«Запорожец» миновал покосившийся столбик с табличкой «Кислоярск», и вскоре по обеим сторонам дороги замелькали «коробки» пятиэтажки, вызвавшие живейшее любопытство Васятки:
– Как, неужто в них люди живут?
– Живут, Васятка, еще как живут, – отвлекшись от нерадостных мыслей, отвечала Надежда. – Конечно, не царские хоромы, но тоже ничего.
– Владлен Серапионыч, вас к дому подвезти? – спросил Петр Степаныч.
– А, нет нет, не надо, – отозвался доктор. – Спасибо, что до города подбросили. Высадите где нибудь в центре, где вам удобнее.
– Возле универмага вас устроит? – предложил Петр Степаныч.
– Да да, просто замечательно! – обрадовался Серапионыч. – Это как раз рядом.
Чаликова несколько удивилась – как раз универмаг находился довольно далеко от особняка Софьи Ивановны, вдовы банкира, где снимал квартиру Дубов и где обычно останавливалась Надя – но вслух своего удивления высказывать не стала.
Вскоре Петр Степаныч высадил своих пассажиров у скверика напротив универмага – мрачноватого здания послевоенной постройки – и, сердечно простившись, укатил.
– Ну, куда теперь? – вздохнула Надя.
– Давайте присядем, – предложил доктор. – Я должен вам кое что сказать.
Выбрав свободную скамеечку, путники уселись. Внимание Нади привлекла очередь человек из тридцати перед входом в универмаг. Перехватив ее взгляд, Серапионыч пояснил:
– Видать, дефицит выкинули, вот они с вечера и занимают.
Васятка хотел было спросить, что такое дефицит, но его опередила Надя:
– Какой дефицит? А мне казалось, что времена дефицита и ночных бдений в очередях давно канули в Лету.
Доктор с видимым облегчением вздохнул – то, что он собирался сказать, должно было стать для Нади очень неприятным сюрпризом, но ее последние слова как бы облегчали Серапионычу задачу.
Вместо ответа доктор протянул Наде «Кислоярскую газету»:
– Вчерашняя – мне ее презентовал наш любезнейший Петр Степаныч.
Надя рассеянно глянула на первую страницу. Слева под заголовком «Победители социалистического соревнования» красовались несколько фотопортретов, а справа крупными буквами было напечатано: «Встреча Константина Устиновича Черненко с Эрихом Хоннеккером».
Надежда глянула на дату – и сразу все поняла. Получили объяснение и допотопный автобус, и отсутствие пассажиров на остановке, и помолодевший на двадцать лет Петр Степаныч.
– О Господи, только этого нам еще не хватало, – выдохнула Чаликова, устало склонив голову на плечо Васятке.
– Что то случилось? – участливо спросил Васятка.
– Да, но об этом позже, – деланно бодро проговорил Серапионыч, поднимаясь со скамейки. – А пока что подумаем о ночлеге. Есть тут у меня на примете одно местечко. Конечно, не отель «Англетер», но, как говорится, чем богаты.
Взяв свои нехитрые пожитки, путешественники пересекли скверик и свернули в ближайший переулок, провожаемые подозрительным взглядом пожилого милиционера, фланировавшего вдоль универмаговской очереди. По счастью, он принадлежал к той половине Кислоярска, с коей Серапионыч был лично знаком, иначе непременно бы «довязался» к его спутникам – женщине в слишком легкомысленном платье и слишком по деревенски одетому мальчику.
– Владлен Серапионыч, куда вы нас ведете? – спросила Надежда.
– К себе на работу, – как нечто само собою разумеющееся, ответил доктор. – Теперь там никого нет, если не считать пациентов, но они нам, надеюсь, не помешают. Равно как и мы им.
– А как мы туда попадем? – продолжала Надя расспросы. – Через окно, что ли?
– Зачем через окно, – беззаботно рассмеялся Серапионыч. – У меня же ключ с собой.
И доктор, порывшись в кармане сюртука, выудил даже не один ключ, а целую связку.
– А вы уверены, что он подойдет?
– Должен подойти. Насколько помню, замки последний раз меняли лет эдак двадцать пять назад. Или, вернее, пять, как раз незадолго до Олимпиады...
Васятка молча слушал разговор Нади с Серапионычем, но даже при всей природной сообразительности ничего понять не мог, хотя почти каждое слово в отдельности, само по себе, было вроде бы понятно.
