Габриэль Гарсия Маркес. Полковнику никто не пишет(1/4)
Женщина на кухне засмеялась. Окончив писать, врач прочитал рецепт вслух, так как знал, что никто не может разобрать его почерк. Полковник изо всех сил старался сосредоточиться. Женщина, войдя в комнату, отметила для себя, что минувшая ночь не прошла бесследно для мужа. - Сегодня под утро его лихорадило, доктор, - пожаловалась она. - Почти два часа бредил о гражданской войне. Полковник вздрогнул. - Это не лихорадка, - упрямо сказал он, пытаясь взять себя в руки. - А кроме
того, когда я почувствую, что мне и в самом деле плохо, я не стану ни на кого рассчитывать. Я сам выброшу себя на помойку. И он пошел в комнату за газетами. - Спасибо за цветы, - сказал врач. До площади они дошли вместе. Воздух был сухим. Асфальт начинал плавиться от жары. Когда врач прощался, полковник тихо, сквозь сжатые зубы спросил: - Сколько мы вам должны, доктор? - Сейчас нисколько, - сказал врач и похлопал его по плечу. - Вот когда петух победит, пришлю вам
огромный счет. Полковник направился к портняжной мастерской - передать листовки друзьям Агустина. Для него эта мастерская была единственным убежищем. С тех пор как товарищи по партии были убиты или высланы из города, он превратился в одинокого человека, у которого нет иных занятий, кроме как встречать по пятницам почту. Дневное пекло еще больше воодушевило его жену. Сидя среди бегоний в коридоре, у сундука со старой одеждой, она в который уже раз творила вечное чудо, создавая новые вещи из
ничего. Воротнички из рукавов, манжеты из спинки и превосходные квадратные заплатки из разноцветных лоскутов. В воздухе висело монотонное стрекотание стрекозы. Солнце медленно сползало к горизонту, но женщина не видела, как оно умирает среди бегоний. Она подняла голову только вечером, когда полковник вернулся домой. Она сдавила пальцами шею, потом опустила руки и сказала: - Мозги у меня стали совсем деревянные. - Они у тебя всегда были такие, - сказал полковник. И, увидев, что она вся завалена
разноцветными лоскутами, добавил: - Ты похожа на дятла. - Чтобы тебя одеть, и нужно терпение дятла, - сказала она и развернула рубашку, сшитую из трех кусков разного цвета. Только манжеты и воротничок были одинаковыми. - Если пойдешь на карнавал, достаточно будет снять пиджак. Ее перебил звон колоколов к вечерне. - И возвестил ангел Божий Деве Марии, - забормотала женщина, направляясь с одеждой в спальню. Полковник поговорил с детьми, которые по дороге из школы зашли посмотреть
петуха. Потом вспомнил, что на завтра нет маиса, и пошел в спальню попросить денег у жены. - По-моему, осталось только пятьдесят сентаво, - сказала она. Она завязывала деньги в уголок платка и держала их под матрасом. Эти деньги были выручены за швейную машинку Агустина. Они жили на них вот уже девять месяцев, тратя, сентаво за сентаво, на себя и на петуха. Сейчас там оставалось только две монеты по двадцать сентаво и одна в десять. - Купишь фунт маиса, - сказала женщина. - А на оставшиеся
купишь кофе на завтра. И четыре унции сыра. - И позолоченного слона, чтобы повесить на дверях, - подхватил полковник. - Один маис стоит сорок два сентаво. Они задумались. - Петух - животное, значит, может потерпеть, - начала женщина. Но выражение лица полковника заставило ее умолкнуть. Полковник сел на кровать, уперся локтями в колени и позванивал монетами в кулаке. - Дело не во мне, - сказал он после паузы. - Если бы зависело от меня, я бы сегодня же сварил из него
похлебку. И получил бы великолепное расстройство желудка... На целых пятьдесят песо! - Он на миг умолк, раздавил комара на шее. Взгляд его перемещался по комнате, следуя за женой. - Эти бедные ребята - вот что меня беспокоит. Ведь они откладывают деньги, чтобы поставить на нашего петуха. Теперь вновь пришла ее очередь задуматься. Она ходила по комнате, разбрызгивая средство против мошкары. Полковнику вдруг представилось, будто она созывает на совет домашних духов. Наконец женщина поставила распылитель
