[Гласность] Лапшин

ЖИЗНЬ КАК ДОРОГА К МЕЧТЕ

Человек-коллектив-Общество

Виктор Розанов

ЖИЗНЬ КАК ДОРОГА К МЕЧТЕ

(Очерк о жизни главного редактора звукового общественно-

политического и литературно-художественного журнала

<Диалог> Всероссийского общества слепых, члена Союза

Журналистов, писателя Александра Ивановича Лапшина).

Отец будущего литератора, Иван Филиппович, в юности жил в Саратовской области,
работал механизатором, женился на односельчанке Клавдии Маркеловне. А в 1925

либо в 26-ом году он с молодой женой поехал в Среднюю Азию - на выращивание хлопчатника
по оргнабору. Сначала они жили в Таджикистане, потом их перебросили

налаживать сельское хозяйство в Туркмении. Потом они перебрались в Узбекистан.

Каждый год в семье рождались дети, но, то ли от страшной жары, то ли от царящей
вокруг антисанитарии и бытовой неустроенности, все они умирали. Так и пятый

родившийся ребенок стал чахнуть. Заметив это, Клавдия Маркеловна стала настаивать
на переезде - в надежде спасти сына. И Иван Филиппович, несмотря на то,

что в Узбекистане он неплохо зарабатывал, да и продукты здесь были очень дешевыми,
согласился с доводами жены. Встал вопрос: куда ехать? Оказалось, что

один из друзей Ивана Филипповича тоже переселился из Средней Азии. На Алтай,
только не в предгорья, а в степную его часть. Лапшин написал другу, тот ответил,

мол, места здесь замечательные, и предложил тоже перебираться на Алтай. А тут
еще выяснилось, что дальние родственники семьи тоже жили на Алтае, в районе

села Хутора на берегу Катуни. Так все и было решено: Лапшины решили перебраться
на Алтай, но не к родственникам, которых Иван Филиппович знал плохо, а

куда-нибудь неподалеку - нужна же была хоть какая-то привязка к местности:

Так в 34-ом году семья Лапшиных приехала на Алтай, где вовсю создавались колхозы,
и опытные механизаторы были, как говорится, на вес золота. В районе, куда

перебрались Лапшины, к тому времени было создано две Машинотракторные станции.
Ивана Филипповича назначили руководить одной из них. Она располагалась в

деревне Сетовка. В общем, все сложилось довольно хорошо. А главное - сын Лапшиных
Юра остался жив! А на Алтае в семье появились еще дети: родился второй

брат - Миша, а через три года, в 1937 году - Саша. Позже в семье Лапшиных родились
еще трое детей.

Неподалеку от Сетовки находился райцентр. Располагался он в селе, которое сейчас
называется <Советское>, а в то время оно называлось <Грязнуха>. Название

это произошло от берущей начало в окрестных болотах речки Грязнушки, протекавшей
по краю села. Поэтому, несмотря на то, что село было аккуратным и достаточно

чистым, у него было такое непривлекательное название. Там, в райцентре, решили
создать зональную МТС. Предполагалось оснастить ее современным оборудованием

для проведения всех видов ремонта сельхозтехники, а, главное, собрать в ней хорошие
кадры. Ивану Филипповичу предложили поехать туда и возглавить ремонтный

цех. Так что вскоре после рождения третьего сына семья, не успев как следует
обжиться в Сетовке, снова переезжает.

Для машинотракторной мастерской было построено длинное и очень высокое кирпичное
здание, в которое спокойно закатывались комбайны. Там были столярный, слесарный

и токарный цеха. Энергию давала своя электростанция, сделанная из мотора, снятого
с трактора <СТЗ>. К нему был подключен достаточно мощный генератор, который

обеспечивал электричеством все село. Даже на улице были столбы освещения. В Грязнухе
была средняя школа, неплохо оборудованная больница, большой Дом культуры

с богатой библиотекой: Даже радиоузел работал! Во всех домах были тарелки громкоговорителей,
да и на улице день и ночь вещало радио. Дома были высокие,

просторные, в каждом русская печка.

