НАШИ ПРОЕКТЫ:

"Каруна: путь сострадания и любви"

"Записки еретика": либеральный блог о религии и обществе

"Свободомыслие": либерально-религиозный блог

"Тайны мироздания": научно-популярный проект

"Микрокосм": духовно-образовательный проект

"Внутри": творческий сайт Александра Грайцера

"Наука и религия": антифундаменталистский проект

"Мудрость": священные книги религий, этническая музыка

"Тебе принадлежит свобода": книга и музыкальный альбом Александра Грайцера с комментариями Елены Преображенской

Рассылка Елены Преображенской и Александра Грайцера

ЧЕЛОВЕК И РЕЛИГИЯ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

Выпуск 54/2009-04-27

Дорогие друзья!

Мы продолжаем рассматривать историю прав человека. Предшествующие части этого повествования можно читать на сайте "Каруна": Обзор истории прав человека

Фашистский вызов демократии, принципиально отрицая равенство людей, продемонстрировал ужасающую возможность трактовать естественное право как «право сильного», а естественный закон как естественный отбор. Коммунистический вызов вновь и вновь ставил перед демократией старый вопрос о противоречии между равенством и свободой, той свободой, которая приводит к неравенству социальному, культурному, экономическому. Было ясно, что «реальный социализм» не в состоянии решить эту проблему: отняв у граждан всякую свободу, он лишь обеспечил подавляющему большинству равенство в бесправии и «социальную справедливость» всеобщей нищеты.  

Но все же — как устроить общественную жизнь так, чтобы слово «равенство» не осталось пустым звуком для большого количества граждан, чье имущественное, физическое, интеллектуальное, культурное положение приводит к ущемлению их прав, «среди коих основные — право на жизнь, свободу и стремление к счастью»? «Социальный вопрос» и для XX века оставался одним из важнейших.  

Для его современного разрешения потребовалось, с одной стороны, ясно понять, что под «равенством» демократия понимает равенство прав и только; с другой стороны, столь же четко признать, что реального равенства прав невозможно достичь, если не защищать слабых, бедных, несчастных, невезучих, больных, т.е. если общество не разовьет сферу социального обеспечения и социальной помощи настолько, чтобы у каждого его члена были некоторые минимальные возможности реализовать свое право на жизнь и стремление к счастью.  

Социальные достижения Запада стали результатом не только и даже не столько разумной политики властной элиты, сколько результатом длительной борьбы народных масс. Политические и гражданские права — в первую очередь, свобода слова, собраний, ассоциаций, всеобщее избирательное право — оказались в этой борьбе лучшим оружием, чем винтовки и пулеметы. Постепенно социальные завоевания трудящихся стали такой же неотъемлемой частью «западной» цивилизации, как общественная свобода и равенство прав.  

Неотъемлемой и существенной частью демократической системы на Западе стали профсоюзы. Первоначально принцип свободы ассоциаций в сфере трудовых отношений понимался, мягко говоря, своеобразно. Считалось, что ограниченный классовый эгоизм рабочих не способствует «общему благу» — а всякий эгоизм, идущий вопреки общему благу, подлежит государственному регулированию. Однако эта точка зрения постепенно уступала иным, более либеральным воззрениям.  

Еще в первой половине XIX в. попытки самоорганизации рабочих рассматривались едва ли не как государственная измена даже в самой свободной стране Европы — Великобритании. А к концу этого столетия тред-юнионы не просто добились своей легализации, но и превратились во влиятельную политическую силу. Французская революция, провозгласив уничтожение сословных привилегий, фактически закрепостила людей наемного труда, запретив специальным законом забастовки. Спустя сто лет забастовка превратилась в почти повсеместно признанное и законодательно регламентируемое право. Это право, в свою очередь, стало мощным (не везде и не всегда, впрочем, применяемым с должной сдержанностью) средством решения социальных вопросов, подобно тому, как свобода печати и всеобщее избирательное право оказались средством решения вопросов политических. 

Право на забастовку сыграло огромную и двоякую роль. Во многом благодаря ему общество добилось значительных успехов в обеспечении социальных гарантий (или, если угодно, социально-экономических прав), таких как право на пенсию, на компенсацию за увечье, на пособия при временной потере трудоспособности, на социальное страхование, на оплачиваемый отпуск и т.п. 

