Увлекательные истории о странах мира Выпуск от 17.09.05

История ( http://worlds.ru ):
В петлях желтой реки  
Кажется, это уже когда-то было. Лодка, оснащенная
сорокасильной «ямахой», с ревом вспарывает мутно-желтую поверхность сонной реки,
медленно текущей навстречу. Попугаи ара оглашают резкими криками опутанную лианами
темную массу леса. Этот мир был таким же и пять лет тому назад, в день, когда
я впервые его увидел...

Андрей Куприн
Вокруг Света (http://www.vokrugsveta.com.ua Бразилия
[http://worlds.ru/america/brazil/]
Кажется, это уже когда-то
было. Лодка, оснащенная сорокасильной «ямахой», с ревом вспарывает мутно-желтую
поверхность сонной реки, медленно текущей навстречу. Попугаи ара оглашают резкими
криками опутанную лианами темную массу леса. Этот мир был таким же и пять лет
тому назад, в день, когда я впервые его увидел...
Где-то в начале ноября неожиданно позвонил Андрей Макаревич и, сообщив, что они
с Александром Розенбаумом решили в самое ближайшее время воплотить в жизнь свою
давнюю мечту и совершить путешествие в Амазонию, предложил принять в нем участие.
Я, разумеется, с радостью согласился, тем более что речь шла не просто о туристической
поездке, в которой человеку отводится роль стороннего наблюдателя, а об экспедиции
в труднодоступную и малоизученную местность. Они хотели почувствовать себя частью
этого мира. И вот
я снова здесь...

На карте Бразилии вся Амазонская низменность может показаться сплошным таинственным
зеленым массивом, На самом же деле все обстоит не совсем так. Основное русло
Амазонки, как, впрочем, и большинство крупных притоков, уже несут на себе неизгладимый
отпечаток цивилизации, и для того чтобы почувствовать себя первопроходцами, нужно
забираться гораздо дальше.

Чем же нас привлекла Таботинга— маленький городок на северо-западе Бразилии?
Во-первых, при всей его удаленности, была возможность достаточно быстро до него
добраться регулярным авиарейсом из Манауса (воспользоваться речным транспортом
мы не могли — у нас было не так много времени). Да и сама Таботинга примечательна
еще и тем, что находится на границе трех государств — Бразилии, Колумбии и Перу,
а с юга к городу подступает обширная малоизученная территория, своего рода белое
пятно — бассейны рек Итуи, Итакуари
и Кишиту.

Таботинга
«Сабочинка моя, Сабочинка», — очень душевно напевал Макаревич, спускаясь по самолетному
трапу на маленький таботингский аэродром. Погода для января месяца стояла великолепная
— 33—34 градуса выше нуля, и солнце — размером в половину голубого неба.

Бразильская Таботинга и Колумбийская Летисия — близнецы. И хотя колумбийский
братец покрупнее и поживей, родство видно невооруженным взглядом. Границы как
таковой нет, и соседи в массовом порядке, пешком и на различных транспортных
средствах, до обидного буднично преодолевают «неприступные» рубежи обоих государств.

Гостиница, в которой мы остановились, находилась недалеко от порта, куда мы незамедлительно
и отправились. За остаток дня нужно было найти лодку и договориться с проводником,
чтобы назавтра отплыть в никуда...

Подходящих лодок в порту было достаточно, как и желающих нас сопровождать. Проблема
была в том, что, по мнению проводников, нам нужно, как и прочим, изредка забредающим
сюда туристам, просто ежедневно совершать вылазки из отеля по окрестностям. Соваться
же в район трехречья не только неразумно, но и опасно. По слухам, на Кишиту месяца
два назад убили охотника, промышлявшего на территории одного племени... Стечение
обстоятельств.
 
Но из трех рек именно на Кишиту мы и планировали отправиться...

Если судить по карте, ширина извилистого русла Кишиту около пятидесяти метров.
Это оптимальный вариант, поскольку плыть по широкой реке не очень интересно,
а на узких могут быть завалы. К слову, о еще возможной проблеме. Точнее, — о
двух, причем обе имеют имена собственные и, между прочим, довольно известные.
Андрей Вадимович Макаревич и Александр Яковлевич Розенбаум — в естественных декорациях
амазонской сельвы. Тем более что это и не декорации вовсе... Даже с учетом того,
что при передвижении на моторной
лодке физическая нагрузка будет не слишком высока, влажность экваториального
климата, безжалостное солнце, тучи кровососущих насекомых, десяти — двенадцатичасовые
ливни, лодочно-палаточный быт и прочие реалии экспедиции могут сказаться на здоровье
и психике человека самым неожиданным образом. А то, что непосредственно на дикую
часть маршрута у нас выходило не более восьми дней, служило слабым утешением.
Наоборот, я знаю, что тяжелее всего приходится в первую пару недель, в!
  течение которых происходит адаптация организма, и лишь во второй половине месяца
становится немного легче...

