Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Стив <<Зетро>> Суза: <<В Бэй-эриа мы были одной большой семьёй>>



Стив «Зетро» Суза: «В Бэй-эриа мы были одной большой семьёй»
2016-01-10 03:22 Dimon

[Большое интервью 2012 года]

Как поживаешь?

Хорошо. У меня новая группа, называется Hatriot.

Ты сейчас живёшь в Окленде, штат Калифорния?

Рядом с Оклендом. Мне до Окленда 15 минут на машине.

Ты когда-нибудь жил в Сан-Франциско или всегда жил в Окленде?

Нет, я всегда жил с восточной стороны Залива… Я и не говорю, что я жил в Сан-Франциско… красивый город, но я ненавижу местные спортивные команды. Я – парень из Окленда и болею за команду Окленд Рейдерс. Я родился с восточной стороны Залива.

Расскажи о своей новой группе Hatriot.

Ну, я начал пару лет назад вместе с пареньком по имени Костя Варватакис… мы с ним пишем все песни. Он пишет всю музыку, а я – тексты. Мы медленно по кусочкам собирали трэш-команду из Района Залива. Нам нравятся наши песни. Это настоящий «бэй-эриевский» трэш. Люди спрашивали: «А что же Стив будет делать дальше?» Ответ прост. Буду продолжать заниматься тем, чем всегда занимался. Играть трэш в стиле Exodus/Legacy. В нашей музыке много этих элементов… В каждой песне есть что-то от каждой из этих групп. Даже некоторые новые песни, которые ещё никто не слышал, звучат в типичной «бэй-эриевской» манере.

Значит, записываете пластинку. Отличные новости. Вы сами себя финансируете? Как вообще дела на сегодняшний день?

Ну, это не совсем пластинка, мы записали демку. Финансируем мы себя сами, да. Есть люди, которых я знаю много лет, а также молодые ребята, которые хотят чего-то добиться, поэтому выходит не так дорого. Мы всё делаем сами. Правильнее будет сказать, я сам всё делаю. Плачу за всё из своего кармана.

У вас своя звукозаписывающая студия или вы арендуете?

Арендуем. Но у меня полно различных предложений и вариантов, я знаю многих людей в этом бизнесе, много где я уже записывался. Я, в принципе, могу много где записать пластинку за копейки. Ну и ребята в группе отлично владеют музыкальными инструментами, так что много времени нам не требуется. Алекс Бент (барабанщик) у нас всё делает почти с первого дубля. В общем-то, все ребята молодцы. Все приходят подготовленными, так что много времени это не занимает. Мы репетируем дважды в неделю.

Я заметил, что в группе играет твой сын.

Да, мой старший сынок Коуди (Суза), он басист. Я дал ему в руки бас, когда ему было 13 лет… купил бас у Джека Гибсона (Exodus) и сказал: «Вот тебе бас, давай учись играть». Это была пятиструнка ESP, и теперь Коуди лабает будь здоров. Я его даже заставил проходить прослушивание в Hatriot. Чтоб не думал, что папаша сейчас всё устроит на халяву. Я сказал ему: «Сначала тебе придётся сыграть с этими ребятами, и если ты им понравишься – мы тебя берём», а он мне: «Бать, ты серьёзно?». Он очень талантлив. Все участники в группе молодцы, все они крутые музыканты и знают своё дело.

Вы уже где-нибудь выступали?

Да. Мы отыграли четыре или пять концертов. Уже успели сыграть с Testament, Forbidden. 19 мая будем выступать сами по себе, а 31 мая сыграем с D.R.I. Если будет желание – можешь приходить к нам на концерт… знаешь, сейчас уже не те сумасшедшие времена, как в 80-х. Играли чуть ли не в пиццериях. Больше такого нет. Я очень требователен к своим ребятам; я хочу выступать в нормальных клубах. К счастью, у меня такая возможность есть. Я готов продвигать группу, я уже пообщался с прессой. Я хочу, чтобы эта группа стала успешной. Этим летом я хочу записать альбом, а выпустить его осенью либо в начале 2013 года… вот такие у меня планы.

А в чём заключается преимущество контракта с лейблом в наши дни? Похоже, что если тебя знают в музыкальной индустрии и твоё имя им знакомо, можно выпустить альбом и самостоятельно.

Когда у тебя контракт с лейблом – всё доступнее. Мы уже выпустили сами пластинку Dublin Death Patrol, и я тогда все равно думал, будь у нас лейбл, нам было бы куда проще её продвигать. За пределами Соединённых Штатов полно людей, которые не скачивают музыку постоянно, они хотят держать альбом в руках. Поэтому с лейблом всё проще. Сразу появляется много привилегий. Я до сих пор считаю, что лейблы – важная штука.

А как сегодня выглядит музыкальная сцена Района Залива?

Не так уж и круто. Есть классный клуб в Санта-Кларе, называется он Avalon… я слышал, в конце года его закроют, но клуб очень красивый и там сейчас все и выступают. Ещё в Сан-Франциско есть клуб Regency Ballroom, и там обычно проходят концерты для аудитории человек в 1000-1500. Ещё есть Fillmore, он может вместить около 1500-2000 человек. А после него идёт Warfield – довольно большая концертная площадка. Есть небольшие клубы, и мы играем в местечке Rockit Room, что для нас необычно. Сейчас там не так, как в 80-е, но этого и следовало ожидать.

Это как раз мой следующий вопрос. Вы, ребята, принимали участие в становлении одной из наиболее исторических музыкальных сцен в истории тяжелой музыки – трэш-сцены Района Залива. Я знаю, что это невозможно, но всё-таки не мог бы ты рассказать о том времени?

Блин, чувак… тогда музыкальная сцена только разрасталась. Оглядываясь назад, мы не осознавали, что это было целое движение. Сегодня никто не играет в середине недели. Концерты проходят только по пятницам и субботам, и то не каждую неделю. А раньше играли чуть ли не каждый день… возможно, даже по воскресеньям. Вот тебе типичный концерт того времени: июль 1985 года, клуб Ruthie’s Inn, выступают Legacy, Suicidal Tendencies, Mace, Death Angel. В толпе угорают абсолютно все музыканты Metallica, Exodus, Vio-Lence, Forbidden, да там были все, кто тогда представлял нашу местную музыкальную тусовку. А после концерта ТУСОВКА у кого-нибудь на хате до 4, 5, 6 часов утра. Все БЕСЯТСЯ, угорают, нажираются и делают то, что мы тогда делали. Это были типичные сутки после концерта. Потом мы пробивали где и кто играет на следующей неделе, а потом ещё через неделю… минуточку, в воскресенье играют Death Angel и Blind Illusion, играют у Залива в 5 часов вечера. Потом во вторник концерт в Ruthie’s Inn, потом «металлический понедельник» в Old Waldorf. О, да. Я раньше думал, что такое творится в каждом городе. Потом мы стали старше, многие группы подписали контракты, начали гастролировать, пришла популярность и успех и трэш стал целым жанром… и оказалось, что такое творилось далеко не в каждом городе.

А в Лос-Анджелесе вы тогда выступали?

О, конечно. Помню, мы приехали туда в 1985 году и сыграли с Anthrax, Abattoir… я тогда ещё выступал в составе группы Legacy… кто там ещё был… Были MMM (Mike Muir Music Presents), Майк Мьюир (Suicidal Tendencies) был промоутером. В общем, там были мы, Dark Angel, Abattoir, кто-то ещё и Anthrax. Так что мы туда время от времени ездили, но почти все из нас знали, что трэш был в Сан-Франциско, и нам не нужно было никуда уезжать. Постоянно проходили концерты в Беркли, Окленде, Сан-Франциско, Пало-Альто… повсюду, так что за пределы родного Района Залива мы редко выезжали.

Наверное, было удивительно наблюдать за тем, как все эти группы из Сан-Франциско, в том числе, и твоя, превращались из местных команд в группы с мировым именем.

О, братан, Metallica. Помню, Клифф тогда разъезжал на своём старом зелёном [Фольксвагене] «Жуке»… такая была у Клиффа тачка, которая разваливалась на части… и даже тогда мы смотрели на этих ребят как на богов… а парни были без копейки денег в кармане. Помню, я приезжал в дом Metallica в Сан-Пабло, где жили Ларс с Джеймсом, и после концертов они устраивали там безумные, сумасшедшие пьянки и тусовки. Они были такими же, как и все остальные. Они не пропускали ни один местный концерт. На каждом выступлении обязательно присутствовали все ребята из Exodus, Legacy, Testament, Death Angel, Possessed, Forbidden, Vio-Lence… хм, Mordred… кого там только не было. Казалось даже, что в клубе больше музыкантов, чем фэнов, пришедших на концерты.

А что насчёт Slayer? Они тоже являлись большой частью той сцены?

Конечно, являлись, потому что впервые они приехали к нам в конце 1983 либо начале 1984 года. Они выступали вместе с Laaz Rockit. Помню, раньше у них была эта дебильная подводка для глаз. Ещё помню, как в тот вечер на тусовке в Беркли Пол Бэлофф вышвырнул их телик в окно, тот который стоял у них в номере… круто было… отличная была вечеринка… раньше каждый отель был сам по себе.

Просто взял и выбросил их телевизор в окно?

Ага, они сняли номера в отеле прямо черед дорогу от Ruthie’s Inn, и там, в итоге, мы устроили пьянку и тусовку после концерта. Помню, Бэлофф просто сорвал телевизор с подставки и вышвырнул его в окно (смеётся) – со второго этажа прямо на стоянку. Такой тогда творился беспредел. Мы считали себя неуязвимыми.

Первыми вышли пластинки Slayer и Metallica, верно?

Не стоит забывать альбом Exodus ‘Bonded By Blood’. Я пришёл в группу уже после выхода альбома… ничего мощнее тогда не было. Помню, за два месяца до того, как я перешёл в Exodus, я пошёл на концерт Judas Priest в Cal Expo и почему-то мы припарковались именно там, где была платная стоянка. Я думаю, после концерта мы не хотели ждать, пока мы выйдем оттуда. Но из каждой машины на парковке звучали песни с альбома ‘Bonded By Blood’… из каждой, мать её, машины… и эти ребята хотели, чтобы я стал их новым вокалистом? Твою же мать!

Долго ли ты пробыл в группе Legacy? (позднее группа переименовалась в Testament)

В Legacy я пришёл в конце 1983. Мне тогда было 22 года, а ушёл я… 19 июня 1986.

Это было рождение трэш-метала; жанра, оказавшего огромное влияние на многие другие жанры.

Верно. Мы были одними из первых. Когда я пришёл на первую репетицию Legacy и послушал их песни, к которым мне надо было написать тексты, я думал: «О, Боже, быстро как панк, но мелодично как Iron Maiden. Вот таким было моё первое знакомство с этой музыкой. Я понимал, что это такое, но тогда такую музыку играли всего несколько групп. Не забывай, что в то время по MTV крутили глэмерские группы вроде Ratt и Quiet Riot. Многие мои друзья из глэмерских команд говорили мне: «Да ладно, ты думаешь, они когда-нибудь станут крутить по радио Metallica? Думаешь, они когда-нибудь продадут миллион пластинок? Эту музыку никогда не будут крутить на радио». А теперь давай-ка вспомним, какая группа является величайшей в мире? Подумай об этом.

Да, удивительно, как всё вышло. Хотя последние работы Metallica у меня идут тяжело, но тогда они были одной из моих любимых групп.

Согласен.

Я потерял к ним интерес, начиная с «Чёрного Альбома». На ‘…And Justice For All’ были проблемы со звуком, но это всё равно была Metallica.

Именно. ‘The Shortest Straw’ и прочее дерьмо. Сегодня я могу слушать только первые два альбома. Тогда они были голодны и полны энергии. Ещё могу послушать следующие два альбома. ‘Master Of Puppets’ стал последним альбомом Клиффа (Бёртона) – шедевр.

Один из лучших.

А потом ‘Justice’… ладно, могу их понять, нужно прогрессировать. Потом вышел «Чёрный Альбом» и я подумал: «Нууу, ладно. Сойдёт». Он как раз и помог убить металл… я имею в виду, жанр. Тогда в 90-е самой популярной музыкой был гранж. А ребята из Metallica забили на свои корни. Они могли бы взять с собой в тур трэш-команды и может быть, металл, остался бы на плаву.

Заметь, что от гранжа больше всего досталось именно глэмерам, а не трэшерам.

Трэшу тоже прилично досталось. Я едва сводил концы с концами. О нас никто и слышать не желал до 2001 года. Я тогда завязал с музыкой. Мы с Перри Стриклэндом из Vio-Lence замутили небольшой проектик F-Bomb. А через полгода меня позвали обратно в Exodus, поскольку Пол (Бэллоф) умер.

Что касается Metallica, мне кажется, всё дело в вокале Джеймса Хэтфилда. На «Чёрном Альбоме» он пел совершенно по-другому. Сейчас они вроде как снова играют тяжеляк, но его голос просто невыносим.

Я думаю, такую музыку нужно петь с агрессией. Нужно быть злым, когда поёшь. Быть немного не в себе. И мне кажется, когда ты добиваешься успеха и перестаёшь пить, ты же не можешь быть злым и агрессивным. Ребят из Metallica теперь вообще не видно, они не приходят на концерты. Я полагаю, они просто не могут. Они слишком крутые, понимаешь? Но раз уж речь зашла о потере хватки – послушай новые группы. Послушай новый альбом Shadows Fall, Cradle Of Filth, Children Of Bodom, Haunted, Testament. Нужно быть в курсе того, что происходит на тяжелой сцене. Я не знаю, что там у Metallica сейчас происходит. Я полагаю, они теперь знаменитости и живут соответствующим образом (смеётся). Трэш-команда так не живёт. Ну, серьёзно, как можно быть искренним и честным после всего этого? Чтобы быть успешным в нашем жанре, нужно жить этой музыкой. Искренность не скроешь. А если ты не искренний – это, безусловно, заметят. К сожалению, эти ребята занимаются этим, потому что их альбом купит 3 миллиона человек, а потом они смогут поехать на гастроли и собрать целые арены.