А кроме того, благодаря возможностям, связанным с правом на забастовку (равно как и со всеобщим избирательным правом), в большинстве стран развитой демократии был сохранен классовый мир и общественное согласие по основным вопросам. Америке и большей части Западной Европы удалось избежать разрушительных социальных взрывов, подобных тому, который смёл первые ростки демократии в России в 1917 г. 

В период между двумя мировыми войнами система социальных гарантий стала уже не только требованием малоимущих слоев населения. Она осознавалась как необходимость большей частью политической элиты и частично реализовывалась практически (один из ярких примеров — «новый курс» Ф.Рузвельта в США). Во многом именно благодаря прогрессу социальной политики народные массы воспринимали демократическое общество как свое, как res publica (общее дело). Это позволило Западу консолидировать силы в борьбе с фашизмом в 1939–1945 гг. 

Осознание этого факта в послевоенный период еще более укрепило социальную ориентацию либеральных демократий. Во многих странах встал вопрос о конституционном закреплении соответствующих общественных и, в первую очередь, государственных гарантий для граждан. Встал и вопрос о включении их в нормы международного права. 

Сегодня эти гарантии принято называть «социально-экономическими правами». Некоторые из них были зафиксированы уже во Всеобщей Декларации прав человека. в 1966 г. одновременно с Пактом о гражданских и политических правах ООН разработала еще один международный Пакт — о правах экономических, социальных и культурных. 

Одним из самых насущных — и самым далеким от разрешения — и по сей день остается вопрос о создании эффективных международных механизмов, обеспечивающих свободу и безопасность народов. Вторая мировая война с очевидностью показала: любое применение военной силы, как в международной, так и во внутренней политике, не только отрицает право человека на жизнь, но и неизбежно влечет за собой массовые и грубые нарушения других прав человека. 

После войны перед человечеством впервые встал вопрос о собственном выживании, а вместе с ним — грандиозная проблема: нащупать хотя бы первые подходы к осуществлению кантовской утопии о «вечном мире». Все яснее становилось, что для того, чтобы обеспечить международную безопасность, требуется пересмотреть тысячелетиями складывавшиеся представления о международном праве. 

Раньше единственными субъектами международного права выступали правительства, представлявшие интересы своих государств; дипломаты были заняты согласованием этих интересов. Международное право состояло в основном из договоров, двусторонних и многосторонних, фиксирующих результаты этой работы. Новая эпоха настоятельно потребовала выработки общих принципов, регулирующих права народов, т.е. кодификации в международном праве общечеловеческих представлений о справедливости, и создания институтов, поддерживающих и охраняющих эти принципы. Победа в антифашистской войне предопределила направление усилий: они, хотя бы в теории, должны были установить между народами отношения равенства и свободы. 

Но война показала и другое: политический режим, грубо попирающий принципы общественной свободы в «своей» стране, рано или поздно неизбежно становится источником опасности для всего человечества. И, стало быть, права человека не могут более оставаться исключительно «внутренним делом» правительств; их защита — дело всего мирового сообщества. 

То есть послевоенный мир встал перед очень нелегкой задачей: создать свод законов для человечества, зафиксировать в международном праве факт единства вида Homo Sapiens на основе принципов равенства и свободы каждого индивидуума — при сохранении понятий о государственном суверенитете, политической самостоятельности, национальном, культурном и религиозном своеобразии разных народов. Это означало бы, в частности, что каждый отдельный человек становится субъектом международного права и находится под его защитой — наряду с народами, государствами и правительствами. 

Дело осложняется тем, что еще в позапрошлом столетии в философский, а затем и в политический оборот наряду с концепцией индивидуальных прав было введено представление о так называемых коллективных правах. Некоторые из таких прав можно легко свести к совокупности индивидуальных свобод. Взять, например, свободу ассоциаций, свободу вероисповедания или свободу собраний, митингов и демонстраций. Это вроде бы права коллективные — но реализуются они через право каждого отдельного человека свободно вступить или не вступить в ту или иную ассоциацию, примкнуть к той или иной религии или не примыкать ни к какой, принять или не принять участие в митинге и т.п. 

Однако некоторые провозглашаемые коллективные права не так-то просто, если вообще возможно, свести к правам индивидуальным. Огромные сложности, в частности, возникают с «правом народов на самоопределение». 

