> Но теперь, если Бог есть, как бы продолжает или парирует в нас голос Основного Вопроса <(существует ли Бог?)>, возникают другие и гораздо более трудные вопросы. Мне кажется, их можно свести к трём: (1) Почему вообще что-то существует (это основной метафизический вопрос, по Хайдеггеру), т.е., формулируя это на религиозно-философском языке, зачем Бог сотворил мiр? (2) Откуда зло? (3) Каков конец всех вещей?

> Эти вопросы можно понять как возражения против существования Бога — если тот факт, что мы не можем найти непротиворечивого ответа на них, мы сочтём возражением или даже опровержением бытия Божия. Но такое заключение просто из факта ненахождения удовлетворительного для нас ответа было бы, конечно, слишком поспешным. <.....>

> (1). Зачем Бог сотворил мiр? Этот вопрос исходит из базовой интуиции причинности, цели или смысла: всё, что существует, имеет причину и цель (смысл) своего существования, иначе говоря, нет ничего беспричинного, безосновательного и бессмысленного, бесцельного. (Заметим, что этот вопрос не правомерно относить к Самому Богу — «Кто сотворил Бога?» или «Откуда взялся Бог?»: если относительно окружающих вещей нам естественно спрашивать об их происхождении в силу базовой интуиции контингентности всего сущего, то Бог — абсолютно иная «природа», относительно которой наша базовая интуиция, напротив, подсказывает, что Бог — вне времени и причинности.) «Творение» здесь означает неведомое, непостижимое появление, возникновение, генезис всего, что не есть Бог, «из ничего», только лишь волей, премудростью, властью и могуществом Бога. «Мiр» — это всё сущее. Безусловно, в понятии творения сокрыты серьёзные метафизические проблемы о том, как неизменный Бог мог измениться — стать Творцом или решить сотворить, т.е. вопрос о времени и вечности; что значит «творить» для Бога, т.е. чем отличается Его мышление о мiре от действия сотворения; в каком смысле «из ничего» и т.п. Однако все эти отвлечённости сейчас маловажны по сравнению с названным, жизненно важным для нас, людей, вопросом о главной цели или смысле творения.

> Именно какая-то вынужденность творения (даже если мы не будем добавлять, что в природу блага входит благотворить) логически несостоятельна, т.к. противоречит принципу всесовершенства Бога: получается, что без мiра Его благость не проявилась бы, не имела бы объекта своего излияния, и если это сообщает Ему бо́льшую полноту, значит, Он нуждается в мiре для раскрытия или проявления всей полноты Своей благости. (В корне этой проблемы лежит более общая онтологическая проблема самого факта, или наличия, творения как чего-то иного, чем Бог, что, на первый взгляд, немыслимо.)

> Мне кажется, невозможно избежать этой дилеммы: либо мiр есть нечто случайное и безразличное для Бога, что на самом деле, всерьёз не имеет для Него значения — но это противоречит Его всесовершенству, т.е. образу Бога как абсолютного Добра, или Любви, — либо следует признать, что мiр в каком-то смысле нужен Богу, что также противоречит Его всесовершенству, т.к. всесовершенное существо не может в чём-либо нуждаться. (Мы не обсуждаем допущение творения как игры, забавы, что, конечно, недостойно Бога.) Хотя чисто рационально эта трудность кажется непреодолимой, вместе с тем мы чувствуем, что всё зависит от того, как понимать нужду, потребность. Говорим же мы о возвышенной, благородной нужде, когда любящие нуждаются друг в друге. Такого рода нужда, пожалуй, нисколько не противоречит совершенству, вполне подобает ему. И всё же это — род зависимости, и нелегко понять, как можно её совместить с абсолютной божественной свободой.

> Тем не менее сердцем мы вполне понимаем и принимаем (достаточно легко переступив через указанную логическую трудность), что Божия благость и любовь излились вовне и, следовательно, Бог создал мiр с такой высокой, благой целью.

> (2). Unde malum — откуда зло? Зло я определяю как такое состояние (расположение, настроенность) и/или действие, которое направлено на (либо имеет своим результатом) несправедливое и невосполнимое (невосстановимое, необратимое) разрушение жизни. Это разрушение понимается в широком смысле — и как моральное страдание (подавление-унижение), и как физическое страдание и разрушение людей и других существ, которое никоим образом и ни в каком смысле не должно иметь место, т.е. существование чего абсолютно бессмысленно.