на маленький алтарь с литографиями, и ее глаза цвета сиропа взглянули прямо в его глаза цвета сиропа. - Покупай маис, - сказала она. - Одному Богу известно, как мы обернемся. "Это чудо с преломлением хлебов", - повторял полковник в течение всей следующей недели каждый раз, как садился за стол. Его жена с ее удивительной способностью создавать новые вещи из ничего, казалось, нашла способ и готовить из ничего. Октябрь продлил передышку. Сырость сменилась дремотным оцепенением. Воодушевленная
медным сиянием солнца, женщина посвятила три вечера своим волосам. - Ну вот, начинается торжественная служба, - сказал полковник в тот день, когда она стала расчесывать свои длинные голубоватые пряди гребнем с редкими зубьями. На второй день, усевшись во дворе с белой простыней на коленях, она частым гребнем вычесывала вшей, которые развелись за время болезни. На третий вымыла голову лавандовой водой, подождала, пока волосы высохнут, и уложила их на затылке небольшим узлом, сколов его заколкой. Мысли
полковника были заняты петухом. Даже ночью, лежа без сна в гамаке, он думал только о нем. В среду петуха взвесили, и оказалось, что он в форме. В тот же день товарищи Агустина, прощаясь с полковником, весело пророчили петуху победу, и полковник почувствовал, что сам он тоже в форме. Жена подстригла его. - Ты сняла с меня двадцать лет, - сказал полковник, ощупывая голову. Женщина подумала, что он прав. - Когда я чувствую себя хорошо, я могу и мертвого оживить, - сказала она. Но хватило
их ненадолго. В доме уже не оставалось ничего для продажи, кроме часов и картины. В четверг вечером, когда запасы были на исходе, жена забеспокоилась. - Не волнуйся, - утешил ее полковник. - Завтра приходит почта. На следующий день он поджидал катер, стоя около кабинета врача. - Самолет - прекрасная вещь, - говорил полковник, не отрывая глаз от почтового мешка. - Я слыхал, он может долететь до Европы за одну ночь. - Может, - сказал врач, обмахиваясь журналом. Полковник
заметил почтового инспектора среди людей, ожидавших, пока катер причалит, чтобы впрыгнуть на него. Инспектор прыгнул первым. Взял у капитана запечатанный конверт. Потом поднялся на палубу. Почтовый мешок был привязан между двух бочек с нефтью. - Хотя летать на самолетах опасно, - сказал полковник. Он было потерял из виду почтового инспектора, но скоро снова обнаружил его у тележки торговца, уставленной яркими бутылками с прохладительными напитками. - Человечество должно расплачиваться за прогресс. -
Теперь летать на самолете безопаснее, чем плыть на катере, - сказал врач. - На высоте двадцать тысяч футов не страшна никакая буря. - Двадцать тысяч футов, - повторил пораженный полковник, не в силах представить себе такую высоту. Врач увлекся разговором. Он поднял журнал на вытянутых руках, добился его полной неподвижности. Но внимание полковника было приковано к инспектору. Он глядел, как тот пьет пенящийся лимонад, держа стакан левой рукой. В правой у него висел почтовый мешок. -
Кроме того, в море стоят на якоре корабли, которые поддерживают постоянную связь с ночными самолетами, - продолжал говорить врач. - При таких предосторожностях самолет куда безопаснее катера. Полковник взглянул на врача. - Ну конечно, - сказал он. - Наверно, лететь на самолете - все равно что сидеть на ковре. Инспектор направился прямо к ним. Полковника вдруг охватило такое непреодолимое желание прочитать имя на конверте, запечатанном сургучом, что он даже отпрянул назад. Инспектор