Пройдя по еще двум пустынным улицам, путники остановились перед обшарпанным каменным зданием с покосившимся крыльцом. Рядом с дверями красовалась вывеска: «Министерство здравоохранения РСФСР».
– Добро пожаловать, – пригласил Серапионыч, когда дверь благополучно раскрылась. По счастью, Васятка не знал, в каком именно учреждении, подчиненном Минздраву, работает доктор, а Чаликовой было уже все едино, где преклонить усталую главу.
Щадя нервную систему своих друзей, доктор повел их к себе в кабинет не через «покойницкую» залу, а по небольшому темному коридорчику, упиравшемуся в дверь с табличкой «Старший методист».
– Здесь в пятидесятые годы располагался райком комсомола, – пояснил Серапионыч и распахнул дверь.
К общему удивлению, кабинет не был пуст: под потолком горела одинокая лампочка без абажура, а за столом, заваленном всякой всячиной, сидел человек. Из под небрежно накинутого некогда белого халата виднелся серый сюртук, точно такой же, как у Серапионыча, но значительно новее. Да и сам человек за столом казался точной копией Серапионыча, только чуть менее потрепанной.
Перед двойником стояла опорожненная на треть литровая бутыль с этикеткой «Медицинский спирт», граненый стакан, блюдо с овощным салатом и «кирпич» черного хлеба. При этом двойник доктора читал «Сборник советской фантастики» и еще умудрялся слушать то, что вылетало сквозь шум и помехи из приемника «VEF 201» с выдвинутой до предела антенной:
– ...Генеральная Ассамблея ООН большинством голосов приняла очередную резолюцию, осуждающую ввод советских войск в Афганистан. Предлагаем нашим слушателям комментарий политического обозревателя Русской службы Би Би Си...
Серапионыч деликатно, однако достаточно громко кашлянул. Его двойник отложил книжку и приглушил приемник. Приходу гостей он ничуть не удивился:
– Здравствуйте, товарищи. Присаживайтесь, выпьем...
– После, после, – решительно перебил Серапионыч. – У нас к вам дело.
Двойник пошарил в выдвижном ящичке стола, вытащил оттуда пенсне на цепочке, точно такое же, как у Серапионыча, водрузил на нос и внимательно оглядел гостей:
– Простите, с кем имею честь? Впрочем, вас, голубчик, я уже, кажется, где то встречал...
Решив, что последнее замечание относится к нему, Серапионыч ответил:
– Совершенно верно. Меня вы могли видеть в зеркале. Видите ли, друг мой, я – это вы, только двадцать лет спустя. Мы с госпожой Чаликовой и Васяткой немного заблудились во времени и случайно попали в прошлое. То есть к вам.
К удивлению Нади, «младшего» Серапионыча это сообщение ничуть не удивило.
– Ну вот вам пожалуйста, а я думал, что такое только в книжках бывает, – ткнул он в «Советскую фантастику». – По этому случаю надо выпить!
– Нет нет, доктор, мы не пьем, – поспешно отказалась Надя из опасения, как бы «старший» Серапионыч не поддался соблазну выпить «на брудершафт» с самим собой двадцатилетней давности.
– А вы что, за рулем? – сочувственно поинтересовался «младший» Серапионыч.
– Да, за рулем, – подтвердила Чаликова. – Машины времени.
– А а, ну понятно, – кивнул «младший» доктор с видом знатока научной фантастики.
– Да и потом, дорогой коллега, какую гадость вы пьете, – поморщился «старший» доктор, принюхиваясь к запаху, идущему из бутыли. – А вот мы, люди будущего, употребляем совсем другие жидкости.
С этими словами доктор извлек свою знаменитую скляночку, отвинтил крышечку и слегка плеснул в стакан с остатками спирта.
– И это можно пить? – с некоторой опаской спросил «младший» Серапионыч.
– Не только можно, но и нужно! – подхватил «старший». – Давайте я вам запишу рецепт, будете сами изготавливать. Чудный эликсир для поднятия тонуса! У вас, голубчик, не найдется кусочка бумажки?
«Младший» Серапионыч пошарил на столе, потом в столе, и вытащил целую стопку морговских бланков с круглой печатью.
«Старший» Серапионыч извлек из внешнего кармана сюртука старомодную ручку с золотым пером (точно такая же торчала из соответствующего кармана у его двойника), трудноразборчивым докторским почерком набросал на бланке некую сложную формулу и внизу дописал: «Добавлять по вкусу в чай, суп и др. жидкости». При этом от зорких глаз Васятки не укрылось, что несколько незаполненных бланков Серапионыч незаметно сунул себе в карман.
