Литературное чтиво Выпуск No 355 от 2006-05-08 Число подписчиков: 22    Дэн БРАУН "КОД ДА ВИНЧИ" Глава 7      Скромное обиталище располагалось в стенах церкви Сен-Сюльпис, на втором ее этаже, слева от хоров. Две комнатки с каменными полами и минимумом мебели на протяжении полутора десятков лет служили домом сестре Сандрин Биель. Официальная ее резиденция находилась неподалеку, в монастыре, но сама она предпочитала благостную тишину церкви. И чувствовала себя здесь уютно, тем более что постель, телефон и горячая еда всегда были к ее услугам.      В церкви сестра Сандрин исполняла роль заведующей хозяйством, то есть ведала всеми нерелигиозными аспектами существования и функционирования храма. Уборка, поддержание строения в должном виде, наем обслуживающего персонала, охрана здания после закрытия, заказ продуктов - в том числе вина и облаток для причастия - вот далеко не полный перечень ее обязанностей.      Она уже спала в узенькой своей постели, как вдруг пронзительно зазвонил телефон. Она подняла трубку и сказала устало:      - Soeur Sandrine. Eglise Saint-Sulpice.      - Привет, сестра, - ответил мужчина по-французски.      Сестра Сандрин села в постели. Который теперь час? Она узнала голос настоятеля. За все пятнадцать лет службы он еще ни разу не будил ее. Аббат был человеком благочестивым и шел домой спать сразу же после вечерней мессы.      - Извините, если разбудил вас, сестра. - Голос аббата звучал как-то непривычно нервно. - Хочу попросить вас об одном одолжении. Мне только что звонил очень влиятельный американский епископ. Мануэль Арингароса. Возможно, вы знаете?      - Глава "Опус Деи"? - Конечно, она знала. Кто же из церковников не знал о нем? За последние годы влияние консервативной прелатуры Арингаросы значительно усилилось. Восхождение началось с 1982 года, когда Иоанн Павел II неожиданно возвысил "Опус Деи" в звании до "личной прелатуры папы". Это означало, что именно он официально санкционировал все их религиозные отправления. По странному совпадению возвышение "Опус Деи" произошло в тот же год, когда, судя по слухам, некая очень богатая секта перечислила почти миллиард долларов на счет Ватиканского института религиозных исследований, известного под названием "Банк Ватикана", чем спасла от неминуемого банкротства. И папа римский не моргнув глазом тут же дал "Опус Деи" "зеленый свет", сведя таким образом почти столетнее ожидание канонизации всего к двадцати годам. Сестра Сандрин не могла не чувствовать, что подобное положение в Риме этой организации выглядит, мягко говоря, подозрительно, но кто вправе спорить с его высокопреосвященством?..      - Епископ Арингароса попросил меня об одолжении, - сказал аббат с дрожью в голосе. - Один из его приближенных прибыл сегодня в Париж...      И далее сестра Сандрин терпеливо выслушала весьма странную просьбу, приведшую ее в полное смущение.      - Простите, но вы сказали, что этот человек из "Опус Деи" никак не может подождать до утра?      - Боюсь, что нет. Его самолет вылетает на рассвете. А он всегда мечтал повидать Сен-Сюльпис.      - Но наша церковь выглядит куда интереснее днем. Солнечные лучи, пробивающиеся через цветные витражи, игра теней на гномоне, вот что делает нашу церковь уникальной.      - Я согласен, сестра, и однако же... Короче, вы сделаете мне огромное личное одолжение, если впустите его хотя бы ненадолго. Он сказал, что может быть у вас около... часа ночи, так, кажется? Значит, через двадцать минут.      Сестра Сандрин недовольно поморщилась: - Да, конечно. Рада служить.      Аббат поблагодарил ее и повесил трубку.      Сестра, совершенно растерянная и сбитая с толку, еще несколько секунд оставалась в теплой постели, пытаясь прогнать сон. В свои шестьдесят лет она уже не могла подниматься с постели легко и быстро, как раньше, к тому же этот звонок совершенно вывел ее из равновесия. Вообще при любом упоминании "Опус Деи" она испытывала нервозность. Помимо жестоких ритуалов по умерщвлению плоти, его члены придерживались просто средневековых взглядов на женщину, и это еще мягко сказано. Она была потрясена, узнав, что женщин там заставляли убирать комнаты мужчин, пока те находились на мессе, причем без всякой оплаты за этот труд; женщины там спали на голом полу, в то время как у мужчин были соломенные тюфяки; женщин заставляли исполнять дополнительные ритуалы по умерщвлению плоти, последнее в качестве наказания за первородный грех. Словно они были в ответе за Еву, отведавшую яблоко с древа познания, и должны расплачиваться за это всю свою жизнь. Это было очень прискорбно, особенно если учесть, что большинство Католических церквей постепенно двигались в правильном направлении, стремились уважать права женщин. А "Опус Деи" угрожала этому прогрессивному движению. Тем не менее сестра Сандрин должна была выполнить обещание.      Она свесила ноги с кровати, а потом медленно встала, ощущая, как холодны каменные плиты пола под босыми ступнями. Этот холод, казалось, поднимался от ног все выше, ее знобило, а на сердце вдруг стало тяжело.      Что это? Женская интуиция?      Как истинно верующая, сестра Сандрин давно научилась находить умиротворение в собственной душе. Но сегодня умиротворяющие голоса почему-то хранили молчание. И в церкви царила гнетущая тишина. Глава 8      Лэнгдон не мог отвести взгляда от мерцающих красных цифр и букв на паркете. Последнее послание Жака Соньера совсем не походило на прощальные слова умирающего, во всяком случае, по понятиям Лэнгдона. Вот что написал куратор: 13-3-2-21-1-1-8-5 На вид идола родич! О мина зла!      Лэнгдон не имел ни малейшего представления, что все это означает, однако теперь ему стало ясно, почему Фаш так настойчиво придерживался версии о том, что пятиконечная звезда связана с поклонением дьяволу или языческими культами.      На вид идола родич! Соньер прямо указывал на некоего идола. И еще этот непонятный набор чисел.      - А часть послания выглядит как цифровой шифр.      - Да, - кивнул Фаш. - Наши криптографы над ним уже работают. Мы думаем, эти цифры являются ключом, указывающим на убийцу. Возможно, здесь номер телефона или же карточки социального страхования. Скажите, эти цифры имеют, на ваш взгляд, какое-либо символическое значение?      Лэнгдон еще раз взглянул на цифры, чувствуя, что на расшифровку их символического значения могут уйти часы. Если вообще Соньер что-то под этим имел в виду. На взгляд Лэнгдона, цифры казались выбранными наугад. Он привык к символическим прогрессиям, в них угадывался хоть какой-то смысл, но здесь все: пятиконечная звезда, текст и цифры - казалось, ничем и никак не было связано между собой.      - Ранее вы говорили, - заметил Фаш, - что все действия Соньера были направлены на то, чтобы оставить какое-то послание... Подчеркнуть поклонение богине или что-то в этом роде. Тогда как вписывается в эту схему данное послание?      Лэнгдон понимал, что вопрос этот чисто риторический. Смесь цифр и непонятных восклицаний никак не вписывалась в версию самого Лэнгдона, связанную с культом богини.      На вид идола родич? О мина зла?..      - Текст походит на какое-то обвинение, - сказал Фаш. - Вам не кажется?      Лэнгдон пытался представить последние минуты куратора, запертого здесь, в замкнутом пространстве Большой галереи, знающего, что ему предстоит умереть. Определенная логика в словах Фаша просматривалась.      - Да, обвинение в адрес убийцы. Думаю, в этом есть какой-то смысл.      - И моя работа заключается в том, чтоб назвать его имя. Позвольте спросить вас еще об одном, мистер Лэнгдон. Помимо цифр, что, на ваш взгляд, самое странное в этом послании?      Самое странное? Умирающий человек закрылся в галерее, изобразил пятиконечную звезду, нацарапал на полу загадочные слова обвинения. Вопрос надо ставить иначе. Что здесь не странное?      - Слово "идол"? - предположил Лэнгдон. Просто это было первое, что пришло на ум. - "Идола родич". Странность в самом подборе слов. Кого он мог иметь в виду? Совершенно непонятно.      - "Идола родич"? - В тоне Фаша слышалось нетерпение, даже раздражение. - Выбор слов Соньером, как мне кажется, здесь ни при чем.      Лэнгдон не понял, что имел в виду Фаш, однако начал подозревать: Фаш прекрасно бы поладил с неким идолом, и уж тем более с миной зла.      - Соньер был французом, - сказал Фаш. - Жил в Париже. И тем не менее решил написать последнее свое послание...      - По-английски, - закончил за него Лэнгдон, понявший, что имел в виду капитан.      Фаш кивнул:      - Precisement <Именно, точно (фр.)>. Но почему? Есть какие-либо соображения на сей счет?      Лэнгдон знал, что английский Соньера был безупречен, и, однако, никак не мог понять причины, заставившей этого человека написать предсмертное послание на английском. Он молча пожал плечами.      Фаш указал на пятиконечную звезду на животе покойного:      - Так, значит, это никак не связано с поклонением дьяволу? Вы по-прежнему в этом уверены?      Лэнгдон больше ни в чем не был уверен.      - Символика и текст не совпадают. Простите, но я вряд ли чем-то смогу тут помочь.      - Может, это прояснит ситуацию... - Фаш отошел от тела и приподнял лампу, отчего луч высветил более широкое пространство. - А теперь?      И тут Лэнгдон, к своему изумлению, заметил, что вокруг тела куратора была очерчена линия. Очевидно, Соньер лег на пол и с помощью все того же маркера пытался вписать себя в круг.      И тут все сразу же стало ясно.      - "Витрувианский человек"! - ахнул Лэнгдон. Соньер умудрился создать копию знаменитейшего рисунка Леонардо да Винчи в натуральную величину.      С анатомической точки зрения для тех времен этот рисунок был самым точным изображением человеческого тела. И стал впоследствии некой иконой культуры. Его изображали на плакатах, на ковриках для компьютерной мыши, на майках и сумках. Прославленный набросок состоял из абсолютно правильного круга, в который да Винчи вписал обнаженного мужчину... и руки и ноги у него были расставлены в точности как у трупа.      Да Винчи. Лэнгдон был потрясен, даже мурашки пробежали по коже. Ясность намерений Соньера нельзя отрицать. В последние минуты жизни куратор сорвал с себя одежду и расположился в круге, сознательно копируя знаменитый рисунок Леонардо да Винчи "Витрувианский человек".      Именно этот круг и стал недостающим и решающим элементом головоломки. Женский символ защиты - круг, описывающий тело обнаженного мужчины, обозначал гармонию мужского и женского начал. Теперь вопрос только в одном: зачем понадобилось Соньеру имитировать знаменитое изображение?      - Мистер Лэнгдон, - сказал Фаш, - такому человеку, как вы, следовало бы знать, что Леонардо да Винчи питал пристрастие к темным силам. И это отражалось в его искусстве.      Лэнгдон был поражен, что Фашу известны такие подробности о Леонардо да Винчи, очевидно, именно поэтому капитан усматривал здесь поклонение дьяволу. Да Винчи всегда был весьма скользким объектом для изучения, особенно для историков христианской традиции. Несмотря на свою неоспоримую гениальность, Леонардо был ярым гомосексуалистом, а также поклонялся божественному порядку в Природе, что неизбежно превращало его в грешника. Мало того, эксцентричные поступки художника создали ему демоническую ауру: да Винчи эксгумировал трупы с целью изучения анатомии человека; вел какие-то загадочные журналы, куда записывал свои мысли совершенно неразборчивым почерком да еще справа налево; считал себя алхимиком, верил, что может превратить свинец в золото. И даже бросил вызов самому Господу Богу, создав некий эликсир бессмертия, уж не говоря о том, что изобрел совершенно ужасные, прежде не виданные орудия пыток и оружие.      Непонимание порождает недоверие, подумал Лэнгдон.      Даже грандиозный вклад да Винчи в изобразительное искусство, вполне христианское по сути своей, воспринимался с подозрением и, как считали церковники, лишь подтверждал его репутацию духовного лицемера. Только от Ватикана Леонардо получил сотни заказов, но рисовал на христианскую тематику не по велению души и сердца и не из собственных религиозных побуждений. Нет, он воспринимал все это как некое коммерческое предприятие, способ изыскать средства для ведения разгульной жизни. К несчастью, да Винчи был шутником и проказником и часто развлекался, подрубая тот сук, на котором сидел. Во многие свои полотна на христианские темы он включил далеко не христианские тайные знаки и символы, отдавая тем самым дань своим истинным верованиям и посмеиваясь над Церковью. Как-то раз Лэнгдон даже читал лекцию в Национальной галерее в Лондоне. И называлась она "Тайная жизнь Леонардо. Языческие символы в христианском искусстве".      - Понимаю, что вас беспокоит, - сказал Лэнгдон, - но поверьте, да Винчи никогда не занимался черной магией. Он был невероятно одаренным и духовным человеком, пусть и находился в постоянном конфликте с Церковью. - Едва он успел окончить фразу, как в голову пришла довольно неожиданная мысль. Он снова покосился на паркетный пол, где красные буквы складывались в слова. На вид идола родич! О мина зла!      - Да? - сказал Фаш.      Лэнгдон снова тщательно подбирал слова:      - Знаете, я только что подумал, что Соньер разделял духовные взгляды да Винчи. И не одобрял церковников, исключивших понятие священной женственности из современной религии. Возможно, имитируя знаменитый рисунок да Винчи, Соньер хотел тем самым подчеркнуть: он, как и Леонардо, страдал от того, что Церковь демонизировала богиню.      Фаш смотрел мрачно.      - Так вы считаете, Соньер называл Церковь "родичем идола" и приписывал ей некую "мину зла"?      Лэнгдону пришлось признать, что так далеко он в своих заключениях не заходил. Однако пятиконечная звезда неумолимо возвращала все к той же идее.      - Я просто хотел сказать, что мистер Соньер посвятил свою жизнь изучению истории богини, а никому на свете не удалось опорочить ее больше, чем Католической церкви. Ну и этим предсмертным актом Соньер хотел выразить свое... э-э... разочарование.      - Разочарование? - Голос Фаша звучал почти враждебно. - Слишком уж сильные выражения он для этого подобрал, вам не кажется?      Терпению Лэнгдона пришел конец. - Послушайте, капитан, вы спрашивали, что подсказывает мне интуиция, просили, чтобы я как-то объяснил, почему Соньер найден в такой позе. Вот я и объясняю, по своему разумению!      - Стало быть, вы считаете это обвинением Церкви? - У Фаша заходили желваки, он говорил, с трудом сдерживая ярость. - Я видел немало смертей, такая уж у меня работа, мистер Лэнгдон. И позвольте сказать вот что. Когда один человек убивает другого, я не верю, чтобы у жертвы в этот момент возникала странная мысль оставить некое туманное духовное послание, значение которого разгадать никто не может. Лично я считаю, он думал только об одном. La vengeance <О мести (фр.)>. И думаю, что Соньер написал это, пытаясь подсказать нам, кто его убийца.      Лэнгдон удивленно смотрел на него:      - Но слова не имеют никакого смысла!      - Нет? Разве?      - Нет, - буркнул он в ответ, усталый и разочарованный. - Вы сами говорили мне, что на Соньера напали в кабинете. Напал человек, которого он, видимо, сам и впустил.      - Да.      - Отсюда напрашивается вывод, что куратор знал убийцу. Фаш кивнул:      - Продолжайте.      - Если Соньер действительно знал человека, который его убил, то что здесь указывает на убийцу? - Лэнгдон указал на знаки на полу. - Цифровой код? Какие-то идолы родича? Мины зла? Звезда на животе? Слишком уж замысловато.      Фаш нахмурился с таким видом, точно эта идея ни разу не приходила ему в голову.      - Да, верно.      - С учетом всех обстоятельств, - продолжил Лэнгдон, - я бы предположил, что если Соньер намеревался сказать нам, кто убийца, он бы просто написал имя этого человека, вот и все.      Впервые за все время на губах Фаша возникло подобие улыбки.      - Precisement, - сказал он. - Precisement.      Я стал свидетелем работы истинного мастера, размышлял лейтенант Колле, прислушиваясь к голосу Фаша, звучавшему в наушниках. Агент понимал: именно моменты, подобные этому, позволили капитану занять столь высокий пост в иерархии французских силовых служб.      Фаш способен на то, что никто другой не осмелится сделать.      Тонкая лесть - почти утраченное ныне искусство, особенно современными силовиками, оно требует исключительного самообладания, тем более когда человек находится в сложных обстоятельствах. Лишь немногие способны столь тонко провести операцию, а Фаш, он, похоже, просто для этого родился. Его хладнокровию и терпению мог бы позавидовать робот.      Но сегодня он немного разволновался, словно принимал задание слишком уж близко к сердцу. Правда, инструкции, которые он давал своим людям всего лишь час назад, звучали, по обыкновению, лаконично и жестко.      Я знаю, кто убил Жака Соньера, сказал Фаш. Вызнаете, что делать. И чтоб никаких ошибок.      Пока они не совершили ни одной ошибки.      Сам Колле еще не знал доказательств, на которых основывалась убежденность Фаша в вине подозреваемого. Зато он знал, что интуиция Быка никогда не подводит. Вообще интуиция Фаша временами казалась просто сверхъестественной. Сам Господь шепчет ему на ушко - так сказал один из агентов, когда Фашу в очередной раз блестяще удалось продемонстрировать наличие шестого чувства. И Колле был вынужден признать, что если Бог существует, то Фаш по прозвищу Бык наверняка ходит у него в любимчиках. Капитан усердно посещал мессы и исповеди, куда как чаще, чем принято у других чиновников его ранга, которые делали это для поддержания имиджа. Когда несколько лет назад в Париж приезжал папа римский, Фаш употребил все свои связи, всю настойчивость, чтобы добиться у него аудиенции. И снимок Фаша рядом с папой теперь висит у него в кабинете. Папский Бык - так прозвали его с тех пор агенты.      Колле считал несколько странным и даже смешным тот факт, что Фаш, обычно избегавший публичных заявлений и выступлений, так остро отреагировал на скандал, связанный с педофилией в Католической церкви. Этих священников следовало бы дважды вздернуть на виселице, заявил он тогда. Один раз за преступления против детей. А второй - за то, что опозорили доброе имя Католической церкви. Причем у Колле тогда возникло ощущение, что второе возмущало Фаша гораздо больше. Вернувшись к компьютеру, Колле занялся своими непосредственными обязанностями на сегодня - системой слежения. На экране возник детальный поэтажный план крыла, где произошло преступление, схему эту он получил из отдела безопасности Лувра. Двигая мышкой, Колле внимательно просматривал путаный лабиринт галерей и коридоров. И наконец нашел то, что искал.      В глубине, в самом сердце Большой галереи, мигала крошечная красная точка. La marque <Метка, маячок (фр.)>.      Да, сегодня Фаш держит свою жертву на очень коротком поводке. Что ж, умно. Остается только удивляться хладнокровию этого Роберта Лэнгдона. Глава 9      Чтобы убедиться, что их разговор с Лэнгдоном никто не подслушивает, Безу Фаш даже отключил мобильный телефон. К несчастью, то была весьма дорогая модель с двусторонним радиоканалом, который вопреки его приказам использовался сейчас одним из агентов для оперативной связи с начальником.      - Capitaine? - В трубке потрескивало, словно при радиопомехах.      Фаш в ярости стиснул зубы. Что такого важного могло произойти, чтобы Колле вдруг посмел прервать его интимную беседу с подозреваемым, особенно в такой критический момент?      - Oui? <Да? (фр.)>      - Capitaine, un agent du Departement de Cryptographic est arrive <Капитан, прибыл агент из отдела криптографии (фр.)>.      Гнев Фаша моментально утих. Криптограф? Что ж, хоть и не вовремя, но новость неплохая. Обнаружив на полу загадочное послание Соньера, Фаш тут же передал снимки сцены преступления в отдел криптографии в надежде, что кто-то из их специалистов сможет разъяснить ему, что, черт побери, хотел сказать этим куратор. И если сейчас прибыл специальный шифр, то это почти наверняка означает, что они смогли прочесть послание Соньера.      - Я занят, - бросил Фаш в трубку, всем тоном давая понять, что не в восторге от этого звонка. - Попроси криптографа подождать на командном посту. Поговорю с ним, как только освобожусь.      - С ней, - поправил его голос на том конце линии. - Это агент Неве.      Настроение у Фаша сразу испортилось. Софи Неве он считал одной из самых больших ошибок управления судебной полиции. Эту молодую парижанку, изучавшую криптографию в Лондоне, года два назад Фашу насильно навязало начальство, следуя развернутой в министерстве кампании привлекать к службе в полиции больше женщин. В министерстве были неумолимы и не стали прислушиваться к доводам Фаша, убежденного, что подобная политика лишь ослабляет силовые структуры. Женщины непригодны к работе в полиции не только в силу физиологических особенностей, одно их присутствие самым негативным образом сказывается на мужчинах, отвлекает от дела, расслабляет. Опасения Фаша оправдались: Софи Невё обладала особым даром отвлекать его сотрудников, и это было чревато дурными последствиями.      