развязал мешок. Дал врачу газеты. Потом вскрыл пакет с частной корреспонденцией, проверил количество отправлений по накладной и стал читать имена адресатов на конвертах. Врач развернул газеты. - По-прежнему Суэцкий вопрос, - сказал он, пробегая заголовки. - Запад теряет свои позиции. Полковнику было не до заголовков. Он старался справиться с болью в желудке. - С тех пор как ввели цензуру, газеты пишут только о Европе, - сказал он. - Хорошо бы европейцы приехали сюда, а мы бы отправились
в Европу. Тогда каждый узнал бы, что происходит в его собственной стране. - Для европейцев Южная Америка - это мужчина с усами, гитарой и револьвером, - со смехом сказал врач, не отрываясь от газеты. - Они нас не понимают. Инспектор вручил ему корреспонденцию. Остальное положил в мешок и снова завязал его. Врач хотел было взяться за письма, но прежде взглянул на полковника. Потом на инспектора. - Для полковника ничего? Полковника охватила мучительная тревога. Инспектор закинул
мешок за плечо, спустился с крыльца и сказал, не поворачивая головы: - Полковнику никто не пишет. Вопреки своей привычке полковник не пошел сразу домой. Он пил в портняжной мастерской кофе, пока товарищи Агустина просматривали газеты. И чувствовал себя обманутым. Он предпочел бы остаться здесь до следующей пятницы, лишь бы не являться к жене с пустыми руками. Но вот мастерскую закрыли, и откладывать неизбежное стало больше невозможно. Жена ожидала его. - Ничего? - спросила
она. - Ничего, - ответил он. В следующую пятницу он, как всегда, встречал катер. И как всегда, возвратился домой без письма. - Мы ждали уже достаточно долго, - сказала в тот вечер жена. - Только ты с твоим воловьим терпением можешь пятнадцать лет ждать письма. Полковник лег в гамак читать газеты. - Надо дождаться очереди, - сказал он. - Наш номер - тысяча восемьсот двадцать три. - С тех пор как мы ждем, этот номер уже дважды выигрывал в лотерее, - сказала
женщина. Полковник читал, как обычно, все подряд - от первой страницы до последней, включая объявления. Но на этот раз он не мог сосредоточиться: он думал о своей пенсии ветерана. Девятнадцать лет назад, когда конгресс принял закон, полковник начал процесс, который должен был доказать, что этот закон распространяется и на него. Процесс длился восемь лет. Потом понадобилось еще шесть лет, чтобы полковника включили в список ветеранов. И это было последнее письмо, которое он получил. Он кончил
читать после того, как протрубили комендантский час. И, уже собираясь гасить лампу, вдруг заметил, что жена не спит. - У тебя сохранилась та вырезка? Женщина подумала. - Да. Она должна быть среди бумаг. Жена откинула москитную сетку и достала из шкафа деревянную шкатулку, где лежала перетянутая резинкой пачка писем, сложенных по датам. Она нашла объявление адвокатской конторы, которая обещала активное содействие в оформлении пенсии ветеранам войны. - Сколько я твержу
тебе, чтобы ты сменил адвоката, - сказала она, передавая мужу газетную вырезку. - За это время мы успели бы не только получить деньги, но и истратить их. Что за радость, если нам сунут деньги в гроб, как индейцам. Полковник прочитал вырезку двухлетней давности. Затем положил ее в карман рубашки, висевшей за дверью. - Но для смены адвоката тоже нужны деньги. - Ничего подобного, - решительно возразила женщина. - Мы можем им написать, чтобы они вычли эти деньги из пенсии, когда выхлопочут
ее. Это единственный способ их заинтересовать. И вот в субботу полковник отправился к своему адвокату, который встретил его, беззаботно покачиваясь в гамаке. Это был огромный негр, у которого в верхней челюсти сохранилось только два резца. Он сунул ноги в сандалии на деревянной подошве и открыл окно кабинета. У окна стояла пыльная пианола, заваленная рулонами бумаги, старыми бухгалтерскими книгами с прикрепленными к ним вырезками из "Диарио офисиаль" и разрозненными бюллетенями Инспекторского надзора.