Места эти еще с царских времен были ссыльнопоселенческими. Такими же они оставались
и до Великой отечественной войны. Среди ссыльных часто встречались люди

образованные, представители разных необходимых на селе профессий: врачи, учителя,
техники:

Жизнь в селе протекала размеренно. Глава семьи был человеком довольно строгим
и неразговорчивым, а матери в заботах о хозяйстве тоже особо некогда было

развлекать детей. Так что скучновато жилось бы детишкам Лапшиных, если бы не
брат Миша. Он был, что называется, заводила. Люди тянулись к нему. И не только

ребята - взрослые тоже заходили к Мише. В доме Лапшиных велись интересные разговоры
о крупных городах: Москве, Ленинграде, Харькове. Так, будучи еще совсем

маленьким, Саша узнал, что жизнь не ограничивается родным селом и его окрестностями.
Есть еще большой мир, который находится далеко-далеко, а в нем очень

много разного, сложного и интересного.

Однажды, когда пятилетний Саша гулял, раздался выстрел, на всю жизнь сделавший
его слепым. Но живой и любознательный мальчуган не потерял вкуса к жизни.

Дома было радио, дома был Миша, и была Галя - младшая сестра, родившаяся в 1941
году. Когда она подросла и выучилась читать, Саша начал ее, по его собственным

словам, <нещадно эксплуатировать> - заставлял читать ему вслух. Сначала она читала
по складам, но скоро уже бойко проговаривала тексты. Так что это была

<развивающая эксплуатация>, о чем она в дальнейшем не раз, смеясь, говорила брату.
Была у Гали хорошая подруга - соседка Нина. Саша и ее приспособил к

делу. Девочки читали ему по очереди и гуляли вместе с ним. Хотя мальчик и сам
неплохо ориентировался. А уж свой край села он знал на зубок: каждую канавку,

каждый бугорок, речку и ягодники за речкой:

<Было мне лет 8, - вспоминает Александр Иванович, - когда Миша прочитал мне <Робинзона

которая называлась <Алтайские Робинзоны>. Там речь шла о двух мальчишках, которые
летом заблудились в нашей алтайской горной тайге. В книге описывалось,

как они себе еду находили, описывались животные и природа горного Алтая. И вот
тогда я впервые подумал, что, оказывается, писать можно не только о каких-то

неведомых океанских островах, но и о том, что происходит в нашем селе или где-то
рядом. И это тоже будет интересно>. Тогда у мальчика и появилась мечта:

стать писателем. И, как мы знаем, ему удалось претворить ее в жизнь. Это большое
счастье!

***

Саше уже перевалило за 10, а он всё ещё сидел дома. Почему же родители не отдавали
мальчика учиться, хотя знали об интернатах для слепых детей? Дело в том,

что когда Клавдия Маркеловна пошла в районо, чтобы записать сына в школу-интернат,
сотрудница-доброхотка сказала ей, что была в этой школе, а там, мол,

дети на зверенышей похожи - вечно голодные, оборванные: Дескать, видела, как
вынесли противень с кусками нарезанной свеклы, и ребята буквально набросились

на нее, толкаясь и вырывая друг у друга куски.

Рассказывая это дома, Клавдия Маркеловна плакала. Как же отдать сына-кровиночку
в этакий зверинец?! Пусть хоть немножечко подрастет: И время шло. Родители

всячески оттягивали расставание: <Ладно, уж сейчас не поедем, а на будущий год
обязательно>. В конце концов, уже в 49 году, старший брат Миша по своей

инициативе (ему было тогда уже почти пятнадцать лет) съездил в Соколово, посмотрел
на школу-интернат, на детей. Как они живут, чем питаются. Дети в интернате

вовсе не показались ему такими дикими, как говорила так напугавшая мать сотрудница
из районо. Успокоенный, он поговорил с воспитательницей. Оказалось,

что для поступления надо просто взять путевку в крайоно и привезти метрики. Миша
сам съездил в Барнаул в краевой отдел народного образования и взял путевку

для брата. И в конце августа мать с МТСовским водителем повезла двенадцатилетнего
сына в школу. При, казалось бы, небольшом расстоянии это была целая проблема.

Нужно было доехать до Бийска - это всего 35 км. Но путь преграждали две реки.
Через Катунь была паромная переправа. Это долгое дело. А потом еще надо было

перебраться через Бию, но там был наплавной мост, так что это было скорее. Но
потом еще 30 км проселками. А водитель знал направление только примерно.

Но,в конце концов, с горем пополам мать и сын добрались до школы. Клавдия Маркеловна
там ходила часа три, всё подробно осмотрела и, успокоенная, пустилась

в обратную дорогу: А вот Саша наоборот сильно встревожился. Впрочем, подробно
о поступлении Александра в школу можно прочесть в его рассказе <Большая шоколадная

конфета>.