Между тем «младший» Серапионыч поднял стакан до уровня лица, слегка взболтал, наблюдая, как «чудный эликсир» растворяется в спирте (а отнюдь не в чае или супе), и залпом выпил.
Однажды Серапионычу удалось «соблазнить» Надю на дегустацию своего «чудо эликсира», и она до сих пор не без некоторого содрогания вспоминала, что испытывала при этом, но тогда она «приняла на душу» всего капельку, да еще растворенную в кружке чая, а тут имела место быть совершенно гремучая и непредсказуемая смесь «скляночной жидкости» со спиртом, пусть и медицинским.
И воздействие не замедлило – влив в себя содержимое стакана, «младший» Серапионыч попытался было зачерпнуть ложкой немного салату, но не успел, уронившись лицом прямо в блюдо.
– Это надолго, – сочувственно произнес «старший» Серапионыч. – Теперь он... то есть я не скоро очухаюсь.
– А нам то что же делать? – растерянно переводя взор с одного Серапионыча на другого, спросила Надя.
– Утро вечера мудренее, – оптимистично откликнулся доктор. – Можно, конечно, переночевать и тут, но ежели доктор на боевом посту, стало быть, квартира свободна.
– А как же мы его одного оставим в таком виде? – забеспокоился Васятка. – Вдруг с ним чего случится? Вот, помню, в прошлом году у нас в деревне...
– Да нет, Васятка, с ним ничего не случится, – заверил доктор. И пояснил: – Иначе я бы теперь перед тобой не стоял. Ну, идемте.
Когда Серапионыч закрывал на ключ входную дверь, Чаликова задала ему вопрос, который ее очень занимал:
– Скажите, Владлен Серапионыч, но если он – это вы, то вы должны были запомнить то, что теперь было? Согласитесь, не каждый день к нам являются путешественники во времени.
Доктор от всей души рассмеялся:
– Ну разумеется, запомнил. Но исключительно как сон, приснившийся после чтения фантастики под спиртик... Осторожно, здесь ступенька кривая, в потемках и оступиться недолго. Да, так вот, с тех пор я решительно «завязал» как с тем, так и с другим. Двадцать лет читаю только газеты, а пью исключительно жидкость из скляночки. Тем более после того, как по некоему, как мне казалось, алкогольному наитию записал ее химико фармацевтическую формулу.
– Значит, хоть минимальная польза от нашего путешествия во времени все таки была, – через силу рассмеялась и Чаликова.
Не до смеха было лишь Васятке. Казалось, какая то неприятная догадка осенила его, и в течение всей дороги по темным улицам до дома, где жил Серапионыч, он хмурился и не произнес ни слова.
* * *
В отличие от некоторых своих собратьев по ремеслу, Чумичка старался вести здоровый образ жизни, в частности – засветло ложился спать и рано вставал. Так как накануне выспаться почти не удалось, то сегодня Чумичка, проводив в дальний путь Надежду, Серапионыча и Васятку, сразу же отправился на боковую с намерением не просыпаться до самого рассвета.
Если кому то случалась надобность разбудить Чумичку, то усилия приходилось прикладывать воистину неимоверные – разве что не стрелять из пушки над самым ухом. Но на этот раз произошло невероятное – Чумичка проснулся сам. А проснувшись, некоторое время лежал в постели с открытыми глазами, стараясь понять, что случилось. Может, виной столь неурочного пробуждения был какой нибудь кошмарный сон? Чумичка редко видел сны, а если и видел, то потом никак не мог вспомнить, о чем они, даже в самых общих
чертах. Но на сей раз ему ничего не снилось – в этом Чумичка был уверен.
Так и не придя ни к какому выводу, Чумичка закрыл глаза и попытался заснуть, но тут где то глубоко в его сознании раздался тихий равномерный стук. Чумичка тряхнул головой, но стук не исчез, и более того – с каждым мигом становился все громче и настойчивее.
– Что за чудеса! – проворчал Чумичка, нехотя поднимаясь с кровати. Впрочем, ему по роду занятий как раз и приходилось иметь дело главным образом с чудесами.
Колдун щелкнул пальцами правой руки, и в небогато обставленной горнице стало чуть светлее, хотя вроде бы никакой светильник не загорелся.
