- Господа, господа, попрошу тишины, ну честное слово, так нельзя, - говорил и стучал молотком генеральный судья.

    Таким образом генеральный судья Верховной Канцелярии сектора 19-21 пытался утихомирить сидящих в его кабинете высших руководителей сектора.

    - Ну, суд, ну и что, - орал судья. - Как будто в первый раз. Все прекрасно знают, что надо делать.

    Напрасно генеральный судья полагал, что все знали, что им надо делать. Генеральный прокурор, например, вовсе не знал, что ему делать, как, впрочем, и вице-президент сектора. Задача перед ними стояла сложная. Необходимо было решить вопрос с отправкой внеочередника. Дело это было щекотливое и требовало достаточно мужества для его исполнения.

35.

    Господа читатели, необходимы пояснения. Начну по порядку. Кое-что, надеюсь, вы и сами поняли. Во-первых: Каждый, кто возвращается, через семь дней полностью восстанавливает память по своему прежнему существованию. Таким образом, Гарри вспомнил, что до этого он был не кем иным, как Петром Лавровичем Лавровым. Дело все в том, что этот самый Петр Лаврович, лет пятьдесят тому назад заварил здесь большую кашу.

    Будучи революционером, по природе, он не только на Земле вел активную, подрывную деятельность, но и после жизни на Земле продолжал этим заниматься. Им, здесь, была организована партия, которая объединяла всех недовольных. Естественно, что это не понравилось многим, а в первую очередь руководству сектора. Дело тут ещё в том, что, не знаю, как вам это сказать, но, в общем, и у нас есть, так называемые, ну преступники, в общем.

    Одним словом: существуют законы, по которым мы здесь живём и которые нарушать нельзя. И если вы, на Земле, там у себя нарушителей наказываете, то и у нас их тоже вроде как наказывают. Есть разные виды наказания, самое страшное из которых - это отправка на Землю вне очереди. Это значит, что провинившийся, неважно был он уже на Земле или нет, но отправляется на Землю не в установленный момент, какой положен по расписанному графику, а вне очереди. Понимаете?

    В общем так. Родиться обязан каждый. Это закон свыше. Но вот родиться второй и последующие разы - это может осуществляться только по графику. В канцелярии составляют специальный график последующих рождений и следуют ему неукоснительно. Здесь, правда, есть свои исключения. Могут дать отсрочку, а то и полностью освободить. В общем, примерно как у вас в армии.

    Так вот, если первичное рождение - это дело Господа и только, то вот вторичным он уже не занимается, но поручает это делать самим людям.

    И вот, не знаю когда, но повелось, что в виде наказания, для некоторых, для тех, кто достал, грубо говоря - очень, решено было ввести внеочередную отправку на Землю. А что. Очень даже удобно. У нас здесь ведь и без того проблем достаёт. Так что, стало очень удобно и тех, кто мешает другим спокойно существовать, или шибко начальство беспокоит, проще отправить назад, а там гори всё ярким пламенем.

    Конечно, решать это не одному, кому-нибудь там, а суду. Да. У нас, как и у вас, суд имеется. Но не путайте это с судом Господа. Нет, всё проще. Обычный человеческий суд. Всё по закону. Так что грех жаловаться. Естественно, что Пётр Лаврович, за свои здесь похождения, неоднократно был ссылаем на Землю. Он, скажу вам по секрету: в этом деле - чемпион.

    Одна тысяча восемьсот вторичных отправок на его счету. И, конечно, начались эти отправки не в секторе 19-21, но гораздо раньше. Он и сам сейчас уже с трудом помнит, когда это началось. Сперва, конечно, запоминал, интересно было. Помнил все свои жизни. Что ты. У-у-мный бы-ы-л. После, когда понял, что всё помнить и смысла нет, да и хлопотно, то плюнул и теперь, не то, что забыл, но вспоминать не хочет. Так, одну - две жизни не больше.

    Взял за правило более одного сектора не вспоминать. Ходят слухи, что ещё в отрицательных секторах присутствовал. И даже, говорят, знал Сократа. Говорят даже, будто бы Сократ у него учился. Врут, наверное. Но не в этом дело, а в том, что за всё это время, при всей своей неугодности местным властям он был замечен Верховной властью. Сам Господь, как это вы уже видели, знал его и интересовался им.