Тридцатидвухлетняя дамочка обладала решительностью, граничащей с упрямством. Она умудрилась настроить против себя асов французской криптографии, всячески доказывая превосходство новой методологии, которой пользовались в Британии. Но больше всего беспокоило Фаша то обстоятельство, что глаза всех мужчин отдела были постоянно устремлены на эту весьма привлекательную молодую женщину.      - Агент Неве настаивает на немедленной встрече с вами, капитан, - прозвучал голос в трубке. - Я пытался остановить ее, но она уже направляется в галерею.      Фаша передернуло.      - Нет, это просто ни в какие ворота не лезет! Ведь я ясно дал понять...      На секунду Роберту Лэнгдону показалось, что Фаша вот-вот хватит удар. Он не закончил фразу, челюсть у него отвисла, глаза налились кровью. И взгляд этих глаз был устремлен на нечто, находившееся у Лэнгдона за спиной. Не успел сам Лэнгдон обернуться, как услышал мелодичный женский голос:      - Excusez-moi, messieures <Прошу прощения, господа (фр.)>.      Он обернулся и увидел молодую женщину. Она направлялась по коридору прямо к ним энергичной легкой походкой, каждое ее движение было отмечено особой грацией. Одета она была в длинный, почти до колен, кремовый свитер и черные леггинсы. Довольно привлекательна, успел отметить Лэнгдон, лет тридцати. Густые рыжевато-каштановые волосы свободно спадали на плечи, обрамляя милое лицо. Она разительно отличалась от кокетливых, помешанных на диете блондинок, что наводняли Гарвард. Эта женщина была не только красива и естественна, она излучала уверенность, силу и обаяние.      К удивлению Лэнгдона, она подошла прямо к нему и протянула руку для рукопожатия:      - Месье Лэнгдон? Я агент Неве из отдела криптографии управления судебной полиции. - По-английски она говорила с французским акцентом, что придавало речи особое очарование. - Рада с вами познакомиться.      Лэнгдон взял ее нежную руку в свою и почувствовал, что тонет во взгляде удивительных глаз. Глаза у нее были оливковые-зеленые, ясные, а взгляд - цепкий и немного язвительный.      Фаш злобно втянул сквозь зубы воздух, готовясь дать ей взбучку.      - Капитан, - словно почувствовав это, она быстро обернулась к нему, - прошу прощения за вторжение, но...      - Се n'est pas le moment! <Сейчас неподходящий момент! (фр.)> - сердито буркнул Фаш.      - Я пыталась дозвониться, - продолжила Софи по-английски, из любезности к Лэнгдону. - Но ваш мобильный был отключен.      - Я отключил его специально! - прошипел Фаш. - Чтобы не мешали говорить с мистером Лэнгдоном.      - Я расшифровала цифровой код, - просто сказала она.      Сердце у Лэнгдона забилось в радостном предвкушении. Она расшифровала код?      Фаш молчал, не зная, как реагировать на это заявление.      - Чуть позже объясню, - добавила Софи. - У меня срочная информация для мистера Лэнгдона.      На лице Фаша отразились удивление и озабоченность.      - Для мистера Лэнгдона?      Она кивнула и обернулась к Роберту:      - Вас просили срочно связаться с посольством США. Вам поступило какое-то послание из Штатов.      Лэнгдон удивился и одновременно встревожился. Послание из Штатов? Но от кого? Он пытался сообразить, кто бы это мог быть. Лишь немногие его коллеги знали, что он сейчас в Париже.      Фашу, похоже, не понравилось это известие.      - Посольство США? - с подозрением воскликнул он. - Но откуда им знать, что мистер Лэнгдон здесь?      Софи пожала плечами:      - Очевидно, они позвонили мистеру Лэнгдону в гостиницу. Ну и портье сказал им, что его забрал с собой агент судебной полиции.      Фаш явно забеспокоился:      - Так что же получается? Выходит, затем посольство связалось с отделом криптографии нашего управления?      - Нет, сэр, - спокойно и твердо ответила Софи. - Когда, пытаясь связаться с вами, я позвонила на пульт дежурного, там сказали, что у них послание для мистера Лэнгдона. Ну и просили передать, если мне удастся встретиться с вами.      Фаш нахмурился. Открыл рот, собираясь что-то сказать, но Софи уже обернулась к Лэнгдону.      - Мистер Лэнгдон, - сказала она, вынимая из кармана свернутый листок бумаги, - вот телефон посольства. Они просили позвонить безотлагательно. - И она протянула листок, многозначительно глядя прямо ему в глаза. - Позвоните обязательно, пока я буду объяснять код капитану Фашу.      Лэнгдон развернул бумажку. Парижский номер, а перед ним еще несколько цифр.      - Спасибо, - пробормотал он, чувствуя, как им овладевает беспокойство. - А где я найду телефон?      Софи начала было вытаскивать из кармана мобильник, но Фаш сделал ей знак остановиться. Сейчас он напоминал вулкан Везувий, готовый извергнуть лаву и пепел. Не сводя глаз с Софи, он протянул Лэнгдону свой мобильный телефон.      - Эта линия защищена от прослушки, мистер Лэнгдон. Можете звонить. Лэнгдона удивила столь бурная реакция Фаша и его гнев по отношению этой милой женщины. Он взял у капитана телефон. Фаш тут же отвел Софи в сторонку и начал тихо отчитывать ее. Этот капитан все меньше и меньше нравился Лэнгдону. Сверяясь с написанными на бумажке цифрами, он начал набирать номер.      Раздались гудки.      Один гудок... два... три...      И вот в трубке послышался щелчок.      Лэнгдон ожидал услышать голос оператора из посольства, по включился автоответчик. Странно, но голос, записанный на пленке, показался ему знакомым. Ну конечно! Он принадлежал Софи Неве.      - Bonjour, vous etes bien chez Sophie Neveu, - прозвучал женский голос. - Je suis absente pour le moment, mais... <Добрый день, вы позвонили Софи Неве. В настоящий момент она отсутствует, но... (фр.)>      Лэнгдон растерянно обернулся к Софи:      - Извините, мисс Неве, но, кажется, вы дали мне...      - Нет, номер правильный, - торопливо перебила его Софи. - Просто в посольстве установлена автоматизированная система приема сообщений. Вам следует набрать еще код доступа, чтобы получить предназначенную вам информацию.      - Но... - удивленно начал Лэнгдон.      - Там, на листке, что я вам дала, есть еще три цифры.      Лэнгдон открыл было рот, собираясь сказать, что она, должно быть, ошиблась, но Софи метнула в его сторону грозный предостерегающий взгляд. Зеленые ее глаза, казалось, говорили: Не задавай никаких вопросов. Делай, что тебе говорят!      Вконец растерявшийся Лэнгдон набрал указанные на бумажке три цифры: 454.      Автоответчик сразу же отключился, затем Лэнгдон услышал еще один электронный голос, вещающий по-французски:      - Для вас есть одно новое сообщение. - Очевидно, цифры 454 являлись кодом доступа для приема сообщений, когда Софи находилась вне дома.      Я должен принять сообщение, предназначенное этой женщине?      Лэнгдон услышал шорох перематывающейся пленки. Наконец он прекратился, и подключилась машина. Лэнгдон внимательно слушал. И снова раздался голос Софи.      - Мистер Лэнгдон, - говорила она нервным шепотом. - Не реагируйте на это послание. Просто слушайте, и все. Вы в опасности. Прошу вас выполнять все мои указания. Глава 10      Сайлас сидел за рулем черной "ауди", специально приготовленной для него машины, и всматривался в величественные очертания церкви Сен-Сюльпис. Над продолговатым зданием вздымались к небу, точно часовые, две башни-колокольни, освещенные снизу уличными фонарями. Верхнюю и нижнюю части здания украшали изящные опоры, напоминавшие в полумраке ребра хищного и прекрасного зверя.      Эти варвары использовали дом самого Господа Бога, чтобы спрятать там краеугольный камень. В очередной раз братство подтвердило свою отвратительную репутацию обманщиков и безбожников. Сайласу не терпелось найти камень и отдать его Учителю, чтобы наконец узнать, что эти язычники похитили у истинно верующих много лет назад.      И каким могущественным сделает "Опус Деи" эта находка.      Припарковав "ауди" на пустынной площади перед церковью, Сайлас глубоко втянул ртом воздух, чтобы успокоиться и сосредоточиться перед выполнением столь важного задания. Широкая спина все еще болела после ритуала умерщвления плоти, который он совершил раньше тем же днем. Но что такое боль в сравнении с благодатью, готовой снизойти на спасенную душу?..      И тем не менее душу его терзали воспоминания.      Избавься от ненависти, сказал себе Сайлас. Прости тех, кто пошел против тебя.      Глядя на каменные башни церкви Сен-Сюльпис, Сайлас пытался побороть приступ ненависти, охватывавшей его всякий раз, когда он вдруг возвращался мыслями в прошлое. И видел себя запертым в тюрьме, которая заменила весь мир для него, совсем еще молодого человека. Воспоминания об этом всегда обостряли чувства, казалось, сейчас, наяву, он чувствует отвратительную вонь гнилой капусты, запах смерти, человеческой мочи и фекалий. Казалось, он слышит беспомощные крики отчаяния, что пробиваются сквозь завывание ветра над Пиренеями, слышит тихие рыдания брошенных, никому не нужных людей.      Андорра, подумал он. И почувствовал, как напряглись все мышцы.      Это могло показаться невероятным, но именно там, в крошечной, затерянной между Испанией и Францией стране, в этом каменном мешке, где он дрожал от холода и хотел только одного - умереть, именно там и пришло к Сайласу спасение. Тогда, конечно, он этого не понимал.      Грянул гром, и пришел свет.      "И звали его тогда не Сайлас, нет, пусть даже теперь он и не мог вспомнить имя, которое дали ему родители. Он ушел из дома, когда ему было всего семь. Отец, закоренелый пьяница, пришел в ярость, увидев, что у него родился сын-альбинос. И систематически избивал мать, обвиняя ее в измене. Когда мальчик пытался защитить ее, ему тоже крепко доставалось.      Как-то раз вечером он избил мать так страшно, что она лежала на полу и долго не поднималась. Мальчик стоял над безжизненным телом, и вдруг им овладело чувство неизбывной вины.      Это все из-за меня!      Точно демоны вселились тогда в его маленькое тело. Он пошел на кухню и схватил огромный нож. И, словно во сне, двинулся потом в спальню, где на кровати храпел допившийся до бесчувствия отец. Не произнося ни слова, мальчик вонзил нож ему в спину. Отец взвыл от боли и попытался перекатиться на живот, но мальчик ударил еще и еще и бил до тех пор, пока страшные крики не стихли.      А потом мальчик бросился вон из страшного дома. Но улицы Марселя оказались негостеприимными. Странная внешность сделала его изгоем, чужаком среди таких же, как он, юных бродяг. И ему пришлось ютиться в полном одиночестве в подвале заброшенной фабрики, питаться крадеными фруктами и сырой рыбой из доков. Единственными его товарищами стали потрепанные журналы, добытые на помойке, он сам научился читать их. Шло время, он рос и креп. Когда ему было двенадцать, еще одна бродяжка, на сей раз девчонка, намного старше его, начала жестоко насмехаться над ним на улице и попыталась украсть у него еду. И едва не погибла, так он ее избил. Когда полицейские оторвали наконец от нее мальчишку, ему был выдвинут ультиматум: или вон из Марселя, или отправишься в тюрьму для несовершеннолетних.      