Накинув шлепанцы, Чумичка стал ходить из угла в угол, прислушиваясь, откуда исходит стук. Вскоре ему стало понятно, что источник – где то возле тулупа, который висел на спинке стула посреди горницы. Этот тулуп был для Чумички своего рода рабочей одеждой – в его многочисленных внутренних карманах и кармашках хранились принадлежности колдовского ремесла, в том числе и скляночки с живою водой, которая спасла жизнь дону Альфонсо.
В одном из карманов находился магический кристалл. Вернее, его половина – вторая в саквояже Надежды Чаликовой отправилась «за городище». Чумичка извлек кристалл и понял, что звуки исходят из его глубин. Более того, Чумичке казалось, что все мелкие грани кристалла озарены багровым пламенем.
Чумичка вскинул левую руку, щелкнул пальцами, и в комнате вновь стало темнее. Но багряное пламя не исчезло – оно, как и звук, исходило из глубины кристалла. А звуки становились все громче и настойчивее, и колдун каким то внутренним чувством понял, что если он это не остановит, то может произойти что то страшное и непоправимое. И уже не столько разумом, сколько по какому то наитию Чумичка со всех сил швырнул кристалл оземь.
Стук мгновенно прекратился, а когда колдун поднял кристалл, никакого красного свечения из него уже не исходило. Чумичка засунул кристалл обратно в карман тулупа и лег в постель, а уже через мгновение провалился в глубокий сон.
Чумичка не знал и не мог знать, что в этот же самый миг совсем в другой части Царь Города, в таком же темном помещении, только более обширном, безо всяких видимых причин замолкло мерное тиканье будильника с прикрепленными к нему проводками, ведущими к мешочку, из которого через дырку медленно сыпался белый порошок.
* * *
Надежде уже доводилось бывать и на работе, и дома у Серапионыча. И вот, оказавшись в морге двадцатилетней давности, Надя увидела, что и тогда все было, как теперь: и стол, заваленный всяким хламом, и лампочка под потолком, и репродукция левитановской картины «Над вечным покоем», приклеенная прозрачной изолентой прямо к обоям. Не говоря уже о докторских сюртуке, пенсне и авторучке.
В общем, если бы Чаликовой предложили сравнить кабинет заведующего Кислоярским моргом сегодня и двадцать лет назад и «найти 15 различий», то она бы нашла, пожалуй, только одно: вместо «ВЭФ»а стоял «Панасоник». Хотя объяснялось это достаточно просто: «ВЭФ» работал только от батареек – шести больших цилиндров «Марс» ценой 17 копеек за штуку, итого 1 рубль 2 копейки. По тем временам это было совсем не дорого, а теперь такие батарейки понемногу
выходят из обращения, да и стоят значительно дороже, так что увы – пришлось приобрести радиоаппарат, работающий от электросети, да еще имеющий диапазон «FM», отсутствующий у приемников советского производства.
Заметим, однако, что такая привязанность к старым вещам и к старым модам отнюдь не мешала Серапионычу идти в ногу со временем – Надя многократно в этом убеждалась, когда речь заходила и о современном искусстве, и об общественной жизни, и даже об Интернете.
Когда Серапионыч привел гостей в свою квартиру на четвертом этаже дома старой постройки, Надежда убедилась, что и здесь никаких существенных перемен за двадцать лет не произошло – обстановка была такая же, как и раньше, разве что на комоде вместо десяти слоников стояли только девять: не хватало десятого, которого Чаликова привезла доктору в позапрошлом году из командировки в Кот д'Ивуар и который, в отличие от прочих, был сделан не из фарфора, а из самой настоящей слоновой кости. (Так, во всяком случае,
уверял торговец на базаре, уступивший ей этот симпатичный сувенир за полтора доллара).
В целом же квартира Серапионыча и тогда, и теперь производила куда более благоприятное впечатление, чем его рабочий кабинет – было видно, что доктор старается держать ее в порядке, хотя и чувствовалось отсутствие заботливой хозяйки.
Приведя гостей к себе домой, Серапионыч решил их напоить чаем (в стенном шкафу обнаружился початый чайный пакетик №36), но вот с закуской было сложнее – в холодильнике лежали только банка кабачковой икры и несколько «Завтраков туриста». Зато в хлебнице оказалась едва начатая буханка черного хлеба за 14 копеек.