<В школе мне страшно не понравилось>, - пишет Александр Иванович. - <А больше
всего мне не понравились брайлевские точки, потому что они напоминали мне

грязноватое вареное пшено, рассыпанное по бумаге. Было противно даже к этому
прикасаться. Все время хотелось вымыть руки. Да и потом, это же никакие не

буквы! Это что-то непонятное. Не хочу! Не хочу я этому обучаться!! Не надо мне
ни школы, ни грамотности, ни письма - все равно это не письмо>.

Словом, занятия начались, а Саша не учится и на уроках не отвечает. Даже письмо
домой отправил, написанное под диктовку старшеклассницей, чтобы приехали

и забрали его. Так прошел месяц. А потом мальчик рассудил, что стать писателем,
не зная букв и не умея собственно что-либо написать, не получится. Вскоре,

сильно встревоженная письмом, приехала мать, но Саша как мог ее успокоил и начал
учиться.

Учеба давалась способному парню легко. А вот любимого предмета у него не было.
Даже литература, которая нравилась сама по себе, любимой дисциплиной не была.

Ведь в школе делают упор на историю создания и разбор литературного произведения.
Что детям обычно не слишком-то интересно.

***

Летом 51-го года на Алтае было впервые проведено первенство края по футболу.
Сборная родного села Саши Лапшина играла со сборной соседнего района. Готовились

к этому событию всем миром. Наконец настал день игры. Приезжие футболисты были
одеты в форму, да еще и были в бутсах, а местные игроки - в <семейных> трусах

и босые. Посыпались насмешки. И этот матч для местных голоногих спортсменов стал
своего рода сражением - не только футбольным, но и за честь и достоинство

родного села. Взрослые пытались остудить ребят, мол, это же просто игра. Но куда
там! Азартные игроки не обращали внимания на царапины и ушибы. В общем,

два мяча босоногие все-таки забили.

Вот этот футбольный матч и описал юный Лапшин. Сестра Галя отнесла заметку в
редакцию газеты <Колхозная правда>. Сотрудники удивились, что слепой мальчик

так хорошо прочувствовал динамику состязания, и, кое-что подправив, заметку напечатали.
Так у Саши появилась первая публикация. Одноклассники отнеслись

к этому равнодушно, а вот у некоторых взрослых это вызвало зависть и раздражение,
среди них была и учительница по русскому. Ее откровенно злило, что мальчик

собирается стать писателем и все время что-то сочиняет. Да плюс к тому, он значительно
выделялся среди остальных ребят своей начитанностью, знанием географии

и политики. В общем, <смел свое суждение иметь>.

Перед окончанием 6-го класса, старший брат договорился о Сашином переводе в Болшево.
Ведь в Соколово была неполная средняя школа - то есть семилетка. А

способному мальчику хотелось, конечно, продолжать образование. Для перевода требовалась
характеристика. Классная руководительница - та самая учительница

русского - ее написала. Да какую! Потом Лапшин часто думал: <Для чего она эта
сделала? Сколько же надо было злобы иметь, чтобы написать ребенку характеристику,

которая закрывала перед ним все двери?!> Хорошо, что брат прочитал эту бумажку
перед тем как отнести ее в школу. И тут же порвал на мелкие кусочки.

***

Ранним утром 31 августа 54-го года Александр Лапшин с братом приехал в Москву.
Метро уже работало, и братья отправились в общежитие Института международных

отношений, где учился Миша. Первый раз в жизни Саша попал в метро. Эскалатора
он не испугался, но определенное напряжение, конечно, испытывал. Как вступить

на него, как сойти, как войти в поезд? Хорошо, что рядом был старший брат!

У Саши было странное ощущение: не сон ли все это? Ведь до этого шум поездов метро
Александр слышал только по радио. И вот он сам здесь - в Москве, спустился

в метро, идет по станции <Комсомольская>, едет до <Охотного ряда> и поднимается
на улицу Горького - главную улицу Москвы: Это было непередаваемо!

***

Болшевская школа располагалась в бывшем имении водочного короля Смирнова. Кроме
основного двухэтажного дома там были всякие вспомогательные постройки. Даже

большая конюшня. Напротив - только улочку мощёную перейти - Дом творчества кино,
речка Клязьма. Неподалеку дача Маршака, а прямо рядом со школой - дом

балетного училища Большого театра. Будущие балерины часто заводили пластинки,
и через открытые окна весной доносилась до воспитанников интерната прекрасная

музыка. Ребята любили расположиться в саду на траве и слушать классические мелодии
и модные вещицы. Иногда, если что-то особенно нравилось, кричали: <Еще,

еще раз>. И танцовщицы, смеясь, ставили пластинку <на бис>. А еще школе в наследство
остался просто огромный сад. Яблони, груши, вишни: Замечательное место!