День подходил к концу. Применив на практике правило, гласящее, что денежное вознаграждение
должно быть прямо пропорционально степени риска его получателя, нам удалось найти
не только подходящую лодку, но и проводника-индейца по имени Гату, известного
в здешних краях как Жакаре.   Мы договорились встретиться завтра, в семь утра,
и, закупив необходимые продукты и бензин для лодочного мотора, часам к десяти
отправиться в путь.

Возвращаясь в гостиницу, тормознулись у маленького, но живописнаго фруктового
развала.

Розенбаум нюхал маленькие и абсолютно круглые дыни, а Макаревич, взяв в руки
некий диковинный плод, вопросительно посмотрел на суетящегося продавца и обернуло
ко мне.

— Андрей, можешь спросить, что это такое?

Спросить-то я спросил, и продавец даже ответил, но местное название мало что
прояснило. Увидев нашу растерянность, торговец бодро добавил, что «оно» — вкусное
и сладкое. И тут, молчавший до этого Яковлевич, не отрываясь от дынь, медленно
поднял на таботинца добрые немигающие глаза и глухо, но внятно произнес:
— Ферганские душистей...
Торгующий «не душистыми» съежился и стал меньше ростом... Ну, и где же он, языковой
барьер?

Зачем же вам дальше?
— Суп мясной с макаронами — шесть пакетов, рис — пять килограммов, растительное
масло, соль, сахар...
Повар паковал продукты.
— И обязательно нужны сладкие вафли для Доктора. Он их любит... А ты, Маньяк,
любишь сладкое? Знаю, знаю, любишь...

Никаких новых русскоговорящих спутников у нас не появилось. Да и откуда бы им
взяться? Ну с Поваром ясно, да Андрей Вадимович и не возражал. Розенбаум — врач,
а врач — он же Доктор. А вот Маньяк... Не знаю, кто изначально озвучил версию
о попытке (и весьма успешной) маньяка-садиста заманить две невинные жертвы на
заклание в амазонские джунгли, но ее следствием стало появление скрытого маньяка
в приличной компании...

Лодка двигалась со скоростью 23 км/ч. По крайней мере, на этом настаивал разбрасывающий
по полудню жирных солнечных зайчиков экран GPS. Выключив дотошный прибор, я оглянулся.
Все были заняты делом: Повар самозабвенно соединял очень неслабую леску с толстым
стальным поводком (вы бы видели, как крошатся об него бритвоподобные зубы пираний),
а Доктор точил нож. Конечно, нож и так был острым до невозможности, но Доктор,
видимо, добивался большего...

Ладно, а что нам скажет карта? Я вытащил из полиэтиленового пакета потертые и
онемевшие от влажности серые листы бумаги с надписью ГЕНШТАБ — МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ
СССР. Так, вот она — Таботинга. От Таботинги мы шли вверх по Салимойс (Салимойс
— Амазонка до ее слияния с Риу-Негру), потом свернули на Жавори, сжатую меж Бразильским
и Перуанским берегами, затем Итакуари, ну и наконец, желтая река Кишиту...

Впереди показался высокий берег, на котором маячила пара хижин не только без
окон и дверей, но и без стен. Конструкция из пальмовых листьев, изображающая
кровлю, опиралась на тонкие столбы. Они, пройдя сквозь зыбкий пол, превращались
в длинные ноги-ходули, поднимающие все шаткого вида сооружение на значительную
высоту. Что было нелишне, учитывая восьмиметровые сезонные колебания уровня реки.
Это был последний, не сказать чтобы крупный населенный пункт на реке. Выше по
течению «ничего» не было... Именно эту
мысль усиленно пытался донести до нашего сознания осторожный Гату. Он так и говорил:
«Ну зачем вам дальше, ведь там НИЧЕГО нет?»

Нос лодки уткнулся в песчаный берег «последнего оплота» рядом с двумя полузатопленными
рыбацкими пирогами.