    И ведь, что интересно, ни в одной жизни Пётр Лаврович не был, ну там праведником, что ли. А наоборот, вел жизнь, как правило, беспутную. В шестидесяти процентах своих жизней он был атеист. В предпоследней даже коммунистом был. Самолично призывал к тому, чтобы ... не важно.

    Более того, в одной из жизней даже был сатанистом. В нескольких - отбывал пожизненное заключение за убийство. Раз был казнен на электрическом стуле. Пятнадцать раз был повешен. Сорок раз сидел по десять лет с конфискацией. Прошёл всё от А до Я. Был везде. Знал всё. Достигал небывалых высот, не буду говорить каких, но, поверьте, что выше уже некуда. И падал на самое дно.

    Естественно, что такая личность не могла успокоиться и после смерти. И всякий раз попадала под Верховный суд своего сектора. Что с ним только не делали. В какие только тела его не запихивали. Он был сыном и слепых, и хромых, и убогих. Рождался у родителей наркоманов и проституток. Неоднократно подвергался абортам. Были, конечно, и замечательные родители. Были и богатые, и бедные, и злые, и добрые. В общем - было всё.

    И если другой кто боится как огня следующего рождения, то для него это стало чем-то естественным. Одним словом: Гарри Олдмен (он же Пётр Лавров) был ссыльный рецидивист. Он, конечно, не единственный и таких как он здесь навалом, но, в своём роде - авторитет, среди прочих. Конечно, через неделю Гарри всё вспоминал и это давало ему право вести себя так, как ему нравится, потому что никаких наказаний он не боялся, а жить как все и глядеть на эти рожи, он не мог. Он всегда знал, что рано или поздно, но его всё равно отошлют, а потому позволял себе разные преступные выходки.

    Делал он это, как правило, не один, но с тремя своими дружками. Один из них был Оленарома Миленорама Аленаро или, если кратко, то Олег. Были ещё двое, но они ещё не вернулись. Чтобы вам стало более понятно, что за выходки они себе позволяли, расскажу вам один случай, что произошел недели три тому назад и за что, собственно и собирались обоих выслать в очередной внеочередной раз. Дело было так...

36.

    В нашем секторе, охватывающем девятнадцатый и двадцать первые века, особо ценятся демократические принципы и гуманизм. Собственно всё на этом и построено. Если взять, к примеру, ближайший к нам сектор 16-18, то там несколько иные принципы чтятся. Там всё больше говорят о роли общества в целом и тому подобная чушь.

    Так вот. В нашем секторе всё - для человека и всё - на благо человека, и всё это под соусом, естественно, демократии. У нас здесь свобода всего. В первую очередь, свобода вероисповедания. Хочешь, верь, а хочешь, не верь. Это твоё личное дело. При всём при этом, ужилось у нас всего семь церквей, из тех, что наибольшей популярностью пользуются на Земле в этот период. На самом деле, это немного. Скажу более. Количество церквей от сектора к сектору не постоянно и оно, то уменьшается, то увеличивается. По секрету сообщу, что самая многочисленная не христианская. Но какая - не скажу, сами догадывайтесь.

    Огромное число партий в нашем секторе. Здесь мы идём на первом месте. Каких только партий у нас нет. Самая многочисленная - Партия Несогласных с Действительностью. На втором месте... Не важно. Все эти партии прекрасно уживаются друг с другом, а особую активность проявляют лишь на выборах президента.

    Раз в пять лет у нас избирается президент. Так что, если вам не удастся стать президентом на Земле, в период вашей жизни, то не расстраивайтесь, здесь вам такая возможность будет предоставлена. Тем более, что желающих на эту должность здесь немного. Причина тому одна. Зарплата у всех одинаковая. Мы, как вы это уже, наверное, поняли, зарплату получаем ежедневно. Наша зарплата постоянна и не зависит от того, работаешь ты или нет, и кем работаешь. Поэтому и не важно, президент ты или, скажем, кондуктор в автобусе, как Юра.

