Вообще государство используется для извлечения личных доходов везде в большей или меньшей форме. Но в современной картине мира оно все же подразумевается как в первую очередь социальный институт, призванный решать социальные и политические задачи на благо страны. И в таком виде использование государства в своих личных интересах, теми кто стоит при власти всегда имеет как минимум аморальный оттенок, а в большинстве случаев даже и уголовный. Политическая же система, которая полностью превратила бы государство в экономический инструмент некой властной верхушки казалось бы в сложившийся системе ценностей невозможен. Но если внимательно взглянуть на некоторые конкретные особенности российского правотворчества, то может сложиться совсем иное впечатление.

Так обратимся к конкретике. Недавно общался с одним человеком через интернет по правовым вопросам. А именно касающимся выплаты страхового возмещения после ДТП по ОСАГО. При этом его проблема, вынуждающая искать пути юридического решения вопроса, заключалась не в споре о самом размере возмещения, до этого еще даже и не дошло, а самом оформлении осмотра и оценки.

По его словами в страховую выстроилась очередь на три дня для осмотра автомобилей, и такое удручающее положение просто вынуждало каким то образом искать выход из ситуации даже с затратами на юристов. Я конечно тут же поспешил его обрадовать, что он по закону имеет право на проведение собственной независимой экспертизы и оценки, просто уведомив о времени и месте страховую. На это отчаявшийся уже пострадавший своим авто человек недовольно мне указал на мою неосведомлённость и о Указе Президента, который якобы отменяет законные права страхователей на проведение собственной экспертизы и осмотра. На, что конечно же я поспешил заметить, что во первых, это не правомочиях президента отменять своими указами законы, а во вторых нет такого указа. Тут он мне скинул ссылку на некий ресурс очень сомнительного содержания, который представляясь как правовой портал, давал комментарий к федеральному закону об ОСАГО о том, что якобы в июне этого месяца в него вошли такие изменения, который обязывают в обязательном порядке представлять после ДТП автомобиль для осмотра в страховую.

Но это еще не все, этот ресурс содержал прямую ссылку на официальный сайт президента России http://www.kremlin.ru/acts/news/52229, на котором содержалась информация, позволяющая ее понимать только таким образом, как и было указанно, на том сомнительном сайте. При этом на других официальных ресурсах, таких как, например Российская газета, ничего подобного не значилось. Рассмотрев подробней закон, мне стало очевидно, что данная информация является вырванной из нормативного контекста закона. Поскольку тот в настоящий момент нисколько не отменяет право страхователя на проведения независимого осмотра и экспертизы, а уже после того как это проведено, страховая имеет право на собственный осмотр в течении 10 дней и собственную экспертизу если будет обнаружено какое то несоответствие. Для чего страхователь совсем не обязан парится в очередях сразу после ДТП, да и вообще бегать за страховой.
То есть в наличии намеренное введение в заблуждение страхователей, и ладно бы это делалось со стороны каких то «левых» ресурсов, но информация такого рода содержится на самом официальном сайте президента. Что может только указывать на определенную взаимосвязь с интересами определенных экономических субъектов. При чем, морочат голову на таком уровне, которому не принято не доверять. Тот человек так, кстати, мне и не поверил, убежденный в необходимости преодолевать ту напасть, подкрепленную мнением аж с самого верха.

Но это еще ладно, здесь хотя попросту пудрят мозги, но есть некоторые нормативные акты, которые представляют из себя откровенное нормативное лобби введенное в закон. Так вы знаете, что с этого года банки получили возможность на внесудебное взыскание долгов по исполнительной надписи нотариуса? Такая законодательная мера просто беспрецедентна, поскольку открывает возможность банкам на внесудебное взыскание денежных обязательств, что недопустимо даже для государственных органов. Так как нарушает гарантии прав лиц- участников гражданских правоотношений. Это при том при всем, что размер процентных ставок и неустоек у нас такой, что приводит практически в каждом случае судебного взыскания к их уменьшению. То есть государство сейчас встало на позицию того, что не банк должен добиваться того что ему должны, а сам человек уже будет должен будет оспаривать несудебные поборы.
Более того с недавних времен вам могут запретить выезд за границу из за долгов по исполнительному производству, то есть ограничить в конституционных правах по частному случаю, не касающемуся государственной или общественной безопасности. Что тоже из ряда вон, поскольку нарушает основополагающие принципы государственного регулирования и потому, было бы так же не возможно без экономического влияния со стороны.

Так же как и тот нашумевший пакет Яровой, многотриллионную экономическую основу которого нам вскоре разъяснили в ответ на шум о попранных правах о свободе слова и частной жизни.
Потому столь вялый интерес к прошедшим сейчас выборам, вполне объясним, поскольку вряд ли их можно воспринимать как некую реализацию воли народа, а скорее как тендер. При чем, тендер, проводимый между заинтересованными лицами, опять же заинтересованными лицами. Потому как государство в России это бизнес, при чем- чистой воды.

А как вы думаете, являются ли прошедшие выборы волеизъявлением народа, или это просто бизнессхема?