Исторически это понятие выросло из «права народов», некогда провозглашенного американскими колонистами как право граждан на свободный выбор формы правления, вытекающее из общей концепции прав политически полноценного гражданина на участие в управлении государством. Иными словами, речь шла о суверенности народа (как совокупности граждан) по отношению к государственной власти. Существовали самые разные трактовки этого права — вплоть до радикального «права на восстание», включенного, например, в конституцию штата Вирджиния, а также в Конституцию Французской Республики 1793 года.  

Однако позднее, в ходе ирредентистских и сепаратистских восстаний и войн — событий, создавших Грецию, Бельгию, Италию, Германию, Румынию, Сербию, Болгарию, Ирландию, ряд латиноамериканских государств, — «право народов» постепенно переродилось в «принцип национальности», в соответствии с которым любой народ (понимаемый уже не как совокупность граждан, а как этническая группа) не только участвует в выборе правительства, но и имеет право создать (или восстановить) собственное национальное государство. 

В ходе Первой мировой войны президент США В.Вильсон провозгласил в своей знаменитой декларации 1916 г. «право народов на самоопределение»; позднее он конкретизировал этот тезис именно как право народа решать вопрос о самостоятельном существовании в качестве национального государства. Этот же лозунг выдвигали и другие политические деятели, среди них — В.Ленин. Как бы в осуществление этого права после Первой мировой войны на карте мира возникли Ирландия, Польша, Чехословакия, Венгрия, Литва, Латвия, Эстония, Финляндия и — на короткое время — ряд других государств, вскоре поглощенных Советской Россией. После Второй мировой войны право народов на самоопределение играло важную роль в процессе деколонизации. 

Впрочем, с точки зрения сторонников традиционной либеральной концепции данный процесс был оправдан не этим правом, а другими соображениями. Важнейшими из них были два. 

Во-первых, многие колониальные территории в свое время были завоеваны силой оружия; относительно же тех, что вошли в состав империй мирным путем, можно было, мягко говоря, сомневаться, что соответствующие шейхи, султаны и вожди племен, подписывавшие колониальные договоры, устраивали по этому вопросу демократические плебисциты среди своих подданных. 

Во-вторых, и это главное, жители большинства колоний не участвовали в формировании органов власти метрополий и, стало быть, были лишены основных политических прав — ситуация для развитого демократического общества невозможная. Пригласить же, например, пятисотмиллионную Индию участвовать в выборах английского парламента казалось очевидным абсурдом даже для самых убежденных сторонников Британской Империи. Оставалось одно — предоставить колониям независимость. Весьма спорно, принесла ли независимость больше личной свободы жителям многих бывших колоний; несомненно, однако, что деколонизация повысила планку свободы в самих бывших метрополиях. 

Однако процесс, как мы знаем, на этом не остановился. Сегодня десятки сепаратистских национальных движений во всех уголках Земли ведут борьбу — часто вооруженную или даже террористическую — за образование новых независимых национальных государств. Сепаратизм стал основным источником кровопролития и нестабильности в современном мире. 

Одна из очевидных проблем состоит в том, что «право народов» (в современной его интерпретации) никак не может быть сведено к индивидуальным правам и свободам граждан. Более того, никем не доказано, что в национальном государстве свобода и счастье его граждан обеспечиваются лучше, чем в многонациональной «империи». Таким образом, может случиться, что применение этого принципа поставит «волю масс» выше суверенитета и свободы личности. 

Человечество напряженно ищет выход из создавшегося тупика — и пока не находит. Предлагаются различные рецепты решения. Так, в современных международно-правовых документах акцентируется различие между понятиями нация как сообщество граждан и нация как этническая группа. Лишь в первом случае нация рассматривается как субъект международного права, к которому может относиться право на самоопределение. 

Другое ограничение касается самого понятия «самоопределение»: политическое самоопределение, постановку вопроса о создании собственного государства современное международное право считает возможным лишь в том случае, когда той или иной части населения отказывают в праве на участие в управлении государством. 

Впрочем, существует и более радикальная точка зрения, согласно которой решения и не может быть до тех пор, пока субъектом международного права остается «национальное государство» в его нынешнем виде. Лишь серьезное ограничение государственного суверенитета, добровольное подчинение его наднациональным органам правосудия и власти — особенно в том, что касается прав человека, — в состоянии превратить все еще разобщенное человечество в единое и тем самым не то, чтобы разрешить, а просто снять с повестки дня проблему сепаратизма. 

