Здравствуйте, уважаемые подписчики листа!

Всякий раз с радостью встречаю каждое письмо и ни одно из них еще не
обманывало моих ожиданий. Спасибо огромное всем-всем, кто присылает
такие замечательные и мудрые вещи! К сожалению, не получается писать
регулярно (спасибо, Евгений, за внимание к моим письмам, но здесь нет
никаких обид, просто так складываются обстоятельства).

Представляю вам сегодня моего любимого мистика Мейстера Экхарта (1260
-1327). Я думаю, многие знакомы с его мыслями, но перечитывая их всегда
находишь что-то новое, необыкновенное, поэтому пишу здесь некоторые из
его изречений. Возможно, кому-то это окажется очень близким...

Мейстер Экхарт встретил прекрасного нагого мальчика и спросил его,
откуда он идет. Тот сказал: "Я прихожу от Бога". - Где ты оставил Его? -
"В добродетельных сердцах". - Куда ты идешь? - "К Богу". - Где ты
найдешь Его? - "Там, где оставлю все творения". - Кто ты? - "Царь". -
Где твое царство? - "В моем сердце". - Смотри, чтобы никто не поделил с
тобой твоей власти. - "Я так и делаю". Мейстер Экхарт повел его в свою
келью и сказал ему: - Возьми себе любую одежду. - "Тогда я не был бы
царем" - и исчез. Это был Сам Бог, Который так пошутил с ним.

В этой сказочке, которую рассказал о себе Мейстер Экхарт сам, сказано о
нем главное: только там, где нет ни "теперь", ни "никогда", где угасают
все лики и различия, "в глубоком молчании произносит Бог Свое Слово".

"Никогда во времени не назвал Бог имени Своего", - говорит Экхарт.

ИЗРЕЧЕНИЯ

I. Мейстер Экхарт сказал: "есть люди на земле, они рождают Господа
духовно, как родила Его телесно Мать Его". Его спросили: "что это за
люди?" Он сказал: "это те, что свободны от вещей и созерцают образ
правды, и пришли к тому в неведении; они на земле, но обитель их на
небе, и они погружены в покой. Они проходят здесь, как маленькие дети".

2. Мейстер Экхарт говорит: смерть, которой умирают в любви и в познании,
благороднее и ценнее всех дел, что сначала и до сей поры в любви и
желании совершало святое христианство и совершать будет до конца мира.
Все эти дела служат лишь этой смерти, ибо из этой смерти рождается
вечная жизнь.

3. Кто хочет стать тем, чем он должен быть, тот должен перестать быть
тем, что он есть. Когда Бог создал ангелов, они узрели существо Отца;
это было первое дело их. И они узрели Сына, растущего из сердца Отца,
точь-в-точь, как растет зеленая ветка на дереве. Более шести тысяч лет
созерцают они это радостное зрелище, а как это происходит, об этом знают
они так же мало сегодня, как тогда, когда были созданы впервые. И это от
того, что так велико то познание: чем больше познаешь, тем меньше
понимаешь.

4. Мейстер Экхарт говорит: кто вожделеет высокого, тот высок. Кто
вожделеет видеть Бога, тот должен быть человеком высокого вожделения. Я
говорю, что Бог может все, лишь в этом не может Он отказать человеку
великого смирения и вожделения, и если человек не находит Бога, ему не
достает или смирения, или вожделения.

5. Мейстер Экхарт сказал: кто делает доброе дело, но не делает его
исключительно ради Бога, а имеет при этом еще другие помыслы, кроме
Бога, тот унижает достоинство Бога. Ибо все добрые дела -- Божьи дела.
Когда же человек в добром деле имеет в виду что-либо иное, кроме Бога,
то честь дела приписывает он это иному, и отымает тем самым у Бога Его
честь, и все такие дела неплодотворны и ненужны.