    Зарплата у нас одинаковая. Мы здесь вообще можем не работать. По сути, это ничего не изменит. В любом случае еда нам будет доставляться в необходимом количестве от Господа. И жильём нас обеспечат. Но тогда, не работая, мы просто здесь заболеем со скуки. Да и к тому же излишков не будет. Вот и решено было вместо того, чтобы просто ничего не делать, всё же чем-то, но заниматься. Написали заявку, сделали соответствующие запросы в вышестоящие инстанции и получили на всё добро. Ну, конечно, что положено Богу, того мы не касаемся. Но, там разную грязную работу, вроде повторного рождения и прочего, мы взяли на себя. И теперь существуем здесь по утверждённому распорядку и счастливы, а кто несчастлив, того не держим.

    У нас множество учебных заведений, библиотек, научных институтов. Учись, сколько влезет. И если что не успел на Земле, не огорчайся, здесь наверстаешь. Всё, чего не успел там, всё здесь дополучишь.

    Есть, конечно, некоторые неудобства. Например, деньги. Сегодня не успел потратить всё, завтра они уже недействительны. Это Господь так решил. Мы, когда весь проект ему предоставили, он сказал: "Хрен с вами, живите, как хотите, вижу, что так ничему и не научились, но одного вам не позволю, чтобы окончательно не спятили, денег иметь. Но, чтобы не скучно играться было, то разрешаю вам иметь временные деньги, действующие только в течение одного дня. Вам печатать деньги запрещаю, но сам буду это делать. А так что? Существуйте, дети мои, как можете".

    С тем и ушёл. С тех пор, каждый день, в положенное время, в карманах каждого оказывается новая сумма новых дензнаков, а старые уже не действительны. Сами понимаете, что это конечно не удобно. Денег теперь не накопить, а отсюда, и все вытекающие последствия. Но мы не жалуемся. У нас для того и партии есть. Членские взносы все платят ежедневно, а на них чего угодно купить можно, потому как деньги не малые. Хотя и это всё касается лишь излишеств. Одним словом: если хочешь больше того чем тебе положено, то у тебя два пути, либо в партию, либо в церковь. В церкви тоже, сам понимаешь, пожертвования.

    Ежедневная зарплата одного человека - сто рублей. Цены на еду невысокие. Квартиры - бесплатные. Водка - дорогая. Сигареты - дорогие. Ну и прочие там удовольствия, сами понимаете, недешевы. А без них как? Никак. Ну, какое без них, без излишеств, скажите на милость, существование? Да никакое. Так, прозябание одно и только. Вот и думайте.

    Но именно это и возмущает более всего некоторых, среди которых и Гарри Олдмен. Не существуется им спокойно здесь и не жилось там. Вот и мечутся бедняги между прошлым и будущим. Нам, может, и здесь неплохо, так ведь нет тебе, все-то им неймётся, всё-то им не покоится.

    Спустя неделю, может чуть больше, после восстановления памяти, Гарри принялся за старое.

    Рано утром, часов в семь, Гарри позвонил Олегу и предложил ему прогуляться по сектору. Олег, предчувствуя всю прелесть данного мероприятия, естественно соглашается. Чтобы не было скучно, они берут с собой Ларису. Решено было начать с учебных заведений. Выбрали институт экономики. В нашем секторе - это наиболее популярный институт. По-видимому, там, на Земле, люди именно в этом менее всего преуспевают сегодня, а потому здесь наверстывают.

37.

    Ректор института экономики и финансов при Верховной канцелярии проснулся в плохом настроении. Он в плохом настроении встал, в плохом настроение позавтракал, нахамил жене и, в ещё большем расстройстве, отправился на службу. При жизни, а их у него было всего четыре, что, само по себе, уже говорит о благонадёжности его, он всегда был в науке, при науке, у науки и с наукой. Тупой, по природе своей, он всё же проявлял недюжинные усилия для достижения наибольших целей в выбранной области.

    Во всех жизнях он был ректором. В каждой жизни он стоял во главе какого-нибудь института. Эта тяга его к молодёжи, к образованию, у некоторых и могла вызвать подозрение, но только не у Верховной власти сектора 19-21. Конечно, кто-то может и скажет, что Тетерников, а именно так звали нашего ректора, старался более для повышения своего уровня образования. Но, уверяю вас: всё это сплетни и злопыхательство со стороны завистников, а их было у Тетерникова предостаточно. Вы наивно полагаете, если думаете, что интриги и прочее здесь отсутствуют. Ничего подобного. Всё это есть и в не меньшем количестве, чем на Земле. Но зачем, скажите на милость, людям, попавшим сюда, вместо того, чтобы отдыхать и придаваться приятным воспоминаниям, напротив, утруждать себя излишней заботой о том, чтобы получше устроиться?

