Сегодня 25-летие понтификата Папы Римского Иоанна Павла II.

Я никогда не видел воочию папу Римского, никогда не был в Риме (и даже в Италии, и даже в Польше). По рассказам людей, которые встречались с папой, знаю, что в личном общении он, действительно, производит впечатление человека не только умного и одаренного, но и наделенного особенной харизмой, то есть церковного функционера (каковым папа является по своему положению), который живет глубокой духовной жизнью. Но одно дело Иоанн Павел II как личность (и как поэт, и как драматург), и другое – как вознесенный над обыденностью христианский Pontifex Maximus, принимающий президентов и монархов, путешествующий по ста странам мира, где его встречают толпы верующих, и осуществляющий т.н. магистериум (официальное учительство папы ex сathedra по догматическим и моральным вопросам, которое, согласно Первому Ватиканскому собору 1870 года, является непогрешимым). Чтобы сопоставить два этих измерения папы, нужно проделать колоссальную работу, которая под силу только специалистам. Поэтому по случаю папского юбилея обратимся к нашей российской актуальности – и к существу того, на что указывает этот титул: папа Римский.

В последнее время папу у нас поминают по большей части в связи с возможностью или невозможностью его визита в Россию, которому, как считается, препятствует обострение отношений между Московской Патриархией и Ватиканом, несмотря на которое светская власть и сам президент вроде бы желают, чтобы такой визит все же состоялся, хотя теперь уже вряд ли он вообще может состояться, потому что папа стар и болен, хотя он все ездит и ездит по разным странам, среди которых, в частности, были и православные страны, которые, однако, нельзя сравнить по масштабу и значению с Россией, которая одновременно и Европа и не Европа, то есть у нее особенная стать, и она к тому же тоже Рим, хотя бы и третий, а, как известно, западный Рим есть западный, восточный есть восточный, и вместе им не сойтись. В общем, получается какой-то "дом, который построил Джек". Постараемся же, в меру сил, разобраться в этом странном "домашнем хозяйстве".

Думая о Папе Римском, мы в России (в частности, и журналисты) часто забываем, чтó это за институт такой, называемый папством. Нередко по поводу столь пререкаемой встречи Папы и Московского Патриарха говорят: "главы двух церквей". Или говорят о "двух великих христианских традициях" – западной и восточной, которые в современном секулярном глобализирующемся мире должны как-то помириться, чтобы сообща свидетельствовать о единой Истине веры. Но это взгляд "отсюда – туда", который не улавливает самого феномена папства, особого статуса папы – как в прошлом, так и в настоящем.

Папство – это уникальный исторически сложившийся церковный институт, бледным аналогом которого можно считать только римского императора, предполагавшего, что он властвует над всей "ойкуменой", то есть всей "обитаемой землей". Папа же в церковном отношении (согласно католическому пониманию) властвует действительно на всем "глобусе". В духовном смысле он – абсолютный монарх, "вице-Христос", и в нем как в фокусе сходятся все "силовые линии" Единой Святой Католической и Апостольской Церкви (повторная ремарка для православных и протестантских читателей: согласно самопониманию католиков). Иными словами, папа – это "принцип" устройства Католической Церкви, та ось, вокруг которой "крутиться" вся жизнь миллионов христиан-католиков, живущих по всему миру.

Ни в каких других христианских церквах такого нет. Всё остальное христианство, включая православие, распадается на множество частей и фрагментов, на местные традиции и идеологически близкие группировки, которые потом уже, в меру осознания необходимости единства и консолидации, в той или иной форме взаимодействуют и объединяются. Именно это происходило и происходит в рамках по преимуществу протестантского экуменического движения, а также в рамках отдельных "конфессий". Конечно же, в мировом православии существует единство – в вере и таинствах, но в институциональном плане оно, особенно в последнее время, переживает, скорее, период дезорганизации. (Не говоря уже о том "альтернативном", раскольничьем православии, которое тоже существует по всему миру и в самих православных странах.)

И здесь, как представляется, обнаруживается огромный разрыв: между пониманием Папы у католиков и пониманием Папы во всем остальном мире, в том числе секулярном. В Средние века, конечно же, в Западной Европе папа был "над всеми". Сила этого "парения" отчетливо проявилась в тех муках, которые испытал Лютер, разрывая с папой. И реформация есть антипапская революция. Западный Christendom развалился, у папы отобрали часть его "канонической территории". Папство перестало быть папством в полном смысле слова. Но оно осталось папством в религиозном католическом пространстве. И остается таковым до сего дня. В этом не только особенность, но и особая сила Католической Церкви: церковное устройство там является одновременно и догматом веры. Более того, особым религиозным переживанием. Мир – един, и скрепой этого единства является папа. Он создает из дезорганизованного мира – целое. И ни в коем случае не может быть помыслен как глава только части мира (имеется в виду религиозный, но также и "христианский" мир – мир "ойкуменический").

А этот расколотый, фрагментарный мир – и политический, и религиозный – видит в римском первосвященнике только главу одной из христианских церквей, хотя бы и самой могущественной, только "религиозного деятеля мирового масштаба". Так к нему относятся протестанты, так относятся и православные, не говоря уже о секуляристах.

