[свободная трибуна] Статья: Полицейские хроники.
![](http://mediasubs.ru/author/avatar/16516928.png)
[свободная трибуна] Статья: Полицейские хроники.
приветствует Вас!
Полицейские хроники
Поначалу ведомство состояло всего из четырех офицеров и 36 нижних чинов. Его
главой - генерал-полицмейстером - Петр I назначил своего любимца генерал-адъютанта
Антона Девиера.
Русской полиции вменялось в обязанность не только следить за порядком в Петербурге,
полиция обладала полномочиями судебной инстанции и назначала наказания по уголовным
делам. А еще она надзирала за чистотой (кстати, эти обязанности за полицией сохранялись
до самого ее распада в феврале 1917 года). Служивые наказывали нерадивых, убирали
мусор, мостили улицы... Стараниями правоохранителей были установлены первые фонари
и скамейки для отдыха.
Теперь обратимся к фигуре первого российского генерал-полицмейстера, чья биография
занятна, а судьба причудлива.
:Родился он в бедной еврейской семье, обитавшей в Амстердаме. Вырос, поступил
на флот и тут - счастливый случай! - попался на глаза Петру I. Антон русскому
царю приглянулся, и тот позвал его в Россию. Карьера молодого человека резко,
как в сказке, взмыла вверх.
Он получил звание генерал-адъютанта - для него же придуманное, женился на дочке
петровского фаворита Меншикова. Руководил строительством порта в Ревеле. Участвовал
в следствии по делу царевича Алексея Петровича и вместе с другими подписал ему
ужасный приговор.
Дослужился до генерал-лейтенанта, получил графское звание, изрядно разбогател.
Но вскоре после смерти Петра I былое влияние утратил.
За ним потянулся целый хвост грехов (кое-какие, возможно, приписали ему недруги).
Короче, в 1827 году Девиера обвинили в государственной измене, лишили званий,
титулов, чинов. А также денег, земли, усадеб, крепостных:
Двенадцать лет обесчещенный, униженный Девиер провел в Жигановском зимовье, в
800 верстах от Якутска. Потом, однако, был прощен. В 1841-м последовал именной
указ императрицы Елизаветы Петровны об освобождении Девиера из ссылки <с отпущением
Постаревший, погрузневший Девиер снова зашагал по знакомым, стертым его же ботфортами,
ступеням карьерной лестнице. Ему вернули все! И даже расположение царицы.
Уже на излете жизни - в июле 1744-го - Девиер снова уселся в кресло петербургского
генерал-полицмейстера. Но пробыл на должности всего несколько месяцев. В апреле
1745 года занедуживший ветеран удалился в отставку - <вплоть до выздоровления>.
Однако его не последовало - меньше чем через год Девиер сошел в могилу:
В 1722 году полиция появилась и в Москве. В ней, как и в Санкт-Петербурге и Варшаве
- охраной порядка ведал обер-полицмейстер, подчинявшийся генерал-губернатору.
В Белокаменной на эту должность был назначен полковник Максим Греков. Жил он
на Тверском бульваре в специально отведенном для него доме. Между прочим, там
же обитали и его последователи.
Тянул лямку Греков шесть лет. Известно лишь, что его дважды привлекали к следствию.
Прочие детали биографии покрыты мраком времени.
Любопытно, что некоторые московские обер-полицмейстеры сходили с должности, потом
на нее возвращались. В частности, Павел Каверин, находившийся на посту в общей
сложности два с половиной года. А Иван Дивов и вовсе мелькнул кометой - возглавлял
московскую полицию меньше года:
Николай Архаров, напротив, прослужил в Белокаменной десять лет. Он знал до мельчайших
подробностей все, что делалось в городе, преступников находил с потрясающей быстротой.
Глаз был у него такой острый, что он мог определить вора или убийцу по одному
только виду.
Кстати, по одной из версий, именно сотрудников его полиции - бдительных и резвых
- прозвали <архаровцами>.
Были среди обер-полицмейстеров и личности невзрачные, повторяющие друг друга:
Николай Арапов, Евгений Юрковский, Александр Козлов. Попадались взяточники, как,
например, Александр Балашов. О нем сохранилась презрительная характеристика современника:
<Постыдное его лихоимство знает вся Россия. Он брал и берёт немилосердно, где
только можно; брал и как обер-полицмейстер, и как петербургский военный губернатор,
и даже как министр полиции>. Увы, этот грех тянулся за многими его коллегами:
Противоречивой фигурой был Александр Шульгин. До назначения обер-полицмейстером
имел чистейшую репутацию. Георгиевский кавалер, бесстрашно сражался с французами
в 1812-м и раньше - при Аустерлице. И поле Бородино обагрено его кровью.
Вступив в должность, поклялся искоренить мошенничество и воровство. Однако в
этом не преуспел.
Говорят, что имел в качестве осведомителей жуликов и воров, которые посвящали
его в свои тайны. Считают, что благодаря этому раскрывал многие запутанные дела.
Современник писал о нем: <:проворен, деятелен, утроил удивительно тюремный замок
и пожарную команду, но деспот страшный, баламут, привязывает, но сам отпирается
от своих слов>.
Шульгин из своего высокого положения, при невысоком, кстати, жалованьи, извлек
немалую пользу. На <левые> деньги, полученные, в частности, от покровительства
купцов, занятых винными откупами, построил роскошный особняк на углу Тверского
и Козицкого переулков, где все <отличалось изящным вкусом и удобством>.