    Всё просто. Все боятся повторной внеочередной отправки. Чем ты ниже по должности, по положению, тем выше вероятность того, что тебя могут отправить снова на Землю и вне очереди. И деньги здесь совсем не при чём. Господь, когда решил не дать нам здесь полноценные деньги, на самом деле, желая конечно нам добра, но сделал все наоборот. Нам ведь не деньги важны, но игра. А что может быть лучше игры вечной, игры, которая никогда не прекращается? Да ничего. Ничего не может быть лучше того, чтобы играть, играть и играть, но вечно, без остановки, без конца.

    Что интересного играть на Земле? Ничего. Там нет смысла играть в деньги, карьеру, образование и даже любовь. Ведь всё равно, рано или поздно, но всё заканчивается. Другое дело здесь. Перед тобой - вечность, если, конечно, ты занимаешь определённое положение и не рискуешь всё потерять только потому, что тебе придёт вдруг повестка на отправку. Ну и конечно ректор такого института, как вы и сами понимаете, был не последним человеком в секторе. Связи и прочее давали ему возможность бесконечно наслаждаться свом высоким положением.

    Но страхи Тетерникова всё равно, иногда, но одолевали. Вот и сегодня. Что-то ему подсказывало, что день предстоит неспокойный. Его жена, красивейшая женщина, первая красавица нашего сектора, вечная, как её называли, студентка, являвшая собой предмет обожания и вожделения большинства нормальных мужчин сектора, тоже заставляла тревожиться Тетерникова. Всё-то ему казалось, что она, вот-вот да уйдёт от него, что найдёт себе кого получше, помогущественнее. Чтобы удержать Викторию, а жену Тетерникова звали Виктория, он вынужден был идти на многое, что было рискованным. Он вынужден был кое на что закрывать глаза. Это конечно его напрягало, но иного выхода он не видел.

    Вика жила только один раз и, по-видимому, этого раза ей вполне хватило. Ещё раз оказаться там она не за что бы не согласилась и делала для этого всё, всё, что было в её силах. На самом деле, больших усилий от неё и не требовалось. Красивые женщины в большой цене в любом секторе, а уж тем более в секторе 19-21, то есть, в нашем. Тем более что у нас разрешены разводы. Вы представляете, что это значит... Я имею в виду Вику... Вот именно... Более того, Виктория мечтала о мире грёз и сбывшихся желаний. Она ждала только подходящего случая, чтобы туда уйти.

    Милые женщины, уверяю вас, если вы красивы внешне, то, считайте, что ваше будущее в нашем секторе обеспечено, независимо от вашего внутреннего содержания. Так что не беспокойтесь. Мы ждем вас.

    Но вернёмся к Тетерникову, а вернее к тому, что произошло в этот день с ним, с его институтом, с его положением в институте и с его женой, а вернее будет сказать - бывшей женой.

38.

    Трое: двое мужчин и одна женщина, вошли в институт экономики и финансов, и смело направились по коридорам и этажам прямо в кабинет ректора.

    - Ненавижу учиться, - зло говорила Лариса своим спутникам, - сколько себя помню, все жизни меня только и заставляли, что учись, учись, учись. Ненавижу.

    - Ну и напрасно, - не соглашался с Ларисой Олег, - учиться очень даже интересно.

    - Чего там интересного? - поинтересовался Гарри. - Вот сколько помню себя, а я всегда учился. Да не просто, а лучшее образование получал. Ну и что толку?

    -Учиться надо не для толка, - заметил Олег, - учиться должно быть просто интересно.

    - Ненавижу. Ненавижу школы, ПТУ, техникумы, колледжи, институты, лицеи, университеты, всё ненавижу, а особенно колледжи, - не могла успокоиться Лариса.

    - А колледжи-то тебе чем помешали? - спросил Олег.

    - Название противное. Напоминает название презерватива, - ответила Лариса.

    - Какого презерватива? - поинтересовался Гарри. - Что-то я не помню презервативов с названием колледж.

    - А я и не сказала, что есть такое название, я сказала, что напоминает название.