Лишь когда они уселись за кухонный столик, Надя обратила внимание на странное молчание Васятки. «Ну еще бы – попал совсем в чужой мир, – сочувственно подумала Надя, – а мы, вместо того чтобы помочь ему освоиться, сами ничего понять не можем».
– Видишь ли, Васятка, дело какое, – начала Надя, – мы должны были пройти между столбами и попасть в свой мир. В свою страну. Но произошло нечто необъяснимое, и мы оказались не совсем там. То есть не то чтобы не совсем там, а не совсем тогда...
Почувствовав, что несколько запуталась, Надя глянула на доктора, который сосредоточенно резал хлеб тонкими кусочками.
– Да не нужно объяснять, я все понял, – разомкнул уста Васятка. – Мы попали в вашу страну, только на два десятилетия раньше. И вот я думаю – отчего такое произошло?
– Провал во времени, – предположил Серапионыч. И, припомнив некогда столь почитываемую им советскую научную фантастику, мечтательно добавил: – Ну там, аннигиляция времени и пространства, сдвиг в нуль транспортации, нарушилась связь времен...
– Нет нет, я о другом, – продолжал Васятка, терпеливо выслушав доктора. – Ведь вы же несколько раз проходили между столбов, но всегда попадали в одно и то же место и время.
– Ну, так, – кивнула Чаликова, еще не понимая, к чему клонит Васятка.
– И я так думаю, что это не случайность, – уверенно заявил Васятка. Подув на горячий чай, он осторожно сделал несколько глотков. – Отчего такое произошло именно сегодня? Почему мы попали именно на двадцать лет назад, а не на десять, пятнадцать или все сто?
– А ведь верно! – Серапионыч откусил кусок хлеба. – Как говорил поэт, если звезды зажигают, значит, это кому то нужно.
– Но кому и зачем? – тихо промолвила Чаликова.
– Мне кажется, кому то понадобилось отправить вас в ваше прошлое, – продолжал Васятка. – Однако это произошло как раз в то время, когда мы переходили из «нашего» в «ваш» мир. Значит, и здесь существует какая то связь...
– А а, кажется, до меня что то начинает доходить! – воскликнула Надежда. – Мы должны вспомнить во первых, всех, кто бывал и в том, и в другом мире, и во вторых, что они делали в начале – середине восьмидесятых годов. Только таким путем у нас есть шанс нащупать хоть какую то ниточку к разгадке.
– Хорошо бы так, – с сомнением вздохнул доктор. – Но вообще то попробовать можно. В таком случае начать следует с тех, кто участвовал в предыдущих походах «за городище». – Серапионыч извлек «золотую ручку» и стал записывать прямо на полях «Кислоярской газеты»: – Дубов, вы, я, майор Селезень, баронесса Хелен фон Ачкасофф. Еще кто то?
– Еще Иван Покровский, – вспомнила Надя.
– Итого – шесть человек, – подытожил доктор. – Начнем с Василия Николаича, ведь его деятельность в параллельном мире была наиболее активной. Но двадцать лет назад он был примерно в том же возрасте, что теперь Васятка, так что вряд это как то связано с ним. – И доктор поставил рядом с именем Дубова знак «минус», хотя совсем вычеркивать не стал.
– Меня смело зачеркивайте, – с грустью улыбнулась Чаликова. – Я в те годы жила в Москве и даже понятия не имела, что есть такой город – Кислоярск.
Серапионыч послушно вычеркнул Чаликову из списка, но так как ручка у него была все таки не шариковая, а перьевая, то с ее помощью можно было писать с разной степенью нажима. И Надю доктор вычеркнул со слабым нажимом.
– А вот мою кандидатуру прошу взять на заметку, – сказал Серапионыч. И пояснил: – Как раз во время своего первого пребывания в Царь Городе я сталкивался с таким явлением, как зомби. Это были покойники из нашего мира, которых известный вам Каширский каким то способом оживлял и переправлял в параллельный мир. Там они послушно помогали ему совершать всякие злодейства, вплоть до убийств. И вот я подумал – а не понадобилось ли Каширскому, или кому то еще, вербовать себе таких «помощничков»
среди мертвецов двадцатилетней давности? А я как раз руковожу заведением, где всегда можно разжиться покойниками...
– Да, но вас то, доктор, зачем нужно было отправлять в прошлое? – перебила Надя. – Ведь там уже есть один Владлен Серапионыч, и тоже заведующий моргом. Вот с ним бы и договаривались. Хотя после вашей склянкотерапии, боюсь, это будет не так то просто...