Мой маленький друг! Когда пишущий эти строки Дядя Рома был столь же мал, как и ты, он был коварным образом похищен и увезён в ордынские степи. И если ты, обмудок, не прекратишь вертеться, егозить и вынешь, наконец, изо рта большой палец левой ноги, то Дядя Рома, так уж и быть, расскажет тебе об этом. А если не прекратишь дурить, то я позвоню знакомому дипломату из Консульства Монголии, и продам тебя ему по сходной цене: он увезёт тебя в Степь, выпоторшит, скормит требуху собакам, а из твоей шкурки сделает бурдюк для тарасуна. А я на вырученные деньги возьму себе ещё парочку склянок Irish Jamesom-a.


Ага, испугался маленький засранец! Ну, ладно, не буду тебя продавать успокойся. Быстро переодевай обмоченные штанишки, располагайся поудобнее, закуривай, и слушай... Мне можешь тоже налить, да... Стоп! - куда себе до краёв набурил?! Мне не жалко, просто в твои годы виски полагается пить только с тоником. И со льдом, да... Так что, отпей половинку, добавь швепса... Вот молодец! Ну, а теперь - слушай.

Было это в ту пору, когда мы жили в Волшебной Стране, где чудеса были на каждом шагу! Помидоры там были вечнозелёными, кабачки и баклажаны размножались исключительно икрометанием, покупка туалетной бумаги была настоящим Праздником, а все мальчики этой Волшебной Страны с семи лет обязаны были мечтать стать космонавтами. И представь себе, некоторым это даже удавалось - стать космонавтами! Правда, это так и не помогло им свинтить навсегда из этой страны, в которой даже общественные туалеты были не только бесплатными, но и источали такую Духовность, что злые вороги из числа иностранных туристов лишь диву давались, да падали от той Духовности замертво. Сейчас той Волшебной страны нет: её уничтожили Пиндосы. Позавидовали, понимаешь ли, нашей Духовности, Икромечущим Баклажанам и Сапогам-Скороходам фабрики "Скороход". Да... Помянем! - ты наливай, наливай...

...Ну, так вот: чудес в этой Расчудесной Стране было столько, что они в ней, попросту, не помещались - и тогда Мудрая Коммунистическая Партия и её Ленинский Центральный Комитет приняли Судьбоносное Решение осчастливить этими самыми чудесами всё человечество, начав с ближайших соседей. В 1920 году попытались осчастливить Польшу - да только ничего не получилось, как не получилось осчастливить и Финляндию в сороковом. Зато, понабравшись в этом деле опыта, Ленинский Центральный Комитет принялся счастливить всех направо и налево, и на Западе, и на Востоке: сначала, в соответствии, с пактом Мелкопомолотого Рибентроппа осчастливил три маленьких балтийских государства, затем, взяв себе в помощники Великого Фюрера Европы, на пару с ним рассчастливили пополам всё ту же Польшу. А уж после 1945 года целых полвека так счастливили Восточную Европу, что там эти годы до сих пор вспоминают со слезами умиления на глазах.

Больше всех повезло братской Монголии: её Мудрый Ленинский Центральный комитет счастливил, начиная с 1921 года - и продолжал счастливить до самого-самого 1991 года! Целых семьдесят лет! В газетах в те годы писали, что, мол, совершила Монголия Большой Скачок: выпрыгнула из феодализма прямо в социализм, минуя стадию капитализма. Это и неудивительно: читал я как-то про одну московскую проститутку, которая выпрыгнула из окна, минуя целых три этажа после того, как клиент предложил "осчастливить" её двухгодовалым догом. Так что, если жить захочешь, то ещё и ни такой кульбит выкинешь... Ну, да ладно.

Осчастливливание Монголии заключалось, в частности, в том, что в ЦК КПСС придумали, например, переселять кочевников-монголов из их традиционного жилища - войлочных юрт - в многоэтажные панельные дома. По началу, монголы даже и не знали, что с этим "счастьем" делать, но потом нашли выход из положения: стали ставить юрты прямо во дворах многоэтажек, а свои квартиры использовали в качестве источника для пополнения запаса дров. Межкомнатные двери в квартирах деревянные? - деревянные! а полы?... плинтусы?... оконные рамы, всякие встроенные шкафчики?... межкомнатные стены, наконец?... В мае 1981 года я видел всё это собственными глазами в монгольском городе Дархан: стоят посреди степи девятиэтажки с пустыми оконными проёмами, а рядом - юрты, юрты, юрты! А возле юрт - монголы в национальных халатах - "дыылах" - деловито распиливают на дрова дверь, или колят на щепу оконные рамы.

Здесь-то и настало время рассказать о том, с чего это вдруг занесло меня в мае 1981 года в Монголию. В городе Дархане красный Кремль решил построить сверх-современный гвозде-болто-шайбо-шурупо-гайкосторительный завод - естественно, в качестве бескорыстного подарка дорогим монгольским друзьям, которых строительством этого самого завода планировалось осчастливить по самое не хочу. И, кстати, те монголы, которые в Дархане жили в юртах, и, в прямом смысле слова, выпиливали из своих квартир окна и двери, работали на строительстве этого замечательного завода - а в перспективе, должны были ещё и на самом этом заводе работать. А всё необходимое для строительства этого завода хозяйство - стройматериалы, оборудование, строительная техника и прочие интересные штуковины называлось одним, не очень красивым словом - "ресурсы" - и вот за поставку-то этих самых ресурсов в Монголию отвечал мой родной дедушка.

