Золотая бабочка (окончание)

ЗОЛОТАЯ
БАБОЧКА
Крамаренко С.В.

(окончание)

: Высоко в небе мчался всадник, исполненный собственного света. Мчался он на
зов о помощи. Как вдруг его всевидящий златогривый конь остановился на всем скаку,
заплясал и ударил серебряным копытом. Всадник обернулся и прислушался удивленно.
А потом зорко посмотрел на землю - не то прицениваясь, не то прицеливаясь: на
землю, на маленький покинутый домишко-хижину, на камень у перекрестка. Добродушно
усмехнулся, потрепал коня по атласной шее и позволил ему повернуть.

Потому что: хотя обманщик никогда не избегает наказания, хотя священные договоры
нарушаются не каждый день, хотя у крылатого коня по солнцу под каждым копытом,
а отдыхать сияющему всаднику все же некогда.

*

Долго шел Воин по самым разным дорогам и так много прекрасного, мудрого и поучительного
видел в пути, что часто думал: эта дорога стоит своей цели.

И однажды пришел он в очень странные земли.

Там стоял туман.

И тишина.

Такая тишина, что не ясно было, что плотнее окутывает землю - тишина или туман.

Побродив по этим землям, Воин вышел к селению. Дома тут стояли безо всякого порядка,
и каждый дом был окружен колечком полупрозрачного тумана. Иногда из домов выходили
люди, но не заговаривали друг и другом. И не отвечали Воину, если он заговаривал
с ними. Жутковато смотрели мимо, насквозь, шевелили губами, произнося неслышные
слова, которые, может быть, умерли сотни лет назад:

Воин бродил среди людей и домов, как среди клочьев тумана, и понять не мог, куда
его занесло.

Из тростниковой хижины на окраине вышел старик, сел на пороге. Взгляд его скользнул
по пришельцу, убежал в туман и вернулся снова - казалось, вполне осмысленно.

И Воин решился его окликнуть.

-- День добрый, дедушка! В какие это земли я забрел?

На мгновение несказанная радость вспыхнула в глазах старика: но угасла без следа.

-- Это, друг мой, Страна между Небом и Землей, иначе называемая Страной Потерь.
Здесь каждый получает то, что он потерял при жизни, если сильно сожалел о потерянном.

-- При: жизни?! - ахнул Воин, осматриваясь.

-- Да, все мы попали сюда лишь после смерти. Хотя ты, насколько я могу судить,
жив, что очень удивительно. Здесь мы встречаем тех, кого потеряли когда-то: если
сожалели об утрате. Здесь человек получает то, чего никогда не имел, но очень
хотел иметь.

-- Так что, дедушка, здесь у вас - рай? - спросил Воин озадаченно.

-- Не знаю, не знаю: каждому - свое: для кого как: для меня - не знаю: Приходят
любимые люди, и видеть их сладко: но все, что можно было прожить с ними вместе,
можно было прожить только в жизни: А здесь - уже нельзя, разговоры ни к чему
не ведут, ничего нельзя изменить: Путь проходят только на Земле: А человек любит
ради собственной Судьбы: и жалеет - о своей Судьбе: о том, что могло бы быть,
не случись потери:

Старик закрыл лицо руками, помолчал, потом гордо поднял голову и продолжил:

-- Выбор я делал сам. Выбор я всегда делал сам. А потери: неизвестно, кто подстраивает
потери. Неизвестно кто. Судьба. Обидно. Не удержишь - утекает сквозь пальцы.
Как время. Потерю, как мгновение, никогда не поймать: не удержать:

-- Почему они не разговаривают друг с другом? - спросил Воин.

-- Не могут. Они могут беседовать лишь с теми, кто им здесь дан.

-- А ты, дедушка?

Старик улыбнулся по-детски.

-- Видишь ли, друг мой, умирая, я больше всего жалел о том, что не смогу беседовать
с людьми, которые родятся после моей смерти.

Воин мягко рассмеялся:

-- Вы достойный человек, уважаемый.

-- Был: был, надеюсь, достойным человеком.

-- Разве здесь вы не знаете этого наверняка?

-- Откуда же? - старик пожал плечами. - Это, друг мой, Страна Потерянных Вещей.
Еще никто не называл ее Страной Находок.

Воин посмотрел вокруг, усмехнулся и кивнул.

-- А ты? - спросил старик. - Ты тоже что-то потерял?

-- Да. Потерял.

-- И не мыслишь себе жизни без потерянного?

-- Да. Это так.

-- Подумай: мог бы ты жить с этим, потерянным, вечно?

Воин улыбнулся.