В 53-ем году, осенью, двухэтажный дом сгорел. Школа временно закрылась, и дети
разъехались кто куда. После ремонта начали комплектовать седьмой класс, а

народу не хватает. Тут-то, 1 сентября 1954 года, и появился Саша Лапшин. И педагоги
не сильно интересовались <пропавшей> характеристикой. Приехал ребенок,

и отлично!

В Болшевской школе всё на первых порах было довольно чуждо юноше. Кроме, пожалуй,
ранеток, росших вдоль аллеи сада. Они были нестерпимо кислые, но ему это

даже нравилось. С тех пор Александр Иванович любит кислые фрукты. Даже лимоны
ест без сахара.

Представления о столице СССР были у юного провинциала возвышенные. Кремль, улица
Горького, Большой театр, Малый театр - все это на Алтае звучало для него

как <прекрасное Далёко>. Да и само слово <Москва> обозначало нечто великое, почти
святое. Поэтому бытовое отношение сверстников к символу государства его

оскорбляло и обижало. Долгое время Лапшин не мог с этим примириться. Потом-то,
конечно, привык. Но было это намного позже.

Вообще, здесь пришлось менять очень многие привычки. Саша, как любой сибирский
мальчишка, говорил очень быстро, вставляя в речь массу диалектных слов, так

что местные порой ничего не понимали. Отвечает Лапшин урок, а ему: <Помедленней,
Саш, помедленней и почетче>. И весь класс покатывается от хохота:

Но были у Александра и приятные открытия. Второго сентября, когда воспитанники
пришли на завтрак, им налили в кружки такое, чего до этого юный алтаец никогда

в жизни не пробовал. Оказалось, что сей дивный напиток - кофе с молоком. Это
было необыкновенно вкусно! С того времени кофе с молоком - любимый напиток

Александра Ивановича.

***

В школе Александр сразу вошел в состав редколлегии, и практически одновременно
его избрали секретарем комсомольской организации. Наивный юноша полагал,

что ему оказали высокое доверие, но вскоре узнал, что остальные ребята от этой
чести всячески отказывались. Так впервые в жизни Лапшин столкнулся с тем,

что многие сторонятся общественной работы. Это было для него дико, ведь участие
в общественной жизни, считал он, это и есть одно из основных проявлений

человеческой сущности.

Занимаясь школьной газетой, Лапшин подметил странную особенность: даже члены
редколлегии иной раз не умели грамотно построить фразу. Это было для него еще

одним открытием. Как же так: русские люди не могут грамотно выразить мысль на
родном языке? Впервые Александр столкнулся с этим еще на Алтае, в Соколовской

школе, но там он считал, дескать, глубинка, подготовка не та, да и начальные
классы. Здесь же были уже старшеклассники, а главное - рядом Москва. В столице,

по мнению юноши, безграмотности быть не могло просто по определению. Но жизнь
оказалась далека от возвышенных идеалов:И Александр задался вопросом: как

же он будет при поступлении в институт сдавать русский язык, если в школе все
пишут безграмотно, и все время в основном уходит именно на разбор глупых

подчас ошибок, а до разбора предложения дело даже и не доходит?! И Саша стал
активно заниматься самостоятельно. Сам себе придумывал упражнения, занимался

разбором слов и предложений.

***

Но школьная жизнь, учеба и дополнительные занятия не мешали Саше заниматься
литературным творчеством. Шефом Болшевской школы был Северный флот, и Лапшин

написал большую заметку о шефах. Ее опубликовали во флотской газете. За нее молодой
журналист получил свой первый гонорар - 119 рублей. Для школьника это

были большие деньги. Саша покупал на них сгущенку, к которой неравнодушен до
сих пор.

Несколько материалов он послал в газету <Сталинская смена>, которая с 56-го года
стала называться <Молодежь Алтая>. В общем, к окончанию школы у Лапшина

набралось довольно много публикаций. К сожалению, это продолжало вызывать резко
отрицательное отношение преподавателей.

В 59-ом году Александр учился в выпускном, одиннадцатом, классе. Тогда же его
избрали председателем первичной организации, а заодно и делегатом областной

конференции.

Но, несмотря на успехи в образовании, творчестве и общественной работе, Лапшин
жил, учился и трудился, что называется, на птичьих правах. Нужна была прописка,

а ее не было. Паспорт Саша получил еще на Алтае. Но поставив штамп о прописке,
его тут же и выписали, ведь он уехал в Москву. А в Болшево прописать забыли.

