[ROOTS] Fw: Я и МЫ
http://uryst.livejournal.com/217972.html
Указатель на частную гостиницу мелькнул на дороге незадолго до поворота куда-то
в сторону, к близлежащей немецкой деревне. Уже несколько часов я гнал по Баварии,
солнце катилось к закату и надо было искать место для ночевки. Иначе, в любом
городе она была бы, как минимум, на треть дороже. Для того и машина, чтобы ехать
без проблем куда хочешь и останавливаться там, где понравилось или,если это касается
ночи, выгоднее. Руль почти сам повернул к деревне.Тихой и , похоже, вымершей,
хотя и большой.
Гостиница оказалась одним из крестьянских домов, каменных и двухэтажных. В этих
краях, вокруг Мюнхена, хозяйства крепкие и `` мерседес'' во дворе не редкость.
Сдаваемое жилье занимало полдома, из двух отдельных комнат, оборудованных под
стандартные номера - кровать, телевизор, душ. Во второй половине жили хозяева,
пожилая пара пенсионеров или, учитывая поздний срок немецкой пенсиии, вокруг
того. Чистенько. Уютно. Умеренно. Сорок два евро, включая завтрак.
Я загнал машину во двор, в лоб добротному кирпичному сараю и предложил деньги
сразу. - Зачем? - удивилась хозяйка - Утром после завтрака и отдадите. Немцы
в западной части страны никогда не требовали оплаты вперед, но там, где когда-то
была социалистическая Германия такое случалось. Люди с уголовным мышлением, вроде
польской таможни или восточноевропейские чиновники,смесь бракованных овчарок
и дворняг, пытливые,неизмено провоцировали внутренее раздражение и я старался
их обходить. Но, чем западнее по карте - тем меньше подозрительных взглядов
и больных вопросов. - Если хотите, - вышел из дома хозяин - Можете посмотреть
сарай. Там лошади, моя слабость и гордость... Я извинился и пошел в номер. После
долгой дороги хотелось только принять душ и выспаться.
Утром хозяйка предложила на выбор континентальный завтрак с кукурузными хлопьями
и молоком или яичницу. Пока она затеяла копошиться на кухне, я огляделся.
В маленькой крестьянской гостинной, с двумя деревянными столами вдоль стен, висели
несколько больших стендов, на которых так же аккуратно, как и все вокруг, размещались
десятки любительских черно- белых фотографий. Словно домашние альбомы, развернутые
для гостей. Но сразу бросалось в глаза одно - все снимки были старые и относились
ко времени той, давно прошедшей, войны. Ни одного послевоенного фото. На стендах
была живая биография деревни и, видимо, большой семьи только одного периода
- сороковых годов прошлого века. С разных сторон на меня смотрели задумчивые
мужчины в форме вермахта, их близкие, отмечающие праздники на улице, где тоже
половина людей носили военную форму гитлеровских времен. Иногда они стояли, позируя
на улице. Иногда, веселые, в шинке, за столом.
- Ваши родные? - у меня рябило в глазах от молний на шевронах и улыбок таких
добрых и трогательных военных.
- Это наша семья, не только из деревни. Хозяйка поставила яичницу на стол и
добротный черный хлеб с маслом. Почти как у меня дома, далеко отсюда.
- А почему вы выбрали именно этот период? - я подбирал слова, чтобы не показаться
в чем-то нетактичным - Наверное , есть и другие снимки, полее поздние?
Она заулыбалась, виновато, ничего не понимая и позвала хозяина, который бегло
говорил по- английски.
- Это не случайно. В то время мы все были едины, - пояснил дед - Мы праздновали
вместе, и вместе хоронили. Мужчины ушли в армию, воюя по всей Европе, и мы жили
этим. Надеясь на победу, - добавил он, запнувшись.
- А вы сами?
- Я был подростком. Но тоже мечтал пойти в армию, чтобы служить Германии.
- Наверное, не все из этих мужчин вернулись домой? - Я показал на снимки людей
в военной форме.
- О, конечно нет. Вот мой брат, он погиб в Беларуси. Этот - в Югославии. Отец
попал в плен и не вернулся. Но я гордился ими. Немцы были едины.
- Едины, чтобы умереть?
- Мы не думали об этом. Мы о многом не думали. Но это было, по- своему, великое
для нас время. Не то, что сейчас, когда везде правит индивидуализм, каждый за
себя и думает только о себе. В нас жила Германия, да и мы были другими.
- Но не все же оказалось тогда правильным и хорошим?
- Не все. Мы не знали,что происходит где-то. У нас была своя радость и свои
песни. Дружно жили. А то, что было далеко - повторил он - Так на то она и война.
В деревню потом многие не вернулись.
-А где здесь ваши дети? - спросил я, показав на фотостенды, когда хозяин, принес
кофейник и даже налил чашку, уважительно.
- Здесь нет. Один сын в Гамбурге, инженер. Другой - в Трире. Дочь в Швейцарии.
У них все хорошо.
- У вас - тоже.
- Это да, - подхватил дед - Правнуки уже есть. Но они все-таки иные немцы. Со
мной не соглашаются. Живут по- своему. Германией не гордятся.
- А зачем? И так видят, как уважают Германию другие. Действительно, великая
страна. Это и есть настоящая гордость.
- Не знаю, мы... - пробурчал он и вытер тряпкой фотографиию кого-то, в черной
военной форме. Наверное,СС - Ешьте, остынет....
Он вышел, а я насел на яичницу из домашних яиц. Мне нравится немецкая кухня.