Как-то даже невероятно, что парни из Metallica стали такими популярными.

Я вырос с Филом Деммелом из Machine Head. Я ходил на концерт и видел Machine Head на разогреве у Metallica. Там не было металлистов. В зале было много пожилых парочек, которые перед концертом поели в японском ресторане. Но я тебе вот скажу – стоило ребятам из Metallica выйти на сцену, все были просто очарованы. Всё внимание было направлено на каждый жест Джеймса. Никто не смотрел концерт с попкорном и колой в руке. Они были очарованы. Но я с тобой согласен. У меня это тоже в голове не укладывается.

Твой голос не меняется. Как тебе удаётся держать его в форме? Ведь петь в твоём стиле чертовски тяжело.

Ничего подобного. Мне это ничего не стоит. Всё дело в технике. Мне не составляет труда орать и визжать. Я за многие годы уже натренирован.

На гастролях у тебя никогда не бывает проблем с голосом?

На гастролях голос становится только лучше. Он как мышца, становится мощнее и сильнее. Я за годы стал петь лучше и знаю, как это делать. Люди говорят, что я деру глотку каждый вечер, но это не так. Я могу так орать хоть целые сутки. Меня это совершенно не напрягает. Я брал уроки пения; я знаю, как обращаться со своим голосом. Странно, но это так. Всё дело в технике.

Полагаю, в юности ты был большим поклонником Бона Скотта?

Полагаешь? (смеётся). Ага. Я даже пел песни AC/DC периода Бона Скотта со своей группой AC/DZ.

Надо было тебе попробовать себя в Accept, когда им нужен был новый вокалист.

Мне никто не звонил и не обращался. Слышал, что Энди Снип что-то говорил. Было бы очень естественно. Я без проблем могу петь в стиле Удо (Дикшнайдера).

Ты бы отлично вписался.

Ты прав. Весело было бы поработать со Штефаном Кауфманном и Вольфом Хоффманном. Я готов для предложений. Но сейчас я сосредоточен на своей группе Hatriot.

Давай поговорим о демке Legacy. Расскажешь нам о ней немного?

Тогда многие записывали демки в гаражах. Это было 5, 6 или 7 июля 1985 года. Записывали мы её там же, где Exodus записывали свой альбом ‘Bonded By Blood’. За три дня мы записали гитары, бас, барабаны и вокал. Крутая была студия. И наша демка получилась отличного качества. Одна из лучших на тот момент.

Вы её так и не выпустили, да?

Да, не выпустили. У меня есть копия на кассете и диске.

А почему?

Ну, я никогда об этом не думал. Я ушёл в Exodus, Чак (Билли) пришёл в Legacy и они переименовались в Testament. Тогда в этом реально не было смысла. Зато она представляет особую ценность. Найти её непросто, но на сегодняшний день она есть в интернете.

А что запомнилось во время самого процесса записи?

Это был мой первый раз, и я не знал, что я делаю. Надел наушники, смотрел через стекло на Эрика (Петерсона), Муку и Дага Пирси, которые сидели за микшерским пультом. Никогда этого не забуду. С тех пор я был в студии сотни раз. Я теперь уже как ветеран. Я знаю, что хочу услышать. Знаю свои возможности, свою технику, свои фишки. А раньше я всё думал: «А как получилось? Круто?». Мне не с чем было сравнить, и я считал, что звучит круто.

Раньше демка могла разлететься по всему миру.

Раньше демка давала тебе огромные возможности. Мне, кстати, кто-то сказал, что демка попала в Книгу Рекордов Гиннеса по количеству проданных экземпляров. Ведь раньше демки можно было продать. Я слышал, что было продано 40 000 копий.

Невероятно.

Для демки это очень много. В Голландии нами занималась девушка по имени Александрия. Наш менеджер отправил ей демку, и она помогла нам пробиться в Европе. Мы появились в рок-журналах ещё до того, как подписали контракт с лейблом.

Насколько популярными были Legacy в Районе Залива?

Все клубы были забиты под завязку. Здорово было, ведь мы тогда думали: «Контракта у нас ещё нет, однако мы можем выступать в клубах в Бэй-Эриа, и на нас приходят 300, 400, 500 человек».

А вам раньше платили за выступления?

Да, платили. Но нужно было об этом просить. Раньше деньги не играли особой роли.

Legacy (Testament) подписали контракт сразу после твоего ухода?

Да. Когда я ушёл в Exodus, у них было 12 предложений. Начиная с Metal Blade и заканчивая Def Jam. Они подписали контракт с Megaforce. Даже когда я ещё был в группе, ребята знали, что хотят подписать контракт именно с Megaforce. Джонни Зи предложил им лучший вариант. Он им очень помог с продвижением. Они были на одном уровне с Exodus.

Я так понимаю, что переход в Exodus, вероятно, был для тебя более выгодным решением, но всё равно хреново уходить из группы, у которой контракт на столе.

Ты чертовски прав. Но не надо ни о чём жалеть. Что сделано – то сделано.

И как прошла смена вокалиста?

Ребята из Testament сказали Megaforce о том, что произошло. Они сказали, что у них на примете есть пару ребят. Одним из них был вокалист Abattoir из Лос-Анджелеса, но он им не понравился. Я предложил попробовать Чака (Билли). Помню, он всем понравился кроме барабанщика Луи Клементе. Чак раньше пел в глэмерской группе Guilt. Он попросил моей помощи, потому что никогда не пел так быстро. И я вместе с ним пару раз приходил на несколько репетиций. С ребятами из Testament я с первых дней в отличных отношениях.

Почему Пола Бэлоффа выгнали из группы?

Ну, Пол он такой. За неделю до их отъезда в Нью-Йорк и концерта с Anthrax, они не могли его нигде найти. Они понятия не имели, где он и у кого. И где-то за 15 минут до вылета он объявился. Они поняли, что дальше так продолжаться не может. Он забивает на репетиции, вечно опаздывает, постоянно под кайфом, одни пьянки и тусовки на уме. Он всегда был таким милым раздолбаем. Ребятами из Exodus занимался Билл Грэм, и они хотели двигаться дальше, расти в профессиональном плане. Им нужен был более ответственный человек и тот, у которого мозги были на месте. Я же с ними не только приезжал на репетиции, я и интервью давал. Они всё это видели, потому и позвали к себе в группу.

А сколько времени прошло после выхода ‘Bonded By Blood’ и твоим приходом в группу?

Я пришёл в июне 1986, через год. ‘Bonded By Blood’ вышел в апреле или мае 1985, потому что я помню, что тусовка по случаю релиза альбома проходила в клубе Kabuki. И где-то через год ребята поняли, что дальше с Полом у них не получится. Они хотели подписать контракт с крупным лейблом, и в итоге нас подписали Capitol Records.

А почему сейчас ты не в Exodus?

Я сам так решил. Я не мог оставаться в группе в 2004 году. У меня были другие дела в жизни и я не смог поставить группу на первое место, как раньше. Пришлось уйти.

Ты ушёл перед туром?

Да, ушёл перед туром. Поступил неправильно – подвёл ребят. Честно, поступил как мудак. Это полностью моя вина. Они ни в чем не виноваты. Я рад, что им удалось найти нового вокалиста. И они смогли продолжать дальше, и сейчас этот парень ОТЛИЧНО справляется.

Не хочешь говорить, почему ушёл из группы?

Пришлось выбирать между семьёй и группой. В группе я оставаться не мог. У меня тогда были маленькие дети и совсем другая жизнь. Было тяжело пробовать себя сразу везде – быть и отцом семьи, и работать прорабом, а потом ехать в тур и возвращаться домой. Тогда группа мало зарабатывала и я бы на те деньги не смог прокормить семью. На работе я получал больше, поэтому пришлось выбирать. Поверь мне, это печально, я этого не хотел, но был вынужден. Лишь раз в жизни тебе предоставляется шанс играть в такой группе. И я осуществил свою мечту.

Когда в 1986 году ты пришёл в Exodus, вы сразу же начали выступать?

Да, у них были запланированы небольшие туры. ‘Bonded By Blood’ уже вышел. Мы пытались заключить контракт на выпуск следующей пластинки и не знали, будет это крупный лейбл или нет. У ребят был контракт на один альбом с лейблом Torrid Records. На нём вышел ‘Bonded By Blood’. У них началась грызня с лейблом Torrid, но потом в дело вмешался Combat и отстегнул Torrid бабла, чтобы парни смогли выпустить следующий альбом, которым стал ‘Pleasures Of The Flesh’ (1987). Так что был простой. Я тогда гастролировал гораздо больше, чем раньше, но я и с текстами ребятам помогал. Я написал ‘til Death Do Us Part’ и ‘Faster Than You’ll Ever To Be’… ну и ещё кое-какие песни.

Exodus были одними из самых первых, если не первой трэш-командой в истории… жаль, что ваш второй альбом вышел только в 1987 году.

Да, простой случился очень не вовремя. Тогда был самый рассвет трэша. Я думаю, именно поэтому мы и не добились большого успеха. Slayer выпустили ‘Hell Awaits’ и ‘Reign In Blood’, Metallica выпустили ‘Ride The Lightning’ и ‘Master Of Puppets’, Клифф уже погиб. Megadeth уже выпустили ‘Peace Sells’. Anthrax выпустили ‘Among The Living’ и ‘State Of Euphoria’. Все эти группы были на подъеме, а мы пролетели. Но мы до сих пор считаемся одними из пионеров и новаторов жанра, просто не получилось у нас как у групп из «Большой Четвёрки» (Metallica, Slayer, Megadeth, Anthrax).

Да, но если бы это была «Большая Пятёрка?»

Согласен.

А сколько лейбл Combat Records выделил Exodus на запись альбома?

60 000 баксов. Это было в 1986 году; тогда это были большие деньги. Потом мы перешли на Capital Records и сделка была на 3,5 миллиона, а на запись пластинок нам выделили почти 300 000 баксов.

У меня есть друг, который продюсирует альбомы для крупный лейблов и он говорит, что сейчас обычно выделяют на запись 10 000 долларов.

Верно. Сейчас можно уложиться и в 5 000. Теперь всё делается в цифре и намного быстрее.

Что тебе больше всего нравится в нынешнем цифровом веке?

Не нужно записывать одно и то же по сто раз. Достаточно спеть припев, и можно перекинуть его куда нужно, а не петь его три раза, как раньше.

Долго ли вы записывали альбом ‘Pleasures Of The Flesh’?

Месяц.

Где записывали?

В студии Apha & Omega в Сан-Франциско (сейчас она находится в Сан-Рафаэле, штат Калифорния). Там у одного нашего друга была студия, и мы записали там альбом.

С кем поехали на гастроли в поддержку альбома?

С Anthrax, Celtic Frost и… с кем же ещё… а, M.O.D., ещё с ними ездили.

Это было как раз тогда, когда Celtic Frost начали играть глэм?

Нет, глэм они начали играть позже.

И сколько продлился тот тур?

Почти весь год.

И потом вы сразу пошли в студию?

Именно так мы и сделали. Я думаю, пару недель мы сделали перерыв, чтобы прийти в себя, и пошли в студию сочинять песни для следующего альбома ‘Fabulous Disaster’. Последний концерт в поддержку ‘Pleasures Of The Flesh’ прошёл в марте 1988, а к апрелю мы уже сидели и репетировали песни в Окленде. К сентябрю мы пошли в ту же самую студию (Alpha & Omega Recording). Потом, помню, в январе 1989 года мы снимали клип, и в том же месяце вышел альбом. Раньше время летело очень быстро. Особенно, тот период в 5, 6, 7 лет.

Лейбл считал пластинку ‘Pleasures Of The Flesh’ успешной?

О, конечно.

Бюджет для третьей пластинки был больше?

Чуть больше. Кажется, около 90 000 баксов.

А на что потратили остальную часть аванса?

Купили новое оборудование, кое-какую аппаратуру для студии и новую систему оповещения, чтобы звук на концертах был лучше. Ещё оплатили всякие счета, потому что мы получали зарплату. Не важно, работали мы или нет, у нас была ежемесячная зарплата. Классное было время. Тогда казалось, что мы будем заниматься этим всю жизнь. Потрясающее время.

Какие твои три любимых воспоминания о том времени в Exodus?

Поездка в Голландию. Я впервые был на фестивале с Exodus перед аудиторией в 30 000 человек. Мы выступали хэдлайнерами на фестивале Dynamo. Ещё здорово, что после концерта в Warfield, билеты на который были проданы все до последнего, к нам за кулисы пришли все ребята с лейбла Capitol Records… мы подписали контракт с Capitol. Ещё я вместе с Тоби Магуайром снялся в одной серии «Великого Скотта». Это была комедия. Exodus были в гостях, а Тоби Магуайр был звездой шоу.

Неудачные моменты твоей карьеры.

Когда в 1992 году группа развалилась.

А что потом делать?

Что потом делать? Идти работать плотником. Это работа не для души, но что делать…

Все ребята в Exodus устроились на работу?

Нет, не все. Некоторые просто слонялись без дела.

Ты был в шоке?

Абсолютно. Должен признать, был.

Вы гастролировали с Pantera?

Да, мы взяли их с собой в тур. Это были их первые серьёзные гастроли. Когда вышел альбом ‘Cowboys From Hell’, они выступали на разогреве у Suicidal Tendencies и Exodus. Если посмотреть те концерты, видно, что они выходили петь с нами на сцену… они тогда ещё катались на своём фургоне. Я был с ним в том туре. Помню, они выходили на сцену и люди спрашивали: «Это ещё кто такие?». Они продавали по три футболки за вечер, а потом в течение года добились невероятных успехов.

Когда ты впервые заметил, что трэш возвращается?

Когда мы выступали на вечере ‘Thrash Of The Titans’ для Чака Билли в Сан-Франциско. Тогда многие группы реформировались и до сих пор на плаву.

