Эксперты прогнозируют рост инвестиций в биотехнологии
2014-04-29 00:00
Несмотря на прогнозируемый Минэкономразвития отток капитала из РФ в 2014 году в $100 млрд, страна остается привлекательной для инвесторов в таких отраслях, как медицина, инновационные технологии, биотехнологии. Такое мнение Firrma сообщили эксперты Института Стволовых Клеток Человека.

До 2020 года действует Комплексная программа развития биотехнологий в РФ — Биотех 2020, утвержденная правительством. Среди приоритетных направлений в программе Биотех 2020 обозначены биофармацевтика и биомедицина. И на их развитие запланировано около 25% бюджета: 106 млрд. рублей на биофармецевтику и 150 млрд рублей на биомедицину. Также в России есть ряд условий для образования и развития бизнеса в этих направлениях: налоговые льготы, субсидирование, создание особых экономических зон и государственное инвестирование.

Мировой рынок биотехнологий согласно прогнозным оценкам в 2025 году достигнет уровня $2 трлн. долларов. Темпы роста по отдельным сегментам рынка колеблются от 5–7% до 30% ежегодно.
Ежегодно, фармацевтические компании инвестируют в корпоративные венчурные фонды от $500 млн до $1млрд. Анализ Adams Street Partners показывает, что в денежном выражении только 40% инвестиций в венчурные проекты биотеха убыточны, против 60% в сфере технологий и телекоммуникаций.

Артур Исаев, гендиректор Института Стволовых Клеток Человека, считает, что «бизнес в области здравоохранения, биотехнологий, фармацевтики ориентирует продукты и интеллектуальную собственность на рынок не только одной страны, что делает привлекательными инвестиции в биотехнологии и Life Sciences. Если подходить к созданию биотех-продуктов грамотно, то мировые рынки для них будут открыты».

Молодое и довольно активное инвестиционное партнерство Starta Capital постепенно превратилось в венчурный фонд. О том, куда партнеры вкладывают и как оценивают проекты, рассказывает его лидер Алексей Гирин.

Когда я готовился к интервью, заметил, что у вас достаточно непубличный фонд. Я имею в виду, что мало материалов и практически не было интервью, по-моему, за последние два года. Это намеренный шаг или просто так сложилось?

Не было поводов. В нашей сфере повод возникает тогда, когда происходят выходы и какие-то значимые для инвестиционного рынка события. У нас, наверное, еще их не было.

Как вы можете охарактеризовать вашу стратегию в целом? Вы – посевной фонд?

Фонд инвестиций ранних стадий. Посевной фонд с программой акселерации.

На какие области вы обращаете внимание? В каких областях вы ищете стартапы прежде всего?

Я бы сказал по-другому. Я бы назвал области, в которых мы не ищем стартапы. Это то, что можно считать уже устоявшимися индустриями: e-commerce, игры, реклама. Области, где круг потребителей ограничен: узкоотраслевые промышленные решения, например. Где высок порог входа: фарма, госзакупки. Мы ищем проекты, в которых есть, прежде всего, глобальный потенциал либо потенциал стать лидерами здесь, в СНГ. Нам нужно, чтобы в проекте обязательно была какая-то инновационная составляющая. Мы не инвестируем в копии западных проектов. Нам важно, чтобы была инновация. Есть определённая матрица, по которой мы эти проекты ищем. Направление как таковое – это IT, «железо», устройства – нам не принципиально, потому что у нас в фонде нет узких специалистов по какой-то одной области, в отличие от большинства других фондов. В нашем фонде в основном гуманитарии, поэтому у нас другие критерии отбора. Мы скорее смотрим на такие вещи, как способность проекта стать бизнесом, который имеет потенциал для того, чтобы быть купленным и поглощённым.

Не ощущаете ли вы нехватку технических специалистов при экспертизе проекта?

Нет. В проектах ранних стадий важна не собственно технология, а потенциал: тренд, отрасль, команда.

Ну а как вы разбираетесь, если очень сложный продукт у проекта? С технической стороны.

