Литературное чтиво

Литературное чтиво Выпуск No 282 от 2005-10-10 Число подписчиков: 20    Александр БУШКОВ "ОХОТА НА ПИРАНЬЮ" Майору В. К. посвящается Часть 1    Бег среди деревьев    Глава 1. Пройдемте в гости... - Ах, как звенела медь В монастыре далече! Ах, как хотелось петь, Обняв тугие плечи! Звенели трензеля, И мчали кони споро От белых стен Кремля До белых скал Босфора...      Самые простые, незамысловатые, обыденные вещи непременно обретают экзотический, романтический, диковинный привкус необычайного если заниматься ими в местах, скажем так, несопоставимых. Будь Мазур космонавтом, он обязательно протащил бы контрабандой на станцию "Мир" балалайку. И это были бы минуты небывалого, неземного прикола: когда ты, оказавшись снаружи для подвертки каких- нибудь вакуумных гаечек, паришь возле станции на короткой привязи, внизу медленно, грузно проворачивается планета, вся в белых, твердых стружках облаков, а в руке у тебя бесполезная в безвоздушном пространстве балалайка, и ты постукиваешь по струнам затянутыми в космическую перчатку пальцами... - Но будущего нет, Идет игра без правил. Не в тот сыграл я цвет, На масть не ту поставил. Костей полны поля, И реет черный ворон От белых стен Кремля До белых скал Босфора...      Но, в общем, и без космоса жилось нестандартно. Диковинно жилось. Он лежал навзничь на нагретых полуденным солнышком досках, на палубе плота, брякал на гитаре, смотрел в голубое небо, расслабившись и отрешившись от всего сущего, а мимо проплывали, не особенно и торопясь, исполненные дикой прелести берега-сопки с плавными, как у музыкальных инструментов, очертаниями, поросшие темно-зеленой, кудреватой шубой тайги, великанские сосны и кедры, не знавшие человека желтые песчаные пляжи, уходившие под воду каменные россыпи. Это плот двигался, конечно - но если не смотреть на воду, можно преспокойно решить, будто все наоборот... - Ах, лучше было б мне В степях с Чекой спознаться, К родной земле щекой В последний раз прижаться. Метелки ковыля Среди степного хора От белых стен Кремля До белых скал Босфора...      Потом и тренькать стало лень - от окружающего дикого, первобытного величия - и он бездумно лежал, глядя вперед меж расставленными босыми ступнями, словно в прицел. Плот целеустремленно скользил вместе с широченной, могучей Шантарой, прямиком к Северному Ледовитому океану, до которого оставалось каких-то восемьсот километров, если считать сухопутными мерками. Плот носил имя собственное - "Ихтиандр". Он этого заслуживал, потому что построен был добротно, как серьезное инженерное сооружение - на двух дюжинах накачанных автопокрышек с впрыснутым внутрь для надежности герметиком покоилась основа из бревен, сбитых и скрепленных с величайшим тщанием, а уж по ним настлана дощатая палуба. На палубе - небольшая палатка, обитые прорезиненной тканью ящики для экипировки, в корме достаточно места для двух рулевых весел, и на высоком шесте гордо реет "Веселый Роджер", выполненный опять-таки прилежно, водоустойчивой краской. Мазур строил плот неделю, с пачкой чертежей и заранее проделанными расчетами, бдительно следя за нанятыми в помощь куруманскими мужиками, чтобы не запили и не напортачили, то напоминал о немаленькой плате, то понукал морскими матерками. Мужики, поначалу полагавшие его очередным городским, бесившимся с жиру "новоруссом", понемногу присмотрелись и поверили в легенду - в "капитана дальнего плаванья", вконец придавленного ностальгией и решившего, пока есть сила в руках и зоркость в глазах, проплыть по родным местам. После этого работа пошла бойчее. Получилось недурственно. Ни одна шляпка гвоздя не торчала, ни одна заноза за пять дней плаванья не впилась в пятки. Плоту, если подумать, вполне подходило гордое наименование "судно". У предков кораблики были не в пример хлипче. Даже жалко становится, как подумаешь, что "Ихтиандру" неминуемо предстоит оказаться брошенным. И потому дня два назад Мазур твердо решил, достигнув Игарки, не бросать плот у берега и не дарить на дрова, а отпустить дальше, в океан - ну, там уж как ему повезет: может через пару лет достичь и Норвегии, а может и прибиться к Шпицбергену...      - Капитан, вы там не дрыхнете ли? - долетел с кормы звонкий голосок Ольги.      - Капитан дрыхнуть не может, - откликнулся Мазур с достоинством. - Капитан всегда бдит...      Он перекатился на метр левее, лег на живот, упер локти в палубу, а подбородок - в стиснутые кулаки. Экипаж плота, состоявший из одного-единственного человека, вел себя безукоризненно - молодая жена старательно пошевеливала рулевым веслом (второе было поднято и закреплено), немного, конечно, сбившись с курса, уклонившись к правому берегу, но для речной морячки со стажем ровным счетом пять дней и это было неплохим достижением, достойным именного кортика. Что ни говори, а это чревато жениться на женщине двадцатью годами моложе тебя, - однако Мазур, чуточку суеверный, как и всякий морской человек, свято верил в два козыря: в теорию относительности и в наследственность. Согласно первой, среди молодых жен просто- таки обязана отыскаться верная и правильная спутница жизни разменявшего пятый десяток "морского дьявола". Согласно второй, все Мазуры мужского рода оставались орлами и на подступах к семидесяти. Взять хотя бы незабвенного дедушкиного брата - каперанг Владимир Казимирович Мазур, будучи пятидесяти шести лет от роду, увел юную красавицу-жену у кичливого остзейского барончика (прострелив вдобавок тому руку на дуэли), пользуясь знакомством с одним из великих князей, относительно легко помог своей Джульетте развестись и перейти в православие, обвенчавшись честь по чести, наплодил четырех детей, прежде чем уйти на дно с подорвавшимся на германской мине эсминцем "Свирепый"... Другие Мазуры отличались столь же темпераментной любовью к жизни во всем ее многообразии - правда, и воздух, которым они дышали, был почище, и еда здоровее, и радиации вокруг витало не в пример меньше... Но все равно, нужно надеяться. А если вернуться к теории вероятности - перед тем, как сдаться на милость Дворца бракосочетаний, Мазур жил с Ольгой два года и считал, что узнать успел.      И было в этом что-то невыразимо приятное - два года спустя желать свою, только твою женщину столь же бешено, до сладкого головокружения, как и в первый день. На душе царил столь блаженный покой, что Мазур даже испугался чуточку. Лишь воспоминание об операции "Меч-рыба" помогло ему не воспарить над плотом. Он все так же лежал, подпирая кулаками подбородок, бездумно глядя на Ольгу. Ольга стояла на коленях, старательно ворочая румпель (как же на судне без румпеля? Только румпель, и никак иначе...), вполоборота к нему, и от напряженных движений, в которые приходилось вкладывать всю силу, ее грудь столь соблазнительно круглилась под тесной тельняшкой, что Мазуру захотелось немедленно подогнать плот к берегу и поставить на якорь.      Героическим усилием воли он сдержался и отрывать экипаж от вахты не стал.      Однако Ольга, углядев, должно быть, краем глаза, что с ним творится, с любопытством спросила:      - А можно занести в вахтенный журнал - "За время моего дежурства неоднократно подвергалась обстрелу циничными взглядами с капитанского мостика"?      - Нельзя, - сказал Мазур, перекатившись поближе. - Вахтенный журнал имеет право вести лишь капитан, а он, милая, первый после Бога... Давай лучше проверим твои штурманские способности. Как думаешь, вон тот бережок подходит для стоянки? С целью кренгования ?      - Я ваших морских ругательств не понимаю, сэр... Но ввиду того, что сопровождающие их взгляды заставляют подумать, будто речь идет вовсе не о штурманских способностях, прошу не отвлекать рулевого. Иначе подвернется какой- нибудь риф... Что во мне, в конце концов, такого, вызывающего нездоровое вожделение?      - Коса, конечно, - сказал Мазур. - Мы, морской люд, поголовно фетишисты...      Ольга фыркнула и перекинула косу на другое плечо, подальше от его ладони.      Золотая коса и в самом деле была знатная - падала ниже пояса, струилась по бледно- желтой палубе из кедровых дощечек. Собственно, с косы все и началось - когда моряк при полном параде подошел на Невском к девушке в светлом плаще и спросил: "А коса, правда, настоящая?". Ольга потом, смеясь, рассказывала, что слышала эту банальность сто раз в жизни, но в глазах морского волка светилось столь детское изумление... Мазур слово "детское" решительно опротестовал. Ольга протест приняла, но призналась, что ее заинтриговала вторая фраза морячка, уже не банальная: "А как бы это смотрелось под водой..." Мазур пожалел, что не выдалось времени научить ее плавать с аквалангом. Под водой ее распущенные волосы и в самом деле смотрелись бы по-русалочьи - волна золотистого пламени, где-нибудь на просвеченном солнцем мелководье Эль-Бахлака, стройная фигурка, ритмично изгибаясь, скользит мимо коралловых рифов, стелется невесомо золотая волна... Благо в Эль-Бахлаке, говорят, нынче благолепие. Залив давно протралили, избавив от всех мин, на берегу понастроили отелей, пенят лазурь водные мотоциклы, мельтешат загорелые тела, и все давно забыли, что когда-то там столкнули в кровавой грызне своих пешек две сверхдержавы, что в паре миль на норд-ост от залива, где глубина, лежат на дне две крохотных подлодки и белеют черепа боевых пловцов, "морских львов" и "морских дьяволов", а военного порта, из-за которого резали друг другу глотки подводные профессионалы, давно уже нет. И полковнику Касему разрядил в спину пистолет собственный адъютант, генерал Барадж держит роскошный отель в Ла-Валетте, а генерал Асади обитает на крохотной дачке под Москвой, где все соседи считают его отошедшим от дел азербайджанским торговцем фруктами. Итог как итог, не хуже и не лучше многих других...      - Знаю я твой фетиш, - сказала Ольга. - Адмиральские погончики, а?      - Ну, это, конечно, не фетиш, однако было бы неплохо, - сказал Мазур, лениво теребя распушенный кончик косы. - Самое, знаешь ли, пикантное и неопределенное-это болтаться меж тремя-звездами-двумя-просветами и первой звездой на погоне без просветов... Неописуемое ощущение.      - А тебе могут дать?      - А кто их знает-сказал Мазур. - Я ж говорю-неопределенность полнейшая.      Могут и дать, подумал он. Если успешно пройдет "Меч-рыба". Были смутные намеки. Очень уж кому-то нужна эта подводная кастрюля...      - Заманчиво, - сказала Ольга. - И я, выходит, буду - юная адмиральша?      - Шевели румпелем, адмиральша, - сказал Мазур. - Даже если будешь - это, увы, не старые времена. Вот чего я не могу простить Ельцину, так это полумер - коли уж вернули андреевский флаг, можно было и дальше пойти, вернуть адмиральских орлов на погоны. Совсем другое дело - черный орел...      - Это и называется - мужские игрушки?      - Ага. Так жить веселее, - сказал Мазур серьезно. - А то ведь осенью будет двадцать пять лет, как украшаю своей персоной флот. Жуткая цифра, если подумать. Тебя еще и в проекте не было, адмиральша.      - Ага, тебе хорошо, - сказала молодая жена с непознаваемой женской логикой. - Тебе-то уже есть сорок с хвостиком, и выглядишь прекрасно. А тут сиди и гадай, какая ты будешь в сорок... Страшно же.      - Не кокетничай.      - Руки, сэр! Иначе придется сунуть письмо в бутылку и пустить по реке:      "Пристают, добродетель под угрозой, прошу помощи. Борт "Ихтиандра" и так далее..." Слушай, Мазур, а в этом плавании есть высший философский смысл?      Отчего-то же ты не стал сплавляться по какой-нибудь Мане, где перекаты и пороги... Ты меня прости, но вот так вот плыть - выходит даже безопаснее, чем у Гека Финна с негром Джимом. Им хоть авантюристы попадались, пароход ночью мог протаранить... А мы плывем себе, заранее зная, что не будет ни порогов, ни пиратов... А ночью у берега болтаемся. Так есть тут философия или как?      - А пожалуй, - сказал Мазур, подумав. - Ты понимаешь, я перед отпуском вдруг поймал себя на простой, как колун, мысли - сообразил, что все эти годы плыл куда-то. Куда пошлют. К конкретной цели. И захотелось старому дураку проплыть просто так. Чтобы не было ни спешки, ни цели.      - То-то я и смотрю, ты балдеешь от самого процесса... А вообще, в этом что-то есть. Подвести философскую базу?      - Не надо, - сказал Мазур. - И так хорошо. Я и без того знаю, что ты интеллектуалка. Как тебе тайга?      - Ну я же старая туристка...      - Европейской части Союза ССР, как это звалось в старые времена. Тут тебе не Селигер с Онегой...      - Вообще-то, верно. - Она оглянулась на величественный берег. - Только, извини, я как-то до сих пор не могу проникнуться... Лес и лес. Разве что гораздо больше сосен и разных прочих кедров. Правда, очень уж его много... А если пешком - опасно?      - Не особенно, - подумав, сказал Мазур. - Я, правда, сам давненько уж не ходил на приличные концы, но в детстве всю тайгу возле деревни облазил.      Тайга в августе - штука нестрашная и где-то даже уютная. Грибов масса, ягоды, сама видела, орех подошел. Зверь сытый, не дергается. Главное-не заблудиться. И были бы ноги здоровые. Вот если заблудишься или ногу сломаешь-молись за упокой. Дивизия не найдет.      - А снежный человек тут есть?      - Был когда-то, - серьезно сказал Мазур. - До войны частенько попадался, а потом, видимо, помаленьку стал вымирать. В пятидесятые еще встречали под Кежмой...      - И молчали?! - возмутилась Ольга. (Она на этом пункте имела легонький бзик и даже переписывалась с самой Быковой).      - А что, в сельсовет заявлять? - хмыкнул Мазур. - Жил себе и жил, чего ему мешать?      Он обернулся, заслышав вверху тихий мерный стрекот. Высоко над тайгой шел вертолет, похоже, военный-зелено-пятнистый. Он проплыл в чистом голубом небе почти параллельным курсом и исчез далеко впереди.      Мазур, признаться, вертолеты недолюбливал. Очень уж пакостный враг боевого пловца-вертолет. В особенности если на нем стоит кое-какая аппаратура. Деваться от него некуда, а он может тебя глушить обстоятельно и со вкусом. Перебедовал такое лишь однажды, но хватит на всю жизнь...      - Вот тебе и глушь, - сказала Ольга, глядя туда, где скрылась за лесом вертушка. - База какая-нибудь?      - А может, - сказал Мазур. - Военных где только нет... Чует мое сердце, их старик и имел в виду. Эвены ж до сих пор живут как в каменном веке, им любая техника-нож вострый...      ...Вчерашняя встреча была словно позаимствована из классического романа ужасов. Часов в одиннадцать утра Мазур причалил к берегу, привлеченный выстрелами, - у самой воды стоял человек с лошадью и старательно палил в воздух, явно подавая сигнал. Чуть погодя оказалось, что это не лошадь, а учаг - рогатый стоял равнодушно, даже не вздрагивая после выстрела, хотя старенькое ружьецо бухало почти у самого его уха.      Повод оказался самый прозаический, даже классический - старый эвен Хукочар отправился порасспросить проплывающих, не найдется ли огненной воды на продажу. В последние годы из-за шизофренических художеств перестройки судоходство на Шантаре сократилось раз в двадцать, и со спиртом стало туговато-это в прежние времена достаточно было помахать с берега осетром или соболиной шкуркой...      У Хукочара оказались как раз соболиные шкурки - но в заначке у Мазура была одна- единственная бутылка виски, свято сберегавшаяся для Игарки, и ярмарки не получилось, хотя Оля и взирала на нежный мех с извечной женской печалью. Таежный узкоглазый человек принял неудачу с азиатским фатализмом, как требовал этикет, поговорил о всяких пустяках, а в заключение сказал Мазуру:      - Ты бы дальше не плыл... Плохое место.      - А что там плохого, однако? - спросил Мазур благодушно. Он чуточку дурачился- только городские россияне полагают, будто сибиряки, особенно узкоглазые, вставляют это "однако" через слово...      Старик, собрав задубелые морщины в загадочную маску, смотрел на него взором каменной бабы, совершенно непонятным случайному белому человеку.      Пососал обгрызанный мундштучок трубки и сказал с таким видом, словно объяснил одной фразой все тайны земли и неба:      - Говорю тебе - там плохие места...      И в подробности вдаваться не пожелал, кратко попрощался, вскочил на рогатого и потрусил в тайгу, ни разу не оглянувшись. Экипаж "Ихтиандра", посовещавшись, пришел к выводу, что все это весьма романтично, но абсолютно беспочвенно. Выводы, естественно, делал главным образом Мазур - хотя он и наезжал в эти места раз в несколько лет, как-никак родился в Шантарской губернии и таежных кочевников немного знал. Насколько их можно было знать.      Логика аборигенов странствовала специфическими зигзагами, ничуть не изменившись с каменного века - в определенном смысле, кое для кого тут и не кончался каменный век-а потому под "плохими местами" могло подразумеваться все, что угодно: от просочившейся в Шантару радиации до места, где в сорок четвертом упал в тайге перегонявшийся с Аляски бомбардировщик. Было, правда, в тайге легендарное "гиблое место", где якобы погибает все живое, от медведей до птиц - но устная традиция помещала его меж Ангарой и Катангой, притоком Подкаменной Тунгуски, то есть километрах в пятистах восточнее их маршрута.      Правда, это послужило хорошим поводом на ночь глядя поболтать о загадочном, таинственном и жутком. Мазур особенно не старался, но все же Ольга, когда настала пора навестить перед отходом ко сну близлежащие кусты, не без смущения потребовала, чтобы меж этими прибрежными кустами и близкой тайгой разместился законный муж с карабином наперевес. Мазур, похмыкав, разместился - а кстати, неся стражу, вспомнил: вроде бы где-то писали, будто австралийский фильм "Пикник под нависшей скалой" основан на реальных событиях.      Однако Австралия лежала очень уж далеко, а в любую здешнюю чертовщину он не верил. Домового ему, правда, в детстве раз случилось видеть, но домовойне чертовщина, а такая же обыденность, как вымерший "таежный хозяин", именовавшийся в городах снежным человеком. Конечно, где-то в необозримой здешней тайге до сих пор покоится Золотая Баба и лежат всякие клады, от домонгольских до колчаковских - но и это опять-таки ничего общего с чертовщиной не имеет...      Поутру он все же повозился для очистки совести со счетчиком радиации, прихваченным на всякий случай-кое-где по берегам Шантары и впрямь зашкаливало, так что к пойманной рыбе следовало относиться бдительно и не торопиться лопать. Однако ни в воде, ни в воздухе опасного превышения не наблюдалось - а то превышение, что имелось, было страшно цивилизованному европейцу, но никак не здешнему уроженцу. Так уж сложилось, что и Шантарск, и еще с дюжину городков и деревень стоит на урановой руде, крайне бедной, правда. Иные патриоты уверяют, что благодаря этому Шантарская губерния как раз и поставила в столицы изрядное число талантов-от художника Сурикова до генсека Сталина, получившего-де в здешней ссылке могучую подпитку космической энергетикой. В точности неизвестно, как там обстояло на самом деле, однако подмечено: именно здешняя ссылка вывела многих в люди. Ленин устроил революцию, Сталин стал Сталиным, Пилсудский возродил независимую Польшу, а писатель Штильмарк написал роман "Наследник из Калькутты"... Логично было бы предположить, что и капитану первого ранга Мазуру- коли уж такая тенденция, однако - удастся провести предстоящую операцию самым успешным образом. А наедине с собой можно признаться, что адмиральская звезда ничуть не хуже адмиральского орла...      - Ну вот и чертовщина, - без всякого страха сказала Ольга.      Мазур приподнялся на локте, изогнулся, выглядывая из-за палатки:      - Ну, это не чертовщина, а военщина... Справа в реку далеко выдавалась желтая песчаная коса - и на ней, всего метрах в десяти от воды, стоял вертолет. Вполне возможно, тот самый, что пролетел недавно - пузатый, зелено-пятнистый, легкий камовский транспортник. Рядом с ним маячили несколько фигурок в защитном.      Мазур присмотрелся. На аварию совсем не походило, вертушка стояла на трех точках, ничуть не покосившись. Берег, должно быть, твердый-идеальная посадочная площадка. До вертолета оставалось метров двести, но две фигурки в хаки уже кинулись к реке, замочив сапоги по щиколотку, ожесточенно махали руками, недвусмысленно призывая причаливать. На плече у обоих висели автоматы. Третий, державшийся на сухом месте, тоже был с автоматом.      - Какие приказы, капитан? - спросила Ольга.      - Правь к берегу, - сказал Мазур. - Черт их знает, какие тут игры, но мы-то люди законопослушные...      Она налегла на румпель, плот шел теперь к косе. Вскоре Ольга оглянулась на него:      - А как держаться?      - Как я тебя учил, - сказал Мазур. - Если что, говори чистую правду. Всю, кроме одного-единственного пункта. Я - пехотный майор в отставке. А если я решу, что говорить надо всю правду, то сам ее и скажу...      - Может, мы нарушили что-нибудь?      - А что тут можно нарушить? - пожал плечами Мазур, помогая ей управиться с румпелем-Ни запреток, ни надписей я не видел что-то...      Плот мягко ткнулся в дно, прочно сев на мель. Мазур встал, отряхивая ладони, вразвалочку прошел на нос, остановился. На тренировочных штанах не было карманов, иначе он с превеликим удовольствием сунул бы руки в карманы.      Но позу он и без того принял самую небрежную, чисто подсознательно-как и положено флотскому при встрече с сухопутными. Особенно если сухопутный помладше чином: на полевых, без просветов, погонах офицера (остальные двое оказались рядовыми) тускло зеленели четыре звездочки.      С минуту стояло молчание. Здоровенные сытые солдатики откровенно таращились на Ольгу, а ихний главный разглядывал Мазура со скучающим видом, испокон веков отличавшим бывалого служаку, привыкшего скрупулезно, но без всякого энтузиазма исполнять разнообразнейшие приказы. На воротнике у него и у обоих солдат - Мазур сразу разглядел эмблемы частей противохимической защиты. И отнюдь не обрадовался такому открытию: сплошь и рядом эти эмблемки всплывают там, где имеют место всякие военные тайны и прочие хитрые секреты... А любой, кто прослужил достаточно, инстинктивно начинает сторониться мест, связанных с военными тайнами. Особенно когда своих хватает, когда подписок о неразглашении на тебе висит, как блох на барбоске...      - Керосином разодолжить не могу, ребята, - прервал наконец затянувшуюся паузу Мазур. - Без мотора иду...      - Откуда? - с неприкрытой, брезгливой скукой спросил капитан. Их разделяло метров десять воды и плотного песка.      - Из Курумана.      - И куда?      - До Игарки.      Капитан чуть приподнял брови:      - А зачем?      - Да просто так, - сказал Мазур совершенно непринужденно.      Он, согласно документам, был человеком штатским. А потому мог себе позволить самое вольное обращение с военными.      Капитан, отбросив подальше за спину короткий автомат, прошагал по воде, запрыгнул на плот и прошелся вдоль борта, озираясь все так же скучающе, словно с утра до вечера только и делал, что осматривал самые нестандартные суда. Мазур мгновенно опознал автоматы, какими были вооружены все трое"Кипарис" с удлиненным магазином на тридцать патронов. Значит, специальное подразделение. Спецподразделение химвойск сей термин допускает самые разные толкования, и все они, как правило, серьезнее некуда. Вряд ли станут останавливать любопытства ради - или оттого, что у них кончилось курево.      Черт, но в штабе ни о каких засекреченных точках и разговора не было! Это еще не значит, правда, что не было самих точек...      - Это - что? - капитан ткнул пальцем в сторону укрепленного на носу плота черного ящичка. Ящичек светился зеленым экраном, помигивал лампочками и выглядел довольно внушительно.      - Это сонар, - сказал Мазур. - Японский. - И, увидев на лицах ожидавшееся недоумение, пояснил без всякой спешки:      - Измеряет глубину. Даже рыбу показывает.      - А больше он ничего не измеряет? - подозрительно насупился "химик".      - Да ладно тебе, капитан, - миролюбиво сказал Мазур. - Самая безобидная штучка, за бугром его каждый порядочный рыбак покупает...      - А вы что, из-за бугра?      - Да нет, местные, - сказал Мазур. - Слушай, в чем дело?      - Слушайте, - без выражения поправил капитан.      А ты с гонором, подумал Мазур. И пожал плечами:      - Послушайте, капитан, а в чем, собственно, дело?      - Документы покажите, гражданин, - чуть сварливо бросил капитан-Плаваете тут с... безобидными штучками, а потом еще вопросы задаете...      "Мать твою за ногу, да что у вас тут спрятано?!" - мысленно воззвал Мазур, извлекая из ящика упрятанные в непромокаемый футляр документы. Вообще-то понять их можно, возле шибко секретного городка Шантарск-37 не так давно сцапали янкеса, нахально производившего геодезическую съемку с помощью весьма компактных и суперсовременных приборчиков...      За свои бумаги он ничуть не беспокоился - липа была государственной работы, собственно, и не липа даже, просто и паспорт, и разрешение на карабин выписаны на другую фамилию (при полученном от родителей имени-отчестве). А у Ольги и вовсе настоящие, на девичью фамилию, не захотела в свое время менять отцовскую, некогда в России славную...      Капитан прилежно пролистал паспорта, вытащил за приклад из палатки карабин, сверил номер. При этом он пару раз поворачивался спиной к Мазуру, но, как подметил краешком глаза Мазур, стоявший ближе напарника солдатик примостил свой "Кипарис" под мышкой так, что мог в секунду резануть очередью. Оба мало походили на "срочников" - крепкие лбы годочков под двадцать пять, явные контрактники. Ольга сказала невинно:      - Милый, предупреждал же нас мистер Смит, что русская контрразведка работает безукоризненно...      - А? - капитан уставился на нее, набычился. - Вы это, гражданочка... с мужем хаханьки. У нас служба. В армии служили?      - Было дело, - сказал Мазур. - До майора дошел, а потом вот сократили, когда всех вероятных противников в невероятные друзья записали.      Капитан немного подобрел, но не особенно:      - Тогда сами должны понимать, служба есть служба...      - Да я все понимаю, - сказал Мазур. - Не пойму только, что мы такого сделали.      Небо было безоблачное, от вертолета тянуло разогретым маслом и гарью.      Ситуация складывалась самая идиотская, но Мазур не спешил раздражаться он сам за четверть века проникся мудрой армейской философией, гласившей, что никогда не стоит суетиться без нужды.      Капитан запихал все документы обратно в пластиковый футляр, а футляр по- хозяйски упрятал в набедренный карман.      - Эй! - негромко вякнул Мазур.      - Придется пройти, - сказал капитан, ничуть не повысив голоса. - То бишь подлететь немножко.      - Куда это?      - Куда надо, - сказал капитан с тем веским и непреклонным видом, какой обычно принимают военные люди, когда им и самим в точности непонятно, что стоит за отданным приказом.      - В особый отдел, что ли?      - Там объяснят, - отрезал капитан.      Ох, я тебе потом объясню, подумал Мазур. Когда свяжутся ваши особисты с нашими, и наши внесут полную ясность. Если подумать, капитан ни в чем не виноват, выполняет приказ - но до чего ж не хочется терять время на дурацкие разборки... В особенности если ты привык, что надежно защищен чином и положением, и за последние десять идиотских лет статус твой почти не изменился...      - Ладно, - сказал Мазур. - А назад как прикажете?      - Там будет видно. Если не задержитесь, назад отвезем... - он повернулся к Ольге. - А вы тоже, гражданочка, пройдете, так что не рассаживайтесь...      - Обуться-то хоть можно? - фыркнула она.      - Сделайте одолжение.      - Плот нужно закрепить, - сказал Мазур. - Чтобы не унесло.      - Давайте в темпе.      Мазур быстренько выкинул на берег три конца-нейлоновые тросы с полуметровыми заостренными металлическими штырями-надежно вколотил штыри обухом топорика. Окинул критическим взором. Надежно. Приливов и отливов здесь не бывает, так что не унесет...      Отвернувшись от капитана, он ободряюще подмигнул Ольге, первым спрыгнул на берег и бодро направился к вертолету. Солдаты оживились. Один бросил:      - Руки за спину. Вы тоже.      - Орлы, - сказал Мазур, выполняя приказ. - А еще говорят, что нынешняя армия распустилась хуже некуда...      На запястьях у него сомкнулось холодное железо. Щелкнули наручники. Сзади удивленно пискнула Ольга - ее тоже заковали.      - Ну, ребятки, что-то вы тут нервные, - сказал Мазур, шагая к вертолету и усиленно пытаясь не рассердиться. - С чего бы это, когда кругом столь умиротворяющая природа?      Его молча подтолкнули к вертолету, и Мазур, пригнув голову, шагнул внутрь. Без приглашения уселся на железную решетчатую скамейку и тут же еще двое, сидевшие прежде в кабине, набросили ему на голову глухой черный мешок.      Вышло так ловко и моментально, что он опомниться не успел. Рядом ойкнула Ольга.      - Спокойно, - сказал Мазур, коснувшись ее бедром. - Чует мое сердце, ребятам шпиона поймать охота, отпуск, должно быть, обещали...      - Душно же...      - Потерпите, - раздался голос капитана. - Лететь-то всего ничего. Вот муж у вас человек грамотный, все понимает...      Кто-то из солдат заржал, но одернут не был. Мазур сердито сопел в жарком капюшоне - пожалуй, когда все кончится, пару матерков капитан от него все же огребет... Чтобы не путал служебное рвение с дурацким усердием.      Над головой возник, крепчая, свистящий вой вперемешку с металлическим клекотом. Мазур точно уловил миг, когда машина оторвалась от земли. Шума и грохота было гораздо меньше, чем на вертолетах, с которых он учился прыгать два десятка лет назад-все же далеко вперед шагнула техника... Нет, интересно, что за точка? И откуда такое усердие не по разуму? Впрочем, мы в юные годы были не лучше, и пойманные нами "шпионы" на годы прописывались во флотском фольклоре, вспомнить хотя бы Кирюшу Шмырева и его незабвенную оплошку...      Судя по шуму мотора, вертолет шел по прямой в горизонтальном полете.      Определить направление не было никакой возможности - клятый капюшон напялили на совесть. Нет, рано лить слезки по упадку боевой подготовки: если отвлечься от личных хлопот, придется признать, что ребятки работают четко...      Рядом дернулась, сердито вскрикнула Ольга.      - Что? - напрягая голос, спросил Мазур.      - Лапает кто-то, вот что! Внаглую в штаны лезет! Судя по тону, она не шутила.      - Эй, орлы! - воззвал Мазур в окружающий мрак. И получил кулаком под горло так, что дыхание на миг вовсе пресеклось. Тут же рядом прозвучал чей-то до чрезвычайности наглый голос:      - Сиди смирно, блядь такая, а то сейчас за косу в дверь вывешу...      - Капитан! - рявкнул Мазур, отдышавшись.      - Да ладно, ребята, - послышался рядом голос капитана. - Делать нечего?      Рядом, задевая Мазура всем телом, билась Ольга. Судя по звукам, ей зажали рот.      - Толя! - послышался тот же наглый голос. - Может, расстелим крошку, пока тащимся?      - Капитан, мать твою! - сказал Мазур, задыхаясь от гнева. - Я тебе сейчас устрою бой на ограниченном пространстве! У меня еще ноги есть...      - Ну, кончили, - распорядился капитан погромче. - Что вы, как дети малые...      Мазур приготовился влепить ногой на звук первому же неосмотрительно подставившемуся-но возня рядом прекратилась. Ольга придушенно выругалась словами, каких юной даме с престижным питерским образованием вроде бы не полагалось и знать. Звенящим, обиженным тоном протянула:      - Солдафоны хреновы...      И Мазуру впервые пришло в голову, что в происходящем есть нехорошая странность.    Глава 2. Вперед, в прошлое      Мазур без малого четверть века, как расстался с последними крохами романтического взгляда на скопище вооруженных людей, именуемое вооруженными силами. Армию он видел не просто изнутри, а глазами засекреченного офицера подводного спецназа, имевшего доступ к кое-каким насквозь неприглядным сводкам. Он прекрасно знал, что подозрительные штатские субъекты, сцапанные охраной секретного объекта, сплошь и рядом рассчитывать не могут не то что на кофе с пирожными, но и на минимум вежливого обращения. По крайней мере, пока не будет внесена ясность.      И все равно, происходящее смахивало не на хамский произвол недалеких службистов, а именно на нехорошую странность. По любым критериям. Ольга прижалась к нему всем телом, и сквозь неумолчный свистящий клекот над головой, сквозь плотный жаркий капюшон он все же слышал лениво-циничную болтовню бравых ребятушек, в голос комментировавших Ольгины стати и то и дело подначивавших командира на предмет позволения испробовать пленницу.      Кавказскую пленницу, как они выразились, чуть не задохнувшись со смеху.      Командир их вяло одергивал - вот именно, что вяло.      Можно сделать все и всяческие поправки. На то, что служба в этой глуши, на охране суперсекретного объекта развращает и дает возможность всплыть на поверхность самому дешевому, что таилось в душе. На то, что вояки пошатались по "горячим точкам", где давно распрощались и с видимостью гуманизма. На то, что начальник из капитана хреновый, и расшалившиеся орлы его не видят в упор. На то, наконец, что свистопляска последних десяти лет сама по себе покалечила военные души до полного уродства.      И все равно, кусочки мозаики никак не желали складываться. Сплошные противоречия и логические нестыковки. Именно потому, что Мазур всю сознательную жизнь провел при погонах и в рядах.      Во-первых, они с Ольгой не вторгались в пределы какого бы то ни было запретного объекта, даже не видели издали ничего, напоминающего забор с развешанными повсюду грозными предупреждениями. Вертолет чешет над тайгой уже добрых четверть часа без намека на снижение - что же это за объект такой, к которому нельзя приближаться даже на десятки километров?      Во-вторых, в капитане словно бы уживались два совершенно разных человека.      На берегу он производил впечатление твердого служаки, способного заставить себя уважать любого дерганого разгильдяя. Здесь же, в вертолете, он смаху обернулся этаким благодушным и терпимым корешем, не отдававшим приказы, а чуть ли не упрашивавшим. Это не менее странно.      И наконец - до Мазура только сейчас дошло со всей пронзительной ясностью - никто даже не попытался осмотреть поближе их вещи. Коли уж сонар вызвал подозрение, логично было предположить, что его прихватят с собой, чтобы продемонстрировать изнывающему в тайге от безделья особисту. Но плот преспокойно бросили, не обыскав толком.      Ну, и все происходившее в вертолете - на десерт. Не будем лукавить и представлять армию лучше, чем она есть. Двое подозрительных типов вполне могли испытать на своей шкуре и хамское обращение вплоть до затрещин для мужика и лапанья для женщины. Где-нибудь на окраине государства, где братья-славяне осатанели и остервенели, усмиряя буйное чужое население. Но не здесь, в мирной Сибири, где нет и намека на чрезвычайное положение, а народ и армия по старинке едины. Здесь такое обращение с проплывающими туристами поневоле выглядит нехорошей странностью. Положим - если снова вернуться к окрестностям объекта - и мирные туристы, угоразди их напороться на пьяный или обкуренный караул, рискуют набрать полное лукошко неприятностей. Но эта троица не выглядела ни пьяной, ни обкуренной. Она словно бы охотилась, такое впечатление. Группа захвата. Не особенно утруждавшая себя мотивировками и соблюдением этикета.      Вообще-то, всякое бывало. От часового, спьяну резанувшего очередью проходившего совершенно в стороне от "грибка" пастуха до угодившего в приказ по военному округу майора, спьяну вздумавшего потренировать своих орлов на реальном объекте и бросившего взвод парашютистов захватить правление колхоза (куда некстати прибыл инкассатор с милицейской охраной, началась пальба и получились два трупа). Когда Мазур был еще курсантом, рядом с их частью располагалась тренировочная школа КГБ - и наглые чекисты взяли моду подползать ночью к часовым и снимать их по всем правилам. Бросили они эту забаву лишь после того, как часовой-первогодок вопреки уставу повесил на плечо автомат с примкнутым штыком - и очередной феликсовец в прыжке напоролся грудью на острие, да так удачно, что тут же отдал богу душу...      Словом, в армии возможно всякое. И тем не менее в душе у Мазура начало зарождаться глухое беспокойство. Он не смог бы сформулировать свои тревогине нравилось происходящее, и все тут...      Хорошо еще к Ольге больше не лезли с руками. А там им и надоело нести жеребятину, притихли. Вертолет все так же несся по прямой... а может, и не несся? Может, он висел над берегом? И решивший вдосыт покуражиться капитан собрался после "полета в неизвестность" высадить их в том же месте, где сцапал? Скука толкает на самые идиотские шутки, Мазур сам бы мог припомнить парочку схожих...      Нет, что-то затянулась шутка. Он прекрасно умел определять время и мог с уверенностью сказать, что прошло не менее получаса. Столь затянутый розыгрыш - уже не розыгрыш. Правда, в царствование Анны Иоанновны какого-то проштрафившегося вельможу упрятали в кибитку без окон и две недели возили вокруг его собственного дома, уверяя, что мчат в Сибирь, - но в конце двадцатого века столь затянутые розыгрыши вышли из моды...      Он ощупью нашел руку Ольги и ободряюще пожал тонкие пальцы. Насколько мог судить, пальцы не дрожали - уже хорошо. Мозг работал на полных оборотах, перебирая варианты и версии. И в какой-то миг Мазуру пришла в голову оскорбительная для него, но вполне вероятная гипотеза...      Проверка.      Очередная проверка. Есть категории вояк, которые избавляются от проверок только вместе с погонами - и Мазур, на свое везение, к ним как раз и принадлежал...      Операция "Меч-рыба", которой предстоит невидимо и неслышно для всего мира грянуть через полтора месяца, взята на контроль в самых высоких кабинетах.      Как учит жизненный опыт, в таких случаях дело не ограничивается круглосуточным подслушиванием твоих разговоров, где бы ты ни находился...      Некое морское ведомство некоей страны - боже упаси, никто и не заикается об отмененном перестройкой термине "вероятный противник!" - привлекло свои лучшие мозги к созданию некоего аппарата, способного самостоятельно передвигаться под водой. Не столь уж важно, что это за аппарат. Гораздо важнее, что он являет собою революционный прорыв вперед в данной области, а в родном Отечестве, признаемся с грустью, пока что нет и намека на аналог но адмиралы и их консультанты в штатском в один голос твердят, что аналог окажется нашему флоту как нельзя более кстати...      Дальше - совсем просто. Догадается любой школьник, если он заядлый читатель детективов. Для чего в таком случае существует разведка, господа?      Предположим, угнать аппарат не удастся, тут вам не фильм о Джеймсе Бонде.      Совершенно нереально - те, кто этот аппарат испытывает, изначально питают недоверие ко всему остальному человечеству и заранее приняли все мыслимые меры против угона. Можно допустить, что он, будучи угнан, быстренько взорвется-если, скажем, не нажимать каждые четверть часа какую-нибудь незаметную кнопочку без всякой маркировки.      Однако, если очень постараться, можно установить на трассе испытаний кое-какие датчики. Информация о ходе испытаний - сама по себе невероятная ценность. Конечно, все это будет происходить в нейтральных водах - но это лишь усложняет задачу "морских дьяволов", которыми предстоит командовать Мазуру. Потому что ни одно посольство в мире не заявит протест, если группа лопухнется, и на глубину уйдут несколько свежих трупов, чью национальную и государственную принадлежность не сможет определить по снаряжению ни одна разведка. Как никто не заявил протест, когда ребята Мазура, в ту пору еще капитан-лейтенанта, потопили неподалеку от Эль- Бахлака две мини-подлодки и отправили к морскому черту полдюжины неопознанных аквалангистов... Таковы уж игры - что на суше, что на море.      Схватившие их люди никак не могут оказаться спецгруппой вражеской разведки. В самом сердце Сибири такие штучки не проходят. Как бы необозрима ни была тайга, как бы ни подкосили армию и ее спецслужбы реформами последних лет, как бы ни лобызались с бывшим "вероятным противником" господа министры - все равно иностранец не устроит посередь Сибири засекреченную базу. Тут вам не Голливуд. Мы тоже не смогли бы оборудовать такую базу где-нибудь в орегонских чащобах даже в лучшие времена противостояния блоков...      А вот проверка... Версия вполне вероятная.      