Твоя самая отвратительная привычка.

Пержу.

Твои бабские замашки.

Их нет.

Какой бы вопрос ты задал Богу, когда оказался на небе?

Какого х*я?

Величайшая рок-группа всех времён?

AC/DC

Чем занимался до этого интервью?

Давал другое интервью.

Перевод: Станислав «ThRaSheR» Ткачук


Dimon

Copyright © Metbash.ru. Копирование материалов ленты разрешается только в случае указания на "Metbash.ru", как на источник получения данных, при этом во всех ссылках обязательно явное указание адреса сайта Metbash.ru

Джеймс Хэтфилд: «Когда ребята сидели на коксе, мне было противно находиться с ними рядом. Они вели себя как говнюки»
2016-01-10 03:41 Dimon

[Статья из журнала "Guitar World" за 2009 год]

ЖЕЛЕЗНЫЙ ЧЕЛОВЕК

В этом откровенном интервью Джеймс Хэтфилд (James Hetfield) рассказывает о Metallica, Дэйве Мастейне (Dave Mustaine), своём браке и тяжелом детстве… и объясняет нам, почему то, что не убивает – делает сильнее.

В документальном фильме 2004 года «Какой-то Монстр» (Some Kind Of Monster) есть эпизод, в котором Ларс Ульрих раздражительно высказывает Джеймсу Хэтфилду своё недовольство насчёт новых правил, которые Джеймс хочет установить в студии после своей реабилитации. Ульриха не устраивает, что Джеймс просит прекращать всю работу в 4 часа дня, чтобы провести время с семьёй. Ульрих ходит по комнате и ворчит: «Я понимаю, что едва с тобой знаком». Эти слова сказаны невзначай, но фэны Metallica их запомнили. С тех пор, как в 1983 году вышел первый альбом Metallica ‘Kill ‘Em All’ Хэтфилд, по-видимому, превратился в настоящего рок-фронтмена. Хэтфилд – бескомпромиссный и харизматичный лидер группы – увлекался в свободное время женщинами, крепким алкоголем, южным роком и охотой. Для своей публики Хэтфилд был мощной непробиваемой иконой с жёсткими и острыми как лезвие риффами. Они думали, что действительно знают этого парня – но они полностью ошибались. Сидя на шикарном лиловом диване в своём кабинете в штаб-квартире Metallica, нынешний Хэтфилд отчётливо произносит слова со своим калифорнийским «растянутым» акцентом, время от времени тихо посмеиваясь, искреннее отвечая на вопросы. Он прошёл курс терапии и больше не пьёт. Коммерческий успех альбома 2008 года ‘Death Magnetic’ показал, что без оружия, алкоголя и скрытых «проблем» Джеймс никак не затупил острое лезвие Metallica. Мы пообщались с ним полтора часа, и за это время стало ясно, что Джеймс далёк от того надменного и жалостливого рок-идола на постере. Наоборот, он любезен и остроумен, даже когда мы касались более сложных и болезненных деталей истории его удивительной жизни.

Расскажи о своём детстве.

Я вырос в пригороде Лос-Анджелеса, в семье среднего класса. У нас был классный дом. Я мог ходить пешком в любую школу, в которой тогда учился – начальная, средняя, старшие классы – никаких проблем, всё рядом с домом.

Отец был водителем грузовика, и, в итоге, открыл свою компанию грузовых перевозок. Мама была домохозяйкой, она была художником – рисовала и выполняла графический дизайн. Забавно. Помню, что часто бывал дома один. Очень необычно. У меня было два старших сводных брата и младшая сестрёнка. В доме, безусловно, было непросто. Я старался поставить себя на место отца. Он женился на женщине с двумя детьми-подростками, и для него это, безусловно, было непросто. Помню, я часто был одинок. Помню, сестрёнка часто попадала в неприятности. Она была бунтаркой, любила пошуметь и пошалить. Я видел последствия, поэтому не повторял за ней. Я старался закрыться в себе и заниматься своими делами, что не всегда получалось.

Твои родители были приверженцами Христианской Науки.

Да, было очень интересно, но чуждо… мне тогда всё это казалось чуждым. Теперь, когда я старше, я лучше понимаю религию. Сила разума помогает тебе настроиться на позитивные мысли. Ты должен исцелиться, старясь не думать, что ты болен. Нельзя ходить к врачу, ты должен всё это игнорировать. Я этого абсолютно не понимал. Сегодня я думаю, что одно связано с другим. Да, есть сила разума, но мы многому научились, многое познали. Если ты сломал руку, наложи хотя бы гипс, но тогда и этого нельзя было делать. В школе мне нельзя было посещать «класс здоровья». Они изучали, как работает организм и тело. Но мне нельзя было туда ходить. Мне приходилось уходить с урока, стоять в коридоре или идти в кабинет к директору. Это было скорее наказанием. Родители хотели как лучше, пытались оградить меня от всего этого, но получилось только хуже.

Отец ушёл из семьи, когда мне было 13 лет. Я тогда сказал маме: «Я больше не пойду в воскресную школу. Попробуй меня заставь». Вот и всё.

А что помнишь о разводе?

Я тогда не понимал, что происходит. Родители всё скрывали. У меня до сих пор есть ощущение, что от меня кто-то что-то скрывает. Отец ушёл, и мы несколько месяцев понятия не имели, что он не вернётся. Мама сказала, что он уехал в командировку по работе, а потом, наконец, сказала правду. Мне было страшно, что я теперь был главным мужчиной в доме. Я не знал, что делать. Я считал, что многое не умею и не всему научился у отца, а его больше не было и всё начало наваливаться. Я его сильно ненавидел. Он даже не попрощался.

Я понятия не имел, что у них там с мамой происходит. Может быть, случилось что-то совершенно ужасное, и он ушёл. Но они оба были очень религиозными людьми, а такие люди, как правило, не разводятся. Он бросил нас. И я чувствовал себя брошенным.
А потом через три года мама умерла. Я считаю, что развод и уход отца сыграл немалую роль в её болезни. Было очень тяжело и больно.

Видимо, она не стала прибегать к помощи врачей.

Нет, конечно, не стала. Ей было даже не интересно узнать, в чем дело. Мы смотрели, как мама медленно чахнет у нас на глазах. Мы с сестрой смотрели друг на друга и даже не знали, что сказать. Мы были в безвыходном положении. Мы понимали, что она больна, но ничего не могли поделать. В итоге, мои братья – они были достаточно взрослыми, чтобы это понять – сказали: «Что-то здесь явно не так. Давайте ей поможем». Но было уже слишком поздно. Мама умерла от рака.

Мне некоторое время пришлось пожить у брата, оставить всех своих друзей, я успел проучиться половину 10 класса. К счастью, у меня был старший брат Дэвид, он был достаточно обеспечен, и на него можно было положиться. У него была жена. Мы с сестрой переехали к ним, и ему пришлось повременить с личной жизнью. Сестра долго там не протянула – с ней было много проблем. Они нашли моего отца, и она поехала жить к нему. А я его знать не хотел. Мне понадобилось немало времени, чтобы простить отца и снова начать с ним общаться. Понять, что есть бескорыстная любовь отца к сыну. Но у меня к нему было куча вопросов. Он умер. Когда я проходил курс терапии, мне пришлось столкнуться со многими страхами и проблемами из детства. Я пытался понять, чем моя жизнь отличается от их жизни.

А когда ты сам впервые прибегнул к помощи медицины?

Когда я жил у брата, я мучился от постоянной головной боли. В детстве у меня были частые мигрени. Я не думал, что от этого есть спасение. Молитвы не помогали, а в нашем доме молитвы были единственным лекарством. Либо молитвы, либо Библия. Помню, брат впервые дал мне аспирин, и я запаниковал: «А что будет? Как я буду себя чувствовать?». И тогда я понял, что нужно не только верить в бога, но и заботиться о себе.

Сколько тебе тогда было?

Наверное, лет 16-17. Спиртное я тогда не пробовал, и пока учился в школе, ни разу не попробовал алкоголь – и я этому рад. Кто знает, как бы я отреагировал?

Ты к этому моменту уже учился играть на гитаре?

В доме у маминой подруги стояло пианино. Мама водила меня к ней на занятия. Я начал лупить по клавишам, и мама решила, что я буду виртуозным пианистом [смеётся]. Три года занятий в доме пожилой женщины, где ужасно воняло.

Я довольно рано понял, что могу выражать свои чувства с помощью музыки. Мне нравилось быть одному. Нравилось закрываться от мира. И музыка мне в этом помогала. Я надевал наушники и просто слушал музыку. Музыка говорила моим голосом, и я чувствовал, что я не одинок. Я слушал Kiss и Aerosmith. Мой первый концерт – Aerosmith и AC/DC в Long Beach Arena [12 июля 1978 года]. Ещё мне нравился Тед Ньюджент, Элис Купер. Более жёсткий и тяжелый рок чем то, что тогда слушали в Америке. Лишь через два года Ларс познакомил меня с другой музыкой.

Как вы познакомились?

Я тогда учился в старших классах и играл с другом на гитаре, мы пытались пробиться со своей группой Phantom Lord. Мы ответили на объявление Ларса в газете, встретились на каком-то складе, он установил барабаны, а играть он тогда вообще не умел, но у него была мотивация и умение. У него, как и у меня, был драйв и стремление.

Насколько вы друг от друга отличались в культурном плане?

Очень сильно. Мало того он играть не умел, от него ещё и воняло [смеётся]. Европейцы понятия не имеют о существовании мыла, и никто не принимает душ. Когда я приехал к нему домой – там была абсолютно другая атмосфера. Очень дружная, очень открытая. Мой дом был очень закрытым, если ты не верил в нашу религию. У нас редко были гости. У Ларса было совершенно наоборот. Такой типичный дом хиппи. «Заходи, будь как дома, располагайся».

Очевидно, у Ларса была довольно внушительная коллекция пластинок.

Не сказал бы, что он был избалованным, но он был единственным ребёнком в семье, и да, у него было много пластинок. Я вошёл в его комнату и не мог поверить своим глазам. У меня была небольшая полочка; у него же вся спальня была заставлена музыкой. Он приходил в магазин пластинок и говорил: «Хочу заценить этих ребят». Я себе такого позволить не мог. Но блин, я пришёл к нему и начал переписывать у него всё, что только можно.

Ты тогда был стеснительным парнем?

Очень. Я был в себе, никому не доверял, потому что у меня было непростое детство. А потом алкоголь помог мне немного открыться, но в итоге стало только хуже. Я всё рыл и рыл себе эту яму.

Было ли ощущение, что Metallica стала тебе семьёй?

Да, да. Безусловно. Я искал людей, с которыми мне было бы комфортно. С семьёй мне было очень тяжело, и я видел, как она разваливается у меня на глазах. Одна часть меня хочет семью, а другая просто не выносит людей. Я себя чувствую волком-одиночкой, знаешь, я понимаю, что мне нужна семья, но не постоянно.

Ты был доволен, что вы избавились от Дэйва Мастейна?

Не уверен, что сюда подходит слово «доволен», но это было необходимо. Три лидера в одной группе уж точно не ужились бы. Было очевидно, что Дэйв, как и мы, хотел быть главным – он сформировал Megadeth и добился огромного успеха. Сейчас мы с Ларсом на одной стороне весов, а Кирк с Робом – на другой. У ребят много отличных идей, но они нормально относятся к тому, что всем в группе заправляем мы с Ларсом. Мы с ним по натуре лидеры, а они – нет. Ну, во всяком случае, мне так сказали [смеётся]. Поэтому Дэйву пришлось уйти.

В вашем документальном фильме «Какой-то Монстр» Дэйв в разговоре с Ларсом выглядит очень расстроенным.

Он потрясающий и талантливый парень. Может быть, иногда он любит лезть на рожон. И ему до сих пор обидно. Если бы меня выгнали из Metallica, я бы тоже был разозлён. Наш первый басист Рон Макговни до сих пор злится. Они до сих пор не могут этого принять. В фильме Ларс в разговоре с Дэйвом говорит ему: «Видишь, что ты натворил?».

В 1986 году во время гастролей Metallica по Швеции произошла ужасная автомобильная авария, в результате которой погиб Клифф Бёртон. Легче ли тебе было справиться с его смертью после смерти матери?

Это всегда тяжело. К этому невозможно привыкнуть, особенно в том возрасте и с тем образом мышления – я тогда много пил и заглушал горе алкоголем. Это была ещё одна часть Христианской Науки: никаких похорон, никакого траура, никаких слёз и соболезнований. Мы просто говорили: «Ладно, тело мертво, но душа отправилась к Богу, жизнь продолжается». И когда Клифф умер, были похороны, но я не чувствовал той атмосферы. Я начал ещё больше пить. Топил горе в стакане.

Ларс говорил, что незадолго до аварии вы с Клиффом стали ещё ближе, а после аварии ближе стали уже вы с Ларсом. Ты согласен с этим?

Да, мы с Клиффом были близки. У нас были общие интересы. Нам нравилась одинаковая музыка – южный рок, Lynyrd Skynyrd. Ему нравилось проводить время на природе, ходить пешком, отдыхать на природе, стрелять из ружья, пить пиво. Мы с ним были очень похожи.

А что помнишь о той аварии?

Было очень холодно. Мы были в Швеции зимой. Я спал на заднем сиденье автобуса, чтобы немного согреться. Обычно я спал рядом с ним. Но я об этом стараюсь не думать. Уже ничего не вернуть. Мы, так или иначе, остались живы. Безусловно, нам очень не хватает Клиффа. Многое могло бы быть совершенно по-другому.

Ты считаешь, вы слишком рано поехали в тур после смерти Клиффа?

Я думаю, всё после его смерти случилось очень быстро. Новый басист, гастроли. Мы сразу же поехали в тур. Так решил менеджмент: «Езжайте в тур, ребята, и выплескиваете эмоции через музыку». Сегодня кажется, что мы слишком поторопились. Недостаточно времени прошло с момента смерти, мы не до конца в себе разобрались. Поехали на гастроли и весь свой гнев начали вымещать на Джейсоне. Мол, у нас новый басист, но он – не Клифф.