*

Немало поковок перепортил Кузнец. Случалось ему и перекалить железо; случалось,
что молот против воли мастера бил не туда, куда следовало. А неуступчивый Кузнец
очень не любил, когда ему мешали в его работе. И вот однажды хряснул он молотом
о наковальню, словно припечатал свое решение, и сказал так:

-- Как будто ржа изъела мою душу! Проржавевшим топором ничего не разрубишь, проржавевшим
молотом не ударишь - рассыплется. Негоже мне со ржавой душой жить.

Собрал котомку и, недолго думая, отправился в путь.

Долго ли, коротко ли, а истоптал он семь дорог, прошел семь порогов, открыл семь
дверей и пришел в Подземную Страну, где стоит Кузница Горных Цепей. Все горы
выкованы в ней - даже самые высокие. Ох и работа там идет - звон такой, что собственного
сердца не расслышишь. Семижды семь кузнецов с подмастерьями без устали гремят
молотами: куют крепкие души, и волшебные мечи, и пояса богов, и надежные засовы.
А в самой середине стоит у наковальни коренастый кривоногий мужик, хромой и бородатый,
держит клещами ту поковку, которая никогда не остывает, и смотрит на нее долгим
задумчивым взглядом мастера. Иногда ударит молотом - и тогда гром раздается над
землей, а Пряха Дорог хватает иголку молнию - и пошла работа.

Смело подошел молодой Кузнец к Древнему, поклонился с достоинством и пожелал
доброй работы.

-- Ну, чего задумал? - неласково буркнул хозяин.

-- Душа у меня заржавела и пропала. Буду новую ковать. Дай мне руды.

Кузнец Горных Цепей поднял голову и удивленно осмотрел молодого Кузнеца с головы
до пят.

-- Это верно, что все руды хранятся в моих кладовых, только какую ж руду я тебе
дам, чтоб из нее можно было выковать душу, да еще и не какую-нибудь, а твою собственную?

-- Да ведь верно также и то, что души людей после смерти уходят к тебе. Каждый
человек - потомок своего рода, и каждый из предков передал ему часть своей души.
Дай мне души моих предков, и я сделаю себе новую душу.

Захохотал Древний Кузнец, запрокинув голову, широко разинув волосатую пасть.
Отсмеялся, смахнул слезу и проворчал:

-- Ишь, удумал, молокосос: Да понимаешь ли ты, что после твоей работы у твоих
предков душ-то не останется?

-- Они свое уже прожили. А мне без души жить никак нельзя.

-- А не страшно стать последним в роду?

-- Да ведь лучше быть последним, раз так вышло, чем вовсе никаким.

Кузнец Горных Цепей задумался, а потом серьезно сказал:

-- Это не тот путь, который ведет к победе.

-- Побеждают другие. Я выковываю меч, в котором - возможность победы.

-- Как же ты можешь ковать победу, не зная, что это такое? - ухмыльнулся Древний
Кузнец. Стоял и смотрел, прищурившись, как потупился его гость. - Ладно. Не горюй.
Дам я тебе руды. А вот что ты дашь мне за это?

-- Я могу выковать тебе меч, которым ты победишь всех своих врагов.

-- Это я и сам могу.

-- Тогда: я, наверно, выковал бы тебе новую судьбу.

-- А вот этого я сам не могу. Получай, чего просил. Но смотри: уговор дороже
всего.

И пошел Кузнец обратно в свою кузницу. И тяжелый груз нес он на плечах.

*

:А Страна между Небом и Землей потому и называется так, что по одну сторону от
нее - еще земля, а по другую - уже небо.

Долго ли, коротко ли, а пришел Воин на небеса, туда, где в небесных дворцах живут
боги. Прекрасны и холодны пустые жилища богов, созданные из смерзшихся кристаллов
льда, из высокогорной ночной темноты, из света далекого-далекого солнца. Стены
этих прекрасных дворцов образуют огромные залы и запутанные лабиринты. И долго
бы блуждать человеку среди этих стен, только Воин хорошо знал, куда именно надо
идти, чтобы получить то, что ему необходимо: направо или налево.

Так что долго ли, коротко ли, а пришел он в величественный чертог посреди неба,
где над гладким, сверкающим льдистыми алмазами полом парили четыре тесных стеклянных
шара. И в каждом шаре билась золотая бабочка, тщась преодолеть невидимую для
нее преграду.

На крыльях первой то и дело несмело выплетался чуть заметный узор, но тут же
путался и угасал. И тогда крылья покрывались каплями не то росы, не то слез.
Капли горошинами сыпались в золотую пыльцу и жемчугами ложились в золотое ожерелье.

На крыльях второй бабочки узор был нежный и волшебный, но не законченный, словно
разрезанный пополам острым ножом. И струились по линиям узора слезы, и горошинами
сыпались в золотую пыльцу.