    - Я согласен с Ларисой. И ты, Олег, напрасно считаешь, что учиться интересно. Это читать интересно, слушать рассказы интересно, в кино ходить интересно, музыку слушать интересно, пить интересно, курить тоже интересно, но учиться неинтересно.

    - Гарри прав. А ты, Олег, всегда был дебилом, потому тебе и интересно то, что нормальным людям неинтересно.

    - Это ты, что ли, нормальная, - возмутился Олег, - то-то я смотрю...

    - Ну? И чего ты смотришь? - серьёзно спросила Лариса.

    - Да то.

    - Ладно вам. А, в самом деле, Олег, чего ты в учебе нашел? - спросил Гарри.

    - Человек должен учиться, должен знать, что да как. Все беды начинаются с незнания.

    - Как же, - саркастично заметила Лариса, - расскажи это кому-нибудь в другом секторе, только не здесь.

    - Лариска права. Может, в другое время, в другом месте и так. Но сейчас и здесь - нет. Я сколько себя помню, всё учился. Ты только вдумайся в это. И ничего, из того, что знал, ничего не помню.

    - Это потому, - сказал Олег, - что ты знания свои не применял.

    - Глупость сказал, - не согласился с ним Гарри, - как можно знания применить?

    - Очень просто.

    - Нет, мил друг, и очень даже непросто. Я вот тебе пример приведу. Это случилось давно. Тогда ещё отрицательные миры были только. И вот, в одном промежутке между секторами я попал в Грецию. Я всю жизнь, ну ту, проучился. Знал бы ты, какие у меня были учителя, а какие друзья. По -моему, я тогда был философом или психологом, точно не помню, но помню, что что-то я там написал такое умное, что до сих пор в школах и институтах проходят. А тут, вдруг, на тебе. Вспоминаю, что в последнем промежутке, на экзамене по философии меня спросили именно о том, что я же и писал, но только две тысячи лет назад. Самое смешное, что я до этого готовился, читал, но вот всё забыл. Но хоть убей меня, а я и сейчас не пойму, что я имел в виду, когда говорил это тогда, ещё в отрицательных периодах. А ты говоришь.

    - В древней Греции? - спросил Олег. – Может, ты и Аристотеля знал?

    - Не помню, - отвечал я. - Да это и не важно.

    - Аристотель, Аристотель, - что-то пыталась вспомнить Лариса, - миллионер, кажется, такой был в Америке.

    - Там был Онасис, - заметил Олег, - Тот другой.

    - А всё равно. Что Онасис, что Аристотель, - сказала Лариса. - Где они, и что с ними? Были, и нет их. Сидят где-нибудь в управлении или в самой Верховной канцелярии и думают, как бы им снова не загреметь на Землю матушку.

    - Ты чего, дура, сдурела, - испуганно сказал Олег, - думай, что говоришь.

    - Ой, - испугалась Лариса и посмотрела испуганно на Гарри, - Гарри извини. Я не тебя имела в виду.

    - Да какая разница, - сказал Гарри, - всё ты правильно сказала. И я сидел в Верховной канцелярии и мечтал.

    - Врёшь, - не поверил Олег, - когда это ты сидел в верховной канцелярии?

    - Давно. Тебя тогда ещё на свете не было.

    - Ты мне не рассказывал.

    - А я сам это только сейчас вспомнил. Ладно, хватит болтать, пришли.

39.

    Они подошли к кабинету Тетерникова. Вошли без стука. Дверь открыли как обычно сильным ударом ноги. Секретарю, красивой, между прочим, сказали, что прибыла комиссия из Верхней канцелярии. Секретарь, красивая и молодая, лет пятнадцати девушка, не поверила и попросила документы. Гарри достал целый мешок документов. Секретарь взяла все и вышла, сказав, что надо проверить.

    - Проверяй, - сказал Гарри, - только быстро. Нам некогда. Будешь долго, то вместе со своим шефом отправишься.

    - Это куда это? - удивлённо спросила молодая, пятнадцатилетняя, ростом метр восемьдесят пять, с большой грудью, высокими ногами, короткой юбке, длинными волосами, шикарным ртом, ослепительной улыбкой, нежным и влажным взглядом, несколько восторженно и пр., девушка.

    - На Землю. Куда ещё, - пояснила Лариса, нагло усаживаясь в высокое и мягкое зеленое кресло.

    - Почему? - испуганно произнесла секретарь.