Дед занимал должность заместителя начальника треста "ВостСибГлавСнаб". Этот самый "...Снаб" занимался снабжением тогдашних строек народного хозяйства на территории Иркутской и Читинской областей и Бурятской автономной республики, а позже к этому "...Снабу" ещё и снабжение государства-сателлита пристегнули. Вот и ездил дед каждый год в Монголию, решал там, на месте, разные хозяйственные вопросы, по пути фотографировал всевозможные достопримечательности - а возвращаясь из командировок, проявлял плёнки, печатал фотографии, и потом мы всей семьёй рассматривали фотографии, а дед рассказывал нам истории про то, что на этих фотографиях он запечатлел. До сих пор не могу простить себе, что после смерти деда все его фотоальбомы, в том числе, и с видами Монголии, я не вывез с дачи: в августе 2009 года все они сгорели во время пожара. Эх... если бы сгорели только альбомы и только дача, не было бы так горько и обидно до сих пор...

В 1981 году деду подошёл возраст выходить на пенсию, и его майская командировка в монгольские степи была самой-самой последней. Мне в тот год исполнилось ровно девять лет - а это, как известно, самый подходящий возраст для того, чтобы начать пересекать государственные границы и смотреть на мир своими собственными глазами. В самом деле, сколько можно слушать по телевизору рассказы лысого Путешественника Клубки в его авторской передаче "Клубкины Путешествия"? - именно к такому выводу пришли мы с дедом, посоветовавшись друг с другом. После чего поставили домочадцев перед фактом: в Монголию мы едем вдвоём, и никакие возражения не принимаются.

Я не буду тратить времени на рассказ о том, как ехали мы в Монголию - я лучше сразу же мысленно перенесусь в столицу Монгольского Государства, Ургу, которая и в то время, да и по сей день называлась и продолжает называться Улаан-Батором. Номер в гостинице стал нашей главной базой, откуда нам с дедом предстояло совершать наши рейды: мне - по монгольской столице, ему - по аймакам и улусам не маленького, в общем-то, государства. Таскать меня с собою по монгольским "дорогам" дедушка не собирался, как не собирался и заставлять меня сидеть рядом на многочасовых заседаниях в монгольском Госплане и в министерствах. Поэтому принимающая сторона нашла выход из положения: чтобы помочь дедушке избавиться от меня, ко мне приставили няньку.

Мою няньку, мою монгольскую Мэри Поппинс, звали - Чимид. Она была какая-то... маленькая, но при этом очень живая и весёлая. Сколько ей было лет? Наверное, лет двадцать с небольшим: не помню точно, была ли она на тот момент ещё студенткой, или только-только закончила Иркутский университет - но училась она в Иркутске, о чём и сообщила мне в первые же минуты нашего знакомства. По-русски Чимид говорила прекрасно, и поэтому - да и не только поэтому - мы сразу же подружились, и тут же пошли шляться по Улаан-Батору.

Сейчас, когда я вспоминаю эти наши ежедневные прогулки, на душе у меня становится чуточку теплее; мне кажется, что даже город, показавшийся мне сперва каким-то пыльным, унылым и провинциальным, стал уютнее и красочнее, когда рядом со мной оказалась Чимид. Каждый день она приходила в гостиницу утром, ждала меня на рецепшене, или поднималась и тихонечко стучалась к нам в номер - а я уже ждал её! - и мы, наскоро позавтракав в гостиничном буфете, шли на наши прогулки. Я сказал - "наскоро позавтракав", но это не совсем так: дело в том, что в Монголии, даже в 1981 году, было невозможно позавтракать "наскоро", ведь монгольская национальная пища - это мясо, а мясо не терпит спешки. Завтрак состоял обычно из пары бууз - это такие огромные пельмени - и большой фарфоровой кружки цая. По началу я наотрез отказывался пить этот цай: ведь мне объяснили, что цай - это такой монгольский чай, а в моём представлении чай должен быть: а) красновато-золотистый; б) прозрачный; в) сладкий. Так что, можете представить, сколь велик был у меня разрыв шаблона, когда вместо привычного чая, передо мной поставили кружку, в которой было налито нечто густое, мутно-молочного цвета, с плававшими на поверхности бляшками жира, одновременно и сладкое, и солёное, и чуть островатое, и ещё какое-то на вкус!... Я пришёл в ужас, ещё немного - и я разрыдался бы над этим проклятым цаем, но... Чимид нашла выход из положения:

- Ромоон, - сказала она (почему-то, у неё моё имя получило такую странную форму), - цай - это не столько чай, сколько суп. Ты же знаешь, из чего в России заваривают чай? - я кивнул, а Чимид продолжала: - Чай - это ведь такая трава, а в Монголии очень любят приправы из трав. Вы ведь тоже добавляете в суп разные сушёные травки? Вот и мы добавляем чайный лист в суп в качестве приправы!