Во-первых, есть эксперты, которых проще пригласить на разовую экспертизу, чем держать в штате. Во-вторых, есть много людей, которые могут тебе что-то подсказать – даже не в качестве приглашённых экспертов, а просто поговорить, обменяться мнениями. К тому же, у нас существует определённая методика, по которой мы отбираем проекты. И это достаточно длительный процесс, в ходе которого мы задаём проекту некоторые задачи, выполняя которые, он должен трансформироваться. Эти трансформации и наблюдение за ними позволяют нам понять, насколько что-то технологическое стоит за проектом или нет. Понять, есть ли внутри технология или нет – это не самая главная проблема.

А какая главная проблема?

С нашей точки зрения, главная проблема – понять, что те люди, которые делают проект, способны в будущем сделать бизнес из всего этого минимального набора, который, как правило, у них есть на первоначальном этапе. Что они способны добежать до финиша, который в нашем понимании называется выходом.

По поводу того, что вы не инвестируете в копии. Возьмём условный «ВКонтакте», который по своей идее, по дизайну был копией, и стал лидером именно в СНГ. Не кажется ли вам, что вы таким образом отсекаете какую-то часть проектов, которые имеют достаточно хорошие перспективы?

Конечно, мы это знаем. Но нельзя объять необъятное, и наш производственный план – инвестировать в пять проектов в год. Может быть, в шесть. Понятно, что в течение года рождаются сотни и тысячи проектов. Мы не можем инвестировать во все.

5-6 проектов в год, при этом официально сейчас известно только четыре ваших проекта.

Да. Всё дело в том, что до сегодняшнего дня мы инвестировали в основном в проекты по модели, в которой инвестиционная компания Starta Capital выступала как лид-инвестор, и был также ряд партнёров, которые вместе с нами инвестировали в эти проекты. Сейчас мы сделали небольшой фонд, по всем классическим законам.

Отдельно от Starta Capital?

Что такое Starta Capital? Всё равно это – конкретные люди. Люди – все те же самые. Просто у нас сейчас структура, в которой будет ограниченное партнёрство. Мы заранее собираем туда деньги. В конце апреля планируем сделать первое закрытие. И мы можем просто инвестировать более системно. Последние два года мы отрабатывали методики отбора и сопровождения проектов, которые нам позволяют сейчас говорить о том, что мы сможем инвестировать в 5-6 проектов. Опять же, не так просто найти, отобрать и понять, что у тебя есть эти 5-6 проектов. Это на самом деле очень много, если у тебя в команде три человека.

Сколько у вас сейчас на самом деле проектов в портфеле?

У нас четыре проекта, про которые более-менее все знают, потому что они висят у нас на сайте и в других источниках. С одним проектом у нас подписан term sheet, и во втором квартале ещё две сделки проведём. Таким образом, в первом полугодии мы планируем осуществить три сделки.

Ранее у вас не было такой направленности: делать 5-6 сделок в год?

Нет, раньше не было. Раньше мы искали проекты, и если они нам нравились, мы в них инвестировали. Сейчас мы собираем фонд. Если есть фонд, то есть период, в течение которого мы должны разместить те деньги, которые мы собрали. А раньше система была обратная: мы находили проект, а потом искали под этот проект деньги.

Новый фонд как будет называться?

Starta Capital Accessor Fund. Фонд уже зарегистрирован и действует.

Что заставило вас его создать?

Раньше мы инвестировали по другой модели: мы сначала искали проект, а потом искали для него деньги. Сейчас мы хотим иметь деньги и программу системной работы, постоянную, по поиску проектов и по инвестированию в них средств.

Насколько я понимаю, у вас ещё не было выходов среди тех проектов, которые у вас есть?

У нас не было «классических» выходов. В то же время все четыре проекта, которые находятся у нас в портфеле, получили последующие инвестиции. Все инвестиции было по большей оценке, чем когда мы входили. И если говорить о цикле жизни проекта и периоде роста, то сложно ожидать выхода в проекте, в который ты вложился год-два назад. Потому что цикл у проекта – 4-5 лет.