    - Не почему, - сказал Олег, - шевели живей ногами и всё будет в порядке.

    Светлана, секретаря звали Светланой, зашла в кабинет шефа.

    - Господин ректор, - похотливо произнесла она, - к вам комиссия.

    - Какая, к дьяволу, комиссия?

    - Из Верховной канцелярии.

    - Что за бред? Документы при них есть?

    - Вот.

    - Дай сюда.

    Тетерников стал смотреть бумаги и на его лбу появлялись капли холодного пота. Из этих бумаг следовало, что в его приемной находились три уполномоченных самим Господом Богом на комплексную проверку финансово экономического института согласно графику. Слова - согласно графику - навели на Тетерникова особую тоску.

    - Может, фальшивые? - поинтересовалась Светлана.

    - А это мы сейчас проверим, - нервно проговорил Тетерников и сунул пачку документов в электронный распознаватель лжи.

    Распознаватель лжи озабоченно звякнул и выдал резолюцию на двенадцати листах, из которых следовало, что документы подлинные, фото прилагается, во всём оказывать содействие, все инструкции у проверяющих, а любое решение комиссии - есть окончательное и обжалованию не подлежит, но обязательно к исполнению моментально и прочее, прочее, прочее.

    Тетерников обречённо свалился в кресло.

    - Вам плохо, господин ректор? - спросила томно и нежно Светлана, расстёгивая верхние пуговицы на своей блузке. - Вам помочь?

    - Мне помочь? Чем это ты помочь мне хочешь а? Уж не ты ли это...

    - Я? Да как вы могли подумать? Я в жизни ничего подобного не делала, - сказала и заплакала Светлана.

    - Нет, это не ты. Это мой заместитель. Он, зверь, давно под меня копает. Гадина. Ладно. Разберусь с комиссией, я ему устрою песнь песней. Попомнит он у меня. Иди и займи их там чем-нибудь.

    Светлана вышла. То, что она увидела, не то, что потрясло её, а просто лишило дара речи, хотя и была она девушка тупая, и потрясти её чем-то было очень и очень сложно.

    На диване сидели трое, но уже в форме высших управленцев Верховной канцелярии со всеми прилагающимися нашивками, погонами, значками, медалями и орденами, аксельбантами, ножами, кортиками, другим положенным табельным оружием и в фуражках с кокардами, на которых был изображен архангел Михаил, как глава верховной канцелярии самого Господа Бога Всевышнего. Один из троих была женщина, а потому вместо брюк на ней была очень короткая юбка.

    - Помоги девушке, - приказал Гарри Ларисе.

    Лариса подошла к Светлане и помогла ей сесть. Налила из графина в стакан воды и выплеснула ей в лицо. Той, вроде, полегчало.

    - Ну, как, проверила документы? - спросил Олег.

    - Да, - ответила Светлана, нежно глядя на Олега. - Господин Тетерников вас сейчас примет.

    - Ну-ну. Мы подождём, - сказал Гарри и все трое снова занялись своими делами, сидя на диване.

    Дверь кабинета отворилась, и с широко раскрытыми глазами и умеренной улыбкой из нее вышел Тетерников. Он, так же, как и Светлана, не ожидал увидеть кого-либо в форме, но виду не подал, а напротив, естественным голосом пригласил господ проверяющих в его кабинет.

    - Прошу, господа, прошу. Очень рад, очень рад. Давно ждём, давно.

    Господа проверяющие встали и молча, сурово и решительно зашли в кабинет.

    - Прошу, господа, присаживайтесь, - радушно предложил Тетерников, - и начнём работать. Дел впереди много, а потому не следует медлить.

    - А он, - подумал про себя Гарри, - не так прост, как я ожидал.

    - Может кофе? - предложил ректор. - Сигареты?

    - Сигареты? Это хорошо бы, - сказал Олег. – Но сперва давайте займёмся делом.

    - Делом так делом, - ничуть не обиделся Тетерников.

    Он нажал кнопку селектора и передал сообщение Светлане, чтобы к нему пригласили главного бухгалтера.

    Минут через пять в кабинет вошёл главный бухгалтер.

    - А вот и он, - обрадовался ректор. - Наш главбух Надежда Владиславовна. Надежда Владиславовна, эти господа, в общем, это комиссия из Верховной канцелярии... К нам... С комплексной проверкой.