В особенности православные имеют для этого основания. Потому что для них епископ Рима, древнейшей и первой апостольской кафедры, – не более чем "патриарх Запада". Который отпал от единства с Востоком, так что вместе с ним отпал и весь "Запад". Отсюда и болезненная реакция православных на все попытки проникновения "армии папистов" на Восток. Отсюда и понятие о "канонической территории", в частности, РПЦ. В этом понятии присутствует как исторический, так и экуменический взгляд на Великую схизму 1054 года (то есть, мы можем признать друг друга, если возвратимся к той древности, когда папа был только патриархом Запада. Но с того времени слишком много воды утекло, и папа давно стал "патриархом вселенной".

Сегодня, в секулярную эпоху прав человека, всё, конечно, изменилось, так что православные живут и на европейском Западе, а католики – и на европейском Востоке. Мы живем в эпоху конфессионализма (без которого не может быть и экуменизма). Но если в начале этой эпохи, в период Реформации, "канонические территории" определялись светской властью, то теперь все они наложились друг на друга, потому что принцип свободы совести победил на всем пространстве "христианского мира". И вот здесь, в этом пункте, внутрицерковный статус папы как "сверх-епископа" всего мира, с одной стороны, и секулярная однородность современной "ойкумены", с другой, – вполне согласуются. Признав универсальное право на религиозную свободу (на Втором Ватиканском соборе), Католическая Церковь и папа восстановили свои религиозные притязания на весь мир как на свою "миссионерскую территорию", но теперь уже не в средневековом смысле, а в современном правовом.

Именно в этом ракурсе становится понятным конфликт РПЦ и Ватикана. РПЦ, как свидетельствует ее социальная доктрина, пока еще ставит под сомнение принцип религиозной свободы, по крайней мере, его универсальность. Для нее более высоким является принцип "канонической территории" и связанный с ним принцип этноконфессиональности, согласно которому существуют этносы и нации, традиционно принадлежащие к определенной христианской конфессии. Конечно, на индивидуальном уровне возможна "смена веры", но нормальной признается такая ситуация, когда католики, например, в России – это этнические католики, а православные, например, в Италии – это этнические православные. В соответствии с этой логикой РПЦ, например, не ратует сегодня за скорейшее создание поместной православной церкви Западной Европы (то есть на территории Римского патриархата, по древней терминологии), а предлагает создать там митрополичий округ "церквей русской традиции".

Налицо нестыковка в самом понимании ситуации (так сказать, нестыковка красного с теплым). Католики критикуют РПЦ за то, что она отождествляет церковь с культурой, а православные, в свою очередь, говорят, что церковь неотделима от культуры и католицизм на русской почве приводит к искажению культурной традиции, исторически сформированной православием, насквозь им пропитанной. Католики говорят, что в условиях свободы совести неуместно употреблять сам термин "прозелитизм", а православные им в ответ: мы живем в своей стране, и нам чужого христианства не надо (прозелитизм приобретает здесь очень широкий смысл, вплоть до того, что и навязывание т.н. "западных ценностей" – это тоже прозелитизм). В общем, национальная культура – против свободы совести.

Учитывая все эти особенности и различия двух "церковных менталитетов", становится также понятным и то, почему никакие демарши со стороны папы "не работают" на православном Востоке. Папа в буквальном смысле каялся публично за прежние, исторические, грехи Католической Церкви в отношении этого православного Востока. Он ввел в оборот образ "двух легких", которыми дышит Европа (имеются в виду западно-католическое и восточно-православное христианство; непонятно, правда, где в этой метафоре место для протестантов). Он не отказался от признания спасительности и "церковности" православия, что нашло отражение в одобренном им документе Конгрегации вероучения Dominus Iesus (2000), который многие оценили как отступление от экуменической позиции Второго Ватиканского собора (см. мою статью: Александр Кырлежев. Вопрос о границах Церкви в новейших документах Римско-Католической и Русской Православной Церквей. //"Новая Европа", №14, 2001). Он неоднократно подчеркивал значимость духовного предания православного Востока, обращаться к которому рекомендовал и католикам. Он, наконец, занимает жесткую позицию по вопросам половой морали, евтаназии, женского священства и др., которая может только приветствоваться православными (как традиционалистами).

И все это не имело никакого успеха у большинства православных. Почему? Да потому, что в данном случае сталкиваются две "целых величины", два "космоса", по определению взаимоисключающих друг друга. (То же самое происходит с христианством и исламом в "исламском мире".) С одной стороны – католическая вселенная, возглавляемая папой, с другой – вселенское православие. У последнего нет одного институционального возглавителя, и потому в плане своей "субъектности" оно проигрывает католикам. Но оно и позиционирует себя не как организацию, а как "общину верных". А в такой общине – главное верность, а не структурность.

Резюмируя эти рассуждения, можно сказать, что отношения католиков и православных сегодня действительно находятся в фазе серьезного кризиса. Это кризис идентичностей. "Два медведя в одной берлоге не живут", как любил говорить покойный генерал Лебедь. То есть, пока и те, и другие будут рассматривать мир как "одну берлогу", договориться они не смогут. И никакие секулярно-либеральные радетели христианского единства в безбожном мире им не помогут.

