Тенденция реалистической живописи 18 в. — раскрытие этической и эстетической ценности изображаемой действительности — остается ведущей и в первой половине нового столетия. Под влиянием изменившейся исторической обстановки особенное внимание обращается теперь на те черты русской жизни, которые носят характер народный и национальный. Утверждение героического и прекрасного в реальной действительности для русского искусства этого времени было в конечном счете своеобразной формой
выражения романтического протеста передового, прогрессивного мировоззрения эпохи против реакционных, уродливых явлений социальной действительности. Значительнейшим достижением русской живописи первой трети 19 в. был портрет. Его освещает гуманизм пушкинской эпохи русской культуры с ее безграничным уважением к «достоинству человека как человека». Светлый пафос борьбы против «ужасов рабства»,
унаследованный еще от 18 века, патриотический подъем, вызванный борьбой против французской интервенции 1812 г., трепетное ожидание торжества социальной справедливости — все это придало мироощущению передового человека начала столетия характер возвышенный. Вместе с тем гражданственное начало соединялось здесь с лирическим, интимным, что сообщало духовному облику лучших людей того времени особенную полноту. Восемнадцатилетний автор оды «Вольность» воспевает «тоски
мучительную сладость» и «сердца первую любовь»; современники Дениса Давыдова видят в прославленном герое Отечественной войны не только отважного партизана, но и поэта; декабрист Лунин, один из основателей Союза спасения и Союза благоденствия, человек тончайшего ума, известен среди товарищей как «друг Марса, Вакха и Венеры». Сама гражданственность
этих людей была чертой глубоко личной, идущей как бы из сокровеннейшей сущности человека, чем-то столь же естественным, как его дыхание. Нетерпение, с которым ожидают они , «вольности святой», Пушкин сравнивает с томлением влюбленного. «Хромой Тургенев» восклицает: «Нет, никогда Россия не перестанет
быть для меня священным идеалом, — к нему, для него, ему — все, все, все!» В портрете полнее, чем где-либо, раскрылся характер гуманизма этого времени. Идеальным членом общества считается теперь человек, соединяющий в себе служение отечеству, туманность социальных воззрений с развитым и богатым духовным миром. Этот идеал отразил собой новый тип русского
человека — сурового судьи всех крайностей крепостничества и самодержавия, идейного наследника просветителей 18 в., пылкого защитника отечества в кампании 1812 г. и одновременно преданного и нежного друга, одаренного и чуткого «любителя науки художеств». Наиболее ярко эти черты открывает творчество Ореста Адамовича Кипренского (1782—1836), одного из самых значительных портретистов
России первой четверти 19 в. Кипренский окончил Академию художеств в 1803 г. по классу исторической живописи, под руководством французского живописца Дуайена и Г. И. Угрюмова. Однако в дальнейшем он работал преимущественно как портретист. Первое пятнадцатилетие 19 в. было временем творческого расцвета Кипренского. Здесь он предстает перед нами романтиком. Созданные им образы эмоциональны, им свойственно особое внутреннее горение.
Героям Кипренского — в различней мере и различным образом — присуще то романтическое «томление упованья», которым Пушкин характеризует дутневное состояние своих современников. Романтизм в русской культуре начала столетия в большой мере был порожден всей той тревожной атмосферой исторических сдвигов, которая царила в Европе, сотрясаемой захватническими походами Наполеона,
вспыхивающими то тут, то там национально-освободительными движениями против французской агрессии и собственной, национальной тирании. В известной мере в нем отразилось и неприятие лучшей частью русского дворянства существующих форм общественной жизни. Однако социальные иллюзии, озарявшие «дней александровых прекрасное начало», сообщали этим романтическим устремлениям оптимистические черты. Романтизму Кипренского свойственна смягченность и своеобразная просветленность чувств и образов.
