Вчера смотрел по телеканалу ОРТ серию "Охота на изюбря". Там было очень много отснято сцен в моем городе. Показывали местный "горсовет", в котором ныне находится музей, гостиницу "Металлург", главную проходную Нижне - Тагильского Металлургического Комбината, Дворец Культуры НТМК и просто красивые виды города. А недавно Нижний Тагил получил награду «Золотой рубль» (если не напутал с названием), означающую высокий социально-экономический статус города. Так что горжусь своим
городом, и тем, что в нем живу!
Габриэль Гарсия Маркес. Полковнику никто не пишет(3/4)
Она в изнеможении откинулась на кровать. Полковник осторожно подложил подушку ей под голову. И его глаза встретились с ее глазами, такими похожими на его собственные. - Постарайся не двигаться, - сказал он, слыша, как что-то свистит у нее в груди. Женщина впала в забытье. Когда она снова пришла в себя, ее дыхание казалось более спокойным. - Все это из-за того, что мы недоедаем, - сказала она. - Грех отрывать хлеб от себя и бросать его петуху. Полковник вытер ей лоб уголком
простыни. - Уж три-то месяца мы продержимся. - А что мы будем есть эти три месяца? - Не знаю, - сказал полковник. - Но если бы нам суждено было умереть с голоду, мы бы уже давно умерли. Петух, живой и здоровый, стоял перед пустой миской. Увидев полковника, он тряхнул головой и произнес гортанный монолог почти человеческим голосом. Полковник сочувственно улыбнулся ему. - Жизнь - тяжелая штука, приятель. Потом полковник вышел из дому. Он бродил по
городу, погруженному в сиесту, не думая ни о чем, не пытаясь даже убедить себя, что есть хоть какой-нибудь выход из положения. Шагал по пустынным улицам, пока не почувствовал смертельную усталость. Тогда он вернулся домой. Жена услышала, что он пришел, позвала его. - Чего тебе? Она ответила, не глядя на него: - Мы можем продать часы. Полковник уже думал об этом. - Уверена, что Альваро без разговоров даст тебе за них сорок песо, - сказала женщина. - Вспомни, как он
сразу купил швейную машинку. Она имела в виду портного, у которого работал Агустин. - Завтра поговорю с ним, - согласился полковник. - Зачем откладывать на завтра? - возразила жена. - Ты отнесешь ему часы сейчас. Положишь на стол и скажешь: "Альваро, вот я принес часы, чтобы ты купил их у меня". Он тут же поймет. Полковник почувствовал себя несчастным. - Это все равно что тащить по улице гроб Господень, - запротестовал он. - Если меня увидят с таким свертком, обо
мне начнут распевать песни. Но и на этот раз жена его убедила. Она сама сняла часы со стены, обернула их в газеты и подала ему. - Не возвращайся без сорока песо. Полковник со свертком под мышкой направился в портняжную мастерскую. У дверей сидели приятели Агустина. Один из них пригласил его сесть. Полковник смешался. - Спасибо, - сказал он. - Я на минуту. Из мастерской вышел Альваро и на проволоке, натянутой в коридоре, стал развешивать кусок мокрого полотна.
