Один мир – одна мечта
Сейчас по ТВ-РБК передали, что китайцы утвердили слоган-девиз предстоящей Олимпиады-2008:
One world – one dream (один мир – одна мечта). Dream – также сон, греза, почти
Майя. У меня чётче – Один мир, Один Бог, один Панлог. Да, китайцы на острие,
остается только завидовать. А в Сингапуре 6 июля выберут город для Олимпиады-2012.
Ширак будет агитировать за Париж. Наверное, все же победит Франция, а не Россия
и не Испания и не США или Англия.
Мераб Константинович Мамардашвили в докладе «Возможный человек» тоже коснулся
проблемы смерти и бессмертия. Ясно, что в обыденном мире нельзя умереть, а можно
лишь околеть. Умереть можно лишь в запредельном – за пределами времени. Пока
«течет» время – смерть недостижима, и лишь конец времени сопряжен со смертью.
Чтобы достичь бессмертия – надо овладеть кодом времени. Бессмертие – когда «времени
уже не будет».
Бог бессмертен, и избавить его от бессмертия может лишь смертный, способный соорудить
алтарь или «постав» (Gestell в смысле Мартина Хайдеггера) для высшего Богосаможертвоприношения,
прообразом которого служит Голгофа. Как гласит древнеарийская мудрость – «Бог
Сам Себя приносит Сам Себе в жертву руками Своих детей (людей)». В жертве, свершаемой
смертными, даже в евхаристии – Бог приобщается к смерти. Мераб Константинович
говорит:
«И если мы не принимаем смертельный предел человеческого существования (а человеческий
образ в философии непредставим без сомкнутости его с символом смерти), то, значит,
мы вечно прожевываем один и тот же непрожеванный кусок. Вечно с нами будут случаться
те же события, которые случались, и будет в нас та же немота, которую можно легко
представить, если вообразить, что ты вечно осужден жевать один и тот же кусок!
Это настоящая картина ада! Кстати, русский философ Евг. Трубецкой в своей книге
«Смысл жизни» очень
тонко уловил эту черту. Он сказал так: «Ад – это никогда не умирать!» Умирают
ведь один раз и навсегда истинной смертью. А ещё есть смерть, когда ты вечно
умираешь! И никак не можешь умереть. Вот это ад, это – адское мучение! Его можно
увидеть в картинках, например в тех, которые есть у Данте в «Божественной комедии»»
(Мамардашвили М.К. Возможный человек // Человек в зеркале науки: Труды методологического
семинара «Человек». Ленинград: Издательство Ленинградского университета, 1991,
стр. 10).
Перечитал великий роман Германа Гессе «Игра в бисер» (1943). Все темы, которые
меня интересуют, в этом романе проработаны, и «воля к власти» в сопряжении с
временем и с центральным персонажем Иозефом Кнехтом высвечивает сопряжение смерти
и бессмертия. Кнехт – это раб. Он – в связке с Господином, Господом. Вся диалектика
господина и раба, открывшаяся Гегелю в «Феноменологии духа» (1807) , исследована
здесь на уровне архетипов. Квинтэссенция книги представлена в разделе «Три жизнеописания»,
где приводятся три
глубоких сказа - «Кудесник», «Исповедник», «Индийское жизнеописание». В них –
о реинкарнациях Кнехта и о принесении его в жертву в первобытные времена, о приобщении
его как Иосифа Фамулюса (латинизированная форма имени и фамилии Иозефа Кнехта)
к истине Иисуса Христа во времена пришествия Спасителя и о начинающем йоге Даса
(на санскрите это имя означает «раб», «прислужник», то есть то же, что «Кнехт»
и «Фамулюс»), взыскующим Путь. И концовка романа– о смерти и бессмертии:
«Он /Даса/ был по горло сыт этими миражами, этим демоническим сплетением событий,
радостей и страданий, от которых сжималось сердце и стыла кровь и которые потом
вдруг оказывались майей и оставляли тебя в дураках, он был по горло сыт всем,
ему уже не нужно было ни жены, ни ребенка, ни престола, ни победы, ни счастья,
ни ума, ни власти, ни добродетели. Ничего ему не нужно было, кроме покоя, кроме
конца, ничего ему не хотелось, хотелось только остановить и уничтожить это вечно
вертящееся колесо, эту бесконечную
вереницу картин. Он хотел остановить и уничтожить себя самого, как хотел этого
тогда, когда в той последней битве бросался на врагов, раздавал и принимал удары,
наносил и получал раны, пока не рухнул. Но что потом? Потом будет пауза обморока,
или забытья, или смерти. А сразу же после этого ты снова очнешься, снова должен
будешь вбирать в себя сердцем потоки жизни, а глазами страшную, прекрасную, ужасную
череду картин, бесконечно, неотвратимо, до следующего обморока, до следующей
смерти. Но она, может быть,
лишь пауза, лишь короткая, крошечная передышка, а потом все пойдет дальше, и
ты снова будешь одной из тысяч фигур в дикой, хмельной, отчаянной пляске жизни.
Увы, прекратить это нельзя было, конца этому не было».
Роман «Игра в бисер» слишком перенасыщен смыслами,и не все мои современники его
постигали, не является он духовным «хлебом насущным» в наши дни для масс молодежи.
А вот кинотрилогия «Матрица» - у всех перед глазами. Оба творения по глубине
более или менее равномощны. В романе Иозеф Кнехт тонет в водах озера, что ассоциируется
со стиранием памяти души в «реке забвения» Лете. Это – надо обыграть. Ведь Истина
по-гречески – А-летейя, и Лете – река смерти (отсюда – «летальный исход). Между
тем Хайдеггер осмысляет
смерть и бессмертие именно через «не-сокрытое», через А-летейю, через Истину.
Ещё раз просмотрел фильм «Матрица». Путь к «коду бессмертия» - здесь прояснен.
Хотя постигнутую Мартином Хайдеггером и Жаком Деррида и Жаном Бодрийяром философскую
проблематику времени и смерти не прояснить до конца метафорами фильма, но фон
задан. Апория смерти, невозможность смерти в воспринимаемом мире при всей очевидности
околевания, - по-новому видятся из виртуального мира.