В крылья третьей бабочки узор был впечатан, как в сталь - простой и четкий. Может
быть, даже слишком простой, четкий и неподвижный. Катились по этому узору скупые
слезы и падали в золотую пыльцу тяжело, как камни.

А на крыльях четвертой бабочки не было ни узора, ни слез.

Бились бабочки о стекло - до боли, до отчаяния, до сломанных крыльев:

-- Эх, бедолаги, - сказал Воин огорченно. Да и разбил все четыре шара.

Рассыпалось стекло, разлетелась золотая пыльца, раскатились волшебные слезы,
выпорхнули на свободу золотые бабочки. И три из них тут же отправились по своим
делам, а четвертая, полыхнув на мгновение сложнейшим узором на хрупких крылышках,
впорхнула в грудь Воина.

Потому что: может быть, вы и не знаете об этом, но каждая золотая бабочка живет
только в груди человека. А потом, становясь частью солнца, быть бабочкой она
уже перестает.

И тут распахнулась тяжелая дверь. И вбежали разгневанные боги.

-- Неудивительно, что вы опоздали, - заметил Воин. - Вам ведь приходится таскать
на плечах целый мир. Тяжело, наверное.

*

-- Вперед урок, - строго сказала Пряха Дорог. - Семь раз отмерь.

А Мастерица задумчиво отложила ножницы, глядя на законченную вышивку.

-- Ну, что - не так? Ладно вышло. Красиво. И дыры как и не бывало.

Покачала головой Мастерица.

-- Красиво. А не так. Приглядно, да не правильно.

-- Выпарывать - нить попортишь, - проговорила Пряха, глядя пристально и немного
насмешливо.

-- Придется выпарывать. Уж постараюсь не попортить, хоть и тонкая это работа.
Нельзя мне жить с неправильной душой.

Но только Мастерица успела это сказать, как нить распустилась и выпрямилась сама
собой, выскользнув из узора. Только один узелок завязался - зато уж накрепко.
А на тонкой ткани приютилась на мгновение золотая бабочка. А когда она вспорхнула,
искря хрупкими крылышками, ткань души снова была целой. И все стало как раньше.

Почти.

Смотрела Мастерица на Пряху, плескался в ее глазах вопрос.

-- А как же:

-- Вышьешь, - кивнула Пряха Дорог. - Вышьешь, не мучайся. Только непременно занимайся
своим делом. Шей новое платье. Для себя.

*

А Кузнец вдруг замер посреди жаркой работы, отложил молот, протер глаза и уставился
на поковку:

-- Это я что делаю?

Сел, задумался. Рассматривая причудливое свое творение из странного металла,
выплавленного из необычной руды, набил трубочку. Пыхтел трубкой, смотрел то на
небо, то на наковальню.

А потом взял да и выковал странный цветок, каждый лепесток которого был похож
на крыло бабочки. Тонкая это была работа - ведь нет двух бабочек с одинаковыми
крыльями. А как только работа была закончена, цветок засверкал золотом, запорхал
по кузнице - и улетел в небо. Не спрашивайте, как. Цветам трудно летать - ведь
у них слишком много крыльев.

Кузнец мыл руки, плескал в лицо прохладной водой - и усмехался, довольный своей
работой.

А далеко-далеко, в Подземной Стране, в Кузнице Горных Цепей, громче, чем гремели
молоты, хохотал хромой бородатый мужик. Потому что: Может быть, вы и не знаете
об этом, но каждый настоящий Кузнец - прямой потомок Самого Первого Кузнеца.

*

Мир умывался предрассветной росой, возвращались из Страны Сновидений золотые
бабочки, несли людям душистый нектар и пыльцу на крылышках. Не зря ведь говорят,
что лучшие мысли приходят к человеку во сне.

Шел по предрассветному миру Воин, походка его была легка и упруга. Не спрашивайте,
куда он шел. Ведь его дорога наверняка приведет его когда-нибудь к самой вершине
самой высокой на свете горы.

Шел в рассвет Певец, самозабвенно орал песню, и ему отвечали леса и горы, костры
и звезды. И золотые бабочки задерживались рядом с ним, чтобы немного потанцевать
под его пение.

А на горе неподалеку от места творения сияющий всадник в одеждах звездного неба
беззвучно хохотал, глядя в глаза богов. Нет, его хохот не рождал грома. Лишь
зарницы, как солнечные зайчики от копыт златогривого коня, метались по звездному
небу.

И нельзя сказать, чтобы богам тоже было весело.

4.06.06

(К этой сказке есть еще пост скриптум и комментарии. Если есть интерес к этим
материалам, напишите. Всем удачи.)