А раз нет прописки, то нет и группы инвалидности, так как ВТЭК пройти можно только
по месту прописки. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не

новый директор Михаил Ильич Мочалов. Это был молодой, энергичный бывший офицер,
летчик-штурмовик, Герой Советского союза. Он преподавал в Болшевской школе

географию. Сейчас в школе в честь Мочаловаоткрыта мемориальная доска. Так вот,
как-то Михаил Ильич подошел к Саше и начал расспрашивать его о планах на

будущее. И вскоре после этой беседы Лапшина прописали, и он очень быстро прошел
ВТЭК.

***

Наконец, школа была закончена. Однако Лапшин не стал сразу поступать в институт,
так как на творческий конкурс надо было сдать большую подборку стихов,

либо повесть, либо несколько рассказов, либо многоактную пьесу. А у Александра
не было ничего, кроме подражательных стихов.

Он решил поработать год на Ступинском УПП ВОС. Директор УПП Александр Андреевич
Бадяев - инвалид войны, член президиума областной организации - знал Лапшина,

они встречались с ним в правлении и на совещаниях. И вот Лапшин в кабинете своего
будущего начальника. Директор принял его очень хорошо и двадцатидвухлетний

Александр Лапшин был принят на УПП сборщиком. Работа была однообразной и не мешала
размышлениям. А мысли вертелись, конечно же, вокруг того произведения,

которое предстояло написать и сдать на творческий конкурс.

Наконец в декабре сюжет многоактной пьесы с двенадцатью действующими лицами был
придуман. Действие происходит на Алтае. Герой - талантливый молодой человек

- собирается ехать в Москву, поступать в театральный вуз. Он замечательно выступает
в драмкружке районного дома культуры, и все пророчат ему большое будущее.

Кружком руководит эвакуированная актриса. Она предлагает юноше зайти в Москве
к ее знакомым, которые могут помочь ему с поступлением. Заодно она рассказывает

историю, которая кажется молодому человеку сомнительной. Перед отъездом она,
оказывается, поссорилась со своими друзьями. Зачем же тогда она посылает его

к ним? Юноша начинает размышлять и ловит себя на мысли, что вообще не знает,
кто такая эта актриса. У него, вчерашнего школьника, в жизни таких загадок

еще не было. Так как же ему поступить?..

Лапшин начинает воплощать свой замысел в действительность, но тут же сталкивается
с чисто бытовыми трудностями: а, собственно, когда и где ему писать свою

пьесу? В комнате общежития УПП вместе с ним жили еще двое рабочих - вечером они
хотят отдохнуть, иной раз поговорить с кем-то, что-то обсудить: Значит,

и Александр мешает соседям, да и они ему. Пробовал Саша писать ночью - опять
неудобно получается, ведь письмо по брайлю - это постоянный стук. Что делать?

Хорошо, он вспомнил о Дворце культуры Ступинского металлургического комбината,
расположенном в центре города. Там была библиотека с читальным залом. Весь

январь и февраль после работы Александр приходил туда и писал. В последний день
февраля 60-го года он поставил заключительную точку. Пьеса окончена. Объем

получился колоссальный - несколько сотен брайлевских листочков. Библиотекарша
подарила автору маленький фибровый чемоданчик, и новоиспеченный драматург

с трудом запихнул в него рукопись.

Но тут же возник новый вопрос: как конкурсная комиссия сможет прочесть написанную
брайлем рукопись? Выходит, нужно, чтобы кто-то под диктовку перепечатал

ее в плоском виде?

В те времена по справочному телефону <09> можно было узнать номер любой знаменитости.
Так Лапшин узнал телефон известнейшего в ту пору драматурга Виктора

Сергеевича Розова, спектакли по пьесам которого шли с большим успехом во всех
театрах страны. Молодой человек крутил диск телефонного аппарата с замиранием

сердца. Трубку взял сам Розов. Александр представился и сказал, что написал для
творческого конкурса в Литинститут пьесу, объяснил, что он незрячий, поэтому

текст написан брайлевским шрифтом. Известный драматург отнесся к проблеме с пониманием
и предложил встретиться в институте, где он будет вести семинар,

после которого Розов послушает авторскую читку Александра. Лапшин отпросился
с работы и в назначенный день поехал в Москву.