Он нажил в Москве столько добра, что едва уместил его в громадном обозе, который
двинулся к месту новой службы в Санкт-Петербург. В пути он встретился с графом
Алексеем Аракчеевым. Тот был поражен видом великолепных экипажей, тяжело груженных
фур, великолепных лошадей и щегольской одеждой прислуги. Граф полюбопытствовал,
кому принадлежит такое богатство. Узнав, попросил передать владельцу, что <всего
этого нет и у самого Аракчеева>:
Служил в столице Шульгин недолго - Николай I отправил его в отставку с <пенсионом
тогдашнего оклада>. Привыкший к роскошной жизни он быстро зачах и, засыпанный
долговыми расписками, стал топить горе в вине:
Народ полицмейстеров уважал и боялся. Генерал-губернатора, который был выше по
чину, видели редко, да и то издали - мелькнет карета, запряженная парой резвых
лошадей, и след ее простыл. А полицмейстер появляется каждый божий день и до
всему ему есть дело.
Гоголь в <Мертвых душах> так нарисовал портрет полицмейстера: <Полицмейстер был
некоторым образом отец и благодетель в городе. Он был среди граждан совершенно
как в родной семье, и в лавки и в гостиный двор наведывался, как в собственную
кладовую. Вообще он сидел, как говорится, на своем месте и должность свою постигнул
в совершенстве. Трудно было даже и решить, он ли был создан для места или место
для него>.
Однако было бы несправедливо всех главных правоохранителей Москвы изображать
в черном цвете. Было среди них немало энергичных, деятельных людей. Таким следует
признать Александра Власовского, назначенного в Белокаменную в конце XIX века.
Он рьяно взялся за уборку Москвы, заставив домовладельцев за короткое время очистить
выгребные и помойные ямы. Нарушителей штрафовал нещадно, на огромные по тем временам
суммы - от 100 до 500 рублей.
<Полковник Власовский быстро привел Белокаменную в вид, если не вовсе приличный,
то все-таки более или менее благопристойный, - писал Влас Дорошевич. - Вполне
упорядочить город, где антигигиенические, антикомфортные безобразия накоплялись
десятками лет - дело, требующее большого труда и многого времени>.
Власовский почистил не только город, но и ряды полиции. Многих частных приставов
и квартальных надзирателей, запятнавших честь мундира, уволил и набрал новых
людей.
Городовым приказал стоять на посту посреди улиц и площадей и строго следить за
наружным порядком и движением экипажей. Покончил с их праздной жизнью, заставил
обращаться с публикой вежливо, чего прежде не водилось. Больше того - вменил
им в обязанность переводить с одной стороны улицы на другую стариков, женщин
и детей.
Да и сам облик городовых изменился - вместо худых и толстых, отнюдь не внушительного
вида, набрал закончивших службу солдат-гвардейцев - высоченных и здоровенных,
с пудовыми кулаками.
Из <Инструкции городовымъ московской полицiи>, изданной в 1883 году:
<Городовые должны заботиться о добром имени и чести своего своего звания: Исполнения
закона требовать с достоинством и вежливо, отнюдь не грубым и обидным образом:
Как бы не был городовой исправен, сметлив и расторопен, но если он будет замечен
в умышленном обвинении невинного, лихоимстве и мздоимстве, он подвергнется строгому
по закону взысканию: Пьяных, которые идут, шатаясь и падая, отправлять на их
квартиры, если таковые известны: Городовому дозволяется брать бесплатно извозчика,
чтобы отвезти пьяного или внезапно заболевшего домой:>
Власовский удостоился многих лестных характеристик. Вот одна из них: <Это был
выдающийся талант, можно сказать виртуоз в своем деле, большой художник, умевший
придать своему делу особую красоту, полицейский эстет своего рода>.
Но есть и другое мнение - графа Витте: <По натуре Власовский человек хитрый и
пронырливый, вообще же он имеет вид хама-держиморды; он внедрил и укрепил в московской
полиции начала общего взяточничества:> При этом Сергей Юльевич как бы нехотя
признавал, что <с наружной же стороны, действительно, он как будто бы держал
в Москве порядок>.
Слетел с поста Власовский в одночасье - после Ходынской катастрофы 1896 года.
Хотя народ во всем винил его непосредственного начальника великого князя Сергея
Александровича:
Последним московским обер-полицмейстером был Дмитрий Трепов. Один из четырех
сыновей того самого жесткого петербургского градоначальника, в которого стреляла
Вера Засулич.
Пытаясь сбить высокую температуру общества, Трепов благосклонно относился к рабочим
профессиональным союзам, устраивал для них лекции по экономическим вопросам,
распространял <дешёвую и здоровую> литературу. И, как сам считал, добился результата:
<Раньше Москва была рассадником недовольства, теперь там - мир, благоденствие
и довольство>. Но Трепов жестоко ошибся на сей счёт - город вскоре забурлил.
В 1905 году должность обер-полицмейстера была упразднена. Шефом полиции стал
градоначальник. Тем временем Москва, охваченная революционным неврозом, сотрясалась
от взрывов бомб и свиста пуль. Толпа громила полицейские участки, боевики палили
в городовых. А те: На четыре тысячи нижних чинов на поверку оказалось немногим
больше тысячи старых револьверов, большей частью неисправных. И почти безоружные
стражи порядка гибли сотнями:
Так закончилась эпоха русской полиции.
Специально для Столетия
С уважением
Нина.