Абверовцы из "Бранденбурга-800", устраивавшие своим агентам "десантирование на вражескую территорию" и ребятки из ГПУ, оборудовавшие на Дальнем Востоке "японскую границу", ничего нового не открыли. Вскоре после окончания первой мировой войны один хитроумный чин из венгерской контрразведки впервые и применил "ложную границу" для проверки тех, кого подозревал в шпионаже в пользу сопредельных держав, но доказать не мог.      Привозил провалившихся шпионов к ложному пограничному переходу, старательно оборудованному неподалеку от настоящей границы, и передавал в руки "сопредельных пограничников". Как пишут в засекреченном учебнике, срабатывало неплохо. Иные так и не расколовшиеся шпионы, едва оказавшись на "родной" земле, с ходу начинали осыпать насмешками незадачливого, как им казалось, противника...      После второй мировой идею творчески развили. Американцы во Вьетнаме устраивали своим кадрам проверку в "застенках Вьетконга" - с нешуточным мордобоем и взаправдашними крысами в камерах. Так что описанный в "Джине Грине неприкасаемом" ложный "кусочек советской земли" не был таким уж плодом авторской фантазии. Менее известно, что наши ничуть не отставали, ибо опыт имелся, а дурные примеры заразительны. Мазур сталкивался с таким, слава богу, лишь однажды, двенадцать лет назад, и все прошло классически: долгий полет в ночи, высадка в отвечавшей описанию бухте вот только полет, как оказалось через три дня, был по кругу, а бухточка лежала в пределах Отечества. Но декорации были убедительнейшими. И ему, в отличие от менее везучих коллег, здорово повезло-у него-то сломался лишь один из группы...      Ладно, предположим, проверка. Но на все прежние она никак не похожа-он твердо знает, что по-прежнему находится в Сибири, что никаких границ не пересекал. В чем тогда смысл и цель? На "экстремальные обстоятельства"? На "непредвиденные опасности"? На "нештатную ситуацию"? Фантазии у проверяющих бывают самыми что ни на есть вывихнутыми. Кирюше Шмыреву подставили на маршруте группу "беглых, вооруженных зэков". Кавторанг Яцук на шестой день тренировочного рейда принял по рации сообщение о начале ограниченной ядерной войны. Задачу-то он выполнил, но пил потом неделю. И это еще не самые веселые примерчики - от иных, бывало, седели...      Как бы там ни было, информации пока мало. Чуешь наработанным звериным чутьем нехорошую странность, а подкрепить дурные предчувствия пока нечем, так что стоит подождать...      Прошло не менее часа, прежде чем вертолет пошел на посадку. Блудливые шуточки и ржанье смолкли, как по волшебству. Когда двигатель умолк, кто-то, невидимый Мазуру, ткнул его под ребро и громко осведомился:      - Мужик, а ты быстро бегать умеешь?      Грянул всеобщий хохот, словно в нелепой для Мазура реплике был точный смысл, развеселивший похитителей до икоты. Мазур спокойно спросил:      - Колпак-то снимете наконец?      - Потерпишь, - ответили ему без особой насмешки. - Вставай-ка, двигай ножками...      Его грубо подняли за локти со скамьи и подтолкнули. Он прекрасно помнил где расположена дверь, ухитрился, пригнувшись, не удариться макушкой о железный косяк. В лицо повеяло свежим ветерком, сквозь топливную гарь пробивался аромат диких трав. Мазур, напрягшись, прыгнул. Удержался на ногах. Судя по ощущениям, он приземлился подошвами на бетонку либо асфальт.      Аэродром?      Тут же, держа за предплечия, энергично поволокли. Подошвы стучали по этой твердой поверхности, но вдруг она кончилась, Мазур от неожиданности пошатнулся. Под ногами была неровная земля, поросшая высокой травой.      - Сесть! - рявкнул над ухом голос.      Неуклюже изогнувшись, Мазур сумел опуститься наземь, не встав на колени и не упав. Чьи-то руки легли на плечи, несильно пригибая к земле, и тут же ногу дернули - это расшнуровывали кроссовки, которые тут же содрали вместе с носками.      - Ольга! - громко позвал Мазур.      Думал, врежут. Нет, не стали. Ольга отозвалась откуда-то поблизости:      - Я-а!      - Как жизнь?      - Они меня разули.      - Наркоманы, - сказал Мазур. - Носки нюхать собрались, - он говорил громко и бодро, подбадривая ее. - Они тут...      Замолчал, получив ощутимый подзатыльник. Прислушался к окружающему, изо всех сил напрягая слух - в ушах еще вязнул грохот двигателя.      Он мог и ошибаться, но не похоже, чтобы их привезли на большой аэродром, в какое-то шумное место, где много техники и людей. Очень уж покойная тишина вокруг - слышно, как переговариваются несколько человек, как негромко стукнул какой-то предмет - вероятнее всего, положенный на землю автомат. И все. Ни одна машина не проехала, ни один авиадвигатель не шумит.      Зато вскоре послышались другие звуки, свойственные скорее деревне, чем военной базе любого размера - стук тележных колес и размеренный лошадиный топот. Ошибиться Мазур никак не мог. Это была телега, и она ехала прямо к ним. Скрип, топот... И громкое: "Пр-р-р!" Пахнуло лошадиным запахом. Новый, незнакомый голос с интересом спросил:      - Как поохотились, ребятки?      - На высший класс, - рядом с Мазуром произнес капитан. - Еще одна парочка, и мужик тебе не какой-нибудь интеллигент, а отставной майор. Это плюс?      - Может, Толенька, и плюс. Там посмотрим, - голос был не особенно приятный, елейно-ехидный. - Девочку не трогали?      - Да вы что, Кузьмич...      - Ну смотри, Толик, смотри. Ты уж не подводи старика, а то мне за тебя холку свою собственную подставлять неохота, своя, не у дяденьки...      - Кузьмич, в натуре...      - Верю, милый. Только отчего это у нее на чистой тельняшечке грязная пятерня отпечатана? Вы бы хоть ручки блудливые мыли поутру... Кто? - в голосе, определенно принадлежавшем пожилому человеку, прорезался металл. - Ну что, я вас уговаривать буду?      - Ну, я потрогал чуток...      - Мишенька, сокол мой, - металл вновь сменился елеем. - А объясни-ка ты этому обезьяну заморской породы орангутан, что если хозяин сказал "этак", то и быть должно этак, но уж никак не "так"...      Х-хэк! Судя по звукам, кому-то влепили увесистую плюху, может, даже не голой рукой. Кто-то рухнул, застонал-заскулил, сдерживая вопли, давясь.      - Нар-роды... - грустно произнес Кузьмич над самым ухом Мазура. - Сколько вам ни объясняй, что гнилой Запад силен дисциплиной, все по расейскому обычаю гнете... Толенька, ты его убери с глаз моих, пока я не осерчал окончательно, в кандидаты его не назначил...      Слышно было, как ушибленного торопливо уволакивают.      - А поехали, пожалуй что, - произнес Кузьмич - Усадите-ка дорогих гостей на повозку со всем вежливым бережением...      Мазура подняли, повели вперед. Почти сразу же он ткнулся животом во что-то похожее на шлагбаум. И догадался - край телеги.      - Ну, лезь, - подтолкнули его. - Чего корячишься? Мазур, не шелохнувшись, бросил:      - Колпак снимите.      Колпак и не подумали снять - но несколько рук подхватили его, дернули вверх и не особенно грубо опустили на сено, под которым угадывались доски.      Короткое ойканье Ольги - и Мазур почувствовал ее рядом. Кто-то причмокнул, вожжи хлопнули по лошадиному боку, и повозка тронулась, чуть подпрыгивая на невысоких ухабах.      Судя по дыханию и случайным прикосновениям, кроме Мазура с Ольгой на телеге сидели еще двое-трое мужчин. От них пахло хорошим одеколоном, ненашенской туалетной водой и послабее неповторимым, въевшимся в подсознание за долгие годы ароматом ружейной смазки. Колеса определенно на резиновом ходу - очень уж мягко идет повозка.      Все молчали, только возница порой покрикивал на лошадь порядка ради.      Когда прошло минут десять, Мазур решился:      - Кузьмич, а Кузьмич!      - Чего тебе, голубь? - почти сразу же отозвался над самым ухом уже знакомый голос - спокойный, чуточку усталый.      - Колпак бы снял.      - А что, невтерпеж?      - А кому понравится?      - Охо-хо... Колпак, конечно, можно и снять, дело нехитрое. Только ты уж, голубь, давай без глупостей. Побежишь еще, а ребятки по тебе и пальнут сгоряча, бегущий - мишень азартная... Жену молодую вдовушкой оставишь посреди тайги. Да и куда тебе бежать, сам подумай... Ты глаза зажмурь, чтобы с отвычки светом не резануло.      Мазур зажмурился. Грубая ткань поползла вверх по его лицу. Упоительной волной ударил свежий воздух. Втягивая его полной грудью, словно редкое лакомство, Мазур медленно-медленно приоткрывал веки - но все же свет ослепил, пришлось заново зажмуриться. Понемногу растаяли мельтешившие перед глазами радужные пятна, и он смог разглядеть нежданных попутчиков.      Их оказалось целых четверо. Лица возницы он не видел - одну широченную спину. Кузьмич и в самом деле был пожилой, лет шестидесяти, а из-за длинных усов и окладистой бороды казался еще старше. С морщинистого лица смотрели с извечным мужицким лукавством ярко-синие, как бирюзовые шарики, глаза.      Физиономия невероятно благообразная - отчего-то сразу верилось, что и нож под ребро этот старичок божий загонит словно бы нехотя, изображая всеми морщинами печаль и тягостную необходимость поскорее покончить со столь неприятным делом. Врагов с такими физиономиями нужно убивать непременно в первую очередь, оставляя остальных на потом...      Остальные были - два ражих молодца лет под тридцать, один с вполне современными усиками, другой-чисто выбритый. С первого взгляда ясно, что это не более чем шестерки, а главный тут - старикан, опасный, как гремучая змея.      Но самое удивительное - одежда. Все трое одеты так, словно вынырнули из года этак девятьсот шестнадцатого - или приехали прямиком со съемок сибирского боевика прошлых лет вроде "Угрюм-реки" или "Тени исчезают в полдень". Длинные рубахи навыпуск, крученые пояски, долгополые поддевки, заправленные в начищенные сапоги шаровары, черные картузы с лаковыми козырьками. Кузьмич еще при черной жилетке с часовой цепочкой поперек живота. Не бутафорские наряды из крашеного ситчика, а настоящая, добротно сшитая из хорошей ткани одежда старинного фасона. Однако под полой у Кузьмича, под мышкой чернеет вполне современная кобура, весьма смахивающая на неподдельную "Бианчи", модель Х-88, и из нее торчит внушительная пистолетная рукоятка, судя по эмблеме на щечках и головке курка "Кольт-коммандер". Это не зацепка, нынче в частных руках масса импортных стволов - у молодого бритого, в синей рубашке в белый горошек, на коленях лежит, кстати, вполне отечественный АКСУ...      - Вот они мы, голубь, - сказал Кузьмич. - Какие есть. Что, не нравимся?      - Не особенно, - признался Мазур. - И с жены капюшон снимите, коли уж такие добрые...      - А чего же? Мишаня, сними. И почему это мы тебе, голубь, не нравимся? - благодушно спросил Кузьмич.      - Не привык я, старче божий, таким вот макаром в гости ездить...      - А это уж кому как повезет, по гостю и честь...      - Загадочки любишь? - спросил Мазур.      - Куда уж мне, скудоумному...      Мазур откровенно озирался. Повозка катила по неширокой таежной дороге, вокруг вздымались высоченные кедры - темно-коричневые морщинистые стволы, густые кроны. Если начерно подсчитать примерную крейсерскую скорость вертолета и нынешнее положение солнца, выходило, что их уволокли куда-то на восток - с небольшим отклонением к северу, градусов на десять. Километров на сто в глубь тайги. Прокачать в уме карту? Нет, потом, в спокойной обстановке, если таковая выдастся...      Он перекатился влево и сел, свесив ноги с высокой телеги. Усатый молодец так и прилип к нему напряженным взглядом сторожевой овчарки.      Вообще-то, если творчески прикинуть, Мазур даже со скованными за спиной руками мог завалить всех четверых - пусть и на движущейся повозке. Если у них нет за спиной определенной спецподготовки-шансов у него процентов восемьдесят. Одно-единственное уточнение: для полного успеха валить их следует всерьез. Насмерть, без всяких полумер. А вот с этим как раз и не следует торопиться. Дело даже не в Ольге, повисшей гирей на ногах. Пока есть еще серьезная вероятность, что это идет проверка, не следует увлекаться штамповкой жмуриков. За излишнюю торопливость свободно можно нахватать массу штрафных очков, у него наверняка есть дублеры на предстоящую операцию - а Мазуру и в самом деле что-то захотелось покрасоваться в контр-адмиральских погонах...      - Ну, и что все это значит? - сердито спросила Ольга, уставившись на благообразного старичка - молодец, тоже вычислила старшего. Мазуру нравилось, как она держалась - а ведь не могла не сообразить, что дело нечисто...      - Да что ж это может значить, голубка... - поиграл морщинами Кузьмич. Неожиданности жизни, вот тебе и весь сказ. Хозяин у нас, милая, гостеприимный. Скучно ведь в тайге без интересных гостей, сама понимаешь.      Невзначай и озвереть можно, не заметишь, как шерстью зарастешь. Вот и приглашает со всей душой, а мы люди маленькие, и дело наше подневольное, рады стараться...      - Исчерпывающее объяснение - дернула она подбородком.      - Уж как умеем, - прижав руку к груди, поклонился скользкий старикан.Хозяин, как приедет, объяснит лучше, с городским красноречием и нескрываемой философией...      И сам Кузьмич, и его молодчики Мазуру не нравились еще больше, нежели вояки с вертолета. Борода у него безусловно не накладная, но к чему этот маскарад? Но ведь нет иных вариантов, кроме проверки. Другого объяснения просто не подыскать. Частные прииски, куда свозят захваченных где попало бедолаг? Но гораздо дешевле и проще нахватать бродяг, которых никто не хватится, не начнет искать... Не думать же всерьез о плантациях конопли, лелеемой местными наркобаронами? Они с Ольгой никаких плантаций не видели, проплывая - какой дурак стал бы разбивать делянки у реки, где, несмотря на застой судоходства, кое-какое движение все же имеется? Не наблюдалось за эти дни никакого криминала, свидетелями которого Мазур с Ольгой могли бы невзначай оказаться. Додумайся кто-то разводить здесь коноплю, он, наоборот, постарался бы не привлекать к себе внимания.      - Так куда мы едем-то? - спросил Мазур. Глупо, конечно, все равно что читать молитвы от нечисти - но он, как-никак, родился в Сибири, в глухой Сибири, а в этих местах исстари верили, что такой именно вопрос заставляет исчезнуть лешего, закружившего тебя по тайге...      Кузьмич уколол его внимательным, пронзительно-цепким взглядом, хихикнул, что- то сообразив:      - На заимку к хозяину, куда же еще. Когда снимем браслеты, ты нас еще перекрести, попробуй, вдруг да и сгинем...      Лошадь без понукания ускорила шаг, коротко заржала. Дорога повернула влево, открывая обширнейшую прогалину, окаймленную невысокими сопками. Чуть правее воображаемого центра неправильного круга красовался деревянный городок, настоящее чудо, возникшее словно по мановению волшебной палочки.      Кусочек древней, допетровской, а то и домонгольской Руси, неведомой силой перенесенный в чащобу. Несколько высоких теремов с террасами и балконами, затейливыми куполами из деревянной чешуи - купола луковками, купола шатрами, а для иных Мазур не смог подобрать названия, представления не имел, как эта красота звалась раньше. Терема соединены крытыми галереями, на шпилях сияют ярким золотом двуглавые орлы, а кое-где отблескивают спутниковые телеантенны. Вокруг - россыпь домиков попроще, но тоже приятных для глаза, возведенных в том же стиле. И все это обнесено высоким, частым стамовником .      Пересекающая долину узенькая речушка протекает через городок - ага, вон горбатый бревенчатый мостик, и еще один, и еще... В одном углу тынавысоченная башня, весьма напоминающая Эйфелеву, в другом посверкивает над похожим на церквушку домиком восьмиконечный раскольничий крест. Мазур поневоле затаил дыхание - до того красивым и неожиданным было открывшееся глазу чудо. Уйма времени и труда вколочена...      Мазур оглянулся на Ольгу - глаза у нее стали круглыми, с лица даже пропала всякая тревога.      Кузьмич сдернул картуз и перекрестился на церковь - лицо стало невероятно серьезным, истовым. Так и есть, сказал себе Мазур - раскольничье двуперстие.      И парни, и возница, следуя примеру Кузьмича, клали размашистые крестные знамения - опять же двуперстием, видно было, что это не игра, это всерьез.      Мазур поймал недоуменный взгляд Ольги, слегка пожал плечами. В голове был полный сумбур и ералаш. Староверский скит? Но как с ним увязать все остальное - тот вертолет, несомненный аэродром? Секта какая-нибудь?      Даже сейчас в тайге есть деревни, последние сто лет не подчинявшиеся никакой власти. Их не смогли найти даже в самые лихие годы советской власти, отыскали лишь в семидесятые, когда началась массированная фотосъемка со спутников-и, как втихомолку растолковали в свое время Мазуру коллеги из смежных служб, оставили в покое. Не стоили они трудов по присоединению их к союзу нерушимому республик свободных, проще было притвориться, будто их нет, благо к диссидентам не примыкали и с зарубежными радиоголосами связей не искали. Один Карп Лыков, бедолага, Робинзон таежный, угодил под прицел журналистов, отчего и помер - но он- то жил в относительно доступных местах, на Малом Анзасе...      Что же, очередные робинзоны? С подручным вертолетом и современным оружием? И спутниковыми антеннами? А на какие шиши, простите, куплено?      Все-таки прииск?      Накатанная колея упиралась в широкие ворота-столбы их увенчаны крохотными теремочками с острыми крышами, вдоль поперечного бруса тянется карниз из затейливо вырезанных дощечек. И над воротами лениво трепыхается под легоньким ветерком чрезвычайно странное знамя: на зеленом фоне - идущий черный медведь, а над ним - золотая корона. Это еще что за геральдика?      Единственный аналог - флаг штата Калифорния, но там совсем другие цвета и, разумеется, нет короны...      Донесся лай собак.    Глава 3. Зиндан по-таежному      Возница, запрокидываясь назад, натянул вожжи, и лошадь нетерпеливо заржала.      - Вот и прибыли, благословясь, - облегченно вздохнул Кузьмич. - Будьте, гости дорогие, как дома...      Мазур с намеком пошевелил руками.      - Подождешь, душа моя, - сказал Кузьмич твердо. - Всему свой черед, и время всякой вещи под небом... Э нет, ты уж сиди, завезут внутрь, как барина...      Приоткрылась калитка, высунулась бородатая физиономия в черном картузе и тут же спряталась назад. Внутри захлопотали, проскрежетало что-то длинное - видимо, вынимали брус. И тут же распахнулись обе створки.      Повозка проехала во двор - и двое мужиков, одеждой ничуть не отличавшихся от конвоиров и Кузьмича, шустро кинулись захлопывать ворота. У обоих на плече висели карабины - определенно австрийские "Стейр-Манлихер", хозяин не скуп...      Их прибытие не привлекло к себе ни малейшего внимания - вооруженные привратники, захлопнув ворота и задвинув брус в железные петли, удостоили лишь мимолетного взгляда, а больше никого и не появилось. Только два лохматых здоровенных пса добросовестно рвались с цепей, захлебываясь лаем.      Стояла полная тишина, если не считать собачьего гавканья, голубело безоблачное небо, сияли орлы над главным теремом - теперь, вблизи, Мазур рассмотрел, что его окна покрыты яркими, многоцветными витражами в стиле русских миниатюр из рукописных книг.      Повозка проехала мимо, к башне, сложенной из цельных стволов, соединенных железными скрепами-сразу и телега, и люди стали крохотными рядом с исполинским сооружением высотой в добрую сотню метров. Совсем рядом с башней стояло строение, больше всего напоминавшее старинный купеческий лабаз: стены из толстых бревен, пара крохотных окошечек, забранных надежными решетками.      Крыша, правда, под стать общему стилю изукрашена деревянным кружевом, а ее острый гребень увенчан кованым флюгером в виде волка с разинутой пастью.      Возница натянул вожжи, и повозка остановилась. Тут же соскочили верзилы, неспешно, покряхтывая, слез Кузьмич, кивнул Мазуру:      - Спрыгивай, голубь. Прибыли.      Мазур спрыгнул, поддержал плечом Ольгу, соскочившую следом и на миг потерявшую равновесие. Кузьмич чуточку издевательским жестом выкинул руку:      - Приглашаю проследовать, милые. Хоромы не особенно барские, но так уж жизнь устроена, что каждому свое место отведено...      Он первым поднялся на крыльцо, невысокое, в три ступени, распахнул тяжелую дверь, обитую фигурными коваными полосами. За ней оказался короткий коридор: с одной стороны - глухая стена, с другой - три двери с полукруглым верхом, запертые на огромные черные висячие замки. Освещался коридор ярко, тремя электрическими лампами. В дверях имелись закрытые заслоночками окошки, больше всего напоминавшие тюремные "волчки". С табурета в дальнем конце шустро вскочил еще один ряженый, тоже молодой, поставил карабин в угол, сорвал картуз и проворно раскланялся:      - Наше почтение, Ермолай Кузьмич...      