Альваро был крепкий угловатый молодой человек; его глаза всегда возбужденно блестели. Он тоже пригласил полковника сесть. Полковник приободрился. Пододвинул табурет к двери, сел и стал ждать, когда останется наедине с Альваро, чтобы предложить ему часы. Но вскоре заметил, что у всех вокруг какие-то напряженные лица. - Я не помешал? - спросил он. Парни запротестовали. Кто-то наклонился к нему и сказал чуть слышно: - У нас тут листовка, написанная Агустином. - О чем? -
Все о том же. Ему дали листовку. Он положил ее в карман и замер в молчании. Только барабанил пальцами по свертку, пока не заметил, что на него стали поглядывать. Тогда он совсем оцепенел. - Что это у вас в свертке, полковник? Полковний старался избежать взгляда любопытных зеленых глаз Германа. - Ничего, - солгал он. - Несу вот часы, чтобы он их починил. - Что это вы придумали, полковник, - сказал Герман, стараясь завладеть свертком. - Пока вы тут сидите, я сам их
посмотрю. Полковник не выпускал часы из рук. Он не произносил ни слова. Но у него даже веки покраснели. Все вокруг настаивали: - Дайте ему посмотреть, полковник. Он разбирается в механике. - Но я не хочу доставлять ему хлопот. - Какие там хлопоты, - сказал Герман и взял наконец часы. - Немец сдерет десять песо и ничего не сделает. Герман вошел с часами в мастерскую, где Альваро уже строчил на машинке. Чуть дальше, у стены, сидела девушка и пришивала пуговицы. Над
ней висела гитара, а еще выше - надпись: "Говорить о политике запрещается". Полковник, оставшись без часов, не знал куда себя девать. Поставил ноги на перекладину табурета. - Дело-то дерьмо, полковник. Он вздрогнул. - Только без ругательств. Альфонсо поправил на носу очки, чтобы лучше рассмотреть ботинки полковника. - Я про ботинки, - сказал он. - Гляжу, вы уже надели лакированные. - Но это можно сказать и без ругательств, - ответил полковник и
показал подметки своих лакированных ботинок. - Этим чудовищам сорок лет, но за всю свою жизнь они ни разу не слышали бранных слов. - Готово! - крикнул Герман из мастерской, и в то же мгновение раздался бой часов. Кто-то из соседей забарабанил в стену, и женский голос прокричал: - Не трогайте гитару - еще год не прошел, как умер Агустин. Все засмеялись. - Это часы. Герман вышел со свертком. - Часы в полном порядке. Если хотите, я провожу вас до дому: их надо
правильно повесить. Полковник отказался. - Сколько я должен? - Не беспокойтесь, полковник, - ответил Герман, занимая свое место среди остальных. - В январе заплатит петух. Полковник решил не упускать удобного случая. - Я хочу предложить тебе кое-что, - сказал он. - Что же? - Я дарю тебе петуха. - Полковник внимательно осмотрел лица присутствующих. - Я дарю петуха вам всем. Герман уставился на него в изумлении. - Я уже стар, - продолжал
полковник. Он хотел, чтобы его голос звучал сурово и веско. - И для меня это слишком большая ответственность. Вот уже несколько дней мне кажется, что петух умирает. - Не волнуйтесь, полковник, - сказал Альфонсо. - Просто в это время у петухов растут перья, поэтому и у вашего сейчас воспалена кожа. - Через месяц он будет в порядке, - поддержал Герман. - Все равно я не хочу оставлять его у себя. Герман впился взглядом в полковника. - Поймите, полковник, важно, чтобы
именно вы принесли на гальеру этого петуха. Полковник задумался. - Я понимаю. Из-за этого я и держал его до сих пор. - Он стиснул зубы и, собравшись с силами, продолжал: - Плохо то, что до боев остается еще три месяца. Герман понял. - Если дело только в этом, - заявил он, - то нет ничего проще. И высказал предложение, с которым все согласились. Вечером, когда полковник вернулся домой со свертком под мышкой, жена не смогла скрыть разочарования. - Не продал?
- спросила она. - Не продал, - ответил полковник. - Но теперь это не имеет значения. Ребята взялись кормить петуха.
- Подождите, кум, я дам вам зонт. Дон Сабас отворил шкаф, встроенный в стену конторы. Внутри царил беспорядок: сваленные в кучу сапоги для верховой езды, стремена, поводья, алюминиевый ящик, набитый шпорами. В верхнем отделении висело полдюжины черных дождевых зонтов и пестрый женский зонтик от солнца. "Похоже на следы какой-то катастрофы", - подумал полковник. - Спасибо, кум, - сказал он, опершись на подоконник. - Я лучше дождусь, пока прояснится. Дон Сабас не стал закрывать
шкаф. Он устроился за письменным столом так, чтобы до него доходила прохлада от электрического вентилятора, вынул из ящика обернутый ватой шприц для подкожных вливаний. Полковник смотрел на миндальные деревья, которые сквозь дождь казались свинцовыми. На улице не было ни души. - Из вашего окна дождь видится совсем другим. Будто он идет не здесь, а в каком-то другом городе, - сказал он. - Дождь есть дождь, откуда на него ни смотри, - отозвался дон Сабас. Он поставил кипятить шприц на письменном