Тебе нравился Джейсон?

Да, нравился. Он нас постоянно воодушевлял. Мы снова почувствовали себя юными пацанами. Было весело и здорово всё делать вместе. У нас были общие интересы, мы сочиняли музыку все вместе. А потом началась «звёздная болезнь», негодования, недовольства, понты. И каждый из нас стал другим.

Ларс утверждал, что вы собирались назвать ваш альбом 1988 года ‘…And Justice For All’ ‘Wild Chicks, Fast Cars And Lots Of Drugs’ («Безумные Тёлки, Быстрые Тачки и Куча Наркоты»). Это название идеально описывало вашу группу в тот момент?

Ну, у нас были свои проблемы, у каждого был свой грешок, и с каждым днём их становилось всё больше. Да, мы боролись с демонами. В какой-то момент веселье превратилось в разрушение. Нас накрыло с головой. Всё началось в период ‘Justice’. Мы только выпустили ‘Master Of Puppets’, съездили на гастроли с Оззи и начали выступать самостоятельно. И началось… сразу всё стало доступно – женщины, тусовки и так далее. Нас просто засосало. Но так и должно было быть. Я не знаю, кто из нас тогда был женат, но я, конечно же, не был, так что мне было всё равно. А вот девушкам, которые ждали своих ребят дома, было не всё равно, но знаешь, каждый проходит через этот период. Набирается опыта. Было весело. Приходится всем этим заниматься, и ты понимаешь, что музыка к этому не имеет никакого отношения. Знаешь, это был бонус-трек, который начал заполнять всю пластинку [смеётся].

Но тебя не интересовали наркотики.

Слава Богу, нет. Я их боялся. Наверное, здесь сыграло свою роль воспитание в религиозной семье, но я помню, как в старших классах, в своей самой первой группе – с говорящим названием Obsession (Одержимость) – я курил травку и думал: «Ух ты, классная штука!». Потом я выкурил за один вечер пять косяков, приехал на репетицию и меня дико накрыло. Я был в панике, я думал, что мы играем одну и ту же песню полчаса. Мне это состояние совсем не понравилось.

А каким был Ларс, когда употреблял кокаин?

О, чувак. Болтливым? Не то слово. Они вели себя как говнюки. Мне было противно находиться с ними рядом, когда они были под этим дерьмом.

А с тобой было весело, когда ты был пьян?

Конечно же, нет. Я становился очень агрессивным. Сначала я был весёлым и радостным, а потом меня накрывало, и я ненавидел этот мир и всех вокруг. Я становился… клоуном, потом панком-анархистом, мне хотелось всё вокруг расх*ярить и кого-нибудь отпи*дить. Я ввязывался в драки. С кем? Иногда с Ларсом. Мы с ним, таким образом, улаживали все конфликты и негодования. С помощью кулаков. Либо я в него что-нибудь швырял. Мы с ним два совершенно разных человека. Очень разных. Он постоянно хочет быть в центре внимания, а меня это напрягает, потому что я сам такой же. Он очаровывал людей, а я строил из себя злого и страшного парня, чтобы люди уважали меня таким.

Ты и сейчас такой?
Нет. Я думаю, я научился управлять своими эмоциями. Я понимал, что вся эта показуха ни к чему. Мы ведь ненавидели Голливуд, Лос-Анджелес и всю эту глэмерскую херню, а я выходил и красовался. Guns N’ Roses были для меня врагами. Ларс тусовался с ними, вечно носил дорогие шмотки, понтовался. Ларс такой по своей натуре. Он мог быть одержим некоторыми людьми, если видел в этом смысл. Такой он человек. Ему нравится учиться у людей, если есть чему. Таким человеком был Эксл.

Тяжело ли было записывать песню ‘Nothing Else Matters?

Нет. Поначалу, да. Я даже не хотел играть её ребятам. Это была очень личная песня, написанная от сердца. Я считал, что песни Metallica могут быть только о разрушении, башкотрясе, крови и прочем дерьме, но только, конечно, не о тёлках и быстрых тачках, хотя нам всё это самим нравилось. Я написал ту песню о своей тогдашней девушке. Просто начал выражать какие-то другие эмоции и чувства. Я, конечно же, не думал, что эта песня подойдёт Metallica. Когда парни услышали её, они были поражены тем, насколько она им близка. Получилось, что песня стала хитом.

Ты чувствовал, что для вас это был поворотный момент?

Пожалуй. Эта песня открыла нам двери, дала больше свободы, и мы смогли сочинять песни в различных стилях. Многие были тронуты.

Что помнишь о туре 1992 года с Guns N’ Roses?

Чувак, этому туру не было конца. «Ребята, придёте на тусу после концерта?». Эксл тратил тысячи баксов на все эти вечеринки и тусовки. Всё было очень пафосно и мы не знали меры, что мне совсем не свойственно. Джакузи за кулисами. Я пил их пиво, играл на бильярде. Когда они уходили со сцены, меня уже было не найти. Мне не было необходимости с ними тусоваться.

Ты производил впечатление молчаливого здоровяка.

Я во многом пытался доказать себе, что я мужик. Многому меня не научил отец – как чинить машины, охотиться, выживать. Я реально считал, что должен всему этому научиться и доказать себе, что я в прядке и всё умею. Отец был именно таким.

Ты до сих пор ездишь на охоту?

Сегодня я не вижу в этом особого смысла. Убивать животных только ради забавы. Я не против охоты, но сейчас я не вижу в этом смысла. Раньше я гонял на тачке со скоростью 240 км [смеётся]. Теперь у меня семья.

А что заставило тебя изменить свой взгляд?

Мы поехали в Сибирь на охоту. Было это незадолго до того как я собирался лечь в клинику и конкретно слетел с катушек. Дома у меня была жена и дети, а я им говорю: «Увидимся позже, я еду в Сибирь». Я отправился на Камчатку, мы там охотились на гризли на снегоходах, потому что в снегу можно было просто утонуть. Стоило упасть со снегохода, и «до свидания». Я увидел след медведя, и мне показалось, что это след человека. Мы жили в каком-то курятнике у чёрта на куличиках, добирались до этого с*аного места четыре часа на вертолёте. Пили водку, потому что больше пить там было нечего. И я окончательно сломался.

Тебе нравился ваш новый имидж в период альбома ‘Load’?

Меня он вполне устраивал. Всем тогда заправляли Ларс с Кирком. Постоянно говорили о том, что «нам нужно переродиться». Меня тот имидж не беспокоил. Главное было в душе оставаться собой. В противном случае, в этом не было никакого смысла. Я думаю, они тогда пытались косить под U2 и Боно.

А я в это не въезжал. Они говорили: «Ладно, сейчас мы будем глэм-рокерами 70-х». Кем? Я бы сказал, половину – как минимум, половину – тех фотографий для буклета я забраковал. Да и обложка была абсолютно мне непонятна.

А что тебе в ней не нравилось?

[смеётся] Ну, как тебе сказать? Я думаю, мы тогда утратили чувство единства. Ларс с Кирком конкретно увлеклись наркотой – им нравилось абстрактное искусство, они изображали из себя п*диков. Я думаю, они знали, что меня это бесит. Это была показуха. Мне кажется, обложка альбома ‘Load’ стала иронией и насмешкой над всем, что тогда происходило. Я просто забил на всю эту х*рню с макияжем и прочим тупым дерьмом, но это была их идея и они считали, что так нужно.

Вы тогда подстриглись. Это было решение группы?

[смеётся] Ну, мы не пошли к парикмахеру все вместе и не сказали: «А подстригите нас всех четверых!». Всё случилось постепенно, с возрастом, начали редеть волосы. Просто длинные волосы были уже не в тему.

Правда ли, что Metallica впервые сочиняла ту музыку, в которой была не уверена?

Пожалуй. Весь тот период. Зачем нам перерождаться? Многие фэны отвернулись от нас не столько из-за музыки, сколько из-за внешнего вида.

Тебя беспокоило, что Кирк с Ларсом целовались на публике?

Ещё как. Поэтому и целовались. Они знали, что меня это жутко бесит. Я думаю, это всё из-за наркоты. Надеюсь [смеётся]. Мы на протяжении карьеры часто неожиданно менялись, и это было неминуемо. Гораздо больнее слышать: «Фэны уничтожают пластинки Metallica, потому что группа судится с компанией Napster».

Судя по всему, это была затея Ларса.

Он у нас как бы главный. Он любит болтать, любит играть на публику. Я очень горжусь тем, что мы сделали. Это должно было произойти. Никто бы всё равно на это не пошёл, за исключением некоторых рэперов. Мы вроде как прекращали свои бунтарские замашки, а поступили как настоящие бунтари.

В интервью 2001 года журналу «Плейбой», ты сказал, что Ларс – плохой барабанщик.

Он и сам это знает. Да и я певец так себе, но когда мы играем вместе, происходит что-то необычное.

Считал ли ты, что терапия – не для мужиков?

Безусловно. Боб Рок тогда тоже пытался устроить некую медитацию перед тем, как мы начинали играть, и я сказал: «Ни хрена подобного! Вы совсем что ли е*анулись? Давайте рубить музло!». Я был абсолютно к этому не готов.

Почему же ты передумал?

Жизнь катилась под откос. Жена вышвырнула меня из дома и сказала: «Пока не разберёшься в себе и не пройдёшь терапию, домой можешь не приходить». Проблема была не только в постоянных пьянках. Мне было плевать на людей, я делал, что хотел и когда хотел. Пришлось повзрослеть. У меня ведь была семья.

Когда это случилось?

Во время работы над альбомом ‘St. Anger’. Мы начали сочинять в Presidio. А потом, когда началась терапия, я осознал, какой же пи*дец творится в моей жизни. Сколько у меня было секретов, насколько противоречива моя жизнь, и вечно доставалось жене. Всё дерьмо, которое происходило на гастролях, начало всплывать.

Женщины?

О, да. Женщины, алкоголь, да что угодно. Остальные ребята очень боялись за меня, знаешь [смеётся]. Я, мол, такой правдолюб, и вдруг их жены у них спрашивают: «Эм, ого, дорогой, а разве это не ужасно, что он так поступил? Ведь ты бы так не сделал, правда?». «Конечно, нет. О чем ты говоришь?!»

Появилось много грязи – а вода тогда была сильно загрязнена. Я думаю, алкоголь нас тогда спас, без сомнений. В какой-то момент этому должен был настать конец. Жена встала и сказала: «Слушай, здесь тебе не гастроли и я не собираюсь лизать тебе задницу. Пошёл на х*й».

И как ты отреагировал?

Ну, во-первых, я понял, что жизнь закончилась. Страх – очень сильная мотивация и он меня мотивировал. Я с детства был брошенным, потом избегал людей, потерял дорогих мне людей.

И казалось, что ты лишишься группы и семьи.

Причем, в одночасье. И я подумал: «Нужно что-то делать, иначе я лишусь и того, и другого. И что тогда?».

И когда ты вернулся в семью?

Жена была беременна третьим ребёнком. Марселла – мой маленький ангелочек. Я был нужен жене, и смог присутствовать при родах. Это было незабываемо. Я сам отрезал пуповину и почувствовал эту связь с ребёнком и женой. Можно сказать, дочка тогда спасла наш брак. Буквально, склеила моё разбитое сердце.

Что ты сегодня думаешь по поводу альбома ‘St. Anger’?

Это скорее состояние нашей души на тот момент, а не музыкальный альбом. Нам нужно было его выпустить. Наш психотерапевт Фил Тауэл тогда сказал: «Всё, что вы сейчас делаете, это не для этой пластинки, а для следующей».

Боб Рок расстроился, когда вы решили записывать альбом ‘Death Magnetic’ с Риком Рубиным?

Надеюсь. Не в плохом смысле. И мы, и он знали, что работать вместе нам стало слишком комфортно и легко, а нам нужно открывать что-то новое. Может быть, нам не хватало давления и напряжения.

Он был как пятый участник группы, он был нам как отец. Может быть, мы боялись, что не сможем записать без него альбом, но я надеюсь, что он скучает, потому что мы по нему, конечно же, скучаем.

Тяжело было гастролировать на трезвую голову?

Сначала было здорово, но, в то же время, страшно. Я всё думал: «А что я сейчас буду делать? Чем заняться?». А сколько часов я просидел в барах с бутылкой, общаясь с людьми, которых видел в первый и последний раз в жизни? И я начал смотреть местные достопримечательности, начал делать то, что делают, когда первый раз приезжают в другой город. Ребята отнеслись к этому с большим уважением.

А что у вас с Ларсом общего?

Кроме детей и семьи, нам очень нравится искусство, хоть и совершенное разное. Мне нравятся рисунки, граффити, религиозная живопись, нравится рисовать что-нибудь для группы. А Ларс любит абстрактное искусство. Так что сам делай выводы.

Ты любишь Ларса?

Люблю. Нет сомнения в том, что мы встретились с ним не просто так. Мы познакомились и, как известно, противоположности притягиваются, и у нас с ним постоянная борьба. Как и с женой. У нас с ним взаимопонимание, «химия», если угодно, но иногда бывают ссоры и недовольства. Беспокойство по тому или иному поводу, разногласия, появляется искра.

Мог бы ты сказать то же самое 10 лет назад?

Мог бы. Это другая любовь. Мы бы не поехали с семьями на неделю на Гавайи. Но, когда что-нибудь случается на гастролях, и кто-то ставит под вопрос умение и способность группы Metallica, мы будем держаться вместе до последнего. Мы будем стоять друг за друга, защищать и биться насмерть.

Перевод: Станислав «ThRaSheR» Ткачук


Dimon


Copyright © Metbash.ru. Копирование материалов ленты разрешается только в случае указания на "Metbash.ru", как на источник получения данных, при этом во всех ссылках обязательно явное указание адреса сайта Metbash.ru

Стив «Зетро» Суза: «В Бэй-эриа мы были одной большой семьёй»
2016-01-10 03:22 Dimon

[Большое интервью 2012 года]

Как поживаешь?