После такого объяснения всё встало на свои места: если цай - это не чай, а суп, то всё в порядке! Ведь меня расстроило не столько то, что мне нужно выпить этот странный напиток, сколько то, что напиток этот позиционировался в качестве чая, но совершенно не был на него похож. И только потом, спустя много лет, я узнал, что цай - это именно чай, и что именно такой состав этого напитка, который готовят на ячьем молоке, добавляя в него бараний жир и просяную муку, позволил монголам в своё время победить цингу и костный туберкулёз. Что рецепт цая придумали буддистские ламы, что за основу они взяли чай тибетский... Всё это я узнал потом - а в тот день, когда я впервые познакомился с цаем, Чимид не только доходчиво объяснила мне, что к чему, но и заказала для меня на десерт бутылку самой настоящей Пепси-Колы! И с тех пор, каждый мой завтрак в буфете гостиницы "Улаан-Батор" завершался неизменной бутылочкой этого буржуазного и идеологически-чуждого напитка, о котором в родном Иркутске я в те годы и мечтать не мог!

Видимо, Чимид работала в каком-нибудь детском секторе монгольской пионерской организации, или в Улаан-Баторском дворце пионеров, который мы посетили на второй или на третий день - а может быть, она просто преподавала русский язык в одной из монгольских школ. Выгуливать меня она являлась ежедневно, как на работу - стало быть, за наши прогулки она получала зарплату, и с этой стороны всё было в порядке. Проблема была в другом: в том, что девятилетнему туристу из Совецкого Социалистического Союза, коим был я, в столице Монгольской Народной Республики было сильно-то и нечего показывать. Во Дворце пионеров меня почти ничего не заинтересовало: там были какие-то кружки и секции, и меня познакомили с моими монгольскими сверстниками, но они ужасно стеснялись, и энтузиазма по поводу нашего знакомства не выказывали. Да и как нам было с ними общаться, на каком языке? - я не знал монгольского - а они, соответственно, не знали русского... Лишь один мальчик, по виду - юный активист и отличник, улыбаясь, пожал мне по-взрослому руку, произнёс какую-то короткую речь, и, отстегнув от своей школьной формы пионерский значок, протянул его мне. Я ужасно засмущался: ведь нужно же было подарить ему что-то взамен... и я отстегнул со своей куртки и подарил ему свой значок - с Чебурашкой.

В основном, мы с Чимид шлялись по городу - вернее, по его центру - и болтали. Дважды поднимались на гору Зайсан: на ней расположен мемориал, посвящённый совецко-монгольскому военному содружеству в годы Второй Мировой войны, а кроме того, на вершине горы наличествует парк, а со смотровой площадки открывается отличный вид на город.

Каждый день Чимид приносила мне небольшие сувениры: один раз это был целый конверт монгольских почтовых марок - необычайно ярких и красивых, с неизменной надписью кирилицей "МОНГОЛ ШУУДАН" ("Почта Монголии"), в другой раз это мог быть значок или переливающаяся, "объёмная" открытка, или набор фломастеров, или блокнот в кожаном переплёте, или ещё какая-нибудь, столь же приятная мелочь. И мне снова было неудобно - ведь я поехал за границу впервые и не догадался взять с собой никаких сувениров (дедушка, между прочим, мог бы и догадаться!) - и отчаявшись, я предложил Чимид нарисовать для неё картину. Она согласилась - и три вечера подряд я рисовал для неё подарок: на альбомном листе фломастерами я изображал Монголию, какой я представлял её себе - а вернее, беспардонно перерисовывал сюжет с какой-то фотографии. На моей "картине" были изображены юрты и пагоды на фоне зелёной степи, а на первом плане была нарисована бегущая лошадь. Лошадь была немного толстовата, к тому же, как мне сейчас кажется, больше походила на собаку, чем на лошадь - но Чимид подарок понравился... и на следующий день она принесла мне маленькую фигурку лошадки! Эта лошадка была сшита из тонкой коричневой замши, а хвост и грива у неё были из настоящего конского волоса, и даже пахли именно так, как должно пахнуть от настоящей, живой лошади! Где она скачет теперь, замшевая лошадка из моего детства?... И почему всё так глупо получается с подарками, которые хранить бы, и хранить всю жизнь?...

...Однажды, гуляя по Улаан-Батору, мы проходили мимо одного, в высшей степени странного, памятника. О том, кто именно торчит здесь, перед входом в Государственную Библиотеку, я - спасибо тогдашнему совецкому телевидению! - худо-бедно, но знал; я не понимал, с чего вдруг данный исторический персонаж стоит здесь, в столице иностранного государства?...



На мой вопрос, почему Он здесь стоит, Чимид засмущалась и ничего толком не смогла ответить. А когда вечером я спросил об этом дедушку, он ответил примерно так:

- А это Монголия демонстрирует независимость от Совецкого Союза!

