«Четыре пути к прощению» - удивительная вещь. Правду сказать, я не для того завела эту рубрику, чтобы рассказывать о книгах, ничем не выделяющихся. Потому, конечно, удивляться будет чему.
Может быть, прежде всего, тому, что на седьмом десятке лет Урсула Ле Гуин нисколько не пригасила своё внутренне пламя. Кто знает, может быть, она и в самом деле из драконов? В четырёх повестях середины девяностых годов огонь пылает столь же ярко, как в волшебных историях семидесятых. Разве что озаряет совсем другие вещи и высвечивает иные понятия. Не роковые ожерелья и мгновенные корабли, и не суровую сказку, как в «Волшебнике Земноморья», и даже не утопию навыворот, как в
прекрасном романе «Обездоленные» (о нём, наверное, спою отдельную песнь).
Пламя «Четырёх путей» освещает саму жизнь. Это неровный огонь сырого торфа в камине одинокой старухи, в домике на болотах (ну да, да, это болота Йеове, но нам-то разница какая? Если они как две капли воды похожи на холодные равнины у Великих Озёр?). Это причудливый свет иллюминации над столицей мира чернокожих патриархов, воинов, рабовладельцев и аскетов – очень знакомый мир, только раскрашен наоборот. И ещё огонь, который в самом деле, как бы ни возражали, очищает. Очищает, убивая.
И это тоже. Огонь восстания, революции, смертное пламя победы.
Пожалуй, я немного отступлю от собственно книги. Хочу вернуться к необычному, на мой взгляд, долголетию автора. «Настоящесть» писателя для меня состоит не только в писательском профессионализме. Неподдельная, цельная личность – наподобие драгоценности с её весом, сиянием, огранкой, - вот что делает пишущего не просто компаньоном на пару часов досуга, но – товарищем в пути. И особая настоящесть Урсулы Ле Гуин в том, что как истинная драконесса, несказочное существо, родственное
огню и камню, она не превращается с годами в дряхлую поучающую старуху. Мало того, что она прекрасно умеет вышить узором этнографию и этологию своих навыворотных миров, это безусловно увлекательно и поучительно, но, как и сорок лет назад, пристально глядит в душу тем, о ком пишет. И из глубин их душ глядит на нас.
То взгляд поразительной силы – нестарящийся, жадный жить…даже не так, не жадный, тот, кто жаден, обкусывает торопливо, не разбирая вкуса и цвета жизни. Те, кого «королева Урсула» приводит к нам, всегда в силе жить. Всегда в состоянии почувствовать – и принять, а ведь это бывает непросто, - что жизнь не запретна для них, что она лежит и за порогом вины, и за пределом старости, что жизнь не выбирает цвет кожи, возраст, историю. Жизни неведомы расстояния, пропасти и концы. Какой бы
дорогой ты ни шёл, если ты живой – это путь к прощению и новой жизни. И наоборот, конечно: если ты в силах ступить на дорогу прощения – ты не умрёшь, будешь жить, пребудешь живым.
«Четыре пути к прощению» - не фэнтези и не фантастика, хотя события и происходят не на Земле. Это поразительные записки внутреннего этнографа – с пристальным, хотя и не на первом плане, вниманием к иной культуре. А ведь, по сути, не надо улетать за тридевять световых лет, чтобы эту самую инаковость найти. Те, кто рядом с нами – полноценные иные миры. И, безусловно, это записки социолога, общественного деятеля, если угодно – политическая история без скидок на «не наше».
А ещё говорят, это феминистский роман. Ну, и пусть говорят. Есть течения в пространстве человеческой мысли, которые в прощении и любви не нуждаются. А «Четыре пути» - к прощению. К свету и переплетённым пальцам: мужчина и женщина, Хайн и Уэррел ( не тот, не тот, что в «Планете Изгнания», нет…), песня и учебник, жизнь… и жизнь.