***

Тогда, в 60-е, Москва была совсем другой. Даже незрячий мог без посторонней помощи
перейти улицу Горького. Александр так и сделал, а потом пошел вдоль Тверского

бульвара к Арбату. Справа зачирикали воробьи - похоже на институтский скверик.
Лапшин вошел в ворота. С восьми лет мечтал он об этом, и вот, наконец, мечта

сбывалась!

В аудитории Александр положил перед собой чемоданчик и затаился, как мышь. Ему
вновь казалось, что все это происходит с ним во сне. Потом раздался звонок,

аудитория заполнилась народом, послышались слегка прихрамывающие шаги: Это вошел
Виктор Сергеевич Розов. Он подошел к Лапшину и поинтересовался: <Пьесу

принесли>? <Да>. <Потом почитаете>. И начался семинар.

Когда студенты ушли, Розов попросил Александра почитать пьесу. Тот открыл чемоданчик
и вытащил кипу листков. Драматург удивился: <Так много?!> Пришлось

объяснять, что это не столь много, сколько громоздко. Началась читка, но вскоре
Виктор Сергеевич прервал ее и предложил юноше подняться на кафедру творчеств,

чтобы Лапшину выделили машинистку.

Прощаясь, Виктор Сергеевич сказал: <Саша, если ты действительно хочешь к нам
поступить, во-первых, бывай на всех семинарах, и, во-вторых, как можно чаще

ходи в театр>. Объяснять, что все это затруднительно, ведь он работает в ста
километрах от Москвы, Лапшин не стал: приказы начальства, как говорится, не

обсуждаются!

***

Машинистка Катя провела Александра через несколько комнат, и они оказались в
гостиной. Пока готовились к работе, Катя рассказывала о себе, а Лапшин, который

до этого ничего никому не диктовал, за исключением коротеньких заметок сестре,
мечтал, что, может быть, с маха надиктует ей всю пьесу. Однако за несколько

часов удалось напечатать всего страниц 5-6: Начиная с этого дня, дважды в неделю
- по вторникам и четвергам - Лапшин приезжал в Москву на семинары, а потом

диктовал Кате пьесу. На предприятии приходилось еженедельно отпрашиваться, и
начались проблемы: <Что это за работник, который по два раза в неделю не выходит?!>

В то время субботы тоже были рабочими днями. По субботам после работы Александр
опять ехал в Москву и шёл в какой-нибудь театр. Розов дал ему документ на

получение контрамарки. После спектакля ехать в Ступино было поздновато, и Лапшин
ночевал на вокзале. К одиннадцати утра он снова отправлялся в театр -

на утренний спектакль. Если пьеса была неинтересной, Александр засыпал. После
спектакля он где-нибудь ел и дожидался вечернего спектакля. Потом опять зал

ожидания, и ранним утром <театрал> возвращался в Ступино.

Вскоре он решил переселиться поближе к Москве, ведь при такой жизни никакого
здоровья не хватит! Александр устаивается штамповщиком на КалининградскоеУПП,

которое теперь - после ряда преобразований - стало вторым производством <Кунцево-Электро>,
и перебирается в общежитие в Валентиновке. Добираться до Москвы

стало не в пример легче. А через полгода, летом 1960, пришла пора сдавать вступительные
экзамены. Для подготовки к ответам на билет Лапшина провожали в

свободную аудиторию, где секретарь приемной комиссии читала ему вопросы, а он,
готовясь к ответу, не отвлекал остальных абитуриентов стуком. Все экзамены

были сданы на <отлично>. Оставалось дождаться официального уведомления о зачислении,
но вместо него он получил письмо с приглашением к ректору. Во время

беседы ректор предложил Лапшину зачислить его на заочное отделение, ссылаясь
на перегруженность очного и трудности учебы на дневном. Да еще, в случае согласия,

обещал выплачивать Александру из лит. фонда стипендию. Лапшин рассудил, что деньги
лишними не бывают. К тому же, учась на дневном, ему придется расстаться

с работой. А там зарплата, пусть и небольшая, но все-таки раза в два больше стипендии.
Да и занятия на дневном с ежедневными посещениями юношу не особенно

прельщали. Подумав, Лапшин согласился быть зачисленным на заочное. Так он стал
студентом отделения драматургии Литературного института имени Горького при

Союзе писателей СССР.

Официально заочники должны были приезжать в институт два раза в год. Но среди
них было много москвичей или живущих неподалеку от Москвы, так что на деле

собирались студенты довольно часто. Да к тому же Лапшин привык посещать творческие
семинары, руководили которыми Розов и Вишневская. Кроме того, много

времени проводил он в читальном зале библиотеки для слепых, которая располагалась
тогда на Валовой улице.