Хорошо. У меня новая группа, называется Hatriot.

Ты сейчас живёшь в Окленде, штат Калифорния?

Рядом с Оклендом. Мне до Окленда 15 минут на машине.

Ты когда-нибудь жил в Сан-Франциско или всегда жил в Окленде?

Нет, я всегда жил с восточной стороны Залива… Я и не говорю, что я жил в Сан-Франциско… красивый город, но я ненавижу местные спортивные команды. Я – парень из Окленда и болею за команду Окленд Рейдерс. Я родился с восточной стороны Залива.

Расскажи о своей новой группе Hatriot.

Ну, я начал пару лет назад вместе с пареньком по имени Костя Варватакис… мы с ним пишем все песни. Он пишет всю музыку, а я – тексты. Мы медленно по кусочкам собирали трэш-команду из Района Залива. Нам нравятся наши песни. Это настоящий «бэй-эриевский» трэш. Люди спрашивали: «А что же Стив будет делать дальше?» Ответ прост. Буду продолжать заниматься тем, чем всегда занимался. Играть трэш в стиле Exodus/Legacy. В нашей музыке много этих элементов… В каждой песне есть что-то от каждой из этих групп. Даже некоторые новые песни, которые ещё никто не слышал, звучат в типичной «бэй-эриевской» манере.

Значит, записываете пластинку. Отличные новости. Вы сами себя финансируете? Как вообще дела на сегодняшний день?

Ну, это не совсем пластинка, мы записали демку. Финансируем мы себя сами, да. Есть люди, которых я знаю много лет, а также молодые ребята, которые хотят чего-то добиться, поэтому выходит не так дорого. Мы всё делаем сами. Правильнее будет сказать, я сам всё делаю. Плачу за всё из своего кармана.

У вас своя звукозаписывающая студия или вы арендуете?

Арендуем. Но у меня полно различных предложений и вариантов, я знаю многих людей в этом бизнесе, много где я уже записывался. Я, в принципе, могу много где записать пластинку за копейки. Ну и ребята в группе отлично владеют музыкальными инструментами, так что много времени нам не требуется. Алекс Бент (барабанщик) у нас всё делает почти с первого дубля. В общем-то, все ребята молодцы. Все приходят подготовленными, так что много времени это не занимает. Мы репетируем дважды в неделю.

Я заметил, что в группе играет твой сын.

Да, мой старший сынок Коуди (Суза), он басист. Я дал ему в руки бас, когда ему было 13 лет… купил бас у Джека Гибсона (Exodus) и сказал: «Вот тебе бас, давай учись играть». Это была пятиструнка ESP, и теперь Коуди лабает будь здоров. Я его даже заставил проходить прослушивание в Hatriot. Чтоб не думал, что папаша сейчас всё устроит на халяву. Я сказал ему: «Сначала тебе придётся сыграть с этими ребятами, и если ты им понравишься – мы тебя берём», а он мне: «Бать, ты серьёзно?». Он очень талантлив. Все участники в группе молодцы, все они крутые музыканты и знают своё дело.

Вы уже где-нибудь выступали?

Да. Мы отыграли четыре или пять концертов. Уже успели сыграть с Testament, Forbidden. 19 мая будем выступать сами по себе, а 31 мая сыграем с D.R.I. Если будет желание – можешь приходить к нам на концерт… знаешь, сейчас уже не те сумасшедшие времена, как в 80-х. Играли чуть ли не в пиццериях. Больше такого нет. Я очень требователен к своим ребятам; я хочу выступать в нормальных клубах. К счастью, у меня такая возможность есть. Я готов продвигать группу, я уже пообщался с прессой. Я хочу, чтобы эта группа стала успешной. Этим летом я хочу записать альбом, а выпустить его осенью либо в начале 2013 года… вот такие у меня планы.

А в чём заключается преимущество контракта с лейблом в наши дни? Похоже, что если тебя знают в музыкальной индустрии и твоё имя им знакомо, можно выпустить альбом и самостоятельно.

Когда у тебя контракт с лейблом – всё доступнее. Мы уже выпустили сами пластинку Dublin Death Patrol, и я тогда все равно думал, будь у нас лейбл, нам было бы куда проще её продвигать. За пределами Соединённых Штатов полно людей, которые не скачивают музыку постоянно, они хотят держать альбом в руках. Поэтому с лейблом всё проще. Сразу появляется много привилегий. Я до сих пор считаю, что лейблы – важная штука.

А как сегодня выглядит музыкальная сцена Района Залива?

Не так уж и круто. Есть классный клуб в Санта-Кларе, называется он Avalon… я слышал, в конце года его закроют, но клуб очень красивый и там сейчас все и выступают. Ещё в Сан-Франциско есть клуб Regency Ballroom, и там обычно проходят концерты для аудитории человек в 1000-1500. Ещё есть Fillmore, он может вместить около 1500-2000 человек. А после него идёт Warfield – довольно большая концертная площадка. Есть небольшие клубы, и мы играем в местечке Rockit Room, что для нас необычно. Сейчас там не так, как в 80-е, но этого и следовало ожидать.

Это как раз мой следующий вопрос. Вы, ребята, принимали участие в становлении одной из наиболее исторических музыкальных сцен в истории тяжелой музыки – трэш-сцены Района Залива. Я знаю, что это невозможно, но всё-таки не мог бы ты рассказать о том времени?

Блин, чувак… тогда музыкальная сцена только разрасталась. Оглядываясь назад, мы не осознавали, что это было целое движение. Сегодня никто не играет в середине недели. Концерты проходят только по пятницам и субботам, и то не каждую неделю. А раньше играли чуть ли не каждый день… возможно, даже по воскресеньям. Вот тебе типичный концерт того времени: июль 1985 года, клуб Ruthie’s Inn, выступают Legacy, Suicidal Tendencies, Mace, Death Angel. В толпе угорают абсолютно все музыканты Metallica, Exodus, Vio-Lence, Forbidden, да там были все, кто тогда представлял нашу местную музыкальную тусовку. А после концерта ТУСОВКА у кого-нибудь на хате до 4, 5, 6 часов утра. Все БЕСЯТСЯ, угорают, нажираются и делают то, что мы тогда делали. Это были типичные сутки после концерта. Потом мы пробивали где и кто играет на следующей неделе, а потом ещё через неделю… минуточку, в воскресенье играют Death Angel и Blind Illusion, играют у Залива в 5 часов вечера. Потом во вторник концерт в Ruthie’s Inn, потом «металлический понедельник» в Old Waldorf. О, да. Я раньше думал, что такое творится в каждом городе. Потом мы стали старше, многие группы подписали контракты, начали гастролировать, пришла популярность и успех и трэш стал целым жанром… и оказалось, что такое творилось далеко не в каждом городе.

А в Лос-Анджелесе вы тогда выступали?

О, конечно. Помню, мы приехали туда в 1985 году и сыграли с Anthrax, Abattoir… я тогда ещё выступал в составе группы Legacy… кто там ещё был… Были MMM (Mike Muir Music Presents), Майк Мьюир (Suicidal Tendencies) был промоутером. В общем, там были мы, Dark Angel, Abattoir, кто-то ещё и Anthrax. Так что мы туда время от времени ездили, но почти все из нас знали, что трэш был в Сан-Франциско, и нам не нужно было никуда уезжать. Постоянно проходили концерты в Беркли, Окленде, Сан-Франциско, Пало-Альто… повсюду, так что за пределы родного Района Залива мы редко выезжали.

Наверное, было удивительно наблюдать за тем, как все эти группы из Сан-Франциско, в том числе, и твоя, превращались из местных команд в группы с мировым именем.

О, братан, Metallica. Помню, Клифф тогда разъезжал на своём старом зелёном [Фольксвагене] «Жуке»… такая была у Клиффа тачка, которая разваливалась на части… и даже тогда мы смотрели на этих ребят как на богов… а парни были без копейки денег в кармане. Помню, я приезжал в дом Metallica в Сан-Пабло, где жили Ларс с Джеймсом, и после концертов они устраивали там безумные, сумасшедшие пьянки и тусовки. Они были такими же, как и все остальные. Они не пропускали ни один местный концерт. На каждом выступлении обязательно присутствовали все ребята из Exodus, Legacy, Testament, Death Angel, Possessed, Forbidden, Vio-Lence… хм, Mordred… кого там только не было. Казалось даже, что в клубе больше музыкантов, чем фэнов, пришедших на концерты.

А что насчёт Slayer? Они тоже являлись большой частью той сцены?

Конечно, являлись, потому что впервые они приехали к нам в конце 1983 либо начале 1984 года. Они выступали вместе с Laaz Rockit. Помню, раньше у них была эта дебильная подводка для глаз. Ещё помню, как в тот вечер на тусовке в Беркли Пол Бэлофф вышвырнул их телик в окно, тот который стоял у них в номере… круто было… отличная была вечеринка… раньше каждый отель был сам по себе.

Просто взял и выбросил их телевизор в окно?

Ага, они сняли номера в отеле прямо черед дорогу от Ruthie’s Inn, и там, в итоге, мы устроили пьянку и тусовку после концерта. Помню, Бэлофф просто сорвал телевизор с подставки и вышвырнул его в окно (смеётся) – со второго этажа прямо на стоянку. Такой тогда творился беспредел. Мы считали себя неуязвимыми.

Первыми вышли пластинки Slayer и Metallica, верно?

Не стоит забывать альбом Exodus ‘Bonded By Blood’. Я пришёл в группу уже после выхода альбома… ничего мощнее тогда не было. Помню, за два месяца до того, как я перешёл в Exodus, я пошёл на концерт Judas Priest в Cal Expo и почему-то мы припарковались именно там, где была платная стоянка. Я думаю, после концерта мы не хотели ждать, пока мы выйдем оттуда. Но из каждой машины на парковке звучали песни с альбома ‘Bonded By Blood’… из каждой, мать её, машины… и эти ребята хотели, чтобы я стал их новым вокалистом? Твою же мать!

Долго ли ты пробыл в группе Legacy? (позднее группа переименовалась в Testament)

В Legacy я пришёл в конце 1983. Мне тогда было 22 года, а ушёл я… 19 июня 1986.

Это было рождение трэш-метала; жанра, оказавшего огромное влияние на многие другие жанры.

Верно. Мы были одними из первых. Когда я пришёл на первую репетицию Legacy и послушал их песни, к которым мне надо было написать тексты, я думал: «О, Боже, быстро как панк, но мелодично как Iron Maiden. Вот таким было моё первое знакомство с этой музыкой. Я понимал, что это такое, но тогда такую музыку играли всего несколько групп. Не забывай, что в то время по MTV крутили глэмерские группы вроде Ratt и Quiet Riot. Многие мои друзья из глэмерских команд говорили мне: «Да ладно, ты думаешь, они когда-нибудь станут крутить по радио Metallica? Думаешь, они когда-нибудь продадут миллион пластинок? Эту музыку никогда не будут крутить на радио». А теперь давай-ка вспомним, какая группа является величайшей в мире? Подумай об этом.

Да, удивительно, как всё вышло. Хотя последние работы Metallica у меня идут тяжело, но тогда они были одной из моих любимых групп.

Согласен.

Я потерял к ним интерес, начиная с «Чёрного Альбома». На ‘…And Justice For All’ были проблемы со звуком, но это всё равно была Metallica.

Именно. ‘The Shortest Straw’ и прочее дерьмо. Сегодня я могу слушать только первые два альбома. Тогда они были голодны и полны энергии. Ещё могу послушать следующие два альбома. ‘Master Of Puppets’ стал последним альбомом Клиффа (Бёртона) – шедевр.

Один из лучших.

А потом ‘Justice’… ладно, могу их понять, нужно прогрессировать. Потом вышел «Чёрный Альбом» и я подумал: «Нууу, ладно. Сойдёт». Он как раз и помог убить металл… я имею в виду, жанр. Тогда в 90-е самой популярной музыкой был гранж. А ребята из Metallica забили на свои корни. Они могли бы взять с собой в тур трэш-команды и может быть, металл, остался бы на плаву.

Заметь, что от гранжа больше всего досталось именно глэмерам, а не трэшерам.

Трэшу тоже прилично досталось. Я едва сводил концы с концами. О нас никто и слышать не желал до 2001 года. Я тогда завязал с музыкой. Мы с Перри Стриклэндом из Vio-Lence замутили небольшой проектик F-Bomb. А через полгода меня позвали обратно в Exodus, поскольку Пол (Бэллоф) умер.

Что касается Metallica, мне кажется, всё дело в вокале Джеймса Хэтфилда. На «Чёрном Альбоме» он пел совершенно по-другому. Сейчас они вроде как снова играют тяжеляк, но его голос просто невыносим.

Я думаю, такую музыку нужно петь с агрессией. Нужно быть злым, когда поёшь. Быть немного не в себе. И мне кажется, когда ты добиваешься успеха и перестаёшь пить, ты же не можешь быть злым и агрессивным. Ребят из Metallica теперь вообще не видно, они не приходят на концерты. Я полагаю, они просто не могут. Они слишком крутые, понимаешь? Но раз уж речь зашла о потере хватки – послушай новые группы. Послушай новый альбом Shadows Fall, Cradle Of Filth, Children Of Bodom, Haunted, Testament. Нужно быть в курсе того, что происходит на тяжелой сцене. Я не знаю, что там у Metallica сейчас происходит. Я полагаю, они теперь знаменитости и живут соответствующим образом (смеётся). Трэш-команда так не живёт. Ну, серьёзно, как можно быть искренним и честным после всего этого? Чтобы быть успешным в нашем жанре, нужно жить этой музыкой. Искренность не скроешь. А если ты не искренний – это, безусловно, заметят. К сожалению, эти ребята занимаются этим, потому что их альбом купит 3 миллиона человек, а потом они смогут поехать на гастроли и собрать целые арены.