Гату потопал к хижинам на переговоры. Вернулся довольный: хозяева разрешили остаться
на ночь. По его мнению, это было очень хорошо.

Обе палатки были установлены на некотором удалении от хижин на относительно ровной
площадке, и после короткой трапезы с традиционным чаем Доктор, Повар и Маньяк
отправились «по домам», подгоняемые непрерывным жужжанием насекомых. Андрей Вадимович,
незлобно переругиваясь с москитами, забрался в маленькую альпинистскую палаточку
и наглухо задраил вход крупноватой для этих тварей сеткой. Капроновый барак,
в котором предстояло спать мне и Александру Яковлевичу, был значительно больше
и одновременно служил складом
для фото- и видеоаппаратуры и прочих ценных вещей.

И все бы ничего, если б не извечная проблема. Дело в том, что когда на улице
просто душно, в палатке это возведено в степень, а отстегнуть защитную сетку
нельзя, иначе к жаре добавятся насекомые. Еще некоторое время мы переговаривались,
благо «стены» в палатках тонкие и слышимость изумительная, делясь впечатлениями
и обсуждая планы на завтрашний день, но вскоре затихли. Засыпая, я подумал: «Это
же их первая ночь в сельве...» Окружавший мир пел, стрекотал, визжал и выл. Изредка
со стороны хижин доносился лай
собаки, кашель ребенка и чьи-то приглушенные голоса... «Завтра они проснутся
уже чуть-чуть другими...»

Утром, перед отплытием, Доктор решил осмотреть кашлявшего ночью ребенка, у которого,
возможно, начиналось воспаление легких. Мы поднялись в хижину по длинной вертикальной
лестнице и оказались на тонком, готовом в любую минуту провалиться под ногами,
настиле. Зияющие повсюду дыры говорили, что это уже случалось, и не раз. Мать
восприняла предложение помощи не с радостью или неудовольствием, а как-то безразлично.
Остальные члены семьи отнеслись к процедуре весьма сдержанно, наблюдая за происходящим
с несколько
отстраненным интересом. К счастью, у малыша, а ему было не больше трех лет, не
обнаружилось ничего страшного. Правда, легкие были не вполне чистые, и Александр
Яковлевич, дав доступные в этих условиях рекомендации, прописал больному на неделю
вперед лекарства из походной аптечки.

Давайте назовем ее «кадиру»
Снова однотонный гул мотора и река, уложенная в тугие желтые петли...

Часа в четыре мы пристали к крошечной песчаной отмели осмотреться и размять ноги.
«Разминали» все по-разному. Андрей Вадимович, одержимый желанием поскорее вытащить
из воды какую-нибудь рыбешку, весело насаживал наживку. Доктор, погрузившись
в прохладные воды теплой реки по радужку глаз, бесшумно скользил вдоль берега,
словно кайман в поисках добычи. Я же обреченно пытался разогнать огромных мух,
облепивших солнечную батарею, трудившуюся над зарядкой аккумуляторов видеокамеры.

— Смотрите, какой! Весь в слизи, к тому же и безглазый.
Андрей стоял, держа в руке леску с извивающейся на крючке маленькой рыбкой. Ее
тело по форме напоминало колбаску: тупая голова, небольшой круглый рот.
Я даже про мух забыл...
— Яковлевич, выплывай, пираньи — ерунда, здесь кадиру поймали...

— Так это и есть кадиру? — Макаревич инстинктивно вытянул сжимающую леску руку,
словно стараясь оказаться подальше от этого существа.
— Мерзкий, в руки брать противно.
На моей памяти Повар впервые испытывал подобные чувства к пойманной рыбе. Но
понять его можно, ведь речь шла о сомике кадиру. Чем же знаменита эта невзрачная
маленькая рыбка, обитающая в мутных амазонских водах?

В отличие от оставившей преувеличенно-кровавый след в сознании миллионов людей
всех континентов пираньи, кадиру не имеет ни мощных челюстей, ни острых зубов,
да и остросюжетных фильмов с его участием я не припомню. Тем не менее индейцы,
безбоязненно купающиеся по соседству с зубастой «грозой амазонских рек», стараются
не заходить в воду, если знают, что здесь водится маленький, беззубый и полуслепой
сомик. Дело в том, что этот сомик имеет довольно скверную привычку проникать
в некоторые естественные отверстия
человеческого тела, причем настолько искусно, что для извлечения его требуется
хирургическое вмешательство... Успокаивает лишь то, что обычные плавки — непреодолимое
препятствие для сомика...
 
