Семейная православная газета Откровения

Откровения

Стиль — строгий. Логика — научная

Ирине Сергеевне Мечевой 82 года. Она живет в небольшой комнате в домике при храме Николы в Кленниках, на улице Маросейка. Это тот самый храм, где служил ее дед — святой праведный Алексий Московский. Его мощи теперь находятся здесь, и тонкой вереницей идут и идут люди к светлому старцу попросить о помощи.

Есть тут икона, на которой стоят рядом отец и сын — праведный Алексий и священномученик Сергий Мечевы. Сын стал настоятелем храма после смерти отца в 1923 году. Арестован в 1929-м — и уже не вернулся в Москву. Прошел тюрьмы, ссылки и лагеря.

Ирина Сергеевна — старшая дочь отца Сергия. Она окончила медицинский институт, защитила кандидатскую диссертацию по цитологической диагностике. Более 40 лет отработала в Институте туберкулеза.

В середине 80-х по Би-Би-Си прошла передача об отце Алексии Мечеве. Кое-кто в институте встрепенулся: “Нам здесь такие не нужны!” И ее стали выживать из коллектива. Причины Ирина Сергеевна тогда не знала и очень расстраивалась, что институт останется без опытного цитолога.

Перешла она в больницу МПС № 1. Работа там была очень интересна.

— Мне оставалось только порадоваться и благодарить дедушку,— говорит Ирина Сергеевна.

Бог дал ей и литературные способности. Она составила житие деда и отца. Использовала собственные воспоминания и рассказы родственников, духовных детей обоих батюшек. Стиль у Ирины Сергеевны строгий, логика — научная. Но проглядывает сквозь строчки личность остроумная, веселая. И очень добрая. Можете судить по этому отрывку, который она отобрала для книги:

“Ольга Серафимовна, человек из высших слоев общества, глубоко верующий, воспитанный Церковью, была начальницей приюта для сирот, состоявшего под попечительством Великой княгини Елизаветы Федоровны. Часто бывала она в храме Николы-Кленники у батюшки отца Алексия. И он бывал по ее приглашению в приюте.

Однажды вместе с нею собралась к обедне в этот храм одна из ее подчиненных, смотрительница приюта. После Литургии, подходя к кресту, Ольга Серафимовна подумала: “А что да батюшка скажет мне сейчас что-нибудь такое, что уронит мое достоинство и авторитет в глазах моей подчиненной?” Опасаясь этого, она предложила своей сослуживице пойти впереди нее, но та не захотела.

Увидев Ольгу Серафимовну, батюшка высоко поднял крест и, широким твердым жестом благословляя ее, громко, отрывисто произнес: “Ольга! Мудрая!” Потом, нагнувшись к самому ее уху, шепотом ласково добавил: “Дура, это я только для других сказал,” — и, с обычной благостной улыбкой посмотрев на нее, продолжал давать крест подходившим”.

Несмотря на солидный возраст, Ирина Сергеевна работает. Только что завершила окончательную корректуру Акафиста святому праведному Алексию Московскому. Очень рада, что получила консультацию преподавателя по церковно-славянскому языку и что ей быстро достали учебник по этому предмету.

Огорчает ее то, что в Церкви стремятся утвердить себя люди, которые не сумели состояться в миру. Страдающие алкоголизмом, расстройством психики. Они не намерены работать над собой. Не имеют цели Богу послужить.

Деда своего Ирина Сергеевна мало помнит. Он был слишком занят как пастырь. Знает его больше по рассказам близких. Отец Алексий удивительно ценил личную свободу любого человека. Своих детей — тоже.

У его младшей дочери Ольги было два жениха. Она не советовалась с отцом, кого же выбрать. Он же заговорил с нею о них, охарактеризовал обоих. Но Ольга не слышала предостережений отца.

Батюшка видел это. И в конце разговора рассказал ей историю, которая якобы произошла с одной женщиной. Духовные люди часто говорят не прямо, а прикровенно — чтобы разбудить мысль, совесть человека. Подобно тому, как Господь в притчах — иносказательно — открывал тайны жизни.

Отец Алексий поведал Ольге, что были у той женщины муж, сын, хорошая квартира — и все она постепенно теряла, попала в тюрьму...