Как-то даже невероятно, что парни из Metallica стали такими популярными.

Я вырос с Филом Деммелом из Machine Head. Я ходил на концерт и видел Machine Head на разогреве у Metallica. Там не было металлистов. В зале было много пожилых парочек, которые перед концертом поели в японском ресторане. Но я тебе вот скажу – стоило ребятам из Metallica выйти на сцену, все были просто очарованы. Всё внимание было направлено на каждый жест Джеймса. Никто не смотрел концерт с попкорном и колой в руке. Они были очарованы. Но я с тобой согласен. У меня это тоже в голове не укладывается.

Твой голос не меняется. Как тебе удаётся держать его в форме? Ведь петь в твоём стиле чертовски тяжело.

Ничего подобного. Мне это ничего не стоит. Всё дело в технике. Мне не составляет труда орать и визжать. Я за многие годы уже натренирован.

На гастролях у тебя никогда не бывает проблем с голосом?

На гастролях голос становится только лучше. Он как мышца, становится мощнее и сильнее. Я за годы стал петь лучше и знаю, как это делать. Люди говорят, что я деру глотку каждый вечер, но это не так. Я могу так орать хоть целые сутки. Меня это совершенно не напрягает. Я брал уроки пения; я знаю, как обращаться со своим голосом. Странно, но это так. Всё дело в технике.

Полагаю, в юности ты был большим поклонником Бона Скотта?

Полагаешь? (смеётся). Ага. Я даже пел песни AC/DC периода Бона Скотта со своей группой AC/DZ.

Надо было тебе попробовать себя в Accept, когда им нужен был новый вокалист.

Мне никто не звонил и не обращался. Слышал, что Энди Снип что-то говорил. Было бы очень естественно. Я без проблем могу петь в стиле Удо (Дикшнайдера).

Ты бы отлично вписался.

Ты прав. Весело было бы поработать со Штефаном Кауфманном и Вольфом Хоффманном. Я готов для предложений. Но сейчас я сосредоточен на своей группе Hatriot.

Давай поговорим о демке Legacy. Расскажешь нам о ней немного?

Тогда многие записывали демки в гаражах. Это было 5, 6 или 7 июля 1985 года. Записывали мы её там же, где Exodus записывали свой альбом ‘Bonded By Blood’. За три дня мы записали гитары, бас, барабаны и вокал. Крутая была студия. И наша демка получилась отличного качества. Одна из лучших на тот момент.

Вы её так и не выпустили, да?

Да, не выпустили. У меня есть копия на кассете и диске.

А почему?

Ну, я никогда об этом не думал. Я ушёл в Exodus, Чак (Билли) пришёл в Legacy и они переименовались в Testament. Тогда в этом реально не было смысла. Зато она представляет особую ценность. Найти её непросто, но на сегодняшний день она есть в интернете.

А что запомнилось во время самого процесса записи?

Это был мой первый раз, и я не знал, что я делаю. Надел наушники, смотрел через стекло на Эрика (Петерсона), Муку и Дага Пирси, которые сидели за микшерским пультом. Никогда этого не забуду. С тех пор я был в студии сотни раз. Я теперь уже как ветеран. Я знаю, что хочу услышать. Знаю свои возможности, свою технику, свои фишки. А раньше я всё думал: «А как получилось? Круто?». Мне не с чем было сравнить, и я считал, что звучит круто.

Раньше демка могла разлететься по всему миру.

Раньше демка давала тебе огромные возможности. Мне, кстати, кто-то сказал, что демка попала в Книгу Рекордов Гиннеса по количеству проданных экземпляров. Ведь раньше демки можно было продать. Я слышал, что было продано 40 000 копий.

Невероятно.

Для демки это очень много. В Голландии нами занималась девушка по имени Александрия. Наш менеджер отправил ей демку, и она помогла нам пробиться в Европе. Мы появились в рок-журналах ещё до того, как подписали контракт с лейблом.

Насколько популярными были Legacy в Районе Залива?

Все клубы были забиты под завязку. Здорово было, ведь мы тогда думали: «Контракта у нас ещё нет, однако мы можем выступать в клубах в Бэй-Эриа, и на нас приходят 300, 400, 500 человек».

А вам раньше платили за выступления?

Да, платили. Но нужно было об этом просить. Раньше деньги не играли особой роли.

Legacy (Testament) подписали контракт сразу после твоего ухода?

Да. Когда я ушёл в Exodus, у них было 12 предложений. Начиная с Metal Blade и заканчивая Def Jam. Они подписали контракт с Megaforce. Даже когда я ещё был в группе, ребята знали, что хотят подписать контракт именно с Megaforce. Джонни Зи предложил им лучший вариант. Он им очень помог с продвижением. Они были на одном уровне с Exodus.

Я так понимаю, что переход в Exodus, вероятно, был для тебя более выгодным решением, но всё равно хреново уходить из группы, у которой контракт на столе.

Ты чертовски прав. Но не надо ни о чём жалеть. Что сделано – то сделано.

И как прошла смена вокалиста?

Ребята из Testament сказали Megaforce о том, что произошло. Они сказали, что у них на примете есть пару ребят. Одним из них был вокалист Abattoir из Лос-Анджелеса, но он им не понравился. Я предложил попробовать Чака (Билли). Помню, он всем понравился кроме барабанщика Луи Клементе. Чак раньше пел в глэмерской группе Guilt. Он попросил моей помощи, потому что никогда не пел так быстро. И я вместе с ним пару раз приходил на несколько репетиций. С ребятами из Testament я с первых дней в отличных отношениях.

Почему Пола Бэлоффа выгнали из группы?

Ну, Пол он такой. За неделю до их отъезда в Нью-Йорк и концерта с Anthrax, они не могли его нигде найти. Они понятия не имели, где он и у кого. И где-то за 15 минут до вылета он объявился. Они поняли, что дальше так продолжаться не может. Он забивает на репетиции, вечно опаздывает, постоянно под кайфом, одни пьянки и тусовки на уме. Он всегда был таким милым раздолбаем. Ребятами из Exodus занимался Билл Грэм, и они хотели двигаться дальше, расти в профессиональном плане. Им нужен был более ответственный человек и тот, у которого мозги были на месте. Я же с ними не только приезжал на репетиции, я и интервью давал. Они всё это видели, потому и позвали к себе в группу.

А сколько времени прошло после выхода ‘Bonded By Blood’ и твоим приходом в группу?

Я пришёл в июне 1986, через год. ‘Bonded By Blood’ вышел в апреле или мае 1985, потому что я помню, что тусовка по случаю релиза альбома проходила в клубе Kabuki. И где-то через год ребята поняли, что дальше с Полом у них не получится. Они хотели подписать контракт с крупным лейблом, и в итоге нас подписали Capitol Records.

А почему сейчас ты не в Exodus?

Я сам так решил. Я не мог оставаться в группе в 2004 году. У меня были другие дела в жизни и я не смог поставить группу на первое место, как раньше. Пришлось уйти.

Ты ушёл перед туром?

Да, ушёл перед туром. Поступил неправильно – подвёл ребят. Честно, поступил как мудак. Это полностью моя вина. Они ни в чем не виноваты. Я рад, что им удалось найти нового вокалиста. И они смогли продолжать дальше, и сейчас этот парень ОТЛИЧНО справляется.

Не хочешь говорить, почему ушёл из группы?

Пришлось выбирать между семьёй и группой. В группе я оставаться не мог. У меня тогда были маленькие дети и совсем другая жизнь. Было тяжело пробовать себя сразу везде – быть и отцом семьи, и работать прорабом, а потом ехать в тур и возвращаться домой. Тогда группа мало зарабатывала и я бы на те деньги не смог прокормить семью. На работе я получал больше, поэтому пришлось выбирать. Поверь мне, это печально, я этого не хотел, но был вынужден. Лишь раз в жизни тебе предоставляется шанс играть в такой группе. И я осуществил свою мечту.

Когда в 1986 году ты пришёл в Exodus, вы сразу же начали выступать?

Да, у них были запланированы небольшие туры. ‘Bonded By Blood’ уже вышел. Мы пытались заключить контракт на выпуск следующей пластинки и не знали, будет это крупный лейбл или нет. У ребят был контракт на один альбом с лейблом Torrid Records. На нём вышел ‘Bonded By Blood’. У них началась грызня с лейблом Torrid, но потом в дело вмешался Combat и отстегнул Torrid бабла, чтобы парни смогли выпустить следующий альбом, которым стал ‘Pleasures Of The Flesh’ (1987). Так что был простой. Я тогда гастролировал гораздо больше, чем раньше, но я и с текстами ребятам помогал. Я написал ‘til Death Do Us Part’ и ‘Faster Than You’ll Ever To Be’… ну и ещё кое-какие песни.

Exodus были одними из самых первых, если не первой трэш-командой в истории… жаль, что ваш второй альбом вышел только в 1987 году.

Да, простой случился очень не вовремя. Тогда был самый рассвет трэша. Я думаю, именно поэтому мы и не добились большого успеха. Slayer выпустили ‘Hell Awaits’ и ‘Reign In Blood’, Metallica выпустили ‘Ride The Lightning’ и ‘Master Of Puppets’, Клифф уже погиб. Megadeth уже выпустили ‘Peace Sells’. Anthrax выпустили ‘Among The Living’ и ‘State Of Euphoria’. Все эти группы были на подъеме, а мы пролетели. Но мы до сих пор считаемся одними из пионеров и новаторов жанра, просто не получилось у нас как у групп из «Большой Четвёрки» (Metallica, Slayer, Megadeth, Anthrax).

Да, но если бы это была «Большая Пятёрка?»

Согласен.

А сколько лейбл Combat Records выделил Exodus на запись альбома?

60 000 баксов. Это было в 1986 году; тогда это были большие деньги. Потом мы перешли на Capital Records и сделка была на 3,5 миллиона, а на запись пластинок нам выделили почти 300 000 баксов.

У меня есть друг, который продюсирует альбомы для крупный лейблов и он говорит, что сейчас обычно выделяют на запись 10 000 долларов.

Верно. Сейчас можно уложиться и в 5 000. Теперь всё делается в цифре и намного быстрее.

Что тебе больше всего нравится в нынешнем цифровом веке?

Не нужно записывать одно и то же по сто раз. Достаточно спеть припев, и можно перекинуть его куда нужно, а не петь его три раза, как раньше.

Долго ли вы записывали альбом ‘Pleasures Of The Flesh’?

Месяц.

Где записывали?

В студии Apha & Omega в Сан-Франциско (сейчас она находится в Сан-Рафаэле, штат Калифорния). Там у одного нашего друга была студия, и мы записали там альбом.

С кем поехали на гастроли в поддержку альбома?

С Anthrax, Celtic Frost и… с кем же ещё… а, M.O.D., ещё с ними ездили.

Это было как раз тогда, когда Celtic Frost начали играть глэм?

Нет, глэм они начали играть позже.

И сколько продлился тот тур?

Почти весь год.

И потом вы сразу пошли в студию?

Именно так мы и сделали. Я думаю, пару недель мы сделали перерыв, чтобы прийти в себя, и пошли в студию сочинять песни для следующего альбома ‘Fabulous Disaster’. Последний концерт в поддержку ‘Pleasures Of The Flesh’ прошёл в марте 1988, а к апрелю мы уже сидели и репетировали песни в Окленде. К сентябрю мы пошли в ту же самую студию (Alpha & Omega Recording). Потом, помню, в январе 1989 года мы снимали клип, и в том же месяце вышел альбом. Раньше время летело очень быстро. Особенно, тот период в 5, 6, 7 лет.

Лейбл считал пластинку ‘Pleasures Of The Flesh’ успешной?

О, конечно.

Бюджет для третьей пластинки был больше?

Чуть больше. Кажется, около 90 000 баксов.

А на что потратили остальную часть аванса?

Купили новое оборудование, кое-какую аппаратуру для студии и новую систему оповещения, чтобы звук на концертах был лучше. Ещё оплатили всякие счета, потому что мы получали зарплату. Не важно, работали мы или нет, у нас была ежемесячная зарплата. Классное было время. Тогда казалось, что мы будем заниматься этим всю жизнь. Потрясающее время.

Какие твои три любимых воспоминания о том времени в Exodus?

Поездка в Голландию. Я впервые был на фестивале с Exodus перед аудиторией в 30 000 человек. Мы выступали хэдлайнерами на фестивале Dynamo. Ещё здорово, что после концерта в Warfield, билеты на который были проданы все до последнего, к нам за кулисы пришли все ребята с лейбла Capitol Records… мы подписали контракт с Capitol. Ещё я вместе с Тоби Магуайром снялся в одной серии «Великого Скотта». Это была комедия. Exodus были в гостях, а Тоби Магуайр был звездой шоу.

Неудачные моменты твоей карьеры.

Когда в 1992 году группа развалилась.

А что потом делать?

Что потом делать? Идти работать плотником. Это работа не для души, но что делать…

Все ребята в Exodus устроились на работу?

Нет, не все. Некоторые просто слонялись без дела.

Ты был в шоке?

Абсолютно. Должен признать, был.

Вы гастролировали с Pantera?

Да, мы взяли их с собой в тур. Это были их первые серьёзные гастроли. Когда вышел альбом ‘Cowboys From Hell’, они выступали на разогреве у Suicidal Tendencies и Exodus. Если посмотреть те концерты, видно, что они выходили петь с нами на сцену… они тогда ещё катались на своём фургоне. Я был с ним в том туре. Помню, они выходили на сцену и люди спрашивали: «Это ещё кто такие?». Они продавали по три футболки за вечер, а потом в течение года добились невероятных успехов.

Когда ты впервые заметил, что трэш возвращается?

Когда мы выступали на вечере ‘Thrash Of The Titans’ для Чака Билли в Сан-Франциско. Тогда многие группы реформировались и до сих пор на плаву.

Твоя самая отвратительная привычка.