столе, покрытом стеклом. - Не город, а навозная куча. Полковник, пожав плечами, прошелся по конторе: пол, выложенный зеленой плиткой, обитая яркими тканями мебель. В глубине в беспорядке громоздились мешки с солью, бурдюки с медом, седла. Дон Сабас глядел на полковника отсутствующим взглядом. - На вашем месте я бы не думал так, - сказал полковник. Он сел, скрестил ноги и спокойно повел глазами в направлении письменного стола, за которым сгорбился маленький человечек. Расплывшийся,
дрябрый, с лягушачьей тоской во взоре. - Вам надо показаться врачу, кум, - сказал дон Сабас. - У вас слишком мрачное настроение после похорон. Полковник поднял голову. - Я чувствую себя совершенно нормально. Дон Сабас ждал, пока закипит вода. - Если бы я мог сказать о себе то же самое, - пожаловался он. - Вы счастливчик, можете есть даже медные шпоры. - Он внимательно рассматривал свои руки, покрытые волосами и усеянные бурыми бородавками. На безымянном пальце, кроме
обручального кольца, поблескивал перстень с черным камнем. - Да, могу, - согласился полковник. Повернувшись к двери, которая вела в жилую часть дома, дон Сабас позвал жену. Потом страдальческим голосом стал рассказывать о своем режиме питания. Вынул из кармана рубашки маленький флакон и положил на стол белую таблетку величиной с горошину. - Просто мучение всегда таскать это с собой, - сказал он. - Будто носишь в кармане смерть. Полковник подошел к столу, взял таблетку и разглядывал
ее на ладони до тех пор, пока дон Сабас не предложил попробовать. - Их кладут в кофе, - сказал дон Сабас. - Это сахар, но без сахара. - Понятно, - сказал полковник и почувствовал во рту печально-сладковатый привкус. - Как колокольный звон, но без колоколов. После того как жена сделала ему укол, дон Сабас облокотился о стол и спрятал лицо в ладонях. Полковник не знал, куда себя девать. Женщина выключила электрический вентилятор, поставила его на сейф и пошла к шкафу. - Зонтики
почему-то напоминают мне о смерти, - сказала она. Полковник ее не слушал. Сегодня, чтобы встретить почту, он вышел из дому в четыре часа, но дождь заставил его укрыться в конторе дона Сабаса. Когда загудели катера, дождь все еще лил. - Все представляют себе смерть в виде женщины, - продолжала жена дона Сабаса. Она была выше своего мужа, плотная, с волосатой бородавкой над верхней губой. Голос ее походил на жужжание вентилятора.- А я вижу ее совсем не так... - Она закрыла шкаф и обернулась,
пытаясь поймать взгляд полковника. - Мне кажется, что она похожа на животное. С копытами. - Возможно, - согласился полковник. - Чего только не бывает на свете. Он думал о том, что почтовый инспектор в клеенчатом плаще, наверно, впрыгивает сейчас на катер. Уже месяц, как полковник сменил адвоката, и теперь у него были основания надеяться на ответ. Жена дона Сабаса продолжала говорить о смерти, пока не заметила, что полковник ее не слушает. - Кум, - сказала она, - вы чем-то озабочены? Полковник
оторвался от своих мыслей. - Да, кума. Я думаю, что уже пять, а петуху до сих пор не сделали укол. Женщина была поражена. - Укол петуху, словно он человек! - воскликнула она. - Какое кощунство! Терпение дона Сабаса иссякло. Он поднял побагровевшее лицо и приказал жене: - Закрой рот хоть на минуту. - Она и в самом деле закрыла рот руками. - Ты уже полчаса надоедаешь куму своими глупостями. - Вовсе нет, - запротестовал полковник. Женщина хлопнула
дверью. Дон Сабас вытер шею платком, надушенным лавандой. Полковник снова подошел к окну. Дождь все не унимался. Курица на длинных желтых ногах пересекала пустынную площадь. - Петуху действительно делают уколы? - Действительно, - сказал полковник. - На будущей неделе начнутся тренировки. - Это безрассудство, - сказал дон Сабас. - Такие вещи не для вас. - Согласен, - сказал полковник. - Но это не причина, чтобы свернуть петуху шею. - Глупейшее безрассудство, - повторил
дон Сабас, направляясь к окну. Его тяжелое дыхание напоминало звук работающих мехов. А взгляд вызывал у полковника жалость. - Послушайте моего совета, кум, - сказал дон Сабас. - Продайте вы этого петуха, а то будет слишком поздно. - Никогда не бывает слишком поздно, - сказал полковник. - Будьте благоразумны, - настаивал дон Сабас. - Вы можете убить сразу двух зайцев: во-первых, избавитесь от всех этих забот и хлопот, а во-вторых, положите в карман девятьсот песо. - Девятьсот песо!