Самое интересное - все это ничуть не выглядело комедией на публику. Ряженые вели себя естественно и непринужденно, это были их будни, повседневная манера общения. Видно, что привыкли к этой одежде и к оружию, постоянно находившемуся под рукой...      Кузьмич покровительственно кивнул. Прошелся вдоль дверей, указательным пальцем трогая замки - тоже смахивает на устоявшуюся привычку, - поскрипывая сапогами, остановился перед караульщиком:      - Как жизнь идет?      - Как ей идти? - угодливо подхихикнув, пожал плечами караульный.По-накатанному, Ермолай Кузьмич, совершенно, я бы сказал, благолепно - ни малейшей вам шебутни и истерик. Вот что значит вовремя поучить уму...      Он замолчал, остановленный ледяным взглядом старика, снял картуз вовсе и вертел его в руках. Косился на Мазура и Ольгу, но вопрос задать не решался.      В конце концов, Кузьмич распорядился сам:      - Отпирай занятую, Ванюша. В одиночестве новым гостям дорогим скучно, может, и не будет, зато прижившиеся наши гости скучать будут без новой компании...      Караульный отпер замок, распахнул дверь настежь. Внутри, в полумраке, из ярко освещенного коридора смутно просматривались нары и лежащие на них человеческие фигуры.      - Гуляйте, гости дорогие, в горницу, - сказал Кузьмич.      Мазур пошевелил руками:      - А браслетки?      - Когда надо будет, тогда и снимем.      - Хоть с нее...      Кузьмич сузил глаза:      - Ты меня не серди, сокол ясный, договорились?      Он подмигнул кому-то за спиной Мазура - и тот моментально полетел внутрь, пущенный сильным толчком. Удержался на ногах, задержавшись у самой стены.      Вошла Ольга - и дверь почти бесшумно захлопнулась, снаружи клацнул ключ в замке.      Свет проникал сквозь единственное зарешеченное окошко величиной с газетный лист. Мазур стоял на том же месте, пока глаза не привыкли к полумраку.      Камера была большая, примерно десять на пять. Одну стену целиком занимали нары, на которых могли вольготно - если только термин уместен при данных обстоятельствах - поместиться человек десять. Голое струганое дерево, ничего похожего на постели. Однако... Даже в вытрезвителе, судя по рассказам квартировавших там, дают простынку. И больше никакой мебели, вообще ничего, кроме лохани у входа, прикрытой деревянной крышкой. Легкий запашок, пробивавшийся изнутри, недвусмысленно свидетельствовал о ее назначении.      Гауптвахта, где Мазуру довелось несколько раз бывать в курсантские времена, была чуточку более комфортабельной. Разве что погрязнее - здесь-то была чистота. Возможно, из-за того, что мусорить было просто нечем - не видно никаких личных вещей, никаких кружек-ложек. Ничего. Нары, параша и четверо босоногих людей на нарах. Трое мужчин. Один лысоватый, лет сорока, с объемистым брюшком, нависавшим над камуфляжными штанами - больше на нем ничего не было. Второй примерно его ровесник, но сложен поспортивнее, в рваных на колене джинсах и белой футболке. Третий, лет тридцати, в синем с белым адидасовском костюме - и рядом с ним женщина чуть помоложе, черноволосая, симпатичная, в таком же костюме.      Все четверо смотрели на новоприбывших, и Мазуру их глаза чрезвычайно не понравились: чересчур уж затравленные и пуганые взгляды, словно у бродячих собак, ежеминутно ожидающих пинка или камня. Он так и стоял посреди камеры, подыскивая слова и гадая, каким должен быть первый вопрос. Ольга тихонько примостилась рядом. За его спиной стукнуло окошечко, раздался равнодушный бас караульного:      - Дневальный, зачитай новым распорядок. Лысоватый толстяк живо скатился с нар, подбежал к Мазуру, остановился перед ним и, вытянув руки по швам, громко и внятно стал декламировать:      - Объясняю распорядок: в горнице четверо животных обоего пола, с вами - шесть. Друг с другом иначе, чем шепотом, разговаривать запрещается. Ходить по горнице, иначе как за получением пищи и посещением параши, запрещается.      При посещении параши необходимо испросить разрешения у дневального в следующей форме: "Животное дневальный, разрешите посетить вашу парашу" и воспользоваться оною не раньше, чем получив от дневального разрешение уставной формы: "Животное гость, разрешаю посетить мою парашу". После отправления потребностей необходимо, встав лицом к параше и приняв стойку "смирно", поблагодарить ее в следующей форме: "Спасибо, госпожа параша, за ваши ценные услуги". В ночное время животные женского пола не вправе отказывать животным мужского пола в сексуальных услугах любого вида. После приема пищи необходимо вылизать миску языком до необходимого блеска. На вопросы господина караульного отвечать кратко, стоя навытяжку, с непременным добавлением в конце каждой фразы: "Господин караульный". За провинности назначаются замечания. После двух замечаний - пять ударов кнутом, после трех замечаний - карцер, после пяти - выставление "на гнус". Объяснения закончены, живо на нары!      И первым запрыгнул на прежнее место. На груди и плечах у него красовались синие татуировки самого блатного вида - но Мазуру в них почудилось нечто неправильное. То ли чересчур свежие, то ли чересчур много.      Выслушав всю эту фантасмагорию, Мазур в задумчивости постоял посреди камеры. Повернулся к Ольге, кивнул на нары:      - Полезли, что ли?      Толстяк сорвался с нар, подлетел к двери и заколотил в окошечко. Оно открылось;      - Ну, чего?      - Новым животным - по замечанию, господин караульный!      - Ладно, брысь, - снисходительно ответили снаружи, и окошко захлопнулось.      Толстяк в молниеносном темпе, задыхаясь и потея, вернулся на место. Мазур нехорошо покосился на него, дневальный тихонько отполз подальше. Остальные даже не смотрели на них, равнодушно лежа, уставясь в потолок, и эта их тупая покорность коров на пастбище Мазуру не нравилась сильнее всего. Впрочем, при проверке, жесткой обработке бывало всякое. Он по-прежнему цеплялся за эту версию - потому что, отказавшись от нее, пришлось бы строить вовсе уж жуткие допущения, абсолютно нечеловеческие. А этих допущений он подсознательно боялся - и вовсе не из-за себя. Самое скверное, что здесь была Ольга.      Окажись он один, уверься он, что имеет дело вовсе не с родной спецслужбойдавно бы уже впереди его все разбегалось, а позади все пылало и рыдало...      Итак, проверка. Но за что тут дают медали, а за что мигом начисляют штрафные очки, за какое именно поведение? Иначе, как методом проб и ошибок, не вычислишь. Пять ударов кнутом, в принципе, штука нестрашная...      Тесно прижавшись, Ольга прошептала ему на ухо:      - Что за бредятина? Посмотри, у них глаза какие... Так твои проверки и выглядят?      - Сиди пока и не рыпайся, - еще более тихим шепотом ответил Мазур.Информации мало, малыш.      - Рукам неудобно...      - Это они давят на психику - для начала... Подожди, еще подергаемся. Курить хочешь?      - Ага...      Ни его, ни Ольгу не обыскивали - ив кармане тренировочных шаровар у Мазура лежала почти полная пачка "Опала" и почти полная одноразовая зажигалка. Он легко вытащил и то, и другое скованными руками. Потом пришлось потруднее, но он все же довольно быстро вытащил сигарету, сунул в рот Ольге, наклонившейся к его рукам, косясь через плечо, щелкнул зажигалкой. Сам подобрал губами с нар вытряхнутую из пачки сигарету, прикурил от Ольгиной.      После нескольких затяжек жизнь показалась веселее.      Парочка в адидасовских костюмах и белобрысый в джинсах, видимо, оказались некурящими, не проявили никакого интереса - зато толстяк уставился молящим взглядом. Мазур был на него зол за неприкрытый стук караульному и потому притворился, будто ничего не замечает. Потом ему вдруг пришло в голову, что таким поведением он уподобляется нежданным сокамерникам, и он, захватив пальцами ноги сигарету, кинул ее толстому, потом придвинул зажигалку.      Толстый с наслаждением принялся смаковать дымок. Мазур тем временем оглядывал остальных. Самым спокойным казался белобрысый мужик в рваных джинсах. Пройдя к нему по нарам, Мазур опустился на колени и прошептал в ухо:      - Что тут за дела?      - Хреновые дела, браток, - ответил тот, инстинктивно оглянувшись на дневального.      - А конкретно? Что за зиндан?      - Чего?      - Что за тюрьма?      - Да кто ее поймет...      - Давно тут?      - Неделю. Эти уже здесь сидели.      - Ну, и что хотят?      - Не пойму. Ничего они не хотят. Сидим тут, как жопа в гостях. Поехал шишковать, называется...      - Кто тебя взял?      - Военные. С вертолетом.      - Так-таки ничего и не требуют?      Белобрысый молча мотнул головой.      - На шутку не похоже?      - Какие там шутки, - прошептал белобрысый. - Ты держись поосторожнее, иначе и впрямь огребешь штрафных... Ничего я не знаю, браток, и ничего не пойму.      Мазур направился к толстяку, но тот так испуганно и шустро шарахнулся, что Мазур, мысленно махнув на него рукой, подсел к парню в "адидасе":      - Здорово.      Тот косился то на дверь, то на черноволосую женщину, как писали в старинных романах, лицо его выражало немалое внутреннее борение. В конце концов он все же решился кивнуть.      - Что тут за дела? - прошептал Мазур.      - Представления не имею. Выбрались с женой посмотреть тайгу, а тут вертолет, скит...      - Давно сидите?      - Дней десять.      - Что хотят?      - Не пойму. В первый день выспрашивали, кто и откуда. потом - как отрезало. Ничего больше не спрашивают, сидим тут... - голос у него явственно дрогнул. - Не дергайтесь, будет совсем плохо... Понятно? Что бы ни было, не дергайтесь...      - А что бывает?      - Все... - прошептал собеседник. - Замечаний бойтесь, они же всерьез... И соглашайтесь потом...      - На что?      - Соглашайтесь. Обязательно. Сами увидите.      - На что соглашаться?      Парень оглядел стены, потолок, показал себе на раскрытый рот, на уши.      "Что, микрофоны? - подумал Мазур. - Вообще-то, он тут давно сидит, ему виднее..."      - Вы кто? - прошептал Мазур.      - Врач. Из Иркутска. Поехал жене тайгу показать по дурости. Показал вот...      Мазур оглянулся на его жену - застывшая трагическая маска вместо лица. Вообще-то, если придерживаться первоначальной версии, этот "врач" может оказаться кем угодно...      - Так на что же все-таки соглашаться?      - На что предложат...      Не получалось разговора. Мазур вернулся назад, переступив через толстяка, сел на корточки рядом с Ольгой и крепко призадумался.      Во времена оны один из инструкторов, учивший премудростям, о каких нормальный человек так и не узнает за всю жизнь, любил цитировать Монтеня:      "Храбрости, как и другим добродетелям, положен известный предел, преступив который, начинаешь склоняться к пороку. Вот почему она может увлечь всякого, недостаточно хорошо знающего ее границы, - а установить их с точностью, действительно, нелегко-к безрассудству, упрямству и безумствам всякого рода". Говоря проще, убивать и вообще вступать в драку следует только тогда, когда это действительно необходимо. Теоремочка - проще пареной репы.      Трудность тут в осуществлении ее на практике: поди вычисли, когда возникает настоящая необходимость.      Но ведь нет другого выхода? Предположим, они не врут. Предположим, и в самом деле сидят здесь давненько, за все это время получив лишь некое загадочное предложение, на которое следует немедленно соглашаться. Ждать этого предложения и самому? Душа вещует, что за время ожидания сделаешь не один шаг к превращению в забитое и запуганное животное. Вот они сидят, примеры. Может, актеры, а может, и живые примеры. Положительно, не разберешься без акции... Самое скверное, что забрали обувь. Пройти обутому километров сто по тайге, сейчас, и теплую пору без дождя - не столь уж трудное предприятие. Даже с Ольгой. В особенности если будет оружие...      Он решился. Пошептал на ухо Ольге, подставил скованные запястья. Во рту у нее ничуть не пересохло от волнения - скользивший по рукам Мазура язык был влажным, слюны попало изрядно. Стандартные наручники, защелкнутые не особенно тесно... Отвернувшись от недоуменно таращившихся на него соседей по нарам, Мазур медленно, сосредоточенно, неимоверно старательно стал проделывать с суставами все нужные манипуляции. Его очень хорошо этому учили в свое время, и все получалось автоматически - одна за другой нужные запястные кости выходили из суставов в строго определенной последовательности, Мазур тренированно гасил легкую боль...      Еще несколько минут - и он, стряхнув наручники, быстро поставил кости на место. Отнюдь не все старинные японские придумки из арсенала ниндзя - не киношных, а реальных - бесполезны в нашей родной действительности. Умение быстро освобождаться от всевозможных наручников, пут и хитрых узлов пригодится под любыми широтами...      Он вынул из-за спины освобожденные руки. Жаль, что не удастся освободить Ольгу - в камере нет ни единого предмета, годного на роль отмычки... Ольга смотрела на него восхищенно, остальные - с ужасом.      - Начнет кто орать - убью, - тихонько, сквозь зубы сказал Мазур, обращаясь главным образом к толстому дневальному.      Возможно, микрофоны иркутскому врачу пригрезились со страху, но все равно, нужно поторапливаться. Мазур подкрался к окошечку и забарабанил костяшками пальцев:      - Господин караульный!      Окошечко было довольно большое, голова в него не прошла бы, но руки с миской - запросто, для того, видимо, таким и задумано... Места для захвата достаточно.      Когда откинулась заслонка и показалась совершенно спокойная, недовольная физиономия, Мазур молниеносно выбросил руки с растопыренными пальцами.      Вертухай задергался поначалу, но тут же захрипел, обмяк - лицо попало в железные тиски, все десять пальцев оказались при деле, крючками зацепив под челюсти, за болевые точки ушей, два вошли меж надбровными дугами и глазными яблоками.      Приблизив лицо вплотную, Мазур тихо сказал:      - Дернешься, сука, глаза выдавлю. Понял? Понял, нет?      - Уыы-о...      - Значит, понял, - спокойно продолжал Мазур, ни на миллиметр не ослабив захвата. - Не дергайся, падло, а то сам себя глазынек лишишь... Быстренько взял ключ и отпер замок. Ты дотянешься, без особых хлопот... Ну, считать до трех? - и для пущей убедительности легонько ударил двумя пальцами по барабанным перепонкам. При этом и остальные пальцы невольно усилили на миг нажим.      Караульный придушенно взвыл. Судя по скребущим звукам, он лихорадочно пытался попасть ключом в замок.      - Медленно, - сказал Мазур грозно-ласково. - Не торопись, душа моя, у тебя обязательно получится... Замок тихонько лязгнул.      - Ага, - сказал Мазур удовлетворенно. - Теперь вынь замок, брось, так, чтобы я слышал, под ноги себе брось...      Стук упавшего замка. Мазур мгновенно отнял руки, ребрами ладоней ударил повыше ушей. Караульному хватило. Он еще оседал на пол, а Мазур уже толкнул дверь и вылетел в коридор. Для верности ударил еще раз - ногой. Босая пятка - хороший ударный инструмент, фильмы тут нисколечко не врут.      Чуть пригнувшись, приняв боевую стойку, прислушался. Тишина. Вертухай лежит неподвижно, доведенный до нужной кондиции. Мазур взял прислоненный к стене карабин - КО-44, охотничья переделка военной модели, неплохая вещь быстро передернул затвор.      Патрон не вылетел. Мазур передернул еще раз. И вновь не увидел патрона.      Нажал защелку, заглянул в магазин. Пусто. Припал на корточки, в темпе охлопал карманы караульного. Ни единого патрона. Обыскал быстренько сигареты, спички. Все. Непонятно, как сей факт расценить - но думать некогда...      По привычке держа наизготовку бесполезное оружие, тихо прокрался к двери.      Чуть-чуть приоткрыл-петли прекрасно смазаны, даже не скрипнула...      Тишина. Поодаль позвякивает цепью пес - судя по звукам, аппетитно лопает обед, возя мордой миску по траве. Рот у Мазура невольно наполнился слюнойпринесло запашок жареного мяса, должно быть, кухня неподалеку. И ни единого человека вокруг. С чего начать? Допросить вертухая, когда придет в чувство, или наудачу действовать незамедлительно? Сгодится ли вертухай в приличные заложники?      Он тенью выскользнул на крыльцо, вдоль стены прокрался к углу. Осторожно высунул голову...      И получил в лицо струю чего-то нестерпимо едкого. Дыхание мгновенно пресеклось, перед глазами вспыхнули звезды, сознание помутнело, и он провалился в темную, бездонную яму.      ...Он лежал, связанный по рукам и ногам, на левом боку. На чем-то твердом. Ага, нары. Весь окружающий мир заслоняла черная жилетка с длинной серебряной цепочкой поперек живота.      - Шустрый ты, голубь, - словно бы даже удовлетворенно произнес сидевший на краешке нар Кузьмич. - Верно я подумал, что следует посидеть поблизости, посмотреть, что и как... - он повертел пластмассовый баллончик с яркой маркировкой- А хорошо из ума вышибает, чего только эта немчура не выдумает...      Мазур по-лошадиному фыркнул, помотал головой. В глотке и в носу еще чувствовался мерзкий привкус нервно-паралитической химии.      - Нехорошо из гостей-то уходить, голубь, хозяев не то что не предупредив, а еще и изобидев...      - А разве запрещали? - хмыкнул Мазур. - Этот толстый дурачок мне подробно растолковал насчет принятых у вас запрещений, но вот насчет того, что нельзя из гостей уходить, хозяев не предупредив, там ни словечка не было...      Кузьмич тихонько захихикал:      - А ведь верно, голубь, тут с запретами вышла промашка. Ну, это ж само собой подразумевается...      - Да? - тоном невинного дитяти спросил Мазур - Что-то не помню я таких законов - "само собой подразумевается"...      - Ты, голубь, часом не жид? А может, адвокат? Ерзкий больно насчет законов...      - Я майор в отставке, - сказал Мазур.      - То-то и привык в морду заезжать... А там Ванюша обидой исходит. Больно ему и унизительно... Дайте мне, кричит, или над самим поизгаляться, или по крайности его бабенку повалять... - он с удовольствием наблюдал, как Мазур дернулся. - Ты не переживай... сокол. Произведу-ка я тебя, пожалуй, из голубей в сокола. Заслужил. По молодцу и почет. Ты зубами брось скрежетать. Скажу тебе по дружескому расположению, не так наша жизнь примитивно устроена, чтобы каждый кухонный мужик вроде Ванюши мог свою блажь в жизнь претворять.      Но еще я тебе скажу: если оставлять провинность без наказания, выйдет не жизнь, а сущий бардак...      Он отодвинулся в сторону. На нарах, кроме них с Мазуром, никого не быловидимо, другая камера, обустроенная точно так же. Ольга лежала на полу лицом вниз, руки вытянуты вперед и скованы, двое знакомых по поездке на телеге парней без труда удерживают ее в этой позе.      - Валяй, Митрий, - сказал Кузьмич. - Только смотри мне, след сделай, а кожу не просеки - на первый раз...      Ольга пыталась биться, пока с нее стягивали штаны, но верзилы навалились, прижали. Незнакомый Митрий шагнул вперед и взмахнул нагайкой - как бы небрежно, ловко. На ягодицах моментально вспух алый широкий рубец.      - Штаны ей натяните, нечего пялиться - сказал Кузьмич как ни в чем не бывало, повернулся к Мазуру. - Уловил нашу механику, сокол? Ты замечаньице заработал - а молодая женушка и ответит, может, попкой, а может, если особенно рассердишь, и другим местом. Так что ты уж впредь соблюдай, что велено, не расстраивай старика. Взяли, ребятки.      Мазура подняли и потащили в коридор, занесли в соседнюю камеру-прежнюю, с четверкой испуганных людей, прижавшихся к стене. Небрежно кинули на нары, завели следом Ольгу и сняли с нее наручники.      - Когда дверь запрем, развяжете сокола - сказал Кузьмич в пространство. - И чтоб распорядок соблюдать, как по нотам. Марш на нары, голубка, и не переживай особенно, денек кверху попкой полежишь - пройдет... Продолжение следует... Уважаемые подписчики!      В последующих выпусках рассылки планируется публикация следующих произведений: Ярослав Гашек "Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны" Владимир Войнович "Москва 2042" Ждем ваших предложений. Подпишитесь: Рассылки Subscribe.Ru Литературное чтиво Ваши пожелания и предложения