    - Очень рада, - только и смогла произнести Надежда Владиславовна.

    - Надежда Владиславовна, - обратилась к ней Лариса, - мы вас особо не задержим. В принципе нам всё известно.

    После этих слов Надежда побелела.

    - А потому, - продолжала Лариса, - можете начинать писать объяснительную. Форма объяснительной № 2 - полное признание с доносом на вышестоящих. Много писать не нужно, так, листиков на пятьдесят постарайтесь уложиться. Договорились?

    - Да, - тихо, но твёрдо произнесла Надежда.

    - Замечательно, - обрадовался Олег, - вот вам гербовая бумага и можете начинать.

    С этими словами Олег передал Надежде пачку листов. Бумага действительно была гербовая и содержала в себе всё положенное, включая надпись внизу мелки шрифтом: Всё, что пишется на данной бумаге, обязано содержать только правду, в случае если написана будет ложь, то написавший её, а также его родные и близкие до седьмого колена подлежат моментальной внеочередной отправке на ЗЕМЛЮ МАТУШКУ.

    - Вы пишите, а мы пока погуляем по институту, - сказал Гарри. - А господин ректор с нами. Не возражаете, господин ректор?

    - Помилуйте, с чего вдруг. Я с удовольствием, - нервно проговорил Тетерников.

    Все встали. Олег, в черном кителе, с погонами контр премьер флигель маршала ревизора. На его груди сияли пять орденов святого апостола Фомы. Орден святого апостола Фомы вручался за раскрытие экономического преступления, грозившего своими последствиями целому сектору. Судя по тому, что у Олега их было пять, ясно, что он пять раз раскрывал самые сложные и опасные экономические преступления в секторе. На левом боку, прикреплённый к ремню бриллиантовой цепью, висел золотой кортик, как символ принадлежности к высшему управлению Верховного аппарата.

    Член управления Высшего аппарата обладал полным иммунитетом и неприкосновенностью, имел право лично подавать прошение Господу и встречаться с ним в любое время, и даже есть с ним из одной тарелки, если, конечно, будет такое желание. Лариса была в синем кителе. Погон на её кителе не было. Но знаки отличия располагались на левой стороне кителя, около нагрудного кармана: архангел Михаил, стоя, во весь рост с мечом, копьём, луком и арбалетом - был изображен на небольшом, пять на девять, прямоугольнике, золотом по платине и постоянно подмигивал правым глазом, ехидно, при этом, улыбаясь. Это значило, что могущественней Ларисы в судебных органах не было никого из людей. Звание её звучало просто - Верховный судья. На её правом боку висела платиновая сабля с изумрудной рукояткой, что также говорило о её принадлежности к Верховному аппарату.

    Гарри, в отличие от своих друзей, выглядел проще. Розовый китель, жёлтые шаровары и зеленые ботинки. На его голове была черная фуражка с белой кокардой. Никаких погон и прочего не требовалось. И так было ясно, что - это был заместитель Господа по делам контроля питания и прочего снабжения. Ордена, медали, знаки поощрения громоздились друг на друге и задорно звенели, когда Гарри твердым шагом, кокетливо прихрамывая, звеня подковками ботинок, шёл по коридорам и этажам института. Все с трудом за ним поспевали. Последним поспевал Олег. Он больше глазел по сторонам и заглядывал в разные кабинеты.

    - Чему вы учите здесь? - поинтересовался Гарри у ректора института.

    - Разному.

    - А именно.

    - Экономике, управлению финансами.

    - А зачем вы их этому учите?

    - Я не понимаю?

    - Ладно, это я так. Пошутил.

    - Скажите честно, Тетерников, - поинтересовалась Лариса, - а кто у вас здесь учится?

    - Как кто? - удивился ректор. - Все, кто пожелает, кто уверен в том, что ему необходимо знание. А в чем, собственно, дело?

    - Дело в том, уважаемый гражданин Тетерников...

    - Товарищ, пока товарищ, - поправил Ларису Тетерников.

    - Извините. Дело всё в том, товарищ Тетерников, что каждое столетие воспитывает своё поколение уродов. Вы согласны с этим?

    - Ну, в какой-то мере, госпожа главный судья, я конечно согласен. Уроды они, действительно, имеют место быть. Но всё же, как мне кажется, не всё так страшно.

