Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Золотая бабочка (продолжение4)

ЗОЛОТАЯ

БАБОЧКА

Крамаренко С. В.

(продолжение4)

:Высоко в небе мчался, объезжая землю, сияющий всадник в одеждах звездного неба.
Струилась золотая грива его коня, звенели серебряные копыта.

Сегодня он мчался туда, где был нарушен священный договор. Такое не должно было
остаться не исправленным.

Не каждый день нарушаются договоры, но это случалось бы куда чаще, если бы обманщик
получал выгоду и избегал наказания.

*

Воин проснулся - и снова не увидел солнечного пятна на стене: было пасмурно,
тучи, синие, как ночь, неслись над землей и грозили непогодой. Воин не улыбнулся,
но и не нахмурился: он проснулся спокойным и немного суровым. Он посмотрел на
то место на стене, где так и не написал любимое изречение, и сказал сам себе:

-- Поиск Целостности: У моих ног лежит хороший Путь.

Перед хижиной его ожидал Сказочник.

-- Вот, - сказал он, протягивая сверток, - моя жена испекла тебе в дорогу.

-- Женщины - чуткие люди, - кивнул Воин. - Я благодарен ей.

-- Я думаю, она это знает.

-- Я тоже так думаю, - улыбнулся Воин. - Но ты ей все-таки скажи.

Они вошли в хижину, и Воин стал укладывать в заплечный мешок те вещи, без которых
в дороге: можно, конечно, обойтись, но - зачем?

Сказочник наблюдал за ним некоторое время, а потом заговорил:

-- Одни говорят: <Воин должен все время драться>. Другие - что Воин вообще не
должен драться. Что же правда?

-- Я так думаю, что воин должен драться тогда, когда должен, - Воин помолчал,
укладывая в котомку плащ цвета ночного неба. - Есть также и такие, кто говорит,
что на вершину горы ведет множество тропинок, а на вершине все они сходятся.
Я думаю, важно не только то, что на вершине тропинки сходятся, а и то, что тропинки
сходятся на вершине. Тому, кто до вершины еще не дошел, другие тропы не видны.

И еще он добавил:

-- Эта гора очень высокая. Есть сказки о волшебных бобах, по которым можно залезть
на небо. А у других народов есть сказки о том, что человек способен подняться
на высокую гору и соединить небо и землю. Соединить собой, своей тропой. Стать
связующим звеном.

И Сказочник покачал головой, потому что хорошо представил себе гору высотой до
самого неба и длинную-длинную тропу к ее вершине.

*

-- Красиво, - сказал человек, оглаживая на себе расшитую рубаху. - Да вот только
в плечах как будто тесновата. Как-то неловко: Ну да ладно, мне в ней не косить,
для праздника сойдет.

Он ушел, а Мастерица долго плакала, перебирая свои нитки.

*

-- Это хороший меч, - сказал человек. - Да только мне не по руке. Скорее он подошел
бы для женщины. Ты похвалялся, будто сделаешь в срок именно то, что мне нужно.
Но этот меч не годится. Как же наш уговор?

Кузнец хмурил брови и молчал, потому что сказать ему было нечего.

*

-- Эти песни ты будешь петь глупым крестьянам, - фыркнул подгулявший вояка. -
А мне спой такую, чтобы кровь закипела, а сердце размякло!

И Певец запел другую песню, которая прежде очень нравилась таким вот лихим рубакам.
Но его снова оборвали и велели не мешать серьезному разговору своим нытьем.

Певец ушел. И пел свои песни крестьянам.

-- Нет, - сказали они. - Эти песни пой пьяным бродягам. Они не по нашему вкусу.
Вот раньше у тебя были хорошие песни. Спел бы как раньше, а?

В отчаянии бросился Певец к той, которую любил - и она его любила. И пел ей те
песни, которые прежде (что греха таить?) любую женщину убеждали в том, что она
- единственная: уж если не на свете, то в сердце Певца. И девушка слушала, а
потом спросила тихонько:

-- Ты, верно, всем их поешь, да?

Певец опять ушел. Он бродил в одиночестве, пел травам, деревьям и звездам, потом
приходил к людям. Легко сказать - спой, как раньше! Раньше его золотая бабочка
невидимо порхала среди звуков со строки на строку каждой песни. От песни к песне
узор на ее крылышках менялся, всякий раз был немного иным. Так жила его душа,
так росла и наливалась соком от песни к песне, как тугое яблоко. В каждую песню
необходимо вложить свою душу, и в каждой новой песне она должна быть немного
иной, не такой, как в прежних. А что будешь делать, если есть только пустые слова
- а вложить в них нечего, и некому порхать в извивах мелодии?

Певец жил - как в полусне. Иногда ему хотелось уснуть на тысячу лет. Сон накатывал
тяжелой волной - мутный, вязкий, бесцветный. Певец засыпал с надеждой. Но и во
сне не приходили к нему теперь ни дивные строки, ни волшебные сказки.

Певец больше не был беспечным. Угрюмые морщины прорезали его лоб. Днем и ночью
его терзала глухая боль. Певец пытался выпеть эту боль, вложить ее в песню, как
раньше вкладывал свою и чужую радость, печаль, любовь, смех, боевой задор: Но
получался стон и хрип, а не Песня. В ней не было души. И теперь Певца слушали
только те, у кого тоже не было души. Те, кто потерял свою бабочку, всегда тоскуют.
И вежливо аплодируют.

Страшно жить без любимого дела. Больно жить в оковах пустоты. А Певец, даже если
он разучился петь, не может долго молчать о своей боли, о своем страхе.

И однажды ночью, одинокий посреди голого поля, Певец закричал в звездное небо:

-- Кто виноват в моей беде? Чем я-то виноват?

*


Высоко-высоко в небе всадник на крылатом златогривом скакуне натянул поводья
и обернулся. Ведь о том и бывает договор между людьми и богами, чтобы ни те,
ни другие никогда не нарушали законов мира, в котором живут. А если закон нарушен,
то именно певцы чувствуют это первыми. Вот почему именно певцов боги слышат лучше,
чем остальных людей.
Всадник повернул коня и помчался туда, куда увлек его зов.

*

Долго ли, коротко ли: Шел Воин...

Продолжение следует.

Ответить   Wed, 9 Aug 2006 12:30:03 +0400 (#579517)