6. Мейстер Экхарт сказал: то, что зажигает сердце человека благоговением
и скорее всего приводит его к Богу, то для человека самое лучшее во
времени. Но, говорит он: кто хочет стать сыном Отца, тот должен стать
чужим всем людям и себе самому, и быть чистым внутри и иметь
просветленную душу. Человек, оставь самого себя и твори добро без
усилия, и приди к наилучшему; или сохрани себя самого, твори с усилием
добро и не приходи к наилучшему никогда.

7. Мейстер Экхарт говорит: Священное Писание всегда призывает человека к
тому, чтобы он освободился от самого себя. Поскольку ты свободен от
себя, постольку ты властен над собой, а поскольку ты властен над собой,
постольку ты принадлежишь себе, а поскольку ты принадлежишь себе,
постольку принадлежит тебе Бог и все, что Он когда-либо создал.
Поистине, говорю тебе: как Бог -- Бог, а я -- человек, если бы ты был
так же мало занят самим собой, как мало ты сейчас занят верховным
Ангелом, то верховный Ангел принадлежал бы тебе, как ты сам -- себе.

8. То, что Бог недвижим, делает все вещи бегущими. Есть нечто до того
резвое, что оно-то и делает все вещи бегущими, так что он возвращается
туда, откуда изошли, и все же -- в себе самом оно неподвижно. И чем
благороднее какая-нибудь вещь, тем быстрее она бежит.

9 . Что есть глагол Божий? Отец взирает на себя самого в простом
познании и взирает в простую ясность Своего существа; там видит Он
создание всех тварей. Там высказывает Он Себя Самого. Слово это ясно,
вразумительно и это -- Сын.

10. Я говорю: Христос первый человек. Как так? Первое в мысли есть
последнее в деле. Как крыша последнее при постройке дома.

11. Мейстер Экхарт говорит: если какой-нибудь человек предпочитает одну
вещь другой, и если ему милее Бог в одном, чем в другом, то такой
человек груб и незрел, он еще ребенок. Лишь тот стал мужем, для которого
Бог равен во всех вещах. Благо тому человеку, для которого все творения
-- скорбь и падение. Его спросили еще: если кто-нибудь хочет забыть
себя, должен ли он заботиться о том, что естественно. Он сказал: бремя
Господне легко и иго Его сладко: Он не хочет ничего, что не было бы
добровольным; то, что тяжело первобытному человеку, умудренному --
сердечная радость. Только тому принадлежит Царствие Небесное, кто мертв
до конца. Мейстер Экхарт говорил: Благодать приходит лишь с Духом
Святым. Благодать не есть нечто застывшее, она -- вечно становящееся.
Истекает она только из самого сердца Отца без всякого посредства.
Благодать свершает преображение и возвращение в Бога. Она делает душу
подобной Богу. Бог, основа души, и Благодать -- едины.

12. Говорит Мейстер Экхарт: один человек, умудренный в жизни, лучше ста
книжных мудрецов. А жить и читать в Боге -- этого достичь никто не
может. Если бы я должен был найти умудренного в Писании, я искал бы его
в Париже и высоких школах высокого искусства. Но если бы я захотел
спросить его о совершенной жизни, то он не мог бы мне ничего об этом
сказать. Куда же мне идти? Только в чистую, свободную от всего природу;
она могла бы сказать мне то, о чем я стрепетом спросил бы ее. Люди, что
ищете вы Живого среди мертвых останков? Отчего не ищете вы живого
спасения, которое может дать вас вечную жизнь? Ибо мертвому нечего ни
дать, ни взять. И если бы Ангел искал Бога в Боге, он не искал бы Его в
другом месте, как в свободном, чистом, отрешенном от всего творения.
Совершенство заключается в том, чтобы всякое бедствие, нищету,
страдание, злосчастие и позор, всей тяжестью свалившиеся на тебя,
переносить добровольно, радостно, свободно, как желанное, сознательно и
спокойно, и так оставаться до смерти без всякого "почему".