С Ольгой так и произошло. Сын умер подростком. В семье лада не было, дело шло к разводу. Перед войной 1941 года они с супругом-биологом уехали в Печорский заповедник. Началась война. Прямо из Печор муж ушел на фронт, а Ольга не смогла вернуться в Москву. Начальник заповедника уговорил ее поработать в местном магазине. Распоряжался там он сам — как хотел. Но после ревизии за все ответила Ольга — получила лагерный срок. Муж развелся с ней и женился на другой.

После лагеря Ольга вернулась в Москву. Ее прописали у себя люди, почитавшие отца Алексия. Позже она получила комнату в коммуналке. А зарабатывала на жизнь тем, что гуляла с маленькими детьми на бульваре.

Вернувшись домой после венчания дочери, отец Алексий плакал. Но он не противился ее выбору и предвидел: в мир иной она уйдет православным человеком.

Уважал батюшка и свободу сына Сергея. Хотел, чтобы тот стал священником, но ни на чем не настаивал, ожидал. Сергей учился в Московском университете — сначала на медицинском факультете. Но работа в анатомическом театре оказалась для него непереносима. И он перешел на словесное отделение историко-филологического факультета. В 1914 году добровольцем ушел на фронт. Работал братом милосердия и санитаром в прифронтовом лазарете. Там встретил свою будущую супругу Евфросинию Николаевну Шафоростову.

В 1916 году Сергей Алексеевич вернулся с фронта и продолжил учебу. Через год — окончил университет. А зимой 1918-го отец Алексий обвенчал его с Евфросинией. Батюшка всей душой желал этого брака, ценил высокие душевные качества невестки.

Позже в Оптиной пустыни Сергей Алексеевич решил стать священником. Весной 1919 года он был рукоположен в Лазареву субботу во диакона, а в Великий четверток — в иерея. И стал помощником отца на приходе.

И тут отец Алексий давал ему свободу. Один пример замечательно описала Ирина Сергеевна:

“По молодости лет и неопытности отец Сергий возымел желание навести строгий порядок в храме относительно исповеди и подготовки к принятию Святых Тайн. Он считал, что для исповеди в служебном распорядке должно быть назначено определенное время и к Литургии верных она должна быть окончена. Готовящимся к причащению надлежит прийти накануне ко всенощной, а утром — к самому началу церковной службы. Отец Алексий спросил сына, все ли он хорошо продумал, и, видя его убежденность в том, что нужно именно так, не стал ему возражать и предоставил постигать свои просчеты на личном опыте.

Как-то отцу Сергию по случаю нездоровья батюшки отца Алексия пришлось служить Литургию одному. Он был полон решимости не допускать непорядка. Но к аналою подошла девушка, которая работала в вечернюю смену и ходить ко всенощной не могла. Затем — старушка, на чьем попечении находились малые дети, и ее с трудом лишь ненадолго отпустили. Пришлось их исповедовать. Пришедший еще позже пожилой человек, узнав, что исповедь сегодня уже закончена, заявил, что в таком случае вынужден направиться в близлежащую церковь, а она принадлежала обновленцам. Поводов для нарушения новых правил оказалось немало. Строгая регламентация была в непродолжительный срок отставлена”.

В семье отца Сергия росло четверо детей: Ирина, Алексей, Елизавета и Анна.

Тесный контакт с отцом возник у них после его ссылки в Северный край. До этого они воспринимали пример родителей, ставящих интересы других — выше своих. Отец Сергий был арестован в 1929 году и выслан в город Кадников Вологодской области. Туда к нему возили детей на летние и зимние каникулы. Евфросиния Николаевна ездила в Кадников раз в год — в отпуск. Она работала медицинской сестрой.

В 1932 году арестовали и ее. Детей по тогдашним законам полагалось направить в разные детские дома на перевоспитание. Младшей было шесть с половиной, старшей, Ирине, — двенадцать лет.

Но этого не произошло. Брат матушки Глеб Николаевич Шафоростов тут же переехал к племянникам и начал оформлять опекунство над ними. В органах опеки ему угрожали:

— Выселим из Москвы вместе с детьми!

Он отвечал:

— Детей своей сестры я никогда не брошу.