И тогда мальчик перебрался в Тулон. Теперь во взглядах прохожих он читал не жалость и брезгливость, а самый неподдельный страх. Люди проходили мимо, и он слышал, как они перешептываются. Привидение, говорили они, с ужасом глядя на его бледную кожу. Привидение, а глазищи красные, как у дьявола!      Он и сам начал чувствовать себя призраком... невидимым и прозрачным, плывущим от одного морского порта к другому.      Казалось, что люди смотрят сквозь него.      В восемнадцать в одном из портовых городков он попытался стащить коробку с консервированной ветчиной и попался. Двое матросов избивали его, и от них пахло пивом, точь-в-точь как от отца. И им овладела такая ненависть, что силы удесятерились. Одному обидчику он сломал шею голыми руками, и лишь прибытие полиции спасло второго от той же участи.      И вот два месяца спустя он, закованный в кандалы, прибыл в тюрьму в Андорре.      - Да ты белый, точно призрак! - хохотали заключенные, пока охранники вели его по коридорам, голого и дрожавшего от холода. - Mira el espectro! <Здесь: Вы только гляньте на него! (исп.)> Раз призрак, значит, должен уметь проходить сквозь стены.      Он просидел двенадцать лет, и ему стало казаться, что его тело и душа сжались, стали почти невидимыми, прозрачными.      Я призрак.      Я бестелесен.      Yosoy un espectro... palido сото unfantasma... caminando este mundo a solas <Вы только посмотрите на него... бледный, как призрак... бредет по этому миру в одиночестве (исп.)>.      Как-то раз ночью "призрак" проснулся от криков заключенных. Он не понимал, что за невидимая сила сотрясает не только пол, на котором он спал, но и стены его каменной клетки. Едва он успел вскочить на ноги, как огромный булыжник обрушился прямо на то место, где он только что лежал. Он поднял голову, посмотреть, откуда же взялся этот камень, и с изумлением увидел дыру в каменной кладке, а за ней - то, чего не доводилось видеть больше десяти лет. В дыре сияла луна.      Земля продолжала содрогаться, когда он проползал по узкому туннелю, пытаясь вырваться на поверхность. И вдруг очутился на склоне горы, в лесу. Он бежал всю ночь, все время вниз, и бредил наяву от голода и изнеможения.      На рассвете он пришел в себя и увидел, что находится на просеке, прорезающей лес, и что по ней тянутся рельсы. Он пошел вдоль железнодорожного полотна, брел, точно во сне. Увидел пустой товарный вагон и залез в него, ища укрытия и покоя. А когда проснулся, увидел, что поезд движется. Как долго? Куда? В животе начались рези от голода, боль была просто невыносимой. Я что, умираю? И он снова провалился в сон. Проснулся от собственного крика: кто-то избивал его, а потом вышвырнул из вагона. Весь в крови, он долго бродил по окраинам какой-то маленькой деревеньки в поисках еды, но так ничего и не нашел. И вот наконец он ослабел настолько, что повалился на землю прямо у дороги и потерял сознание.      Потом вдруг забрезжил свет, и "призрак" размышлял над тем, как давно он умер. День назад? Три дня?.. Впрочем, какое это имело значение... Постель была мягкая, точно облачко, воздух вокруг был напоен сладким ароматом свечей. И Иисус был здесь, смотрел прямо на него. Я здесь, сказал Иисус. Надгробный камень отвалили, и ты родился заново.      Он спал и просыпался вновь. Мозг был затуманен. Он никогда не верил в Небеса, и все же оказалось, что Иисус присматривает за ним. Рядом с кроватью появлялась еда, и "призрак" съедал все до крошки, чувствуя, как кости обрастают плотью. А потом снова засыпал. Проснулся и увидел - Иисус смотрит на него, улыбается и говорит: Ты спасен, сын мой. Благословенны те, кто следует моим путем.      И он опять провалился в сон.      Крик боли и злобы разбудил его. Казалось, тело само сорвалось с кровати, и он, пошатываясь, поплелся на звуки. Вошел в кухню и увидел, как здоровенный мужчина избивает другого, меньше его ростом и явно слабее. Сам не зная почему, "призрак" схватил здоровяка и шмякнул его о стенку. Тот рухнул на пол, потом молниеносно вскочил на ноги и убежал. И "призрак" остался стоять над телом молодого человека в сутане священника. Нос у священника был разбит в кровь. "Призрак" поднял его и потащил в комнату, где бережно опустил на диван.      - Спасибо, друг мой, - сказал священник на плохом французском. - Деньги, собранные на строительство храма, слишком большое искушение для вора. Во сне ты говорил по-французски. А по-испански говоришь?      "Призрак" отрицательно помотал головой.      - Как тебя зовут? - продолжил священник по-французски. Ему никак не удавалось припомнить имя, которое дали ему родители. А после он слышал лишь обидные прозвища на улице и в тюрьме.      Священник улыбнулся:      - No hay problema <Это не проблема, или: Ничего страшного (исп.)>. А меня зовут Мануэль Арингароса. Я миссионер из Мадрида. Послан сюда строить храм во славу Отца нашего Иисуса.      - Где я? - глухо спросил "призрак".      - В Овьедо. Это на севере Испании.      - Как я сюда попал?      - Кто-то оставил тебя на пороге моего дома. Ты был болен. Я тебя кормил. Ты здесь уже много дней.      "Призрак" рассматривал своего спасителя. Он забыл, когда последний раз хоть кто-нибудь был к нему добр.      - Спасибо, отец.      Священник потрогал разбитые губы.      - Это я должен благодарить тебя, друг мой.      Проснувшись наутро, "призрак" почувствовал, как туман в голове начал понемногу рассеиваться. Он лежал и смотрел на распятие, висевшее на стене в изголовье кровати. И хотя Иисус больше не говорил с ним, он чувствовал его умиротворяющее присутствие. Потом он сел в постели и с удивлением увидел, что на тумбочке рядом с кроватью лежит газета. Статья была недельной давности и написана по-французски. Прочитав ее, он ощутил страх. Там говорилось о страшном землетрясении в горах, разрушившем тюрьму, отчего на свободе оказались опасные преступники.      Сердце его бешено билось. Так священник знает, кто я! Подобного чувства он не испытывал давным-давно. Чувства стыда. Вины. И все это сопровождалось страхом быть пойманным. Он вскочил с кровати. Куда бежать?      - Книга Деяний, - прозвучал голос за спиной.      "Призрак" вздрогнул и обернулся.      В дверях стоял священник и улыбался. На носу его красовался пластырь, в руках он держал Библию.      - Вот, нашел одну на французском, для тебя. Глава помечена.      "Призрак" неуверенно взял книгу из рук священника, нашел помеченное место.      В этой главе упоминался узник по имени Сайлас1, он, голый и избитый, лежал в темнице и возносил молитвы Господу. "Призрак" дошел до 26-го стиха и вздрогнул от неожиданности.      Вдруг сделалось великое землетрясение, так что поколебались основы темницы; тотчас отворились все двери, и у всех узы ослабели.      Он поднял глаза на священника.      Тот тепло улыбнулся:      - Отныне, друг мой, раз нет у тебя другого имени, буду называть тебя Сайласом.      "Призрак" растерянно кивнул. Сайлас. Он наконец обрел плоть. Мое имя Сайлас.      - А теперь время завтракать, - сказал священник. - Тебе понадобятся силы, если хочешь помочь мне построить этот храм.      На высоте двадцати тысяч футов над Средиземным морем борт 1618 "Алиталия" вдруг затрясло, и все пассажиры занервничали, самолет попал в турбулентный поток. Но епископ Арингароса едва это заметил. Мысли его были устремлены в будущее, тесно связанное с "Опус Деи". Ему не терпелось узнать, как идут дела в Париже, очень хотелось позвонить Сайласу. Но он не мог. Учитель предусмотрел и это.      - Это ради твоей же безопасности, - говорил он Арингаросе по-английски с французским акцентом. - Я хорошо разбираюсь в средствах электронной связи. Поверь мне, все разговоры легко прослушать. И результаты могут оказаться самыми плачевными.      Арингароса понимал, что Учитель прав. Он вообще был очень осторожным человеком. Даже Арингароса не знал его настоящего имени. Учителю не раз удалось доказать, что к его мнению стоит прислушиваться, а его приказам - повиноваться. Да и потом, ведь удалось же ему завладеть весьма секретной информацией. Имена четырех членов братства высшего ранга! Именно это обстоятельство окончательно убедило епископа в том, что только Учитель способен раздобыть для "Опус Деи" величайшее сокровище. Перед вылетом у Арингаросы состоялся с ним такой разговор.      - Епископ, - сказал ему Учитель, - я обо всем позаботился. И чтобы план наш осуществился, вы должны разрешить Сайласу отвечать только на мои звонки на протяжении нескольких дней. Вы оба не должны переговариваться между собой. Я же буду связываться с ним по надежным каналам.      - Обещаете, что будете относиться к нему с уважением?      - Человек веры заслуживает самого высокого уважения.      - Прекрасно. Насколько я понимаю, мы с Сайласом не должны общаться до тех пор, пока все не кончится.      - Я делаю это лишь для того, чтобы защитить вас, Сайласа и мой вклад.      - Вклад?      - Если стремление бежать впереди прогресса приведет вас в тюрьму, епископ, тогда вы не сможете оплатить мои труды.      Епископ улыбнулся:      - Да, это существенный момент. Что ж, наши желания совпадают. Бог в помощь!      Двадцать миллионов евро, думал епископ, глядя в иллюминатор самолета. Примерно та же сумма в долларах. Скудная награда за столь великий вклад.      Он был уверен, что Учитель и Сайлас не подведут. Деньги и вера всегда были сильной мотивацией. Глава 11      - Une plaisanterie numerique? - воскликнул Фаш, окинув Софи гневно сверкающим взглядом. - Цифровой розыгрыш? Ваш профессиональный подход к коду, оставленному Соньером, позволил сделать такой банальный вывод? Что это всего лишь дурацкая математическая шалость? Фаш просто ошалел от наглости этой дамочки. Мало того что ворвалась сюда без разрешения, так теперь еще пытается убедить его в том, будто Соньер в последние минуты жизни был озабочен лишь одним: оставить послание в виде математической хохмы.      - Этот код, - быстро тараторила по-французски Софи, - прост до абсурдности. И Жак Соньер, должно быть, понимал, что мы сразу же его разгадаем. - Она достала из кармана свитера листок бумаги и протянула Фашу. - Вот расшифровка.      Фаш уставился на надпись.      1-1-2-3-5-8-13-21      - Как прикажете это понимать? - рявкнул он. - Вы просто переставили числа в обратном порядке, и все?      Софи имела наглость ответить улыбкой:      - Именно.      