Пержу.

Твои бабские замашки.

Их нет.

Какой бы вопрос ты задал Богу, когда оказался на небе?

Какого х*я?

Величайшая рок-группа всех времён?

AC/DC

Чем занимался до этого интервью?

Давал другое интервью.

Перевод: Станислав «ThRaSheR» Ткачук


Dimon

Copyright © Metbash.ru. Копирование материалов ленты разрешается только в случае указания на "Metbash.ru", как на источник получения данных, при этом во всех ссылках обязательно явное указание адреса сайта Metbash.ru

Джеймс Хэтфилд: «Когда ребята сидели на коксе, мне было противно находиться с ними рядом. Они вели себя как говнюки»
2016-01-10 03:41 Dimon

[Статья из журнала "Guitar World" за 2009 год]

ЖЕЛЕЗНЫЙ ЧЕЛОВЕК

В этом откровенном интервью Джеймс Хэтфилд (James Hetfield) рассказывает о Metallica, Дэйве Мастейне (Dave Mustaine), своём браке и тяжелом детстве… и объясняет нам, почему то, что не убивает – делает сильнее.

В документальном фильме 2004 года «Какой-то Монстр» (Some Kind Of Monster) есть эпизод, в котором Ларс Ульрих раздражительно высказывает Джеймсу Хэтфилду своё недовольство насчёт новых правил, которые Джеймс хочет установить в студии после своей реабилитации. Ульриха не устраивает, что Джеймс просит прекращать всю работу в 4 часа дня, чтобы провести время с семьёй. Ульрих ходит по комнате и ворчит: «Я понимаю, что едва с тобой знаком». Эти слова сказаны невзначай, но фэны Metallica их запомнили. С тех пор, как в 1983 году вышел первый альбом Metallica ‘Kill ‘Em All’ Хэтфилд, по-видимому, превратился в настоящего рок-фронтмена. Хэтфилд – бескомпромиссный и харизматичный лидер группы – увлекался в свободное время женщинами, крепким алкоголем, южным роком и охотой. Для своей публики Хэтфилд был мощной непробиваемой иконой с жёсткими и острыми как лезвие риффами. Они думали, что действительно знают этого парня – но они полностью ошибались. Сидя на шикарном лиловом диване в своём кабинете в штаб-квартире Metallica, нынешний Хэтфилд отчётливо произносит слова со своим калифорнийским «растянутым» акцентом, время от времени тихо посмеиваясь, искреннее отвечая на вопросы. Он прошёл курс терапии и больше не пьёт. Коммерческий успех альбома 2008 года ‘Death Magnetic’ показал, что без оружия, алкоголя и скрытых «проблем» Джеймс никак не затупил острое лезвие Metallica. Мы пообщались с ним полтора часа, и за это время стало ясно, что Джеймс далёк от того надменного и жалостливого рок-идола на постере. Наоборот, он любезен и остроумен, даже когда мы касались более сложных и болезненных деталей истории его удивительной жизни.

Расскажи о своём детстве.

Я вырос в пригороде Лос-Анджелеса, в семье среднего класса. У нас был классный дом. Я мог ходить пешком в любую школу, в которой тогда учился – начальная, средняя, старшие классы – никаких проблем, всё рядом с домом.

Отец был водителем грузовика, и, в итоге, открыл свою компанию грузовых перевозок. Мама была домохозяйкой, она была художником – рисовала и выполняла графический дизайн. Забавно. Помню, что часто бывал дома один. Очень необычно. У меня было два старших сводных брата и младшая сестрёнка. В доме, безусловно, было непросто. Я старался поставить себя на место отца. Он женился на женщине с двумя детьми-подростками, и для него это, безусловно, было непросто. Помню, я часто был одинок. Помню, сестрёнка часто попадала в неприятности. Она была бунтаркой, любила пошуметь и пошалить. Я видел последствия, поэтому не повторял за ней. Я старался закрыться в себе и заниматься своими делами, что не всегда получалось.

Твои родители были приверженцами Христианской Науки.

Да, было очень интересно, но чуждо… мне тогда всё это казалось чуждым. Теперь, когда я старше, я лучше понимаю религию. Сила разума помогает тебе настроиться на позитивные мысли. Ты должен исцелиться, старясь не думать, что ты болен. Нельзя ходить к врачу, ты должен всё это игнорировать. Я этого абсолютно не понимал. Сегодня я думаю, что одно связано с другим. Да, есть сила разума, но мы многому научились, многое познали. Если ты сломал руку, наложи хотя бы гипс, но тогда и этого нельзя было делать. В школе мне нельзя было посещать «класс здоровья». Они изучали, как работает организм и тело. Но мне нельзя было туда ходить. Мне приходилось уходить с урока, стоять в коридоре или идти в кабинет к директору. Это было скорее наказанием. Родители хотели как лучше, пытались оградить меня от всего этого, но получилось только хуже.

Отец ушёл из семьи, когда мне было 13 лет. Я тогда сказал маме: «Я больше не пойду в воскресную школу. Попробуй меня заставь». Вот и всё.

А что помнишь о разводе?

Я тогда не понимал, что происходит. Родители всё скрывали. У меня до сих пор есть ощущение, что от меня кто-то что-то скрывает. Отец ушёл, и мы несколько месяцев понятия не имели, что он не вернётся. Мама сказала, что он уехал в командировку по работе, а потом, наконец, сказала правду. Мне было страшно, что я теперь был главным мужчиной в доме. Я не знал, что делать. Я считал, что многое не умею и не всему научился у отца, а его больше не было и всё начало наваливаться. Я его сильно ненавидел. Он даже не попрощался.

Я понятия не имел, что у них там с мамой происходит. Может быть, случилось что-то совершенно ужасное, и он ушёл. Но они оба были очень религиозными людьми, а такие люди, как правило, не разводятся. Он бросил нас. И я чувствовал себя брошенным.
А потом через три года мама умерла. Я считаю, что развод и уход отца сыграл немалую роль в её болезни. Было очень тяжело и больно.

Видимо, она не стала прибегать к помощи врачей.

Нет, конечно, не стала. Ей было даже не интересно узнать, в чем дело. Мы смотрели, как мама медленно чахнет у нас на глазах. Мы с сестрой смотрели друг на друга и даже не знали, что сказать. Мы были в безвыходном положении. Мы понимали, что она больна, но ничего не могли поделать. В итоге, мои братья – они были достаточно взрослыми, чтобы это понять – сказали: «Что-то здесь явно не так. Давайте ей поможем». Но было уже слишком поздно. Мама умерла от рака.

Мне некоторое время пришлось пожить у брата, оставить всех своих друзей, я успел проучиться половину 10 класса. К счастью, у меня был старший брат Дэвид, он был достаточно обеспечен, и на него можно было положиться. У него была жена. Мы с сестрой переехали к ним, и ему пришлось повременить с личной жизнью. Сестра долго там не протянула – с ней было много проблем. Они нашли моего отца, и она поехала жить к нему. А я его знать не хотел. Мне понадобилось немало времени, чтобы простить отца и снова начать с ним общаться. Понять, что есть бескорыстная любовь отца к сыну. Но у меня к нему было куча вопросов. Он умер. Когда я проходил курс терапии, мне пришлось столкнуться со многими страхами и проблемами из детства. Я пытался понять, чем моя жизнь отличается от их жизни.

А когда ты сам впервые прибегнул к помощи медицины?

Когда я жил у брата, я мучился от постоянной головной боли. В детстве у меня были частые мигрени. Я не думал, что от этого есть спасение. Молитвы не помогали, а в нашем доме молитвы были единственным лекарством. Либо молитвы, либо Библия. Помню, брат впервые дал мне аспирин, и я запаниковал: «А что будет? Как я буду себя чувствовать?». И тогда я понял, что нужно не только верить в бога, но и заботиться о себе.

Сколько тебе тогда было?

Наверное, лет 16-17. Спиртное я тогда не пробовал, и пока учился в школе, ни разу не попробовал алкоголь – и я этому рад. Кто знает, как бы я отреагировал?

Ты к этому моменту уже учился играть на гитаре?

В доме у маминой подруги стояло пианино. Мама водила меня к ней на занятия. Я начал лупить по клавишам, и мама решила, что я буду виртуозным пианистом [смеётся]. Три года занятий в доме пожилой женщины, где ужасно воняло.

Я довольно рано понял, что могу выражать свои чувства с помощью музыки. Мне нравилось быть одному. Нравилось закрываться от мира. И музыка мне в этом помогала. Я надевал наушники и просто слушал музыку. Музыка говорила моим голосом, и я чувствовал, что я не одинок. Я слушал Kiss и Aerosmith. Мой первый концерт – Aerosmith и AC/DC в Long Beach Arena [12 июля 1978 года]. Ещё мне нравился Тед Ньюджент, Элис Купер. Более жёсткий и тяжелый рок чем то, что тогда слушали в Америке. Лишь через два года Ларс познакомил меня с другой музыкой.

Как вы познакомились?

Я тогда учился в старших классах и играл с другом на гитаре, мы пытались пробиться со своей группой Phantom Lord. Мы ответили на объявление Ларса в газете, встретились на каком-то складе, он установил барабаны, а играть он тогда вообще не умел, но у него была мотивация и умение. У него, как и у меня, был драйв и стремление.

Насколько вы друг от друга отличались в культурном плане?

Очень сильно. Мало того он играть не умел, от него ещё и воняло [смеётся]. Европейцы понятия не имеют о существовании мыла, и никто не принимает душ. Когда я приехал к нему домой – там была абсолютно другая атмосфера. Очень дружная, очень открытая. Мой дом был очень закрытым, если ты не верил в нашу религию. У нас редко были гости. У Ларса было совершенно наоборот. Такой типичный дом хиппи. «Заходи, будь как дома, располагайся».

Очевидно, у Ларса была довольно внушительная коллекция пластинок.

Не сказал бы, что он был избалованным, но он был единственным ребёнком в семье, и да, у него было много пластинок. Я вошёл в его комнату и не мог поверить своим глазам. У меня была небольшая полочка; у него же вся спальня была заставлена музыкой. Он приходил в магазин пластинок и говорил: «Хочу заценить этих ребят». Я себе такого позволить не мог. Но блин, я пришёл к нему и начал переписывать у него всё, что только можно.

Ты тогда был стеснительным парнем?

Очень. Я был в себе, никому не доверял, потому что у меня было непростое детство. А потом алкоголь помог мне немного открыться, но в итоге стало только хуже. Я всё рыл и рыл себе эту яму.

Было ли ощущение, что Metallica стала тебе семьёй?

Да, да. Безусловно. Я искал людей, с которыми мне было бы комфортно. С семьёй мне было очень тяжело, и я видел, как она разваливается у меня на глазах. Одна часть меня хочет семью, а другая просто не выносит людей. Я себя чувствую волком-одиночкой, знаешь, я понимаю, что мне нужна семья, но не постоянно.

Ты был доволен, что вы избавились от Дэйва Мастейна?

Не уверен, что сюда подходит слово «доволен», но это было необходимо. Три лидера в одной группе уж точно не ужились бы. Было очевидно, что Дэйв, как и мы, хотел быть главным – он сформировал Megadeth и добился огромного успеха. Сейчас мы с Ларсом на одной стороне весов, а Кирк с Робом – на другой. У ребят много отличных идей, но они нормально относятся к тому, что всем в группе заправляем мы с Ларсом. Мы с ним по натуре лидеры, а они – нет. Ну, во всяком случае, мне так сказали [смеётся]. Поэтому Дэйву пришлось уйти.

В вашем документальном фильме «Какой-то Монстр» Дэйв в разговоре с Ларсом выглядит очень расстроенным.

Он потрясающий и талантливый парень. Может быть, иногда он любит лезть на рожон. И ему до сих пор обидно. Если бы меня выгнали из Metallica, я бы тоже был разозлён. Наш первый басист Рон Макговни до сих пор злится. Они до сих пор не могут этого принять. В фильме Ларс в разговоре с Дэйвом говорит ему: «Видишь, что ты натворил?».

В 1986 году во время гастролей Metallica по Швеции произошла ужасная автомобильная авария, в результате которой погиб Клифф Бёртон. Легче ли тебе было справиться с его смертью после смерти матери?

Это всегда тяжело. К этому невозможно привыкнуть, особенно в том возрасте и с тем образом мышления – я тогда много пил и заглушал горе алкоголем. Это была ещё одна часть Христианской Науки: никаких похорон, никакого траура, никаких слёз и соболезнований. Мы просто говорили: «Ладно, тело мертво, но душа отправилась к Богу, жизнь продолжается». И когда Клифф умер, были похороны, но я не чувствовал той атмосферы. Я начал ещё больше пить. Топил горе в стакане.

Ларс говорил, что незадолго до аварии вы с Клиффом стали ещё ближе, а после аварии ближе стали уже вы с Ларсом. Ты согласен с этим?

Да, мы с Клиффом были близки. У нас были общие интересы. Нам нравилась одинаковая музыка – южный рок, Lynyrd Skynyrd. Ему нравилось проводить время на природе, ходить пешком, отдыхать на природе, стрелять из ружья, пить пиво. Мы с ним были очень похожи.

А что помнишь о той аварии?

Было очень холодно. Мы были в Швеции зимой. Я спал на заднем сиденье автобуса, чтобы немного согреться. Обычно я спал рядом с ним. Но я об этом стараюсь не думать. Уже ничего не вернуть. Мы, так или иначе, остались живы. Безусловно, нам очень не хватает Клиффа. Многое могло бы быть совершенно по-другому.

Ты считаешь, вы слишком рано поехали в тур после смерти Клиффа?

Я думаю, всё после его смерти случилось очень быстро. Новый басист, гастроли. Мы сразу же поехали в тур. Так решил менеджмент: «Езжайте в тур, ребята, и выплескиваете эмоции через музыку». Сегодня кажется, что мы слишком поторопились. Недостаточно времени прошло с момента смерти, мы не до конца в себе разобрались. Поехали на гастроли и весь свой гнев начали вымещать на Джейсоне. Мол, у нас новый басист, но он – не Клифф.