13. Бог -- нигде. Самым малым Его полно все творение. Самая сущность Его
-- нигде.

14. Если бы Бог не был во всех вещах, природа не действовала бы и не
вожделела бы ни в какой вещи. Ибо любо тебе это или нет, желаешь ли ты
это знать или нет: природа в своем сокровеннейшем ищет и мыслит Бога.
Никогда человек не жаждал бы пития, если бы в этом питии не было бы
чего-нибудь от Бога. Природа не предполагала бы ни питья, ни еды, ни
отдыха, ни удобства и ничего иного, если бы не было в этом Бога. И она
все больше гонится и стремится найти в этом Бога.

15. Когда душа приходит в безымянную обитель, там отдыхает она; где все
вещи -- Бог в Боге, там покоится она. Обитель души, которая есть Бог --
безымянна. Я говорю, что Бог неизречен. Одному из древнейших учителей,
нашедшему истину задолго до рождения Бога, до того, как стала
христианская вера такой, какова она теперь, -- казалось, что все, что он
ни сказал бы о вещах, будет заключать в себе нечто чуждое и ложное:
поэтому он хотел молчать. Он не хотел говорить: дай мне хлеба или дай
мне пить. Потому не хотел он говорить о вещах, что не мог говорить о них
в той чистоте, в которой он впервые возникли из первопричины. Оттого
предпочитал он молчать и выражал просьбу знаками пальцев. И если он не
мог даже говорить о вещах, то нам подобает хранить полное молчание о
Том, Кто первопричина всех вещей. Мы говорим Бог -- Дух. Но это не так;
если бы Бог был Духом, то Он был бы изречен. Св. Григорий говорит: "В
сущности мы не можем говорить о Боге. То, что мы говорим о Нем, должны
мы лепетать.

16. Один великий проповедник рассказал в высоком собрании следующую
историю: был однажды человек (о нем можно прочесть в писаниях святых),
целых восемь лет просивший у Бога послать ему человека, который мог бы
указать ему путь к правде. Однажды, когда его охватило особенно сильное
желание найти такого человека, был ему голос от Бога, который сказал:
"ступай к церкви, там найдешь человека, который укажет тебе путь к
правде". И он пошел; и увидал бедного человека с ногами израненными и
покрытыми грязью, вся одежда его не стоила трех грошей. Он поклонился
ему и сказал: "Да полет тебе Бог доброе утро", а тот возразил: "У меня
никогда не было худого утра!" Он сказал: "Да пошлет тебе Бог счастья!
Почему ты так отвечаешь мне?" Тот возразил: "Никогда не было у меня
несчастья". И опять он сказал: "Ради блаженства твоего скажи, почему ты
мне так отвечаешь?" Тот возразил: "Я никогда не был не блаженным". Тогда
он сказал: "Да пошлет тебе Бог спасенье! Разъясни мне свои слова, потому
что я не могу этого понять". Тот молвил: "Хорошо. Ты мне сказал: да
пошлет мне Бог доброе утро, а я возразил: у меня никогда не было плохого
утра. Случится мне голодать, я хвалю Бога; терплю ли скорбь или позор, я
хвалю Бога, и потому у меня никогда не было плохого утра. Когда ты
сказал: да пошлет мне Бог счастья, я возразил, что у меня никогда не
было несчастья. Ибо, что бы ни послал или ни назначил мне Бог, будь то
радость или страданье, кислое или сладкое, я все принимал от Бога как
наилучшее, -- поэтому никогда не было у меня несчастья. Ты сказал: "ради
блаженства моего", тогда я заметил: я никогда не был не блаженным,
потому что всецело отдал свою волю воле Божьей. Чего хочет Бог, того
хочу и я, потому никогда я не был не блаженным, ибо только и хотел
одного -- Божьей воли". -- "Ну, милый человек, а если б Бог захотел
бросить тебя в ад, что бы тогда сказал?" Тот отвечал: "Меня! бросить в
ад? Посмотрел бы я, как бы Он это сделал! Но даже и тогда, даже если б
Он и бросил меня в ад, у меня нашлись бы две руки, которыми я бы
ухватился за Него. Одна, это -- истинное смирение, и им я обвился бы
вокруг Него; моя другая рука -- любовь, и ею я обхватил бы Его". Потом
он сказал еще: "Я хочу лучше быт в аду с Богом, чем в Царствии Небесном
без Него".