Пианола без клавиш служила также и письменным столом. Прежде чем объяснить причину прихода, полковник высказал беспокойство состоянием дела. - Я же вас предупреждал, что такие дела не решаются в несколько дней, - сказал адвокат, воспользовавшись паузой. Его совсем разморило от жары. Он откинул спинку раздвижного кресла и почти лежал в нем, обмахиваясь рекламной брошюрой. - Мои доверенные лица постоянно пишут мне, что не следует терять надежды. - И это тянется уже пятнадцать лет, -
сказал полковник. - Похоже на сказку про белого бычка. Адвокат пустился в весьма красноречивые описания административного лабиринта. Кресло было слишком узким для его перезрелых ягодиц. - Пятнадцать лет назад было легче, - заключил он. Тогда существовала муниципальная ассоциация ветеранов, в которую входили люди из обеих партий. - Он втянул в легкие обжигающий воздух и изрек, будто сам только что придумал: - В единстве - сила. - Для меня это не подходит, - сказал полковник, впервые
осознав свое одиночество. - Все мои товарищи умерли, дожидаясь почты. Но адвокат продолжал твердить свое: - Закон был принят слишком поздно. Не всем повезло, как вам: вы были полковником уже в двадцать лет. Кроме того, закон не указывал, откуда взять деньги на пенсии, так что правительству пришлось перекраивать бюджет. Старая песня. Каждый раз, слушая ее, полковник испытывал глухую досаду. - Мы не просим милостыни, - сказал он. - Мы не просим об одолжении. Мы рисковали шкурой,
чтобы спасти республику. Адвокат развел руками: - Да, это так, полковник. Людская неблагодарность не знает границ. И эта песня была знакома полковнику. Впервые он услышал ее уже на следующий день после заключения Неерландского договора, когда правительство обещало возместить убытки и помочь вернуться домой двумстам офицерам. Революционный батальон состоял в основном из подростков, сбежавших из школы. В Неерландии они расположились лагерем вокруг гигантской сейбы и ждали в течение
трех месяцев. А потом сами добирались домой, кто как мог, и дома тоже продолжали ждать. С тех пор прошло почти пятьдесят лет, а полковник все еще ждал. Взволнованный воспоминаниями, полковник принял горделивую позу. Упершись костлявой рукой в костлявое бедро, он сказал сдавленным голосом: - Итак, я пришел к определенному решению. Адвокат насторожился. - А именно? - Я меняю адвоката. В сопровождении желтых утят в кабинет вошла утка. Адвокат встал с кресла,
чтобы выгнать их. - Как вам будет угодно, полковник, - сказал он, все еще размахивая руками. - Будет так, как вы скажете. Если бы я мог творить чудеса, я бы не жил в этом птичнике. - Он вставил в дверь деревянную решетку и вернулся в кресло. - Мой сын работал всю свою жизнь, - сказал полковник. - Мой дом заложен. А закон о пенсиях стал кормушкой для адвокатов. - Только не для меня, - запротестовал адвокат. - Все деньги, что я получил, до последнего сентаво истрачены на судебные хлопоты. Одна
только мысль оказаться несправедливым причиняла полковнику страдание. - Именно это я и хотел сказать, - поправился он. - От этой жары мозги плавятся. Минуту спустя адвокат перевернул все вверх дном в поисках доверенности. Солнце уже добралось до середины его невзрачной клетушки, сколоченной из неструганых досок. После долгих и безуспешных поисков адвокат опустился на четвереньки и, отдуваясь, вытащил сверток из-под пианолы. - Вот она. - Он протянул полковнику лист гербовой бумаги.