И поэтому в обозримом будущем никак невозможен визит никакого римского понтифика в Россию. И совсем не потому, что "обострились отношения", что греко-католики "разгромили несколько епархий РПЦ на Западной Украине", что Ватикан "поделил Россию" (а затем и Казахстан) на католические округа и т.п. РПЦ не может допустить, чтобы Папа Римский ступил на московско-российскую землю потому, что это будет означать (скажем так, в массовом религиозном сознании), что он включил Россию и российское православие в свою "мистическую юрисдикцию". В данном случае понимание этого события и у католиков, и у православных – совпадают (хотя это, да простят меня читатели, coincidentia oppositorum, если использовать известное выражение кардинала Николая Кузанского, то есть "совпадение противоположностей"). Иначе говоря, одни этого события желают, а другие ему всячески препятствуют – по одним и тем же причинам.

Потому что (да возрадуются наши православные фундаменталисты-изоляционисты) именно Россия сегодня остается в мире религиозно-культурно-политическим "оплотом" православия. В этой связи интересно сравнить проект папского визита в Москву и его уже имевшие место визиты в православные страны (Грецию, Румынию, Болгарию, Грузию). Кажется, какая разница? Ведь если столько стран уже, так сказать, "опапились", то и православие в целом уже, так сказать, "оскоромилось". Однако, разница – существенная. Потому что в этих "малых странах" (да простят меня граждане и народы этих стран) глава "католического космоса" и не мог претендовать на масштабное "завоевание" (по крайней мере, внимания их граждан, но и внимания всего мира). Папа там присутствовал как президент великой державы, посетивший одну из областей другой великой державы (в данном случае – православного Востока в целом). Но совсем другое дело Россия, этот камень преткновения для "нового мирового порядка" (опять жду аплодисментов от православных фундаменталистов-антиглобалистов). Сегодня папа Римский в России – это, пусть даже доброжелательная и полная христианской любви, но победа Рима первого над Римом третьим (наследником Рима второго). Потому что любовь – это дело личное, она происходит между людьми, а организации и структуры (даже и церковные) любить, что называется, не могут.

Другими словами, если католический Рим стремится к диалогу с православием, к уважительному общению, взаимопризнанию "двух легких" европейского христианства, к братским и сестринским отношениям и совместному христианскому свидетельству в "безбожном" секулярном мире, он должен – по логике вещей – держать дистанцию. В том числе и пространственную. И отказаться от идеи заехать на колеснице верховного понтифика на территорию (а тем более в столицу) "православного оплота".

А теперь подпустим либерализма, экуменизма и глобализма. В глобальном мире нельзя мыслить только категориями "канонических территорий", нельзя разговаривать на языке "берлог" (все равно придут люди в масках и выкурят, и берлогу отберут). В мире действительно "ойкуменическом" (весь мир – обитаемая земля) бессмысленно бодание двух христианских "космосов", лидеры которых зациклены на своей корпоративности, оправданием которой они считают древность "своего бизнеса". В либеральной парадигме, которая так или иначе завоевывает весь мир, глупо противопоставлять национальную культуру – универсальным правам человека. Гораздо логичнее, исходя из прав человека (которые – не только индивидуальные, но и групповые), защищать культуру как надындивидуальную ценность. Это не только эффективно, но и правильно потому, что "отдельная личность" (пресловутый западный индивидуум) может и задыхаться в "культурной групповухе". А нужно соблюсти баланс между общим и частным. И здесь т.н. либеральные ценности вкупе и во взаимодействии с ценностями культурно-религиозными могут дать положительный – для каждого отдельного человека – эффект.

Опять другими словами: католикам и православным, а также иным христианам, как ни крути, придется искать "трудные пути" взаимопонимания и взаимодействия. Таков политический императив – если понимать политику в широком смысле как способность разных жить вместе. Из этого исходит и российское государственное руководство, настаивающее (пусть мягко) на полезности визита Папы Римского в Москву. И это очень важно – потому что в данном случае политическое руководство страны ставит "национальную" церковь перед необходимостью разрешить, так сказать, неразрешимую для нее задачу. Нет, не одобрения визита нынешнего папы в Россию – это частность. Задача в том, чтобы РПЦ взяла на себя ответственность за проведение, так сказать, духовной политики, соответствующей интересам Российского государства и общества. Чтобы РПЦ поняла, что от стратегии самозащиты (очень слабая, "местечковая" позиция для великой церкви великой страны) пора уже перейти к наступательной стратегии участия, солидарности, инициации новых решений, оригинальных реакций на вызовы современного мира.

А папе Иоанну Павлу II можно пожелать только того, что христиане желают друг другу: чтобы он донес свой тяжелый крест до конца, не погрешив против воли Божией. Потому что Бог судит не политику, а помышления сердечные. Потому что нынешний папа – не только "функционер", но и христианин. И есть основания для того, чтобы сказать, что Иоанн Павел Второй – великий христианин в расхристанном, расколотом мире.