***

С самого начала Александр Иванович Лапшин определил для себя, что будет писать
на достаточно специфическую тему - о жизни слепых и об их психологии. Одни

говорили, что это неплохо, другие, что это неинтересно и скучно. Так или иначе,
но это не публиковали. Так что в <большую литературу> Лапшин так и не попал.

В 64-ом году надо было писать дипломную работу: повесть, сценарий, пьесу, большой
сборник рассказов или стихов. У Лапшина работа уже была готова, так как

еще в конце 63-го года он написал киносценарий о незрячих старшеклассниках -
<Затянувшееся детство>. Розову и Вишневской он очень понравился. Тогда у Розова

была тесная связь с кинорежиссером Михаилом Константиновичем Калатозовым, снявшим
<Летят журавли>, <Неотправленные письма> и другие известные картины.

Виктор Сергеевич показал ему сценарий Лапшина. Калатозов наговорил кучу комплиментов,
но сделал при этом и несколько замечаний, да таких, что сценарий

пришлось переписывать раз пять. А пока шла доработка сценария, дружба Розова
с Калатозовым оборвалась. Но это же Розов! У него были хорошие отношения и

с другими кинорежиссерами, в частности с Яковом Сегелем, поставившим <Течет Волга>,
<Первый день мира> и <Прощайте голуби>. Сегель сценарием заинтересовался,

и за дипломную работу Лапшину поставили <пятерку>.

Однако спустя какое-то время Сегель позвонил Лапшину и предложил встретиться.
Яков Александрович вернул сценарий и, немного стесняясь, поведал, что киношное

начальство заявило: <В нашей стране слепых нет>. На этом все киношные хлопоты
Лапшина закончились.

***

Еще до окончания института Александр женился. Денег молодой семье не хватало,
но спасибо Розову - он снова помог своему питомцу. Начиная с февраля, в приемную

комиссию Литинститута поступает огромное количество работ на творческий конкурс.
Их нужно прочитать и сделать первичный отсев. Виктор Сергеевич устроил

своего бывшего студента в группу, которая этим занималась, и Лапшин начал писать
отзывы. Жена его, которая одно время работала машинисткой, перепечатывала

их. Первое, что молодые купили на этот приработок, была пишущая машинка - необходимый
рабочий инструмент.

После окончания института Лапшин перешел с Калининградского УПП на московское
?11, которое сейчас называется <Кунцево-Электро>, и стал довольно много писать

для журнала <Наша жизнь>. Через два года ему дали двухкомнатную квартиру в Кунцево,
куда они с супругой и переехали. Была еще и вторая работа, которую

Лапшин получил также благодаря содействию Литинститута. При Союзе писателей проводилась
так называемая литературная консультация, туда и взяли Лапшина

консультантом. В творческий союз приходило большое количество литературных произведений.
Их надо было прочитать, а затем подготовить обстоятельную рецензию

страниц этак на 7-8: что улучшить, что усилить, а что и вовсе убрать. Этим Александр
занимался пять лет, пока не вышел конфуз. Дали ему на рецензию пьесу

Василия Аксенова, не сказав, кто автор. Рецензия вышла довольно резкой. После
этого Лапшин приработка лишился:

Заработок на предприятии был небольшой, работа муторная, однообразная. Зато она
не мешала мыслительному процессу. Тюкаешь изделия и обдумываешь что-то свое.

Потом, году в 68-ом, Лапшину предложили вести в библиотеке при УПП ?11 литературный
кружок и даже немного за это приплачивали. Как-то неожиданно у кружковцев

возникла идея делать из своих стихов композиции и записывать их на пленку. Радистом
на предприятии работал бывший сотрудник одного из московских театров.

Он с интересом взялся за это дело. Так энтузитасты начали выпускать поэтический
журнал. Инициатива эта была встречена очень хорошо. Через какое-то время

кружковцев попросили выпускать подобный звуковой журнал к праздникам, чтобы в
нем говорилось о работе предприятия, об интересных людях: Со временем пожеланий

становилось все больше и больше, соответственно, появлялись новые рубрики. Подготовка
номеров стала отвлекать Лапшина от основной работы. А ведь за эту

работу ему никто ничего не платил, хотя времени она занимала порядочно. В общем,
в какой-то момент Александр делать журнал перестал.