Тебе нравился Джейсон?

Да, нравился. Он нас постоянно воодушевлял. Мы снова почувствовали себя юными пацанами. Было весело и здорово всё делать вместе. У нас были общие интересы, мы сочиняли музыку все вместе. А потом началась «звёздная болезнь», негодования, недовольства, понты. И каждый из нас стал другим.

Ларс утверждал, что вы собирались назвать ваш альбом 1988 года ‘…And Justice For All’ ‘Wild Chicks, Fast Cars And Lots Of Drugs’ («Безумные Тёлки, Быстрые Тачки и Куча Наркоты»). Это название идеально описывало вашу группу в тот момент?

Ну, у нас были свои проблемы, у каждого был свой грешок, и с каждым днём их становилось всё больше. Да, мы боролись с демонами. В какой-то момент веселье превратилось в разрушение. Нас накрыло с головой. Всё началось в период ‘Justice’. Мы только выпустили ‘Master Of Puppets’, съездили на гастроли с Оззи и начали выступать самостоятельно. И началось… сразу всё стало доступно – женщины, тусовки и так далее. Нас просто засосало. Но так и должно было быть. Я не знаю, кто из нас тогда был женат, но я, конечно же, не был, так что мне было всё равно. А вот девушкам, которые ждали своих ребят дома, было не всё равно, но знаешь, каждый проходит через этот период. Набирается опыта. Было весело. Приходится всем этим заниматься, и ты понимаешь, что музыка к этому не имеет никакого отношения. Знаешь, это был бонус-трек, который начал заполнять всю пластинку [смеётся].

Но тебя не интересовали наркотики.

Слава Богу, нет. Я их боялся. Наверное, здесь сыграло свою роль воспитание в религиозной семье, но я помню, как в старших классах, в своей самой первой группе – с говорящим названием Obsession (Одержимость) – я курил травку и думал: «Ух ты, классная штука!». Потом я выкурил за один вечер пять косяков, приехал на репетицию и меня дико накрыло. Я был в панике, я думал, что мы играем одну и ту же песню полчаса. Мне это состояние совсем не понравилось.

А каким был Ларс, когда употреблял кокаин?

О, чувак. Болтливым? Не то слово. Они вели себя как говнюки. Мне было противно находиться с ними рядом, когда они были под этим дерьмом.

А с тобой было весело, когда ты был пьян?

Конечно же, нет. Я становился очень агрессивным. Сначала я был весёлым и радостным, а потом меня накрывало, и я ненавидел этот мир и всех вокруг. Я становился… клоуном, потом панком-анархистом, мне хотелось всё вокруг расх*ярить и кого-нибудь отпи*дить. Я ввязывался в драки. С кем? Иногда с Ларсом. Мы с ним, таким образом, улаживали все конфликты и негодования. С помощью кулаков. Либо я в него что-нибудь швырял. Мы с ним два совершенно разных человека. Очень разных. Он постоянно хочет быть в центре внимания, а меня это напрягает, потому что я сам такой же. Он очаровывал людей, а я строил из себя злого и страшного парня, чтобы люди уважали меня таким.

Ты и сейчас такой?
Нет. Я думаю, я научился управлять своими эмоциями. Я понимал, что вся эта показуха ни к чему. Мы ведь ненавидели Голливуд, Лос-Анджелес и всю эту глэмерскую херню, а я выходил и красовался. Guns N’ Roses были для меня врагами. Ларс тусовался с ними, вечно носил дорогие шмотки, понтовался. Ларс такой по своей натуре. Он мог быть одержим некоторыми людьми, если видел в этом смысл. Такой он человек. Ему нравится учиться у людей, если есть чему. Таким человеком был Эксл.

Тяжело ли было записывать песню ‘Nothing Else Matters?

Нет. Поначалу, да. Я даже не хотел играть её ребятам. Это была очень личная песня, написанная от сердца. Я считал, что песни Metallica могут быть только о разрушении, башкотрясе, крови и прочем дерьме, но только, конечно, не о тёлках и быстрых тачках, хотя нам всё это самим нравилось. Я написал ту песню о своей тогдашней девушке. Просто начал выражать какие-то другие эмоции и чувства. Я, конечно же, не думал, что эта песня подойдёт Metallica. Когда парни услышали её, они были поражены тем, насколько она им близка. Получилось, что песня стала хитом.

Ты чувствовал, что для вас это был поворотный момент?

Пожалуй. Эта песня открыла нам двери, дала больше свободы, и мы смогли сочинять песни в различных стилях. Многие были тронуты.

Что помнишь о туре 1992 года с Guns N’ Roses?

Чувак, этому туру не было конца. «Ребята, придёте на тусу после концерта?». Эксл тратил тысячи баксов на все эти вечеринки и тусовки. Всё было очень пафосно и мы не знали меры, что мне совсем не свойственно. Джакузи за кулисами. Я пил их пиво, играл на бильярде. Когда они уходили со сцены, меня уже было не найти. Мне не было необходимости с ними тусоваться.

Ты производил впечатление молчаливого здоровяка.

Я во многом пытался доказать себе, что я мужик. Многому меня не научил отец – как чинить машины, охотиться, выживать. Я реально считал, что должен всему этому научиться и доказать себе, что я в прядке и всё умею. Отец был именно таким.

Ты до сих пор ездишь на охоту?

Сегодня я не вижу в этом особого смысла. Убивать животных только ради забавы. Я не против охоты, но сейчас я не вижу в этом смысла. Раньше я гонял на тачке со скоростью 240 км [смеётся]. Теперь у меня семья.

А что заставило тебя изменить свой взгляд?

Мы поехали в Сибирь на охоту. Было это незадолго до того как я собирался лечь в клинику и конкретно слетел с катушек. Дома у меня была жена и дети, а я им говорю: «Увидимся позже, я еду в Сибирь». Я отправился на Камчатку, мы там охотились на гризли на снегоходах, потому что в снегу можно было просто утонуть. Стоило упасть со снегохода, и «до свидания». Я увидел след медведя, и мне показалось, что это след человека. Мы жили в каком-то курятнике у чёрта на куличиках, добирались до этого с*аного места четыре часа на вертолёте. Пили водку, потому что больше пить там было нечего. И я окончательно сломался.

Тебе нравился ваш новый имидж в период альбома ‘Load’?

Меня он вполне устраивал. Всем тогда заправляли Ларс с Кирком. Постоянно говорили о том, что «нам нужно переродиться». Меня тот имидж не беспокоил. Главное было в душе оставаться собой. В противном случае, в этом не было никакого смысла. Я думаю, они тогда пытались косить под U2 и Боно.

А я в это не въезжал. Они говорили: «Ладно, сейчас мы будем глэм-рокерами 70-х». Кем? Я бы сказал, половину – как минимум, половину – тех фотографий для буклета я забраковал. Да и обложка была абсолютно мне непонятна.

А что тебе в ней не нравилось?

[смеётся] Ну, как тебе сказать? Я думаю, мы тогда утратили чувство единства. Ларс с Кирком конкретно увлеклись наркотой – им нравилось абстрактное искусство, они изображали из себя п*диков. Я думаю, они знали, что меня это бесит. Это была показуха. Мне кажется, обложка альбома ‘Load’ стала иронией и насмешкой над всем, что тогда происходило. Я просто забил на всю эту х*рню с макияжем и прочим тупым дерьмом, но это была их идея и они считали, что так нужно.

Вы тогда подстриглись. Это было решение группы?

[смеётся] Ну, мы не пошли к парикмахеру все вместе и не сказали: «А подстригите нас всех четверых!». Всё случилось постепенно, с возрастом, начали редеть волосы. Просто длинные волосы были уже не в тему.

Правда ли, что Metallica впервые сочиняла ту музыку, в которой была не уверена?

Пожалуй. Весь тот период. Зачем нам перерождаться? Многие фэны отвернулись от нас не столько из-за музыки, сколько из-за внешнего вида.

Тебя беспокоило, что Кирк с Ларсом целовались на публике?

Ещё как. Поэтому и целовались. Они знали, что меня это жутко бесит. Я думаю, это всё из-за наркоты. Надеюсь [смеётся]. Мы на протяжении карьеры часто неожиданно менялись, и это было неминуемо. Гораздо больнее слышать: «Фэны уничтожают пластинки Metallica, потому что группа судится с компанией Napster».

Судя по всему, это была затея Ларса.

Он у нас как бы главный. Он любит болтать, любит играть на публику. Я очень горжусь тем, что мы сделали. Это должно было произойти. Никто бы всё равно на это не пошёл, за исключением некоторых рэперов. Мы вроде как прекращали свои бунтарские замашки, а поступили как настоящие бунтари.

В интервью 2001 года журналу «Плейбой», ты сказал, что Ларс – плохой барабанщик.

Он и сам это знает. Да и я певец так себе, но когда мы играем вместе, происходит что-то необычное.

Считал ли ты, что терапия – не для мужиков?

Безусловно. Боб Рок тогда тоже пытался устроить некую медитацию перед тем, как мы начинали играть, и я сказал: «Ни хрена подобного! Вы совсем что ли е*анулись? Давайте рубить музло!». Я был абсолютно к этому не готов.

Почему же ты передумал?

Жизнь катилась под откос. Жена вышвырнула меня из дома и сказала: «Пока не разберёшься в себе и не пройдёшь терапию, домой можешь не приходить». Проблема была не только в постоянных пьянках. Мне было плевать на людей, я делал, что хотел и когда хотел. Пришлось повзрослеть. У меня ведь была семья.

Когда это случилось?

Во время работы над альбомом ‘St. Anger’. Мы начали сочинять в Presidio. А потом, когда началась терапия, я осознал, какой же пи*дец творится в моей жизни. Сколько у меня было секретов, насколько противоречива моя жизнь, и вечно доставалось жене. Всё дерьмо, которое происходило на гастролях, начало всплывать.

Женщины?

О, да. Женщины, алкоголь, да что угодно. Остальные ребята очень боялись за меня, знаешь [смеётся]. Я, мол, такой правдолюб, и вдруг их жены у них спрашивают: «Эм, ого, дорогой, а разве это не ужасно, что он так поступил? Ведь ты бы так не сделал, правда?». «Конечно, нет. О чем ты говоришь?!»

Появилось много грязи – а вода тогда была сильно загрязнена. Я думаю, алкоголь нас тогда спас, без сомнений. В какой-то момент этому должен был настать конец. Жена встала и сказала: «Слушай, здесь тебе не гастроли и я не собираюсь лизать тебе задницу. Пошёл на х*й».

И как ты отреагировал?

Ну, во-первых, я понял, что жизнь закончилась. Страх – очень сильная мотивация и он меня мотивировал. Я с детства был брошенным, потом избегал людей, потерял дорогих мне людей.

И казалось, что ты лишишься группы и семьи.

Причем, в одночасье. И я подумал: «Нужно что-то делать, иначе я лишусь и того, и другого. И что тогда?».

И когда ты вернулся в семью?

Жена была беременна третьим ребёнком. Марселла – мой маленький ангелочек. Я был нужен жене, и смог присутствовать при родах. Это было незабываемо. Я сам отрезал пуповину и почувствовал эту связь с ребёнком и женой. Можно сказать, дочка тогда спасла наш брак. Буквально, склеила моё разбитое сердце.

Что ты сегодня думаешь по поводу альбома ‘St. Anger’?

Это скорее состояние нашей души на тот момент, а не музыкальный альбом. Нам нужно было его выпустить. Наш психотерапевт Фил Тауэл тогда сказал: «Всё, что вы сейчас делаете, это не для этой пластинки, а для следующей».

Боб Рок расстроился, когда вы решили записывать альбом ‘Death Magnetic’ с Риком Рубиным?

Надеюсь. Не в плохом смысле. И мы, и он знали, что работать вместе нам стало слишком комфортно и легко, а нам нужно открывать что-то новое. Может быть, нам не хватало давления и напряжения.

Он был как пятый участник группы, он был нам как отец. Может быть, мы боялись, что не сможем записать без него альбом, но я надеюсь, что он скучает, потому что мы по нему, конечно же, скучаем.

Тяжело было гастролировать на трезвую голову?

Сначала было здорово, но, в то же время, страшно. Я всё думал: «А что я сейчас буду делать? Чем заняться?». А сколько часов я просидел в барах с бутылкой, общаясь с людьми, которых видел в первый и последний раз в жизни? И я начал смотреть местные достопримечательности, начал делать то, что делают, когда первый раз приезжают в другой город. Ребята отнеслись к этому с большим уважением.

А что у вас с Ларсом общего?

Кроме детей и семьи, нам очень нравится искусство, хоть и совершенное разное. Мне нравятся рисунки, граффити, религиозная живопись, нравится рисовать что-нибудь для группы. А Ларс любит абстрактное искусство. Так что сам делай выводы.

Ты любишь Ларса?

Люблю. Нет сомнения в том, что мы встретились с ним не просто так. Мы познакомились и, как известно, противоположности притягиваются, и у нас с ним постоянная борьба. Как и с женой. У нас с ним взаимопонимание, «химия», если угодно, но иногда бывают ссоры и недовольства. Беспокойство по тому или иному поводу, разногласия, появляется искра.

Мог бы ты сказать то же самое 10 лет назад?

Мог бы. Это другая любовь. Мы бы не поехали с семьями на неделю на Гавайи. Но, когда что-нибудь случается на гастролях, и кто-то ставит под вопрос умение и способность группы Metallica, мы будем держаться вместе до последнего. Мы будем стоять друг за друга, защищать и биться насмерть.

Перевод: Станислав «ThRaSheR» Ткачук


Dimon


Copyright © Metbash.ru. Копирование материалов ленты разрешается только в случае указания на "Metbash.ru", как на источник получения данных, при этом во всех ссылках обязательно явное указание адреса сайта Metbash.ru

В избранное