Фаш уже просто рычал:      - Вот что, агент Невё, я, черт побери, понятия не имею, где вы занимались этими глупостями, но советую вам убраться туда, и немедленно! - Он метнул озабоченный взгляд в сторону Лэнгдона, который стоял неподалеку, прижав к уху мобильный телефон. Очевидно, все еще слушал загадочное сообщение из американского посольства. Лицо его сделалось серым, и Фаш понял, что новости плохие.      - Капитан, - заметила Софи нарочито небрежным и заносчивым тоном, - набор чисел, который вы сейчас видите, является не чем иным, как самой знаменитой в истории математической прогрессией.      Фаш никогда не слышал, чтобы в мире существовали знаменитые математические прогрессии, и уж тем более он был не в восторге от тона этой Невё.      - Это называется последовательностью Фибоначчи, - заявила она и кивком указала на бумажку в руке Фаша. - Это профессия, где каждый член равен сумме двух предыдущих.      Фаш уставился на цифры. Действительно, каждый член был равен сумме двух предшествующих, и, однако же, он совершенно не понимал, какое отношение имеет все это к смерти Соньера.      - Математик Леонардо Фибоначчи сделал это открытие еще в тринадцатом веке. И разумеется, это не простое совпадение, что цифры, которые Соньер написал на полу, являются частью знаменитого ряда Фибоначчи. Несколько секунд Фаш молча смотрел на Софи.      - Так, замечательно. Раз это не совпадение, может, тогда вы объясните мне, почему Жак Соньер сделал это? Что он хотел этим сказать? Что подразумевал?      Она пожала плечами:      - Абсолютно ничего. В том-то и дело. Это просто криптографическая шутка. Все равно что взять слова известного поэта и раскидать их в произвольном порядке. С одной лишь целью: посмотреть, догадается ли кто-нибудь, откуда цитата.      Фаш с угрожающим видом шагнул вперед и оказался лишь в нескольких дюймах от Софи.      - Надеюсь, у вас есть более убедительное объяснение? Мягкие черты лица Софи словно заострились, глаза смотрели строго.      - Капитан, учитывая, с чем вам довелось столкнуться сегодня, думаю, небесполезно будет знать, что Жак Соньер мог просто играть с вами. Но вы, судя по всему, придерживаетесь другого мнения. В таком случае мне остается лишь уведомить директора отдела криптографии, что вы больше не нуждаетесь в наших услугах.      И с этими словами она резко развернулась и зашагала по коридору к выходу.      Потрясенный Фаш наблюдал за тем, как она исчезает в темноте. Она что, свихнулась? Софи Невё только что совершила самоубийство, в профессиональном смысле этого слова. Поставила крест на своей дальнейшей карьере.      Фаш обернулся к Лэнгдону. Тот все еще слушал сообщение по телефону с озабоченным, даже встревоженным выражением лица. Посольство США. Капитан Фаш презирал многое на этом свете... но вряд ли что-либо вызывало у него большую ярость, чем посольство этой страны.      Фаш и американский посол регулярно вступали в стычки, и схватки эти разгорались в основном из-за американских гостей в Париже. Почти ежедневно Центральное управление судебной полиции арестовывало американских студентов за хранение и употребление наркотиков, бизнесменов из США - за связь с малолетними проститутками, американских туристов - за мелкие кражи в магазинах и порчу общественной собственности. Легально во всех этих случаях посольство США имело право вмешаться и выдворить виновных из страны, экстрадировать их на родину. Что оно и делало, но там преступников никто не подвергал уголовному преследованию.      А посольство продолжало делать свое черное дело.      Фаш называл такую практику "кастрацией судебной полиции". Недавно в "Пари матч" была опубликована карикатура, на которой Фаш был изображен в виде полицейского пса, пытающегося укусить американца-преступника. Но дотянуться до него никак не удавалось, поскольку пес сидел на цепи, прикованный к американскому посольству.      Только не сегодня, напомнил себе Фаш. Не стоит заводиться, слишком многое поставлено на карту.      Лэнгдон закончил говорить по телефону. Выглядел он ужасно.      - Все в порядке? - спросил его Фаш. Лэнгдон покачал головой.      Плохие новости из дома, решил Фаш и, забирая у Лэнгдона телефон, заметил, что профессор вспотел.      - Несчастный случай, - пробормотал Лэнгдон со странным выражением лица. - Один мой друг... - Он умолк и после паузы добавил: - Мне необходимо лететь домой завтра же, рано утром.      У Фаша не было никаких оснований подозревать Лэнгдона в притворстве. Однако он заметил, вернее, почувствовал: здесь что-то не так, В глазах американца светился страх.      - Мне очень жаль, прискорбно слышать, - сказал Фаш, не сводя с Лэнгдона испытующего взгляда. - Может, вам лучше присесть? - И он указал на скамью в коридоре.      Лэнгдон рассеянно кивнул и шагнул к скамье. Но затем вдруг остановился.      - Боюсь, мне надо посетить туалет, - виновато и смущенно произнес он.      Фаш нахмурился - эта пауза была совсем ни к чему.      - Туалет... А, ну да, конечно. Давайте устроим перерыв на несколько минут. - Он махнул рукой в сторону длинного темного коридора, откуда они пришли: - Туалеты там, прямо за кабинетом куратора.      Лэнгдон явно колебался. А потом указал на один из коридоров Большой галереи:      - Кажется, есть и ближе, вон там, в конце коридора. Фаш понял, что Лэнгдон прав. Большая галерея заканчивалась тупиком, где находились два туалета.      - Вас проводить?      Лэнгдон покачал головой и зашагал по коридору.      - Не обязательно. Думаю, мне будет только на пользу побыть несколько минут одному.      Фаш был не в восторге от этой идеи. Утешал его лишь тот факт, что Большая галерея действительно заканчивалась тупиком. А выход находился в противоположной стороне, там, где до сих пор была опущена решетка, под которой они пролезли. И хотя по правилам противопожарной безопасности такое большое помещение должно быть обеспечено запасными выходами, все эти пути автоматически перекрылись, как только Соньер включил сигнализацию. Нет, сейчас наверняка систему переключили, дополнительные выходы на лестницы открыли, но это не имело значения, поскольку главные наружные двери охранялись агентами управления судебной полиции. Лэнгдон никак не мог ускользнуть.      - Мне надо на минутку зайти в кабинет мистера Соньера, - сказал Фаш. - Там меня и найдете, мистер Лэнгдон. Нам необходимо обсудить еще кое-что.      Лэнгдон кивнул и исчез в темноте.      Фаш развернулся и сердито зашагал в противоположном направлении. Дойдя до решетки, пролез под ней, вышел из Большой галереи, быстро миновал коридор и ворвался в кабинет Соньера.      - Кто позволил пропустить Софи Невё в здание? - грозно осведомился он.      Колле первым обрел дар речи:      - Но она сказала охранникам у входа, что расшифровала код. Фаш огляделся.      - Так она ушла?      - А разве она не с вами?      - Нет. Она ушла. - Фаш выглянул в темный коридор. Очевидно, Софи была просто не в настроении, а потому на пути к выходу не заглянула в кабинет поболтать с ребятами.      Фаш подумал было, что стоит позвонить охранникам на выходе, попросить не выпускать Софи и проводить сюда. Но потом решил, что не стоит. Сейчас ему просто не до этой дамочки. Есть дела поважнее. Агентом Невё займемся позже, подумал он. К этому времени Фаш твердо вознамерился уволить ее.      Секунду-другую он задумчиво разглядывал миниатюрного рыцаря на столе Соньера. Потом обратился к Колле:      - Вы за ним следите?      Колле ответил кивком и развернул компьютер экраном к Фашу. На поэтажном плане была отчетливо видна мигающая красная точка, сигнал исходил из помещения, помеченного надписью "TOILETTES PUBLIQUES".      - Хорошо, - сказал Фаш и закурил сигарету. А затем направился к выходу в коридор. - Мне надо позвонить. Проследите за тем, чтобы, кроме туалета, Лэнгдон никуда не заходил. Глава 12      Лэнгдон шагал к тупику в конце Большой галереи, и голова у него кружилась. Что означало странное сообщение Софи? В конце коридора светились указатели с хорошо известной символикой туалетных комнат, и он прошел мимо целого лабиринта разветвленных коридоров, стены которых были увешаны итальянской графикой.      Найдя вход в мужской туалет, Лэнгдон отворил дверь, вошел и включил свет.      Комната была пуста.      Он приблизился к раковине и плеснул в лицо холодной водой, надеясь, что это поможет собраться с мыслями. Над раковинами светили яркие флуоресцентные лампы, пахло аммиаком. Лэнгдон начал вытирать лицо бумажным полотенцем, и тут вдруг за спиной скрипнула дверь. Он быстро повернулся.      Вошла Софи Невё, в зеленых глазах светился страх.      - Слава Богу, вы здесь! Времени у нас почти нет.      Лэнгдон растерянно смотрел на специалистку по дешифровке из Центрального управления судебной полиции. Лишь несколько минут назад, слушая ее сообщение, он подумал, что эта женщина, должно быть, просто безумна. Однако интуиция подсказывала, что Софи Невё искренна с ним. Не реагируйте на это сообщение. Просто слушайте. Вы в опасности. Следуйте всем моим указаниям. И тогда Лэнгдон решил последовать советам Софи. Сказал Фашу, что сообщение касается его близкого друга, что тот пострадал в аварии и что самому ему надо срочно возвращаться в США. А потом добавил, что ему нужно в туалет.      И вот теперь Софи стояла рядом, совсем близко. В безжалостном свете флуоресцентных ламп Лэнгдону удалось как следует разглядеть ее лицо, и он с удивлением отметил, что, несмотря на ощущение силы и решимости, исходящее от этой женщины, черты лица у нее мягкие, даже нежные. Лишь взгляд цепкий и пристальный, а вообще она напоминает дам с портретов Ренуара... Слегка затуманенный, но от этого не менее четкий и выразительный образ, где простота самым непостижимым образом сочеталась с тайной.      - Я хотела предупредить вас, мистер Лэнгдон, - начала Софи. - Предупредить, что вы sous surveillance cachee. Что за вами следят самым пристальным образом. - Голос с сильным акцентом резонировал в пустом помещении с кафельными стенами, что придавало ему глуховатость.      - Но... почему? - спросил Лэнгдон. Софи уже объяснила по телефону, но ему хотелось услышать это от нее лично.      - Потому, - сказала она и шагнула к нему, - что вы первый подозреваемый в убийстве по этому делу.      Лэнгдон был готов к такому объяснению, но в очередной раз слова эти показались ему полным абсурдом. Если верить Софи, то его вызвали в Лувр вовсе не в качестве специалиста по символам, но как главного подозреваемого. И он, того не осознавая, стал объектом столь популярного у силовиков способа допроса, когда полиция спокойно приглашает подозреваемого на место преступления и задает ему самые разные вопросы в надежде, что нервы у него сдадут и он расколется.      - Посмотрите, что у вас в левом кармане пиджака, - сказала Софи. - Доказательство того, что они глаз с вас не спускают.      Посмотреть в кармане? Лэнгдону показалось, что он стал объектом не слишком остроумного розыгрыша.      - Да, посмотрите, посмотрите. Лэнгдон растерянно сунул руку в левый карман твидового пиджака. Пошарил и не нашел там ничего. Что за дурацкие шуточки, черт побери? Может, эта Софи все же не в себе? Но тут вдруг его пальцы нащупали нечто. Что-то маленькое и твердое. Сжав предмет пальцами, Лэнгдон осторожно достал его из кармана и стал разглядывать. Это был металлический диск в форме пуговицы, размером с батарейку для наручных часов. Он никогда не видел его прежде.      - Что за...      - Специальный маячок слежения, - ответила Софи, - Постоянно передает сигнал о передвижениях объекта через глобальную спутниковую систему на монитор судебной полиции. Используется для определения местонахождения людей с точностью до плюс-минус двух футов в любой точке земного шара. Так что вы у них на электронном поводке. А подложил его вам в карман агент, приходивший в гостиницу.      Лэнгдон вспомнил сцену в гостиничном номере. Он наскоро принимал душ, потом одевался, и уже у двери агент услужливо подал ему твидовый пиджак. На улице сейчас прохладно, мистер Лэнгдон, сказал агент. Весна в Париже совсем не такая, как поется в песнях. И тогда Лэнгдон поблагодарил его и надел пиджак.      Оливковые глаза Софи, казалось, так и прожигают насквозь.      - Раньше я вам об этой штуке не сказала. Специально. А то бы еще вытащили ее из кармана на глазах у Фаша. Ему не следует знать, что вы ее обнаружили.      Лэнгдон не знал, что и сказать.      - Они наградили вас этой меткой, чтобы вы не убежали. - Помолчав, она добавила: - Вообще-то они очень рассчитывали па то, что вы попытаетесь сбежать. Это лишь укрепило бы их подозрения.      - Но к чему мне бежать? - воскликнул Лэнгдон. - Ведь я не виновен!      - А Фаш думает иначе.      Лэнгдон сердито шагнул к мусорной корзине с намерением выкинуть маячок.      - Нет, не надо! - Софи схватила его за руку. - Пусть остается в кармане. Если выбросите, сигнал перестанет двигаться, и они поймут, что вы нашли устройство. Фаш разрешил вам отойти лишь по одной причине: он знал, что может следить за вами по монитору. Если он заподозрит, что вы обнаружили маячок... - Софи умолкла, не закончив фразы. Взяла из рук Лэнгдона диск и сунула в тот же карман. - Пусть будет при вас. По крайней мере какое-то время.      Лэнгдон похолодел.      - Но с чего это Фаш вдруг решил, что я убил Жака Соньера?      - У него были весьма веские причины подозревать именно вас, - ответила Софи. - Есть одна улика, о которой вы еще не знаете. Пока Фаш тщательно скрывает ее от вас.      Лэнгдон с недоумением воззрился на Софи.      - Помните текст, который Соньер написал на полу? Он кивнул. Слова и цифры намертво врезались в память. Софи понизила голос до шепота:      - Так вот, к сожалению, вы видели не все послание. Там была еще четвертая строчка, которую Фаш сфотографировал, а потом специально стер перед вашим приходом.      Лэнгдон знал, что жидкие чернила маркера ничего не стоит стереть, однако он никак не мог понять, зачем Фашу понадобилось уничтожать часть вещественных доказательств.      - Просто Фаш не хотел, чтобы вы знали об этой последней строке. По крайней мере до тех пор, пока он не припрет вас к стенке.      Софи достала из кармана свитера компьютерную распечатку снимка, начала медленно ее разворачивать.      - Чуть раньше этим же вечером Фаш отправил все снимки с места преступления в наш отдел в надежде, что мы сумеем разобраться, что именно хотел сказать Соньер перед смертью. Вот снимок всего послания, без купюр. - И она протянула листок Лэнгдону.      Тот смотрел и глазам своим не верил. Крупный план, снимок той части пола, где красовалась светящаяся надпись. Увидев последнюю строчку, Лэнгдон вздрогнул. 13-3-2-21-1-1-8-5 На вид идола родич! О мина зла! Р S. Найти Роберта Лэнгдона Глава 13      В течение нескольких секунд Лэнгдон смотрел на снимок с постскриптумом Соньера. Найти Роберта Лэнгдона. Казалось, пол уходит у него из-под ног. Соньер оставил постскриптум, где указал мое имя? Нет, это просто в голове не укладывается!..      - Теперь понимаете, - спросила Софи, - почему Фаш вызвал вас сюда и считает главным подозреваемым?      Пока Лэнгдон понял лишь одно: почему Фаш смотрел так самодовольно, когда он, Лэнгдон, предположил, что Соньеру было бы куда проще написать имя убийцы.      Найти Роберта Лэнгдона.      - Но почему Соньер это написал? - воскликнул он. На смену смятению и растерянности пришел гнев. - Зачем мне было убивать Жака Соньера?      - Мотив Фашу еще неясен. Но он записал весь ваш разговор в надежде, что это прояснится.      Лэнгдон разинул рот, но не произнес ни слова.      - У него при себе миниатюрный микрофон, - объяснила Софи, - подключенный к передатчику в кармане. И все радиосигналы передавались на командный пост в кабинет куратора.      - Нет, это просто невозможно, - пробормотал Лэнгдон. - И потом, у меня есть алиби. Сразу после лекции я отправился в гостиницу. Можете спросить внизу, у портье за стойкой.      - Фаш уже спрашивал. И в его отчете указано, что вы взяли ключ от номера примерно в десять тридцать. Увы, время убийства определено достаточно точно. И произошло оно около одиннадцати. Так что вы вполне могли выйти из номера незамеченным.      - Нет, это просто безумие какое-то! У Фаша нет доказательств!      Глаза Софи удивленно округлились, точно она собиралась спросить: Как это нет доказательств?      - Но, мистер Лэнгдон, ваше имя написано на полу, рядом с телом. К тому же в дневнике Соньера найдена запись о том, что вы договаривались встретиться. И время встречи совпадает со временем убийства. Да у Фаша было более чем достаточно оснований взять вас под стражу. И привезти в управление для допроса, - добавила она.      Тут Лэнгдон понял, что без адвоката ему не обойтись.      - Я этого не делал. Софи вздохнула:      - Это вам не американский телесериал, мистер Лэнгдон. Во Франции закон защищает полицейских, а не преступников. К сожалению, в данном конкретном случае надо еще учитывать и реакцию средств массовой информации. Жак Соньер был весьма известным и уважаемым в Париже человеком, его многие любили. А потому новостью номер один завтра станет его убийство. И на Фаша начнут давить, заставляя сделать заявление для прессы, а потому в его же интересах уже иметь наготове хотя бы одного задержанного подозреваемого.      Лэнгдон почувствовал, что загнан в угол.      - Но почему вы говорите мне все это?      - Потому, мистер Лэнгдон, что я верю в вашу невиновность. - Софи на мгновение отвернулась, потом снова посмотрела ему прямо в глаза. - А также потому, что это отчасти по моей вине вы попали в эту переделку.      - Простите, не понял... Выходит, это вы виноваты в том, что Соньер подставил меня?      - Да не подставлял он вас. Просто произошла ошибка. Это послание на полу... оно было предназначено мне.      Лэнгдону никак не удавалось осмыслить услышанное.      - Простите?..      - Послание было предназначено не для полиции. Он оставил его мне. Думаю, в те минуты он так спешил, что не осознавал, как это будет выглядеть в глазах полиции. - Она на миг умолкла. - Цифровой код не имеет никакого смысла. Соньер написал его просто для того, чтобы быть уверенным, что в расследовании будут задействованы криптографы. И чтобы именно я поскорее узнала о том, что с ним случилось.      У Лэнгдона голова пошла кругом. Он еще не разобрался, в своем Софи уме или нет, но по крайней мере теперь точно знал, что она хочет помочь ему. Этот постскриптум, "найти Роберта Лэнгдона"... Она сочла его приказом, последней предсмертной волей куратора, и разыскала Роберта Лэнгдона. - Но с чего вы взяли, что он оставил послание вам?      - "Витрувианский человек", - просто ответила она. - Этот рисунок всегда был моим самым любимым из всех работ Леонардо да Винчи. Вот он и использовал его, чтобы привлечь мое внимание.      - Погодите. Выходит, куратор знал ваши вкусы? Она кивнула:      - Извините. Надо было рассказать все по порядку. Дело в том, что Соньер и я...      Тут Софи умолкла, и Лэнгдон уловил в ее голосе печаль и сожаление о прошлом. Очевидно, Софи и Жака Соньера связывали какие-то особые отношения. Лэнгдон посмотрел на стоявшую перед ним красивую женщину и напомнил себе, что во Франции пожилые мужчины часто заводят молодых любовниц. Хотя слово "завести" как-то не слишком гармонировало с характером Софи Невё.      - Мы поссорились лет десять назад, - шепотом произнесла Софи. - И с тех пор почти не разговаривали. Но сегодня, когда в отдел позвонили и сообщили, что Соньер убит, а потом прислали снимки, я сразу поняла: он оставил это послание мне.      - Потому что изобразил собой "Витрувианского человека"?      - Да. И еще эти буквы - P. S.      - Постскриптум? Она покачала головой:      - Нет. Это мои инициалы.      - Но ведь вы Софи Невё. Она опустила глаза:      - П. С. - это прозвище. Так он меня называл, когда мы жили вместе. - Она слегка покраснела. - Сокращенно от Принцесса Софи.      Лэнгдон не знал, что и сказать.      - Глупо, я понимаю, - добавила она. - Но так он называл меня давным-давно. Когда я была совсем маленькой девочкой.      - Так вы давным-давно с ним знакомы?..      - Да, и очень даже хорошо знакомы. - На глазах ее выступили слезы. - Дело в том, что Жак Соньер - мой дед. Глава 14      - Где Лэнгдон? - входя в кабинет, осведомился Фаш и сильно затянулся напоследок сигаретой.      - Все еще в туалете, сэр, - ответил лейтенант Колле, покосившись на экран.      - Застрял, - проворчал Фаш.      Чтобы удостовериться лично, он взглянул через плечо Колле на монитор. Красная точка была на месте и мерцала. Фаш с трудом поборол желание пойти и проверить, что там делает Лэнгдон. Вообще-то в идеале объекту слежки лучше предоставлять максимум свободы в передвижениях, это усыпляет подозрения. Лэнгдон должен вернуться по собственной воле. Однако прошло уже десять минут.      Слишком долго.      - Есть шанс, что он обнаружил слежку? - спросил Фаш. Колле покачал головой:      - Вряд ли. В туалете наблюдаются небольшие перемещения, так что прибор все еще при нем. Может, ему плохо? Если бы он нашел маячок, то выбросил бы его и попытался бежать.      Фаш взглянул на наручные часы:      - Что ж, прекрасно. Тогда подождем.      Но похоже, сомнения продолжали терзать его. Весь вечер Колле чувствовал, что капитан как-то особенно напряжен, а это было для него нетипично. Обычно сосредоточенный и сдержанный, Фаш проявлял сегодня излишнюю эмоциональность, точно это дело имело для него какое-то особое личное значение.      