Больше дед не сказал ничего, да я и не спрашивал. Уже когда мы вернулись в Иркутск, и в одном из разговоров с родными всплыл этот эпизод, моя бабушка задала деду тот же самый вопрос - но, в отличии от меня, ей дед дал более развёрнутый ответ:

- Простые-то монголы "любят" Усатого не больше, чем мы. Просто, когда у нас "развенчали культ", Чойболсану из Кремля указали: убери, мол. Ну, а он решил характер показать: дескать, мы - суверенная держава, какие памятники хотим, такие и оставляем стоять! Ну, а наши и не настаивали особо...

Говорят, что Усатый достоял в Улаан-Баторе до самого конца девяностых, а потом, будто бы, его выкупили какие-то владельцы ночного клуба, и установили в своём заведении посреди танц-пола - но так это, или нет, я не знаю. Ну, и чёрт с ним.

...Однажды, вернувшись с Чимид после прогулки в гостиницу "Улаан-Батор", мы собирались, подняться в наш номер, но тут нас остановила дежурная администраторша. Она начала что-то объяснять Чимид на монгольском, время от времени кивая в мою сторону. Мне стало немного не по себе. Заметив это, Чимид крепко взяла меня за руку, и, присев передо мной на корточки, объяснила ситуацию:

- Ромоон, у них машина сломалась в степи... Дедушка сегодня не приедет. Они ехали из... - тут она навзвала какой-то улус, - но у них сломалась машина. Всё в порядке! - воскликнула она, заметив, что я здорово перепугался, - все живы, просто, там нет другой машины, и они будут там ночевать, а завтра за ними пошлют машину, и Гийон-нойон (так она называла моего деда, Геннадия Ивановича) приедет! Но тебе сегодня придётся переночевать в номере одному... Ты ведь не боишься ночевать один?

Нет, конечно же, один в гостиничном номере я ночевать не боялся, дело было в другом. Каждый вечер, после наших с Чимид прогулок по городу, мы с дедушкой болтали - конечно, если он не возился с документами - и я рассказывал ему о том, что видел сам, и о чём мне Чимид рассказывала, и рисовал в альбоме... А сейчас я должен был идти в пустой номер, и сидеть там один, а потом ложиться спать... В номере был цветной телевизор - роскошь для Монголии тех лет! - но вещание было, естественно, на монгольском. И когда я представил себе этот одинокий вечер в гостинице, мне, впервые за всё время нашего пребывания в Монголии, стало так тоскливо, что хоть плачь, хоть на стены кидайся!...

Чимид, кажется, поняла моё состояние, и предложила:

- Давай мы в холле посидим, поговорим ещё. А потом за мной приедет мой жених... - последнее слово она произнесла как-то по-особому горделиво. Но мне-то - какое дело? Жених - значит, жених, у всех девушек бывают женихи, и монголки - не исключение... Просто, хотелось, чтобы этот жених подольше не приезжал за Чимид: ведь, когда он приедет, он увезёт её, и я останусь один... А оставаться одному не хотелось.

Жених, как назло, приехал быстро: мы и получаса не просидели на диванчике, как вдруг в распахнутые двери вошёл здоровенный молодой монгол, и, широко улыбаясь, двинулся прямо к нам. Чимид тоже просияла, и, шепнув мне: " - Это Дальяр, мой жених!", поднялась и направилась к нему навстречу. А когда они подошли друг к другу, этот огромный Дальяр обнял маленькую Чимид, поднял её, и поцеловал! В следующий момент Чимид обернулась ко мне, и позвала:

- Ромоон! Ромоон-нойон! Иди к нам - я тебя со своим женихом познакомлю!

Этот большой-пребольшой монгол, этот Дальяр сразу же мне понравился. Он тоже вполне сносно говорил по-русски, он подал мне руку - совсем по-взрослому! - и когда знакомство состоялось, Чимид что-то сказала ему по-монгольски, а Дальяр, выслушав её, на несколько секунд задумался, а потом рассмеялся и обратился ко мне:

- Ромоон-нойон, я хочу пригласить тебя к себе в гости! Поедем сейчас все вместе в мою юрту, в степь! У меня есть лошади, есть небольшой лошадка - как раз, на твой рост! Поедем ко мне в гости!

В гости? В юрту?! Вместе с Чимид - да ещё когда тебя так искренне приглашает такой большой и улыбающийся Дальяр?! Да ещё обещает тебе небольшую лошадку, как раз под твой рост? Что я - дурак, что ли, отказываться от такого предложения?! Мне только на две минуты в наш номер подняться - мыло и полотенце с зубной щёткой взять - и я готов!

Через полчаса Дальяр мчал свой "газик" прямо по степи. В Монголии нет дорог в европейском понимании этого слова - там есть направления - и вот мы ехали, подпрыгивая на ухабах, куда-то на Запад, вслед за солнцем, а вокруг была цветущая майская степь, и пахло травами и бензином!