- воскликнул полковник. - Девятьсот песо. Полковник поразмыслил. - Вы думаете, мне дадут за него такие деньги? - Я не думаю, - ответил дон Сабас. - Я совершенно уверен. С такими крупными суммами полковнику не приходилось иметь дело с тех пор, как он сдал казну революционной армии. Когда он вышел из конторы дона Сабаса, то вновь ощутил сильную боль в животе. На почте он направился прямо к инспектору. - Я жду срочное письмо. Авиапочтой. Инспектор
перебрал все конверты и снова разложил их по местам, не сказав ни слова. Только отряхнул ладони и выразительно посмотрел на полковника. - Но сегодня мне должно было прийти письмо. Обязательно. Инспектор пожал плечами. - Только смерть приходит обязательно, полковник. К его возвращению жена сварила маисовую кашу. Он ел молча, надолго погружаясь в задумчивость после каждой ложки. Жена, сидевшая напротив, почувствовала неладное. - Что с тобой? - спросила она. -
Я думаю о чиновнике, от которого зависит моя пенсия, - солгал полковник. - Через пятьдесят лет мы будем спокойно лежать в могиле, а этот бедняга будет мучиться каждую пятницу, гадая, назначили ему пенсию или нет. - Плохой признак, - сказала женщина. - Это значит, ты начинаешь сдаваться. - Она снова принялась за кашу, но через минуту заметила, что муж по-прежнему погружен в свои мысли. - Ешь-ка лучше кашу, пока не остыла. - Вкусная, - сказал полковник. - Где ты взяла маис? -
У петуха, - ответила жена. - Ребята из мастерской принесли ему столько маиса, что я решила взять и для нас. Вот какая жизнь. - Да, - вздохнул полковник. - В жизни такое бывает, что и нарочно не придумаешь. Он посмотрел на петуха, привязанного у печи. В нем как будто что-то изменилось. Женщина тоже взглянула на петуха. - Сегодня мне пришлось прогнать детей палкой, - сказала она. - Принесли старую курицу, чтобы петух потоптал ее. - Обычное дело, - сказал полковник. - В деревнях
полковнику Аурелиано Буэндиа тоже приводили девушек. Жене шутка понравилась. Петух что-то забормотал, издалека его бормотание напоминало гортанный человеческий голос. - Иногда мне кажется, что он вот-вот заговорит, - сказала женщина. Полковник снова посмотрел на петуха. - Петух что надо. - Он подсчитывал что-то в уме, пережевывая кашу. - Обеспечит нас едой на три года. - Мечты! - сказала женщина. - Из мечты каши не сваришь. - Каши не сваришь, но она накормит,
- ответил полковник. - Это как чудесные таблетки кума Сабаса. Ночью он плохо спал - все подсчитывал и рассчитывал. На следующий день жена опять подала на обед маисовую кашу. Она ела, низко опустив голову, не произнося ни слова, и полковник почувствовал, как передается ее плохое настроение. - Что с тобой? - Ничего, - ответила женщина. Он понял: теперь пришла ее очередь обманывать. Попробовал утешить жену, но она не слушала. - Я думаю о том, что прошло уже почти два
месяца после похорон, а я все еще не навестила мать покойного. Она отправилась к ней в тот же вечер. Полковник проводил жену, а потом свернул к кинотеатру, привлеченный музыкой из громкоговорителей. Отец Анхель, сидя у дверей своего дома, следил за публикой - он проверял, кто пойдет в кино, несмотря на его двенадцать предупреждающих ударов. Крики детей, пронзительная музыка, потоки света на небольшом пространстве перед входом приобретали почти ощутимую плотность. Какой-то мальчишка, наставив на полковника
деревянное ружье, крикнул: - Как петух, полковник? Полковник поднял руки. - Живет себе. По всему фасаду здания тянулась пестрая афиша: "ПОЛУНОЧНАЯ ДЕВСТВЕННИЦА". Девственница была в бальном платье, которое оставляло одну ногу обнаженной. Полковник бродил около кинотеатра до тех пор, пока вдалеке не засверкали молнии и не прогрохотал гром. Тогда он пошел за женой. В доме умершего ее не было. И домой она тоже не возвращалась. Часы на стене остановились, но полковник