Если мы инвестируем на посевной стадии, может быть, даже где-то на предпосевной, то логично, что до выхода должно пройти какое-то количество времени. Я думаю, что в течение двух-трёх лет мы, по крайней мере, из первых инвестиций начнём выходить.

Какой у вас средний чек инвестирования?

По правилам нашего фонда мы даём $50 тысяч на программу акселерации. Она у нас называется «аксессорская программа», от «accessor», средство доступа. И если мы видим, что проект движется в правильном русле, то мы выделяем ещё до $200 тысяч непосредственно на цели проекта. Я думаю, что средний чек у нас будет $150-200 тысяч. Предыдущие наши инвестиции все были $150-200 тысяч. И мы не хотим выходить за рамки этого чека, потому что инвестируем в проекты на совершенно определённой стадии. На том этапе, на котором мы инвестируем, вряд ли нужно больше, а если и нужно, то мы используем инструменты соинвестирования. Мы не пытаемся выйти в более капиталоёмкую весовую категорию.

Давайте поговорим про некоторые ваши проекты. Браслеты Healbe. Вы в 2012 году инвестировали в него $200 тыcяч., и до сих пор никакого прорыва не случилось. Не кажется ли вам, что это направление носимых медицинских гаджетов было переоценено?

Я думаю, что, во-первых, не переоценено и, во-вторых, мы только в самом начале цикла развития подобных продуктов. Другой вопрос, что для того, чтобы тема взлетела, должны случиться какие-то технологические прорывы, и если говорить про фитнес-трекеры, то прорыв случится именно в тот момент, когда кто-то научится считать входящие килокалории, в отличие от ситуации, когда все сегодняшние продукты на рынке считают исходящие. Соответственно, ни один трекер не может выдать энергетический баланс за какой-то период. Все только улучшают показатели расходной части. Но как только трекеры начнут считать входящие килокалории – тогда будет прорыв на этом рынке. А сейчас им нечем конкурировать: кто лучше посчитает исходящую энергию. Они конкурируют в одном и том же поле. Healbe имеет под собой очень серьезные научные разработки, более 10 патентов.

Может быть, это просто не очень востребовано в России? Для кого это может быть интересно?

Считать энергетический баланс?

Да. Если человек не спортсмен.

Ну, мне интересно. Надо уже готовить фигуру к пляжному сезону. Мне было бы легче, если бы я знал, сколько я получил калорий, сколько потратил, и что вечером, допустим, я уже не могу позволить себе съесть лишнюю порцию.

Все исследования говорят, что носимые гаджеты, которые мониторят определённые показатели состояния человека, будут всё более и более востребованными. Нам остаётся только верить и искать темы, которые будут расти в этом тренде. И если мы увидим какие-то технологические прорывы и потенциал команды сделать на этом бизнес, то мы, конечно, будем инвестировать.

Известно также, что вы выступаете для многих проектов в качестве ментора. Есть ли какое-то различие между менторством в России и на Западе?

Есть. По крайней мере, то, что было раньше. Сейчас тенденции меняются. В России менторы пытались каким-то образом влезть в проект, получить что-то от него. На Западе люди готовы отдавать без понимания того, что они получат взамен. Это просто обмен информацией, знаниями, возможностями.

Вы имеете в виду под «влезть в проект» – получить долю?

Долю, выгоду. На Западе люди больше готовы делиться советами и знаниями без каких-то взаимных обязательств. Просто им интересно заниматься какой-то темой. У нас же люди более консервативны в этом плане. Это мои ощущения, может быть, на самом деле не так. Мы за свои советы денег не берём у проектов.

А в чём смысл менторства?