Доктор ничего не ответил, но поставил напротив себя жирный вопросительный знак.
– Пойдем дальше. Кандидат исторических наук баронесса Хелен фон Ачкасофф. В начале восьмидесятых она еще не была ни баронессой, ни кандидатом.
– Кстати, госпожа Хелена всегда проявляла особый интерес ко всяким тайнам, скрытым в былых временах, – оживилась Надя. Но тут же сама себе возразила: – Хотя вообще то она специализируется в более отдаленных эпохах, чем закат советского застоя.
– Однако есть еще одно обстоятельство, – со своей стороны возразил доктор, – о котором вы вряд ли знаете. В конце восьмидесятых годов в нашем городском архиве случился пожар, и многие ценные документы сгорели. А Хелена как раз тогда вела усиленные поиски по части краеведения и много раз в моем присутствии кручинилась, что ее изыскания заходят в тупик как раз из за сгоревших бумаг. И как то раз в шутку сказала, что будь у нее машина времени, то вернулась бы на год назад и более плотно поработала
в архиве. На что я ей возразил, что, имея такую машину, она могла бы съездить хоть на сто, хоть на двести лет назад и узнать, как все происходило на самом деле, а не из архивных свидетельств. Им ведь тоже, знаете ли, не всегда можно верить.
– Все так, но ведь сейчас баронесса далеко от Кислоярска, на какой то конференции, – заметила Чаликова.
– Могла и вернуться, – пожал плечами Серапионыч и обозначил имя баронессы, как и свое, знаком вопроса. – Ну, кто у нас следующий? Майор Селезень. Он же честной отец Александр. Не знаю, как вы, Наденька, но я его в этом раскладе никак не вижу. Дело в том, что в начале восьмидесятых Александр Иваныч оказывал помощь дружественному народу Афганистана, а в Кислоярске появился значительно позже.
Так как ни Чаликова, ни Васятка не возражали, доктор вычеркнул майора Селезня из списка подозреваемых.
– Ну и номер последний – поэт Иван Покровский, – сказал Серапионыч. – Который двадцать лет назад тоже был поэтом, но молодым. Хотя и сейчас не старый. Насколько я понял из его рассказов, в Царь Городе Иван Покровский если и бывал, то только проездом, а в основном его приключения имели место в Новой Ютландии. Да и как то я не представляю себе этого служителя муз впутанным в межвременные разборки...
Доктор уже занес ручку, чтобы вычеркнуть Покровского из списка, но этому неожиданно воспротивилась Чаликова:
– Владлен Серапионыч, погодите. Ведь Иван Покровский – единственный известный наследник тех баронов Покровских, что обитали в усадьбе Покровские Ворота. И несколько лет назад усадьба была ему возвращена. А раньше в ней, как вам лучше меня известно, находилось правление колхоза.
– Ну да, разумеется, – доктор подлил себе в кружку горячей воды из чайника, – но какое это имеет отношение...
– Самое прямое! – воскликнула Чаликова. – Есть наследник – надо возвращать. А нет наследника – нет и проблемы.
– Так что же, Надя, вы хотите сказать, что кто то хочет в прошлом избавиться от Ивана Покровского, чтобы в будущем не отдавать ему усадьбу? – аж вскочил Серапионыч. – Но это же невозможно! Иван жив, я сам его неделю назад видел, и не где нибудь, а в Покровских Воротах, и разговаривал, как с вами сейчас! Да если каждый начнет лазить в прошлое и вытворять там, что захочет, так это ж вообще будет черт знает что!
– Ну не волнуйтесь, Владлен Серапионыч, это ж я так, в виде предположения, – стала успокаивать Надежда. И вдруг вскочила еще резче, чем доктор, едва не расплескав чай. – Я поняла, в чем дело – Рыжий!
– Погодите, Надежда, а Рыжий то при чем? – удивился Васятка, сосредоточенно молчавший, пока Надя и Серапионыч перебирали знакомых.
– Сейчас объясню. Рыжий – тоже человек из нашего мира. Когда то его звали Толей Веревкиным, он жил в Ленинграде и учился не то на историка, не то на археолога. Их группа под руководством профессора Кунгурцева приезжала сюда, чтобы проводить раскопки в окрестностях Кислоярска, и в частности – на Гороховом городище. Однажды, оказавшись на Городище после захода солнца, Веревкин случайно открыл существование параллельного мира, пробыл там несколько дней, а затем окончательно туда ушел. Ну а
чтобы его не искали, устроил инсценировку, будто утонул, купаясь в Финском заливе под Питером.