В стойбище мы приехали через час, или чуть больше - начинало смеркаться. Пять или шесть юрт стояли рядом, и нас вышли встречать несколько мужчин и одна пожилая монголка - как оказалось после, мать Дальяра. Тут же крутились пастушьи собаки - большие, лохматые и очень серьёзные. Едва мы вышли из машины, как собаки направились к нам; Чимид ещё не успела сказать мне, чтобы я не боялся, что эти собаки - умные и кусаться не будут, как я уже чесал за ухом большую белую собаку, которая была, едва ли, не с меня ростом! А в следующий момент эта собака повалилась передо мной на спину, и подставила живот - те, кто знает собачьи повадки, не дадут соврать: у собак этот жест означает высшую степень доверия. Увидев это, хозяева были преизрядно удивлены - а я уже гладил собаке пузо, другой рукой продолжая почёсывать ей за ухом. Таким образом, с первых же минут моего пребывания в степном улусе, акции мои взлетели достаточно высоко.

После того, как Дальяр познакомил меня со своей семьёй, нас повели в юрту, где меня усадили на самое почётное место - возле хоймора - и, пока Дальяр и его братья (мужчины оказались его братьями) о чём-то спрашивали меня, мать Дальяра и Чимид принялись готовить "праздничный стол": под казаном был разведён огонь, и уже совсем скоро в нём забурлил-закипел ароматный монгольский суп-бухлер. Чимид подошла ко мне:

- Ромоон, ты хочешь чая? - она подмигнула мне, - русского чая?

О, Боже! - конечно же, я хотел, очень хотел чая! В гостиничном буфете, где мы каждый день завтракали, мне тоже день на второй или третий стали наливать чай - обычный, тот, к которому я привык, но он почему-то был то ли недостаточно сладкий, то ли слишком крепкий - одним словом, мне он совершенно не нравился. Ну, а Чимид я уже доверял настолько, что был уверен: уж если она предлагает мне чай, то значит, это будет именно такой чай, к которому я привык дома - как иначе-то? И тогда Чимид, повернувшись к своему жениху, что-то сказала по-монгольски, а Дарьял, повернувшись ко мне, вновь разулыбался, и сказал:

- Пойдём, Ромоон-нойон! Посмотрим, как в Монгголии делают русский чай!

Мы вышли из юрты. Рядом с ней стоял... да-да! - самый настоящий угольный самовар - по-моему, ещё царский. Дальяр, Чимид и все остальные глядели на меня с улыбкой: они думали, что увидев самовар, я буду удивлён. Не тут-то было! - у нас на даче был точно такой же самовар, и для меня этот агрегат был настолько естественным, что я не мог даже и представить себе, из чего же ещё здесь, на природе, можно пить чай, как не из самовара? И я вновь удивил своих хозяев, спросив их, где же они берут шишки для растопки, и где же у них "самоварный сапог"? - дело в том, что на нашей даче самовар топили шишками, собирать которые в лесу было раз и навсегда поручено мне - ну, а старым кирзовым сапогом, словно мехами, мой дедушка всегда этот самовар "раскочегаривал". Всё это я тут же рассказал и Дальяру, и Чимид, и всем этим симпатичным дядькам-монголам, чем, кажется, окончательно покорил их.

Застолье, которое последовало затем, было устроено в честь приезда домой Дальяра - но все вели себя так, что мне казалось, будто бы всё происходящее - и в мою честь тоже. Как я уже сказал, меня посадили на почётное место возле хоймора (это такой шкафчик, похожий на маленький буфет, который ставится строго у северной стены юрты, напротив входа, и в котором у монголов и бурят располагается мандала - фигурки буддистских святых, чаши с подношениями и благовониями). Один за другим, братья Дальяра вставали, держа в руках стаканы с архи - монгольской водкой - и произносили речи, в которых непременно упоминался "Ромоон-нойон" - а Чимид переводила мне их приветствия.

Почему эти монголы так серьёзно отнеслись к появлению в их стойбище такого малозначительного гостя, как я? Может быть, потому, что я был внуком своего дедушки-начальника?... Я думал об этом, пока, спустя уже несколько дней мой дед, которому я обо всём этом рассказывал, не объяснил мне, что я и прав, и одновременно неправ в своих догадках. Да, конечно же, дедушка - начальник, нойон, это серьёзно... но дело не столько в том, что мой дедушка - нойон, сколько в том, что я сам - наследник этого нойона. В Монголии, которой многие столетия управляли Богдо-ханы, после смерти очередного правителя ламы-прорицатели по звёздам определяли, в каком улусе в этот момент родился новый Богдо-хан Монголии; затем туда, куда указывали ламы, отправлялся торжественный кортеж, который должен был доставить в Ургу нового хубилгана (перерожденца) - таким образом, на Престоле Монголии оказывался совсем маленький мальчик... Нет, конечно же, во мне не видели никакого хубилгана - просто, благодаря этому многовековому обычаю, к детям у монголов отношение особое. Вот и чествовали меня за тем достарханом в юрте Дальяра... Скажу ещё, что, в отличии от участников русских деревенских застолий, за тем достарханом никто не напился в хлам, никто не терял человеческого облика, хоть эту свою архи те монголы пили стаканами - может быть, дело здесь в том, что они обильно закусывали жирным мясом? или в чём-то другом?...