С ув. Nika mailto:ninared20***@m*****.ru

ЗОЛОТАЯ

БАБОЧКА

Крамаренко С. В.

(продолжение1)

Поиск Целостности -

единственная задача, достоянная того,

чтобы стать на Путь

Жил-был на свете Певец. Был он нищ и весел; нищ, потому что беспечен, и беспечен,
потому что нищ. Он бродил по всем дорогам мира - уж очень многое было ему интересно
- и в самых разных вещах видел искру красоты, даже если она была не заметна другим.
Люди тоже были ему ужасно интересны, и в самых разных людях он видел красоту
и неповторимость. Вот и получилось, что он мог спеть людям о них самих так, что
они начинали лучше понимать себя и больше ценить. А еще он мог спеть о привычных
вещах так, что воспетые вещи уже никогда не становились обыденными. И песни его
звенели и шуршали, как рассыпающийся жемчуг, и каждому слушателю закатывалась
в ухо жемчужинка - а человек с жемчужинкой в ухе слышит песню в самом простом
шуме ветра и в самых простых словах собеседника. Золотая бабочка Певца порхала
над каждым словом и звуком в его песнях, узор на ее крыльях менялся плавно и
изысканно, как узор хорошего танца. И люди слушали и говорили:

-- Эти песни прекрасны. Они божественны!

Жила-была на свете Мастерица, которая умела невероятно красиво расшивать одежду.
Ее вышивки не старались быть похожими на цветы и листья, на людей и животных
- ведь изображение никогда не будет так же красиво, как живой цветок, трепетно
пляшущий под ветром и похожий только на себя. Эти вышивки скорее напоминали древнюю
письменность жрецов - а легенды твердят, что в этой письменности жили все тайны
мира и ответы на самые важные вопросы. Узоры, которые вышивала Мастерица, были
непонятны и ни на что не похожи, но они нравились людям, и вот почему: надев
вещь, вышитую для него, человек словно бы оказывался укутанным в то, что любил
больше всего на свете. Словно бы любимая поляна в лесу, или тонкая готовность
к схватке со зверем, или спокойная размеренность выласканного дома теперь всегда
была с ним, куда бы он ни пошел. Человек становился спокойнее и сильнее, а потому
светлее жил и вернее добивался своего счастья. Но люди об этом не слишком-то
задумывались - просто они видели красоту и тайну, которая радовала глаз. И часто
восклицали:

-- Это прекрасно. Божественная работа!

Жил-был на свете Кузнец. Он делал мечи и косы, наконечники копий и стрел, гвозди
и засовы. Железо пело под его руками, и молот пел, и наковальня пела. А по железу
бежал тонкий узор, словно бы сам рождался и прорастал, сплетаясь в изящных изгибах
и поворотах в ритме песни железа и молота. И потом стрелы пели в полете, косы
пели в работе, для которой были созданы. И большая нужна была работа, чтобы затупить
такую косу и утомить косаря - очень большая.

А рукояти мечей ложились в ладонь, как камень в воду - и такой меч легче легкого
срастался с мечником и становился ему другом, братом, мудрым помощником, словно
бы меч, как человек, обладал умом и сердцем. И мечник, впервые попробовав оружие
в движении, восхищенно говорил:

-- Вот то, что я хотел. Как ты угадал, Кузнец? Это божественно!

А крестьяне ничего не говорили. Только усмехались, любовно подправляя косы перед
новой работой.