> Конечно, в точности мы не можем знать, что нечто абсолютно бессмысленно и, следовательно, ни в каком смысле не должно существовать в очах Божиих. Тем не менее иногда нравственное чувство свидетельствует об этом предельно ясно. (Здесь можно вспомнить утверждение Варлама Шаламова, что опыт лагерей — чисто отрицательный опыт, вспоминаются самоубийства таких узников и летописцев концлагерей, как Примо Леви, Тадеуш Боровский, Жан Амери.) Таким образом, то, что зло действительно существует, мы знаем из опыта, а именно — из категорического, бескомпромиссного, абсолютного возмущения и протеста нравственного чувства.

> Наиболее явственным, впечатляющим, ужасным образом зло проявляется в несправедливом, неоправданном, бесцельном и бессмысленном страдании, нравственном и физическом, особенно слабых и беззащитных существ — детей, женщин, стариков (многие современные философы и богословы не преминут добавить: и животных), но существует и множество форм зла, в той или иной мере скрытых от людских глаз — гордыня, беспричинная ненависть-злоба, коварные замыслы, извращенные страсти и т.п. О том, что справедливо, а что нет, а также о том, что, напр., гордыня и злоба — это зло, мы опять же судим по нравственному чувству — одной из наших базовых интуиций.

> Зло нельзя отождествлять с болью и страданием. Злом является только страдание несправедливое, незаслуженное, бессмысленное и не ведущее к воспитанию, очищению и совершенствованию. Напротив, всяческие болезни роста и особенно страдания, через которые необходимо пройти для воспитания, взросления, возмужания, и тем более очистительно-искупительные страдания — не только не зло, но и несомненное благо. Их отличие от (если воспользоваться, хотя и не вполне правомерно, славянским словом) «злостраданий», т.е. страданий, которые суть зло, в том, что первые несут временные неприятности, более-менее легко переносимые (понятно, что здесь большая область неопределенности), имеют только положительные следствия и не являются причиной невосстановимых повреждений и, тем более, лишения жизни каких-либо существ.

> Я думаю, что на древний вопрос unde malum невозможно дать непротиворечивого, разумного ответа: совершенно очевидно, что зло не может произойти ни от Бога, ни не от Бога, а третьего не дано.

> Но и само существование зла необъяснимо хотя бы просто потому, что объяснить — это указать если не на истоки, то во всяком случае — на цель и смысл, а это невозможно уже по данному только что определению зла: абсурдно искать смысл в бессмыслице. {См. С.Л.Франк, Непостижимое, гл. X.3.} Но, кроме того, существование зла логически немыслимо в рамках старой дилеммы, обойти которую невозможно: если есть зло, то Бог либо не благ, либо не всемогущ. {Впервые отчетливо сформулировано (после подобных рассуждений Эпикура и Секста Эмпирика) в De ira dei Лактанция.} Попытки защитить или оправдать Бога перед лицом зла называются теодицеей (богооправданием), и её замысел состоит в том, чтобы показать, что бессмысленного, абсолютно недолжного, т.е. настоящего, подлинного зла нет, а то, что нам кажется злом, на самом деле не таково.

