> Имя в Библии означает больше, чем в современной
жизни (у нормальных людей). Знание имени даёт власть над носителем
имени. Даёт имя – хозяин. А что же тогда Иисус
спрашивает, как зовут беса? Во всяком случае, если Он
был в силах изгнать всю эту дрянь, Он просто обязан был
это имя знать? Может быть, разгадка в том, что всё описание
происшествия не вполне серьёзно. Бесы, которые выглядели такими
могучими, вдруг оказываются и глупыми, и бессильными –
попросились в свиней, словно не предвидели, что из этого
выйдет. Это им ещё повезло, что свиньи бросились в море,
могли и съесть вместе с нечистой силой и не поморщились бы,
необрезанные они такие. Да в том и счастье, что там,
где Иисус, там всё приобретает свои настоящие размеры.
Глупее бесов только люди, которые пытаются узнать имена бесов. Ну нет
у них имён, коли они взбесились! Имя первым делом отваливается
от хулигана, как вывеску в бурю срывает прежде всего.
"Легион" – не имя, а признание, что
в попытке обрести гнездо, ради хотя бы паразитической
жизни, темные силы жертвуют и тем немногим индивидуальным,
что в них есть. Это всё равно, как если бы в паспорте
у человека было записано: Чекист Гебешникович Энкаведистов.
* * *
> Кто упал, всё видит в неверной перспективе.
Бесы утверждают, что Иисус пришёл мучить их, но ведь это неправда.
Ииисус пришёл спасти их, вернуть их в Славу Отца, наполнить
их радостью и смыслом. Так утопающий мог бы крикнуть
спасателю: "Мучитель!" Слишком многие христиане мучают
себя, потому что думают, что Бог – садист, что по-христиански
перед смертью лучше помучаться, и начинать это дело
надо с младых ногтей. А Церковь, между прочим, молится
о мирной жизни, об избавлении от всякого страдания,
от всякого несчастья ("гнева"), о безболезненной
кончине. Поститься, бичевать себя, спать на гвоздях, отказываться
от секса можно только тогда, когда это – не чтобы
помучаться, а когда это – чтобы избавиться от мучений,
которых так много растворено в повседневной жизни, что иногда
нужно поставить весь раствор выпариваться. Если аскетические
упражнения оборачиваются мучениями, а не молитвой, то
их нужно сразу прекращать. А то так Христос придёт, а подвижничек
возопит: "Ты пришёл прежде времени, я ещё не закончил
реколлекцию, не мучь меня, дай мне долистать часослов!".
* * *
> В 2011 году воскресенье, когда этот рассказ по версии
Луки читается в православных церквах, случилось через два дня
после 190-летия со дня рождения Достоевского. Роман «Бесы»,
в котором убийцы сравниваются с одержимыми, вспоминался
очень часто – причём теми, кто совершенно не отвергает
убийства, очень даже поддерживает убийство, лишь бы убивали
тех, кого надо. Герои романа – одержимые, они плохие
убийцы, они убивают хороших людей, а разумный человек
убивает плохих людей. Плохие люди – для тех, кому
в России жить хорошо в 2011-м году – это всякие
«либеральные бесы». Тупые американцы, закатившиеся европейцы, наглые
исламисты... Интеллигенция и прочие евреи тоже, конечно, но
об этом стараются не очень громко говорить, еврей нынче
с атомной бомбой пошёл, так что нужно осторожно, не спешить.
> Между тем, чудо Иисус сотворил не тогда, когда освободил
бесноватого от бесов, а когда освободил бесноватого от угрозы
цепей. Цепи эти, символ агрессивной благожелательности, аукнулись
потом в знаменитой фразе Маркса: «Пролетариату нечего терять
кроме своих цепей». Мы реагируем на страхи и волнения
ближнего как дрессировщики: успокойся, а то!... Мы пугаем –
когда словами, когда взглядами, а когда цепями и расстрелами.