Эмоциональность его нигде не переходит в экзальтацию, вдохновенность — в ложную патетику, недосказанность — в сугубую таинственность. Как портретист Кипренский начинает портретом приемного отца — А. Швальбе (1804; ГРМ). Это своеобразная творческая программа молодого портретиста: некий собирательный романтический образ седого старика с суровым, энергичным лицом, волевым движением руки сжимающего посох. Манера художника свидетельствует об изучении западноевропейского портрета 17 столетия, в частности Ван Дейка, считавшегося в России в то время идеалом портретиста. Характерен для эпохи
и интерес Кипренского к созданию автопортретов (илл. между стр. 168 и 169), Типичен сочно написанный автопортрет художника с кистями за ухом (ок. 1808; ГТГ) с его густой сочной живописью, смелой лепкой формы, звучным световым эффектом. Одна из значительных работ этого периода — портрет гусарского полковника Давыдова (1809; ГРМ), изображенного в грозовом пейзаже в рост,
облокотившимся на каменную плиту. Серьезный, задумчивый взгляд Давыдова, его большой открытый лоб — все говорит о внутренней одухотворенности. Это впечатление еще усиливается
необычной «романтической» атмосферой, которую создает художник вокруг фигуры Давыдова, пронизывая пространство портрета скользящими пятнами света и тени. Звучность сочетания красного с золотом и белого с серебром в мундире гусара в контрасте с глубокими темными тонами пейзажа создает ощущение большой внутренней энергии, заключенной в этом человеке. Непринужденность и спокойствие позы говорят о совершенном владении собой, о чувстве собственного достоинства. В романтике
образа Давыдова находит выражение то особенное духовное благородство, которое соотечественники видели в русском воине — участнике антинаполеоновских войн, воспринимавшихся как борьба с «тираном», подавляющим «дух независимости народов». Образ, созданный в портрете Давыдова, получил свое развитие в карандашных портретах участников Отечественной войны, исполненных в 1812—1813 гг.: Е. И. Чаплина (ГТГ), М. П. и А. П. Ланских (ГРМ), А. Р.
Томилова (ГРМ) и П. А. Оленина (итальянский карандаш с пастелью; ГТГ). Типичен также и рисунок, изображающий А. П. Бакунина (1813, ГТГ) —лицейского товарища А. С. Пушкина. В этих работах Кипренский выступает как создатель нового типа камерного интимного портрета, сменившего миниатюру на кости и гравюру 18 столетия.
О.А.Кипренский. Портрет Д. Н. Хвостовой (1814; ГТГ)
О.А.Кипренский. Портрет А. П. Бакунина (1813, ГТГ)
К числу лучших произведений этой поры относятся и портреты маслом: друга художника А. Р. Томилова (1808; ГРМ), С. С. Уварова (1815; ГТГ), поэта В. А. Жуковского (1816; ГТГ). Особую область в творчестве Кипренского того времени представляют собой женские портреты — Е. П. Ростопчиной (1809; ГТГ), Д. Н. Хвостовой (1814; ГТГ) и другие. Их лирическая
теплота, проникновенность и в то же время конкретность предвосхищают образы поэзии Пушкина. Одна из лучших работ — портрет мальчика Челищева (ок. 1810; ГТГ). Облик его проникнут внутренней романтической взволнованностью: он смотрит на мир широко открытыми глазами ребенка, для которого еще «новы все впечатленья бытия». В то же время, несмотря на его детский возраст, в нем угадывается внутренняя жизнь, обещающая в будущем глубокую натуру. Темперамент мальчика подчеркнут контрастным сопоставлением темных глаз и черных прядей волос на ярко освещенном лице, белизна которого в свою очередь усиливается темным фоном портрета.