..Когда Повар вытащил трех сомиков подряд, а отказавшийся «еще поплавать» Доктор
предложил переименовать реку Кишиту в проток Кадиру, я подумал: «Надо бы ходу
отседова...» И наш ковчег снова двинулся вверх по течению, унося дружную команду
сомоненавистников.



Январские разливы
Судя по показаниям GPS, мы уже пересекли границы индейской территории. Это, конечно,
не означало неизбежной встречи с дикими племенами, но и помощи, в случае чего,
ждать было бы неоткуда. И если ниже по течению нам еще попадались редкие рыбацкие
лодки, то здесь мы остались одни. На сотни километров вокруг был лишь таинственный
океан сельвы. Связи не было, спутниковый телефон по неведомым причинам молчал,
а сигнал SOS, в случае необходимости, мы смогли бы подать разве что старым индейским
способом — стуча палкой
по похожим на доски корням лесных исполинов (слышно на несколько километров).
Случиться же могло всякое. Даже обыкновенная поломка двигателя автоматически
означала перенос сроков нашего возвращения как минимум недели на три (представляю,
чтобы началось, не появись мы к намеченной дате). В сельве тяжело загадывать
наперед, уж очень она непредсказуема. Особенно ночью.

Палатки стояли на узкой песчаной полоске, образованной крутым изгибом реки. Ночь
была тиха и прозрачна, а звездное небо так ярко, что его свет проникал сквозь
туго натянутый «потолок». Ничто не предвещало неприятностей...

Чуткий сон Андрея прервала перемена в окружающих звуках. Она была незначительна,
но он почувствовал: снаружи происходит нечто странное. Терзаемый недобрыми предчувствиями,
Андрей расстегнул ставшую вдруг удивительно неподатливой молнию «входной двери»
и осторожно выглянул. В первое мгновение ему показалось, что палатка каким-то
невероятным образом, соскользнув по наклонному берегу, остановилась у самой кромки
воды, и лишь выбравшись наружу, он понял, что произошло...

Лагерь заливало, река поднялась уже на метр, а вода все продолжала прибывать.
Лодки не было видно. Видимо, ее унесло, причем вместе со спящим в ней Гату. А
соседняя палатка была воплощением беспечной безмятежности. Из нее доносился храп
Маньяка, почти заглушавший тихое посапывание Доктора. Андрей уже собрался бить
тревогу, но передумал и стал перетаскивать продукты и снаряжение подальше от
воды. Закончив, он опустился на влажный песок, ожидая дальнейшего развития событий.
Уровень воды, похоже, стабилизировался,
и, покараулив некоторое время, он вернулся в палатку, передвинув ее подальше
от реки.

Когда мы проснулись, наша стоянка выглядела настолько обреченно-живописно, что
могла служить натурой для написания эпического полотна: «Макаревич и Розенбаум
в ожидании деда Мазая», и вскоре он появился, выплыв на лодке из затопленного
кустарника. «Дед Гату» рассказал, что спал очень крепко и был крайне удивлен
не найдя утром лагеря...

Измерения уровня показали, что за одну ночь река поднялась на два метра, причем
с неба не упало ни капли. Выводы были неутешительные: видимо, в верховьях начались
дожди.

Наскоро перекидав в лодку спасенные Макаревичем пожитки, мы тронулись в путь,
рассчитывая пораньше добраться до озера, находящегося в пятидесяти километрах
выше по течению. Протока, которая соединяла его с основным руслом, была совершенно
«несудоходна», и нам предстоял 3- 4-километровый марш-бросок по тропическому
лесу.

Под сводами реликтового леса
— Бамос! — Жекаре призывно взмахнул мачете, приглашая следовать за ним.

Дождь кончился, но лес был наполнен звуками падаюших капель, а пробившиеся сквозь
верхние ярусы солнечные лучи, беспомощно вязли в облаке испарений. Наша «штурмовая
колонна» выглядела так: впереди, расчищая мачете основательно заросшую тропу,
двигался Жекаре, за ним — Повар, облачившийся в полевой костюм «профессора-энтомолога».
Далее — главная боевая единица группы: Доктор, он же Полковник, несущий на теле
основную массу холодного оружия. Арьергард был представлен Маньяком, что, на
его же взгляд, было не вполне
осмотрительно...