– Ну да, вы уже мне как то об этом рассказывали, – откликнулся доктор, выслушав сбивчивый Надин рассказ. – И что же?
– А то, что это произошло как раз летом, во время археологической практики. И как раз двадцать лет назад. Может, пока мы тут разговариваем, Толя Веревкин переходит через Горохово городище! – Надя плюхнулась обратно на табуретку.
Некоторое время все сидели молча, переваривая «информацию к размышлению». Потом доктор глянул на настенные часы «Слава», висящие над холодильником, и сказал:
– Давайте, друзья мои, пойдем спать. Я пока слазаю в чулан за раскладушкой. А с утра на свежую голову разберемся.
– А если не разберемся? – тихо спросила Надежда.
– Тогда вечером вернемся на городище и пройдем между столбов. А дальше видно будет, – сказал Серапионыч уже в дверях.
– Ну что же, Васятка, приберем со стола, – предложила Надя.
С этими словами она пустила воду и стала машинально споласкивать посуду, отдавая ее вытирать Васятке. При этом мысли ее текли куда быстрее, чем вода из крана:
«Легко сказать – вернемся и пройдем. А где уверенность, что мы не попадем, например, во времена царя Степана? А вернувшись в „свою“ реальность, не окажемся в эпохе Наполеона или Ивана Грозного. Или, того хлеще, угодим в какое нибудь далекое будущее? А домой так и не вернемся...»
Однако делиться этими тревожными мыслями ни с Васяткой, ни с Серапионычем Надя, разумеется, не стала.
* * *
Как обычно по вечерам, Михаил Федорович принимал доклад о событиях дня от своего ближайшего подчиненного Глеба Святославовича.
Михаил Федорович и Глеб Святославович чем то неуловимо походили друг на друга – и внешность, и одежда, и повадки у обоих были таковы, что в любом обществе, при любых обстоятельствах они всегда выглядели совершенно естественно и, если можно так выразиться, умели заставить окружающих не обращать на себя внимания. Такому нельзя было выучиться – это приобреталось только многолетним опытом.
Михаил Федорович начал с того, что крепко пожал руку Глебу Святославичу и торжественно вручил ему золотой кубок и небольшой, но увесистый мешочек золотых монет:
– Извините, Глеб Святославич, что приходится поздравлять вас частным порядком, без огласки. Но Государь знает о вашем усердии и обещал не оставить в дальнейшем.
– Служу Царю и Отечеству! – вскочив со стула, отчеканил Глеб Святославич.
– Да садитесь, садитесь, – с улыбкой проговорил Михаил Федорович. – Не буду допытываться, как вам удалось справиться с заданием – но сделано было на высшем уровне.
– Надо отдать должное Петровичу, – улыбнулся и Глеб Святославич. – Он то свое дело выполнил отменно – все время отвлекал на себя господина Дубова и прочих, а у меня руки были настолько развязаны, что я даже мог себе позволить такое, на что при других обстоятельствах никогда не решился бы.
– Скажите, а Петрович знал о той роли, которую ему приходилось играть? – осторожно полюбопытствовал Михаил Федорович.
– Разумеется, нет, – хмыкнул Глеб Святославович. – И сыграл как нельзя лучше. Именно потому все поверили, будто он блюдет царское добро, что он действительно совершенно искренне блюл царское добро!
– Петрович то блюл, за что ему честь и хвала, – задумчиво произнес Михаил Федорович. – А вот наши дорогие гости проявили, прямо скажем, неблагонадежие. Мало того что сокровища пытались скрыть, так еще и решили вывезти Мангазейские иконы.
– Да, так точно, – кивнул Глеб Сваятославич. – Но и эту попытку мы пресекли.
– За что вам дополнительная благодарность от наших духовных властей, – отметил Михаил Федорович. – Надеюсь, иноземцы не покинули Царь Город?
Глеб Святославич привычно заглянул в бумаги:
– Василий Дубов, будучи в Господской слободке, посетил дом боярина Андрея, только что отпущенного из под стражи. – И добавил уже от себя: – И не удивительно – один другого стоят... Затем он ненадолго зашел в терем князя Святославского, а потом гулял по городу, заглядывая в разные лавки и покупая всякие мелочи, после чего возвратился в терем Рыжего.
– А остальные?