Да бог его знает! У кого какой. Нам иногда интересно общаться с проектами, наблюдать развитие каких-то вещей. Мы обычно выступаем менторами в тех проектах, в которых мы видим потенциал для инвестирования. Классическая схема, по которой мы работаем с проектами, состоит в следующем: мы замечаем интересный проект и начинаем работать с основателями, чтобы понять, куда этот проект может прийти на протяжении 3-4 лет, куда идёт рынок. И мы, как правило, общаемся в течение двух-трёх месяцев, моделируем развитие продукта, смотрим, какие бизнес-модели будут более и менее эффективны, пытаемся оценить рынок, даём советы проекту по тому, как себя показывать, куда двигаться. И если в какой-то момент наши точки зрения с основателями проекта совпадают, в этот момент мы принимаем решение о том, что инвестируем в компанию деньги. Когда мы начинаем с проектом работать, то не берём с него обязательств о том, что он нам что-то должен. Он может найти другого инвестора, воспользовавшись нашими советами и мозговыми штурмами, и уйти. В этом нет ничего такого – случилось и случилось. Наше менторство, скорее, состоит в том, что если мы видим, что проект попадает в наше поле зрения, он нам интересен, какое-то время ему посвящаем и работаем с ним.

Какие критерии вы считаете наиболее важными при оценке эффективности венчурного фонда?

На Западе критерии эффективности измеряются процентами годовых, которые получают пайщики, показателями деятельности фонда в предыдущие свои годы. Если говорить конкретно про нашу страну, то, честно говоря, не знаю.

Может быть, выходы?

Возможно. Но мы не видим массовых выходов. Я не думаю, что единичные случаи могут быть показательны. Информация о выходах тоже не даёт нам представления о том, какую доходность получили пайщики. Факт выхода ещё не означает, что пайщики в итоге получили возврат своих средств. И тем более, с какой-то прибылью. Поэтому я думаю, что должно пройти какое-то время, чтобы мы говорили об эффективности российских венчурных фондов. Если говорить о промежуточных показателях, по которым можно оценивать работу фондов, то скорее надо смотреть на показатели их проектов: насколько они растут, насколько растёт их выручка, насколько они привлекают инвестиции следующих раундов и насколько растёт оценка этих проектов. Надо смотреть на показатели проектов фонда, на качество портфеля. Я думаю, простая аналитика может показать, насколько фонд хорош.

Вы готовы идти на синдицированные сделки? Какие требования вы предъявляете к фонду, с которым вместе готовы вкладываться?

У нас синдицированных сделок ещё не было. Во всех проектах, которые известны рынку, мы были первыми институциональными инвесторами, после нас входили другие инвесторы. Мы не против синдикации.

Какие направления для инвестирования вы считаете наиболее эффективными в ближайшие 3-5 лет?

Я скажу, что нам интересно. Любые интеграционные решения, в которых идёт замена человеческого труда технологическими решениями. Роботы. Промышленные решения для малого и среднего бизнеса, для городской среды. Различные гаджеты, технологии, связанные с айбиконами, локальное позиционирование, распознавание видео, образов, 3D-моделирование. Всё, что интересно в мире, интересно и нам. В России осталась хорошая инженерная школа, и ребята появляются умные. Поэтому здесь могут появляться решения, которые интересны не только на местном рынке, но и глобально. Мы стараемся отслеживать мировые тренды и исходя из них смотреть, кто способен сделать решение, которое попадает в эти тренды. И дальше помогать людям и советами, и деньгами, и всем, чем мы можем.

Вы говорили, что не вкладываетесь в рекламные сервисы, что вас не привлекает рекламная сфера. Почему?

По той простой причине, что мы ничего не понимаем в интернет-рекламе. Если ты ничего не понимаешь в технологии – это полбеды: можно пообщаться с людьми, которые понимают, и более-менее достоверно что-то сказать. Но в интернет-рекламе слишком много людей, рынок перегрет, и нам некому довериться в понимании того, что делать. К тому же, мы не видим в рекламных проектах и технологических компаниях, которые делают рекламные решения, возможности для выхода. Мы не видели сделок, не понимаем, как в этих бизнесах делаются выходы. Наверное, это могут быть неплохие дивидендные бизнесы, генерирующие денежный поток, но это совсем не означает, что в них есть большая потенция для прироста стоимости оценки и, соответственно, дальше выход через капитализацию. Думаю, это основная причина.