Когда, по словам Гату, до озера оставалось не более километра, лес начал меняться.
Древесные стволы стали толще, кроны поднялись на недосягаемую высоту, а заросли
поредели. Сельва наполнилась объемом и воздухом. Мы словно вошли в храм...

В первичном дождевом лесу Амазонии, как называют его в Бразилии «терра фирма»
(твердая земля), в отличие от игапо (затопляемого леса) и участков вторичных
лесов, появившихся на месте уничтоженных пожарами и вырубленных массивов, можно
относительно свободно двигаться. Тут практически нет сплошных труднопроходимых
зарослей, заболоченных почв и густого травяного покрова. Но именно в нем сосредоточено
основное видовое разнообразие и богатство тропического леса. Реликтовый лес,
дошедший до нас таким же, каким он
был тысячи лет тому назад, — уникальный живой памятник природы, который в случае
гибели практически не восстановим (по расчетам ученых, на воссоздание экосистемы
реликтового леса потребовалось бы не менее тысячи лет).

Озеро появилось неожиданно. Оно было невелико, а его черная поверхность отдавала
на солнце янтарем. Жекаре подошел к лежащей на берегу перевернутой лодке. Судя
по тому, что она была вся опутана ползучими растениями, последний раз ею пользовались
довольно давно. Гату рассказал, что раньше недалеко от озера жила индейская семья.
Это была их лодка, и они здесь ловили рыбу... При слове «рыба» в руках у Макаревича
с внезапностью выдергиваемого из кобуры кольта, непонятно откуда появился  спиннинг,
причем уже с насаженным
на крючок огромным кузнечиком. А еще через минуту они отплыли...

— Ну что, Маньяк, давай костер замутим... под рыбу-то, — задумчиво произнес Доктор
проводя взглядом скрывающуюся зарослях лодочку. Андрей Вадимович не подвел, ловив
с десяток «аквариумных» рыбок по размерам, не уступающим сельди. Что только не
водится в этом озере! Доктор поддерживал огонь, так как лечить было некого, Повар
готовил, дивясь красоте мраморных рыбок гурами, Маньяк пошел на третью пытку
по установке в кострище своей печально известной «падающей фляги» а Жекаре развешивал
гамак, натягивая над ним
марлевый полог. Костер не погас, рыбки оказались жирными, а уха получилась наваристой,
фляга не опрокинулась, и чай, заваренный мягкой озерной водой, был удивительно
душист и крепок, да и палатки с гамаком выглядели достаточно привлекательно.
Наступала ночь...

Когда я проснулся, разбуженный нарастающим гулом, было половина одиннадцатого.
Стихия буйствовала где-то в кронах, а здесь, тридцатью метрами ниже, пока царило
спокойствие. Прошло не менее пяти минут, прежде чем дождь пробил все ярусы леса
и достиг земли. По палатке забарабанили крупные частые капли, вслед за которыми
на защищавший нас тент обрушился сплошной водяной поток. Ткань прогнулась и мгновенно
осела над нашими головами пол тяжестью воды.

— Не рухнет? — прорвался сквозь дождевой рев крик Доктора.
— Нет, основная веревка натянута между деревьями.  Черта выдержит, проверено,
тут сплошной капрон.
— Ребята, а меня заливает, правда, пока не сильно, — Повара было чуть слышно,
несмотря на то, что его палатка находилась рядом.
— Перебирайся к нам, — при свете фонаря Яковлевич начал перекладывать вещи к
изголовью, освобождая место...

— Да пока терпимо... А вот индейское сооружение, кажется, смыло...

Я выглянул. В мутном свете луны, искаженном дождевыми струями, было видно, как
Жекаре копошится над остатками своей «хижины». Я окликнул его. В принципе наша
палатка была трехместная, и индеец, с которого ручьями текла вода, не сильно
нас потеснил. Проскользнув «к стеночке», он лег на бок, облегченно вздохнул,
посетовал на дождь и затих до утра.

Его не разбудил даже неожиданный возглас Розенбаума: «Черт, меня кто-то ужалил
в плечо...» Я зажег фонарь и осмотрелся. Виновник происшедшего исчез, но даже
в тусклом свете подсевших батареек было видно, как опухоль, образовавшаяся на
месте укуса, росла буквально на глазах. Ничего смертельного не было, но, видимо,
хватанул кто-то серьезный... «Андрей, я не чувствую руку...» Дождь лил, не переставая,
и в палатке было уже сыро. «Теперь и глотать стало труднее...» Я посоветовал
не нервничать и постараться уснуть.
Успокаивало то, что это была не змея, а смертельно опасные насекомые здесь не
встречаются. Так что утро вечера мудренее, а там — посмотрим... И мы смотрели
на отекшую конечность в течение еще нескольких суток.