Это путь, на который вступают сегодня европейские страны, образуя различные региональные союзы вроде Совета Европы, Европейского Союза, Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе и т.п. Каждая из этих организаций предусматривает определенные ограничения национально-государственного суверенитета. Например, государства-члены Совета Европы признают юрисдикцию Европейского суда по правам человека — а это означает, что права человека перестают быть «внутренним делом» этих государств. 

Ясно, однако, что это только начало. Во-первых, подобные международные организации объединяют лишь небольшую часть человечества. И, во-вторых, международное право в целом по-прежнему остается совокупностью внутренне несовместимых принципов и норм.  

Под силу ли вообще современной эпохе создать новую, стройную и непротиворечивую систему международного законодательства и построить на ее основе новый мировой порядок, надежно защищающий свободу, безопасность и права человека на всей планете (или, хотя бы, на значительной ее части)? Возможно ли создать такую систему в принципе — учитывая разнообразие национальных, культурных, религиозных, политических, правовых традиций разных народов? Вопрос остается открытым. 

Будь эта задача решена, человечество сделало бы шаг вперед, сравнимый по значению с переходом отдельных народов от первобытного состояния, где, по-видимому, господствовало право сильного, к государственному бытию, регулируемому правовыми нормами. Тем самым, возможно, было бы снято противоречие между «коллективными» и «индивидуальными» правами. 

В настоящее время роль и авторитет ООН в мире заметно снизились; это, как считают многие — результат зависимости этой организации от правительств государств-участников (в особенности, от членов Совета Безопасности), отсутствия в ее распоряжении эффективных средств влияния на нарушителей Устава. На первый план выступают региональные соглашения и организации, более последовательные и радикальные, чем ООНовские; Европейская Конвенция по правам человека и Совет Европы — прекрасный тому пример. Но величайшей заслугой ООН перед историей остается универсальный, общечеловеческий характер провозглашенных ею принципов. 

Понимание необходимости развития общественной свободы соседствует с пониманием того, что свобода торжествует вовсе не неизбежно и уж во всяком случае не наступает автоматически. 

В течение 1960–80-х гг. в мире возникло великое множество самых разных общественных организаций, национальных и международных, которые ставят своей целью борьбу за права личности, защиту меньшинств, совершенствование законодательства, связанного с правами человека, и контроль за его соблюдением, отстаивание тех или иных конкретных прав. В демократических странах некоторые из этих организаций приобрели большой авторитет у населения и научились влиять на государственную политику. 

Конечно, если поверить в то, что человечество движется к свободе, то следует признать, что оно находится еще в самом начале пути. Ни одна из названных выше задач не решена полностью. 

В ряде стран все еще существуют тиранические режимы, жестоко подавляющие инакомыслие. Мировое сообщество все еще не нашло достаточно эффективных и совместимых с догмой о национальном суверенитете механизмов «вмешательства во внутренние дела» подобных режимов, и чаще всего пасует перед наглостью диктаторов. Но даже и в демократических странах до недавнего времени случались рецидивы преследования инакомыслящих, относящихся к «политическим меньшинствам» (например, маккартизм 1950-х гг. в США). 

Так и не найден разумный баланс между свободой передвижения и экономической невозможностью для развитых стран принять десятки миллионов иммигрантов из «третьего мира», где по-прежнему существует беспросветная и безнадежная нищета. Кое-где иммигранты остаются людьми второго сорта если не на весах закона, то в глазах значительной части местного населения. 

Никуда не делась, а может быть, за последние годы даже усилилась ксенофобия, выливающаяся в расовую, национальную, религиозную вражду. Во многих странах существуют меньшинства, страдающие от дискриминации; время от времени эта дискриминация перерастает в геноцид. 

Многочисленные войны, внешние и внутренние, крайне редко удается остановить международными усилиями, что и понятно: лишь немногие из международных организаций (например, Парламентская Ассамблея Совета Европы) построены на демократических принципах народного представительства. Большинство же представляет из себя механизмы для согласования интересов национальных правительств. А правительства, по своей природе, склонны к консервативному мышлению; и сейчас, на пороге третьего тысячелетия, они продолжают оперировать архаическими понятиями типа: «великие державы», «европейское (мировое) равновесие», «жизненное пространство», «баланс сил», «геополитические интересы» и тому подобными пережитками варварства. 