Добротная,сытная и гостеприимная. Но почему так много людей, говоря о чем-то,
прошлом или нынешнем, все время повторяют `` мы''? `` Наше время'', `` мы не
знали'' или `` мы были...''. Кто, поименно? Удобное это слово - `` мы''. Многоголовое,
как дракон. Особенно, для освященных сверху преступлений. Перед человеком. И
еще одним. И еще. И еще...
`` Мы'' легко поднимает над собой никчемного в чем-то конкретном и создает ему
иллюзию силы и единства. Как строй солдат, марширующих в ногу. Так надо. Так
положено. Но ведь у каждого из этих же солдат где-то в глубине, потом, после
начинается свое `` я''. И желания, и амбиции, и болячки, и проблемы, и любовь.
Разве этого не достаточно? Ладно, солдату нужен противник, который объединит,
чтобы выжить и жить. Значит, победить. А не солдату? `` Мы - это сила''. ``
С нами Бог''... Хорошо, но почему Он тогда уже не с тобой. В твоем доме, рассвете,
вещах, увлечениях, в твоей работе, в твоем сердце, наконец. Строить, любить,
радоваться, защищать. `` Мы'' - это бегство от себя, ущербного. Неужели это не
видно? Или инструмент, дудочка крысолова для обожания теми же, бездарными, но
приобщенными как бы к... Вождю. Фюреру. Президенту. Начальнику. Им тоже надо.
У них `` я'' без `` мы'', как головка у младенца, не держится.
Конечно, `` мы'' - сила. Особенно, запоптать и поорать вместе, ощущая общность
чего-то мистического, восторженного и одновременно болюче - сладкого, освобождающего.
`` Мы'' - это безответственность за себя во имя ответственности за все. Люди
бояться отвечать за себя. Еще бы, `` я'' обязывает. Не, вообще - а лично. ``
Я'' - это ответственность. И за свои поступки, и за свою жизнь, и за пустой холодильник,
и за женщину, и за детей, и за то, что происходит вокруг. Любое сопротивление
злобе и, освященному `` мы'', злу начинается с `` я''. Потому его так не любят
вожди и подручные. Которые - не подмастерья, мечтающие стать мастером. Или просто
хорошо делающие то, что умеют. Подручные не способны строить. Они хотят быть
или чувстовать себя хозяевами. И не в чем-то, а над кем-то. Иными себя не видят.
Только охранниками, карателями, инквизиторами, офицерами, дворянами. А все остальные,
те, кто жил или не хотел жить, обслуживая хозяев, где они? Куда ни плюнь сегодня
- сплошь элита и потомки великих чего-то. Потому как сами - ничто. Подручные
всегда сбиваются в `` мы''. Иначе себя не чувствуют. Иначе обидно. Как и кильке.
Но у нее в стае немножно другое - только не меня. Но все- равно - "мы".
Те же немцы, пройдя через страшные испытания тогда, при Гитлере, смогли за какие-то
пятнадцать лет после войны не просто восстановить страну, но и сделать ее самой
богатой и сильной в Европе. Без маршей и хоругвей. Без химер в больных головах.
И смогли очиститься от противостояния многочисленным врагам, которых делали
сами же, унижая, убивая и ненавидя кого-то, другого. Сначала их придумали,
сбросив с себя ответственность - потом с ними, врагами, и боролись, погибая
и уничтожая. Другие, они тоже хотели жить. В конце- концов, пелену сорвали,
кроваво и больно. И что? Огляделись, отряхнулись и занялись своей жизнью. И
своей страной. И никто их на колени не ставил, чтобы поднимать. Потому как они
и не становились. Поняли, что однажды Гитлер уже поднял. Ниже некуда. И тогда
`` мы'', гнилое, ушло. Осталось ``я ``: построил, заработал, написал, сказал,
вымыл, убрал. Из миллионов этих `` я'' и получилось `` наше''. Великая Германия.
Они и так это знают. Без Гитлера. И еще то, что из миллионов нулей, безличностных
, как `` мы'', выстраиваются только цепи. Для самих же себя, в первую очередь.
Им, немцам, не надо себя накручивать, в оре `` мы, самые - самые'' или шлепать
на солдатских пряжках `` с нами Бог''. Он и так с теми, с кем надо. Без напоминаний.
На душу штампованную пряжку не наденешь. Как и на `` я''. Если оно, конечно,
не мыкает в стаде, благодарное за кнут пастуха, утреннюю дойку и нарисованную
для быка- осеменителя картонную задницу коровы. ``Мы...'' `` Мы были едины...''
`` Мы видели, кто враги...'' `` Мы всего не знали...'' `` Мы - это гордость...''
`` Как один вздох''...
Я выдохнул, допил кофе, расплатился за себя и выехал опять на трассу. Черно-
белую. Как старое фото. Хотелось скорее добраться до Ганновера, к Мишке, уехавшему
туда жить лет пятнадцать назад. Дети его и живут. Посидим, тяпнем по рюмочке,
вспомним, посплетничаем о жизни. Её для встречи и своей хватит - хоть залейся
шнапсом.
Вскоре,мимо мелькнул еще один указатель, почему-то резанувший даже не глаз, глаз
не успел, а что-то иное, глубокое. Я дал задний ход, благо недалеко проскочил.
Так вот бывает, не среагируешь сразу, в потом вспоминаешь и жалеешь, что проехал
мимо, пропустив, как выбросил. А зачем разбрасываться? Это в детстве не жалко
- кажется, что всего интересного много, в куче цветного мусора. Потом, со временем,
учишься отбирать. И в людях, и в надписях, и в подписях.
Машина рванула назад, пока нет никого, и встала перед предупреждающим знаком,
закачавшись. На синем указателе было выбито, белым, для четкости - `` Дахау''...