- Надо написать моим доверенным лицам, чтобы они уничтожили копии. Полковник стряхнул пыль и положил бумагу в карман рубахи. - А вы разорвите ее сами, - сказал адвокат. - Нет, - ответил полковник. - Это двадцать лет моей жизни. - Он ждал, что адвокат продолжит поиски, но тот подошел к гамаку и вытер пот. Потом взглянул на полковника сквозь дрожащий в солнечных лучах воздух. - Мне нужны и другие документы, - сказал полковник. - Какие? - Прежде всего расписка
полковника Буэндиа. Адвокат развел руками. - Это невозможно, полковник. Полковник встревожился. Как казначей революционного округа Макондо он совершил трудный шестидневный переход с казной революционной армии в двух чемоданах, навьюченных на мула. Он пришел в Неерландский лагерь за полчаса до подписания договора, волоча за собой издыхающего от голода мула. Полковник Аурелиано Буэндиа - главный интендант революционных сил Атлантического побережья - выдал ему расписку и включил оба
чемодана в реестр имущества, сдаваемого при капитуляции. - Это документы огромной важности, - сказал полковник. - Особенно собственноручная расписка полковника Аурелиано Буэндиа. - Возможно, - сказал адвокат. - Однако эти документы прошли через тысячи рук и тысячи учреждений и осели Бог знает в каком отделе военного министерства. - Документы такого рода не могут пройти незамеченными ни для какого чиновника, - сказал полковник. - Но за последние пятнадцать лет много раз сменялись
сами чиновники, - заметил адвокат. - Вспомните, за это время было семь президентов и каждый президент по меньшей мере десять раз менял свой кабинет, а каждый министр менял своих чиновников не менее ста раз. - Но ведь никто не мог унести эти документы с собой, - сказал полковник. - Каждый новый чиновник обязательно находил их на прежнем месте. Адвокат отчаялся. - Но ведь если теперь эти бумаги выйдут из министерства, они должны будут совершить новый круг, прежде чем вы опять попадете
в список. - Все равно, - сказал полковник. - Это еще на сто лет волокиты. - Все равно. Кто ждет долго, может подождать еще немного.
Полковник положил на столик в зале пачку линованной бумаги, ручку, промокательную бумагу, поставил чернильницу. Дверь в спальню он оставил открытой на случай, если придется советоваться с женой. Она молилась, перебирая четки. - Какое сегодня число? - Двадцать седьмое октября. Он писал очень старательно, положив руку, в которой держал перо, на промокашку, выпрямив спину, чтобы легче было дышать, - словом, так, как его учили в школе. Духота в доме стала невыносимой.
Капля пота упала на письмо. Полковник промокнул ее. Потом попробовал стереть расплывшиеся слова, но получилось грязное пятно. Однако он не отчаивался. Сделал отметку и переписал на полях: "Все права сохранены". Затем прочитал абзац. - Когда меня включили в список? Женщина, не прерывая молитвы, задумалась. - Двенадцатого августа тысяча девятьсот сорок девятого года. Почти тотчас пошел дождь. Полковник заполнил страницу крупными, почти детскими буквами, какими его учили писать
в государственной школе в Манауре. Потом вторую страницу - до середины - и поставил подпись. Он прочитал письмо жене. Она слушала, одобрительно кивая после каждой фразы. - Ты бы мог попросить кого-нибудь перепечатать письмо на машинке. - Нет, - ответил полковник. - Я уже устал просить об одолжениях. Полчаса он слушал, как дождь стучит по пальмовым листьям на крыше. На город обрушился настоящий потоп. После наступления комендантского часа опять где-то начало капать с потолка. -
Давно бы так, - сказала женщина. - Всегда лучше вести свои дела самому. - Это никогда не поздно, - сказал полковник, прислушиваясь, как капает вода. - Может быть, вопрос решится раньше, чем кончится срок закладной на дом. - Остается два года, - сказала жена. Он зажег лампу, нашел течь, подставил миску петуха и вернулся в спальню под резкие звуки капель, ударяющих о жестяное дно. - Может быть, они решат дело до января, чтобы быстрее получить свои деньги, - сказал он и сам