Семь бед, один ответ – сковать! Подморозить!! Убью гада!!!
> Трагедия России в том, что и сегодня большинство
из нас полагает, что революции можно было бы избежать,
если бы вешали больше, расстреливали больше, сковывали крепче.
Часто вспоминают стихотворение Макса Волошина, написанное в разгар
гражданской войны, «Русь глухонемая»:
«Не тем же ль духом одержима // Ты, Русь глухонемая! Бес,
// Украв твой разум и свободу, // Тебя кидает в огнь и в воду».
> Цитируют все, но почти никто не замечает главного: освобождение
Руси придёт, говорит Волошин, от человека, который «вдали от битв
// Кует постами меч молитв». «Вдали от битв»!!! Меч –
молитв, а не атомный, даже не законодательный!
> А у нас даже рассказ об изгнании торгующих
из Храма превратили в оправдание любого насилия, вплоть
до превентивного ядерного удара...
> В эти же дни начала ноября вспоминается ведь не только
Октябрьская революция и день рождения Достоевского, но и восстание
в Будапеште в 1956 году. Одного из лидеров восстания
так пытали, что он стал калечить сам себя, и надзирателям
было разрешено не вмешиваться, – пусть умрёт.
Он и умер. Кто был бесноватый: пытавшие, надзиравшие или разодравший
себя в клочья? Трагизм жизни в том, что чужое беснование
часто есть реакция на наше зло. Сперва цепи, потом беснование,
но понять это трудно, потому что тот, кто надевает цепи,
часто считает беснованием самоё жизнь, саму свободу, саму жажду
быть человеком.
> Исцелённый от беснования человек хотел идти за Иисусом.
Казалось бы, как хорошо! Не то что бесы, которые
хотели войти в свиней и попали в бездну –
войди в число последователей Христа и попадёшь на небо!
А Христос не берёт, а Христос посылает жить с теми,
кто его заковывал и кто сейчас боится присутствия Иисуса. Совесть-то
их, знать, нечиста...
> Понять желание исцелённого следовать за Христом легко:
самое страшное в жизни не грех, а повторяемость греха.
Вроде бы исцелился, просветился, а вдруг – бац,
и всё по-старому. Как тут не захотеть поселиться
рядом с Иисусом на Фаворе, иметь Его всегда, чтобы
в случае чего опять помог, опять исцелил. Но это –
трусость. Это – неверие в силу Божию, в то,
что Бог часто покидает нас для того, чтобы мы почувствовали,
что свободны и что мы можем и не впасть
в грех. Мы не поросята и не бесенята, мы вовсе
не обязательно станем жертвой и рухнем с обрыва.
Мы – люди, образ и подобие Божие! Вера есть вера
в Бога – Бога Творца, оделившего Своей свободой
нас, а не попугаев.
> Современный человек живёт в секулярном мире –
то есть в мире, где меньше Бога снаружи, меньше Бога принудительного.
Но Бога подлинного, который не снаружи человека, не в государственном
принуждении, а внутри которого и государства, и вселенная, –
такого Бога в нашем мире не меньше, чем в предыдущие
эпохи. Меньше возможностей пережить благодать с толпой, в красоте
пышного обряда – но больше возможностей жить благодатью
в красоте будничной, офисной. Раньше мы носили веру как носят
цепи, потому и чувствовали её довольно своеобразно и резко,
а теперь вера – как одежда, которую хочешь –
носишь, и тогда она становится такой привычной, что почти
и не ощущается, что она есть, как не ощущаем же
мы нижнего белья, если с ним всё в порядке. Не надо
бояться мгновений, когда мы не чувствуем веры, надо и за них
благодарить, как и за мгновения благодатной радости. Надо проповедовать
Бога и передавать Бога другим, что бы ни было
на сердце, благодаря Бога и за Его присутствие,
и за Его отсутствие, и тогда Бог вернётся –
если сердце занято благодарностью и щедростью, оно свободно
для Бога.