    - Это вам так кажется, - вмешался Олег, - уродов и никого больше. Исключения столь редки, что во внимание не принимаются, согласно распоряжению Всевышнего от пятнадцатого апреля тысяча четыреста восемьдесят четвёртого года.

    - Надеюсь, что вы в курсе? - поинтересовался Гарри.

    - Да, конечно, - ответил Тетерников, и отёр носовым платком градом катившийся со лба пот.

    - Тогда я продолжу, если вы не возражаете? - спросила Лариса.

    - Конечно, конечно, - разрешил Тетерников.

    - Затем, это поколение куда-то девается. Но вот вопрос: Куда? И девается ли?

    - Вы случайно не знаете, господин ректор финансово экономического института? - вмешался в разговор Гарри. - Куда девается поколение уродов, которое воспитывает каждое столетие и девается ли оно вообще куда-то?

    - Я?- испугался Тетерников. - Не знаю.

    - Мы вам скажем куда. В большинстве своём, они все у вас.

    - Где у меня?

    - В вашем институте, - пояснил Олег. - Не верите? Посмотрите внимательно вокруг.

    Тетерников внимательно посмотрел вокруг. Вдоль окон коридора, туда-сюда, входили и выходили из аудиторий студенты.

    - Ну, видите теперь? - спросила Лариса. - Сплошные уроды.

    - Вы так думаете?

    - Здесь и думать нечего. Двадцатый век. Век, воспитавший наибольшее число уродов. Можно даже добавить, что обиженных уродов.

    - Почему обиженных?

    - Учите историю, Тетерников. История любит, когда её изучают. Она, история, в этом отношении есть некое исключение, потому как остальные не любят, когда на них обращают особое внимание и начинают пристально изучать. Но, история, та - напротив, очень даже любит, когда ей оказывают знаки внимания. Двадцатый век - поколение убитых на войнах, замученных в тюрьмах и концлагерях. Поколение тех, кто сидел и тех, кто сажал, тех, кто предавал и тех, кто был предан, тех, кто давал взятки и тех, кто брал, тех, кто обманывал и тех, кого обманывали. Разве не так? Тетерников, вы не согласны?

    - Но ведь и в других секторах дела обстоят не лучшим образом, - начал было свою защитную речь Тетерников, но его прервал Олег.

    - Конечно, конечно, не лучше, Тетерников. Даже напротив. Там дела обстояли намного хуже. Но мы-то с вами работаем в секторе 19-21. Что же нам в другие сектора заглядывать. А?

    - Были ли вообще честные люди в двадцатом столетии? Как вы думаете, Тетерников? - поинтересовалась Лариса. - Нет, - сама же она и ответила. - Их не было. Значит, были одни уроды. Вот я и говорю, что в вашем институте учатся одни уроды. Эти уроды после жизни, разумеется, занимают своё положенное им пространство и продолжают существовать уже здесь, по своим правилам и по своей морали.

    - Я не согласен, - оправдывал Тетерников своё поколение. - Да, этим людям было тяжело.

    В это время эти самые люди, которым было тяжело, с огромным вниманием наблюдали за четырьмя, стоявшими посередине коридора, один из которых был их ректор и громко спорили.

    - Они жили в нищете, впроголодь, - настаивал на своём Тетерников. - Они не имели элементарного. У них рождались больные дети. Эти дети умирали.

    - Простите, - вмешалась Лариса, - но о каких детях вы говорите?

    - Я приведу пример, - нервничал ректор. - Вот, посмотрите, это Ганс. Ганс, подойди сюда.

    Подошел человек девятнадцати лет.

    - Ганс Юрген, - представился он.

    - Скажите, Ганс, - спросил Гарри, - вам было тяжело?

    - Хуже и представить себе нельзя. Я же сразу, в четырнадцатом на фронт. И месяца не прошло, как получил противогаз и был убит.

    - Вот видите, - говорил Тетерников. И так все.

    - Вы говорили о детях, - напомнила Лариса, - вернемся к ним.

    - И дети тоже, - продолжал Тетерников. - Я расскажу вам о детях.

    - Не стоит, - сказал Гарри, - просто соберите всех, кому было тяжело, в зале. Мы сами у них спросим. ...

Продолжение следует.

Copyright © Михаил Лекс 2003 - 2007 год, Санкт-Петербург