поверил в это. - К тому времени пройдет год, как умер Агустин, и мы сможем пойти в кино. Она тихо засмеялась. - Я даже забыла, какие бывают мультипликации. Полковник попытался увидеть жену через москитную сетку. - Когда ты была в кино в последний раз? - В тридцать первом году, - сказала она. - Показывали "Завещание мертвеца". - С дракой? - Это я так и не узнала. Когда призрак хотел украсть у девушки ожерелье, хлынул ливень. Шум дождя усыплял
их. Полковник почувствовал легкую боль в животе. Но не встревожился. Он почти пережил этот октябрь. Завернувшись в шерстяное одеяло, он уже спал, когда хриплое дыхание женщины на какое-то мгновение вплыло в его сон. Тогда он очнулся и заговорил. Жена проснулась. - С кем ты разговариваешь? - Ни с кем, - сказал полковник. - Я думал о том, что тогда, в Макондо, мы были правы. Мы говорили полковнику Аурелиано Буэндиа, чтобы он не сдавался. После этого все погибло. Дождь
шел всю неделю. Второго ноября, в день поминовения усопших, жена против воли полковника понесла цветы на могилу Агустина. Когда она вернулась с кладбища, у нее начался новый приступ. Неделя выдалась тяжелая. Тяжелее, чем четыре недели октября, которые полковник не надеялся пережить. Пришел врач. Он осмотрел больную и, выходя из ее комнаты, громко сказал: - Если бы я обращал внимание на такие болезни, мне пришлось бы приговорить к смерти весь город. - Но потом поговорил с полковником наедине и прописал
ей строгий режим. У полковника тоже наступило обострение. Он по нескольку часов сидел в уборной, покрываясь холодным потом и чувствуя, как гниют и разваливаются на куски его внутренности. "Это все зима, - убеждал он себя, чтобы не отчаиваться. - Все будет по-другому, когда кончится дождь". И действительно верил, что когда придет письмо, оно застанет его в живых. Теперь настал его черед заниматься хозяйством - сводить концы с концами. Часто приходилось стискивать зубы и выпрашивать кредит в
соседних лавочках. - Только до будущей недели, - говорил он, не веря в свои слова. - В пятницу я должен получить кое-какие деньги. Когда у жены кончился приступ, она была поражена его видом. - От тебя остались одни кости. - Готовлю себя на продажу, - сказал полковник. - Уже есть заказ от фабрики кларнетов. Он держался только надеждой на письмо. Изможденный, с ноющими от бессонницы костями, он разрывался между домашними делами и петухом. Во второй половине ноября
петух просидел два дня без маиса, полковник уже думал, что тот умрет. И тут он вспомнил о связке фасоли, которую еще в июле повесил над печкой. Он облущил стручки и положил петуху в миску горсть сухих фасолин. - Поди сюда, - позвала жена. - Сейчас, - сказал полковник, наблюдая за петухом. - Для хорошего аппетита нет плохой еды. Когда он подошел к жене, она пыталась приподняться на кровати. От ее тела исходил запах лекарственных трав. Отчеканивая каждое слово, она сказала: -
Ты немедленно избавишься от петуха. Полковник знал, что рано или поздно она так скажет. Он ждал этого момента с того самого вечера, когда убили сына и он решил сохранить петуха. У него было время подумать, что ответить жене. - Теперь уже не стоит, - сказал он. - Через три месяца начнутся бои, и тогда мы сможет продать его гораздо дороже. - Дело не в деньгах, - сказала женщина. - Когда придут ребята, скажи им, пусть возьмут петуха и делают с ним что хотят. - Я держу его из-за
Агустина. - Полковник давно приготовил этот довод. - Представь себе, какое у него было бы лицо, когда он рассказывал бы нам о победе петуха. Женщина вспомнила сына. - Эти проклятые петухи и погубили его! - крикнула она. - Если бы третьего января он остался дома, может быть, несчастья и не случилось. - И продолжала, указывая на дверь тощим пальцем: - Как сейчас вижу его вон там с петухом под мышкой. Как я просила его, чтобы он не искушал судьбу и не показывался на гальере(*1). А он только засмеялся
и сказал: "Перестань! Сегодня вечером мы будем купаться в золоте". --------------------------------------------------------------- (*1) Гальера - специальное помещение для петушиных боев. (Здесь и далее примечания переводчиков.) ---------------------------------------------------------------