Возвращение
Шел уже пятый день нашего плавания, мы дальше и дальше уходили от привычного
нам мира. Все менялось: менялись жалящие нас насекомые, которые здесь слишком
разнообразны; менялся лес, временами затопленный и низкорослый, он вытягивался
к небу на высоких обрывистых берегах; менялась и река, ее русло сужалось, а течение
становилось все заметнее. Но в первую очередь, наверное, менялись люди. Лица
осунулись, а одежда постепенно потеряла свой первоначальный вид. С большим трудом
многочисленные почитатели смогли бы
узнать в выглядывающем, словно Диоген, из грязной, усыпанной муравьями палатки,
человеке с усталым липом и веселыми глазами — Андрея Вадимовича Макаревича, а
в потрепанном джунглями диверсанте-одиночке времен вьетнамской войны — Александра
Яковлевича Розенбаума. Что же касается меня, то сельва, по обыкновению, отыгралась
на лице. Оно здорово обгорело, а губы и нос с такой силой обметала лихорадка,
что пару раз меня путали с неким Шараповым.

И вот однажды утром вместо того чтобы привычно отправиться вверх по течению,
мы повернули назад. Пришло время возвращаться...

Наверное, я сумел рассказать не обо всех перипетиях нашего путешествия. Но теперь
я знаю наверняка, что в какой бы труднодоступный уголок нашей планеты ни отправились
Андрей и Александр — вместе или же поодиночке — им уже будет легче, потому что
они выдержали свои первые восемь дней в сельве.


===========------------===========
Смешная история ( http://worlds.ru/humour/ ):

Гоблинштрассе, битте.
Германия [http://worlds.ru/europe/germany/]
Недавно было про наших в Германии и про исковерканные названия
улиц. Ловите еще до кучи. :)
Приезжаем пару годиков назад во Франкфурт на книжную ярмарку в октябре. В составе
делегации -- шеф, его доча, потом моя непосредственная начальница (заведующая
редакцией, такая блаа-андинка типичная, молодая, и с высшим образованием зачем-то),
я (занимался правами на иностранные книжки) и еще пара человек. Поселились на
квартирах недалеко от выставочного центра.
В первый день -- поселились, накатили с дорожки, решили погулять-проветрицца.
Друг шефа, размещающий нас, ведет инструктаж, как не заблудиться, особенно учитывая,
что по-немецки из нас никто не особо (англичане млин :-).
"Главное, адрес запомните -- Шенештрассе, Эльф! Ловите такси и называйте адрес
-- тут от центра близко, так что не разоритесь". 
Шенештрассе -- это улица (типа Хорошевской в переводе, наверное), эльф -- это
"одиннадцать". Рассказал. Запомнили. Не прошло и десяти минут, начальница переспрашивает
меня:
- Какой там у нас адрес? трудный такой, никак не запомню :-( 
Я: - Ну улица -- Шенештрассе. Шен по-немецки знаешь? Это значит "хорошо". А потом
эльф -- это "одиннадцать". Легко запомнить. Будешь тачку ловить --  вспоминай
Толкиена, эльфов там разных, все дела.
Хорошо, грит, объясняешь. Спасибо. Запомнила.
Через день, под вечер, возвращаемся из совместного шатания по магазинам-кабакам...
Далеко забрели, ловим тачку. "О, говорит, я тачку сама поймаю и сама адрес скажу,
я его хорошо помню". Ну, помнишь так помнишь, валяй. Тормозит такси. Подшагивает
своими длинными до подмышек к окошку, нагибается к водителю и, неимоверно гордая,
говорит: 
- Гоблинштрассе, битте.
===========------------===========
СТРАНный анекдот ( http://worlds.ru/anekdot/ ):
Германия [http://worlds.ru/europe/germany/]
Таможенник
спрашивает у туриста: 
- Что у вас в этой сумке? 
- Корм для собаки. 
-
Откройте. Турист открывает сумку и таможенник видит, что она набита свитерами,
коньяком и сигаретами. 
- Вы считаете, что ваш пес будет все это есть? - иронически
спрашивает таможенник. 
- Не захочет, пускай не жрет, это его дело. 
===========------------===========