И неудивительно, подумал Колле. Фашу позарез нужно арестовать подозреваемого. Совсем недавно кабинет министров и средства массовой информации открыто критиковали агрессивную тактику Фаша, его постоянные столкновения с посольствами ряда иностранных государств, огромные перерасходы его ведомства на новые технологии. Сегодня произведенный с помощью этих самых высоких технологий арест американца мог бы надолго заткнуть рот всем этим критикам. И это помогло бы Фашу еще несколько лет спокойно заниматься своей работой, а потом с почетом уйти и получить пенсию, весьма и весьма высокую. А она ему ой как нужна, эта пенсия, подумал Колле. Судя по слухам, несколько лет назад Фаш вложил все свои сбережения в какую-то компанию по развитию новых технологий и потерял все, до последней рубашки. А Фаш из тех, кто носит только самые лучшие рубашки.      Ничего, время у них еще есть. Правда, несколько помешало незапланированное вторжение Невё, но это мелочи. Сейчас она ушла, и Фаш еще не разыграл свою главную карту. Еще не сообщил Лэнгдону о том, что его имя красовалось на полу рядом с телом жертвы. P. S. Найти Роберта Лэнгдона. Можно только представить, какая реакция будет у американца, когда ему продемонстрируют эту улику.      - Капитан! - позвал Фаша один из агентов. - Думаю, вам следует ответить на этот звонок. - Он держал в руке телефонную трубку, и лицо у него было встревоженное.      - Кто это? - спросил Фаш.      Агент нахмурился:      - Директор отдела криптографии.      - И что?..      - Это касается Софи Невё, сэр. Что-то с ней не так. Глава 15      Пора.      Сайлас вышел из черной "ауди", ночной бриз раздувал его просторную сутану. Дует ветер перемен. Он знал, что предстоящее задание потребует от него не столько силы, сколько ловкости и ума, а потому оставил автоматический пистолет в машине. Тринадцатизарядный "хеклер-и-кох" предоставил ему Учитель.      Смертоносному оружию не место в доме Господнем.      В этот поздний час на площади перед церковью было безлюдно, лишь пара тинейджеров в дальнем ее конце демонстрировала перед машинами с припозднившимися туристами свой товар - сувениры из керамики. Созерцание хрупких фигур юноши и девушки вызвало у Сайласа хорошо знакомое томление плоти. Но порыв был тут же подавлен: одно неловкое движение - и подвязка с шипами больно врезалась в бедре. Желание тут же пропало. Вот уже на протяжении десяти лет Сайлас отказывал себе в плотских наслаждениях, даже онанизмом не занимался. Таков был закон "Пути". Он знал, что пожертвовал многим ради "Опус Деи", но был уверен, что получит взамен гораздо больше. Бремя воздержания нести не так уж и тяжело. Он даже по-своему радовался воздержанию: это менее суровое испытание по сравнению с нищетой, в которой он жил, и с сексуальными домогательствами, от которых страдал в тюрьме.      Впервые вернувшись во Францию после ареста и тюремного заключения в Андорре, Сайлас чувствовал, что родная земля испытывает его, пробуждает в душе самые жестокие воспоминания. Ты родился заново, напомнил он себе. Сегодня служение Господу требовало совершить грех, убийство, но это было жертвой во славу того же Господа, и Сайлас знал, что ему за это воздастся.      Мера веры твоей - это мера боли, которую ты можешь вынести, так говорил ему Учитель. Что такое боль, Сайлас знал хорошо и стремился доказать Учителю, что ему все нипочем, если поступками его движет высшая сила.      - Hago la obra de Dios <Я делаю богоугодное дело (исп.)>, - прошептал Сайлас и двинулся к входу в церковь.      Остановившись в тени массивных дверей, он глубоко втянул ртом воздух. Лишь сейчас со всей ясностью он понял, что должен сделать и что ждет его внутри.      Краеугольный камень. Он приведет нас к цели.      И вот, подняв белую, как у призрака, руку, он трижды постучал в дверь.      Через минуту послышался грохот отпираемых запоров. Огромная дверь отворилась. Глава 16      Интересно, подумала Софи, сколько времени понадобится Фашу, чтобы понять: из здания Лувра она не выходила? Лэнгдон был просто потрясен новым известием, и она в очередной раз усомнилась, что поступила правильно, загнав его сюда и поделившись информацией.      Но что еще мне было делать?      Она представила своего деда, как он лежит на полу голый, с нелепо раздвинутыми руками и ногами. Когда-то он был для нее всем, но сегодня Софи, к своему удивлению, вдруг поняла, что не испытывает особой жалости к этому человеку. Жак Соньер давно стал для нее чужим. Их отношениям пришел конец, когда ей было двадцать два, и разрушились они в одночасье. Десять лет назад. Тем мартовским вечером Софи вернулась домой из Англии, где училась в университете, на несколько дней раньше, чем ожидалось, и застала деда врасплох. И то, чем он занимался... она не должна была этого видеть, и лучше бы не видела никогда. Эта сцена так до сих пор и стоит перед глазами.      Ни за что бы не поверила, если бы не видела собственными глазами...      Не слушая лепет Соньера, беспомощно пытавшегося объясниться, Софи, потрясенная и сгорающая от стыда, тут же покинула дом, забрав свои сбережения. И сняла маленькую квартирку, где поселилась с подругой. Она поклялась никому не говорить о том, что видела. Дед отчаянно искал примирения, посылал открытки и письма, умолял Софи о встрече, хотел объяснить. Но как можно объяснить такое? Софи ответила лишь раз: просила ее больше не беспокоить, запретила деду звонить и встречаться с ней на людях. Она боялась, что объяснение окажется еще более ужасным, чем сам поступок.      Но Соньер не сдавался, и в ящике комода у Софи хранилась целая гора нераспечатанных писем. Впрочем, Соньеру надо было отдать должное: он ни разу не позвонил ей и не пытался встретиться на людях.      До сегодняшнего дня.      - Софи? - Голос в автоответчике звучал совсем по-стариковски. - Я достаточно долго выполнял твое пожелание не звонить... и поверь, решиться было трудно. Но я должен с тобой поговорить. Случилось нечто ужасное.      Сердце у Софи екнуло - так странно было снова услышать его голос после всех этих лет. А мягкий умоляющий тон навеял воспоминания о детстве.      - Софи, пожалуйста, выслушай меня, - говорил он с ней по-английски. Он всегда говорил с ней по-английски, когда сна была еще совсем маленькой девочкой. Французским будешь заниматься в школе. А практиковаться в английском лучше дома. - Нельзя же вечно сердиться на меня. Ты читала письма, которые я посылал тебе все эти годы? Неужели так ничего и не поняла? - Он на секунду умолк. - Мы должны встретиться и поговорить. Сейчас же, немедленно. Сделай милость, подари своему деду немного времени. Перезвони мне в Лувр прямо сейчас. Кажется, нам с тобой угрожает серьезная опасность.      Софи с недоумением взирала на автоответчик. Опасность? О чем это он?..      - Принцесса... - Голос деда дрожал, и Софи никак не могла понять, чем это вызвано. - Знаю, я утаивал от тебя многое, понимаю, что это стоило мне твоей любви. Но я поступал так ради твоей же безопасности. Теперь ты должна узнать всю правду. Пожалуйста, давай встретимся. Я должен рассказать тебе правду о твоей семье.      Софи почувствовала, как бешено забилось у нее сердце. О моей семье? Но родители Софи умерли, когда ей было всего четыре года. Машина сорвалась с моста и упала в реку. В машине, помимо отца и матери, находились еще бабушка и младший братишка Софи, и она разом потеряла всю семью. В коробке у нее хранились газетные вырезки, подтверждавшие это.      Слова дела вызвали прилив тоски. Моя семья! Софи вспомнился сон, от которого она так часто просыпалась в детстве. Она ждет своих родителей, знает, что они должны скоро приехать. И всякий раз она просыпалась с мыслью: Они живы! Они возвращаются домой! И всякий раз сон кончался одним и тем же, а родные милые лица исчезали, точно в тумане, проваливались в забвение.      Вся твоя семья погибла, Софи. Они никогда не вернутся.      - Софи, - в автоответчике снова звучал голос деда, - я ждал много лет, ждал подходящего момента, когда можно будет тебе сказать. Но теперь время вышло. Позвони мне в Лувр. Сразу же, как только услышишь это послание. Буду ждать всю ночь. Боюсь, мы оба в опасности. Тебе обязательно надо узнать...      На этом послание обрывалось.      Софи стояла посреди кухни и чувствовала, как ее сотрясает мелкая дрожь. Она думала о послании деда, и в голову ей пришло одно лишь приемлемое объяснение.      Это уловка.      Очевидно, деду страшно хотелось увидеть ее. Он все перепробовал. И вот теперь... это. Презрение и отвращение к этому человеку лишь усилилось. Потом Софи подумала: может, он серьезно болен и хочет использовать любую возможность, чтобы увидеть внучку в последний раз. Если так, то придумано очень умно.      Моя семья.      Софи стояла в полутьме мужского туалета, и в ушах ее звучали отрывки из дневного послания деда. Мы оба в опасности, Софи. Позвони мне.      Она не позвонила. Даже не собиралась. Теперь на смену скептицизму пришли другие, столь же безрадостные мысли. Ее дед был убит в стенах музея. Но он успел оставить на полу загадочное послание.      Послание для нее. В этом она была уверена.      Софи не понимала значения этого послания, но тем не менее была уверена: сам факт, что дед зашифровал его, указывал на то, что последние его слова предназначались ей. Страстный интерес к криптографии развился у Софи во многом благодаря тому, что она росла и воспитывалась рядом с Жаком Соньером. Тот и сам был просто фанатом разных кодов, шифров, головоломок и игр в слова. Сколько воскресений провел он за составлением криптограмм и разгадыванием кроссвордов в газетах!      Уже в двенадцать лет Софи не составляло труда разгадать любой кроссворд из "Ле монд" без посторонней помощи, а дед стал приучать ее решать английские кроссворды, различные математические головоломки и учить основам шифрования. Софи щелкала все эти задачки как орешки. Не случайно она выбрала себе такую профессию, стала шифровалыцицей в Центральном управлении судебной полиции.      И вот сегодня Софи с чисто профессиональной точки зрения не могла не оценить придумку, с помощью которой ее дед использовал простой код с целью свести двух совершенно незнакомых людей - Софи Невё и Роберта Лэнгдона.      Но с какой целью?      Судя по растерянному взгляду Роберта Лэнгдона, Софи поняла, что и американец тоже не имеет об этом ни малейшего представления.      - Вы собирались встретиться сегодня с моим дедом, - сказала она. - Зачем?      Теперь Лэнгдон растерялся вконец.      - Его секретарша назначила встречу и, когда звонила, причин не называла, а я не спрашивал. Очевидно, он просто слышал, что я буду выступать с лекцией по языческой иконографии французских соборов, вот и заинтересовался этой темой. Ну и счел, что нам было бы неплохо встретиться, посидеть, поболтать за выпивкой.      Софи не верилось в это объяснение. Никакой связи не прослеживалось. Да ее дед знал о языческой иконографии больше любого другого специалиста в этой области. К тому же Жак Соньер был исключительно замкнутым человеком, вовсе не расположенным проводить время в пустопорожней болтовне с залетными американскими профессорами. Разве только у него была веская причина...      Софи вздохнула и решилась на откровенность:      - Дед звонил мне сегодня днем. И сказал, что мы с ним в опасности. Вы имеете представление, что бы это могло означать?      Синие глаза Лэнгдона смотрели встревоженно.      - Нет, но с учетом того, что произошло...      Софи кивнула. С учетом сегодняшних событий она была бы полной идиоткой, если б не испытывала страха. Она подошла к маленькому окошку с зеркальным стеклом и выглянула на улицу сквозь переплетение тонких сигнальных проводков, вмонтированных в стекло. Они находились высоко - футах в сорока от земли.      Софи вздохнула и продолжила разглядывать открывшийся перед ней вид. Слева, через Сену, высилась ярко освещенная Эйфелева башня. Прямо впереди - Триумфальная арка. А справа, на полого закругленном холме Монмартра, виднелись изящные очертания собора Сакре-Кёр - казалось, отполированный белый камень сам излучал свечение.      Они находились в самой дальней, западной части крыла Денон, граничащей с самой оживленной частью площади Карузель. Несмотря на поздний час, здесь до сих пор сновали автомобили, а узенький тротуар примыкал вплотную к внешней стене Лувра. Грузовые автомобили, развозящие по ночам товары, стояли на светофоре в ожидании, когда включится зеленый, казалось, что красные хвостовые огни насмешливо подмигивают Софи.      - Не знаю, что и сказать. - Лэнгдон подошел и стал рядом с ней. - Ваш дедушка пытался что-то передать нам, это очевидно. Вы уж простите, но тут я мало чем могу помочь.      Софи отвернулась от окошка. В голосе Лэнгдона звучало искреннее сожаление. Несмотря на все свалившиеся на его голову неприятности, он действительно хотел помочь. В нем говорит учитель, подумала она. Софи прочла подготовленные судебной полицией материалы на Лэнгдона. Он был ученым, а истинные ученые не переносят недопонимания.      Общая для нас черта, подумала она.      Будучи специалистом по шифровке, Софи зарабатывала на жизнь, находя смысл в совершенно бессмысленных на первый взгляд данных. И подозревала сейчас, что Роберт Лэнгдон, возможно, сам того не осознавая, владеет крайне нужной ей информацией. Принцесса Софи. Найти Роберта Лэнгдона. Кажется, яснее не скажешь. Софи нужно время, чтобы понять, что ей может дать Лэнгдон. Время для размышлений. Время разобраться в этой таинственной истории вдвоем. Увы, время это истекало с катастрофической скоростью.      И она поняла, что у нее только один выход. Подняла на Лэнгдона глаза и сказала:      - Безу Фаш может арестовать вас в любую минуту. Я могу вывести вас из музея. Но мы должны действовать сообща.      Глаза Лэнгдона округлились.      - Вы что же, предлагаете мне бежать?      - Это лучшее, что вы можете сделать. Если Фаш заберет вас сейчас, вы проведете во французской тюрьме много недель или даже месяцев. Пока наше управление и посольство США будут ломать копья в суде. Но если мы сможем выскользнуть отсюда и добраться до вашего посольства, тогда американское правительство будет защищать ваши права. А я попробую доказать, что вы не причастны к убийству.      Похоже, ее слова совсем не убедили Лэнгдона.      - И думать нечего! У Фаша вооруженная охрана на каждом входе и выходе. Даже если нас не пристрелят при попытке к бегству, сам побег будет выглядеть подозрительно, послужит еще одним доказательством моей вины. Вы должны сказать Фашу, что надпись на полу предназначалась для вас. И тот факт, что Соньер упомянул мое имя, не является обвинением.      - Я обязательно сделаю это, - торопливо пообещала Софи, - но только после того, как вы окажетесь в безопасности, в американском посольстве. Отсюда до него всего миля, у подъезда припаркована моя машина. Вести переговоры с Фашем здесь, в Лувре, рискованно. Неужели вы не понимаете? Сегодня Фаш постарается сделать все, чтобы доказать вашу вину. И единственная причина, по которой он тянул с арестом, связана с надеждой обнаружить новые улики против вас.      - Вот именно. Надежда эта оправдается, если я сбегу.      Тут вдруг в кармане свитера Софи зазвонил мобильный телефон. Может, Фаш? Она сунула руку в карман и выключила мобильник.      - Мистер Лэнгдон, - продолжила она, - мне необходимо задать вам один, последний вопрос. - Возможно, от этого зависит вся ваша дальнейшая жизнь. - Надпись на полу не является прямым доказательством вашей вины, однако Фаш сказал нашим людям, что вы и есть первый и основной подозреваемый. Подумайте, возможно, существует еще какая-то причина, по которой он считает, что вина лежит на вас?      Помолчав несколько секунд, Лэнгдон ответил:      - Нет, не знаю. Не вижу никакой другой причины.      Софи вздохнула. Это означает, что Фаш лжет. А вот по какой причине, Софи не знала, и вряд ли это удастся выяснить сейчас. Ясно одно: Безу Фаш твердо вознамерился засадить Лэнгдона за решетку сегодня же, причем любой ценой. Но Лэнгдон был нужен самой Софи, и потому существовал всего один выход.      Необходимо доставить Лэнгдона в американское посольство.      Повернувшись к окошку, Софи всмотрелась в паутину проводов сигнализации, потом еще раз прикинула расстояние до земли. Да, сорок футов - это не шутка. Прыжок с такой высоты грозит Лэнгдону переломом обеих ног. И это еще самый оптимистический расклад.      И тем не менее Софи приняла решение.      Роберт Лэнгдон должен исчезнуть из Лувра, хочет он этого или нет. Продолжение следует...      1  - В русском переводе Нового Завета - Сила  >>> Уважаемые подписчики!      По понедельникам в рассылке: Дэн Браун "Код да Винчи"      Секретный код скрыт в работах Леонардо да Винчи...      Только он поможет найти христианские святыни, дававшие немыслимые власть и могущество...      Ключ к величайшей тайне, над которой человечество билось веками, может быть найден...      В романе "Код да Винчи" автор собрал весь накопленный опыт расследований и вложил его в главного героя, гарвардского профессора иконографии и истории религии по имени Роберт Лэнгдон. Завязкой нынешней истории послужил ночной звонок, оповестивший Лэнгдона об убийстве в Лувре старого хранителя музея. Возле тела убитого найдена зашифрованная записка, ключи к которой сокрыты в работах Леонардо да Винчи...      По четвергам в рассылке: Валентин Пикуль "Баязет"      Это мой первый исторический роман.      Первый - не значит лучший. Но для меня, для автора, он всегда останется дороже других, написанных позже. Двадцать лет назад наша страна впервые раскрыла тайну героической обороны Брестской крепости летом 1941 года.      Невольно прикоснувшись к раскаленным камням Бреста, я испытал большое волнение... Да! Я вспомнил, что нечто подобное было свершено раньше. Наши деды завещали внукам своим лучшие традиции славного русского воинства.      Отсюда и возник роман "Баязет" - от желания связать прошлое с настоящим. История, наверное, для того и существует, чтобы мы, читатель, не забывали о своих пращурах.      В этом романе отражены подлинные события, но имена некоторых героев заменены вымышленными. В.Пикуль     По воскресениям в рассылке: Жюль Верн "Дети капитана Гранта"      Этот известный роман французского писателя-фантаста был написан в 1868 году. В произведении (как его охарактеризовал сам автор - "для юношества") широко развернуты картины природы и жизни людей в различных частях света. Герои путешествуют по трем океанам, разыскивая потерпевщего караблекрушение шотландского патриота капитана Гранта.      В последующих выпусках рассылки планируется публикация следующих произведений: Джон Уиндем "День триффидов"      Если день начинается воскресной тишиной, а вы точно знаете, что сегодня среда, значит что-то неладно.      Я ощутил это, едва проснувшись. Правда, когда мысль моя заработала более четко, я засомневался. В конце концов не исключалось, что неладное происходит со мной, а не с остальным миром, хотя я не понимал, что же именно. Я недоверчиво выжидал. Вскоре я получил первое объективное свидетельство: далекие часы пробили, как мне показалось, восемь. Я продолжал вслушиваться напряженно и с подозрением. Громко и решительно ударили другие часы. Теперь уже сомнений не было, они размеренно отбили восемь ударов. Тогда я понял, что дело плохо.      Я прозевал конец света, того самого света, который я так хорошо знал на протяжении тридцати лет; прозевал по чистой случайности... Диана Чемберлен "Огонь и дождь"      Появление в маленьком калифорнийском городке загадочного "человека-дождя", специалиста по созданию дождевых туч, неожиданно повлияло на судьбу многих его жителей. Все попытки разгадать его таинственное прошлое заставляют обнаружить скрытые даже от себя самого стороны души. Аркадий и Георгий Вайнеры "Петля и камень в зеленой траве"      "Место встречи изменить нельзя" "Визит к Минотавру", "Гонки по вертикали"... Детективы братьев Вайнеров, десятки лет имеющие культовый статус, знают и любят ВСЕ. Вот только... мало кто знает о другой стороне творчества братьев Вайнеров. Об их "нежанровом" творчестве. О гениальных и страшных книгах о нашем недавнем прошлом. О трагедии страны и народа, обесчещенных и искалеченных социалистическим режимом. О трагедии интеллигенции. О любви и смерти. О судьбе и роке, судьбу направляющем... Шон Хатсон "Жертвы"      Существует мнение о том, что некоторые люди рождаются только для того, чтобы когда нибудь стать жертвами убийства. в романе "жертвы" Фрэнк Миллер, долгие годы проработавший специалистом по спецэффектам на съемках фильмов ужасов, на собственном опыте убедился в справедливости этого утверждения. По нелепой случайности лишившись зрения, он снова обретает его, когда ему трансплантируют глаза преступника, и в один из дней обнаруживает, что способен узнавать потенциальных жертв убийцы. Миллер решает помочь полиции, которая сбилась с ног в поисках кровавого маньяка, но сам Миллер становится мишенью для садиста. Удастся ли ему остановить кровопролитие или же он сам станет жертвой?..      Ждем ваших предложений. Подпишитесь: Рассылки Subscribe.Ru Литературное чтиво Ваши пожелания и предложения