На следующий день, едва я проснулся - а проснулся я в той же юрте, где накануне происходило пиршество, и из которой мать Дальяра выставила всех, едва заметив, что я начал клевать носом - так вот, едва я проснулся, эта пожилая монголка, принялась кормить меня завтраком. Увы, я не помню имени этой замечательной монгольской бабушки, которая ни слова не знала по-русски, но с которой мы прекрасно понимали друг дружку и без слов. Эта маленькая, но волевая женщина пользовалась непререкаемым авторитетом у сыновей: все её распоряжения тут же исполнялись - она была настоящей Главой Рода! Ну, а что до меня... похоже, что из меня она решила сделать маленького монгола - а поскольку все маленькие монголы очень и очень упитаны, она принялась откармливать меня.

После того, как я с трудом осилил, наверное, пятую часть того, что мне было предложено съесть на завтрак,  вошёл Дальяр и объявил, что лошадку для меня уже привели, и что сейчас мы все поедем в Степь! Но прежде, добавил он, меня нужно переодеть, потому как мой костюм для верховой езды не годится. Следом вошла Чимид: в руках у неё был настоящий монгольский костюм - традиционный дэли, кушак, кожаные сапожки с загнутыми вверх носками, и островерхая шапочка! Восторгу моему не было предела! Загнутые кверху носки сапожек меня, по началу, рассмешили, но мне объяснили, что загнуты они не просто так: дело в том, что если носок не будет загнут кверху, то им можно повредить землю: запнёшься, сделаешь в земле ямку - и через эту ямку ветер начнёт выдувать плодородный слой почвы... не будет почвы - не будет травы, а не будет травы - будет пустыня, барашкам, верблюдам, коням и быкам нечего будет есть... скот будет умирать от голода - и люди будут умирать от голода...

- Такие сапожки нам завещал носить один мудрый хан, который создал наше государство, - говорила мне Чимид, не называя имени этого хана, - это был очень мудрый и справедливый хан, он завещал нам беречь землю, чтобы не случился голод...

Имя Чингиз-Хана в те годы в Монголии было под запретом: монголы не хотели раздражать "Большого Брата" в московском Кремле - но сами продолжали чтить своего великого правителя.

...Три дня мы прожили в стойбище рода Дальяра, и каждый день мы втроём - Дальяр, Чимид и я - выезжали в Степь. Нас сопровождали те самые собаки, с которыми я подружился в первый же вечер - они неслись рядом и, кажется, совсем не уставали. А вокруг было столько интересного! - нам встречались то небольшие, но глубокие каньоны, на дне которых бежали безымянные речки и росли сосны - а мы сверху вниз смотрели на верхушки этих сосен - то на нашем пути возникали какие-то сюрреалистические развалины: это были останцы древних скал, разрушаемые степным ветром. Тут и там попадались нам обо - маленькие священные холмики, сложенные из камней; из этих обо торчали высокие жерди с привязанными кусками разноцветной материи, а рядом лежали подношения - мелкие монетки, сигареты, конфеты, крупа, какие-то украшения... Дважды попадались нам и ступы - ни на что не похожие небольшие архитектурные сооружения, выполняющие в буддизме роль часовен - возле них тоже лежали подношения. Каждый раз, когда мы подъезжали к ступе или обо, Чимид и Дальяр спешивались, обходили вокруг, повязывали ленточки и клали у подножья монетку - я, конечно же, следовал их примеру - а потом Дальяр кропил из фляжки основание сооружения, после чего делал глоток архи. Чимид объясняла мне:

- Это - домики духов. Духи живут в степи, и помогают людям: если кто-то заблудился в степи, или если у кого-то потерялась овечка, или кто-то заболел - эти духи помогают. Поэтому, с ними нужно дружить, уважать их, делать им подарки - духи очень любят подарки! Совсем, как ты!

Я верил, что в этих странных сооружениях действительно живут духи - и Чимид с Дальяром верили: там, в Степи, где нет ни совецкой власти, ни научного атеизма, ни прочей ерунды, духи продолжали жить и живут поныне! Одно только я никак не мог понять: где же Степь? когда же мы увидим её?...

- Да вот же она! - Дальяр и Чимид смеялись, и показывали вокруг - на холмы, кустарники, на останцы скал, каньоны, на перелески сосен, - вот она, Степь! - и я верил и не верил им: ведь в моём представлении Степь должна быть ровной и плоской - а тут... Тут - целый мир! Кто не мчался на маленькой монгольской лошадке по цветущей степи, тот не поймёт, до чего это прекрасно! Это ощущение бесконечного полёта, бесконечной свободы и какого-то совершенно иррационального счастья невозможно передать словами - его можно только пережить!...