прикинул, что до комендантского часа осталось немного времени. Он ждал, слушая, как к городу приближается гроза. И уже собрался снова идти искать жену, но тут она вернулась. Он перенес петуха в спальню. Жена переоделась и вышла в зал, где полковник, окончив заводить часы, ждал сигнала комендантского часа, чтобы поставить стрелки. - Где ты была? - спросил он. - Там, - ответила женщина. Не глядя на мужа, она зачерпнула стаканом воды из таза и вернулась в спальню. - Кто бы мог подумать,
что сегодня дождь пойдет так рано? Полковник промолчал. Услышав горн, он поставил часы, закрыл окно и отодвинул стул на место. Когда он вошел в спальню, жена молилась, перебирая четки. - Ты не ответила на мой вопрос, - сказал полковник. - Какой? - Где ты была? - Засиделась там, - сказал она. - Я уже столько времени не выходила из дому. Полковник подвесил гамак. Запер дом, распылил средство против насекомых. Потом поставил лампу на пол и лег. - Я
тебя понимаю, - сказал он грустно. - Самое плохое в бедности - это то, что она заставляет говорить неправду. Женщина протяжно вздохнула. - Я была у отца Анхеля. Хотела занять у него под обручальные кольца. - И что он тебе сказал? - Сказал, что закладывать святыню - грех. - Она опустила москитную сетку. - Два дня назад я пробовала продать часы. Но никто их не берет - сейчас даже новые часы со светящимися цифрами продаются в рассрочку. По ним можно узнать время хоть в темноте. Полковник
понял, что и за сорок лет общей жизни, общего голода и общих страданий он не смог до конца узнать свою жену. Наверно, любовь их тоже постарела. - И картина никому не нужна, - сказала она. - Почти у всех есть такие же. Я заходила даже в турецкие лавки. Полковник ощутил горечь. - И поэтому теперь все знают, что мы умираем с голоду. - Я устала, - сказала женщина. - Мужчины не думают о хозяйстве. Сколько раз я ставила на печку котелок с камнями, чтобы соседи не знали, что нам
нечего варить. Полковнику стало стыдно. - Это унизительно, - сказал он. Женщина откинула москитную сетку, подошла к его гамаку. - Пора покончить со всеми этими увертками и притворством, - сказала она. - Я уже по горло сыта и смирением, и достоинством. - Ее голос погрубел от гнева. На лице полковника не дрогнул ни один мускул. - Двадцать лет ждать журавля в небе, которого тебе обещают после каждых выборов, и в конце концов потерять сына, - продолжала она.
- Вот и все, чего мы дождались. К этим упрекам полковник уже привык. - Мы выполняем свой долг, - сказал он. - А эти в сенате двадцать лет выполняли свой, получали по тысяче песо в месяц, - ответила женщина. - Возьми кума Сабаса - у него столько денег, что они не помещаются в его двухэтажном доме. А ведь он пришел в город бродячим торговцем. Обертывал вокруг шеи змею и ходил продавать лекарства. - Но он умирает от диабета, - сказал полковник. - А ты умираешь от голода,
- сказала женщина. - Пойми, наконец, что достоинством сыт не будешь. Сверкнула молния. Гром треснул на улице, ворвался в спальню, прокатился под кроватью, словно куча камней. Женщина бросилась за четками. Полковник улыбнулся. - Это тебе за то, что ты не умеешь сдерживать язык. Я всегда говорил, что Бог - мой партийный соратник. Но на самом деле ему было не до шуток. Минуту спустя он погасил лампу и погрузился в невеселые мысли, лежа в разрываемой молниями темноте. Он вспомнил
Макондо. Десять лет ждал полковник, когда Неерландия выполнит свои обещания. Однажды в сонный час сиесты он увидел, как подъезжает желтый пыльный поезд, переполненный задыхающимися от жары мужчинами, женщинами, животными, которые громоздились даже на крышах вагонов. Начиналась банановая лихорадка. За одни сутки поселок преобразился. "Уеду, - сказал тогда полковник. - Меня мутит от запаха бананов". И он уехал из Макондо обратным поездом в среду, 24 июня 1906 года, в два часа восемнадцать минут пополудни. Понадобилось
полстолетия, чтобы полковник понял, что не знал ни минуты покоя с тех пор, как была сдана Неерландия. Он открыл глаза. - Значит, и нечего больше думать об этом. - О чем? - О петухе, - сказал полковник. - Завтра утром продам его куму Сабасу за девятьсот песо.