– Госпожа Чаликова все время находилась и сейчас находится там же. Лекарь Серапионыч вернулся туда чуть позже, после того как пользовал захворавшую княгиню Длиннорукую, – зачитал Глеб Святославич.
– А вы уверены, что они не улизнули?
– Наблюдение за теремом Рыжего ведется очень плотное. Последним, кто его покинул, был настоятель Храма Всех Святых отец Александр.
При имени отца Александра Михаил Федорович непроизвольно вздрогнул, и это обстоятельство не укрылось от внимания его подчиненного. Да и вообще, Глеб Святославич видел, что Михаил Федорович нынче как то не по всегдашнему возбужден, и хотя пытается свое возбуждение скрыть, это ему не очень удается.
Терпеливо выслушав отчет, Михаил Федорович не выдержал:
– Глеб Святославич, неужели вы ничего не слышали – ну, такого?..
– Нет, ничего. А что?
– Да так, ничего особеного. Ну ладно, ступайте, Глеб Святославович, вам после вчерашнего нужно хорошенько отдохнуть. Выспитесь как следует, никуда не спешите, в общем – возьмите себе настоящий полноценный выходной, вы его заслужили. А послезавтра – снова в бой...
Когда Глеб Святославович покидал обиталище своего начальника, в дверях его чуть не сбил с ног Лаврентий Иваныч. Он находился в необычайном возбуждении, но, в отличие от Михаила Федоровича, даже не пытался с ним совладать.
Михаил Федорович понял, что произошло нечто непредвиденное, однако виду не подал:
– Добрый вечер, Лаврентий Иваныч. Вообще то я вас не ждал, но раз уж явились, то присаживайтесь.
Лаврентий Иваныч плюхнулся на стул:
– Ты еще не слышал?..
– И что я, по твоему, должен был слышать? У меня здесь такая звукоизоляция, что вообще ничего не слышно. А коли ты чего услышал, то доложи. Но четко, спокойно, без лишних чувств.
Отдышавшись, Лаврентий Иваныч заговорил медленно, тщательно подбирая слова, так как Глеб Святославович по прежнему торчал в дверях:
– То, что должно было, не случилось. И все осталось, как было.
– Ничего не понял, – проворчал Михаил Федорович. – Уважаемый Глеб Святославич, кажется, я вас уже отпустил домой?
– До свидания, – вежливо попрощался Глеб Святославич и нехотя вышел, медленно затворив за собою дверь.
– Ну, в чем дело? – с тревогой спросил Михаил Федорович. – Говори скорее!
– В чем, в чем, – почти выкрикнул Лаврентий Иваныч. – Механизм не сработал, вот в чем! А теперь туда и не подобраться, там весь Сыскной приказ, да еще и боярин Павел в придачу!
– М да, опять произошел сбой, – совершенно спокойно проговорил Михаил Федорович. – Пожалуй, ты был прав – в таких делах на технику лучше не полагаться.
– Какой сбой?! – вскочил Лаврентий Иваныч, будто ошпаренный. – Какая, к дьяволу, техника? Ты понимаешь, что это уже провал?!!
– Молчать! – вдруг гаркнул Михаил Федорович во весь голос, а для пущей убедительности еще и грохнул кулаком по столу. – Смирно! Истерику тут, понимаешь ли, устраиваете. – И, убедившись, что Лаврентий Иваныч понемногу приходит в себя, начальник продолжал уже обычным голосом: – Причитаниями делу не поможешь. Что случилось, то случилось. И надо не пороть горячку, а думать о том, как использовать имеющиеся обстоятельства на пользу дела. На пользу нашего дела, – подчеркнул Михаил
Федорович. – Так что ступай домой и...
– И жди ареста? – перебил Лаврентий Иваныч.
– Какого ареста? – искренне удивился Михаил Федорович. И добавил с нескрываемым пренебрежением: – Да кому ты нужен? Ладно, иди и спи спокойно.
Оставшись один, Михаил Федорович заглянул было в отчет, который оставил ему Глеб Святославич. Но вскоре с досадой отодвинул бумаги в сторону и, подперев голову руками, крепко задумался. Конечно, последнее сообщение его не обрадовало, но и впадать в панику следом за Лаврентием Иванычем он вовсе не собирался. Аналитический мозг Михаила Федоровича уже «прокручивал» как минимум три варианта дальнейших событий, и каждый из них имел «плюсов» ничуть не меньше, чем «минусов».
-----
