинала отчитывать “виновных”.

Мы заканчивали занятия, обедали и через пять минут были дома. У каждого в семье — много обязанностей. Активного общения со сверстниками не получалось. Мы больше оставались в семейном кругу или с людьми церковными. Хотя односельчан не чурались, просто не было личного времени, чтобы пойти поиграть с одноклассниками в футбол.

У нас был домострой: глава семьи — отец, он же — и духовный отец. Мама, терпеливая и мягкая, многие наши шалости покрывала любовью — и сглаживала все “углы” большой семьи.

— А когда вы оканчивали школу, у вас не пробудился нигилизм: «В церковь ходить не буду!»

— Слава Богу, нет. Я знаю, такое бывает в этом возрасте. Идет переосмысление ценностей. Сначала дети живут по накатанному, а потом вдруг начинают критически относиться ко всему, просыпается юношеский максимализм . Кажется, что они умнее своих родителей, сверстников.

Ни у кого в нашей семье такого не было. Братья сейчас служат священниками, сестры стали матушками. Все в Церкви. И мои племянники тоже. Их уже тридцать.

Я думаю, многое зависит от воспитания. У нас в детстве атмосфера была очень торжественная и праздничная, несмотря на будни, трудности. Мы жили довольно бедно и скромно, своей земли не было, не было и своего жилья. А налоги отец платил большие. Но народ, с любовью относившийся к Церкви и к священнику, поддерживал нас, помогал. Приносили картошку, еще что-то. Мы жили, не жаловались. Дети всегда с нетерпением ждали праздников: Рождества, Пасхи. Готовились к ним.

— А что в них запомнилось больше всего?

— Когда мы на Пасху с папой и старшим братом в алтаре начинали петь «Воскресение Твое, Христе Спасе...» — сначала тихо, потом громче, еще громче. Потом открывались Царские врата и, мы с чувством ликования выходили на улицу. Ночь. Народ стоит со свечами. Люди смотрят — кто с пониманием, кто с любопытством. Но в Крестном ходе участвовали все. Вот она, Пасха. Вот он — общий духовный подъем. Вокруг ночь, а здесь свет и радость. Мы чувствовали, что мир вокруг хотя и враждебно относится к Церкви, но этой внутренней радости у нас отнять не может никто.

А на Рождество у нас был домашний обычай ставить под елку валенки. Мы возвращались из храма, а в валенках лежат рождественские подарки. Вечером, после Великой вечерни, в первый рождественский день мы устраивали большой концерт около елки, ставили спектакли на рождественскую тему, читали стихи, пели. На это детское представление приходили бабушки-прихожанки и одаривали нас конфетами.

 Дни рождения мы не отмечали, отмечали Дни Ангела. Каждый месяц у кого-то именины. Папа служил молебен. Именинник получал подарки. Мама пекла большой пирог в русской печке и писала на нем «С Днем Ангела». Потом садились за большой стол, папа — во главе, а мы вокруг него. Именинник чувствовал себя как-то по-особому. Мы сорадовались ему и ожидали приближения своего Дня Ангела, чтобы тоже получить подарки и быть в центре внимания.

 Папа был человек очень гостеприимный. У нас в доме всегда было много людей. Приезжали владыки, священнослужители, монахи, монахини, многочисленные родственники...

— А после школы куда вы поступили?

— В Педагогическое училище на художественно-графическое отделение. Потом в Ленинградскую Духовную Семинарию, а затем — в Академию. По окончании Академии защитил диссертацию и стал кандидатом богословия. Дальше меня там оставили профессорским стипендиатом, а через год назначили преподавателем в семинарии.

В Петербурге здание Академии находится на Обводном канале. Посмотришь в окно — там город, ездят машины, а мы сидим и говорим о богословии, о Священном Писании, о вещах вечных и истинных. За партой в классе я ловил себя на мысли: то, что я слышу, как будто не со мной происходит. Вот студенты сидят, вот преподаватель. Но мы говорим о вещах, почти недоступных для светских людей. Это какое-то удивительное чувство. Хотелось ущипнуть себя за руку и проверить, со мной это происходит или нет.

 На Страстной неделе в семинарии занятий нет, все готовились к Пасхе. Потом Пасхальная служба, Крестный ход, общее ликование, общее разговение: преподаватели, студенты — все вместе. Такая большая единая семья.

— Вы давно работаете референтом патриарха?

— Двенадцатый год. Конечно, я не думал об этом. Просто с детства хотел не только быть в Церкви, но и приносить пользу хоть в чем-то. Ведь все, чем мы владеем, не наше. Мы получаем таланты, чтобы приумножить их и вернуть Господу.

Еще участь в Академии, я познакомился с будущим Патриархом, тогда митрополитом Ленинградским и Новгородским Алексеем. А в 1990 году, когда владыка был избран на Московский Патриарший престол, он предложил мне стать его референтом. Я с благодарностью принял предложение.

— Как вы стали «голосом за кадром» на телевидении?

— В 1991 году Церкви впервые была предоставлена возможность провести трансляцию Рождественского богослужения из Богоявленского собора. Патриарх благословил меня помочь людям из “Останкино”. Надо было объяснить им, куда поставить камеру, что за чем показывать. По ходу подготовки возникла идея не просто показывать богослужение. Мало кто из телезрителей понимает, что происходит в храме, что поют. Решили: хорошо бы это сопровождать комментариями. Объяснить хотя бы самые элементарные вещи.

Патриарх благословил подготовить комментарий. Я подготовил. Возник вопрос: кто будет объяснять? Есть, конечно, профессиональные дикторы, но нужен был человек, который понимает богослужение.

 И тогда предложили мне самому этим заняться. Я был смущен, не знал, как это делается. Мне объяснили: «Наденете наушники, будете смотреть на монитор и видеть картинку». Благословение Патриарха означало, что все должно получиться. И первая трансляция прошла хорошо.

Но ощущения у меня были необычные. Я понимал: начинаю говорить — и меня слышит вся страна.

После трансляции возникло чувство прорыва: советские телезрители на советском телевидении увидели богослужение Патриарха!

Следующая трансляция прошла на Пасху. Потом в праздник святых равноапостольных Кирилла и Мефодия — в день славянской письменности и культуры.

 — Значит, так вы в это дело и втянулись! А какая Пасха запомнилась больше всего?

— Конечно, в Храме Христа Спасителя после его восстановления. Правда, последние десять лет праздники я переживаю не так, как прежде, потому что сижу в комментаторском кресле и работаю. Но все равно ощущаю пасхальную радость, когда вижу эту всю красоту, ликование, торжество. Такой масштаб! Столько духовенства и народа! Все залито светом, звучат торжественные пасхальные песнопения.

Пасха — самый главный праздник. Пасха — залог будущей жизни. Вся суть христианской жизни сосредоточена в Пасхе. Апостол Павел сказал: «Если Христос не воскрес, то тщетна и вера наша». Когда мы смотрим на мир в свете Воскресения Христова, то все обретает истинное значение. Каждая вещь ставится на свое место, а иерархия жизненных ценностей выстраивается так, как она существует на самом деле.

 

 Беседу вела Ольга Кутыркина


http://subscribe.ru/
http://subscribe.ru/feedback/
Подписан адрес:
Код этой рассылки: religion.spg2004
Отписаться

В избранное