Но об этом первом звуковом журнале, оказывается, знало и помнило руководство
Московской городской организации. В начале 74-го года Лапшину позвонил тогдашний

зам. председателя МГО Василий Иванович Иванов. Он предложил Александру Ивановичу
выпускать звуковой журнал уже профессионально и в рамках всей Московской

организации ВОС. Рассказывать о работе, о людях, о проблемах: Первый звуковой
журнал назывался <Маяк>. Время звучания было два часа.

***

Время шло. Лапшин набирался опыта в гибкой работе главного редактора. Только
время от времени ему меняли должности. Ведь официального разрешения на выпуск

журнала не было, так что он выходил с негласного одобрения МГК КПСС, что называется
полулегально. Вот и Александр Иванович назывался то ведущим литературного

кружка, то художественным руководителем чего-то малопонятного: В конце концов,
Лапшина сделали техническим редактором студии звукозаписи. А через какое-то

время Лапшин перешел в штат правления МГО.

Задолго до этого Александр Иванович Лапшин стал добиваться выпуска звукового
журнала уже для всего Общества. Ведь хорошо читать по брайлю могут не все,

поэтому журнал в звуковом формате для слепых наиболее оптимален. Слепой хорошо
различает все оттенки голоса, и не использовать этот информационный момент

даже немного странно. Об этом Лапшин твердил всем. Сотрудники ЦП пугали Александра
Ивановича организационными сложностями. Ведь на выпуск нового журнала

требуется разрешение ЦК КПСС, а перед этим следует пройти множество согласований
в различных бюрократических инстанциях. Так разговоры шли, а активных

действий не наблюдалось. Наконец, в апреле 86-го года директором комплекса <Логос>
назначили Владислава Сергеевича Степанова, который был активным сторонником

звукового журнала. А в сентябре того же года сменилось руководство Общества,
и заместителем председателя ЦП был избран Олег Тимофеевич Муравьев, который

тоже был горячим сторонником звукового издания. И чуть более года спустя, в ноябре
87-го года, наконец-то было принято решение о создании всероссийского

звукового журнала. Долго думали, как его назвать. В конце концов, придумали:
<Диалог>. Ведь действительно между журналистом и интересным собеседником происходит

диалог, и вопросы квалифицированного журналиста, его комментарии подчас имеют
не меньшее значение, чем слова его гостя-интервьюируемого. Лишь чуть переиначивая

известное выражение, в диалоге рождается истина.

Руководство ВОС направило заявку на создание журнала <Диалог> в ЦК КПСС. Окончился
87-й год, прошли январь и февраль 88-го, а новостей не было, и Лапшин

пал духом. Что не помешало Александру Ивановичу работать над давно задуманной
книгой <Дверь в стене>.

Наконец, в апреле Лапшину позвонили из правления и сказали, что разрешение получено:
<Журнал есть>. С апреля 88-го года по август 90-го обязанности главного

редактора временно исполнял Степанов, взявший инициативу в свои руки, а Александра
Ивановича назначили его заместителем. Тогда же была создана редакция,

которой <Логос> выделил две комнатки, и Лапшин вплотную занялся подготовкой нового
журнала.

С тех пор прошлобез малого 25 лет.Каждые два месяца выходит в свет <Диалог>.
Проверенные временем рубрики, неизменная тональность журнала и главный идейный

вдохновитель - Александр Иванович Лапшин.

Но журналом не ограничивается профессиональная деятельность Александра Ивановича.
Его всегда тянуло к полноформатным произведениям. Как уже было сказано

выше, пока решался вопрос о <Диалоге> Лапшин работал над давно задуманной книгой
<Дверь в стене>. А позднее он опубликовал следующие книги: в 1990 году

<Восхождение>, в 1994 - <Методом проб и находок>, <Только что-нибудь скажи> в
1997, <Приглашение в полет> появилась в 2002, <Роман одиночеств> в 2006 году,

а в прошлом году вышли две книги - <Свой среди своих> и <На холодных ветрах рынка>.
И Александр Ивановичне останавливается на достигнутом. Скоро увидит

свет книга ранних рассказов писателя. Есть задумки и новых произведений. Мы надеемся,
что вскоре нам удастся с ними встретиться. А для этого нужно, чтобы

наш юбиляр был здоров, бодр и весел. Чего мы ему искренне желаем.

www.vos.org.ru

*
Данное сообщение прочли 237 участников листа!
Можно поделиться со знакомыми адресом для подписки на этот дискуссионный лист:
psychology.oglaska-sub@subscribe.ru
Большинство участников за восстановление работоспособности Всероссийского общества слепых!