А над нами кружили степные орлы, дорогу нам перебегали суслики и лисицы, мы видели стада джейранов, отары овец, верблюдов... Мы заезжали на овечьи кашары, где пасли скот друзья Дальяра - и нас усаживали за достархан, и снова начиналось пиршество! Во время одного из таких "визитов вежливости" оказалось, что у хозяев есть сыновья - двое мальчишек, чуть постарше меня. Уж и не знаю, как мы с ними нашли общий язык, но через пять минут после нашего знакомства они притащили лук - настоящий лук, только небольшого размера, согнутый под детскую руку - и стали учить меня стрелять. Рядом, в загоне, стояли два верблюда - и, настрелявшись вдоволь, я поинтересовался, можно ли на них покататься? Мои новые приятели попытались, было, усадить меня на верблюда - правда, из этой затеи ничего не вышло: слишком уж гордым оказалось это двугорбое создание, чтобы склониться перед бледнолицым варваром, "закосившим" под монгола.

Однажды в степи мы увидели колонну совецких танков: они на полной скорости мчались куда-то на юго-восток, и над ними висело облако пыли. Увидев их, Дальяр и Чимид нахмурились, и Дальяр сказал что-то резкое, Чимид одёрнула его, и, обернувшись ко мне, пояснила:

- Танки... Там трава теперь не вырастет... Ветер будет выдувать землю... Плохо это...

Что ж, не дурак, понимаю всё... И тогда понимал, и сейчас понимаю. Понимаю - и не вижу причин, по которым монголы должны любить русских, которые танковыми траками срывали тонкий плодородный слой монгольской степи. Да разве только это? Совецкая Империя Зла так хорошо успела "отметиться" в Монголии за семьдесят лет, что я не могу понять другого: почему за всё это время отважные всадники Чингиз-Хана не оседлали скакунов, и не выгнали всю эту красную сволочь из Великой Степи вон, почему не гнали её до самого Урала, как того хотел барон Унгерн?... Да ладно, проехали.

Три дня в Степи пролетели, как один миг, и в воскресенье вечером мы возвращались в Улан-Батор. Думаю, что для Дальяра и Чимид это наше трёхдневное «степное приключение» было чем-то, вроде детской игры в семью: в этой игре они, как бы, играли роль «папы» и «мамы» - а я в их игре был «лялькой». Ведь сколько им тогда было? – года по двадцать два – двадцать три, не больше. Они и сами, по сути, были детьми…

…Мы шли по гостиничному коридору, шумно общаясь и смеясь, снова и снова вспоминая нашу скачку по Степи – нас было слышно на весь этаж. В это время, в дальнем конце коридора открылась дверь нашего номера, и навстречу нам выбежал мой дед:

- Роман! Слава Богу! Где ты был?! Тебя же по всей Монголии ищут!...

Вот что выяснилось: в тот вечер, когда у деда сломалась машина, он, всё же, добрался до Улан-Батора, но уже ближе к ночи: его довезли какие-то совецкие военные, случайно ехавшие мимо того улуса, близ которого произошла авария. К тому моменту, когда дед вернулся, дежурный администратор уже сменился, и на все вопросы деда о том, где же его внук, только дежурная по этажу могла дать какую-то информацию. Она и выдала деду:

- А его какой-то здоровенный монгол на машине увёз. Поднялся с ним в номер, потом они вышли, сели в машину, и уехали…

Я могу лишь догадываться, что пережил мой дед за те два дня, пока я носился верхом по монгольской Степи… И нет бы мне, дураку, хоть записку оставить… Но ведь, с другой стороны, я и не думал, что задержусь в гостях у Дальяра на все выходные – думал, что гостевание продлится сутки, а там и обратно поедем. А потом мне так понравилось в Степи, что я и думать забыл про деда…

Дальяр – тот самый «здоровенный монгол», который «украл» меня, стоял здесь же, рядом. Он, казалось, стал даже меньше и ниже ростом: похоже, до него весь ужас ситуации тоже дошёл только сейчас. Да и Чимид притихла. Они ждали, что сейчас на них обрушатся громы и молнии – и совершенно справедливо! – но ведь, с другой стороны, они совсем не хотели ничего плохого. И мой дед это, кажется, понял.

- Ладно, - сказал он, протягивая руку Дальяру, - спасибо вам за то, что присмотрели за ним, страну показали! Надеюсь, он вам не сильно надоел за эти дни?...

…Через четыре дня мы уезжали из Монголии. В кожаном портфеле, который можно было носить и через плечо, и который дед купил мне для ношения в школу, я увозил подарки Чимид – монгольские марки, фломастеры, значки, и маленькую замшевую лошадку – а в кармане у меня позвякивали старинные монгольские монеты – подарок Дальяра. Они оба пришли проводить нас в гостиницу, когда мы уезжали, и мы обменялись адресами, и обещали писать друг другу письма и слать открытки к праздникам, и ещё обещали, что обязательно приедем друг к другу в гости. И действительно, какое-то время – год или даже чуть больше – мы переписывались с Чимид: она вскоре вышла замуж за Дальяра, и даже прислала мне фотографию со свадьбы. А потом переписка прекратилась – уж и не помню, по чьей вине. Не знаю, может быть, есть смысл нынешним летом – через тридцать пять лет – послать подальше все дела, да и рвануть на пару недель в Монголию, разыскать там Чимид и Дальяра, съездить в степь, пострелять из лука, покататься на верблюде, «побурханить» возле священных обо?... Ведь Монголия – вот она, рядом совсем! И как это раньше-то я об этом не думал?...