Тем временем на пороге — новые проблемы, которые, если их немедленно не решать, могут привести к глобальным кризисам ничуть не меньшего масштаба, чем в 1939–1945 гг. 

Это — всеобщий экологический кризис, который, как утверждают ученые, приведет нас к катастрофе столь же эффективно, хотя и не столь эффектно, как ядерная война. Это — кризис природных ресурсов планеты: в один прекрасный день сегодняшний технический прогресс, обеспечивающий развитым странам процветание, может закончиться экономическим крахом, всеобщим голодом и вымиранием. Это — разрыв между бедностью и богатством народов, в разной степени продвинувшихся по пути прогресса. Это — кризис культуры и образования в век новых информационных технологий: в условиях свободы СМИ торжество так называемой массовой культуры, исчезновение культурных традиций, грозят человечеству если не гибелью, то вырождением. Это — демографический кризис, опять-таки связанный с проблемой ограниченности природных ресурсов. Где-то в недалеком будущем перед нами, возможно, встанет и угроза биологического вырождения, парадоксальным образом вытекающая из успехов биологии и медицины. 

Новые вызовы времени осознаются лучшими умами во многих странах. Еще в начале 1960-х гг. так называемый «Римский клуб» объединил усилия ряда ученых и философов из западных стран, исследующих перспективы развития человечества и опасности, ожидающие нас на этом пути. Однако прямая связь, существующая между этими проблемами и общественной свободой, была констатирована вначале не на Западе, а в Советском Союзе. 

В 1968 г. академик А.Д.Сахаров в небольшой статье, озаглавленной «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» впервые, кажется, предположил, что решение глобальных проблем человечества возможно лишь в условиях открытого общества, обеспечивающего права и свободы каждого отдельного человека. Само понятие «открытого общества» не ново: его разрабатывал с 1940-х гг. ряд ученых-гуманитариев, прежде всего — Карл Поппер. Новым было то, что, по Сахарову, общественная свобода — не только самостоятельная ценность, но и единственное, по-видимому, средство выживания для Homo Sapiens в условиях технического и научного прогресса. 

Вероятно, не случайно эта статья была написана автором, живущим не в относительно свободном западном обществе, а в условиях острого дефицита свободы: Сахаров, как и другие советские интеллигенты, на собственном опыте знал, к каким социальным последствиям приводит систематическое ущемление государством прав личности. Статья, разумеется, не была опубликована в СССР, и появилась в печати только на Западе, где произвела сильное впечатление. Соотечественники же в течение двадцати следующих лет могли прочитать эту и другие аналогичные работы Сахарова лишь в самиздатском исполнении. 

По мере осознания — сначала общественным мнением, а уж потом, как водится, и политиками — актуальной связи между свободой и безопасностью, свободой и благополучием, свободой и выживанием возникает потребность дополнить общепризнанный перечень прав человека. «Новое поколение прав и свобод», еще недавно сводившееся лишь к социально-экономическим гарантиям, включает теперь в себя и такие нормы, как «право граждан на охрану окружающей среды» или «право на доступ к культурным ценностям». 

Как и в случае социально-экономических прав, вовсю идут споры о природе новых норм: в самом ли деле они являются «правами человека» в традиционном понимании этих слов? Во всяком случае, соответствующие положения международных договоров и конституций государств позволили разработать национальные законодательства, которые уже сейчас дают гражданам многих стран возможность отстаивать свои «экологические» или «культурные» интересы в суде. 

Строго говоря, сам Сахаров вовсе не предлагал подвергнуть ревизии и расширению «классический» набор прав человека. Он рассматривал эти права — в особенности свободу мысли и слова — как минимальное необходимое условие общественного развития. В своей практической деятельности он и его единомышленники, советские диссиденты, полагали это условие и достаточным. Они апеллировали именно к «традиционным», в первую очередь гражданским, правам: свободе слова, совести, ассоциаций. 

Советская история последних десятилетий, кажется, дает нам основания полагать, что они были правы.

Продолжение (история прав человека в России) следует...

До следующих виртуальных встреч!

Будьте успешны и счастливы!

Вы можете оставлять свои комментарии или вопросы на Форум

Вы можете размещать свои собственные статьи, книги, стихи, прозу, фотографии любой тематики в разделе нашего сайта Творчество наших посетителей

Вы можете написать нам по ссылке:

Ведущие рассылки Елена Преображенская и Александр Грайцер