Глеб Николаевич называл себя “Дяпаоп” — то есть дядя, папа и опекун в одном лице. Вместе они прожили до 1937 года. Именно тогда из ссылки в Москву вернулась Евфросиния Николаевна.

— В то время это мыслилось невозможным, было явным чудом, — говорит Ирина Сергеевна.

Помогли хлопоты поэтессы Надежды Павлович в обществе Красного Креста.

С матерью дети уже не расставались. А отца видели урывками — во время недолгих свиданий. Его переводили из лагеря в лагерь. Изнуряли тяжелой работой.

В 1935 году ему устроили “пытку детьми” — так это называлось на языке НКВД. Отцу Сергию заявили, что расстреляны его жена и дети, которые приезжали к нему. Хотели его сломить. И он действительно был в тяжелом физическом и психическом состоянии. Врач, который его консультировал, сумел устроить священника в больницу, где он мог узнать истину.

Из лагеря в Рыбинске (там заключенные строили плотину) отца Сергия в 37-м выпустили на свободу — на год раньше срока — благодаря зачетам за добросовестный, так называемый  “ударный труд”.

Ирина Сергеевна рассказывает:

— Имея ограничение на проживание в крупных городах и их 100-километровой зоне, он поселился в Тверской области. Работал фельдшером в кабинете “Ухо-горло-нос” поликлиники города Твери. Там он мог до начала приема больных исповедовать и причащать приезжавших из Москвы духовных детей.

Лето 1938—1939 годов подросшие дети проводили с отцом в Тверской области. Снимали дачу на берегу реки Тверцы. Отец Сергий считал, что для благополучия семьи надо бы пойти на развод, но дети не хотели об этом и слышать.

Арестован в последний раз отец Сергий был 7 июля 1941 года в день Рождества Иоанна Крестителя. Невольно вспомнился знаменательный сон, который видела мама Евфросиния Николаевна в 1933 году, когда отца Сергия переводили из лагеря на Сухоне в лагерь вблизи Архангельска. В большом незнакомом храме, где было много близких людей, отец Сергий подходил прикладываться с положенными поклонами к местным иконам. Она пошла вслед за ним, почувствовав, что должна делать то же, что и муж. Они отошли вправо и приложились к большой, очень красивой иконе Божией Матери “Всех скорбящих Радость”, а в задней части храма — к большой иконе Иоанна Предтечи.

Матушка ночевала тогда на Рабанге в доме местного священника и спросила у него о значении этого сна. Он сказал ей, что они с отцом Сергием входят в новую половину своей жизни, на которую их благословляет девственник Иоанн Предтеча. Так оно и было.

А через восемь лет выявилось и другое значение этого сна. Дни ареста и расстрела отца Сергия приходились на праздники этих икон.

Отец Сергий получил к концу жизни дар прозорливости. Он знал, что его арестуют и он будет зарыт в безвестной могиле. Незадолго до ареста служил по себе сорокоуст.

Кстати, он все-таки заявил следователю, что одинок. Опасался за безопасность семьи.

Расстреляли отца Сергия в 1941 году. Евфросиния Николаевна скончалась в 1959-м.

Как-то Ирину Сергеевну спросили:

— Что ощущает человек, у которого отец и дед — святые?

Она ответила:

— Лучше быть рядовым членом церковной общины, чем недостойным потомком выдающихся церковных деятелей.

Но чувство недостоинства присуще именно потомку — человеку, понимающему подвиг предков.

— Я ведь ленилась, молилась мало, — говорит она с сожалением.

Больные ноги не позволяют Ирине Сергеевне часто бывать в церкви. Но в комнатке ее слышна служба. С помощью техники она присутствует на Литургиях, всенощных, молебнах. И вместе с прихожанами храма на Маросейке молится деду и отцу.

У Ирины Сергеевны нет своей семьи. Зато много друзей и родственников. Как старый научный работник, она все и всех склонна проверять. Это коснулось и меня. С юмором заметила, что не доверяет сведениям ОГГ — “одна гражданка говорила”...

— Вы похожи на деда, — сказала я ей.

— Я похожа на тетю Олю, — отмахнулась она. — И всегда этим огорчалась. Очень уж она была легкомысленная!

Наталия ГОЛДОВСКАЯ