*

Воин проснулся в своей хижине. Плавно выходя из теплого течения сна, он начал
ощущать мир вокруг себя, немедленно открыл глаза и улыбнулся. Первым, что он
увидел, было солнечное пятно на стене. Сколько раз он видел это пятно, пора бы
уж и привыкнуть. Но привыкнуть не получалось. Воину нравилось это пятно золотистого
света на золотистых досках, нравилось и то, что оно всегда приходит первым впечатлением
нового дня.

Когда-то он даже хотел начертать на этом месте изречение, прочитанное в старой
Книге:

Поиск Целостности -

единственная задача, достоянная того,

чтобы стать на Путь Воина.

Чтобы по утрам это было первое, что он видит. Нравились ему эти слова. Воин даже
обучился каллиграфии: и уже готовился отшлифовать доски: но передумал. Он и так
теперь каждое утро вспоминал это изречение, глядя на солнечное пятно. Потом,
быть может, другие слова понравятся ему больше. И их тоже можно будет увидеть
в солнечном пятне.

Воин встал и потянулся со вкусом, мимоходом улыбнувшись тому, как это замечательно
- быть способным встать и потянуться.

Он сходил к ручью, чтобы освежиться, а потом развел костер перед хижиной, чтобы
приготовить себе немного еды.

Пока костерок разгорался, пришел Сказочник. Он частенько приходил сюда, потому
что Воин немало странствовал на своем веку, видел в мире много такого, на что
другие не обращают внимания, и Сказочнику нравились истории об этих странствиях.
А еще Воин обладал редким умением слушать, и Сказочнику нравилось рассказывать
свои истории здесь, у этого костра.

Они позавтракали вместе, и Воин рассказал о стране, где не смеют жить в одиночку.
А Сказочник рассказал о том, как один человек посадил бобы и так нашел дорогу
в небо. Воин подумал и сказал, что, сажая бобы, дорогу в небо не отыщешь. Тогда
Сказочник возразил, что надо кому-то и бобы сажать, а тем, кто сажает бобы, надо
же чем-то утешаться. А Воин расхохотался, потому что у него за хижиной была целая
грядка бобов.

А потом Воин мыл котелок, готовил новую порцию дров для костра и занимался другими
простыми делами, которыми надо заниматься каждый день. А Сказочник любовался
его движениями - скупыми и точными, плавными и стремительными - и думал о том,
что Воину здесь, в общем-то, совсем не место. Слишком уж заметно, что он - не
из этой сказки. Сказочнику ли не знать. И было ему немного грустно, потому что
хороший Сказочник часто - если не всегда - может предугадать, что будет дальше
в этой истории. Он знал, что вот настанет момент - и Воин снова уйдет в свои
странствия, в свою сказку. И Сказочник немного жалел, что он сам живет не так,
чтобы видеть Воинов каждый день. А еще он немного жалел о том, что никогда не
узнает ни начала, ни продолжения той сказки, в которую уйдет Воин. Хотя он и
очень хороший Сказочник. И он сказал:

-- Есть нечто божественное в том, как ты живешь. Будто в твоем распоряжении -
весь мир. Я - маленький человек, я так не могу. Мне заслоняют огромный мир маленькие
вещи. Но они дороги мне. Я не могу жить так, как ты, и оттого вдвойне уважаю
тебя. Хорошо, что ты есть. Есть нечто божественное в том, что ты есть. Боги знают,
что делают. В твоем существовании я чувствую руку божества, промысел провидения.
Знаешь, кто ты? Ты - гвоздь. На котором держится крыша мира. А я прогибаюсь:
меня как будто бы и нет.

-- Не сокрушайся об этом, - улыбнулся Воин. - Какая крыша из одних гвоздей?

Подумал немного и добавил:

-- Не вспоминал бы ты богов понапрасну. Случается, что боги бывают обидчивы.

*

Боги обидчивы. По крайней мере...

Продолжение следует.