Той же цели служит контраст белого воротника с насыщенным синим цветом куртки и красным — жилета и, наконец, сама свободная фактура портрета, динамическое наложение мазка. С 1816 по 1823 г. Кипренский пробыл в Италии, где страстно увлекся классическим итальянским искусством: Рафаэлем и мастерами круга Леонардо да Винчи. К лучшим работам этого периода принадлежат портреты А. М. Голицина (ок. 1819; ГТГ) и Е. С. Авдулиной
(ок. 1822; ГРМ) с их стремлением к обобщенности образа, его пластической завершенности. Изучение классического искусства и разработка сложных композиционных замыслов (в частности — «Анакреоновой гробницы») обогатили Кипренского-портретиста; окрепло его композиционное мастерство; линии контуров приобрели изысканность, а пластические объемы — необычайную убедительность. Возвратившийся на родину Кипренский в официальных кругах был принят недружелюбно, чему, возможно, послужили причиной
клеветнические нападки на художника, имевшие место еще в Италии. Однако печать приветствовала выставку его работ. Искусство Кипренского переживает новый расцвет, вызванный тем внутренним подъемом, который, несомненно, ощутил художник, вернувшийся на родину накануне восстания декабристов, когда лучшая часть русского общества жила напряженнейшей духовной жизнью. Поиски обобщенного образа вылились в искания образа общественно значительного. Таков портрет Пушкина (1827; ГТГ). Художник, по общему признанию, изобразил здесь Пушкина — «солнце русской поэзии». Все здесь полно глубокой внутренней значительности: вдохновенный взгляд, выражение большой внутренней сосредоточенности в лице, сдержанный жест сомкнутых на груди рук, строгая, простая композиция, спокойствие линий и цветовых сочетаний. Творческое начало раскрыто здесь как наивысшее проявление природы человека. Новым для Кипренского был и замеченный еще современниками
оттенок внутренней горечи, ощущаемый в изгибе рта и выражении глаз поэта. Это придает задумчивости Пушкина до некоторой степени характер скорбного размышления. По всей вероятности, здесь отражены уже настроения новой, «последекабристской» поры русской жизни. Эта тенденция еще более отчетлива в автопортрете 1828 г. (ГТГ) и в портрете А. Р. Томилова (1828; ГРМ). В первом из них отсутствует волевое напряжение и творческий подъем, присущий юношеским автопортретам Кипренского. В несколько робкой полуулыбке, в складках век, нависших над глазами, чувствуется усталость. Можно предположить, что здесь нашла косвенное отражение действительная
эволюция мироощущения Кипренского, столкнувшегося в 20-х гг. с глубоким равнодушием официальной России к его искусству. Выражение усталости и горечи есть и в лице Томилова, в его глазах, в опущенных углах губ. Художник фиксирует здесь изменения, которые вносит в сознание человека жизненный опыт. В этих трех портретах романтически приподнятое утверждение достоинства человеческой личности сменяется более трезвым взглядом на человека, на его место в жизни, что указывает рождение нового периода
русской культуры. Насыщенная цветовая гамма, эффекты светотени уступают место большей пластической четкости, более спокойному цветовому решению. Новая фаза творчества Кипренского выразила собой эволюцию, переживаемую в эти годы всей передовой частью русского общества, у которой разгром восстания декабристов и наступившая вслед за этим правительственная реакция разрушили социальные иллюзии. Рухнули надежды на социальный прогресс России ближайшего будущего и, следовательно, вера в возможность гармонического развития
человеческой индивидуальности. В 1828 г. Кипренский уехал в Италию, откуда ему уже не суждено было вернуться. Последние годы жизни были периодом интенсивных творческих исканий, примером чего могут служить «Читатели газет в Неаполе» (1831; ГТГ) — групповой портрет польских путешественников, читающих в Неаполе статью о политических событиях в Польше. Во многом несовершенная, эта работа художника представляет интерес как один из наиболее ранних в русском искусстве групповых портретов, изображающих не членов одной семьи, а круг единомышленников, людей, объединенных общими взглядами. Он важен также как одна из первых попыток в русском искусстве построить групповой портрет исключительно
на психологической взаимосвязи персонажей. Однако в большинстве своем искания Кипренского тех лет шли по ложному пути. В портретах образ утрачивает большей частью свою былую значительность и цельность. Во многих случаях ею произведения исполнены духа ложной, внешней романтики. Творческий кризис объясняется, по-видимому, тем, что, будучи человеком, сложившимся целиком под влиянием событий и идей конца 18 и начала 19 в., он не смог найти себе места в той сложной обстановке, которая сложилась в России после разгрома
декабристского восстания.