> Я не буду рассматривать различные варианты теодицей, но скажу просто, вместе со многими мыслителями, что все теодицеи прежде всего нравственно, но большинство и логически неприемлемы и несостоятельны, если не прямо кощунственны по отношению к невинным страдальцам. {См., напр., И.Кант, О неудаче всех философских попыток теодицеи, С.Франк, Непостижимое, гл. X.3. Из недавних работ: Ларс Свендсен, Философия зла, М., 2008, с. 97: все теодицеи — «теоретический тупик». См. свежие хорошие обзоры, также с выводом о неприемлемости рассмотренных теодицей: Иерей Стефан Домусчи, «Проблема теодицеи в истории философии и православном богословии», Евразия: духовные традиции народов, № 1, 2012; Г.Н.Мехед, «Проблема теодицеи в русской нравственной философии», VOX: философский журнал 2009, № 6; А.Добжински, «О возможности философской онтологии зла: к постановке проблемы», Вестник ПСТГУ, Вып. 4 (32), 2010, с. 33–42. К нерешённости или даже нерешаемости этой проблемы склоняется, как мне кажется, большинство участников конференции: Проблема зла и теодицеи: Материалы междунар. конф. Москва, 6–9 июня 2005 г. М., 2006. Современная англоязычная литература о проблеме зла и теодицеи огромна и почти всегда работы на эту тему, если не движутся в русле христианской традиции, воспроизводя и разрабатывая классические варианты теодицеи, заканчиваются либо признанием непонятности и нерешённости проблемы, либо переосмыслением Бога, главным образом как сострадающего твари, либо мистико-практическим решением — необходимостью борьбы со злом. Итоговый обзор западных дебатов о теодицее: М.Дж.Мюррей, Теодицея в: Т.П.Флинт и М.К.Рей (сост.), Оксфордское руководство по философской теологии, М.: Языки славянской культуры, 2013. Из литературы о теодицее на русск.: Г.А.Бойд, Неужели Бог виноват? Проблема зла: как выйти за рамки легких ответов, Киев: Книгоноша, 2016; Ф.Янси, Почему? Вопрос, который остается всегда, К.: Ефетов А.В., 2015; Ж.-К. Ларше, Бог не хочет страдания людей, М.: Паломник, 2014; Т.Райт, Тайна зла: откровенный разговор с Богом, М.: Эксмо, 2010; А. Плантинга, Бог, свобода и зло, Новосибирск: ВО «Наука», Сибирская издательская фирма, 1993; А.П.Скрипник, Моральное зло в истории этики и культуры, М.: Политиздат, 1992. <.....>}

> И всё же есть две попытки ответа, которые хотя и оставляют в конечном итоге тайну, могут указывать какие-то направления поиска.

> Самым глубоким объяснением зла остаётся понятие свободы (из современных «теодицистов» наиболее известный её защитник и разработчик — «аналитический теист» Альвин Плантинга). Но понятие свободы само таинственно и многозначно, почему и возникают новые противоречия и недоумения:

> а) Если свобода — это способность выбора (liberum arbitrium), то непонятно, откуда могло бы появиться зло, ведь изначально его не было и, значит, невозможно было его выбрать. Способно ли свободное тварное существо сотворить зло? Напр., стать гордым и замкнуться в себе? Позавидовать людям или Богу? Захотеть стать на место Бога или Христа? Именно в чём-то таком, в подобном сатанинском творчестве — вся кошмарная загадочность, заманчивые глубины, «интрига» Люцифера. Либо же мы должны обратиться за ответом к чему-то подобному Ungrund’у Якова Бёме, несотворённой свободе Бердяева, мэону Бориса Левита-Броуна (см. его книгу Зло и спасение, СПб: Алетейя, 2010). Все эти догадки, интуиции или прозрения заманчиво глубоки, интересны, увлекательны, но, не допуская, кажется, серьёзного исследования, остаются мистико-поэтическими туманностями, убегающими от попыток рационального прояснения.

> б) Если в понятие свободы входит возможность делать зло (а это должно быть так, если зло действительно существует), то опасность падения, очевидно, никогда не исчезнет из тварного мiра. (Оставляю в стороне трудную проблему свободы Самого Бога.) На это можно ответить так: те твари (может быть, и ангелы, но осторожнее говорить о людях), которые — при возможности делать («творить»?) зло — свободно и сознательно избирают Бога и остаются верными Ему, вырастают, взрослеют, приходят ко спасению и навсегда утверждаются в Боге, так что для них возможность падения становится такой же абсурдной, как и для Самого Бога (так называемая «Иринеева теодицея», из современных «теодицистов» отстаиваемая более всего Джоном Хиком).

> Этот ответ вполне приемлем, но (не считая тайны происхождения зла) возникает вопрос о «цене» такого спасения, т.е. о конечных судьбах мира, человечества и всего творения, в указании на что и состоит вторая попытка решения проблемы зла: быть может, всё объяснится в Эсхатоне <...>

[ Юрий Вестель. Из ст. "Существование Бога и проблема зла" ]